Текст книги "Волчий уголок"

Глава третья
Угроза болезни

За незримою чертой, перейти которую мы стремимся, нас ждет иная жизнь. Там нет телефонов, справочных бюро, зонтиков, калош, гриппа, сквозняков и тротуаров; обед будет без скатерти, а вместо вилки – пять пальцев. Там никто не укажет нам путь, и все придется делать самому: чинить штаны, ботинки, печь лепешки, чистить кастрюли, стирать белье. Нас ждет суровая тайга. И плохо тому, кто слаб в борьбе или не верит в свои силы! Природа к таким беспощадна.

Гр. Федосеев

Заготовка дров. Кислица. Дупло желны. Тайник на дереве. Узнавание птиц. Ежевика. Обед у речки. Камышница. Гроза. Болезнь. Освещение жилья. Местная топонимика.

Из дневника Славика

Встал поздно. Полдня носили камни, хворост, сделали табуретки из пеньков. Видели след, скорее всего собачий. Собаки в лесу на человека не лают и не бросаются даже самые злые, а охотничьи даже дружат с чужими. Жаль, орехов совсем мало. Вкусные. Любимая моя еда, только, когда полные, полностью набитые ядром. Поймал девять штук рыбин. Все плотва. Дядя Петя показал росянку. Называется так потому, что на ворсинках висят капельки. Как будто роса, а на самом деле липкое вещество. К нему приклеиваются мошки. Дядя Петя придумал, как выровнять и высушить удилище. В лесу его не прибьешь гвоздями в пазу между бревен дома, как это можно сделать в деревне. Резали ложки. Конечно, кольцом удобно выстругивать ямки у ложек, не намного труднее, чем бить баклуши. Днем видел только чаек и синиц. Какой-то мертвый лес. Папа говорит, что все звери и птицы человека видят, но сами не показываются. Вот бы самому засесть где-нибудь в дупле и просидеть целый день, чтобы всех увидеть. Спал под утро, как пшеницу продавши.

Из дневника отца

Отличные сиденья получились из пней. Почему столько деревьев упало в одном месте?.. Лесники достаточно оперативно поработали, убрали ценное. Подумать, как бы это не вручную вырезать деревянные ложки. Неплохо связывать наши конструкции сосновыми корнями. А еловыми?.. Сделать бы приличную печку. И навес. И стол. Кончается сало. Аппетит не проходит… Видели волчий след у родника. Глухое место.

Из дневника дяди Пети

Вчера был неплохой закат, и вот сегодня хорошая погода. Чайки появились на озере, но их не очень много. Неплохо клевала плотва. Поставил всего лишь одного живца: не поймал больше. Не забыть поискать ручейников. Короедов найти не просто.

Славик проснулся от жары. Вчера он просыпался от холода, и поэтому никак не мог сообразить, где он и что с ним.

На него вместо одеяла были наброшены два взрослых свитера и отцовская штормовка. То-то ему так сладко спалось, пока не пригрело солнце. Оно уже пробивалось сквозь ветви береговой елки и вот-вот должно было заглянуть в шалаш.

Славик зашевелился, скинул многочисленные покрывала, стянул с головы вязанную лыжную шапочку. С удовольствием ощущал холодок утреннего воздуха. Слабо шевелились еще не завядшие березовые листочки, протиснувшиеся через переплет крыши. Ни одной искорки света не пробивалось сквозь плотную укладку лапника и веток. Пахло остывшей деревенской баней.

Крыша хоть куда, решил Славик, а вот постель не помешает сделать потолще. Он пошевелился. Сучок, который надоел ему с вечера, снова уперся в бок. Всевозможные палочки и сучки так и выпирали сквозь нетолстый слой сухой травы и мха.

Славик осторожно, чтобы не растаскивать настеленное, полез к выходу.

Солнце золотым сияющим пятном широко расползлось в блеклом дымчатом небе. Озеро еще спало, неподвижное, серое от отраженного лесного берега. Белые кружки слабеньких волн ненадолго появлялись на неподвижной поверхности. Гуляла рыба. Похоже, день предстоял знойный. Не меньше 18 градусов уже есть прикинул Славик.

Отец нес к костру мокрый озерный камень.

