Текст книги "Основной компонент"

Повторять не пришлось, водитель выскочил из «опеля», нетвёрдой походкой пересёк улицу и поплёлся к казарме, держась ближе к стенам домов.

«Неплохо, Саня, очень неплохо, – мысленно похвалил я себя. – Настоящий германский офицер: холодный, брезгливый и чопорный до отвращения. Продолжай в том же духе – и будет тебе счастье».

Я перегнулся через сиденье, захлопнул дверь и направил машину к особняку.

Глава 8

Дом, как обычно, пустовал. Признаюсь, меня это очень обрадовало: видеть никого не хотелось, особенно баронессу. Перед глазами до сих пор стоял образ польской красавицы. Никогда не верил в любовь с первого взгляда, а зря. Оказывается, она существует и доказательство этому – я сам.

Об оставшейся в Волгограде Кристине я даже не вспоминал. Во-первых, она мне устроила скандал из-за пустяка и сказала, что между нами всё кончено, а во-вторых, нас теперь разделяли неполные восемь десятков лет. К тому же после знакомства с Марикой я сам себя не узнавал. Ещё вчера я думал лишь о том, как вернуться в родное время, зато сейчас все мысли были только о ней.

Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о девушке, я приступил к работе. Слишком много требовалось сделать за короткий промежуток времени. Позавчера от доктора Кригера я узнал, что первая партия заключённых прибудет на фабрику через неделю. У меня оставалось максимум трое суток, чтобы найти оружие и доставить в горы. Остальное время я планировал потратить на тренировку отряда. Да и с едой у ребят дела обстояли неважно. Горные козлы, конечно, вкусные, ну так ведь это просто повезло, что явившиеся за пленниками немцы застрелили пару-тройку скотинок для развлечения.

Часы убегали, как сквозь пальцы песок. Ближе к ночи я составил подробные планы действий на случай успеха и провала моего предприятия, придумал, как помочь Марике, и сделал наброски будущего, если путь домой для меня окажется закрыт. Разумеется, моей новой знакомой в этом будущем отводилась главная роль, причём я даже не допускал и мысли о неудаче. Я был уверен, что смогу пробудить в девушке ответные чувства.

Потратив на сон меньше пяти часов, я с удвоенной энергией взялся за дело. Разжиться провиантом, оружием и боеприпасами не составило труда. Правда, для этого снова пришлось вернуться в горы. Передо мной, как перед любимчиком Гитлера, открывались любые двери. В комендатуре маленького городка в баварских Альпах мне выдали со склада три десятка ящиков с патронами, три кофра с «stielhandgranate 24»³ и с полсотни машинен-пистолей модификации 1940 года, известные в народе как «МП-40», или «шмайсер», хотя последнее название не имеет никакого отношения к этому произведению немецких оружейников.

Ещё я прибрал к рукам захваченные в Северной Африке базуки. Они оказались здесь по ошибке, и военный комендант попросту не знал, что с ними делать. Я выпросил «образцы секретного оружия» под предлогом исследования и для попытки создать нечто подобное в лабораториях фабрики и приказал положить к остальному грузу, куда кроме вооружения входили коробки с тушёнкой, галетами и рыбными консервами. Комендант насылался отправить со мной несколько канистр спирта, но я отказался, сказав, что у нас этого добра и так навалом.

С Алексеем и его ребятами я заранее обговорил место, примерное время доставки и строго-настрого наказал не высовываться из укрытия, пока немцы не разгрузят машину и не скроются за поворотом горного серпантина. Оставался, конечно, риск, что какая-нибудь мелочь помешает исполнить задуманное, но я надеялся на провидение, и оно – спасибо ему – не подвело. Пустой грузовик с парой солдат вернулся, как по расписанию. Сказали храбрые баварские парни, что управятся за три часа, так оно и вышло. Хоть бы на минуту опоздали: мало ли там отлить захотелось, ну или ещё какая причина нашлась – так нет же! Я прямо-таки позавидовал немецкой пунктуальности.

