Текст книги "Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания"

На суше, но всё о том же…

Однажды понял, что вышел из того возраста, когда надо учиться на своих ошибках. И стоит получать удовольствие от них, совершая их раз за разом. Просто это моя жизнь, мой образ…

Главнокомандующий Военно-Морским флотом СССР Сергей Георгиевич Горшков сидел у себя в кабинете в штабе ВМФ, разложив на столе два ряда фотографий. На одних был запечатлён скандальный и загадочный «Вattlecruiser», так называемый «ПВ» – «Пётр Великий» (кормовая часть, шкафут, надстройки, почти полная боковая проекция), на других в тех же ракурсах крейсер «Киров» и чертежи «орланов» последующих проектов. Происхождение фотографий было не совсем простым. По факту – шпионские «ПВ» (со слов начальника разведывательного управления Главного штаба ВМФ вице-адмирала Иванова) прошли весьма замысловатый путь. От инициативного стармеха с аргентинского транспортного судна, удачно миновав рыскающих журналистов и агентов разведок (включая и советских, кстати). А всплыли (только подумать!) в Мексике, перекупленные советским военно-морским атташе.

Отдельной стопкой лежали снимки, полученные со спутника. Честно говоря, после ознакомления с этими (далеко не самого хорошего качества) фотографиями и понимания невероятного факта, ему хотелось тут же бежать-ехать-лететь и лично убедиться, что его «любимец»-«Киров» на месте несения службы, а не бороздит далёкую южную Атлантику. Происшествие с эсминцем «Сторожевой» ещё долго будет укором. Особенно после вежливого и вкрадчивого андроповского: «Сергей Георгиевич, а где на данный момент находится ваш первенец из серии “Орлан” проекта 1144?»

Аккуратно протерев стёкла очков, чуть подстроив отражатель настольной лампы, адмирал сначала навскидку рассматривал первую пару снимков, потом извлёк лупу и изучал уже более внимательно, делая пометки авторучкой. Затем он брал следующую пару и проделывал ту же самую манипуляцию.

Архитектура надстроек и одинокая артиллерийская башня на юте «незнакомца» говорили именно о том, на что сразу указал главный конструктор проекта 1144 Купенский, едва ему дали взглянуть на ещё те (не качественные) фотографии со спутника: «Это больше похоже на очередные в серии проекта, один из которых ещё на стапеле, а другие даже не заложены. Более того, мы до конца ещё не утвердили некоторые проектные конфигурации».

Главнокомандующий отложил снимки, снял очки и устало протёр глаза. «Если это не затея самих американцев, то им гораздо проще! Они думают, что крейсер наш. Но нам-то известно, что это вовсе не так!»

Он знал, что КГБ и ГРУ с ног сбились, работая по верфям, на которых могли (тайно!) построить подобный корабль (включая союзников по Варшавскому договору). Знал о неудачных попытках подобраться поближе к кораблю средствами авиации и траулером – судном разведки. И о том немногом, что удалось выудить разведке из аргентинских источников. В Буэнос-Айресе были уверены, что крейсер советский!

«Но если это всё же американцы, то зачем?! Чтобы нажиться на англах? Так проще было не мешать нам чуть подвязаться за аргентинцев. Или это участие в англо-аргентинской заварухе лишь так… проба, а главное впереди, и цель – провокация, нацеленная на Советский Союз? Но если всё суть провокация, то строить ради подобного корабль такого класса (даже по деньгам), это должно быть что-то весомое».

Он озвучил своё соображение на закрытом заседании партийного руководства, но… Почему-то его выводы остались без внимания, а военным (включая и флот) было приказано не предпринимать никаких активный действий до выяснения… А ещё кое-кто из Политбюро на него эдак подозрительно косился! Адмирал даже усмехнулся, теперь вспоминая об этом без неприятия.

