Текст книги "Волчий уголок"

Славик не торопился, рассматривал грибы, похожие на монетки со светлым центром. Тронешь их легонько – пригнутся, освобожденные, быстро выпрямляются. Они и по толщине были похожи на монетки.

– А которые считать маленькими? – он разглядывал варушку снизу. Серые пластинки лучиками расходились от корешка.

– Вот они – маленькие, – отец коснулся пальцем одного. Среди оставшихся ноже лезли к свету запоздалые грибы-горошины.

Они молча срезали грибочки, стараясь не чиркать по нежным шляпкам. Совсем рядом под елочкой что-то мелькнуло. Славик, не поворачивая головы, повел глазами…

Круглая птичка с оранжевой грудкой блестящим черным глазиком поглядывала на них с прикорневого сучка. Она не усидела долго, перепорхнула на другой сучок, поглядела оттуда. Славик и глазами, и губами стал показывать птичку отцу, боясь пошевелиться и испугать ее. Отец молча кивнул, тоже долго рассматривал. Птичка попрыгала по всем присадам возле них и улетела в ельник.

– Рукой бы достал, – восхищенно сказал Славик.

– На разведку прилетала. Сейчас приведет Потапыча. Он и спросит, кто тут птичку рукой хотел трогать, – пробасил последние слова отец.

– Такая не приведет. Мы ее не обижали. Как ее зовут?

Отец не знал.

Под грибы отец не пожалел чистый холщовый мешочек.

– Вот видишь, корзина нам не помешала бы.

Он согнулся за удилищами, сделал несколько шагов и остановился так резко, что дал шаг назад. Руку выбросил в сторону, задерживая отставшего Славика.

– Да, тут не только пичужки живут. Посерьезней существа встречаются, – сказал он, зачарованно не отводя глаз от чего-то впереди.

– Смотри…

Поперек их пути, выгнувшись латинской буквой S, неподвижно лежала самая настоящая змея.

– У-у!.. – здоровая какая, – Славик даже плечами пошевелил, почуялся ему неприятный холодок на спине. Он никогда раньше не видел змеи в лесу, но эта показалась ему большущей. На тусклой рыжей иглице она, толстая, черная, яркая, казалась огромной и опасной. Не хотелось бы наступить на такую.

«А если босой ногой!..» – мысленно ужаснулся Славик. Он на миг оглянулся – увидеть подходящую палку. Кривой засохший сук лежал далеко. Он не решился идти за ним. Давно засохшая наклонившаяся елочка стояла рядом. Славик начал выкручивать ее из земли.

– Зачем? – остановил его отец.

– Надо ее убить.

Отец внимательно поглядел на его округлившиеся глаза.

– Что за охотничий пыл на тебя напал? Чего это ты ее вздумал убивать? Не бойся ты ее…

– Да… укусит.

– Змея тем временем, словно почуяв, что они отвлеклись, сделала одно движение и переместилась вперед почти на длину своего тела.

– Как она быстро, – почтительно сказал Славик.

– Рассматривай, запоминай и пойдем.

– А может, это уж? – высказал предположение Славик.

– Не выдумывай, – строго одернул отец. – Самая породистая гадюка. А то еще на руки захочешь взять. Желтых пятен на голове нет и узор, смотри, какой замысловатый… Две волны.

– Узор, как дудочка укротителя змей, – сравнил Славик. – А все-таки ее надо было убить… – Они уже далеко отошли от змеиного места.

– Но мы же договорились не наносить ущерба природе. И в устав записали.

– Да… Это же змея. Теперь ходи и гляди под ноги. – Он действительно ступал осторожно и один раз отпрянул в сторону, когда неизвестно откуда появившаяся лягушка прыгнула с тропинки и полосой всколыхнула неподвижное покрывало кислицы.

– Под ноги никогда не вредно смотреть, хотя бы для того, чтобы не полететь кувырком, зацепившись за корень. Не говорю уж, что настоящий следопыт, охотник не должен трещать сучьями. В любом случае ты вряд ли когда-нибудь встретишь ту же самую змею. Если тебя и укусит, то незнакомая тебе. Да и не живут они под каждым кустом, да и не любят на глаза попадаться. Я за свою жизнь видел змей не больше пяти раз, а за теми же грибами походил немало. Тебя бы в индийские джунгли, да там встретиться с гамадриадом…

– Кем?.. – выдохнул вопрос Славик.

