Текст книги "БП. Между прошлым и будущим. Книга вторая"

ВЛАДИМИР НАДЕИН пришел в «Известия» двадцать два года назад – из журнала «Крокодил», где несколько предшествующих лет проработал ответственным секретарем редакции. Фельетонист, заведующий отделом фельетонов… С 89-го года – заведующий корпунктом «Известий» в Вашингтоне и после провала путча – зам. главного редактора газеты.

– Многие, из числа называемых центральными, издания бывшей советской прессы и, не в последнюю очередь, ваши «Известия», – начал я беседу, – активно способствовали демократизации общества и, в конечном счете, приходу сегодняшнего, ельцинского правительства. И сейчас они как бы пожинают плоды своей деятельности.

Я имею в виду следующее: попав в условия свободного рынка, газеты, сохранившие старые организационные и хозяйственные структуры, при которых значительная часть расходов погашалась государством, оказались на грани краха. Стоимость бумаги и типографских работ многократно увеличилась, а субсидий нет. И, как утверждают их издатели, газеты вынуждены либо поднять цены до такого уровня, что массовый читатель не сможет их покупать, либо переходить на еженедельный выпуск вместо ежедневного. Либо просто-напросто закрываться.

Но ведь издания, которые зародились без помощи государства, продолжают успешно функционировать, и сегодняшняя ситуация их тревожит не больше, чем производителей любых других товаров, действующих в условиях свободного предпринимательства. Недавно «Лос-Анджелес Таймс» напечатала информацию о совещании в Москве редакторов газет, на котором они говорили, что издания их вынуждены будут закрываться, и страна лишится основной прессы.

Потом «Лос-Анджелес Таймс» напечатала мою реплику по этому поводу. Владимир, поверьте, мы не пытаемся никого отсюда учить, но все же мы располагаем определенным опытом. «Панорама», например, начала свое существование в крохотной комнатке, и бюджет ее мы определяли реальной стоимостью процессов и реальными возможностями распространения издания.

Еженедельник существует уже который год – в таких точно условиях, как и вся наша пресса. При этом у нас всегда чуть меньше помещений, чем нужно бы, и всегда одного-двух человек не хватает. Новых сотрудников мы принимаем, но только тогда, когда становится ясно, что без этого уже точно не обойтись. Вспомним «Известия»: огромное здание, огромное число, мягко выражаясь, не очень занятых людей… Еженедельную «Панораму» готовят девятнадцать штатных сотрудников.

Так почему в примерно того же объема, что и «Панорама», приложении к «Известиям» – в «Неделе» – должно работать чуть ли не двести? И вот мы узнаем сегодня о том, что Ельцин принял решение субсидировать некоторые газеты… Честное слово, это разочаровывает: потому что, если свободная пресса получает подкормку от государства, то она определенно уже не свободна. И дело-то тут не только в прессе – это выглядит отступлением от определенных принципов, с которыми российские демократы пришли к власти.

Надеин внимательно выслушал меня и заговорил:

– Я думаю, что главный вывод лежит за пределами нашей дискуссии. Конечно же, пресса, питающаяся с руки правительства, свободной не является и стать таковой не может.

Но вначале следует сказать о том, что чувствовали бывшие советские люди, что чувствуют нынешние постсоветские люди и о чем редко задумывались даже профессиональные журналисты.

Из чего складывалась чрезвычайно низкая цена наших газет, которые, тем не менее, были необычайно прибыльными? «Известия», например, давали не менее восьмидесяти миллионов рублей чистой прибыли в год. И это – при цене три-четыре копейки! То, что в наших газетах зарплата журналистов составляла всего 2–3 процента общих затрат, то есть журналистам, мягко говоря, недоплачивали – это лишь часть ответа.

Но важнее другое – лес был бесплатным, его рубка стоила дешево, ибо всегда использовался каторжный труд заключенных, труд несвободных людей. На восстановление окружающей среды деньги практически не тратились. Для подсчета промышленных издержек на производство собственной бумаги использовали весьма льготную для ее потребителя арифметику: закупали, например, за десять миллионов долларов крупную бумагоделательную машину в Японии, но на балансовую стоимость ставили эту машину по сказочному курсу – 54 копейки за доллар. И получалось, что машина стоила не десять миллионов долларов, а пять миллионов четыреста тысяч рублей. А отсюда выводилась себестоимость бумаги.