«А ведь действительно, кому как не ему – главнокомандующему флота, проще всего скрыть постройку корабля. Для каких целей только? Неужели старые хрычи забеспокоились о своих теплых партийных креслах при власти? Какая глупость – мне 72 года, мне в отставку уже пора! Устинов тогда ещё шёпотом по-свойски посоветовал пока не рыпаться. Но как же не рыпаться, когда “неизвестный” (по данным разведки) теперь в Тихом океане и направляется к северу с возможностью выйти к нашим дальневосточным коммуникациям? Ещё к этому можно присовокупить возросшую активность (и довольно значимую) американцев».

Главком достал тетрадь и, взяв карандаш, стал составлять текст приказа командующему ТОФ адмиралу Сидорову.

* * *

Инструктор управления технической службы ЦРУ вкратце описал, что им удалось сделать, протягивая папку с подробным отчётом.

Директор управления пододвинул её ближе, не спеша раскрывать. Стараясь не показывать своего недовольства – успехами сотрудники лабораторий пока не баловали.

«В конце концов, вины их особой тут нет. Прошло слишком мало времени для исследований. Конечно, со временем они докопаются, но тут явно нужна другая научная база и, к сожалению, придётся подключать новых специалистов». Его размышления прервал телефонный звонок. На другом конце провода был его заместитель по разведывательной деятельности. Но именно сейчас он возглавлял новый секретный отдел управления.

– Он умер, – тихо, но чётко прошелестело в трубке, – не приходя в сознание.

– Чёрт! – только и мог ответить. Подумав секунду, вяло приказал, понимая тщетность что-либо выудить из мёртвого тела норвежского пилота: – Вскройте его. Ищите новые факты: последствия прививок, зубные протезы, другие имплантаты или ещё чего. Хотя вряд ли – молодой военный лётчик должен быть здоров, как бык.

– Да, конечно.

На том разговор оборвали.

Директор ЦРУ раскрыл папку, пока невидяще глядя в текст. «А ведь уже завтра командующий морскими операциями стребует обещанных разъяснений, почему управление так настаивало на этой затее с захватом крейсера. Хорошо хоть они перестраховались, и президент не знает об истинном положении дел, считая, что операция чисто британская и доля участия американских вооруженных сил минимальна. И что мне теперь предоставить в качестве доказательств? Аудиозапись единственного допроса норвежского лётчика, кое-что из его пилотской амуниции, радиотелефон, прелюбопытные наклейки с датами (в том числе и полученные с “Вattlecruiser”)? Это, кстати, то, что связывает русский крейсер и норвежца. А по факту лишь догадки и гипотезы».

Директор ЦРУ отпустил подчинённого, сказав, что позже просмотрит его отчёт. Достал из сейфа свой журнал, хлопнув его на стол, открыл, начав небрежно перекидывать страницы.

«Так, что мы имеем?» Факты были изучены почти дословно.

«Второго мая, всплывшая под перископ в Норвежском море многоцелевая атомная подлодка “Ричард Расселл”, буквально неожиданно наткнулась на надувной спасательный плотик с норвежским пилотом. Лётчик, несмотря на свои аварийные средства, промок, находился в крайней степени переохлаждения. Его сразу хотели переправить норвежцам, но осматривающий пострадавшего судовой врач, а затем шкипер субмарины обратили внимание на некоторые странности в экипировке и найденных при лётчике личных вещах. Как-то, например, неизвестные купюры с датами следующего столетия, как и сами документы лётчика. Поскольку “Ричард Расселл” пребывала вблизи советских берегов для проведения специальных операций, на борту ПЛ находились агенты ЦРУ[93]93
  Видимо, имеется в виду операция «Вьюнок» по «подсадке» к секретному советскому кабелю в Баренцевом море.


[Закрыть]. Именно ими и был проведён более-менее успешный и, как оказалось, единственный допрос пилота. Затем по-прежнему находящегося в тяжёлом состоянии пилота передали на американское надводное судно и экстренно самолётом переправили в Америку. Всю дорогу пострадавший находился в коме, и вот, как донёс заместитель, скончался. У всех кто с ним контактировал и мог что-либо увидеть, взяли подписку о неразглашении.