– Проснулся? Ну как? Может, сегодня домой? Отгуляли два дня и хватит. Оголодали.

Славик промолчал. Он нисколько не сомневался, что отец шутит.

– Лучше скажи, сколько градусов.

Отец призадумался, повертел головой, расстегнул ворот рубашки. Славику понравилось. Отец всерьез относился к уставу, хотел правильно ответить.

– Порядка 17 градусов по Цельсию. Похоже, будет хороший денек.

Славик усмехнулся довольно. Они одинаково чувствовали и предсказывали погоду.

К воде он сошел босиком. По устному дополнению к уставу он должен был умываться всегда и без напоминаний. В прозрачной воде мальки веером разлетелись над белым песочком. Впереди темными торпедами ушли в глубину окуньки покрупнее. Мальки далеко не убежали, развернулись и толчками начали приближаться к непривычно белым в воде ногам.

Славик зевнул, присел на корточки и пригоршнями несколько раз плеснул в лицо водой, громко пофыркал. Такой теплой водой он бы умывался без напоминаний. Он бы и искупался, да одному рано утром лезть в огромное с неизвестными глубинами озеро как-то не хотелось.

Вытерся он рукавом рубашки. Зря брали полотенца, подумал мимоходом. В деревне купаешься с утра до вечера и никакие полотенца не нужны. Вспомнил про зубы. Долго думал, но потом все-таки нашел липовую палочку, очистил от коры и долго держал ее в огне. Дымящийся кончик сунул в озеро… Невкусным, крошащимся углем слегка погладил зубы и скорее прополоскал во рту.

Отец все мудрил с камнями у костра. Вчера он сказал, что камней здесь много – грех не сделать удобный очаг. И вообще он терпеть не может бестолковые костры, из которых во все стороны торчат не догоревшие палки. Недаром он отказывался ехать без хорошего топора. Руками трудно наломать дров для аккуратного костра, а тем более для печки. Что настоящая печка рано или поздно появится, Славик не сомневался. Отец уже соорудил нечто вроде ниши, на которую сверху удобно становились оба котелка. Огонь в нише горел ровно, заполнял все пространство. А если требовалось большое пламя, оставалось большое место впереди, огороженное полукругом из камней.

– Завтрак будет легкий, без сала, – заявил отец. – Нужно оставить небольшой неприкосновенный запас. Зато чаю – сколько хочешь. Чай отличный – из смородины. Нашел несколько кустиков, жаль, ягод нет. Может, поздновато для смородины. Но вообще я давно заметил, что плодоносящему деревцу или кустику при таком… столпотворении стволов в лесу нелегко вырастить качественные плоды. На тех рябинах есть ягоды, которые к озеру склонились, солнце видят. Которая в лесу – нет ничего. Черемуху нашел – пустая. Конечно, наша большая елка понавешала на себя шишек: ей смородина не мешает… Принеси-ка ты вместо физзарядки охапку дровишек, – вдруг переменил он тему.

Славик начал глазами обводить их дворик.

– Топор на стенке под крышей, – подсказал отец. – Теперь там его постоянное место.

Топорик был заткнут за изгиб вплетенной в стенку ветки.

Славик пошел в сторону большой ели. Она стояла на ровном месте, а дальше полого начинался склон горы, заслоняющей озеро с запада. Крупные нижние ветви старой елки провисли почти до земли, но их основания не достал бы и взрослый. Выше по стволу сучья росли так густо, что через несколько метров полностью загораживали все пространство. Под деревом на бурой слежавшейся иглице валялись совсем свежие щепки, неровно отколотые, будто их наковыряли отверткой. Славик и рад был узнать работу дятла, да размеры щепок вызывали подозрение. Самая большая была длиной с карандаш и вдвое его толще. Остальные – под стать большей. И все же щепки явно появились из дупла, продолговатое неровное отверстие которого светилось на стволе под сучьями.

Обхватить дерево он смог бы разве что с отцом. Исследование дупла Славик оставил на потом. Несколько щепок положил в карман.

Дальше не росли березы и осины, только ели, большие с гладкими стволами. Много деревьев, вывернутых бурей, лежало на земле. Среди бурелома удобнее всего было идти по ним, опираясь о сучья. Славик отошел от стоянки не дальше двухсот метров, а уже казалось, что кругом дремучий лес на многие версты.