– Королевской коброй. Длина ее – до пяти метров.

– Пяти?.. – Славику сразу намного приятнее стала увиденная, гадюка, своя, родная, которая не растет до таких устрашающих размеров. Всего лишь безобидный «кусок шланга» по сравнению с коброй. Ударишь такую, а потом жалеть будешь. Все же страшновато было думать, что начнешь рвать кислицу или наклонишься к боровику, а тут она раскрывает страшную крошечную пасть с ядовитым зубом… Не хотелось ему больше говорить о змеях. А королевскую кобру даже представить было страшно.

– Когда же настоящие охотники белку или рябчика высматривают, если они под ноги себе глядят? – спросил он.

– Настоящие охотники все успевают, – уверенно ответил отец.

Славик тихо вздохнул. У него плохо получалось все видеть. Когда он шел за грибами, его постоянно отвлекали неизвестные птички на деревьях, затевавшие там веселую возню. Когда нужно было, задрав голову высматривать среди ажурной листвы орехи, его взгляд привлекали упавшие негодные гроздья.

Они шли и молчали. Славик согнулся, сорвал вместе со стеблем и большими листьями ярко-красные налитые соком ягоды. Хотел бросить, но вспомнил, что знает их. Он прибавил шагу, чтобы показать отцу.

Отец не удивился и не обрадовался.

– Костяника, хорошая ягода.

Он теперь все больше оглядывался, смотрел по сторонам, на небо, на компас. По его расчетам выходило, что близко озеро, звучно названное ими Фасо, а вокруг по-прежнему тянулся густой лес.

Славик, хоть ему страшно не хотелось нагибаться, не пропускал теперь ни одной гроздочки костяники. Сначала ягоды казались ему кисловатыми, но потом очень приятно было до белизны обсасывать маленькие косточки. Реже попадались ягоды земляники. За ними тем более нельзя было не согнуться. На маленькой полянке Славик застрял: костяника светилась здесь, как звезды на небе. Отец позвал его раз и другой, а затем и сам собрал горсть.

Впереди между деревьями засветилось небо. Отец прибавил шагу. И Славик пошел веселее. Кончился надоевший плохо проходимый и колючий ельник, исчез орешник. Теперь они шли по сухому болоту среди невысоких редких сосенок. За лето болото подсохло, белесый мох уплотнился, ноги не сильно утопали в его вязкой мякоти.

– Жаль, не созрела еще, – отец остановился.

Чуть порозовевшие белобокие ягоды клюквы лежали на желтоватом мху, будто конфеты-драже в коробке.

– Крупная, – тоном знатока заметил Славик. Он однажды собирал с отцом и матерью и помнил, как хорошо наполнять кружку большими ягодами.

– Порядочная, – согласился отец. – Здесь, может быть, созреет: болотце небольшое, ягод немного – народ не нагрянет, не вынесет зеленую. А эта ягода зрелая, – он сорвал продолговатую сизую ягоду.

– У нас сегодня ягодный день, – и Славик начал выискивать ягоды на кустиках. – Сладкая голубика… Я сегодня ел ягоды… – он начал перечислять: – Чернику, землянику, костянику и малину.

– Малину ты где нашел? – усомнился отец.

– Попался стебель и две отличные ягоды на нем.

– Так иди на рекорд, – посоветовал отец. – Съешь клюкву, в бору бруснику найдем, повезет, на ежевичник наткнемся. Попадешь в книгу Гиннеса.

Славику мысль понравилась. Он выбрал самую краснощекую клюквину, разгрыз. От горьковатой с травянистым привкусом кислоты недозревшей ягоды закололо за ушами. Обнажились белые соринки-семечки. Славик мужественно сжевал и вторую половинку.

Отец безмолвно посмеивался.

– Ты тоже съешь, – Славик не возражал, если рекорд они поставят вдвоем.

– Мне малина не попадалась сегодня, – отец как ни в чем не бывало съел несколько ягод. – Когда они спелые, какая кислота приятная… Что ж, буду претендовать на призовое второе место. Идти осталось нам немного, сейчас по лесной дороге пойдем. Я знаю это озерцо.

