Текст книги "Рассказики"

В предвкушении

Утром в воскресенье я собрался пройтись по городу. Заодно жена соорудила мне большой пакет мусора.

На улице ещё никого не было, было тихо и солнечно. Дорога на мусорку проходит мимо маленького магазинчика в нашем дворе. И тут я заметил на углу магазина одиноко стоящего мужчину лет шестидесяти. По всему его виду было заметно, что он обрадован моему появлению и с нетерпением ждет моего приближения. И весь вид его ещё издали чем-то напоминал вопросительный знак. Что же ему нужно? – задавал я себе вопрос, приближаясь.

Я не ошибался в его намерении. Не успев поравняться, мужчина, нетерпеливо сделав шаг в мою сторону, неожиданно предложил: «Давайте я сам вынесу ваш мусор?! А вы… – он протягивал мне деньги, – купите мне, пожалуйста, бутылку водки?!»

«Это какой-то подвох», – сразу пришла мысль.

– Да уж как-нибудь сам донесу! – ответил я ему, проходя мимо.

– Да у меня есть деньги! – услышал я молящий голос за спиной…

Меня заинтересовала странная ситуация. Может он из сказки о потерянном времени и ещё не достиг возраста, когда можно покупать спиртное? – только и успело промелькнуть у меня в голове, и я обернулся.

– Так сами возьмите себе бутылку! – предложил я ему резонно.

– Да я там должен! – сказал он горестно, поняв, что я не буду уже возвращаться…

Богатый лексикон

Первое знакомство с Сашей состоялось много лет назад, когда сестра привела его знакомиться с родителями. Уже тогда его речь показалась странной. Он, желая произвести хорошее о себе впечатление, тем не менее, употреблял в разговоре слова не совсем уместные и какие-то придуманные, как будто намеренно, коверкая свою речь.

Уже позже выяснилось, что он так изъясняется всегда, а вот зачем – было непонятно.

Разгадка просто ошеломила. Саша не выговаривает букву Р и просто заменяет все слова с этой буквой на не всегда приемлемые синонимы. Но как он это виртуозно делает – вызывало восторг. Он редко задумывался, подбирая нужное слово. Слова лились из него автоматически. И уже сейчас, по прошествии почти сорока лет, Саше уже точно можно претендовать о внесении своего имени в Книгу рекордов Гиннеса. Ведь многие слова и термины просто немыслимы для замены. Но Саша всегда находит выход и успешно обходит любое слово со злочастной буквой.

Работая водителем скорой помощи с врачами и медсестрами, он заменял и эти обозначения профессий, а также терминологию своего шоферского ремесла. Скорую он называет медицинской помощью, врачей и медсестёр – медиками, шоферов – водителями, дверки автомобилей – калитками, гаражи – стайками или боксами. О переломе руки говорит, что пациент сломал клешню, сердечный приступ – движок заклинило… Своим друзьям с именами и фамилиями с буквой Р, он подобрал легко выговариваемые клички. А лучшего друга, имеющего в фамилии, имени и отчестве эту букву, Саша окрестил Чойбалсаном. Как заменить слова «хорошо», «красиво», «здорово»? И тут Сашина фантазия нашла единый нужный термин, придуманный им самим – «финтикультяписто» – говорит в этих случаях Саша и все с улыбкой понимают, о чем идет речь…

Как, к примеру, рассказать о Юрии Гагарине, первом космонавте и его полёте на ракете? И тут Саша с лёгкостью выходил из сложного положения. Он делал вид, забывшего фамилию, и спрашивал – ну тот космонавт, что до Титова полетел? – Гагарин – подсказывали ему. – Да, – он! – подтверждал Саша и продолжал свой рассказ.