Веселила глаз кислица. Ее трилистники сплошным покровом устилали кочковатую землю. Славик знал эту съедобную травку. Заячьей капустой называл ее отец. Он пожевал одну вместе с ниточкой-стебельком. От кислого натощак лицо его перекосилось, закололо за ушами. Следующие листочки показались слаще. Он горстью начал вырывать целые куски из зеленого покрывала, а на нем почти не появлялось прорех.

Славик направлялся за дровами, но он хорошо усвоил, что они должны постоянно заботиться о дневном пропитании и многих других вещах, без которых не мила жизнь избалованному цивилизацией человеку. Правда, они добровольно отказались от большинства благ, совершенно необходимых в городе, где такое скопление народа, но горячей пищи, сухой одежды, обуви, они не собирались лишать себя в лесу.

Он наполнил объемный карман штормовки рыхлыми листиками и сразу начал рубить бескорый крепкий сук на упавшей ели. Сухое твердое дерево не скоро поддалось легкому топорику, искрошившему его в одном месте на мелкие кусочки. Славик не сразу сообразил, что рубить нужно не поперек, а наискось, тогда лезвие, откалывая слои, глубже входит в древесину.

Он быстро вспотел. После каждого надрубленного и сломанного сука прикидывал, не хватит ли уже на увесистую вязанку. Всякий раз получалось, что маловато.

Последний, решил он наконец и особенно лихо стукнул по крутому изгибу сука. Топорик звонко звякнул и, как живой, прыснул в сторону… Прямо на ботинок.

Боль вспыхнула, словно зажженный порох, но не стихла так же быстро. Славик замер, стиснул зубы. По тому, как боль медленно затихала, понял, что легко отделался. Топорик ударил по касательной, не до крови. На ботинке белел треугольник: верхний слой кожи срезало начисто.

По такому следу отец сразу догадается, что его сын не выполнил заповедь бывалого лесного человека: правильно ставить ноги при работе с топором и никогда не корчить из себя даже перед самим собой самоуверенного фраера, играющего с инструментом, чего никогда не позволит себе настоящий мастер. Примерно такое и услышал Славик, когда позднее признался, откуда у него такая отметина на башмаке.

Ни к чему было демонстрировать свой промах. Славик запустил руку под мох и иглицу, наковырял черной влажной земли и тщательно затер белое пятно.

Связать дрова было нечем. Он же сам убеждал взрослых не брать никаких лишних веревок. Несвязанная охапка кривых палок цеплялась за каждую ветку и расползалась из-под рук во все стороны. Славик трижды бросал дрова наземь пока донес до стоянки. В придачу и топорик все норовил выскочить из руки.

Отец с дядей Петей сидели у костра.

– Долго ты ходил, – отец встал. – Хороши еловые дрова, да трещат сильно.

– Ну и пусть себе трещат, – беззаботно заключил Славик.

– Дело не в шуме, – назидательно начал отец. – При треске угольки разлетаются во все стороны. И шалаш могут поджечь, и лес, и дырку на штанах сделать. Любого масштаба вред может одна искра причинить.

– А какие тогда собирать? – обиженно спросил Славик. – Других нет.

– Березовые хороши, хотя котелки закапчивают сильно. Осина – не то. Жару не дает. Ольха неплоха… Но, думаю, лучше всего лозняк, орешник. Конечно, ясень, клен. Но это деревья редкие, ценные.

– Чем они ценные?

– Тем, что древесина у них плотная, красивая, прочная. Сделать можно любую вещь.

– Рогатку, – фыркнул Славик. – Вспомнил, что именно на клене возле бабушкиного дома приглядел отличную рогульку и тайно срезал ее.

– Вот видишь, не на ольхе же ты рогульки ищешь, знаешь, что кленовая лучше. Фуганки, рубанки из клена делают, из ясеня – лыжи. – Он начал рубить и укладывать в поленницу принесенные палки. – За неимением гербовой пишут и на простой. Сойдут и эти. Жаль, маловато.

– А это? – Славик показал на низенькую другую поленницу коротко нарубленного валежника, сложенную по северной стенкой шалаша, как будто в деревне у стены сарая.