Естественно, вместе с норвежцем передали все артефакты, что при нём нашли, включая протокол и магнитофонную запись допроса. Многое из того, что успел сказать норвежец, смело можно было отнести к горячечному бреду, включая и упоминание о русском “Петре Великом”. А потом крейсер объявился в Южной Атлантике!

Из артефактов, прибывших для анализа и изучения, особо важно было отметить купюры (EURO) и, несомненно, мини-устройство – радиотелефон. Назначение аппарата определялось по многим деталям компоновки – именно радиотелефон! К сожалению, электронная начинка устройства напрочь промокла. Как сказали специалисты, «цепи закоротило», но помимо того, что прибор имел особый технический интерес, он ещё нёс в себе массу любопытной и противоречивой информации: название фирмы-изготовителя, место производства, включая маркировку и на мелких радиодеталях. В целом – какое-то шведско-японо-китайское сборище. А потом из аргентинских источников появилась похожая наклейка “made in Сhina” с крейсера, включая вообще все странности, с ним связанные. Взаимосвязь становилась очевидной, но выводы всё равно не выходили за рамки фантастики. Он надеялся, что операция с захватом пройдёт успешно и начнут прорисовываться ответы, но… Но вот теперь надо что-то предоставить военным и не оказаться при этом до нелепости смешным. Вот только с фантазией у военных туговато. Им проще всё объяснить сумасшедшей дезинформацией русских, и величайшая загадка может просто уплыть на сторону противника.

А пока “Вattlecruiser” оставался в таком, можно сказать, беспечном и уязвимом, даже для данного класса корабля, одиночестве (как вчера на брифинге поведали знатоки морских баталий – адмиралы). “Красные” же предприняли всего лишь две попытки выйти на контакт с крейсером. Неудачные.

Вчера командующий военно-морскими силами в Атлантическом океане хвастался, как его “фантомы” не дали дозаправиться в воздухе русским гигантам морской разведки – Ту-95, сбивая шланги спутными струями. Правда, умолчал, что один F-4 зацепил русского “медведя”, сковырнувшись в океан[94]94
  Ту-95. В классификации НАТО – «Вear» (медведь).


[Закрыть]. А экипаж второй машины до последнего кружил над местом падения ведомого, пока не прибыл спасательный вертолёт, и им не хватило горючки до авиапалубы. Хорошо хоть всех героев потом подобрали. Но зато русские, в конце концов, отказались от своей затеи.

Вторым фактом было разведывательное судно Советов, маскирующееся под траулер. Тот просто не успел выйти даже на дистанцию радиоконтакта – “Вattlecruiser” уже ушёл проливом Дрейка в Тихий океан».

Активней закопошились советские дипломаты в Аргентине, но насколько удалось узнать, работают они пока от нелегальных источников и на официальных лиц аргентинской стороны не выходили.

Глава Федерального агентства аккуратно внёс ещё одну запись с простановкой даты о смерти «объекта» за номером и кодовым словом, под которым числился норвежский пилот, так и не решив, стоит ли завтра выложить всю имеемую информацию на очередном совещании штаба.

«Хорошо хоть президент у нас, пусть и с заворотом в голове, но порой порешительней, чем кто-либо из ястребов из КНШ».

Крейсер

Те, кто предпочитает скорее «быть» (в понятии), чем «казаться», теряют в дешёвой и навязчивой популярности.

Тихий покорно притих, раскатав, разгладив пронзительно иссиня-зелёный «ковёр» своей неоглядности, оставив лишь мелкую рябь.

Давили хорошо – 200 оборотов на каждый винт (на валах только свист стоит), с расчётом пройти траверз Пасхи с наступлением ночи. Поэтому и противолодочного как такового не делали. Так… периодически клали руля на румб-два, а «забежавший» вперёд «камов», опустив в воду антенну ГАС, слушал – никто там, притаившийся под водой, не метнётся на эту неожиданную смену курса.