Выслушав рапорт обершутце⁴, я дождался, когда тот выйдет за дверь, встал из-за стола, сжал пухлую руку коменданта в своей ладони и поблагодарил за отличную работу. Заливаясь соловьём, я расхваливал майора за непревзойдённые организаторские способности. Поросячьи глазки немца стали маслеными, пухлое лицо расплылось в довольной улыбке, а я продолжал лить воду на мельницу его тщеславия. Наконец поток моего красноречия иссяк. Пообещав непременно доложить фюреру о том, какие люди служат во славу Германии, я крикнул: «Хайль Гитлер!» – и твёрдым шагом покинул кабинет.

Остаток этого и два следующих дня я провёл с партизанами под предлогом проверки, как идёт реализация моего плана. На самом деле у меня была другая причина: из Берлина я захватил кое-какие вещи баронессы – она с моей возлюбленной была одного роста и комплекции – и хотел свозить девушку в маленький городок у подножия Альп.

Марика сразу же согласилась и побежала вглубь пещеры переодеваться. Янек вызвался охранять её, встал к ней спиной и, распахнув полушубок, как ширму, стоял так, пока она не переоделась.

Мы все присвистнули от восхищения, увидев Марику в коротком приталенном пальто бежевого цвета. Широкие складки длинного платья из светлого шёлка почти касались верхнего края высоких шнурованных ботинок на изящном каблучке. Довершала гардероб женская шляпка с ниспадающей на лицо сеточкой и маленькими алыми цветочками на боку низкой тульи.

Алексей высказал сомнение, предположив, что наша прогулка может плохо кончиться, но я его убедил: дескать, немецкому офицеру и его даме ничего не грозит, если они будут вести себя подобающим образом. После короткого спора с матросом я усадил смеющуюся Марику в машину, и мы поехали на первое свидание.

Городок встретил нас опрятными улочками, свободной от снега брусчаткой и толпами горожан. По узким лабиринтам дорог тарахтели старинные автомобили. Средневековые дома с черепичными крышами тесно жались друг к другу и благодушно взирали глазницами окон с отремонтированных фасадов.

В центре города на вершине холма возвышался древний замок с круглыми башнями флигелей и нацистскими знамёнами над конусными крышами. Эти флаги, развешанные повсюду плакаты с портретом Гитлера и германский орёл над входом в комендатуру были единственным напоминанием об идущей войне. Ни армейских патрулей, ни марширующих солдат, ни колонн военной техники – ничего.

Местные жители степенно гуляли, здороваясь друг с другом на старинный манер: женщины слегка приседали в полупоклоне, мужчины приподнимали шляпы. Дети катались по льду закованной в гранит речки (она проходила по городу, деля его на две неравные части). Многочисленные магазинчики, лавочки, мастерские ремесленников и кафе заманивали посетителей затейливыми вывесками (на заржавелых от времени цепях с тихим скрипом покачивались жестяные или деревянные часы, сапоги, перчатки, ножницы, кренделя, окорока и даже разрисованные торты).

Марика предложила заглянуть в местное фотоателье. Седой фотограф с морщинистым лицом землистого цвета, в чёрном, лоснящемся на локтях и животе сюртуке, долго колдовал над древним, как и он сам, аппаратом. С головой накрывшись тёмным покрывалом, он снял крышку с объектива, плавно провёл ею по воздуху и, прикрыв глаз фотокамеры, проскрипел дребезжащим голосом:

– Через час будет готово, господин штандартенфюрер.

Счастливая Марика вытащила меня на улицу. В тридцати шагах отсюда на кованом кронштейне покачивалась отчеканенная на листе червлёной меди чашка кофе.

– Ох, чего-то так горяченького захотелось, – вздохнула Марика, глядя на меня смеющимися глазами.

– Заглянем? – предложил я, и она потянула меня к двери в кафе.

Серебряный колокольчик мелодично звякнул, когда мы вошли в пропитанное вкусными запахами помещение. У меня сразу потекли слюнки, как и у Марики, впрочем.

