Текст книги "Цвет ярости – алый"

Считанные мгновения спустя все было кончено.

Страйкеру уже не было нужды держать запястья противника. Руки, а также ноги безволосого сотрясала конвульсивная дрожь. Сандалии поднимали миниатюрные песочные бури.

Поднявшись на ноги, Волк взглянул по сторонам. Толпа безмолвствовала, потрясенная увиденным. На «волчонка» уставились десятки любопытных, озадаченных глаз. Некоторые глазели на тело, из груди которого торчали две рукояти изогнутых мечей. Сострадания в этих глазах, однако, было немного. Курт его, во всяком случае, не разглядел.

А потом последовали традиционные аплодисменты.

Целых девятнадцать дней ничего необычного не происходило.

Волк даже успел заскучать.

Слава его тем временем росла и крепчала, с каждым днем обрастая все новыми нелепыми подробностями. Казалось, в Клоповнике не осталось никого, не слышавшего о победах Волка-метаморфа. Порой Курту казалось, будто его именем местные мамаши стращают непослушных детишек (и в этой догадке он был не далек от истины…) По утверждениям обитателей Подворья – которые имели какие-никакие контакты с окружающим миром – персона Волка становилась все колоритнее. В частности, народная молва успела наградить любимца без малого двенадцатифутовым ростом, когтями, как мясницкие ножи, клыками, как зубцы у садовых граблей, и глазами, словно полицейские прожектора. Отчасти слышать об этом было забавно.

Страйкер в некотором роде превратился в легенду местного значения, ибо при жизни стал персонажем того самого пресловутого «городского фольклора». Такой чести до него удостаивались немногие, – два-три гладиатора, отошедших в Лету крайне интересным способом, прославившиеся кое-чем главари уличных банд, наемные убийцы, прозаичные мясники, террористы, буйные безумцы, грабители банков, Таран, Лысый Хью (во многом благодаря помощникам, которым по праву принадлежали две трети его сомнительных заслуг), а также, разумеется, сам Король – негласный (впрочем, с какой стороны поглядеть) глава преступного (иного здесь попросту не было) дна Клоповника. Слава предыдущих носителей этого уникального прозвища досталась ему по наследству, прибитая к спинке трона семидюймовыми гвоздями (на них, по слухам, во время правления особо «милосердного» персонажа, болтались головы подосланных к нему убийц). В галерее этих портретов Волк занял особое место. Ему никто не завидовал, и в то же время любовались издали. Ближе Хэнк Таран просто-напросто не подпускал – но и сам не приближался.

Жизнеописание Курта также получило массу всевозможных трактовок – в Клоповнике знали, что никто пока не родился гладиатором. Высказывались всевозможные версии, – от искусственного появления Волка на свет, в какой-то нелегальной лаборатории, до самого естественного, из утробы обычной женщины (эта гипотеза, как правило, пересекалась с мистическими и сверхъестественными «сведениями»). И в то же время, никто из досужих мыслителей, судя по всему, не догадался связать появление «волчонка» с недавними событиями на техническом уровне Улья…

Да и кому, впрочем, интересно знать, что Курт – всего-навсего последний из Стаи?.. Гораздо интереснее предполагать, благодаря какого рода воздействию на свет мог появиться данный уникум.

Таран же умело хранил свои секреты.

Для его бизнеса, в конечном итоге, тем более благоприятным оказалось то обстоятельство, что Волчье Племя наконец получило долгожданную амнистию. Только выходить из подполья осталось некому, – во всяком случае, в Мегаполисе. Но Страйкер подозревал, что и в других городах под куполами также. Мировое сообщество осознало свой промах аккурат в тот момент, когда это не влекло практически никаких последствий (если не считать прочувствованного сотрясения воздуха с высокой трибуны).

Сделано, господа присяжные заседатели. На эксперименты с геномом был наложен мораторий – до лучших времен, когда скелеты последних Волков будут украшать музеи ДНК. Те единицы, что уцелели, просто-напросто не могли приспособиться к новым условиям. Они умели только прятаться и выживать. Амнистия – после долгих десятилетий гонений и пыток – воспринималась как хитроумный трюк безволосых, чтобы заманить противника в капкан. Троянский конь в овечьей шкуре.