Голоса вахтенного и рулевого рассеивались в объёме ходовой рубки, не долетая до стоящего у двери на крыло мостика Терентьева.

Хотел спокойно выйти покурить, но спокойно не получалось. Потому что по расчётам вошли в зону действия чилийской авиации. Полагал не прозевать момент, но «чилийца» всё не было, и Терентьев начинал нервничать. «Я так никогда не брошу курить». Стоял, дымил у открытой двери на правое крыло, поглядывая на траверз и по курсу. «Можно подумать, увижу дальше антенный “глаз”».

Тёплый ветер трепал волосы, рассеивая дым сигареты.

«Как заметно потеплело. Надо будет дать команду переодеть экипаж в “тропичку”».

Подошёл штурман:

– Вертится у меня в голове…

– Что?

– У американцев по программе «Спейс Шаттл» были запасные аэродромы для незапланированных посадок. В том числе и в Тихом. Вот не могу вспомнить – не на Пасхи ли?

– Чёрт, и ты молчал?

– Да я только вспомнил. А с другой стороны, если там пиндосы орудуют… ну, прилетит не чилийский, а вовсе уж американский самолёт. Какая разница.

– Или вообще не прилетит…

Тут громко подал голос вахтенный:

– Пост РТР. Отметка прямо по курсу.

Сигарета – долой! Буквально в пять шагов – к центральному пульту.

– Ну-ка, ну-ка!

– Сигнал слабый, но вполне чёткий. Азимут – ноль! По параметрам – самолёт!

– Уточни у БИЦа классификацию цели. На этом пеленге у нас остров Пасхи. Может, это не самолёт?

– Никак нет. Наблюдается смещение по азимуту. Дистанция устойчиво уменьшается.

– А ну-ка, давай ему «помашем рукой» навигационной РЛС.

После двадцати секунд мощного излучения следует реакция.

– Сила сигнала растёт! Параметры на азимут нулевые!

– Ага! Клюнул, голубчик. К нам повернул!

Терентьев оглянулся на стоящего позади штурмана, хотел, видимо, что-то сказать, но тот невозмутимо пожал плечами, дескать «чего ждали – то и прилетело», поэтому промолчал.

Теперь доклады следовали через каждые пять, три, а потом одну минуту: пеленг, угол места, параметры, сила сигнала.

Самолёт быстро приближался на высоте шести тысячи метров почти встречным курсом.

– Высоко идёт, – комментировал штурман.

– Да, высоковато, – согласился командир и запросил: – Обстановка в радиоэфире?

– Молчит.

– Надо его запросить.

– Давай я, – вызвался штурман.

Радиозапрос посылали трижды, прежде чем пришёл ответ.

– Чилиец, ВВС, – подтвердил штурман, – на международных, но как-то он скупо. Показалось, словно сквозь зубы. Неужели бритт в самолёте?

– Или американец…

– Американцы, как правило, попроще.

– Не будем гадать, – не стал усложнять Терентьев, – однозначно по нашу душу, кто бы там ни был.

Самолёт проходил чуть в стороне, на тех же шести тысячах. Вышли со штурманом на мостик, но на такой высоте невозможно было определить тип самолёта даже в мощный визир. К этому времени уже неумолимо вечерело, и инверсионный след чётко выделялся бело-розовой полоской.

– Он чего, так и просвистит мимо? – удивился штурман, ловящий белёсый крестик в фокус бинокля.

– Нет, – Терентьев, в отличие от штурмана, не стал хвататься за оптику, – по-моему, пошёл на разворот. Или из-за кривизны сферы так кажется? Чёрт, сейчас же окончательно стемнеет, неужели он не захочет рассмотреть нас поближе?

Однако вскоре инверсионный след за удаляющейся машиной исчез, а примерно минут через двадцать пост РЛС доложил, что самолёт возвращается, постепенно снижая потолок.