Жена Саши работает в риэлторской фирме, оформляет продажи квартир, и Саша просто объясняет о том, чем занимается жена. «Моя Галя с хатами мутит», – просто говорит Саша, если того требуют обстоятельства…

К Сашиному лексикону все привыкли ещё с момента знакомства с ним, и мало кто знает причину этого оригинального обращения. И когда жена предложила Саше сходить к логопеду, – он наотрез отказался. Ведь это будет слишком примитивно, – разговаривать, не обдумывая каждую фразу и каждое слово. Ведь Сашина манера речи – великое искусство, так разговаривают разве что известные дипломаты современности…

Темень

Николай Иванович спешил на работу. Кое-как сегодня собрался. Видимо действует зима. На улице темно и холодно. И ноги, чувствуя предстоящую дорогу по морозу, откладывали выход на улицу. Но, работа – есть работа. Опаздывать нельзя.

На работу Николай Иванович не ездил на общественном транспорте, хотя контора находится не близко, – он принципиально ходит пешком, несмотря на то, что вставать приходится на полтора часа раньше. Это же для здоровья полезно – пройтись по городу утром, а то ведь всё время сидишь в четырёх стенах кабинета – а по пути на работу и с работы есть возможность подышать воздухом, поразмышлять, разглядывая старинную архитектуру, происходящие изменения в облике города. Идёшь, не успевая здороваться со знакомыми, радуешься теплу, чириканью воробьёв…

Но это летом. А сейчас – темень! Люди бегут как тени, укутанные в тёплую одежду, и знакомые уже не встречаются, тут самому себя-то узнать невозможно…

Прогулка в темноте, при тусклом освещении улиц, отвлекла от мыслей о городе, и о знакомых. И Николай Иванович погрузился в раздумья о своей жизни. «Уже можно было бы и не работать, – вдруг подумалось ему, – пенсия назначена уже семь лет назад… Опять же – что дома-то делать? Сидеть, уткнувшись в телевизор? Так там и смотреть—то нечего. Одна политика, да криминал в новостях, которые уже надоели хуже горькой редьки… А работа всё-таки дисциплинирует. С годами выработался определённый ритм жизни. А как же без него?

Денег от пенсии, конечно, хватало бы, но лишний заработок ещё никому не помешал. Детям есть возможность помочь, внукам…

Хотя, что там детям? У зятя такая зарплата, что мне и не снилась, – раз в пять-шесть больше, чем у меня, – продолжал размышлять Николай Иванович, – Да и дочь неплохо зарабатывает, всё у них есть, ни в чём не нуждаются, по заграницам ездят, по морям. Старший внук тоже уже самостоятелен. Закончил вуз. И неплохо устроился – работа к душе, и платят хорошо. Уже и машину купил, и квартира есть у него. Вот младший внук – тому, да! Ещё вся учёба впереди! Приходится помогать ему – вкладывать за учёбу, хотя он и не просит – тоже где-то подрабатывает…

– Да! – не переставал рассуждать Николай Иванович, – Вот работаешь, работаешь, – так вся жизнь и пройдет, не успеешь пожить для себя. Но зато люди уважают, сослуживцы просят совета… Помрёшь – хоть добрые слова прозвучат на поминках!»

И тут Николай Иванович живо представил свои поминки: как плачет жена, суетятся дети… Как, уже за столом, его начальник берёт слово и произносит дежурные слова о том, каким Николай Иванович был замечательным человеком, высококвалифицированным специалистом, наставником молодёжи… Хотя все эти слова произносились уже ни один раз на юбилеях Николая Ивановича, и не только на его юбилеях и днях рождения, произносились они и на поминках его друзей и знакомых…

– Да и зачем мне все эти хвалебные речи и вся эта помпезность? Потом уже будет абсолютно всё равно… – с горечью подумалось Николаю Ивановичу.

– Для чего человек живёт? – Непонятно! Вот зачем я работаю? Ночью сплю беспокойно, – жду звонка будильника, иду потом в такую даль по морозу? Скользота, темень! Кому это надо? Детям? Внукам? Мне самому?..

Николай Иванович, не успев ответить на эти вопросы, уже входил в здание своей конторы. Что-то буркнув на проходной, не раздеваясь, он проследовал в отдел кадров и написал заявление об увольнении…

Каша из топора

Начальник штаба ГО Центрального района Эдуард Николаевич Дубровский военным был с детства. Ещё во время войны, его 8-летнего ребёнка, как сына погибшего офицера, определили в Суворовское училище.