– Какое озерцо, – опешил Славик. Он думал, что открытое место впереди – продолжение болота.

Они прошли десяток шагов. Не удивительно. Что он не сразу увидел лесное озеро. Вода в нем застыла, отражала перевернутый лес, и потому ничем почти не отличалась от болота. Ни одного расходящегося круга не появлялось на нем. Такое совершенно неподвижное озеро Славик видел у бабки в деревне. Тогда оно было покрыто тончайшим первым ледком.

Они подошли к воде. Замысловато вырезанный заливчиками берег надежно держал человека возле самой воды. Тут же у ног начиналась глубина. Дно не просматривалось в толще черной воды. Только мрачно светлел скелет упавшей в воду сосенки, корни которой остались в береговом мху. Несколько широких листьев лежало на воде близко от берега, и среди них, будто вылепленная из светящегося белизной фарфора сидела красавица лилия.

– Мертвое озеро, – грустно сказал отец.

– Почему?.. Химия, – догадался Славик.

– Да нет. Нельзя же все на химию валить. Озерко маленькое, не проточное – зимой промерзает наглухо. Кислородное голодание. Мор. Хотя, караси должны быть и, возможно, лини. Пудовые… А? Стоит попробовать удить. Эх! Какие караси были в нашем озере, – отец ударился в привычные воспоминания. Нашим он называл озеро в родной деревне. – Корзиной ловили… Во! Какие были, – он словно за футбольный мяч схватился растопыренными пальцами. – Со сковороду величиной. Золотые, тяжелые…

– Такие корзиной не ловил, – поправил Славик.

– Верно, – согласился отец. – Корзиной мы ловили пятачков, для крупных существовали другие снасти.

Славик все это знал. Там вырождению рыбы способствовали и химия с полей, и хозяйки, пускающие муть от стирального порошка при полоскании белья, и бесчисленное количество рыболовов, в любое время торчащих на озере.

По песчаной лесной дороге идти стало веселее. Славик собирался разуться, очень хотелось загребать босыми ногами теплый песок.

– Не стоит фраериться, – охладил его отец, – быстро змею забыл. Они любят на дорогу выползать погреться на сухом песочке.

– Здесь издали ее заметим, – сказал Славик, но разуваться не стал.

– Лучше вон поднимись на откос, – показал отец.

Славик ничего не понял.

– Ежевичник, и ягоды висят, – отец не пропускал нужное, зорко глядел по сторонам.

Упрашивать Славика не надо было. Он быстренько сбегал, сам съел с десяток ягод и отцу принес несколько. Они вдвоем шли на рекорд.

Скоро они свернули в знакомый светлый лес с черничником.

– Передохнем, – отец сбросил удилища на чистое место под сосной, усыпанное растопыренными шишками.

– Да сколько тут идти осталось, – возмутился Славик. Ему хотелось пить.

– Передохнем, – повторил отец. – Потом насобираем дяде Пете да и себе на ужин черники. Не все же ему нас рыбой кормить. Сделаем и мы ему приятное.

Славик молча опустился на колючие шишки. Он совсем забыл про намерение собрать десерт. Отец достал из кармана два сухаря. Один подал Славику, посоветовал:

– Можешь с черникой, вкуснее будет.

– Если б мог с колбасой, еще бы вкуснее было, – сострил Славик. – Особенно. Если по науке колбасой вниз бутерброд перевернуть. А из каких запасов? – Славик подозрительно показал на сухарь. – В норму укладываемся? – Нет, он не думал, что отец обделил дядю Петю, Он опасался, что они раньше срока съедят скудные припасы и будут вынуждены уехать домой.

– Не волнуйся, все по уставу, как в армии, согласно суточного довольствия.

Вставать не хотелось. Чтобы подольше посидеть Славик попробовал сосать сухарь, постоянно сдерживая себя от желания откусить кусочек и похрустеть им в полное удовольствие. Сухарь был хорош без всякой черники.

– Когда ешь медленно, жуешь тщательно, еды нужно намного меньше. Все усваивается. Питательные вещества прямо в кровь идут.

– И крошек не теряешь, – согласился Славик. Он тоже думал об этом. – А то как хрустнешь, так половина сухаря по сторонам разлетается.