– Так! Приготовиться! – Командир вернулся в рубку.

Машина чёрной точкой нарисовалась за кормой, но пилот явно показал намерения пройти в стороне, примерно в полукилометре. И по высоте так же – особо не выпендривался, опустившись не ниже тех же пятисот метров.

– Мы его случаем не уроним?

– Электроника должна «просесть», а «керосинке» его… хрена ль сделается?

Звук реактивных двигателей нарастал, но отсутствие дымного выхлопа говорило о том, что машина не форсирует, сбросив скорость. Когда «Канберра» (наконец удалось определить тип самолёта) проходил траверз крейсера, по команде врубили на полную излучатели РЭБ.

Казалось, ничего не произошло – самолёт продолжил свой полёт по прямой. Теперь его – удаляющегося, хорошо было видно из рубки.

– Он вырубил свои РЛС! – доложил оператор радиоэлектронной разведки.

Терентьеву показалось, что машина слегка покачала крыльями, словно лётчик пробовал реакцию на управление. Затем самолет, не меняя курса, плавно пошёл вверх.

– Он по-прежнему «ноль» в излучении! – продолжал докладывать оператор. – На радиозапросы не отвечает.

Ждали ещё минут двадцать, следя за меткой на радаре, «отбивая» удаляющуюся дистанцию.

– Он так и идёт не отворачивая, – подтвердил вахтенный офицер, – сдаётся… он спёкся. Пожгли мы его гетеродины.

– А у него гетеродины? – скептически удивился Терентьев.

– Да без разницы! Начнём? Пилотяг выпускать?

– Командуй.

* * *

– Объявили готовность! – оторвался от трубки «сидящий» на связи с ГКП матрос.

– Ну, всё, – хлопнул в ладоши Харебов, – давай отсоединяй свои путы. Уже сотый раз всё проверили-перепроверили.

«Камов» стоял в ярко освещённом ангаре, округлив на внешней подвеске контейнеры с аппаратурой. На одном из блоков был вскрыт лючок, к нему тянулись волны проводов от тестирующей аппаратуры. С настройкой у индикаторов возились техники из группы РТС.

Получив разрешение от старшего группы, стали отсоединять разъёмы, сматывая фидера.

– Бляха-муха, – тихо матерился один из техников.

– Что не так?

– Да я ещё на гражданке в бытовухе заметил! Возишься с проводами – обязательно перепутаются. Оставишь незабандаженные лежать за телеком, видиком и прочими приблудами… не трогаешь их! Ну, может, когда-никогда веником-шваброй там прошуршишь – один чёрт перепутаются, переплетутся. Хаос, да и только!

– А это, – словно со знанием дела пояснил Харебов, – потому что планета – наша матушка Земля вертится вокруг своей оси, наяривая при этом вокруг Солнца. Солнечная система, в свою очередь, вращается по краю радиуса рукава от центра галактики…

– Какого рукава? – удивился техник.

– Рукава Ориона, неуч, – и продолжил нарочито авторитетно: – Да и сама галактика раскручивается спиралью, наверняка несясь во Вселенной по определённому закону.

– Да ладно!

– Так, космонавты! – Старший группы эртээсников привлёк внимание экипажа вертолёта. – Повторяю ещё раз: пойдёте на автомате по запрограммированному маршруту, вплоть до возврата на базу. В смысле на корабль. «Петю» тоже поведут строго по автопрокладчику. Но сами понимаете – инерциалка! Могут быть погрешности. Далее! Включение главной вундервафли на автоматику мы не поставили, но по сигналу периодически вы должны врубать передатчики. Сами. Вот вам полётная план-карта. Подкорректировали.

Харебов взял план-планшетку, быстро просматривая задание:

– На тридцать-сорок секунд? Не мало?

– У нас антенна, сам понимаешь, куцая, берём только силой сигнала. Моща́ будет из бортовой сети нехило отбирать. Так что всё лишнее выключай, а передатчик, как сказано – на короткие промежутки времени.