Из-за высокой кассы с круглыми кнопками и ручкой на боку выглянуло грушеподобное лицо хозяина с розовой лысиной и полоской редких волос на висках. Щёточка рыжих усов шевельнулась, оголяя в широкой улыбке прокуренные зубы.

– Что будет угодно господину офицеру и его даме?

– Две чашечки кофе и пирожные на ваш выбор, – высокомерно ответил я, помогая Марике снять пальто. Чуть позже я скинул с себя шинель и фуражку, повесил на вешалку возле двери.

– Сию минуту! – поклонился хозяин и попятился к входу в служебное помещение. Нитяные шторы зазвенели трубочками из цветного стекла, когда толстяк раздвинул их круглым задом и скрылся за прозрачным занавесом.

Мы направились к свободному столику возле окна с ажурной решёткой из витых прутьев. Скатерть из белого льна, серо-зелёные квадраты полотняных салфеток напротив каждого стула и плетёная из лозы вазочка с букетом из искусственных подснежников по центру стола манили ощущением покоя и уюта.

Я помог Марике сесть, сам устроился на стуле с выгнутой спинкой и высокими ножками, скользнул орлиным взором по стенам из красного кирпича с вензелями завода изготовителя, мозаичному полу и редким в этот час посетителям.

Кроме нас в кафе было ещё три человека: дама в синем атласном платье с квадратными плечами, а с ней двое мальчиков лет пяти (судя по одинаковой одежде – близнецы). Дама с детьми, похоже, отмечала их день рождения: малыши за обе щеки уплетали торт с шоколадными машинками и фигурками зверей.

Ждать пришлось недолго. Хрустальный звон занавесок оповестил о появлении в зале хозяина кафе. Толстяк выплыл из-за прилавка с серебряным подносом в руках, составил на стол две чашечки с тёмной бурдой – судя по запаху суррогатом из цикория – две тарелочки: одна с «башенкой безе для прекрасной дамы», другая с «кремовым пирожным для господина штандартенфюрера», поклонился и, шаркая кривыми ножками, попятился к кассе.

Мило беседуя, мы провели в кафе полчаса, затем побродили по улочкам, любуясь красотами старинных зданий. Я вполголоса читал ей стихи русских классиков поэзии, она декламировала строфы польских мастеров рифмованного слога. Заглянули к старому фотографу за отпечатанным снимком, на котором статный офицер застыл рядом с присевшей на краешек кресла красивой дамой, и вернулись в горы.

Я попрощался с Марикой возле пещеры и покатил в Берлин, где сразу заглянул в лабораторию. Там давно уже всё было отремонтировано и готово к испытаниям новой партии монстров.

За столом, где Валленштайн записывал результаты экспериментов, теперь сидел его ассистент и что-то читал. Услышав хлопок двери, он поднял голову, увидел меня и с радостным возгласом поспешил навстречу.

– Рад видеть вас, господин барон! Как ваше здоровье? Видно, вы сильно тогда ушиблись, раз так долго не появлялись в лаборатории.

Я стянул с рук перчатки, зажал в кулаке, быстрым шагом прошёл мимо ассистента, не реагируя на его почтительный полупоклон. Сел на жёсткий стул, мельком глянул на обложку книги. Фридрих читал «Mein Kampf»⁵, видимо, готовился к вступлению в ряды НСДАП.

– Лаборатория закрывается. Фюреру не нужны универсальная вакцина и газ, его интересуют полчища вервольфов Кригера.

Ассистент от растерянности открыл рот и захлопал глазами. Я несколько раз шлёпнул перчатками по раскрытой ладони, потом бросил их на стол и кивнул на стул у шкафа с медицинскими склянками.

Мейнер схватил стул, подтащил к столу, сел. Я побарабанил пальцами по обложке книги, обвёл ногтем тиснёное название. Посмотрел ассистенту в глаза и медленно, будто взвешивая каждое слово, заговорил:

– Меня не было так долго, Фридрих, потому что я ездил в Бергхоф, а потом побывал с экскурсией на фабрике Кригера. Фюрер очень недоволен недавним побегом оборотня и тем, что зверь натворил, но он обрадовался, узнав, чего стоило уничтожение одной особи. Он потребовал наладить массовое производство вервольфов и назначил куратором проекта Шпеера.

