Текст книги "Роковая ошибка"

10

Шумные улицы успокоились, свет в окнах стоящих неподалеку домов угасал один за другим, очертания хмурящейся луны все яснее стали проступать сквозь легкую небесную пелену. В городе воцарилась, плавно вытеснившая густые сумерки, ночь – время для воспоминаний, размышлений и мыслей о вечном, время, когда человеку хочется заглядывать в прошлое и будущее. Помечтать, представить каким мог быть его путь, ежели бы что-то пошло иначе. Дима никак не мог уснуть и предался философским размышлениям. Его воспоминания выпорхнули из души и, преодолев бесконечные лабиринты памяти, полетели вперед подобно облакам на воспарявшем от глубокой дремоты, весеннем небе.

Ожидание будущего всегда так волнительно. Можно было сказать, что в Диме жило два человека, две судьбы одновременно. Эта двойственность, так характерная для Близнецов и совсем не свойственная Девам, всегда разительно отличала его от знакомых коллег и даже родных. Одна его часть была безумно забюрократизирована, если такое определение вообще может быть применено к такому понятию, как душа. Вторая часть требовала творчества, самореализации, полета фантазии. В этой второй половинке он и копался своим сознанием в подобные минуты размышлений. Он боялся сильно переосмыслять прошлое. Поиск каких-то ошибок мог лишь вогнать его в печальное смятение. Прошлое статично. Его не изменить, на него не повлиять, его нельзя трансформировать. Думая об этом, он уже давно вывел для себя определенную формулу – брать из прошлого самые светлые воспоминания. Эти моменты рождали в его мыслях и мечтах все самые лучшие стремления, в них он получал дополнительную энергию для новых свершений. Сложно было бы найти другого молодого человека, склонного к подобным философским размышлениям в столь раннем возрасте. В то время, как все его сверстники тратили (он больше предпочитал термин прожигали) время на увеселение тела, его заботила душа.

Один из эпизодов в прошлом был связан с приятным знакомством с девушкой (ей было уже двадцать четыре, а ему всего двадцать два). Обычно он отказывался строить какие-либо отношения с дамами, которые были старше его даже на несколько месяцев. Можно было сказать, что это был один из его немногочисленных комплексов. Однако на удивление для обоих, эти отношения не только вспыхнули, но и затянулись. В жизни почти каждого молодого человека на его линии судьбы возникает таинственная, более опытная в амурных делах незнакомка. Выступая в роли временного ангела-хранителя, они помогают лучше понять женскую душу, научиться правильно, тонко и нежно играть на этом загадочном инструменте. Он всегда удивлялся ее сравнениям женской души с роскошной старинной арфой. Она говорила ему: «Женщина – это уникальный, тончайший инструмент в руках мужчины. При правильной игре – он издает божественные, небесные мелодии, при плохой игре лишь мерзкие раздражающие бренчания». Впрочем, очень скоро он, сам того и не замечая, отчего-то начал концентрироваться на ее недостатках, придираться к сущим мелочам, и разгоревшаяся было с начала страсть стала медленно угасать. Первая любовь почти всегда также глубока, сколько и недолговечна.

С Леной же было все абсолютно иначе, он все чаще ловил себя на мысли о том, что с каждым днем открывал в ней все больше очарования и то, что в других представлялось бесстыдным и вульгарным, в ней же поразительным образом казалось умилительным и даже забавным.

Спустя несколько дней он познакомил ее со своими родителям.

11

Уже с восьми часов утра Александр Вадимович с супругой были заняты своими служебными обязанностями. Многие удивлялись, как им удавалось работать вместе; шутка о том, что мужчина ходит на работу не в последнюю очередь потому, что хочет хоть некоторое время побыть вдалеке от назойливой опеки супруги была крайне популярна в их части.

– Дубов! – нахмурившись, произнес он командным голосом, вдавив кнопку селектора, вызывая одного из своих подчиненных.