– Да здесь на один хороший костер в дождливую погоду. Должен быть запас. Послушался тебя, не взял настоящий топор, а с этим разве заготовишь. – Отец засунул топорик за ветку. – Следующий раз ремнем поверх штормовки подпояшись, будет куда топор сунуть. Как настоящий мужик-лесовик выглядеть будешь.

– Джинсы спадут.

– Спадут… – передразнил его отец. – Тогда держи их руками.

– Все равно палки надо чем-то связывать, так невозможно носить. – В голосе Славика чувствовалась обида.

– Лыком бы связал или корнями, или веткой гибкой.

– Где их взять?

– Вот уж не буду давать советы, где в лесу, что брать.

Славик понял, что обижаться не на кого. Вспомнил про найденные щепки. Сунул руку в карман и наткнулся на кислицу.

– Вот чего я насобирал. – он торжественно вытащил горсть травки.

– О, это здорово, – отец подставил ладони. – Сварим кисленький супчик. Как это я забыл про нее. – Он взял щепотку листиков и стал жевать.

Славик присел на корточки рядом с дядей Петей, который втыкал в землю возле костра последнюю палочку с самой мелкой плотвицей.

– Смотрите, дядя Петя, – Славик достал щепки. – Там дупло на елке и под ним такие щепки.

Дядя уважительно покачал головой.

– Неужели желна может такие отколоть?.. больше некому. Остальные дятлы – слабаки. Дерево какое крепкое, – он попробовал пальцами надломить щепку. – Дупло большое?.. Не круглое?.. Высоко?.. Посмотрим обязательно.

Отец ничего не сказал про щепки. Видно усомнился. Что птица величиной с галку или чуть больше способна отламывать такие куски от крепкого дерева. Он вернулся к прежнему разговору.

– Из еловой ветки хороший обруч для корзины получается. Но дрова ей связывать – намучаешься. А вообще как и чем крестьянин раньше связывал. Привязывал?.. Тем, что под рукой. А тогда под руку не попадался капроновый шпагат для прессования соломы, которого теперь на любом поле найдешь сколь хочешь. Льняные снопики вязали льном. Хорошо, на то лен волокнистая культура. Так ведь же любая старушка ловко свяжет ржаной соломой здоровенный сноп. Ладно, у ржи хоть стебли длинные. Так она же свяжет сноп ячменя ячменной же соломой, которая не длиннее полторы четверти…

– Что это за четверть? – перебил Славик.

Отец на своем предплечье поставил циркулем большой и указательный палец.

– Расстояние между ними, – пояснил он.

– Нашел чем мерить, – пренебрежительно поморщился Славик.

– В наших условиях лучше не придумаешь. – Отец оставался невозмутимым. – Ничем не хуже расстояния от кончика носа английского короля до кончика пальцев вытянутой руки. Кажется, такая длина у ярда.

– А помнишь, Сергей, – дядя Петя кивнул отцу, – раньше в деревнях изгороди на выгонах делали. – Он обернулся теперь к Славику. – Забивали два кола, – он примерился, – на четверть друг от друга и перевязывали их в двух местах ивовыми прутьями. На эту перевязь жердь положил – и изгородь готова. Надежная разборная конструкция – и никаких гвоздей.

– На Кавказе я видел, как виноградную лозу к стойкам рогозовыми листьями привязывают, – сказал отец. – Они и крепкие, и мягкие, и дешевые.

– Что еще за рогоз? – Славик хотел знать точно.

– Черные цилиндрические шишки на болоте растут…Которые у твоей мамы икебану изображают в вазе. Это и есть рогоз. Листья его помнишь?

– Угу, – Славик призадумался. Не сразу вспомнил длинные ленты-листья. Если б не стояли когда-то в вазе, вряд ли бы вспомнил. Известное растение и слово знакомое, не впервые слышанное, а связать их друг с другом не так просто.

– Давайте-ка завтракать, – отец снял с камней очага шипящий котелок, поставил на землю. – А дровишки надо заготавливать, раз мы не на один день сюда приехали.