Курт с отчаянием подумал, что его сородичи – возможно, даже настоящая Стая, – могли обитать где-то неподалеку, а он никогда об этом не узнает. Волчье Племя научилось СЛИШКОМ ХОРОШО прятаться и выживать. Вероятно, его собственная Стая до этих самых пор была бы цела, сыта и невредима, если бы не самонадеянная глупость одного молодого Волка, вызванная страшной болезнью сестры…

Стоила ли ее жизнь таких страшных последствий? Курт задавал себе этот вопрос ночь за ночью, но так и не нашел ответа. Порой ему казалось, что – нет, но через мгновение убеждался, что ничего бы не изменил, представься ему такая возможность.

Порой ему казалось, что его направляла некая странная, целеустремленная сила, которая разглядела за волчонком смутное Предназначение. Эта самая сила, казалось, обладала собственными сознанием и волей. Еще она считала, будто ей по силам творить с «подопытным» все, что заблагорассудится, руководствуясь на пути достижения неведомой цели сугубо собственными соображениями. А Волк хотел лишь отомстить. В этом, как он подозревал, его устремления, а также цели загадочной силы совпадали.

И это пугало его больше всего…

Потому что путь мог оказаться слишком долгим.

Таран тем временем не находил себе места.

Все вышло не вполне так, как он предполагал. Ввиду необычной профессии, а также уникальных возможностей, которые он получил в довесок к Страйкеру, тренер гладиаторов видел перед собой одну-единственную цель – «воспитать» идеального бойца. На пути к цели не жалел сил, времени и средств, почти махнув рукой на остальных подопечных. Однако, когда он уже начал понимать, что цель практически можно потрогать руками, все приняло не вполне ожидаемый оборот.

В частности, Хэнка терзали совсем иные проблемы, нежели его мохнатого пленника.

Ибо где найти идеального противника для идеального бойца?..

Клоповник быстро исчерпал свои ресурсы. Джо Клинок попался впросак исключительно из собственной неосмотрительности, что, в свою очередь, было спровоцировано нехваткой информации. Кроме того, Хэнк Таран был никак не склонен недооценивать собственную гениальность, благодаря которой давнишний враг угодил в ловушку.

Двое других, чернокожий и тот, с моргенштерном, были практически не в счет. «Волчонок» справился с ними играючи, даже не запыхавшись. И наверняка одолел бы их еще раз, одновременно или по очереди. Это было слишком легко, толпа сразу почувствовала.

А эта капризная, избалованная и строптивая дама не любила, когда ее любимцы были слишком предсказуемы. Но больше она не любила разочарований. Любимец не подвел, потому как подобного исхода ожидали практически все, за исключением небольшой кучки упрямцев, которые мечтали увидеть, как кишки метаморфа будут размазаны по арене. Они проиграли. Их деньги были поровну разделены между теми, кто сделал верный выбор. Этой суммы, конечно, было не достаточно, чтобы остались довольны совершенно все. В то же время Таран изо всех сил старался убедить себя, что это всяко лучше, чем ничего. Не получалось. Ведь, рано или поздно, даже кучка упрямцев научатся уму-разуму.

Когда сильному бойцу противостоит заведомо слабый, на какие-то значительные дивиденды рассчитывать не приходилось. Если «волчонок» не перестанет (с другой стороны, не хотелось бы) расправляться с любым противником, на последних просто никто не поставит. Или: если на ипподроме к финишу раз за разом будет приходить одна и та же лошадь, откуда в кассе возьмется выигрыш? Даже ту недавнюю парочку Хэнку удалось добыть для Курта благодаря тому, что их владелец крупно Тарану задолжал.

Но что делать дальше?..

Все остальные Школы, которых и без того было не слишком много, наотрез отказывались выставлять своих гладиаторов. А Хэнк, как на зло, не мог даже попытаться осмеять их малодушие. Речь шла не о каком-то простом гладиаторе, а о живом метаморфе. В Клоповнике такое явление было далеко не заурядным – сродни некой диковинке, дождя с безжизненного Купола, или же говорящих лягушек. Страйкер был незаурядным уродцем, которого не воспринимали всерьез, но и рисковать понапрасну не собирались. Ведь у этого уродца была сила танка, выносливость железобетонного бункера, и скорость баллистической ракеты. По этой причине любые потенциальные противники имели право без каких-то последствий отклонить вызов. В Яме им противостоял бы не заурядный человек, а мохнатый уродец.

Смертельно опасная нелепица.