– Но как же так, герр Валленштайн? – Мейнер провёл рукой вдоль стены с клетками: – Это ведь ваше открытие! Вы столько сил и здоровья на это потратили. Неужели после стольких лишений и бессонных ночей вы позволите, чтобы вас несправедливо задвинули в сторону?

Я помотал головой.

– Не задвинули, а заменили на более опытного в таких делах человека. Я учёный, Фридрих, а не хозяйственник. Я могу ковыряться в трупах, изучать препараты, исследовать свойства изменённых тканей, но я не способен управлять махиной завода. Ты понимаешь меня?

Мейнер кивнул, зажал сцепленные в замок ладони между колен и низко опустил голову. С минуту он молчал о чём-то думая, а потом заговорил, не отрывая глаз от пола:

– А что будет со мной, с вами, с остальными сотрудниками?

– Я буду работать на фабрике в отделе новых разработок, остальные могут делать всё, что захотят, если вас не отправят на фронт. – Я встал из-за стола (ножки стула противно заскрежетали по полу). – Ладно, Фридрих, принеси мне ключи от кабинета.

Ассистент посмотрел на меня взглядом побитой собаки, кивнул, тяжело поднялся со стула и пошаркал к пустующим клеткам. В метре от крайней камеры из стены выпирала дверка с ребристым верньером. Фридрих набрал код, повернул ручку и так же медленно вернулся со связкой ключей.

В углу за железным шкафом для документов, находился вход в кабинет Валленштайна. Мейнер загремел ключами, толкнул дверь, и отступил в сторону. Я первым вошёл в темноту узкой каморки. Под ногами захрустело битое стекло.

Фридрих щёлкнул выключателем. Яркий свет потолочного светильника залил всё помещение. На полу засверкали осколки лабораторной посуды. Повсюду темнели следы от высохших лужиц, валялись растрёпанные книги и листки исписанной бумаги. На стенах косо висели на одном гвозде металлические полки (об их прежнем местоположении говорили горизонтальные полосы на крашенной бежевой краской штукатурке), в углу, рядом с перевёрнутым столом, лежал опрокинутый набок сейф, из которого торчала сорванная с петель дверца.

– Что здесь произошло?

– Господин барон, на той неделе заходила ваша жена, просила отдать ей артефакт, – ошеломлённый Фридрих, растерянно смотрел на беспорядок.

– Зачем?

– Не знаю, – он пожал плечами и развёл руки в стороны. – Я сказал, что не могу это сделать без вашего ведома, и она ушла.

Давя каблуками осколки, я прошёл к растерзанному сейфу, заглянул внутрь. Там, кроме скомканных листов бумаги, ничего не было. Рядом в куче мусора лежали две маленьких шприц-тюбика со свастикой в венке из волчьих следов на одном боку и готической надписью «Werwolf» на другом. Я присел, словно что-то хотел разглядеть в этом хаосе, незаметно сгрёб пухлые тюбики из мягкого металла в ладонь и спрятал в рукаве шинели.

– Как часто ты приходил в лабораторию? – спросил я, медленно выпрямляясь.

– Я был здесь каждый день с утра и до позднего вечера, – потупил взор под моим строгим взглядом Фридрих.

– И что – ты ничего не заметил?

– Никак нет, господин барон. Всё было в порядке, а в ваш кабинет я не заглядывал.

– Понятно. Ладно, прибери здесь всё. – Хрустя битым стеклом под ногами, я двинулся к двери. Замер на пороге на несколько секунд, словно что-то обдумывая, и бросил через плечо: – Хотя нет, оставь, как есть. Ты свободен.

Перед тем, как отправиться в горы к партизанам, я решил освежить в памяти кое-какие записи барона. В частности, меня интересовали уязвимые места оборотней. Валленштайн тщательно изучал созданных им монстров и записывал любые даже незначительные на первый взгляд детали. Я наткнулся в его тетрадях на описание критических для жизни тварей нервных узлов с подробным указанием их местоположения, но поскольку в тот момент плохо соображал из-за хронического недосыпа, почти ничего не запомнил.

