Текст книги "Капитанская дочка. Избранное"

– Что, надумались ли вы? Отдаетесь ли добровольно в мои руки?

Никто ему не отвечал. Подождав немного, Швабрин велел принести соломы. Через несколько минут вспыхнул огонь и осветил темный анбар. Дым начал пробиваться из-под щелей порога.

Тогда Марья Ивановна подошла ко мне и тихо, взяв меня за руку, сказала:

– Полно, Петр Андреич! Не губите за меня и себя, и родителей. Швабрин меня послушает. Выпустите меня!

– Ни за что! – закричал я с сердцем. – Знаете ли вы, что вас ожидает?

– Бесчестия не переживу, – отвечала она спокойно, – но, может быть, я спасу моего избавителя и семью, которая так великодушно призрела мое бедное сиротство. Прощайте, Андрей Петрович! Прощайте, Авдотья Васильевна! Вы были для меня более, чем благодетели. Благословите меня. Простите же и вы, Петр Андреич. Будьте уверены, что… что… – тут она заплакала и закрыла лицо руками… Я был как сумасшедший. Матушка плакала.

– Полно врать, Марья Ивановна, – сказал мой отец. – Кто тебя пустит одну к разбойникам? Сиди здесь и молчи. Умирать, так умирать уж вместе. Слушай! Что там еще говорят?

– Сдаетесь ли? – кричал Швабрин. – Видите? через пять минут вас изжарят.

– Не сдадимся, злодей! – отвечал ему батюшка твердым голосом.

Лицо его, покрытое морщинами, оживлено было удивительною бодростию, глаза грозно сверкали из-под седых бровей. И, обратясь ко мне, сказал:

– Теперь пора!

Он отпер двери. Огонь ворвался и взвился по бревнам, законопаченным сухим мохом. Батюшка выстрелил из пистолета и шагнул за пылающий порог, закричав: «Все за мной!» Я взял за руку матушку и Марью Ивановну и быстро вывел их на воздух. У порога лежал Швабрин, простреленный дряхлою рукою отца моего. Толпа разбойников, бежавшая от неожиданной нашей вылазки, тотчас ободрилась и начала нас окружать. Я успел нанести еще несколько ударов, но кирпич, удачно брошенный, угодил мне прямо в грудь. Я упал и на минуту лишился чувств; меня обступили и обезоружили. Пришед в себя, увидел я Швабрина, сидевшего на окровавленной траве, и перед ним все наше семейство.

Меня поддерживали под руки. Толпа крестьян, казаков и башкирцев окружала нас. Швабрин был ужасно бледен. Одной рукой прижимал он раненый бок. Лицо его изображало мучение и злобу. Он медленно поднял голову, взглянул на меня и произнес слабым и невнятным голосом:

– Вешать его… и всех… кроме ее…

Тотчас толпа злодеев окружила нас и с криком потащила к воротам. Но вдруг они нас оставили и разбежались: в ворота въехал Гринев и за ним целый эскадрон с саблями наголо.

Бунтовщики утекали во все стороны; гусары их преследовали, рубили и хватали в плен. Гринев соскочил с лошади, поклонился батюшке и матушке и крепко пожал мне руку. «Кстати же я подоспел, – сказал он нам. – А! вот и твоя невеста».

Марья Ивановна покраснела по уши. Батюшка к нему подошел и благодарил его с видом спокойным, хотя и тронутым. Матушка обнимала его, называя ангелом-избавителем.

«Милости просим к нам», – сказал ему батюшка и повел его к нам в дом.

Проходя мимо Швабрина, Гринев остановился. «Это кто?» – спросил он, глядя на раненого. «Это сам предводитель, начальник шайки, – отвечал мой отец с некоторой гордостью, обличающей старого воина, – бог помог дряхлой руке моей наказать молодого злодея и отомстить ему за кровь моего сына».

– Это Швабрин, – сказал я Гриневу.

– Швабрин! Очень рад. Гусары! возьмите его! Да сказать нашему лекарю, чтоб он перевязал ему рану и берег его как зеницу ока. Швабрина надобно непременно представить в секретную Казанскую комиссию. Он один из главных преступников, и показания его должны быть важны.

Швабрин открыл томный взгляд. На лице его ничего не изображалось, кроме физической муки. Гусары отнесли его на плаще.

Мы вошли в комнаты. С трепетом смотрел я вокруг себя, припоминая свои младенческие годы. Ничто в доме не изменилось, все было на прежнем месте: Швабрин не дозволил его разграбить, сохраняя в самом своем унижении невольное отвращение от бесчестного корыстолюбия. Слуги явились в переднюю. Они не участвовали в бунте, и от чистого сердца радовались нашему избавлению. Савельич торжествовал. Надобно знать, что во время тревоги, произведенной нападением разбойников, он побежал в конюшню, где стояла Швабрина лошадь, оседлал ее, вывел тихонько и, благодаря суматохе, незаметным образом поскакал к перевозу. Он встретил полк, отдыхавший уже по сю сторону Волги. Гринев, узнав от него о нашей опасности, велел садиться, скомандовал марш, марш, в галоп – и, слава богу, прискакал вовремя.

Гринев настоял на том, чтобы голова земского была на несколько часов выставлена на шесте у кабака.