– Да, Александр Вадимович, – послышался голос слегка заикающегося молодого человека.

– Где документы, которые должны были поступить ко мне с утра на ознакомление?

– Но ведь… Разве Кирзачев не принес их вам?

– Дубов! Коли природа наделила тебя разумом, а ты с ним управляться не умеешь и не пользуешься им, научись хотя бы просто выполнять приказы! Слов на языке у тебя много, а мыслей в голове мало! Если бы их принесли мне, неужели я бы стал вызывать тебя! Быстро все выясни и доложи! – пригрозил Александр Вадимович и, отпустив кнопку селектора, приступил к составлению распоряжений. В душе он, конечно же, не был таким воинствующе строгим, как хотел показаться; ко всему этому антуражу обязывало положение и обстоятельства.

Вытащив ручку и чистый лист бумаги из первого ящика своего рабочего стола, он начал писать. Стоявшие неподалеку у окна компьютер и принтер все еще не снискали его расположения.

– Разрешите войти? – послышался через несколько минут звонкий голос молодого прапорщика.

Александр Вадимович выдержал паузу начальственности, и, сдвинув брови и натянув на лицо гримасу серьезности, сухо произнес:

– Разрешаю!

Дверь отворил невысокий юноша. Темно-синий двубортный пиджак был куплен им явно на вырост, галстук в зеленую полоску, завязанный плотным маленьким узелком едва доходил до середины живота, брюки у самых ботинок запачканы капельками грязи.

– Александр Вадимович?

– Верно. С чем пожаловали? – с отсутствующим взглядом человека, который делает свое дело в полном соответствии с инструкциями, осведомился он.

– Вот новую редакцию указа о нашей службе разношу. Распишитесь в получении копии, – сообщил прапорщик и положил увесистый документ на стол.

– Разрешите идти?

– Ступай! – ответил Александр Вадимович, передав ему подписанный лист ознакомления.

Кирзачев быстрыми шагами покинул кабинет, и подполковник погрузился в размышления, внимательно просматривая указ строчку за строчкой, силясь понять, что же требуют от вверенного ему кадрового подразделения. Наконец, добравшись до пункта III, в которым излагались функции службы, он сразу перешел к параграфу «Д», который непосредственно относился к его полномочиям.

«В сфере работы с кадрами» – стыдливо надев очки, которые не носил в обычной обстановке, он приступил к чтению – «проводит подбор специалистов по направлениям деятельности Службы; проводит мероприятия, связанные с прохождением военной службы военнослужащими и осуществлением трудовой деятельности гражданским персоналом Службы; организует боевую, морально-психологическую и профессиональную подготовку сотрудников, работу по повышению их квалификации и переподготовке». На этом пункте он остановился и отбросил документ на стол. «Куда уж там… Профессиональная подготовка», – повторил он про себя и, окинув взглядом углы кабинета, словно проверяя нет ли в нем подслушивающих устройств, продолжил размышлять. «В нашей стране, чтобы быть профессиональным министром обороны нужно умело заниматься маркетингом и торговать мебелью». Он бы позволил себе еще большие мыслительные вольности, однако в дверь снова постучали. На этот раз это был программист Хрюкин из недавно образованного компьютерного отдела. Внешность его отличали неприлично длинные для службы в военной организации рыжие волосы, несимметричный рот и довольно высокий лоб. Длинный шерстяной свитер был надет сразу поверх белой майки без рубашки, а темно-синие брюки уж очень сильно напоминали джинсы.

– Еще бы двадцать пять лет назад вас бы уже отчислили за неопрятность, Тимофей! – укорительно заявил Александр Вадимович, наблюдая за тем, как юноша, едва войдя в кабинет, сразу же направился к компьютеру.

– Двадцать пять лет назад я еще не родился, – улыбнулся ему молодой программист и, не желая вступать в затяжной спор с подполковником, решил без особых эмоций выполнить порученную ему работу.