По три печеных плотвицы досталось Славику и рыбаку – дяде Пете. Отец оставил себе две и запретил возвращаться к этому вопросу. Всем налил смородинового чая. Он крепко протомил его над угольками – настой получился густо-палевого цвета. Был бы совсем вкусным, будь сахара побольше.

Ели они долго. Рыба опять таяла во рту, а кусочки, отщипнутые от костей были такими крохотными, словно щепотка соли, которой подсаливаешь суп в тарелке. Взрослые нажимали на кислицу. И Славик, глядя на них. Все чаще добавлял к рыбе и сухарю блеклые листочки с ниточкой-стебельком. Получалось вкуснее с кисленькой витаминной добавкой.

– Хорошо поработали, – весело сказал отец. – Косточки обсосали – не подкопаешься. Муравьям делать нечего. В костер бросай, не загрязняй двор, – остановил он Славика, собравшегося зашвырнуть рыбий хребет с головой в ельник.

– Помните, недавно документальный фильм про Японию показывали, – заговорил дядя Петя. – Они там в горной речке какую-то местную форельку ловят, тут же в ресторанчике на вертеле жарят и едят. Комментатор рассказывал, рассказывал, дошло дело до пробы. Начал он есть рыбку… прямо с головы кусает, будто огурец… И голову ест, и хребет… Что за рыба?

– Или, что за японцы, – засмеялся отец. – И я буду с головой есть в следующий раз. Чего зря выбрасывать треть рыбьего веса. Подумаешь, форель. Ничем наша плотва не хуже. А окунек – вообще объедение.

– Схожу к полю, накопаю червей, будут и окуни, – совсем уж мечтательно проговорил дядя Петя – главный рыбак.

– Выйдет во широко поле, переловит всех червей, то-то будет окуней, – торжественным, каким-то былинным голосом передразнил его отец. Славик давился смехом.

– Не хватает желудей, – внес он свою лепту в зарождающийся эпос.

– О, кстати, – отец порылся в кармане и вытащил крупный желудь. – Вчера мимоходом поднял парочку. Их будем грызть в случае нужды. Какой красавец упитанный, – он подбросил его на ладони. – Их ведь едят, Петя?

– В принципе, да… – дядя Петя чуточку раскачиваясь, размышлял, как покороче и полнее ответить.

– И зубы ломать не надо, добираясь до ядра: скорлупа тонкая, слабая, – отец очистил желудь, куснул, по мышиному часто, почти не открывая рта, заработал зубами, потом сплюнул и крепко зажмурился.

– Если их вымочит в двух-трех водах, чтобы горечь вышла, – дядя Петя наконец собрался с мыслями, – да потом высушить, смолоть и смешать с мукой… Правда, в Испании якобы растут сладкие желуди. Их еще Дон Кихот употреблял.

– Ему и уксус сладким казался, не то что желуди. А какой хороший плод, – отец с сожалением рассматривал расколовшийся на половинки желудь. – Крепкий, тяжелый. Ничего, припрет – изжарим и тебя, – он кинул половинки в огонь. – Что, пойдем обследовать наши владения на предмет кормных мест?..

– Можно и просто так осмотреть, – сказал Славик.

– Просто так нам ходить нельзя. Мы находимся в экстремальных условиях.

– Так уж…

– Ты, может быть, у бога за пазухой, а я есть хочу второй день. Это по-твоему, что?.. Райская жизнь?

– Только давайте не будем все снаряжение брать: упаримся, – предложил Славик.

– А куда их? – дядя Петя как раз собирался сунуть в шалаш свитер.

– Некуда, сопрут отовсюду, – обреченным голосом сказал отец. – Будем с собой таскать. Все равно берем топорик, рюкзак…

– Надо нам тайник иметь, – сказал решительно Славик.

– Дело хорошее, да нигде, – отец обвел взглядом ближайший ельник.

– Эх, были бы скалы, гроты… – Славик тоже пренебрежительно посмотрел на елки.

– Как в твоем любимом «Таинственном острове». Да, в книжке все есть. Они там, помнится, и пещеру сразу отыскали, и растения всякие, и животные у них прямо под ногами путались. Даже ящик с ружьями оказался в нужном месте.

– Так ящик же им капитан Немо подкинул, – Славик заступился за хорошую книгу.