Гусары возвратились с погони, захватя в плен несколько человек. Их заперли в тот самый анбар, в котором выдержали мы достопамятную осаду. Мы разошлись каждый по своим комнатам. Старикам нужен был отдых. Не спавши целую ночь, я бросился на постель и крепко заснул. Гринев пошел делать свои распоряжения.

Вечером мы соединились в гостиной около самовара, весело разговаривая о минувшей опасности. Марья Ивановна разливала чай, я сел подле нее и занялся ею исключительно. Родители мои, казалось, благосклонно смотрели на нежность наших отношений. Доселе этот вечер живет в моем воспоминании. Я был счастлив, счастлив совершенно; а много ли таковых минут в бедной жизни человеческой?

На другой день доложили батюшке, что крестьяне явились на барской двор с повинною. Батюшка вышел к ним на крыльцо. При его появлении мужики стали на колени.

– Ну что, дураки, – сказал он им, – зачем вы вздумали бунтовать?

– Виноваты, государь ты наш, – отвечали они в голос.

– То-то, виноваты. Напроказят, да и сами не рады. Прощаю вас для радости, что бог привел мне свидеться с сыном Петром Андреичем. Ну, добро: повинную голову меч не сечет. – Виноваты! Конечно, виноваты. Бог дал ведро, пора бы сено убрать, а вы, дурачье, целые три дня что делали? Староста! Нарядить поголовно на сенокос; да смотри, рыжая бестия, чтоб у меня к Ильину дню все сено было в копнах. Убирайтесь.

Мужики поклонились и пошли на барщину как ни в чем не бывало.

Рана Швабрина оказалась не смертельна. Его с конвоем отправили в Казань. Я видел из окна, как его уложили в телегу. Взоры наши встретились, он потупил голову, а я поспешно отошел от окна. Я боялся показывать вид, что торжествую над несчастием и унижением недруга.

Гринев должен был отправиться далее. Я решился за ним последовать, несмотря на мое желание пробыть еще несколько дней посреди моего семейства. Накануне похода я пришел к моим родителям, и по тогдашнему обыкновению поклонился им в ноги, прося их благословения на брак с Марьей Ивановной. Старики меня подняли и в радостных слезах изъявили свое согласие. Я привел к ним Марью Ивановну, бледную и трепещущую. Нас благословили. Что чувствовал я, того не стану описывать. Кто бывал в моем положении, тот и без того меня поймет, кто не бывал, о том только могу пожалеть и советовать, пока еще время не ушло, влюбиться и получить от родителей благословение.

На другой день полк собрался, Гринев распростился с нашим семейством. Все мы были уверены, что военные действия скоро будут прекращены. Через месяц я надеялся быть супругом. Марья Ивановна, прощаясь со мною, поцеловала меня при всех. Я сел верхом. Савельич опять за мною последовал – и полк ушел.

Долго смотрел я издали на сельский дом, опять мною покидаемый. Мрачное предчувствие тревожило меня. Кто-то мне шептал, что не все несчастия для меня миновались. Сердце чуяло новую бурю.

Не стану описывать нашего похода и окончания Пугачевской войны. Мы проходили через селения, разоренные Пугачевым, и поневоле отбирали у бедных жителей то, что оставлено было им разбойниками.

Они не знали, кому повиноваться. Правление было всюду прекращено. Помещики укрывались по лесам. Шайки разбойников злодействовали повсюду. Начальники отдельных отрядов, посланных в погоню за Пугачевым, тогда уже бегущим к Астрахани, самовластно наказывали виноватых и безвинных. Состояние всего края, где свирепствовал пожар, было ужасно. Не приведи бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, которым чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка.

Пугачев бежал, преследуемый Ив. Ив. Михельсоном. Вскоре узнали мы о совершенном его разбитии. Наконец Зурин получил известие о поимке самозванца, а вместе и повеление остановиться. Наконец мне можно было ехать домой. Я был в восторге; но странное чувство омрачало мою радость.

Приложение

Краткие сведения о произведениях

Арап Петра Великого. Пушкин начинает работу над этим романом в середине 1827 года. Первые главы произведения автор читает друзьям весной 1828 года. Впоследствии эти отрывки были опубликованы в альманахе «Северные цветы» (1829) и в «Литературной газете» (1830) и затем были напечатаны в отдельном сборнике «Повести, изданные Александром Пушкиным» под заголовком «Две главы исторического романа. 1. Ассамблея при Петре I. 2.Обед у русского боярина». Однако дальше Пушкин работу над романом прекратил. Сам писатель не дал название своему роману. Название «Арап Петра Великого» произведение получило уже после смерти поэта, и впервые под таким заголовком роман был опубликован в журнале «Современник» в 1837 году.

Повести покойного Ивана Петровича Белкина. Повести, входящие в цикл, были написаны Пушкиным в 1830 году во время Болдинской осени. Писатель датировал повести, входящие в цикл, так: 9 сентября был закончен «Гробовщик», 14 сентября – работа над «Станционным смотрителем», 20 сентября – над «Барышней-крестьянкой», 14 октября – «Выстрел» и 20 октября – «Метель». Завершенные повести Пушкин читает в Москве весной 1831 года. Однако он решает публиковать их анонимно, присоединив к тексту повестей предисловие «От издателя» с биографией И.П. Белкина. При подготовке повестей к первому изданию писатель изменил их расположение, поместив в начало сборника «Выстрел» и «Метель».