– Снова обновление? – осведомился Александр Вадимович, как будто ожидая какого-то подвоха. Лоб его собрался в морщины, и он настороженно кашлянул.

– Так точно! – скорее для забавы, нежели, чем для соблюдения правил общения заявил Хрюкин, и, удивившись увиденному на экране, сам осмелился уточнить некоторые подробности. – А я смотрю, вы совсем компьютером не пользуетесь. Последний вход в систему у вас… – он нажал пару кнопок и, увидев знакомое число, с еще большим удивлением воскликнул – … 25 числа. Это ведь я к вам тогда и приходил. Неужели без меня ни одного документа не напечатали?

– А я прекрасно и без него справляюсь, – не смутившись, парировал Александр Вадимович. В глубине души ему, конечно же, было стыдно за то, что он так и не смог найти время, чтобы попытаться изучить принципы работы этой «дьявольской машины». – Докладные и распоряжения от руки быстрее писать, а если что найти надо, так всегда можно Злобину из машбюро попросить.

– Ох, не правы вы, Александр Вадимович, – приговаривал Хрюкин. – У компьютера ведь столько плюсов. Нас и так уже стыдят все, кто к нам в гости заглядывает. Говорят, не может быть, чтобы держава, родившая Менделеева, Курчатова и Королева до сих пор авторучками документы составляла. А то что дольше, это еще вопрос… Я, наверное, набиваю быстрее, чем вы пишете.

– А тут и не в скорости дело, – пытался полемизировать Александр Вадимович, понимая, что молчание означало бы капитуляцию.

– А в чем же еще? Бумага и вовсе не нужна будет скоро. Начальник нам вчера приказал изучать новую систему. Вот внедрим… – чихнув, Хрюкин вытер ладонью губы… – тогда и вовсе весь документооборот переведут в электронный вид, знаете там цифровые подписи, безбумажные технологии, сверхкомпактные носители.

– Кто знает, может я тогда уже и вовсе работать не буду, – заявил Александр Вадимович, сделав театральную паузу для придания своему голосу большей убедительности.

– Ох не рано ли вы себя списываете? Слышал у вас в управлении все недавно переаттестацию прошли, а вот со следующего года компьютерные тесты в программу проверки включат, вот тогда еще вспомните Тимофея, будете просить помочь с подготовкой… А то я даже и сам не знаю, зачем я здесь вам все обновляю, если вы к компьютеру не притрагиваетесь.

– Работа у тебя такая, в отчете врать нельзя, сказано пройти все компьютеры в управлении, значит нужно пройти все… – Александр Вадимович в этот день был не расположен выслушивать долгие нравоучения от мальчишек. Если бы Тимофей не был сыном его хорошего приятеля, он бы и вовсе перешел на свой отточенный годами официальный тон, вежливо попросив его побыстрее закончить работы и покинуть кабинет.

Проходя по коридору, он успел сделать замечания трем бранившимся во весь голос ефрейторам. В организации он слыл строгим, но рассудительным и почти никогда не давал спуску разнузданным новобранцам.

За перерывом на обед в столовой к чете Черновых присоединился их старый знакомый. Федор Кузьмич был человеком не высокого роста, со сверкающей лысиной, приплюснутым носом, который он постоянно тискал, и увесистым животом. Лицо его на работе выражало лишь две эмоции: безмерное высокомерие перед подчиненными и столь же безмерное смирение перед вышестоящими начальниками.

– Великолепную вы сегодня, свинину завезли, Галина Васильевна, – обратился он, слегка причмокивая во время еды по своей давней привычке.

– Спасибо, Федор Кузьмич! Рады стараться. Значит, я на своем месте работаю. Куда же кухня денется без моего контроля за закупками, – мило улыбнулась Галина Васильевна.