– Удивляюсь, как он им рояль в кусты не прикатил, – язвительно закончил отец.

– Я придумал! – Славик вскочил с пенька.

– Давай, – равнодушно сказал отец и начал собирать возле костра и бросать в огонь мелкие веточки и другой мусор.

– Слушайте, – Славик оглянулся в разные стороны, заговорил тише: – Давайте спрячем на большой елке. Снизу никто не увидит, если затащить повыше. Я залезу.

Дядя Петя покачивал головой, не знал, что ответить. Отец выпрямился, тоже задумался.

– Может быть, есть резон, – первым сказал дядя Петя.

– Никто не будет вверх глядеть, – уверенно повторил Славик.

– Ты же глядел, – сказал отец. – Разве что для одного леса два ротозей – многовато… Не обижайся. Хорошо придумал. В таком лабазе по крайней мере мыши сухари не погрызут.

Собирались они недолго. Погасили костер. Отец сам осторожно побрызгал водой – не хотел полностью остужать очаг. Свитера, сухари, сахар, соль сложили в два рюкзака.

– Хороша ель, – отец, поддерживая кепку, вглядывался в густоту сучьев, лучами разбегавшихся от необъятного ствола.

– Ты второй, – сказал Славик и стал пофыркивать, сдерживая смех.

– Кто? – не понял дядя Петя. Он внимательно рассматривал щепки под деревом.

Славик не стал упоминать ротозея, видел, что отец все понял и тоже весело похмыкивает.

– Желна долбила дерево, – уверенно сказал дядя Петя. – Самый крупный из дятлов. Мелким такая работа не под силу. Смотри, – он показал Славику. – Дупло не круглое, угловатое и большое. Мелкие дятлы круглые дупла долбят.

Славик с трудом дотянулся до нижнего сука, когда стоял на плечах взрослых. Он не ударил лицом в грязь, ловко подтянулся, закинул ногу и наконец вскарабкался сам. Дальше лезть можно было как по лестнице хоть до макушки. Правда, приходилось изгибаться ужом: так густо росли ветви. Славик изрядно помучился, пока протащил за собой оба рюкзака. Хорошо, отец вовремя остановил его, а то он залез бы на самый верх. Славик втиснул между сучьев рюкзаки и привязал их.

Он поднялся немного повыше и уселся отдыхать.

Окружающий лес не расступился, не остался внизу, но все же вокруг стало намного просторнее и исчезла земля. Здесь были не стволы, как на земле, а ветви и листья: еловые лапы да дрожащая неподалеку осиновая макушка. Кое-где сквозь пестроту крон просвечивало голубым озеро. С высоты лес казался совсем другим: непривычным, нехоженым, чистым и уютным. Славик представил маленькую будку на ели, в которой он живет все лето. Он даже начал присматривать пригодные для такого сооружения сучья.

Прилетела сойка – птица величиной со скворца с голубыми пестринками на боках. Безмятежно прыгнула на одну ветку, другую, поправила перышко на крыле и вдруг увидела рядом Славика. Заорала диким голосом и исчезла, словно ее ветром сдуло. Он не успел толком и рассмотреть.

Он просидел бы долго – здесь было не скучно, но отец позвал его раз, потом второй…

Слезать было труднее: нога никак не находила опору.

Они шли по прибрежной чуть заметной тропинке гуськом, словно геологи или топографы по нехоженой тайге. Отец нес объемный рюкзак с самыми ценными вещами. Дядя Петя все время покачивал удилищем, стараясь не зацепиться за ветки. У Славика болтался на шее бинокль. В руках у него была походная палка. Вчера он срубил полутораметровую орешину и очистил ее от коры. Он не опирался на нее: тыкал в подозрительные камни и ямки да сбивал редкие грибы-поганки. Когда он ловким ударом сбил все боковые веточки с тоненькой осинки, отец остановился и долго молча смотрел на него. Славик не оправдывался. Дальше шел не в таком приподнятом настроении, как сначала и не махал палкой.