Изданием занимался М.П. Погодин. Впервые повести вышли в свет осенью 1831 года. С полным обозначением автора «Повести Белкина» были опубликованы в 1834 году в «Повестях, изданных Александром Пушкиным».

Дубровский. Работу над повестью Пушкин начал в октябре 1832 года. Последняя глава так и не была завершена. Полностью «Дубровский» впервые был опубликован в посмертном издании собраний сочинений Пушкина в 1841 году. Озаглавить произведение при жизни автор не успел, и повесть получила название от редакторов, готовивших издание сочинений поэта уже после его смерти.

Пиковая дама. Повесть также была создана во время Болдинской осени и впервые была опубликована в «Библиотеке для чтения» в 1834 году. Впоследствии Пушкин говорил, что завязка повести не вымышленная. Прототипом старой графини по признанию самого поэта стала Наталья Петровна Голицына – мать Д.В. Голицына, генерал-губернатора Москвы.

Капитанская дочка. Работу над произведением Пушкин начинает в конце января 1833 года. В это же время писатель работает над «Историей Пугачева». Осенью того же года он совершает поездку в Оренбург и на Урал для сбора материалов к «Истории Пугачева» и роману о Пугачевском восстании. Работа над «Капитанской дочкой» была завершена осенью 1836 года. Произведение было впервые опубликовано в «Современнике» в 1836 году. По требованиям цензуры в первую публикацию произведения не вошла глава о крестьянском бунте в деревне Гринева. В своем архиве Пушкин назвал ее «Пропущенная глава». Без цензурных изъятий произведение было опубликовано только 1880 году.

Примечания[55]55
  Печатаются по изданию: А.С. Пушкин. Сочинения и письма. Т. 5 / под редакцией П.О. Морозова. СПб.: Товарищество «Просвещение», 1909. С. 609–642.


[Закрыть]

Арап Петра Великого

С. 6. Герцог Орлеанский… – Герцог Филипп Орлеанский, племянник Людовика XIV, был регентом Франции во время малолетства Людовика XV (1715–1723). Для характеристики этой эпохи и «оргий Пале-Рояля» см. статью проф. А.С. Трачевского «Государственные висельники во Франции и Петр Великий» («Исторический вестник», 1888, февраль).

На ту пору появился Law… – Джон Ло (1671–1729) – известный финансист, основатель ассигнационного банка и американской акционерной компании.

Проказы герцога Ришелье… – Герцог Ришелье (Луи Франсуа Арман дю Плесси, 1696–1788) – двоюродный внук знаменитого кардинала, маршал Франции, типичный представитель французской знати XVIII в. Его мемуары изданы в 1793 г.

С. 7. …молодостью Аруэта и старостью Шолье, разговорами Монтескье и Фонтенеля… – Аруэт (Jean-Marie Arouet) – Вольтер; Шолье (1639–1720) – аббат; Монтескье (1689–1755) – известный политический писатель и общественный деятель, автор «Персидских писем» (1721), «Рассуждений о причинах величия и упадка Рима» (1734) и «Духа законов» (1748); Фонтенель (1657–1757) – автор множества поэтических, риточеских, исторических и философских произведений, из которых особенною известностью пользовались «Разговоры о множестве миров», переведенные на русский язык князем А.Д. Кантемиром.

С. 8. …и старался он дать почувствовать всеми способами. – Далее зачеркнуто: «Графиню почитают, сказал он Ибрагиму, женщиной умной, холодной, имеющей любовников от нечего делать. Это мнение несправедливо. Она проста, имеет пылкие чувства, и любовь – главное дело ее жизни. В обществе она рассеяна и ленива. Это придает какую-то заманчивость ее словам. Ее странные вопросы, загадочные ответы – вольно принимать за эпиграмматические выходки или за глупости.

Мы, т. е. близкие ее приятели, из дружбы прославили ее оригинальность и остроту. Впрочем, она – женщина самая добрая, самая милая. Познакомьтесь с нею короче: вы ее полюбите и удостоверитесь, что ограниченность ее ума почти незаметна от избытка простодушия и чувствительности».

С. 15. …тем ближе представлял он себе предметы, им покидаемые навек. – Далее зачеркнуто: «Целый день он думал о графине, следовал сердцем за нею, казалось, был свидетелем каждого ее движения, каждой ее мысли. В часы, когда он обыкновенно с нею видался, он мысленно собирался к ней, входил в ее комнату, садился подле нее, разговаривал с нею, – и мечтание постепенно становилось так сильно, так ощутительно, что он совершенно забывался».

С. 19. …князя Якова Долгорукого, крутого советника Петра; ученого Брюса, прослывшего в народе русским Фаустом; молодого Рагузинского, бывшего своего товарища… – Яков Федорович Долгорукий (1659–1720) – князь, сенатор и генерал-кригс-комиссар, председатель Ревизион-коллегии, строгий и неподкупный контролер казенных сумм. Его любимое выражение: «Царю правда – лучший слуга. Служить, так не картавить; картавить, так не служить». Яков Вилимович Брюс (1670–1735) – граф, один из любимцев Петра Великого, фельдмаршал, участвовавший во многих военных действиях и сопутствовавший Петру в заграничном путешествии. Ему принадлежит столетний календарь с предсказаниями, известный под именем «Брюсова календаря». Савва Владиславлевич Рагузинский (ум. 1738) – граф, известный дипломат, заключивший с Китаем Нерчипский договор.