– Она у меня еще и каждое новое блюдо пробует перед тем, как его в наше меню добавить, – преисполненный гордостью за свою супругу прибавил Александр Вадимович и, посмотрев за соседний столик и не увидев там подполковника Угрюмина, с удивлением в голосе снова обратился к Федору Кузьмичу. – А где же Святослав Михайлович? Снова прогуливает по семейным обстоятельствам, как в прошлом месяце?

– Говорят, зуб у него разболелся.

– Так разве по зубной боли у нас от работы освобождают? Всегда разрешали только отлучку на пару часов и снова в строй.

– Да говорят у него осложнения!

– С зубом?

– Почти… – откашлявшись в мясистый кулак и улыбнувшись, ответил Федор Кузьмич и продолжил с улыбкой, – он как узнал, что водкой полоскать больной зуб нужно… так вот и переусердствовал… Зуб-то удалили, а от водки до сих пор отойти не может. Дай бог, скоро поправится.

Галина Васильевна тоже улыбнулась забавной истории, однако для себя отметила в его реплике другое. «Как быстро в лексиконе еще недавно состоящих в коммунистической партии стали появляться слова о боге и религиозных догмах». Вскоре, частенько принимавший пищу быстрее остальных, Федор Кузьмич пожелал им приятного аппетита и, встав из-за стола, и лениво, в развалку, как он обычно шагал, когда нужды торопиться не было, проследовал к выходу из столовой.

Галина Васильевна заканчивала рабочий день на час раньше супруга и посему они никогда не возвращались домой вместе.

12

Бледность фонарных огней постепенно сменилась проступающей зарей. Будильник на ее тумбочке разразился пронзительным звоном. В этот день сон у Лены был отменный, и разбудить ее было под силу лишь этому, как она говорила, «самому страшному после атомной бомбы изобретению человека». Она сладостно зевнула и, неторопливо открывая глаза, вдруг осознала, что забыла отключить его на выходные, и «заклятый враг» нещадно пищал, словно призывая невидимые силы во исполнение своей тяжелой, но священной миссии – выталкивания своего хозяина из тепленькой кровати. Привычные для будней половина седьмого были совсем нежеланными для этого солнечного субботнего утра. Она дотянулась до кнопки отключения и продолжила дремать. В ее сознании возникали приятные ее душе и сердцу образы. Она бежала по залитому солнечными лучами полю за руку с маленькой белокурой девочкой. Они веселились, бегали вокруг друг друга и водили хоровод. Вокруг них звучала веселая беззаботная музыка. Никто из них не понимал, откуда она берется, да и, в общем-то, в этот момент это совершенно не интересовало их. Солнечные лучи жадно продирались сквозь густые кроны деревьев, они продолжали бежать, распахнув руки, подражая птицам, и тоненькие колоски, щекоча, касались их ладошек. Вскоре они выбежали на просторную цветочную полянку, вокруг них рассыпалось бесконечное множество ромашек, васильков, колокольчиков и незабудок. Они бежали все дальше, высоко подпрыгивая на каждом шаге. Вскоре их взору предстала и вовсе незабываемая картина: за ухабистой автомобильной колеей начиналось огромное, утопающее в палящих солнечных лучах, подсолнуховое поле, а горизонт превратился в бескрайнее ярко желтое покрывало. Они подходили все ближе и вот уже могли почти дотянуться рукой до их зеленого фартука из миллионов стебельков и листьев…

Внезапно картинка начала расплываться, улетая едва заметной дымкой. Дремота покидала ее, как обычно, на самом интересном месте. Она пыталась ухватиться за эту ускользающую ниточку, словно котенок, пытающийся ухватить ускользающий от него клубок. Но все попытки были безуспешны.

Этот день Лене было суждено провести в печали и тревоге. Дима сообщил ей о командировке в Сомали. Это была его вторая рабочая заграничная поездка. Из разговора она поняла, что он не очень-то и сопротивлялся своему заданию. Директор лично поручил ему сделать этот репортаж, и Дима радовался, что впервые в жизни на него сделали решающую ставку. Лена же, напротив, чересчур сильно переживала за него и всеми силами пыталась отговорить. Но Дима был непоколебим. Билеты на самолет уже были приобретены, номер в гостинице был забронирован. Вылет планировался ночью, и Дима очень просил не провожать его.