После этого «сверхдешевая» бумага на дешевом транспорте, а потому постоянно убыточном, доставлялась в типографию, и конечный продукт, баснословно дешевый по себестоимости, собрав «пыльцу» на всех предыдущих этапах, отдавал огромные деньги – кому? – партии.

Все знают, что у нас не было не партийных газет – «Комсомолка» была партийной… «Труд»… даже «Советская женщина»! То есть сама по себе цена газет, к которым привык потребитель, была основана на идеологическом подходе.

– А партия, – вставил я, воспользовавшись паузой, – получала двойную прибыль: и материальную, и – по широкой доступности издаваемой ею прессы – идеологическую…

– Совершенно верно, – наша мудрая партия убивала сразу двух зайцев, – согласился Надеин. – С одной стороны, с помощью дешевых маленьких газет людям ежедневно вдалбливался набор политических клише, стереотипов. И это была очень эффективная система пропаганды.

Несколько отвлекаясь от темы, скажу, что никогда задачей нашей пропаганды не являлось превращение читателя в единомышленника.

Главным было – путем многократного повторения вбить в него тот набор изречений, за который он не будет наказан, если выскажет их публично. Например: нужно говорить – «с чувством законной гордости все советские люди восприняли…». Ну, и так далее…

Но вернемся к экономической стороне. Наши газеты доставлялись во все отдаленные уголки страны, ибо феномен центральной печати состоял в том, что Центр хотел контролировать идеологию везде: чтобы в какой-нибудь отдаленной области вдруг не появились «чуждые» мысли.

Так вот, и у журналистов, и у читателей выработалась одинаковая привычка: одни привыкли, мало получая, делать дешевую прессу, но зато хвастать миллионными тиражами, другие привыкли потреблять продукцию первых, просматривая газету мельком и используя ее для самых разнообразных хозяйственных потребностей… И это стало нормой жизни.

Войдя в перестройку, коммунистическая печать действовала в интересах свободы лишь в той мере, в какой это соответствовало ее интересам. Газеты устали от глупого диктата партии, от того, что не могут распоряжаться созданными ими богатствами. И поэтому пресса ратовала за свободу, перестройку и все прочее.

Но сейчас пришло первое серьезное испытание, когда надо действовать против себя. И то – в каком смысле против себя? Я согласен с вашим тезисом, что старые структуры наиболее болезненно переживают вхождение в рынок. Для «Коммерсанта» и других новых газет это проходит безболезненно. Ну, а те, кто привык к огромным кабинетам, к десяткам и сотням сотрудников, к тому, что каждое дело, которое может сделать один человек, делается вдесятером?..

В то же время, у старых газет немало преимуществ по сравнению с новыми, и они могли бы их использовать. Например, уплотнившись, можно сдавать огромные помещения и получать за это деньги… Есть и ряд других возможностей – словом, время действовать!

Конечно, ни одна страна не в состоянии выдержать такого количества центральной прессы, которое наплодила партия в своем желании контролировать все. Тут тебе «Советская культура», тут «Советское кино», «советское» это, «советское» то… Сегодня монополии на слово приходит конец. Районы обретают все больше прав, они не хотят слушать, что им сообщают из Москвы – у них есть своя информация. И тут-то настает момент, когда журналистам остается только «взвыть»: ведь это они оказали серьезную помощь либеральным структурам в их приходе к власти, они во многом помогли Ельцину. А сегодня, действуя старыми способами, они же говорят: «Мы умрем, если вы нам не поможете».

И вот в октябре был издан указ «О поддержке печати в переходный период», по которому «Российские вести» – официальный орган Верховного Совета – получили право покупать бумагу по удешевленной цене. Ни на кого больше это не распространилось. Сейчас, когда «Труд», «Комсомольская правда» и другие газеты стоят перед реальной возможностью закрытия, включаются старые коммунистические рычаги – редакции требуют, чтобы привилегии распространились на все остальные газеты. А что, наша антисемитская печать тоже получит это преимущество? «Голос Тушино» получит субсидированную бумагу, оплаченную нашими налогоплательщиками? Или – не получит?..