– Ещё ширинку не умел застегивать, когда надел форму, – говорил Эдуард Николаевич.

Ему мечталось быть лётчиком, но подвело здоровье, и он стал артиллеристом, затем военным инженером. И последним местом службы для него стал Штаб гражданской обороны, где он и получил, наконец, звание подполковника-инженера.

Я пришел в Штаб по направлению Бюро по трудоустройству.

– Вот именно такие молодые ребята мне и нужны, – с радостью встретил меня Дубровский, – а то тут работают одни бабы. Ладно бы работали добросовестно – так нет: привыкли ничего не делать, пока начальник Штаба был гражданским. А сейчас, когда я начал налаживать дисциплину и требовать конкретной работы – написали заявления на увольнение. И пусть уходят…

Служба в армии, а затем на военных ремонтных заводах сделали Эдуарда Николаевича человеком хозяйственным и его военная смекалка – та самая, с которой когда-то солдат варил кашу из топора, и была основным инструментом Дубровского для становления и отлаживания работы Штаба.

Эдуард Николаевич быстро понял, какую ключевую позицию в районе он занимает и как можно быстро организовать гражданскую оборону на так называемых объектах народного хозяйства, при этом извлечь пользу и для нужд Штаба.

Каждый поход его по городу не проходил даром.

– Сейчас шёл по городу и увидел вывеску по такому—то адресу, – говорил Эдуард Николаевич, – там располагается такая-то организация, а по другому адресу – ещё одна, которой нет в нашем списке.

Он открывал телефонный справочник и звонил им, представлялся, называя все свои регалии, и тут же начинал спрашивать у руководителя – кто там у вас отвечает за организацию на объекте гражданской обороны? На том конце провода такой вопрос вызывал, как правило, шок. Там начинали оправдываться, что не знают этой работы, хотя понимают, что она необходима и её нужно организовать и проводить…

Эдуард Николаевич терпеливо выслушивал всю эту тираду, периодически вставляя слова: «безобразие…», «как же так – вы что не видите, какая сейчас сложная международная обстановка?..»

Потом, когда руководитель уже полностью был доведён до отчаяния, Эдуард Николаевич говорил: Ну что ж – будем вместе выходить из создавшейся ситуации – вы главное срочно определите человека, кто будет этим заниматься, и направьте его к нам. А уж мы подскажем с чего начать…

И тут весь облик Дубровского неожиданно менялся, в глазах появлялась хитринка, а голос становился более сговорчивым.

– Вы мне коротенько расскажите, чем занимается ваша организация? – спрашивал он. И только услышав первые пояснения, вдруг говорил: А не могли бы вы к нам на пару-тройку дней направить своего художника – нам тут нужно помочь оформить несколько стендов?

– Мы бы с радостью, – говорили на той стороне линии, – да у нас нет своего художника, мы всю наглядность заказываем в одной фирме…

– А сколько у вас в организации автомобилей? – уже с другой стороны подходил Дубровский.

– Да всего два.

– Тогда дайте на пару дней машину – нам очень много нужно развозить по городу писем – готовимся к учениям. А вас на этот раз не будем привлекать, учитывая ваше неудовлетворительное состояние, – но вы же должны внести свою лепту в общее дело. А мы к вам отправим своего сотрудника, чтобы он помог вам разработать план ГО…

Если в организации не было машины – находились доски, или клей для склеивания карт, бумага или лента для пишущих машин… В любом случае разговор заканчивался каким-либо приобретением. И работа в Штабе кипела: какие-то люди заносили в штаб старый линолеум, кто-то нёс краску или известь, в одном из классов работал чей-то художник, кто-то разносил или развозил письма, а на улице у дверей Штаба стояла пара машин…

«Вот она – коррупция! Как процветала в Советское время!» – сказали бы сегодня…

Да! С такой хваткой Эдуард Николаевич уже за год мог бы обогатиться и жить как у Христа за пазухой. Но Дубровский даже в выходные дни ходил в своей казенной форме и даже когда ему выделили путёвку в санаторий – поехал в ней, потому что другой одежды у него не было. Дома, с момента заселения, он так и не сделал ремонта и даже не разобрал ящики с вещами, привезённые с прежнего места службы.