Такси остановилось у аэропорта в бархатистом мраке опустившейся ночи, и он, расплатившись с водителем, на удивление быстро преодолел все таможенные преграды и одним из первых устроился в самолете. Ждать вылета оставалось около получаса, и чтобы скоротать время он принялся читать проспект, который перед выездом передал ему Илья.

«Сомалийская Республика – африканское государство, расположенное в восточной части континента, существует на данный момент лишь номинально. Переходное правительство признается международным сообществом в качестве законной сомалийской власти, однако, в настоящее время оно фактически контролирует лишь незначительную территорию в центральной части страны. Считается, что южную часть Сомали контролируют группы формирований, близкие к международной террористической сети «Аль-Каида», северные же районы находятся под контролем непризнанного государства Республика Сомалиленд, объявившем о своей независимости, но пока не получившее признания других стран.

В Сомали продолжает действовать несколько враждующих вооруженных группировок. К ним относятся и кланы сомалийских пиратов, имеющие ярко выраженную самостоятельность по отношению к федеральным властям. Иными словами государство находится в крайне не стабильном состоянии, и сил легитимно избранного правительства не хватает даже для того, чтобы обеспечить безопасность своих граждан, а также туристов, прибывающих из других стран.»

Последняя фраза проспекта очевидно не вдохновила Диму. Ему совсем не хотелось вступать ни в какие вооруженные противостояния и, хотя навыками стрельбы он хорошо владел еще со школы и первых факультативных занятий, он совсем не испытывал желания использовать подобные навыки в реальной жизни.

Он перелистнул страницу. Здесь начиналась ознакомительная часть о местных обычаях и культуре: «Большинство населения Сомали составляют скотоводы-кочевники. Главная ценность для них – верблюды, символизирующие богатство. Сомалиец, имеющий десяток верблюдов (а также по сотне коз и овец) – считается зажиточным. Но «по-настоящему» богатые сомалийцы – имеют от 100 до 1000 верблюдов. Кочевники живут во временных поселениях, возводя разборные жилища типа юрт из верблюжьих шкур – акалы – высотой 1,5-2 и диаметром 3-5 метров. Вокруг этих жилищ сооружают ограду из кактусов и колючей акации, делая, таким образом, загон для скота. Оседлые сомалийцы (земледельцы и рыбаки) строят в своих деревнях хижины цилиндрической формы (мундулло), с соломенной крышей. Размеры этих хижин примерно такие же, как юрты кочевников. В крупных деревнях сомалийцы могут возводить и прямоугольные жилища (ариш), с крышей из пальмовых листьев.»

– И куда я только собрался… – в смутном ожидании, прошептал Дима, глядя на причудливые иллюстрации.

Самолет вырулил на взлетную полосу. Набирая скорость, его как обычно немного тряхнуло, и лишь после того, как шасси оторвались от земли, и самолет набрал высоту, Дима выдохнул с облегчением. Однако, на самом деле, рискованный вояж был лишь в самом начале пути, самолет уносил его в пугающую неизвестность.

13

Индийский океан, омывающий Сомали, поражал своей силой, величием и загадочностью. Этот третий по объему водный владыка покрывает почти пятую часть всей планеты. Омываемый с востока холодным сомалийским течением, он изобилует волшебными дельтами, могущественными атоллами, разноцветными прибрежными коралловыми рифами. В его прибрежных водах капашатся многочисленные моллюски, неторопливые крабы и тысячи видов океанических рыб, поражающих своими необычными окрасками и формами. Здесь встречаются морские черепахи, дельфины и даже тюлени, обычно избегающие контакта с людьми, недоверчиво старающиеся ускользнуть даже от самого зоркого взгляда эколога.