Но есть еще одна опасность: она состоит в том, что любая субсидированная печать, живущая в оранжерейных условиях, становится дряблой, безвольной, начинает покорно, даже без принуждения, следовать воле правительства. И достаточно будет простого телефонного звонка: «Ребята, ну-ка сделайте то-то…». И ребята сделают. А если иначе, то потихоньку перекрывается кислород, и газета умирает. И все же – газеты, которые сориентируются в новых экономических условиях, будут существовать. А подкармливаемые будут заглядывать в рот правительству, позорить звание свободной газеты, порождать недоверие в стране и за рубежом и, в конце концов, умрут.

Я бы хотел затронуть еще один важный вопрос.

Ко мне, как к руководителю зарубежной редакции «Известий», не раз обращались ответственные лица из наших разведорганов, откуда нам в иностранные корпункты присылали «сотрудников» на должность журналистов. Сейчас мы освобождаемся от таких людей, мы предлагаем им вернуться и во многих случаях уже вернули их в прежние организации. Таким образом, разведывательные органы оказались в очень сложном положении: они тоже не были подготовлены к подобному развитию ситуации в стране.

Я ничего плохого не хочу о них говорить, я даже уверен, что сегодня они не антиамериканцы; их организации – это нормальные структуры, которые есть в каждом государстве. Их функционирование – это способ контроля реальности получаемой информации. Когда разведка работает в нормальных, не коммунистических условиях, она завязывает контакты, главным образом, с тремя категориями – дипломатами, бизнесменами, журналистами. И подбирает из них, воспитывает нужных себе людей.

Как это происходило раньше? Они приходили и говорили, естественно, через соответствующие каналы: «Открываем корпункт там-то, Министерство финансов начинает финансирование…». И однажды в редакции появлялся застенчивый молодой человек, как правило, с приятной улыбкой. Он ходил полтора месяца по коридорам, вежливо здороваясь со всеми, а потом исчезал. Время от времени мы получали от него корреспонденцию то из Бонна, то из Вашингтона, то из Найроби – как правило, гладкую и безликую.

И вот недавно к нам в «Известия» пришел человек и сказал: «Мы знаем, что вы, как и все газеты, испытываете финансовые затруднения. Давайте мы оплатим полностью содержание наших людей, мы подберем самых лучших, самых способных… Поймите наше положение, мы живем в одном государстве, но у нас все разрушено – МИД отказывается, вы отказываетесь, бизнесменов у нас практически еще нет, их надо создавать… Мы в более трудном положении, нежели другие».

И я на это ответил: «Поймите и вы нас правильно. Конечно, мы патриоты нашего государства, и я тоже хочу, чтобы и русская, и украинская разведки работали хорошо и эффективно. Единственно, на что я могу дать вам разрешение – это вербовать среди наших журналистов своих агентов. Но если я об этом узнаю, то этот человек будет моментально уволен. Как он будет прятаться от меня – это его дело. От вас готового журналиста мы не примем, ваших кадровых ребят у нас не будет».

Но вот возникает вопрос: а если бы мы, известинцы, находились в отчаянном положении, когда у нас не создан «подкожный слой», и если бы у нас не было полутора миллионов долларов на зарубежном счету, которые нужны для оплаты работы корреспондентов? Кстати, сегодня вместо тридцати у нас осталось одиннадцать корреспондентов за рубежом. И еще кстати – валютные средства «Известия» заработали сами, начав первыми из наших газет публиковать рекламу.

Сегодня, после реализации упомянутого обещания Ельцина, может создаться ситуация, при которой несубсидированная газета, не выдерживая конкуренции с субсидированными, испытывает соблазн договориться с этими органами. Это еще один способ компрометации печати – ее свободы, ее независимости.

В общем, в планируемом акте помощи печати я не вижу ничего положительного. Я вижу только прежний коммунистический подход, проявляемый и моими коллегами-журналистами, и теми, кто собирается давать им деньги. Я бы ничего не имел против, если бы Ельцин из собственного кармана выдал всем газетам по полтора миллиона. Ради бога! Но он же будет раздавать деньги налогоплательщиков!

– Несколько дней назад, – к месту вспомнил я, – «Голос Америки» устроил в эфире заседание «за круглым столом», участвовали в нем писатель Василий Аксенов, поэт Лев Лосев и я. Владимир Фрумкин, ведший передачу, спросил меня, как бы я отнесся к предложению Нобелевского лауреата, поэта Иосифа Бродского, издать двадцать миллионов сборников стихов лучших американских поэтов и потом бесплатно раздавать их – на заводах, в магазинах, в церквях, всюду. И народ, по мысли поэта, читая их, в массе своей обязательно переменится к лучшему.