Отец поднялся раньше, пошел за берестой для лубков к поваленной бурей березе.

– Брусника тут везде попадается – не забудь попробовать для увеличения количества видов попробованных ягод.

Славик помнил.

Созревшая брусника, на удивление, оказалась почти сладкой, суховатой и как бы мучнистой на вкус, а потому сытной. Но черника Славику все равно казалась слаще. К тому же хотелось пить, и сочная черника хорошо смачивала пересохший рот. И отец не прочь был съесть горсть-другую: почерневшие губы выдавали.

Славик первым набрал лубок. Когда он всерьез брался за дело, у него быстро получалось.

На горе ему отец слишком увлекся идеей за один день съесть побольше разных ягод. Он приглядел низенькую рябинку, у которой грозди висели низко, и позвал Славика.

Славик поморщился.

– Да ну ее, горькую…

– Хорошая съедобная ягода. Если ты всерьез решил победить, то хоть одну обязан съесть.

– А ты?

– Мне не обязательно. Я отстаю от тебя: малину пропустил. Но я съем… Вдруг ты откажешься, тогда первое место за мной.

Он спокойно стал жевать ягоды. Славик выбрал самую красивую, стер с нее темноватый налет и мужественно раскусил… Долго потом заедал черникой, чтобы заглушить горечь во рту.

Отец посмеивался.

– Пойдем немного по дуге, – предложил он. – Видел я там куст калины на склоне. Что ж делать, сами ввязались в игру – сдаваться нам не к лицу.

Славик сдаваться не собирался, но был сильно не в духе. Калину он и с сахаром терпеть не мог.

– Тогда, может, и крушины поедим? – он мимоходом сдернул несколько ягод с маленького деревца.

– Нет, – не согласился отец. – Она не съедобная, а то и ядовитая. По крайней мере расстройство желудка обеспечено.

Славик из упрямства кончиком языка дотронулся до скользкой мякоти раздавленной ягоды, почувствовал противную сладость и пробовать дальше не решился.

– Вот бы они вкусными были, собирай сколько хочешь.

– Тогда бы они не висели, – усмехнулся отец. – Стоп, – он вдруг остановился, – надо можжевеловых ягод поискать.

Они внимательно осмотрели пышный, сплошь заполненный иголками куст высотой со взрослого человека и не нашли на нем ни одной ягодки. Останавливались еще возле нескольких. На одной таились маленькие зеленые шарики. Отец забраковал.

– Хватит, что клюкву незрелую пробовали. Эти не подходят в незрелом виде.

На редком старом можжевеловом деревце они с трудом нашли среди зеленых несколько темно-фиолетовых ягодок. Они оказались очень странными – из одних косточек, покрытых шкуркой. Пахли смолой, но приторная сладость ощущалась в суховатой почти незаметной мякоти.

После калины Славик долго плевался. Отец смеялся. Морщился и тряс головой…

– Хвасталась калина, что с медом хороша…

Одно утешало, что куст рост недалеко от их Золотого Ключа. Они по очереди маленькими глотками тянули ледяную вкусную воду.

* * *

Густая уха остывала в котелке.

– Где вы столько бродили? Ужа совсем остыла, – встретил их дядя Петя.

– Холодная еще вкуснее, – отец не обращал внимание на такие мелочи.

При виде полного котелка они поняли, что голодны как волки, несмотря на доппаек в виде сухаря и черники.

Разговорились за чаем.

– Дядя Петя, мне приз положен. – похвастался Славик. – Я установил рекорд среди робинзонов.

– Какой? – удивился дядя Петя. – Больше всех споткнулся на тропе…

– Обижаете, – важно сказал Славик. – Я сегодня съел, попробовал, – поправился он, – одиннадцать видов ягод.

– Не может быть, нет столько в лесу.

Славик хитро улыбался.

– Считайте. Черника, земляника, малина – две ягодки, костяника, ежевика, клюква – недозрелая, голубика, брусника, рябина, можжевельник – одна ягодка, и калина – этой сколь влезет есть можно, – он сказал с таким видом, что дядя Петя рассмеялся, видно, вообразил, как Славик ест калину горстями.

– Папа второе место занял: ему малина не попалась.