Кригеру удалось сделать вервольфов практически не убиваемыми, но я полагал, что «конструктивные недостатки» остались неизменными и у модернизированных зверушек. Во время штурма фабрики могло произойти всё, что угодно, и я не имел права сбрасывать со счетов возможное столкновение с оборотнями. А раз так, мне следовало быть во всеоружии. Врага нужно хорошо изучить, но делать это лучше в спокойной обстановке, а не во время горячечной лихорадки боя. Просто так будет больше шансов на победу и выше вероятность выйти из схватки живым.

В особняке барона меня ждал сюрприз: в кабинете Валленштайна был такой же разгром, как и в лаборатории. Вся мебель оказалась перевёрнута, выдернутые из стола ящики лежали на полу, тетради валялись в камине. Вернее, не сами тетради, а обожжённые кусочки коленкоровых обложек. (Хорошо хоть записная книжка барона уцелела: я положил её в карман шинели, перед тем как отправиться к Кригеру.)

Я тупо посмотрел на груду бумажного пепла. Планы узнать больше об уязвимостях оборотней растаяли, как дым над рекой. Не зря отец говорил: надо всё делать вовремя. Вот не поленился бы тогда, пересилил себя, выписал нужные сведения и не хлопал бы сейчас глазами с глупым выражением лица.

Рыча от бессильной злобы, я резким взмахом руки снёс канделябры с каминной полки. Бронзовые гетеры звонко брякнулись на пол, при этом у одной из них погнулась рука, а у другой отвалилась круглая подставка. Неровно виляя, она покатилась к журнальному столику, завернула за его ножку, обо что-то мелодично звякнула и упала.

Я проследовал по её маршруту. На полу, рядом с подставкой, лежал голубоватый кристалл в виде черепа. Я подобрал находку, внимательно осмотрел со всех сторон. На плохо отшлифованном основании остались следы клея, тонкие едва различимые царапинки по краям указывали на места крепления к оправе. В памяти мгновенно вспыхнул столик в «Тевтонском рыцаре» и сложенные на нём руки оберфюрера с перстнем на безымянном пальце правой кисти.

Неужели это Шпеер устроил погром в лаборатории и особняке, и сжёг записи? Но зачем? Вывод напрашивался сам собой: он знал о приказе Гитлера и о том, что ждёт Валленштайна в случае провала. Уничтожая результаты многолетней работы барона, Шпеер приближал его конец.

Я догадывался о давней вражде между ними, но не знал из-за чего. Вернее, у меня были предположения, но я их сразу прогнал прочь, как несущественные, и, как оказалось, зря. Похоже, меня на самом деле угораздило вляпаться в классический любовный треугольник, и моя роль в этой мелодраме была далеко не самой лучшей.

По большому счёту меня не волновали перипетии личной жизни барона, но они могли стать серьёзной помехой. Вот как сейчас, например, хотел освежить в памяти необходимые сведения, да не вышло. Ладно, с вервольфами я как-нибудь разберусь, в конце концов не факт, что мне с ними вообще придётся иметь дело. В крайнем случае буду бить в голову. Какая бы мощная регенерация у них ни была, а перемолотый в кашу мозг даже ей восстановить не под силу. Главное, чтобы любовнички потом не вставляли мне палки в колёса. Конечно, хочется верить, что никакого потом не будет, но мне почему-то казалось, что это не так.

Я ещё раз посмотрел на кристалл, бросил его в камин и покинул кабинет.

Глава 9

Шоссе всё выше карабкалось в горы. В двадцати километрах отсюда начинался опасный серпантин, но меня интересовала неприметная дорога, обнаруженная мной во время прогулок с Марикой. Она была достаточно широкой, чтобы по ней без проблем мог проехать автомобиль. Не знаю, как насчёт грузовика, но «опель» чувствовал себя на ней превосходно.