Я ответил, что согласен, конечно, с тем, что поэзия благотворно влияет на человеческие души, и если Бродский хочет финансировать этот проект, то почему бы мне быть против. Но если это планируется за счет американских налогоплательщиков – я против категорически: уже существует масса подобных программ, которые потребляют огромные средства без малейшей пользы для американского общества. Не все участники беседы со мной согласились, что нормально, – на то и дискуссия.

Не знаю уж почему, но в переданном в эфир почти часовом тексте нашей беседы только эта часть отсутствует. А мне представляется, что российскому слушателю она могла быть интересна – именно тем, в частности, что касается ситуации, сходной с создаваемой обещанием Ельцина. И для меня, честно говоря, явилось полной неожиданностью то, что в вашем лице я встретил не оппонента, а единомышленника. Но много ли в руководстве других газет людей, которые думают так же, как и вы?

– К сожалению, относительно мало, – сказал Надеин. – Их больше в созданных недавно газетах, которым труднее, чем старым. Может быть, на моем суждении в какой-то мере сказывается зарубежный опыт работы и то, что мы находимся в относительно хорошем финансовом положении. Все же «Известия» на полтора года раньше других начали публиковать рекламу, в том числе и западную. Над нами тогда смеялись – но мы создали определенную финансовую базу.

Я полагаю, что наша газета выживет. Но я вижу столько опасностей, вытекающих из создавшегося положения, что, вернувшись домой, начну публично через свою газету и через другие выступать против этого шага – против финансирования газет правительством. Оно непременно приведет к тому, что появятся любимчики, а те, кто рассчитывает заслужить любовь монарха на первом этапе, забывают, что все равно все любимчики выстроятся по ранжиру, и кто-то всегда будет более любимым, а кто-то – менее…

И для того, чтобы быть все более и более любимым, надо будет опережать других, забегать вперед и подхалимничать перед властями. А следовательно – утрачивать доверие читателя. А чем меньше будет читательское доверие, тем больше надо будет выслуживаться перед властями… Конечно, я встречу тех, кто будет мне горячо и искренне оппонировать. Но я думаю, что мы добьемся отмены субсидий, я убежден, что время правительственных печатных органов прошло.

Оно пройдет по-настоящему, если в российской Конституции будет записано, что правительство не имеет права субсидировать органы информации, адресованные читателю, живущему внутри страны, – как это записано в американской Конституции…

Надеин с моей репликой согласился, сделав лишь одну оговорку: пока правительство хочет содержать свой орган «Вести», я не вижу серьезной опасности для свободной печати в конкурировании с подобным изданием. Я уверен, что свободная печать намного устойчивее, жизнеспособнее, она будет приносить больше денег, чем субсидированная печать.

В конце нашей беседы я не удержался от следующего вопроса, полагая, что нет более квалифицированного собеседника для ответа на него:

– Сегодня у нас есть несколько предложений издавать часть тиража «Панорамы», рассчитанного на российского читателя, непосредственно в России. Интересно ваше мнение – плодотворна ли эта идея?

– Думаю – да, – отвечал Надеин, перелистывая перед нами недавний выпуск «Панорамы». – У нас трудный, постоянно меняющийся рынок, и поэтому невозможно гарантировать стопроцентный успех, но то, что такое издание имеет перспективы, я уверен. И вот почему – я читаю вашу газету давно, еще с той поры, когда работал в Вашингтоне, и, знакомясь с очередным выпуском, я каждый раз задумывался о том, что в общем-то читаю известную мне информацию – а, тем не менее, это чтение мне интересно.

Анализируя газету чисто профессионально, я пришел к выводу, что на вашем издании лежит ненавязчивый, но очень привлекательный отблеск свободного мышления. Это – то, что невозможно в себя внедрить просто так, как, скажем, завтрак. И это очень трудно сделать, живя в сложной пост-коммунистической атмосфере. Нам нужно проложить путь к истине, изгнать из себя рабский советский дух… Поэтому «Панорама» будет пользоваться успехом – над ней витает Свобода.

1992 г.