– Ну, а я тогда призовое третье, Мне только черника под руку попалась, да и ту вы принесли. Спасибо. Кстати, я где-то видел черемуху, и на ней кое-где ягодки уцелели. Можно жить в лесу, если одних ягод столько видов.

– Если бы еще у них урожай был настоящий, – сказал отец. – Еще можно шиповник где-нибудь поискать, – вспомнил он.

Славик испугался, что отец сейчас потащит его искать шиповник или черемуху. Он слишком устал, чтобы совершать теперь подобные подвиги – быстро перевел разговор подальше от рекорда.

– Дядя Петя, какую мы видели змею!.. Здоровая!.. Страшная!.. Не убили.

– Вы поступили гуманно.

– Гуманно?.. – недобро улыбнулся отец. Не убили, потому что не нужна ее голова на лекарство от радикулита. Гуманно… Терпеть не могу это слово. Его придумали люди, которые в прямом и переносном смысле драли шкуру с других людей, и теперь носятся с ним, как с писаной торбой. Конечно, куда приятнее гуманным образом шкуру драть. Даже гуманные способы ведения войны изобретают. Подумать только – гуманное оружие. Разорвать человека в клочья или оторвать ему руки-ноги тротилом – это гуманно. Отравить хлором – негуманно. И сытые холеные договариваются: когда будем разделывать пушечное мясо, рвать его можно тротилом, но упаси бог не травить хлором. Это – цивилизация… Неестественное существование многомиллионнотонной человеческой биомассы. Вот мы живем естественно, и у нас не возникает понятия: гуманно – негуманно. Или нам тоже следует записать в устав: неукоснительно следовать в лесу идеалам гуманизма и прогресса… А в случае возникновения конфликтов считать дубину и камень оружием гуманным, стальной нож – варварским.

Славик вполуха слушал отца. Одно было ясно: искать черемуху они не пойдут.

После чая и разговоров не хотелось вставать. Славик все решал, что же ему делать. Отец предложил почистить, перебрать грибы. После утомительного бродяжничества о такой работе можно было только мечтать.

– Ножки обрезать?

– Конечно.

– Жалко, совсем мало грибов останется, – Славик крутил в руках грибок с ножкой-спичкой.

– Да ты не видишь разве, что за ножка. Ни навару. Ни погрызть.

Действительно, ножки у варушек никуда не годились. Не то что молодые осенние опята, у которых ножка бочонком и в диаметре больше шляпки, а на разрезе плотная и белая, как сало. Ту ножку Славик не выбросил бы сейчас, хотя мама, закатывая молодые опята в банки, безжалостно отрезала большую часть. Оставляя кусочек для красоты.

Славик и раньше любил перебирать грибы. Сидишь усталый после подхода в лес, за окном осенний нудный дождь, а ты, уже сухой, сытый, достаешь гриб из корзины и вспоминаешь, как стоял он у елочки осыпанный желтыми березовыми листьями. Особый почет боровикам, затем рыжикам. Остальные скоро надоедают, особенно маслята, с которых положено сдирать кожицу. Она надоедливо липнет к пальцам, лишившись места на грибе. Да и красивые опятки, когда их полмешка, надоедают до смерти, покрывают все вместе пальцы черной коркой.

Теперь грибов было чуть-чуть, и он даже немного тянул время. Счищал с верха прилипшие еловые иголки, из пластинок выдувал мусор и бойких черных мошек, величиной с половинку тминного зерна. На четыре части разрезал крупные грибки, маленькие только надламывал, чтобы убедиться, что не червивый. Червивую варушку он так и не нашел.

Дождя не было, но солнце окончательно исчезло, стих легкий ветер, шумевший листвой в полдень. Прибрежные елки каждой лапкой отпечатались на белом небе. На одну спустилась, пискнула маленькая птичка, следом другая. Славик побыстрее вытащил из-за пазухи бинокль. Долго не мог поймать в окуляры бойкую птичку. Круглобокая серая синичка-гаичка в черной шапочке на несколько секунд зависала елочной игрушкой, осматривала ветку и срывалась дальше. Очень трудно было уследить за ней в бинокль.