А из своего дома в Штаб он нёс то инструменты, то гвозди или ещё какие-то вещи. Потому что Штаб и был для него постоянным местом дислокации – в нём он жил и ему отдавал всю свою душу…

Розыгрыш

В этот день я и Сергей Иванович Капустин одновременно пришли на работу.

Капустин – консультант по правовой работе в народном хозяйстве, я – консультант по правовой пропаганде областного отдела юстиции.

Только мы вошли в кабинет, к нам тут же заглянул кадровик Иван Васильевич Дрынкин: Что, пришли? Вас Алексеев уже трижды спрашивал. Сказал – как появитесь, – сразу к нему!…

Мы по-быстрому скинули куртки, взяли рабочие тетради и ручки и отправились к Алексееву.

Валентин Михайлович Алексеев – зам. начальника отдела юстиции и наш прямой руководитель в кабинете располагался не один, а с другим замом Геннадием Николаевичем Борисовым.

– Здравствуйте! – с недоумением вошли мы к ним в кабинет.

– О, ребята, проходите, присаживайтесь. Что там у вас нового? Как дела? – по– дружески спросил нас Алексеев.

– Да ничего нового, – все та же бумажная работа, – ответил ему Капустин.

«Странно он начинает разговор, – подумали мы – зачем мы ему понадобились сразу вдвоем?»

Тут Алексеев начал нам рассказывать, как вчера он ходил читать лекцию в трудовой коллектив…

«А, ясно, – подумали мы – наверное, там ему вопросов назадавали и теперь понадобятся письменные ответы».

Но нет, Валентин Михайлович рассказал, как он грамотно всё разъяснил, и как его благодарили за хорошую и нужную лекцию. Вдруг Алексеев вспомнил случай из своей судебной практики, когда он был ещё молодым судьей, и как ему приходилось готовиться и выступать с лекциями в коллективах. Потом рассказал, как проводил выездные заседания суда…

«Какое-то длинное вступление к серьёзному разговору, – подумали мы – когда он уже дойдет до сути?».

– Ну ладно, – сказал Алексеев, – пора заняться работой.

«Наконец-то, – подумали мы, – Что же он нам сейчас поручит?»

Но Алексеев, выдержав паузу, вдруг сказал: А еще, вспомнил, – мне вчера анекдот рассказали. И он начал рассказывать анекдот…

Мы рассмеялись и подумали: «Что же он тянет?»

– Ну что, поболтали, – нужно работать! – снова сказал Алексеев.

Мы сидели молча.

– Зачем пришли? – не выдержал Алексеев.

И тут, в голове, как будто магнитофонная запись прокрутилась назад – «Дрынкин! это он нас отправил к Алексееву. Зачем он это сделал? А… – ведь сегодня 1 апреля»…

Не подавая виду, Сергей Иванович спросил: Да я тут вам давал письмо, которое подготовил в Минюст…

– А, ты про то письмо, – так я его уже давно подписал и его отправили! – сказал Алексеев.

– Ну ладно, мы пойдём работать! – с облегчением сказал Капустин и мы вышли из кабинета.

– Как мы забыли, что сегодня 1 апреля?! – сетовал Сергей Иванович, – Сейчас зайду к Дрынкину и скажу, что Валентин Михайлович вызывает его к себе, за то, что он отвлёк нас от работы.

– Да он не поверит. Сразу поймет, что мы это в отместку придумали. Надо всё тщательно обдумать и не торопиться, – посоветовал я, и мы вернулись в свой кабинет.

– Я сейчас ему скажу, что пришла какая-то срочная бумага по кадрам, что мы её видели у начальника отдела юстиции…

– Да сейчас бесполезно! – сказал я Сергею Ивановичу, – Он уже сидит и ждёт, – что мы там придумаем, чтобы его обмануть…

– Во! Я придумал! – Сегодня же зарплата. Сейчас зайду к нему и скажу, что в бухгалтерию приглашают получить зарплату, – не унимался Капустин.