…с генерал-полицмейстером Девиером… – Антон Мануилович Девиер (ум. 1745) – граф, португалец, взятый Петром в свою свиту в Лондоне, сначала был денщиком царя, а потом – генерал-майором и с 1718 г. – петербургским генерал-полицеймейстером.

С. 20. …Шереметев осведомился о своих парижских знакомых, а Головин позвал обедать. – Борис Петрович Шереметев (1652–1719) – граф, фельдмаршал. Автоном Михайлович Головин (1667–1720) помогал Петру в устройстве регулярной армии, был преображенским полковником; 18 лет (1700–1718) провел в плену у шведов. Его брат Иван, адмирал, вместе с Петром изучал морское дело в Голландии и в 1722 г. сопровождал царя в Персидском походе.

…оспариваемого Бутурлиным… – Александр Борисович Бутурлин (1694–1767) в 1720 г. взят был Петром в денщики, сопровождал царя в походах и пользовался большим его доверием.

…с Феофаном, Гавриилом Бужинским и Копиевичем… – Феофан Прокопович (1681–1736) – архиепископ новгородский, знаменитый проповедник, составитель «Духовного регламента», «Правды воли монаршей» и пр.; Гавриил Бужинский (1680–1731) – также известный проповедник, переводчик книги Пуфендорфа «О должностях человека и гражданина» и пр.; Илья Федорович Копиевич – амстердамский пастор, занимавшийся, по поручению Петра, переводами разных книг по астрономии, навигации, военному искусству и политик.

С. 29. …по повелению отца своего, Гаврилы Афанасьевича Ржевского… – Фамилия «Ржевский» принадлежала одному из предков Пушкина; но этого Ржевского, одного из любимцев Петра, звали не Гаврилой, а Юрием.

С. 36. …не поблагодарив хозяина за его хлеб-соль. – Здесь кончается отрывок, опубликованный в издании 1834 г.

С. 44. …и возвратился домой. – Далее зачеркнуто: «Следуя во всем советам государя, на другой день приехал он к Гавриле Афанасьевичу и был принят как жених, хоть и не мог видеть свою невесту. Ему сказали, что она ушиблась, прыгая неосторожно с своими подружками. С тех пор Ибрагим всякий день ездил к своему будущему тестю и своим почтительным и ласковым обхождением, кротким и образованным умом, во время болезни Натальи Гавриловны снискал не только дружество отца, но и уважение князя Лыкова и благосклонность доброй Татьяны Афанасьевны, которая не раз со вздохом говорила своему брату: “Лучшего жениха грех нам и желать; а жаль, что он арап!”»

Повести Белкина

С. 52. Взявшись хлопотать об издании «Повестей И.П. Белкина», предлагаемых ныне публике… – В черновой рукописи предисловие начиналось иначе: «Рукописное собрание повестей, предлагаемых ныне публике, доставлено нам М. И. Б., ближайшей родственницей и наследницей покойного автора. Взявшись хлопотать об издании книги, предлагаемой ныне публике, мы желали» – и т. д.

С. 54. …приехать в село Горюхино, свою отчину. – В рукописи: «Смерть его родителей, почти в одно время приключившаяся, понудила его подать в отставку и приехать в село Горюхино, свою отчину. Описание приезда его, почерпнутое мною из его рукописи, мне им подаренной, полагая, что вам оное, как любителю, любопытно будет, здесь прилагаю».

К этим словам под чертой внизу страницы сделано примечание от лица издателя повестей: «Здесь выпущен довольно длинный отрывок из одного пространного рукописного сочинения, нами приобретенного и которое надеемся издать, если сии повести благосклонно приняты будут публикой…» Очевидно, дело идет об истории села Горюхина. Так и названа в рукописи предисловия родина Белкина.

С. 55. …друг с другом не сходствовали. – В рукописи далее следовало: «…ни образом мыслей, ни нравом мы большею частью друг с другом не сходствовали. В доказательство сего приведу пример. Перед обедом, какая бы ни была погода, обыкновенно езжу я верхом, или осматривая поля и работы, или просто прогуливаясь, или занимаясь охотой, что моему здоровью отменно полезно и даже необходимо. Иван Петрович не имел привычки к верховой езде, долго опасался следовать моему примеру и, наконец, решился потребовать лошадь. Я приказал для него оседлать самую смирную из всей моей конюшни – и поехал шагом, ибо рысь могла показаться ему с непривычки ездой слишком опасною и беспокойною, к тому же и лошадь от нее отвыкла. И.П. сидел довольно бодро и начинал уже приноравливаться к движению коня, как я, подъехав к риге, на которой молотили, остановился поговорить со старостою. Следуя моему примеру, лошадь И.П. стала также, но он от внезапного сотрясения потерял равновесие, упал и расшиб себе руку. Сие несчастье и смех, от коего не мог я воздержаться, не помешали ему и впредь сопровождать меня в моих прогулках, и впоследствии приобрел он некоторый навык в верховой езде, сем столь же полезном, как и благородном упражнении.

Иван Петрович вел жизнь самую умеренную», и т. д.