– А что у нас тут лишнего, а?

– Прикуриватель!

– Да иди ты… всё б тебе ржать.

– А ты не забывай ещё и о СВЧ-излучении, вам в кайф поджариваться?

– А защита… должна быть? Он же (имея в виду «камова») и под ДРЛО затачивался.

– Ага, скажи ещё, плекс покрыт слоем токонепроводящего золота. Кабина экранирована в задней полусфере, и всё! Слушай, а давай я тебе своего человека вместо твоего штурмана-оператора дам. Мало ли?

Харебов посмотрел на напарника:

– Ты как?

– Индифферентно. Хотят лететь, пусть летят.

– Добро!

– Товарищ майор, – заорал матрос на связи, – команда!

Завыл сигнал, пошли «на открытие» створки ангара.

* * *

Наползал туман, застилающий краснеющий горизонт, поэтому стемнело рано и стремительно.

На юте снова ожил подъёмник, выдавливая наружу «камова», увешанного габаритными «чушками» на подвесках. Винтокрыл штатно взлетел и канул в темноту.

Поступила команда переложить руль, и крейсер покатился на новый курс, заметно кренясь на циркуляции.

Обязательно вырубили всё излучающее. Приёмники исправно ловили эфирное радиобормотание. Выделялся близостью остров Пасхи – судя по нарастанию темперамента переговоров, «погасить» чилийского разведчика всё-таки удалось.

Через полчаса (по расписанию) отработал «камов»-провокатор. До крейсера долетел эхо-импульс и опять наступила тишина. Относительная, естественно – радиоэфир трещал и булькал, закономерно насыщенный далёкими и близкими радиоточками.

На ходовом мостике полумрак, для удобства наблюдения за надводной обстановкой. Вахтенный офицер, делая записи в вахтенном журнале, не мудрствуя, подсвечивает себе тусклым светом экрана мобильника.

– Честно, я ожидал чего-то эдакого, – сказал он вполне себе разочарованно.

– Во-первых, рано о чём-то судить, – едва уловимо пожал плечами Терентьев, – во-вторых, может, вообще наша уловка не сработала, и амеры нас по-прежнему отслеживают из космоса.

– Да я о чилийцах. «Канберру» их подслепили – ушёл. Так? А они особо не парятся. Должны по идее другой борт выслать.

– А сам что думаешь?

– Могу только предположить, у них просто не оказалось ещё одного подготовленного самолёта.

– Да… да, – рассеянно ответил командир. Бросил взгляд на планшет с планом боевой задачи. Сверил с часами и прокладкой. Вопросительно посмотрел на вернувшегося штурмана, ходившего в штурманскую рубку.

– Что скажешь, Виктор Алексеевич?

– По поводу?

– Да, вообще.

– Хотелось бы… – каптри на секунду запнулся, – хотелось, чтобы через пару часов, как вернётся Харебов, амеры в эфире панику подняли.

– А-а-а, ну, это да. Дескать, потеряли нас. Но давай всё-таки не будем переоценивать американов. Не думаю, что так уж идеальна система их радиослежения. Насколько я помню из этих реалий, они полагались в основном на данные фоторазведки. Теперь же, если амеры нас потеряют, будут искать по площадям, а с увеличением поля зрения уменьшится разрешение и качество изображения. Ищи иголку в стоге сена. Недаром же наши корабли всё время пасли с помощью обычных кораблей и самолётов сопровождения.

– Только вот тут всё-таки пройдём чуть стороной, – штурман указал на карте и пояснил: – Британские острова Пиктэрн. Если без задержек, получится, что они окажутся на траверзе аккурат в дневное время суток. Военные корабли бриттов, может, раз в год-то и навещают колонию, а так… чёрт его знает, какая сейчас там инфраструктура.

– Нам до них чапать цельные сутки.