В этом месте не было снега, ветер сдувал его, и под колёсами хрустел гравий. Стоило добавить газу, камни вылетали, как из пращи, и дробно били по днищу и колёсным аркам. В такие мгновения казалось, что это рассерженные гномы каким-то чудом зацепились за кузов и злобно лупят по нему тяжёлыми молотками. Машину сильно потряхивало на разбросанных всюду глубоких рытвинах. Каждый раз, когда передние колёса попадали в ямки, руль вырывался из рук и автомобиль норовил прыгнуть в сторону, как строптивый жеребец, но я держал его в узде.

А вот и знакомый выступ скалы в виде носа знаменитого «Арго». Впечатление усиливалось наползающими с боков горными складками, похожими на окаменелые волны, да и снег в ложбинках напоминал клочья морской пены.

Я завернул за естественную ширму, развернулся на маленьком пятачке и заглушил двигатель. Выступ прекрасно закрывал от посторонних глаз как «опель», так и узкую тропинку, убегающую змеёй в расселину среди скал. Я стал карабкаться по ней с ловкостью муфлона. Сквозь заунывный свист ветра то и дело доносился протяжный клич беркута. Гордая птица широко распластала крылья и парила в восходящих потоках воздуха, зорко высматривая добычу среди камней.

– Стой!

От неожиданности я чуть не сорвался вниз. Нога соскользнула с торчащего из горы пласта, потревоженные камни с грохотом покатились по ложбине. Усиленный эхом звук напоминал шум ливня, щедро сдобренного раскатами грома. Сколько раз здесь ходил, никто никогда меня не окликал. Неужели морячок дозор выставил? Я скосил глаза влево. Из-за похожего на древний щит камня выглядывал Алексей и широко улыбался.

– Испугались, товарищ полковник?

– С чего ты взял?

Я взобрался на ровную площадку с метр в поперечнике и пожал протянутую руку.

– Так я же видел, как вы вздрогнули, и нога у вас сорвалась. Так только с перепугу бывает, – сказал моряк, идя на полшага впереди меня.

Мы прошли ещё несколько метров, протиснулись в узкую щель между скалистыми складками и оказались в пещере. Не знаю: искусственно был проделан этот проход или природа так постаралась, но благодаря ему временный лагерь оставался тайной для непосвящённых.

Внутри каменного мешка было прохладно и довольно темно. Костёр слабо теплился, и я несколько секунд стоял на месте, давая привыкнуть глазам. Постепенно окружающее пространство приобрело глубину и резкость. Я различил тёмные фигуры вдоль стен и направился к ним.

– Ну что, все готовы? – спросил я, здороваясь с партизанами за руку. Последней я пожал узкую ладошку Марики, задержав её в руке дольше обычного.

– А как же? – прогудел Янек, приглаживая курчавую бороду. – Мы завсегда готовы, особенно, если дело касается фрицев.

Я повернулся к моряку.

– Дозор выставил? – Тот кивнул, и я задал новый вопрос: – С оружием все обращаться умеют? – И снова кивок. – Ну, тогда присядем на дорожку. Если я правильно рассчитал, скоро начнётся.

Мы расселись вокруг костра, куда уже подкинули дров. Огонь с весёлым треском набросился на свежую пищу, сразу повеяло теплом, в пещере стало светлей, и на стенах заплясали тени. Дым от костра потянулся к потолку, заскользил по нему к противоположной от входа стороне.

Я изначально выбрал место рядом с Марикой. Фиалковый запах её волос щекотал ноздри, будоражил воображение, мешая сосредоточиться на предстоящем деле. Я едва удержался от желания обнять девушку за тонкую талию, хлопнул себя по коленям и встал во весь рост:

– Так, ребята, посидели и будет! Пора браться за дело! Ещё раз проверьте оружие и амуницию!

Пещера наполнилась гулом голосов, бряцаньем автоматов и скрипом ремней. За время моего отсутствия партизаны неплохо подготовились: запасные магазины были до отказа набиты патронами, а сами железные «пеналы», полные фасованной смерти, лежали в узких кармашках брезентовых подсумков.