Выстрел

С. 59. Я поклялся застрелить его по праву дуэли (за ним остался еще мой выстрел). – Повесть Марлинского: «Вечер на бивуаке» опубликована в «Полярной звезде» (1823 г., с. 326), но в этой повести нет цитированной Пушкиным фразы. В письме к Плетневу, написанном в августе 1831 г., с разными распоряжениями касательно издания «Повестей Белкина», Пушкин просил его разыскать этот эпиграф в другом произведении Марлинского: «Роман в семи письмах» («Полярная звезда», 1824), но там его также не оказалось. И Пушкин, чтобы выйти из затруднения, просто сам сочинил эпиграф, приписав его Марлинскому.

С. 65. …Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. – Известное послание Давыдова к Бурцову:

 
Бурцов, ера, забияка,
Собутыльник дорогой!
Ради рома и арака
Посети домишко мой.
 

С. 69. Уединение было сноснее. – Далее пропущено из опубликованного в издании 1834 г.: «Наконец, решился я ложиться спать как можно ранее, а обедать как можно позже; таким образом укоротил я вечер и прибавил долготы дней, и обретох, яко се добро есть».

С. 76. … под Скулянами. – Сражение под Скулянами происходило 27 июня 1821 г.

Метель

С. 89. … Vive Henri-Quatre… —

 
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillant!
Ce diable a quatre
Eût le triple talent:
De boire, de battre
Et d’être un vers-galant.
 

…из Жоконда. – Комическая опера Николо Изуара «Жоконд», или «Искатель приключений», имела огромный успех в 1814 г. в Париже. Она переведена на русский язык

П.А. Корсаковым и представлена в первый раз в Петербуре 26 января 1815 г. с В.М. Самойловым в роли Жоконда.

С. 91. …первое письмо St. Preux… – Роман Руссо «Юлия», или «Новая Элоиза». Ср. письмо Онегина к Татьяне.

Гробовщик

С. 97. …гробовщик переселялся всем своим домом. – Лавка гробовщика Адриана Прохорова действительно находилась в 1830 г. на Никитской ул., возле того дома, где жила тогда невеста Пушкина Н.Н. Гончарова с матерью (см. письмо к ней от 4 ноября 1830 г.).

С. 99. …на Разгуляе… – Разгуляй – местность в Москве близ Басманной улицы, где прежде жил гробовщик.

С. 100. …как почталион Погорельского. – Повесть Антония Погорельского (псевдоним А.А. Перовского, 1789–1839) «Лафертовская маковница», напечатанная в «Новостях литературы» (1825).

…с секирой и в броне сермяжной. – Выражение А.Е. Измайлова в сказке «Дура Пахомовна»:

 
Явился в лавочку Фадеич с миной важной,
С секирою, в броне сермяжной.
 

Станционный смотритель

С. 107. Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? – Вариант начала повести: «4 мая 1825 г. произведен я в офицеры и получил повеление отправиться в полк, [в киевскую губернию], в местечко В. 9-го выехал из Петербурга.

Давно ли я был еще кадетом? Давно ли будили меня в 6 часов утра, давно ли я твердил [вокабулы] немецкий урок при [беспрерывном] вечном шуме корпуса? Теперь я прапорщик, имею в сумке 475 рублей, делаю, что хочу, и скачу на перекладных в местечко В., где буду спать [сколько душе будет угодно] до 8 час. и где уже никогда не молвлю ни единого немецкого слова. [Я все еще не могу привыкнуть к этой тишине.] В ушах моих все еще отзываются шум и крики играющих кадетов и однообразное жужжание прилежных учеников, повторяющих вокабулы: [le laboureur – земледелец], le bluet, le bluet – василек, amaranthe – амарант, amaranthe, amaranthe…

Теперь один [звук колес, гром моей] стук тележки да звон колокольчика нарушают [вокруг меня мирное] окрестное безмолвие… а все еще не могу привыкнуть к этой тишине. Дорогою из Петербурга [радостная мысль о превратностях путешествия радовала меня. На всякой станции смотрел я на движение] при мысли о моей свободе, об удовольствиях пути и приключениях, меня ожидающих, чувство несказанной радости, доходящее до восторга, наполняло мою душу… Успокаиваясь мало-помалу, наблюдал я движение передних колес и делал математические исчисления. Нечувствительным образом сие занятие меня утомило, и путешествие уже казалось мне не столь приятным, как сначала. Я попытался было завести речь с моим ямщиком, но он как будто избегал порядочного разговора, на вопросы мои отвечал одними: «Не можем знать, ваше благородие, а Бог знает, а нешто…» Приехав на станцию, я отдал кривому смотрителю свою подорожную и потребовал скорее лошадей; но с неизъяснимым неудовольствием услышал я, что [все] лошадей нет. Я заглянул в почтовую книгу: от города** до Петербурга едущий VI класса чиновник с будущим взял 12 лошадей, генеральша Б. – 8, две тройки пошли с почтою, наш брат прапорщик, как и я, взял остальные две лошади. Я попытался подкупить его совесть, но он остался неколебим и решительно отвергнул мой двугривенник. На станции стояла одна курьерская тройка, и смотритель не мог мне ее дать: если, паче чаяния, [прискачет] наскачет курьер или фельдъегерь и не найдет лошадей, то что тогда будет? Беда! Он может лишиться места, пойти по миру. Нечего делать! Я покорился необходимости.