Славик перевел взгляд на озеро, на чаек. Птица, которую он принял за чайку, оказалась другой. На середине озера плавала серая плотно слившаяся с водой птица. Не утка и, естественно. Не лебедь, хотя большая темная голова по-лебединому держалась на длинной ровной как столбик шее. Славик не поленился пересесть на самый спуск к воде. Уперся локтями в торчащие коленки и тщательно настроил на резкость бинокль.

Туловище птицы копенкой поднималось из воды. Большая щекастая с черными пятнами и таким же беретом голова высоко поднялась на тонкой белой спереди шее, напоминая кобру с раздутым капюшоном.

Чомга, догадался Славик. Недаром он любил разглядывать определитель птиц и другие похожие книги.

Чомга, не шевелясь, не вздрагивая, плавно скользила по воде. Изредка поворачивала голову в разные стороны. Затем быстро ткнула клювом в воду и словно потекла всей шеей и туловищем вниз. Исчезла за один миг и без всплеска. Вынырнула она не скоро, метров за пятьдесят от места погружения.

Славик не меньше получаса наблюдал за ныряющей чомгой, пока не надоело. Он встал, чтобы идти к костру и увидел… ежика. Зверек не двигался, стоял высоко, будто на цыпочках, и, наверное, решал, бежать ли дальше, или он уже замечен неизвестным существом, а потому стоит проследить за его поведением. Славик тоже замер. Ежик подождал, подождал да как побежит – колобок не покатился бы быстрее.

Славик пошел к нему.

Еж остановился, начал медленно приседать. Ему явно не хотелось сворачиваться в колючий шар. Не терпелось бежать дальше по своим ежовым делам.

Славик присел перед ним на корточки.

Ежик начал убирать под себя черный кожаный носик. Иголки начали медленно разворачиваться веером.

Славик протянул палец к его носу. Ежик окончательно втянул мордочку под иглы. Славик не утерпел. Захотелось ему перевернуть ежа. Если уж лисица справляется с подобным делом… Но прикосновения к многочисленным остриям иголок он не выдержал. Снял кепку и с ее помощью перекатил ежа.

Тот зашипел недовольно и теперь уже съежился по-настоящему. В сером шаре образовалась вмятина, надежно окруженная колючками, а на дне ее чернело пятнышко его носа – и больше ничего.

Славик отошел. Ему-то любопытно, а ежу страшно. Он уже пожалел, что напрасно задержал зверька.

Еж быстро забыл обиду – недолго полежал, свернувшись клубком, как-то незаметно превратился из шара в копенку, копенка приподнялась, из-под нее высунулся вперед нос и… еж быстренько, без остановок побежал под елочки. Он даже высоким показался Славику на своих коротких ножках. И еще приметил Славик, что валянье на лесном мусоре не повредило ему. Ни одной соринки не наколол на колючки. Как только и умудрился остаться чистым.

Везло Славику сегодня. Жаль, некому было показать. Отец ушел в лес. Дядя Петя далеко на берегу махал удилищем.

Славик взялся разжигать костер. Милое дело, когда дрова сухие, а на растопку под крышей шалаша приготовлены куски бересты и смоляные щепки. Когда дело спорится, хочется продолжать. Он сбегал к роднику, вымыл котелок, напился сам, зачерпнул воды.

Он раздумывал, что делать дальше, как тут появился отец. В руках нес свои любимые холщовые мешочки.

– Что там? – полюбопытствовал Славик.

– Суп буду варить, – гордо сказал отец. – Овощной с грибами.

Славик задумался. Как бы он жил в лесу, если бы не отец и дядя Петя. Один от удочек не отходит, другой колдует возле костра. Правда, он тоже насобирал черники. Дядя Петя ел и хвалил. И на компот осталось. Он заглянул в принесенный мешочек. Какие-то корни, листья.

– Пора нам на лесные овощи и зелень переходить. Не питаться же одной рыбой. Кстати, ты можешь порыбачить. К вечеру самый клев.

Отец не любил, когда ему мешали у костра. Славику и самому надоело околачиваться на стоянке. Он схватил удочку и побежал к дяде Пете.

* * *

Вернулись с рыбалки поздно. Славик поймал несколько плотвиц и окуня. Дядя Петя нес длинную вязку рыбы.