Могадишо, как он и предполагал, не встретил его с распростертыми объятиями. Город носил дурную славу единственной столицы в мире, где Организация Объединенных Наций до сих пор не может оказывать гуманитарную помощь, связывая это с отсутствием гарантий безопасности для международных миротворцев.

Недалеко от города проходила почти полностью пересыхающая в феврале и марте, широкая река Шебалль, текущая из Эфиопии. Этот канал снабжения служил почти единственным способом для орошения плантаций хлопка, бананов и сахарного тростника.

Когда-то в древние времена, на месте Могадишо пролегали важнейшие торговые маршруты.

Лишь к десятому веку бесплодные и испепеленные экваториальным солнцем в своем большинстве земли вокруг Могадишо были приспособлены для ведения сельского хозяйства и стали прокармливать больше жителей. Здесь также располагалась важнейшая для судоходства в Восточной Африке естественная бухта. Как раз сюда и стекались потоки многочисленных пиратов, возвращающихся со своих рейдов.

Древний белокаменный город не мог не удивить Дмитрия. Собирая материал для своей статьи, он некоторое время рассматривал немногочисленные достопримечательности. Проходил мимо старинных мечетей, старых колониальных вилл и бедных домов обычных людей. Центральные улицы в большинстве своем изобиловали сериями торговых рядов; желтые навесы, хотя и скрывали от палящих солнечных лучей, никак не могли спасти от раздирающего тело духоты. Могадишо распахнул перед ним размеренную, спокойную картину восточной жизни людей со всей ее неторопливостью и сквозившей религиозностью. Несмотря на то, что почти все группы в городе были формально разделены на шесть различных коренных племен, они говорили на одном языке и, самое главное, социально цементировались непоколебимым следованием исламским канонам.

Как он позже узнал от гида, говорившего с ним на весьма трудном к восприятию диалекте английского, по прошествии нескольких кровопролитных войн страна распалась: северо-западные районы отделились; северные вспомнили своих древних предков египтян и провозгласили себя независимым Пунталендом; на юге из ниоткуда возникла обособленная территория Джубаленд. Какое-то время эти самопровозглашенные территории воевали, но вскоре, к великой радости мирных граждан, измученных войной, в последние годы на севере Сомали стало спокойнее, и непризнанные ни одной страной мира территории стали жить мирной, обособленный жизнью. Однако самые густонаселенные районы вместе со столицей Могадишо так и оставались полем латентной гражданской войны. Столицу периодически разрывали на части враждующие вожди отделившихся территорий. Действие законов было крайне ограниченным, а на улицах даже днем можно было встретить людей с автоматическим оружием.

Проснулся Дима на следующий день в ужасном кошмаре. Ему приснилось, что на обратном пути его самолет взрывается при взлете. Он протер простыней лоб. На ткани остались впитавшиеся капли пота. Быстро поднявшись, он спешно оделся, прыснул на себя дезодорантом, привычными движениями разложил платок, телефон и диктофон. Почувствовав себя привлекательным, здоровым и душистым, он прихватил вещи и быстрым шагом вышел из номера.

В условленном месте Дмитрий встретился со своим иностранным коллегой, с которым ему предстояло поработать над новым репортажем. Директор «Столичных известий» опасался посылать Диму на столь опасное задание в одиночку и условился с американским коллегой о том, что на месте ему окажет содействие некий Эрик Сток. Дима держал в кармане его цветную фотографию, правда, директор предупредил его, что за долгие годы пребывания в Сомали его облик вполне мог измениться.

Увидеть лицо белокожего человека в этом городе было большой удачей, а встретиться с коллегой вдвойне.