– Угодно ли чаю или кофею? – спросил меня смотритель. Я благодарил и занялся рассмотрением картин, украшающих его смиренную обитель. [Они изображали] В них изображены были истории блудного сына. В первой почтенный старец в колпаке и в шлафроке отпускает беспокойного юношу, который [с благодарностью] принимает поспешно его благословение и [кошелек] мешок с деньгами. В другой [изображена роскошная жизнь, разврат] изображено яркими чертами дурное поведение развратного молодого человека: он сидит за столом, окруженный ложными друзьями и бесстыдными женщинами; далее промотавшийся юноша в французском кафтане и в треугольной шляпе [и в оборванном рубище] пасет свиней и [питается желудями] разделяет с ними [желуди] трапезу. В его лице изображены глубокая печаль и раскаяние; он вспоминает о доме отца своего, где последний раб etc. Наконец, представлено возвращение [блудного сына] его к отцу своему: добрый старик, в том же колпаке и шлафроке, выбегает к нему на встречу, блудный сын стоит [пред ним] на коленах, вдали повар убивает упитанного тельца, и старший брат с досадой вопрошает о причине таковой радости. Под картинками напечатаны немецкие стихи; [сколько я разумею, я читал] я прочел их с удовольствием и списал, чтоб на досуге перевести.

Прочие картины не [удостоены почести] имеют рам и прибиты к стене гвоздиками, [как изображающие погребение кота] так как по изображению не стоят [обратить] внимания [любителя художества] образованного человека и в нравственном, и в художественном отношении. Они изображают погребение кота, спор красного носа с сильным морозом и тому подобное. Я сел под окно. Виду никакого. [На улице мужики на работе.] Тесный ряд однообразных изб, прислоненных [друг к другу] одна к другой, [забор, осененный двумя-тремя рябинами] кое-где две-три яблони, две-три рябины, окруженные худым забором, отпряженная телега с моим чемоданом и погребцом. День жаркий, ямщики разбрелись. На улице [бегают] играют в бабки амуры златовласые, замаранные ребятишки. Против меня старуха сидит перед избою, подгорюнившись. Изредка поют петухи. Собаки валяются на солнце или бродят, высунув язык и опустя хвост, [курица] да поросята с визгом выбегают из-под ворот и мечутся в сторону безо всякой видимой причины. Какая скука! Пойду в поле гулять. Развалившийся колодезь и около его мелкая лужица; в ней резвятся желтенькие [утенки] утята под надзором глупой утки, как балованные дети при французской мадаме. Я пошел по большой дороге: справа – тощий озимь, слева – кустарник и болото, кругом – плоское пространство, навстречу – одни полосатые версты, [и между ими ничего в небе], в небесах – медленное солнце и кое-где облако. Какая скука! Дошел до третьей версты, возвращаюсь к станции] иду назад, удостоверясь, что до следующей станции осталось еще 22. Я сел опять под окном и спросил у [смотрительницы, толстой женщины] толстой работницы, которая [возилась около печки] бегала поминутно мимо меня то в задние сени, то в чулан, нет ли [какой книги] чего-нибудь почитать. Она принесла мне [целую кипу] несколько книг; я обрадовался и кинулся с жадностью их разбирать, но тотчас успокоился, увидев затасканную азбуку и арифметику, изданную [в пользу] для народных училищ. Сын смотрителя, [шалун] буян лет девяти, [играющий в бабки с маленьким ямщиком], обучался по ним, как говорила она, [немецкому] всем наукам царским, да выдрал затверженные листы, за что [и досталось ему от отца] выдрали его за волосы, по закону естественного возмездия».

С. 112. …столь приятного воспоминания. – Далее зачеркнуто: «И теперь, при мысли о нем, кажется, вижу ее томные глаза и вдруг исчезнувшую улыбку; кажется, чувствую теплоту ее дыхания и свежее впечатление губок.

Читатель ведает, что есть несколько родов любовей, любовь чувственная, платоническая, любовь из тщеславия, любовь пятнадцатилетнего сердца и проч.; но изо всех любовь дорожная – самая приятная. Влюбившись на одной станции, нечувствительно доезжаешь до другой, а иногда – и до третьей. Ничто так не сокращает дороги. Воображение, ничем не развлеченное, вполне наслаждается своими мечтаниями. Любовь безгорестная, любовь беспечная! Она живо занимает нас, не утомляя нашего сердца, и угасает в первом городском трактире.

Тут же, сбоку, приписана программа: “Смотритель, прогулка, фельдъегерь, дождик, коляска, gentleman, любовь, – родина…”»

С. 123. …в прекрасной балладе Дмитриева. – Повесть И.И. Дмитриева «Отставной вахмистр».

С. 125. …такого печального кладбища. – С этим изображением кладбища проф. Шляпкин («Из неизд. бум.», 13–14) сопоставляет следующий черновой набросок, найденный им в подлиннике и неточно напечатанный Анненковым:

 
Стою печален, на кладбище
Гляжу кругом – обнажено
Святое смерти пепелище,
И степью лишь окружено.
И мимо вечного ночлега
Дорога сельская лежит;
По ней рабочая телега
[Могилы пылит и] стучит.
 