– Отлично, – оценил отец. – Снова на завтра проблема запасов решена. Буду плести корзину, а не бегать по лесу в поисках хлеба насущного. Я тоже тут не спал в шапку, супчик сварил. Твоему, Петр, терпению удивляюсь…

Дядя Петя и Славика поражал своей преданностью рыбалке. Любил он еще наблюдать птиц. Наверняка узнавал бы за версту любую пичугу, если бы не так часто и подолгу смотрел на поплавок.

Славик принюхивался к котелку с супом.

– Вечером, суп… – сказал скептически.

– Ничего себе, – оскорбился отец. – Можно сказать, главный соавтор устава робинзонов, а тут, на тебе, харчами перебирает. Да еще какими – из самых лучших лесных продуктов. Не ты ли настаивал не брать сковородку, жиры, крупы. А теперь манной каши захотел, что ли? – Отец говорил с показной взволнованностью. – Я бы и сам не отказался нарушить устав и съесть сейчас жареной картошки со свиной отбивной да салат из помидоров со сметаной. И запить все сладким чаем со сливками и хрустящими гренками…

– Остановись!.. Не мгновение, ты остановись, – дядя Петя кивал отцу. – Слюной можем захлебнуться.

Отец сразу послушался. Дядя Петя продолжал:

– Мы сделаем все это без нарушения устава. Поймаем полосатенького дикого поросенка, построим загон из жердей, кормить будем заячьей капустой. Потом по методу подсечного земледелия вырубим делянку, засадим лопухами – они в Японии овощами считаются. И пошло, поехало…

– Как в «Таинственном острове», – обрадовался такому ходу мыслей Славик. – Там, помните, они из одного зернышка пшеницу вырастили, потом целый скотный двор завели, на прирученных зебрах ездили, голубей разводили.

– Конечно, – начал отец тоном, не предвещавшим ничего хорошего, – у них же остров был с чудесами. Чего они только там не нашли: и уголь, и металл, и соду. Топоры и мотыги ковали, порохом скалы взрывали. Они, единственно, рояля в кустах не нашли, а то бы еще и симфонический оркестр организовали. Ты запомни, у нас все реально. Мы живем в настоящем полупустом лесу, где бананы не растут и фазаны в котел не падают дюжинами…

– И поодиночке не падают, – успел скороговоркой вставить дядя Петя.

– Что касается скотного двора и пшеницы, то надо было к бабке ехать, а не в лес. Там широкий простор для колонистов земледельцев. Что касается супа на ужин – это в наших условиях ни с чем не сравнимое блюдо. Кто не хочет суп, может возвращаться к любимым отбивным.

– Это у тебя отбивные любимые, по мне лучше картошка, – сказал Славик и тем завершил разговор.

Отец первым подул на ложку и хлебнул варево… Глаза его забегали, он думал несколько секунд. Вторую ложку он смаковал еще дольше. Лицо его помрачнело, у глаз собрались морщинки. Он замахал на Славика, когда тот сунулся с кружкой к котелку.

– Из чего суп? – спросил дядя Петя.

– Из сныти, – отец пожал плечами, – грибы, листья сныти и немного корешков тмина бросил вместо сельдерея.

– О!.. – уважительно промолвил дядя Петя, но остановился, увидел, что отец еще больше помрачнел.

– Что-то не очень… суп, – неуверенно проговорил отец. – Горчит…

– Не должен он горчить, – сказал дядя Петя и зачерпнул из котелка.

Отец со Славиком зачарованно уставились на него.

И дядя Петя несколько секунд сидел неподвижно. И он потянулся зачерпнуть второй раз. Восторга наблюдавшие не заметили. Но не заметили и большого огорчения.

– Надеюсь, ты не нарвал вместо сныти веха – цикуты.

– Да ты что…

Славику показалось, что отец даже подпрыгнул на пеньке.

– Да я знаю сныть, еще с бабушкой сколько раз собирали. Листья светлые, довольно большие… Не мог я ошибиться. – Отец зачерпнул из котла.

Славик из солидарности тоже сунулся с ложкой, но отец остановил его рукой.

– И ты не пробуй больше, – грубо сказал он дяде Пете. Хватит, что пару ложек съел. На мне проверим, что за трава тут варилась…

– Да ладно тебе, не волнуйся, – видно было, что дядя Петя огорчился не меньше отца.

Отец отодвинул от него котелок.