Публикуется в сокращении

Монолог бывшего директора Чернобыльской атомной станции, ныне председателя атомного концерна независимой Украины Уманца Михаила Пантелеевича

 
…Мы, победу отпраздновав
с привкусом тризны,
Обелиски воздвигнув…
 

– Хотите представить меня читателям? Не возражаю – хоть со всеми подробностями… Слава Богу – секретность с нас сняли, можно сказать, капитально. А в те пять лет, что я был директором Чернобыльской – думаю, сотен пять разных изданий меня интервьюировали, никак не меньше.

Я не был первым директором после аварии. Им был Поздышев Эрик Николаевич – с конца мая 1986-го и по 1 февраля 1987-го. Вот после него я стал директором – ровно на пять лет. А во время взрыва я был далеко – работал главным инженером Ленинградской атомной. На ней блоки того же типа реакторов, что и на Чернобыльской. Причем, головной блок, то есть первый блок подобной станции, был построен и выпущен в эксплуатацию в 1973-м – и именно на Ленинградской.

Заканчивал я Электромеханический институт по специальности автоматика и телемеханика, но судьба сложилась так, что последующие тринадцать лет я проработал под Красноярском на испытании ракетных двигателей. А уже с 1972-го по сегодняшний день работаю в атомной энергетике. Конечно, всему этому сопутствовало переобучение. Ну, а по поводу чернобыльской трагедии вы многое читали, многое знаете. Говорите – можем никогда не узнать, что там на самом деле было? Может быть. Давайте позже вернемся к этой теме.

Попробую ответить на ваш вопрос: что сегодня происходит на Украине? Сейчас республика самостоятельна в большей степени, чем когда-либо в последние годы. Вроде бы – хорошо, но вот как быть, когда рвутся сложившиеся десятилетиями традиционные связи? Вопрос, над решением которого нам придется еще долго и долго биться на Украине. Первое же, что я хотел бы сказать – если говорить об энергетике в целом: мы сегодня попали в очевидную монопольную зависимость от России – по источникам энергоснабжения, по поставкам энергоносителей. Газ – Россия, нефть – Россия…

К сожалению, и ядерное топливо – тоже Россия: оттуда мы его получаем.

ФАКТ: Притом, что большинство населения бывшего СССР живет в Европе, примерно 80 процентов природных залежей топлива находится в Сибири.

ЦИТАТА: «Россия ежегодно продает уран на сумму 500 миллионов долларов. Страна вполне в состоянии увеличить это количество вдвое…»

Из заявления российского министра Виктора Михайлова во время его переговоров с руководителем Департамента энергии США Джеймсом Уоткинсом

…В то же время Украина, по нашим подсчетам, имеет достаточно богатые запасы угля и урана. Свои. И если атомная энергетика будет занимать от тридцати до сорока пяти процентов удельного веса всей нашей энергетики, то урана может хватить – даже в том объеме, в каком он сегодня разведан, – лет на сто-полтораста. Правда, для этого мы должны построить свои заводы по обогащению урана, т. е. по изготовлению топлива – а это достаточно сложный процесс, реализация которого занимает годы. И пройти этот путь нам придется как можно скорее. Возможно, с помощью западных держав, возможно, с помощью той же самой России – что мы совершенно не сбрасываем сегодня со счетов.

Делаем ли мы ставку на полную самостоятельность, на завершенный цикл внутри республики? Отвечу так: если не будет независимой энергетики, о настоящей независимости можно только говорить – тем более в таких условиях, когда, скажем, нельзя создать больших запасов нефти или газа. То есть независимость наша, образно говоря, на задвижке: закрой эту задвижку – и не надо тебе бомбить страну, не надо грозить ей. Да ничего не надо – страна сама по себе погибнет. Поэтому, естественно, те энергоносители, которые сегодня есть на Украине, должны быть освоены – в том числе и уран, – чтобы обеспечить, скажем так, минимальную автономию в энергетике.