– Погоди, – сказал я Сергею Ивановичу – у тебя же есть профсоюзные деньги (С.И. был профоргом), возьми их в руки и сразу будет достоверно, что ты получил зарплату.

Сергей Иванович обрадовался этой придумке. Он тихонько открыл сейф, достал оттуда деньги. Для достоверности вышел из кабинета. Выждал некоторое время и потом громко прошёл по коридору, как будто издалека – бухгалтерия находилась в противоположном конце здания. Я слышал, как он прошёл в соседний кабинет, где работал Дрынкин и Калина Владимировна Соколова, консультант по нотариату. Потом Сергей Иванович вернулся в наш кабинет.

– Ну что? – спросил я его.

– Зашёл, сказал, что зарплату дают. Приглашают в бухгалтерию. Дрынкин сидит, уткнувшись в бумаги, а Калина Владимировна стала собираться за зарплатой.

– Надо её перехватить! – сказал я Капустину.

Мы выскочили из кабинета и догнали Калину Владимировну в нашем длинном коридоре.

– Мы Ивана Васильевича хотим разыграть, – пояснили мы ей, и рассказали о том, что случилось с нами утром.

– Возьмите, Калина Владимировна, деньги. Зайдите в кабинет и положите их на стол или в сумочку, можно даже ничего не говорить.

Калина Владимировна согласилась нам помочь.

– Ладно, – сказала она – давайте деньги!

Мы из своего кабинета слышали, как она вошла и что-то сказала Дрынкину, как захлопали дверцы сейфа. Это Иван Васильевич убирал дела. Он отставной полковник-пограничник, никогда бумаги не оставлял на столе. Потом послышались его шаги по коридору.

Мы торжествовали.

– Звони в бухгалтерию, – поздравь Ивана Васильевича с 1 апреля, – посоветовал я Капустину.

– Точно! – сказал Сергей Иванович, и набрал номер телефона бухгалтерии.

– У вас случайно нет Ивана Васильевича Дрынкина?

– Да, вот он, только зашел.

– Дайте ему трубочку.

– Иван Васильевич, поздравляем вас с праздником 1 апреля, – пафосно произнес Сергей Иванович и положил трубку.

Минуты через три дверь нашего кабинета распахнулась.

– Ну что, – повеселились? Вы как малые дети, честное слово. Заняться вам больше нечем, – с обидой сказал нам Иван Васильевич и ушёл в свой кабинет.

Дня три Иван Васильевич не заходил к нам. А потом всё забылось и вернулось в своё прежнее рабочее русло.

Варнак

– Да это я – «бурят – штаны горят»! – говорил мне Алексей Жигжитович, как только я поднимал трубку телефона, – Куда едем? Говори! Хоть куда увезу!

Он уже несколько раз возил нас с Жеребцовым по близлежащим историческим местам в окрестностях города. Я и познакомился с ним у Жеребцова в музее. Они однокурсники, вместе учились когда-то заочно в ЧГПИ.

– Кто такой? – спросил он меня при знакомстве, – Какая фамилия? Откуда родом?

Узнав, что родом я с Магаданской области, сразу заинтересовался: Расскажи мне про медведей (сказал он с ударением на последнюю «е»). У вас там много медведей, я знаю. Я очень люблю слушать про медведей…

Тогда мы договорились, что он свозит нас на Обоо (буддистское культовое место) на Титовскую сопку. Определились с днем выезда…

В назначенный день он позвонил мне рано утром. – Одевайся, выходи! – сказал он, – Сейчас подъеду! Мне нужна твоя помощь! Надевай рабочую одежду!

Оказалось – он решил продать гараж, а запасной блок цилиндров от своей жигулешки хочет перевезти на хранение к родственникам. По дороге на Первую Читу, куда мы везли блок и пару старых колёс, он рассказывал о своих любовных похождениях. – Я – варнак, – говорил он, – не то что вы с Жеребцовым – порядочные люди…

У дома за городом ворота оказались запертыми. Во дворе бегала и лаяла огромная собака. Мы долго стучали в ворота, но никто не реагировал. – Наверное, спит племянник, – сказал мне Алексей Жигжитович, – Сейчас у соседей возьмём доску, перекинем с их двора на этот дом, ты по ней попадёшь на крышу и оттуда палкой постучишь в окно! – решил он.