– Немножко, может быть, горчит, – стал рассуждать будто сам с собою дядя Петя. – Не распробовал толком. Это скорее всего от кореньев. Их разве в суп бросают? Хотя, почему бы и нет.

– А может грибы? – тревожно спросил Славик.

– Грибы нормальные, – в один голос ответили взрослые.

– Давайте посмотрим остатки травы, – предложил дядя Петя.

– Я все в костер бросил.

Отец взял котелок и пошел в ельник.

– Зря я ляпнул про цикуту, – со вздохом сказал Славику дядя Петя. – Перепугал всех.

– Так будет проще, – отец усмехался, держал в руке перевернутый котелок.

– Завтра сходим посмотрим, где ты траву рвал, – сказал дядя Петя. – Я тоже как будто неплохо сныть знаю. Все прояснится.

– Прояснится к утру, – отец повеселел. – Проснусь живым – значит, не ошибся.

У Славика дрожь пробежала по спине от такого юмора.

– Жив ты будешь, – усмехнулся дядя Петя. – Не верю, чтобы ты перепутал. Да и одним листиком не отравишься. И вообще яд у веха в корнях.

– Не скажи, корова корни не ест, от листиков подыхает.

Не нравились Славику такие разговоры.

– Дядя Петя, мы сегодня видели птичку с оранжевой грудкой…

Дядя Петя сразу определил зарянку.

– Знакомая птаха, – он улыбнулся ласково. – Друг грибников. Ее и видишь чаще всего, когда опята собираешь. Сидишь тихо в зарослях, в ельнике, опят стрижешь – обязательно прилетит полюбопытствовать. Вид у нее такой озабоченный. С сучка на сучок перепрыгнет, хвостиком стрельнет, головку набок склонит посмотреть, чем это в ее угодьях занимаются. Поет весной на зорях – потому и назвали зарянкой. И на груди у нее кусочек зари.

Внимательно выслушал дядя Петя и про дятла.

– А ты что, Сергей, не знал, что дятел кричит? Еще как умеет: громко, пронзительно, гикает, как разбойник. Разбойник и есть. Синичье гнездо распотрошить, птенцов проглотить – ему ничего не стоит. А весной побарабанить любит. И дерево помузыкальней умеет подыскать. Кстати, надо примету проверить. Если летом без причины барабанит – быть дождю.

Славик не слушал. Расстроился. Бойкий дятел, знакомый с малых лет по книжкам лесной доктор уничтожает беспомощных птенцов… Невозможно было представить такое.

Он ничего не сказал дяде Пете.

Отец снова хлопотал у костра, втыкал палочки с рыбой.

– Рыба не подведет, это не трава, не грибы, – он словно убеждал остальных. Не мог забыть вылитый суп. – Вон еще одна птица, – он глядел на другой берег озера.

– Где? – вскочил Славик.

– Поздно. Не увидишь. Утка в ситнике скрылась, – он показал в сторону густого островка камыша, растущего среди воды у юго-восточного берега.

Славик в бинокль стал рассматривать сплошную стенку камышовых зарослей. Ничего не увидел.

– Чего это ты камыш ситником назвал?

– В деревне всегда так называли. Очень правильное название. Сейчас покажу… – Он пошел к воде, где почему-то отдельно от всей многочисленной родни стояло несколько камышинок.

Отец ровно поперек разрезал своим изумительно острым ножом круглый темно-зеленый стебель. Ровный белый кружок среза, окаймленный зеленой ниткой внешней стенки, был весь усыпан крошечными дырочками.

– Чем не сито? – Отец стал нарезать короткие зеленые «бочонки» с белыми донышками. Славик собирал их в ладонь, сам не зная зачем они ему. Позднее бросил в воду и проследил, как легкая волна погнала необычную флотилию на середину озера.

– Я в детстве с помощью ситника плавать научился, – назидательно сказал отец.

– Как это? – недоверчиво, ожидая подвоха, спросил Славик.

– Рвали охапку камыша, кое-как перевязывали – вот тебе и поплавок. Хорошо поддерживает, когда только и умеешь ногами по воде колотить. Это теперь вам и круги надувные, и крокодилы, и лебеди. У нас такого не было. Зато и на дне не валялись куски резины, пленки и прочая дрянь.