…Позволит ли со временем атом отказаться от других источников энергии? Сегодня, после Чернобыля, мы, атомщики, работающие на Украине, просто не имеем права не считаться с радиафобией общественности: она есть, она реально существует, и виноваты в этом не простые люди, но атомщики – потому что произошла чернобыльская авария…

КОММЕНТАРИЙ:…В «послечернобыльской» Белоруссии, граничащей с Украиной, шансы детей подвергнуться различным видам заболеваний в 80 (восемьдесят!) раз больше, чем в других регионах земного шара. Согласно исследованиям коллектива ведущих белорусских ученых, руководимого Василием Казаковым, среди взрослого населения Белоруссии число раковых заболеваний на тысячу человек возросло с 4-х в 1986 году до 55-ти в 1991 и превысит 60 в 1992 году…

…По официальным советским данным, в результате радиации, связанной с аварией на Чернобыльской атомной станции, к 1992 году умерло свыше 8 тысяч человек…

Из сообщений Агентства новостей «Рейтер»

…К сожалению, есть силы, которые в политических целях спекулируют на этой теме, подогревают ее и тем мешают нам построить новую и безопасную ядерную энергетику. И вот тутто нам нужна помощь всего мира – с его опытом, с его технологиями… Да, конечно, это так – за границей, т. е. у вас в США, да и вообще на Западе, очень сильна тенденция ограничить строительство новых атомных электростанций. Движение за сохранение чистоты окружающей среды развилось и в России, и на Украине – как только люди получили возможность свободно высказываться.

Но ведь сегодня все передовые страны занимаются разработкой новых типов реакторов: в Канаде – «Комбо-6», в Соединенных Штатах – «РТ-600». Франция тоже разрабатывает новый реактор, Россия… Япония… Никто и не собирается сворачивать программы по атомной энергетике. Ни одна из фирм, из самых могучих, и не помышляет даже о какой-то конверсии – чтобы заняться другим видом топлива.

Конечно, проблема с отходами, которые возникают в результате работы, остается нерешенной: куда их хоронить, как с ними поступать? Есть даже проект запуска их в космическое пространство… Атомная энергетика – это не просто выработка атомной энергии. Это весь так называемый топливный цикл: от добычи урана до захоронения отходов. Его и приходится решать комплексно.

Так вот, Украина попала в тяжелейшее положение: топливный цикл, о котором я говорю, проектировался для СССР в целом. И были хотя бы планы – где будут перерабатываться отработанное ядерное топливо и радиоактивные отходы, где они будут захоронены и где из них будут извлекаться полезные элементы типа плутония и т. д. Сегодня, как вы понимаете, весь этот «хвост» атомной энергетики остался за границей, обрубился. Поэтому, если мы на Украине подтвердим решение о том, что будем заниматься атомной энергетикой, нам этот вопрос придется решать в комплексе.

На Украине, по данным нашей Академии наук, есть условия – не худшие, чем в других странах, чтобы надежно захоронить эти отходы. Но это тоже технология! Совсем не просто найти место, где можно лопатами или бульдозерами зарыть отходы и сказать – здесь безопасно!

Современные требования диктуют: во-первых, это должны быть места, откуда радиоактивные отходы не могут исчезнуть по воле природы, то есть, скажем, с грунтовыми водами или из-за каких-то других природных обстоятельств; во-вторых, они должны находиться в этих местах подконтрольно, то есть упакованными в определенные емкости, с системами наблюдения – начиная от визуальных и кончая аппаратурой измерения, определяющей, происходит ли из этих контейнеров какая-то утечка или нет.

Вот вскоре я лечу в Питтсбург, где на фирме «Вестингауз» посмотрю первые шаги в этом направлении – создание специальных контейнеров и лабораторные проработки, обосновывающие выбор тех местностей в США, где они потом будут храниться. В том числе – и под землей…

ИНФОРМАЦИЯ: Катастрофа в Чернобыле была непреднамеренной. Здесь же было иное. С 1949 по 1956 г. 2,6 миллиарда кубических футов отходов, излучавшие радиацию суммарной мощностью 2,75 миллиона кюри – более половины той, что взорвана в Хиросиме, – были сброшены в реку Теша создателями советской атомной бомбы на Маякском химическом комбинате, не обозначенном ни на одной карте.

(Позже это место получило название «Челябинск-65» – ред.)

Данные Челябинского института физики и биологии

ЦИТАТА: «Русские, татары, башкиры, живущие в этом регионе, продолжали употреблять воду из Теши для питья. Десятки тысяч людей не были предупреждены об опасности – ежегодно они подвергались облучению мощностью в 350 рэм. От населения поступали массовые жалобы – люди заболевали во всем регионе: белокровие, раковые опухоли… Нам же было велено ставить диагнозы «высокое кровяное давление» «…

М.Козенко, руководитель клиники Челябинского института физики и биологии. «Московские Новости», август 1992 г.