С первого взгляда на Эрика становилось понятно, что его чопорный американский облик за время пребывания в Могадишо претерпел серьезные изменения. Он выглядел худощавым, но в тоже время очень жилистым. Его коричневая рубашка с короткими рукавами почти сливалась с цветом кожи. Он был коротко подстрижен, носил пятидневную щетину, которая, нужно отметить, ему весьма шла, и покрывала кожу на лице достаточно равномерно. Его нос был заметно кривоват, складывалось впечатление, что это было не врожденное искривление, а неприятное следствие произошедшей когда-то драки. Как у многих жгучих брюнетов кожа на руках была покрыта длинными темными волосами.

Темперамент у него был горячий, а речь, как вскоре предстояло узнать Диме, изобиловала забавными жаргонными словечками. Впрочем, Дима довольно быстро привык к манере его речи и уже через несколько часов, они научились понимать друг друга почти с полуслова.

– Мистер Сток! – радостно поприветствовал его Дима, специально используя североамериканский акцент.

– Здравствуйте! – на ломаном русском ответил Эрик. Было видно, что он старался, но Дима все же не мог не заметить, что разговор на русском был для него затруднителен.

– Приятно, что вы знаете мой родной язык. Но все же, если вы не против, давайте говорить на английском.

– Блестяще! Спасибо, мой друг! – согласился Эрик и доброжелательно улыбнулся.

В тот вечер они много общались, и Дима узнал о стране и городе столько информации, что едва ли смог почерпнуть подобное из какого-либо источника на родине. Эрик много говорил о политике США, о том, как много они пытались сделать для восстановления мира и порядка в Сомали.

– … этот день останется в истории как самая неудачная операция американских солдат за последнее десятилетие двадцатого века, – с болью в душе продолжал Эрик. – В этот день погибли восемнадцать военнослужащих и семьдесят семь были ранены. Гибли не только наши ребята, но даже миротворцы ООН … около семисот местных жителей. А потом в газеты просочились эти ужасные фотографии…

– Да, я помню те ужасные фотографии из Могадишо, – поддержал, покорно выслушавший его рассказ, Дима, вспоминая как сильно его потрясли в свое время, запечатленные военными фотографами сцены глумление толпы над убитыми американским солдатами.

– Да, это было ужасно. Весь мир увидел слабость американских спецподразделений. На следующий день в Вашингтоне приняли решение о немедленном выводе американских войск и всего миротворческого контингента, а Билл Клинтон потом назвал тот страшный день, третье октября, одним из самых тяжелых моментов в его жизни.

Эрик тяжело вздохнул и посмотрел на барную стойку, где местный житель, владелец клуба расставлял по своим местам чистые бокалы и только что привезенные в фургоне напитки..

– После той неудачной попытки Сомали и начали раздирать на части. Страна окончательно превратилась в убежище для разного сброда, – он пододвинулся к Диме поближе и продолжил – террористов, бандитов, убийц, религиозных фанатиков. Здесь обосновались несколько крупных исламских и экстремистских группировок. Совсем недавно здесь было даже несколько тренировочных лагерей «Аль-Каиды», но потом они были рассредоточены между Ираном и Афганистаном.

Эрик придвинулся еще ближе и прошептал на ухо:

– Хочешь совет?

Дима одобрительно кивнул головой.

– Хочешь вернуться обратно живым и невредимым? Пока ты здесь, никогда не выпендривайся перед местными с оружием – здесь крутые нравы, чуть, что не так – пуля в лоб и в землю. Похлеще, чем на диком западе. С оружием обращаться умеешь?

– Есть кое-какие навыки, – Дима подмигнул ему правым глазом.

Эрик вытащил из-за спины и показал ему краешек дула и рукоятку.

– Ух ты, неужели «Р99»!? – со знанием дела осведомился Дима, и в его памяти сразу разыгрались юношеские воспоминания о стрельбищах, которые они посещали с отцом, старавшимся привить сыну мужицкую удаль и навыки, обучив его общению с оружием. Их гладкоствольная газовая модель была очень похожа на боевую, плотно сжимаемую в ладони Эриком, как по весу, так и по отдаче.