Первоначальные варианты этого наброска:

 
Последнее мирское пепелище,
Таинственный, приветливый ночлег,
Поклон тебе, печальное кладбище…
 

 
Неогражденное кладбище,
Ночлег усопших поселян,
Святое смерти пепелище
 

 
                         …влево
Лежит широкая дорога по рубежу могил,
Ни деревца, ни ручейка,
Ни хоть березы, где бы дева
Могла…
[Однообразные] могилы
И деревянные кресты,
 Однообразны и унылы…
Везде равнина, – справа, слева.
Ни речки, ни холма, ни древа,
 Кой-где чуть… кусты…
 

Барышня-крестьянка

С. 130. …по мнению Жан-Поля… – Жан Поль (Фридрих Рихтер, 1763–1825) – один из выдающихся представителей немецкого романтизма, автор романов «Невидимая ложа», «Зибенкейз», «Гесперус», «Титан», «Годы испытаний» и др.

…перечитывала «Памелу»… – «Памела» – роман Ричардсона, где героем является Грандисон.

Дубровский

С. 162. …Дубровский заметил злобную улыбку на лице своего противника. – Этого абзаца нет в рукописи Московского музея.

С. 163. «18… года 27 дня ** уездный суд рассматривал дело…» – Определение уездного суда, которое Пушкин включал в свою повесть, соответственно изменив имена.

«1832 года октября… дня Козловский уездный суд рассматривал дело о неправильном владении поручиком Иваном Яковлевым сыном Муратовым имением, принадлежащим гвардии подполковнику Семену Петрову сыну Крюкову, состоящим Тамбовской губернии Козловской округи в сельце Новопанском, мужеска 186-ю душами, да земли с лугами и угодьями 932 десятины. Из коего дела видно: означенный гвардии подполковник Крюков прошлого 1826 года июня 9-го дня взошел в сей суд с прошением в том, что покойный его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Крюков, в 1759 году августа 14-го дня, служивший в то время в Тамбовском наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фаддея Егорова Спицына имение, состоящее Козловской округи в помянутом сельце Новопанском, которое селение тогда по ревизии называлось Новопанскими выселками, всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола из душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и не-пашенною землею, лесами, свиными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Новопанке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына, по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из людей ни единыя души, а из земли ни единаго четверика, ценою за 2500 рублей, на что купчая в тот же день в Тамбовской палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же, августа в 26-й день, Козловским земским судом введен был во владение и учинен за него отказ. А наконец, 1782 сентября 6-го дня, отец его волею Божиею помре, а между тем он, проситель, подполковник Крюков, с 1799 года, почти с малолетства, находился в военной службе и по большей части был в походах за границами, почему он и не мог иметь сведения как о смерти отца его, равно и об оставшемся после его имении. Теперь же, по выходе своем из той службы в отставку и по возвращении в имения отца своего, состоящие Тамбовской и Рязанской губерний в Козловском, Пронском и Ряжском уездах, в разных селениях, всего до 3000 душ, находит, что из числа таковых имений вышеписанными козловскими 113-ю душами (коих по нынешней 7-й ревизии значится в том сельце всего 186 душ) с землею и со всеми угодьями владеет без всяких укреплений вышеписанный поручик Иван Муратов, почему, представляя при оном прошении ту подлинную купчую, данную отцу его продавцом Спицыным, просит, отобрав помянутое имение из неправильного владения Муратова, отдать по принадлежности в полное его, Крюкова распоряжение. А за несправедливое оного присвоение, с коего он пользовался получаемыми доходами, по учинении об оных надлежащего дознания, положить с него, Муратова, следующее по законам взыскание и оным его, Крюкова удовлетворить.

По учинении ж Козловским земским судом по сему прошению исследования открылось, что помянутый нынешний владелец спорного имения, поручик Муратов, дал на месте дворянскому заседателю объяснение, что владеемое им ныне имение, состоящее в означенном сельце Новопанском, 186 душ с землею и угодьями, досталось ему по наследству после смерти отца его, артиллерии подпоручика Якова Сергеева сына Муратова, а ему дошедшее по покупке от отца его, просителя, прежде бывшего провинциального секретаря, а потом коллежского асессора Крюкова, по доверенности, данной от него в 1759 году августа 30-го дня, засвидетельствованной в Козловском уездном суде, титулярному советнику Григорью Васильеву сыну Соболеву, по которой должна быть от него на имение сие выдана отцу его купчая, потому что в оной именно сказано, что он, Крюков, все доставшееся ему по покупке от канцеляриста Спицына имение, 113 душ с землею, продал отцу его, Муратова, и следующие по договору деньги, 3200 рублей, все сполна с отца его без возврата получил и просил оного доверенного Соболева выдать отцу его указную крепость. А между тем отцу его в той же доверенности по случаю заплаты всей суммы владеть тем покупным у него имением и распоряжаться впредь до совершения оной крепости как настоящему владельцу, и ему, продавцу Крюкову, впредь и никому в то имение уже не вступаться. Но когда именно и в каком присутственном месте таковая купчая от поверенного Соболева дана его отцу, – ему, Ивану Муратову, неизвестно, ибо он в то время был в совершенном малолетстве, и после смерти его отца таковой крепости отыскать не мог, а полагает, что не сгорела ли с прочими бумагами и имением во время бывшего в 1790 году в доме их пожара, о чем известно было и жителям того селения. А что оным имением со дня продажи Крюковыми или выдачи Соболеву доверенности, т. е. с 1759 года, и по смерти отца его с 1793 года и поныне, они, Муратовы, бесспорно владели, в том свидетельствуется на окольных жителей, которые, всего 52 человека, на спрос под присягою показали, что действительно, как они могут запомнить, означенным спорным имением начали владеть помянутые господа Муратовы назад тому лет 70 без всякого от кого-либо спора, но по какому именно акту или крепости, – им неизвестно. Упомянутый же по сему делу прежний покупщик сего имения; бывший провинциальный секретарь Петр Крюков, владел ли сим имением, – они не запомнят. Дом же гг. Муратовых назад сему лет 30 от случившегося в их имении в ночное время пожара сгорел; причем сторонние люди показали, что доходу означенное спорное имение может приносить, полагай, с того времени в сложности ежегодно не менее, как до 2000 рублей.