«Вода реки была заражена на протяженности в тысячи миль по ее течению. Эвакуация населения началась лишь в 1953 году и затянулась на 8 лет. Максимально допустимая доза для работников атомных электростанций на Западе – 5 рэм в год. Даже сегодня счетчики Гейгера, погруженные в воду Теши, показывают радиацию 1700 микрорентген в час – в сто раз больше допустимого».

«Лос-Анджелес Таймс», 3 сентября 1992 г.

…Вернемся, однако, на Украину. Наш концерн – это не только пять атомных электростанций Украины. Да, да – на Украине пять АЭС: Чернобыльская… Южноукраинская… Запорожская… Хмельницкая… И Ровенская. На самих станциях работают 25 тысяч человек обслуживающего персонала. Первоначально в наш концерн вошли 18 предприятий – в их числе проектные институты, предприятия, которые занимаются ремонтом атомных станций, снабженческие организации.

Вот эти 18 предприятий и стали учредителями концерна. А сейчас у нас трудятся около 75 тысяч человек. Причем, я не думаю, что наш концерн есть окончательная структура управления атомной энергетикой на Украине: вероятно, позже мы все-таки найдем наиболее рациональную структуру.

В каких сегодня условиях работают наши 75 тысяч сотрудников? Концерн, учитывая инфляцию, пытается разумно регулировать отпускные цены на электроэнергию и, естественно, заработную плату. В этом мы стараемся не отставать, например, от шахтеров. Правительство идет нам навстречу, оно понимает – что такое атомная станция.

Медицина? У нас она была плоха по нынешним зарубежным меркам – но это лучшая в нашей стране медицина…

Питание? Пусть плохое, по нынешним понятиям Запада, но это было лучшее питание для нас. У нас были прекрасные санатории, может быть, даже лучшие. Но сегодня, субъективно или объективно (даже, скорее, объективно) идущие процессы пытаются эту систему подорвать. И мы, как концерн, ставим одной из своих основных задач сохранение сложившейся десятилетиями инфраструктуры. Если сегодня от нас побежит народ – нам его больше взять негде. Чернобыль мы поднимали всем Советским Союзом. Сегодня же взять людей негде… А ведь атомная станция, даже остановленная, без грамотных специалистов – это беда, опасность…

Товары… Сегодня рынок, можно сказать, насытился. Хоть немножко неприятно, что товары не украинские и даже не российского производства… До нью-йоркских магазинов, конечно, далеко, но уже нельзя сказать, что мы, выходя на базар, не сможем купить сала или мяса. Как и нельзя сказать, что мы приходим в магазин – а там нет хлеба. Но когда буханка хлеба в Киеве стоит восемь, а сейчас, говорят, шестнадцать рублей, то вы догадываетесь, что это…

Сегодня у вас тоже секретов особых нет, и мы можем изучить весь зарубежный опыт. Правда, он очень разный: здесь, в США, большинство атомных станций частные, а во Франции, например, несмотря на то, что там тоже капитализм, ни одна атомная станция не принадлежит частным владельцам – все они государственные. Так что выбор достаточно широкий, и мы должны найти какой-то оптимум. Я думаю, главное – это не повторить тех ошибок, которые мы уже совершали. И структурных – тоже.

Атомная энергетика в СССР чего только не пережила: принадлежала она и Министертву среднего машиностроения, и Министерству энергетики СССР. Потом, если вы помните, организовали Министерство атомной энергетики СССР – это было после чернобыльских событий… А потом снова передали атомную энергетику в Министерство среднего машиностроения – правда, ему дали другое название: Министерство атомной энергетики и промышленности, но, в принципе, суть не менялась.

Верно, министерство это было и оборонное. Но не только оборонное – достаточно сказать, что все атомные реакторы для энергетики и для промышленности разрабатывались и строились этим министерством. Так что оно по-крупному работало и на гражданские нужды…

КОММЕНТАРИЙ: Реактор RBMR на графитовых стержнях, взорвавший Чернобыльскую АЭС, был разработан отчасти и для военных нужд: одновременно с выработкой электроэнергии он производил и плутоний, необходимый для атомных боеголовок.

Ф.Штейнхаузер, ученый, глава секции атомной безопасности IAEA