* * *

В кабине «камова» контраст темноты и слабо подсвечивающих разноцветных угольков контрольных светодиодов. Серо мерцает жидкокристаллический дисплей напротив эртээсника, расположившегося в кресле штурмана-оператора.

Пискнул выведенный прямо в наушники сигнал.

– Время, – прохрипел в гарнитуру Харебов.

Казалось, задремавший техник встрепенулся, щёлкнув на выносной клавиатуре, сменив картинку на дисплее, выказывая его многофункциональность – на экране отразилась информация по маршруту.

– Ага! Точка возврата. Приготовься, – предупредил он, – включаю в последний раз. Или у вас говорят «крайний»?

– Не тот случай, – с улыбкой проворчал майор, щёлкая тумблерами, обесточивая всё лишнее. Действительно, как и предупреждал старший группы РТС, аппаратура «кушала» изрядно – на те тридцать секунд, что техник врубил излучатель, даже потускнели контрольные лампочки на приборной панели, а турбины завыли натужней от отбираемой генераторами энергии.

Время в мелких единицах измерения всегда звучит менее серьезно, чем в более крупнодискретных. И сейчас всего лишь тридцать секунд в ожидании разворота для Харебова растянулись в целые полминуты нетерпения. Услышав в наушниках «всё!», майор заложил малую дугу с креном и, набирая экономичные полторы тысячи метров, взял обратный курс.

Возвращение на корабль в режиме автопилота без каких-либо задач казалось ещё нуднее. За остеклением кабины черно. Внизу кажется разбавлено серым туманом, а вот небо пронзительно усыпано звёздными колючками. И если бы не показания приборов, неизбежная вибрация и шум винтомоторной группы, чудилось бы, что вертолёт завис, затерялся в вязкости ночи и расстояния.

– Ты давеча про Солнечную систему и рукав Ориона… фанатеешь по космосу? – прервал молчание техник и, не особо дожидаясь ответа, стал излагать свои соображения: – А, по-моему, романтика космических путешествий в нашем третьем тысячелетии умерла. Как и рок-н-ролл. Так и представляю, спросят меня: «А вы там, наверное, уже Марс колонизировали?» А мы? «Буран» забросили. Уж не говоря о том, что страну просрали… Все теперь в мобильных гаджетах да компах засели.

– Не без того, – ответил чуть погодя майор, – но для начала оговоримся, что рациональное зерно тут есть – микрочипизация требует меньшей энергии питания и уменьшение веса аппаратуры, выносимой на орбиту, что даёт выигрыш по топливу и полезной нагрузке носителя. Но… это всё ещё применительно к «реактивным подштанникам».

– «Подштанникам»?

– Ну да. Ты не задумывался, что космос, я имею в виду далёкий космос, осваивать всеми этими ракетами – тупиковая ветвь развития? Исследовать Солнечную систему реактивными двигателями в ньютоновской физике? Только до Марса лететь, при хороших раскладах, полгода. Это можно сравнить с Великими географическими открытиями и парусными кораблями, тогда тоже годами из путешествий не возвращались. А дальше? Хорошо, проводим аналогию – парусники сменяют паровики и прочие техноновшества. А у нас человеческие звездолёты достигают эйнштейновского предела – скорости света. Но! Например, до Арктура, что в созвездии Волопаса – сорок световых лет. И обратно! Восемьдесят лет только на дорогу! Кто их будет дожидаться? А там ещё, представь, запутка с релятивистским замедлением времени, согласно теории относительности.

– Так может эти… как их, гиперпрыжки?

– И тут свои неприятности. С Земли мы видим тот же самый Арктур, каким он был сорок лет назад. Ну, рассчитаешь ты координаты (а рассчитать ещё ог-го-го, ведь оно всё не стояло на месте, а очень даже двигалось), прыгнешь своим засратым «стартрэком»… а звезда уже сверновой бабахнула. Или ещё что…

– И чего?