Напротив же сего гвардии подполковник Семен Петров сын Крюков 3-го января сего года взошел в сей суд с прошением, что хотя помянутый поручик Иван Муратов и представил при учиненном следствии к делу сему выданную покойным его отцом Петром Крюковым титулярному советнику Соболеву доверенность на запроданное Муратову имение, но по оной не только подлинной купчей, но даже и на совершение когда-либо оной никаких ясных доказательств по силе генерального регламента 19-й главы и указа 1752 г. ноября 29-го не представил. Следовательно, самая доверенность ныне, за смертью самого дателя оной, отца его, по указу 1818 г. маия… дня, совершенно уничтожается. А сверх того… велено спорные имения отдавать крепостные по крепостям, а не крепостные по розыску; на каковое имение, принадлежащее отцу его, представлен уже от него в доказательство крепостной акт, по которому и следует, на основании означенных узаконений, из неправильного владения помянутого Муратова отобрав, отдать ему по праву наследства. А как означенный помещик, имея во владении не принадлежащее имение, без всякого укрепления пользовался с оного неправильно… не принадлежащими доходами, то по исчислении, сколько таковых будет причитаться по силе……, с помещика Муратова взыскать и его, Крюкова, оными удовлетворить. По рассмотрении какового дела и учиненной из оного и из законов выписки в Козловском уездном суде определено:

Как из дела сего видно, что гвардии подполковник и кавалер Семен Петров сын Крюков на означенное спорное имение, находящееся ныне во владении у поручика Ивана Яковлева сына Муратова, состоящее в сельце Новопанском, по нынешней 7-й ревизии всего мужеска пола 186 душ, с землею и угодьями, представил подлинную купчую на продажу оного покойному отцу его, провинциальному секретарю, который потом был асессором, в 1759 году, из дворян канцеляристом Фадеем Спицыным, и что сверх того сей покупщик (Крюков), как из учиненной на той крепости надписи видно, был в том же году Козловским земским судом введен во владение, которое имение уже за него отказано; и хотя напротив сего со стороны поручика Ивана Муратова и представлена доверенность, данная тем умершим покупщиком Крюковым титулярному советнику Соболеву для совершения купчей на имя отца его, Муратова, но по таковым сделкам не только утверждать крепостные недвижимые имения, но даже и временно владеть по указу… воспрещено, к тому ж и самая доверенность смертью дателя оной совершенно уничтожается. Но чтоб сверх сего действительно была по оной доверенности совершена где и когда на означенное спорное имение купчая, со стороны Муратова никаких ясных доказательств к делу с начала производства, т. е. с 1828 года, и по сие время не представлено. А потому сей суд и полагает: означенное имение, 186 душ, с землею и угодьями, в каком ныне положении тое окажется, утвердить по представленной на оное купчей за подполковника Крюкова; о удалении от распоряжения оным поручика Муратова и о надлежащем вводе во владение за него, г. Крюкова, и об отказе за него, как дошедшего к нему по наследству, предписать Козловскому земскому суду. А хотя сверх сего подполковник Крюков и просит о взыскании с поручика Муратова за неправое владение наследственным его имением воспользовавшихся с оного доходов, – но как оное имение, по показанию старожилых людей, было у господ Муратовых несколько лет в бесспорном владении, и из дела сего не видно, чтоб со стороны г. Крюкова были какие-либо до сего времени прошения о таковом неправильном владении Муратовыми оного имения, к тому ж по уложению… велено, ежели кто чужую землю засеет или усадьбу загородит, и на того о неправильном владении станут бить челом, и про то сыщется допряма, тогда правому отдавать тую землю и с посеянным хлебом, и городьбою, и строением, – а посему подполковнику Крюкову в изъявленном на поручика Муратов иске отказать, ибо принадлежащее ему имение возвращается в его владение, не изъемля из оного ничего, и что при вводе за него оказаться может, все без остатка, предоставив между тем подполковнику Крюкову, буде он имеет о таковой своей претензии какие-либо ясные и законные доказательства, может просить, где следует, особо. Каковое решение наперед объявить истцу, равно и ответчику, на законном основании, апелляционным порядком, коих и вызвать в сей суд – для выслушания сего решения и подписи удовольствия или неудовольствия – через полицию.

Каковое решение подписали все присутствующие того суда».

И подполковник Крюков, явясь в присутствии уездного суда, выслушал таковое решение при открытых дверях и подписал свое совершенное удовольствие.