– А как же собака? Она не даст мне продвигаться по доске.

– Собаку я беру на себя! Я буду её отвлекать! – уверенно сказал мне Алексей Жигжитович.

Соседка, у которой он стал просить доску, пояснила, что стучать бесполезно, племянника нет дома, он уехал часа два назад…

Это спасло меня от манипуляций с доской, и от злой собаки…

Алексей Жигжитович позвонил тогда своему брату, тот быстро примчался и разрешил проблему…

Потом с Алексеем Жигжитовичем мы ездили на Обоо, где он был смотрителем. Ездили к памятнику революционерам, расстрелянным у Титовской сопки, к тропе Ю. Т. Руденко за Ингодой…

В другой раз по ухабам и бездорожью он вёз нас по старой дороге, когда-то соединяющей

д. Засопку и д. Титово.

Машина скрежетала, и казалось, что она вот-вот развалится. Но Алексей Жигжитович вёз нас смело и уверенно, с трудом выкручивая руль. Периодически он напоминал нам: Это вы – интеллигенты, всего боитесь, а я – варнак, и никогда ничего не боялся. Обещал – значит доставлю!..

Я подарил ему книжечку с колымскими рассказами.

– У вас там всё интересно! Когда поедем туда? Скажи! Мне очень хотелось бы побывать в тех местах! – говорил он серьёзно.

Я сказал ему, что ехать придется долго…

– Сколько? – спросил он.

– Наверное, тысячи четыре километров по бездорожью!

– Да! – сказал он, – Наверное, не доедем. Я думал – меньше!..

– Ну что? – звонил он мне в очередной раз, – Это я – дедушка-бурят. Чем занимаешься?.. Когда мне про медведей напишешь?.. Скажи – куда ехать? Я готов хоть сейчас! Спроси у Почётного гражданина (так он называет Жеребцова) куда ему надо?..

И мы снова ехали. Теперь уже на Иван-Озеро к Михаилу Сапижеву, посмотреть его самобытный музей.

Возвращаясь, нас остановили на посту ГИБДД. Алексей Жигжитович невозмутимо открыл дверце своей старенькой машины.

– Кто такой? – спросил он подбежавшего к машине инспектора, – Зачем остановил? Документы есть?

Инспектор был стажёром и растерялся от неожиданных вопросов. – Предъявите документы! – пролепетал он робко.

– Документы в порядке! – ответил ему Алексей Жигжитович, – Зачем остановил? Кто такой?

Тот назвался.

– Где документы? – не унимался Алексей Жигжитович, – Покажи!..

Мы с Жеребцовым просто не могли не смеяться, от такого его напора.

Стажёр документов не имел. – Сейчас, подождите! – сказал он, и побежал за инспектором.

Подошёл инспектор – бурят. – Здравствуйте! – поздоровался и представился он, – Прошу предъявить документы!

– Кто такой? – всё также настойчиво спросил его дедушка-бурят, – Документ покажи?! Мои документы в порядке! – он показал удостоверение помощника губернатора…

– Мне эти не нужны! – сказал инспектор, – Предъявите документы на управление транспортным средством!

– Ты бурят? – спросил его Алексей Жигжитович, и добавил несколько слов по-бурятски. – Сейчас посмотрим, какой ты бурят?!

Инспектор языка не знал.

– Ты бурят или не бурят? Я тебя спрашиваю?! Зачем остановили? Вот мои документы!

Инспектор, не глянув в документы, тут же вернул их.

– Езжайте! – сказал он, уже пожалев видимо, что остановил дедушку – бурята.

– Наберут дураков! – говорил ему Алексей Жигжитович, – Ничего объяснить не могут: Зачем останавливали?! Кто такие?…

Он захлопнул дверку своих стареньких жигулей и мы поехали дальше…