– А вот тут мы подходим к развитию компьютерных и прочих микротехнологий. По мне так это инстинктивный откат человечества от грубого и не самого изящного решения. И поиск нового пути. Люди, как вода – текут, куда удобно. Мы даже в любви-сексе пытаемся быть практичными и целесообразными, несмотря на природные установки тотального размножения. Познать макро через микро! Тенденция говорит о следующем уровне, энергетическом в том числе. Квантовом. А квантовая теория предполагает как вероятностную составляющую, так и темпоральную интерпретацию.

– Непонятно…

– А то, что случится тебе и звёздное небо для романтиков и влюблённых, и то реальное, которое на данный момент там, с вышеупомянутым Арктуром. Короче, будут какие-то заигрывания с физикой времени и прочей темпоралистикой. Пусть не сразу, но прорыв случится. Вся эта кнопочно-сенсорная виртуальная копошня будет накапливаться и когда-нибудь «выстрелит».

– Я бы, может, ещё посомневался и поспорил с твоей темпоралистикой, если бы не одно «но»…

– Это ж какое?

– Самое ближайшее – мы тут… в прошлом… оттуда! Может, кто-то уже «выстрелил», и мы в чьих-то планах. Или так… побочный эффект, например.

Неожиданно высказанная мысль вернула, как говорится, с неба на землю.

– Да-а-а, подкрался трындец… незаметно…

– Считаешь, что трындец?

– Представь, что о нас думают там. Командование, понятно, будет молчать до последнего. А потом? Ведь вся эпопея с «Курском» прошла через меня. И бардак, и попытки вытащить ребят, и слёзы их родных. Мы-то знаем про себя – живы, но как подумаешь, что тебя уже похоронили. И каково твоим… там…

– Меня тоже удивляет – почему у нас так мало, практически никого, кто впадал бы в депрессию или дурел из-за этого провала в прошлое? Ведь действительно у большинства там остались жёны, подруги, дети…

Майор молчал минуты полторы, потом, медленно выговаривая, ответил:

– Просто не́когда заниматься самокопанием. Не знаю, как у вас, а нас на противолодочном поиске загоняли в хлам. От койки – до койки. А ещё, я так думаю, во всех нас (моряках) сидит что-то фатальное. Несмотря на общечеловеческую слабость простого желания, чтобы тебя ждали на берегу, дома, мы все подсознательно готовы никогда не вернуться. Потому что море жестоко. А уж для лётчиков грохнуться на землю (или в океан) по любой из причин не считается чем-то из ряда вон… Тем более мы военные.

После этого техник уже не задавал никаких вопросов и подал голос, лишь только когда автопилот просигналил о подходе к точке рандеву, а предательский желудок скакнул к горлу – пилот резко повёл машину вниз.

– А если мы не найдём корабль?

– На крайний случай выведут с помощью посадочных РЛС, – и успокоил: – Да тут он где-то!

И всё равно тёмная громада крейсера выскочила из смоляной черноты неожиданно, промелькнув под брюхом.

На корме тут же вспыхнули дополнительные посадочные огни, и, дав небольшой круг, сели без эксцессов.

Уже в ангаре, сняв спаскостюмы, техник сказал:

– Трепыхания всё это наши… Мне космос напоминает океан, где есть всякая мелюзга, рыбы, крупные рыбы и большие дядьки-киты, которые кушают планктон.

– И чего?

– Так вот, люди не планктон, они ещё меньше. И их не трогают, пока они не всплывают.

– Кто не трогает – инопланетяне?

– Фы-ы! Инопланетяне…

– Ого! Уж не высшие силы, типа парня с нимбом, то бишь Бога ты имеешь в виду?

– Типа того! И всё решено или предрешено за нас.

– Да ладно, прорвёмся! – Выполнив задание, майор чувствовал удовлетворённость и благодушие. – На всех планетах земного типа в этой Вселенной растут яблони.

И для бесшабашной вескости достал из кармана зеленоватую «семеренку», смачно надкусывая.