Они вышли к юго-восточному углу озера. Где оно узкой протокой соединялось с речкой. Переходили протоку по прежним тонким жердочкам. Славик сначала насмотрелся на дергающихся в прозрачной воде пескарей, потом смело ступил на шаткую переправу… и тут же начал махать руками. Жердочки ходуном заходили под ним. Будь они на метр длиннее, он здорово бы напугал пескарей. Отделался он прыжком на близкий берег. Его ботинки со звучным чмоком вошли в черную полужидкую грязь.

– Нормально, сказал отец. – Если бы в ручей свалился, пескари бы со смеху померли.

– Насобирали бы на уху, – поддержал его дядя Петя.

Славик назло им молчал.

Отец сходил в кусты, срубил короткий шест и, опираясь на него, пошел по жердочкам, как по тротуару. Шест перебросил дяде Пете.

Славик разулся, прополоскал ботинки, носки и пошлепал босиком по теплой черной земле и жесткой осоке на сухое место возле овсяного поля, где взрослые уже успели прилечь.

За протокой настоящего леса не было. Приречную низину заполнял низкорослый олешник, весь переплетенный хмелем, заросший малинником и крапивой. Узкой полосой вдоль реки тянулся заболоченный луг.

Хорошо было лежать на отросшей отаве и голым животом ощущать солнечный жар. Правда. Отец не совсем уверенно предположил, что недолго получить радикулит, лежа на сырой земле, но никто после его слов не пошевелился.

Первым поднялся дядя Петя. Через минуту толкнул Славика. Тот вскочил быстро, надоело ему жариться на солнышке. Сначала он не понял, что ему показывают.

Совсем рядом по траве бегала желтогрудая птичка: что-то склевывала, взлетала на полметра, становясь на миг черно-белой мерцающей звездочкой, снова бежала между тонких стебельков. Длинный хвостик ни на секунду не оставался без движения, дергался вверх-вниз.

– Что за птица? – не боясь спугнуть гостью, спросил дядя Петя.

– Где? – задремавший отец вскочил так резко, что птичка вспорхнула, но отлетела не дальше двух шагов.

– Лежи, – успокоил его дядя Петя, – ты все равно не знаешь. Да она и не съедобная к тому же.

– Почему не знаю, – с важным видом ответил отец. Ложиться он не собирался. – Я птицу вижу по полету.

Славик усиленно соображал. Не хватало, чтобы отец лучше его знал птиц. Эта всем видом напоминала трясогузку, но была совсем не такой расцветки. Других названий, пригодных для этой птички, он не знал. Не соловей же.

– Трясогузка, – проговорил он как можно равнодушнее.

– Ответ правильный, но не полный, – тут же отозвался дядя Петя.

– Как? – Славик удивился. Не ожидал, что ответил правильно.

– Это же не белая трясогузка, которую ты несомненно знаешь, – пояснил дядя Петя.

– Не белая, – согласился Славик. – Желтая.

– Вот теперь все правильно. Желтая трясогузка. Тебе очко за неплохое знание местных жителей. За каждые десять очков – приз.

– За каждую узнанную птицу? – переспросил Славик. Он засмеялся довольно. – Буду набирать очки. Вон сорока полетела…

Белобокую длиннохвостую птицу, летающую вертолетиком, он узнавал с любого расстояния.

– А там летят вороны, – он показал пальцем.

– Какие? – охладил его пыл дядя Петя.

– Обыкновенные…

– Нет таких. Ладно, прощаю. Это ворона серая, а вообще есть еще почти такая же черная ворона, например, за Уралом.

– У меня три очка. Согласны? – Славик не забывал считать результат.

Никто не спорил.

– А мне запишите грача, – зевая сказал отец.

– Где? – подскочил Славик. Отец из-под носа снял очко.

Сзади у края овсяного поля ходили черные птицы.

– Эх! – Славик хлопнул ладонями. – Чего я не повернулся…

– Впредь будь поворотливей, ворон не считай, – насмешливо посоветовал отец.

– Я сегодня видел еще одну интересную птичку, – вспомнил Славик. – Прыгала возле земли в ельнике. Я сначала подумал – мышка. Маленькая, серенькая, прыгает молча. Вот как до вас, дядя Петя, была. Правда, не знаю что за она. Пеночка какая-нибудь.

– Скорее всего не пеночка. Хвостик куцый?..