– Я смотрю, ты разбираешься… Вальтер – надежное оружие. Так что держись поближе ко мне, и мы добудем тебе отличный материал. Завтра в шесть утра на пристани.

Американец осмотрелся, резким движением встал из за стола и размеренными шагами вышел из бара.

В назначенное время Дима уже ждал Эрика на причале. Он был облачен в зеленый камуфляжный костюм и черную бандану.

– Вырядился – … по-мужски «поприветствовал» его Эрик, – совсем с ума сошел? Хочешь чтобы тебя за боевика приняли?

– Я думал, так наоборот лучше – сам за пирата сойду, разве нет? – с оттенком непонимания в голосе, ответил Дима.

– На меня посмотри. Чем проще, тем лучше. Из тебя пират, как из меня балерина. В зеркало смотрелся? Цветом кожи ты для пирата не вышел. Здесь все не то, что черные, здесь все как будто из дегтя. Лучше ни у кого перед глазами не мелькать. Ладно, хоть бандану сними, – по-дружески посоветовал Эрик. – Идем! Времени в обрез!

Дима ринулся к лодке, но американец остановил его рукой и добавил:

– Только никакой самодеятельности, ясно? Все запоминаешь, делаешь фотографии! Два – три часа! Не больше! Я из-за тебя здесь в яме сидеть не хочу!

– В яме? – переспросил Дима.

– Лучше тебе не знать! Спать плохо будешь! Пойдем!

Эрик закинул их рюкзаки в моторную лодку и, отвязав трос, запустил двигатель. Лодку дернуло, и она с диким ревом и черными выхлопами дыма тронулась вперед.

Мощные порывы ветра дули словно со всех сторон одновременно и растрепывали волосы, моторка парила над водой, периодически отталкиваясь и подпрыгивая от встречных волн, нет-нет, да оставляя в лодке и на одежде многочисленные капли. Через десять минут на горизонте показался красный борт нефтяного танкера внушительных размеров, багровая рубка которого величественно возвышалась над палубой. Из-за своего веса шел корабль плавно и гладко, словно горячий гигантский нож, разрезающий бескрайнюю масленую гладь. Эрик приглушил двигатель, и лодка начала замедлять скорость. Дима впитывал все увиденное, как губка. Периодически он подносил ко рту диктофон, который, несмотря на большой вес и размер, приходилось брать с собой, и спешно наговаривал материал для последующего редактирования.

Эрик нервничал. Вся эта миссия, попытка побывать в пиратской шкуре, казалась ему крайне рискованной.

– Если бы не жесткий приказ моего босса – в жизни бы сюда с тобой не сунулся, – внезапно произнес он.

– А что здесь может случиться то? – удивленно переспросил Дима, щелкающий фотоаппаратом. – Плывет танкер, мы далеко, просто делаем снимки.

– Да все, что уго… – вздрогнув от неожиданности, Эрик не успел закончить фразу и, грубо выругавшись, заставил Диму обернуться. С востока к ним приближались три судна. – Вот черт, говорил же, проблем не оберемся…

Американец бросился к двигателю, чтобы дать ему полный ход, но из-за шальных нервов так сильно нажал на рычаг, что видимо, залил мотор топливом, и тот заглох.

– Кажется, у нас действительно проблемы…флаг… – Дима рассматривал корабли в бинокль. На черном фоне полотна отчетливо виднелась пиратская символика.

Эрик не переставал перебирать все известные ему непристойные выражения. С неисправным мотором они были полностью беспомощны. Вскоре пиратские лодки нагнали и окружили их.

– Все! Поднимай руки! Может не убьют сразу! – прошептал ему Эрик.

Нагнав их лодку, двое пиратов запрыгнули к ним и небрежными движениями стали обыскивать их одежду. Наткнувшись на «Вальтер» Эрика, один из пиратов стал кричать тирадой из слов с гортанным придыханием.