Вскоре небольшой отряд был готов идти за мной хоть к чёрту на кулички, осталось дождаться сигнала дозорного – и вперёд! Потянулись томительные минуты ожидания. Я обошёл всех бойцов моей команды, лично проверил у каждого оружие и экипировку, лишь бы не оставаться наедине с Марикой. Я не хотел сейчас давать волю чувствам. Скоро идти в бой, а там нужна ясная голова и твёрдая рука. Потом, когда победим, можно позволить себе поцелуи и всё, что положено в таких случаях.

Вооружённые до зубов партизаны чем-то напоминали героев голливудских боевиков: те тоже обвешивались опасными железками по самое не хочу. Каждый нацепил на себя по шесть полных подсумков: два на поясном ремне спереди, два сзади и ещё два на груди. (Я так и не понял, как они умудрились их там закрепить.) Две пары гранат (засунуты длинными рукоятками за пояс) и три автомата: один на шее, два других за спиной, довершали грозный облик борцов за свободу.

Снаружи донёсся шум лёгкого камнепада, потом раздались торопливые шаги, и в пещере показался тёмный силуэт.

– Едут! – крикнул дозорный и снова исчез в узком проходе.

Узкая тропка круто уходила вверх по склону горы, ведя к идеально подходящему для атаки каменистому плато. Тащиться по ней обвешанными оружием и с забитыми до отказа подсумками означало в любой миг сорваться в глубокую пропасть, но нам выбирать не приходилось. Грузовики с пленными ехали к фабрике по второй дороге, а добраться до неё можно было только в этом месте. (О существовании альтернативного пути к секретному комплексу я узнал из карты в кабинете доктора Кригера, где с немецкой дотошностью были указаны точки секретной связи, караульные вышки, пулемётные гнёзда, склады оружия и боеприпасов.)

Когда трудный подъём остался позади, наш отряд отчаянных безумцев занял удобные для атаки места и замер в ожидании. В качестве основного оружия мы решили использовать автоматы, но они совершенно не годились для начала боя. Чтобы операция увенчалась успехом, нужно запереть колонну. «Духи» в горах Афгана особо не парились, били из РПГ по первой и последней машине – и привет, карасики! А мы чем хуже?

Я тихим свистом подозвал Янека. Ему как самому сильному доверили нести одну из базук, остальные я решил оставить на всякий случай: мало ли пригодятся при штурме фабрики. Сзади зашуршали камешки, чуть позже слева от меня возник цыган с гранатомётом в руках. Я забрал у него тяжёлую трубу с деревянными рукоятками и поручил оберегать Марику от неприятностей и шальных пуль. Янек чуть ли не бегом отправился изображать из себя ангела-хранителя в надежде на благодарный взгляд или сестринский поцелуй.

Прошло ещё несколько минут. Беркут с прежним величием нарезал круги над ступенчатым ущельем, как само воплощение спокойствия. Стылый ветер завывал в расщелинах, со скоростью курьерского поезда срываясь с отрога ближайшей скалы. Вместе со снежной пылью он растекался по маленькому плато, трепал волосы, швырял порошу в лицо.

Костлявая рука холода пролезла за воротник и зашарила по спине, вызывая мурашки. В прозрачном небе ярко светило солнце, но толку от него не было. Я лежал на голых камнях, чувствуя, как тепло медленно покидает тело, и всматривался слезящимися от ветра глазами в извилистую ленту горного шоссе в ста метрах под нами. Дорога проходила по широкому выступу ущелья и, благодаря частым ветрам, была свободна от снега.

Скоро в противный свист ветра и пронзительный крик пернатого хищника вклинился посторонний звук. Низкий и басовитый, он походил на далёкое рычание горного медведя.

Я ткнул Алексея локтем в бок, одними губами прошептал: «Слышишь?» и сосредоточился на растущей из трещины в скале кривой сосенке. Я давно заприметил это дерево, как ориентир, и теперь ждал, когда головной автомобиль каравана достигнет заданной точки.