– Да, – Славик наморщил лоб, вспоминая, – или вообще без хвоста…

– Крапивник, – неуверенно сказал дядя Петя. – Может быть, королек.

Славик запоминал названия, когда-то слышанные раньше.

Где-то за олешником текла петлистая речка. Отец предложил идти напрямик. По его мнению, в этих зарослях можно было найти малину.

Невысокие ольхи стояли друг возле дружки. Кое-где попадались приземистые сосенки. В маленьких низинках густо рос лозняк. Славик сунулся было туда и не смог пройти. Но больше всего здесь росло крапивы, так по крайней мере показалось ему. Славик запечатался на все пуговицы, но и это не спасло. Поленился отвести рукой высокий склоненный стебель, и тут же жгучий листок чиркнул его по лбу.

Как и предчувствовал дядя Петя, сезон малины уже закончился. Да и малинник здесь встречался не часто. Потому и троп не набили люди, что ягод здесь не нашли сделал заключение отец.

– Зато тут на ольховых пнях могут быть варушки… – дядя Петя все посматривал себе под ноги. – Разве что слишком сухо для грибов.

Славик знал, что варушки – хорошие съедобные грибы, летние опята, но сам не смог бы отличить их от поганок. Он показал дяде Пете два невзрачных грибочка, найденных на прелых листьях, но тот забраковал оба.

– Они как солнышко. Желтый кружок в центре и коричневый ободок по краю. Главное, поодиночке не растут. Весь пенек как шапкой закрывают.

Пеньки с «головным убором» не попадались.

Иногда встречались отдельные малинки. Огромной розовой каплей висела на тонком черенке поздняя ягода. Славик снимал ее прямо губами. На ее месте оставался чисто белый конический стерженек, напоминающий диковинную ягодку совсем другого вида.

Отец шел по зарослям не хуже индейца в сельве. В руке словно мачете держал раскрытый нож. Он и взаправду порой легко отсекал склоненную крапивную макушку. Но в основном срезал приглянувшийся стебель малинника, резал его на палочки длиной с карандаш и складывал их в карман рюкзака – для чая. Приглядывался он и к шишкам хмеля, похожим на светлые елочные игрушки. Он всякий раз долго нюхал шишку, морщился, растирал ее в пальцах, но так и не придумал, куда их можно применить. На всякий случай десятка два бросил в рюкзак.

– Хоть пиво мы варить не собираемся, авось пригодятся.

– Французы, набивают их в подушки, и потом бессонница их уже не мучает, – вспомнил дядя Петя, где применяются шишки хмеля.

– Ну, нам бессонница не грозит, – сказал отец.

Славику быстро надоели крапивные заросли. Он давно бы оставил взрослых, если б знал, куда идти. Поджидая их в очередной раз, он обратил внимание на темно-зеленые, совсем не пожухлые листья. Стебли почти ничем не отличались от малиновых, но были усыпаны мелкими колючками. Славик хотел крикнуть, спросить у дяди Пети, что за растение он нашел, но не успел… Увидел длинную безлистную ветку, на которой висели рубиново-красные и абсолютно черные «малины», собранные из отдельных мелких ягодок. Он узнал ежевику, хотя раньше видел ее только на рынке. Черная ягода легко оторвалась вместе с белой плодоножкой, которую уже нельзя было выковырнуть. Красную, твердую и кисловато-безвкусную, оторвал с трудом. Из черной во рту вытек кисловато-сладкий приятный сок.

Славик радостно закричал:

Давайте сюда, тут ежевики полно. Скорей!..

Хорошо, взрослые не кинулись на его зов – показать было бы нечего. Он не сразу отыскал вторую урожайную ветку, и в это же время отец затрещал немного в стороне сучьями и с удовольствием отметил:

– Да… Ежевика, и неплохая.

Наверное. Целый час они кружили неподалеку от толстой низкой сосны, продирались сквозь заросли, с треском отрывали от штормовки от цепких ежевичных побегов, царапали руки и красили рты красно-черным ягодным соком. Хорошо, хоть крапива здесь встречалась реже.

Первым из зарослей выбрался Славик. Оказалось, совсем рядом начинался изгиб речки. От кустов его отделяла неширокая полоса твердого травянистого берега.