Рёв моторов становился всё громче. Скучающее без дела эхо с радостью подхватило его, раздробило на множество осколков и теперь, с ловкостью опытного циркача, умело жонглировало ими.

Спустя четверть минуты из-за поворота показался полугусеничный бронеавтомобиль «ганомаг» с пусковыми контейнерами системы залпового огня на угловатых бортах. В открытом корпусе находилось семь пехотинцев: один стоял за укрытым бронещитками пулемётом, остальные сидели на идущих вдоль кузова узких скамейках.

Бронетранспортёр полз с черепашьей скоростью. За ним нанизанными на нитку бусами плелись тентованные грузовики с эмблемой-зигзагом на радиаторной решётке. Всего я насчитал пять штук, значит, наш отряд мог пополниться человек на семьдесят, не больше. Замыкал колонну трёхколёсный «БМВ Р-75» с пулемётчиком в коляске и ещё одним пехотинцем позади мотоциклиста.

Я дождался, когда броневик приблизится к дереву, привстал на колено и закинул базуку на плечо. Через несколько мгновений в прорези визира показалась наклонная бронеплита моторного отсека. Я задержал дыхание, крепче вдавил деревянный упор в плечо и нажал на спусковой крючок.

Ракета с рёвом вылетела из ствола. Через секунду на месте бронеавтомобиля с оглушительным грохотом вспухло жёлто-красное огненное облако, из которого во все стороны полетели гнутые железяки.

Слева и справа захлопали одиночные выстрелы – это морячок и француз били из трофейных карабинов. Алексей стрелял по экипажу мотоцикла, а Луи дырявил кабины грузовиков.

Я отбросил ненужную теперь трубу гранатомёта, подхватил автомат и перевалился через край плато. Притормаживая каблуками сапог, покатился вниз по склону. Впереди шумным потоком неслась каменная река. Отдельные обломки горной породы то и дело выскакивали из серой массы лососями на нересте и снова сливались с грохочущей лавиной.

Страха не было. Вместо него внутри меня поселилась холодная ярость. Мне ещё не доводилось стрелять из боевого оружия вне тира, но я неоднократно участвовал в срайкбольных сражениях и пейнтбольных битвах, а потому имел хоть какое-то представление о тактике ведения боя. Исторические реконструкции с применением тяжёлой техники военного лихолетья тоже не прошли для меня даром.

Конечно, игры в войнушку это не то же самое, что участие в реальных боевых действиях, но мне казалось, я справлюсь с поставленной самому себе задачей. Возможно, моя уверенность зиждилась ещё и на том, что я, путём слияния наших с реципиентом сознаний, получил опыт и навыки барона. Валленштайн оказался парнем не промах. Он не только метко стрелял из всех имеющихся на вооружении немецкой армии типов личного стрелкового оружия, но и умел обращаться с пушками полевой и зенитной артиллерии.

Из «опелей» горохом посыпались пехотинцы. Огрызаясь автоматным огнём, они попытались спрятаться за грузовиками, но это удалось не всем. Партизаны стреляли на удивление метко. Число валяющихся в разных позах на каменистой дороге фигурок в серых шинелях стремительно росло.

Один из уцелевших фашистов выхватил из сапога гранату, сорвал колпачок с деревянной рукоятки и выдернул запальный шнур.

Я вдавил спусковой крючок. «Шмайсер» торопливо затрещал, плюясь облачками серого дыма. Пули отбросили пехотинца на борт грузовика, он зацепился рукавом за обвязку тента да так и остался висеть. Граната выпала из мёртвой руки. Пару секунд спустя раздался звонкий хлопок. Осколки защёлкали по камням, колёсным дискам и бортам машин. Один из рваных кусочков металла просвистел у меня над ухом (я даже почувствовал исходящий от него жар) и вонзился в кучу щебня за моей спиной.

Петляя, как заяц, и стреляя короткими очередями, я добрался до первого грузовика в цепочке, присел, прижимаясь левым боком к остывающему мотору. За спиной чадил горящий бронетранспортёр. Языки пламени с треском лизали его развороченные борта, пожирая пузырящуюся на изувеченном металле краску.