Таким образом, Таран едва ли не впервые в жизни нос к носу столкнулся с неразрешимой дилеммой. С одной стороны, ему хотелось продолжать делать на пленнике деньги, с другой же, не хотелось подвергать его жизнь серьезной угрозе. Потому как, если и дальше рассуждать в этом ключе, источник денег мог физически прекратить свое существование. Но, чтобы заработок был адекватен содержанию узника (иначе говоря, чтобы выигрыш хотя бы вдвое перекрывал расходы на его содержание), необходим фактор риска. Но где отыскать бойца, противостояние которому грозило метаморфу явным риском? Хэнк мог попытаться и сам, однако в то же время сомневался, что ему ТЕПЕРЬ по силам одолеть своего же воспитанника. Собственную шкуру, как-никак, Таран ценил куда больше, нежели чью-либо еще.

Ну просто замкнутый круг. И, казалось, более-менее подходящее решение отсутствовало напрочь. Хэнк же был далек от того, чтобы, невзирая на отменное владение мечом, уподобиться героям древнегреческих басен… Рубить сей узел с плеча было не лучшей идеей.

Но, как оказалось, он выбрал для поисков не вполне верное направление. На самом же деле нужное решение лежало вдали от того, что называли «человеческим фактором».

Идея пришла неожиданно, как и все гениальное.

Хэнк сидел в кабаке, – затхлом и мрачном, как и большинство заведений в Клоповнике, – когда вдруг заметил у бармена одну штуку, на которую прежде не обращал особого внимания. Это был кибер-протез, жужжащий при каждом резком движении. Вместе с тем, стальная рука выглядела весьма внушительно, и, как оказалось, была напичкана кучей полезных вещей – от зажигалки до армейского штык-ножа.

Таран тут же заинтересовался увиденным, хотя и не мог бы вразумительно ответить, какие именно ассоциации возникли у него в голове. Такие игрушки не часто увидишь в Клоповнике, – в основном потому, что подавляющей части населения они было не по карману. Но бармен считался человеком зажиточным. В том, что он сменил руку на полулегальное кибернетическое приспособление, не было ничего удивительного. Тем не менее, Хэнк отправил верных «адъютантов» к барной стойке.

Вернувшись, те поведали, что родную руку, доставшуюся от мамы и папы, бармен потерял в какой-то потасовке (когда один из разбушевавшихся клиентов, достав лазерный резак, принялся махать им направо и налево). И что впоследствии о том не жалел.

На вопрос же Тарана о том, где тот раздобыл такую машинку, Нож сказал заговорщическим тоном:

– В Запретном Городе.

Это прозвучало громом с ясного неба. А затем Хэнк подумал: естественно, в Запретном Городе, где еще?! Именно это местечко, в чем-то конкурировавшее с самим Клоповником, служило основным поставщиком в Гетто подобных штуковин. Разумеется, в обход полиции и других муниципальных властей… Собственно, полиция и все прочие власти сами по мере возможности ходили в обход Запретного Города.

Так было правильно, и считалось самим собой разумеющемся.

Таран же крепко призадумался. Вероятно, он искал не в том направлении – среди обычных людей из плоти и крови, тогда как нужно было присмотреться к таким вот машинкам из стали и электронных плат, – только побольше, для того, чтобы степень риска выросла до нужного уровня? Из этой идеи можно было сделать настоящее шоу… При должной сноровке, конечно. Но ее у Хэнка было в избытке.

Тем не менее, еще пару дней он ходил сам не свой. Другие Школы хранили молчание. Никто не желал связываться с мохнатой диковинкой. Даже Лысый Хью, которому Таран поручил искать противников для Волка по своим каналам – также притих. Хмырь и Шило, которым Хэнк посулил баснословный гонорар за попытку реванша, всего-навсего посмеялись над этим предложением. Им, как они заявляли, на том свете деньги вряд ли не понадобятся – на другом берегу им и так делать нечего…

Таким образом, Таран закономерно пришел к неутешительному выводу, к какому до него приходила не одна тысяча рисковых коммерсантов – мол, делать нечего, авось повезет…

Главное, чтобы планка необходимого риска не взлетела слишком высоко. А именно, чтобы «волчонок» не сломал себе зубы о всякого рода металлические детали и приспособления. Это, конечно, была бы сенсация, но в то же время не слишком удачный конец.

Как бы там ни было, сидя на месте ничего не выяснишь. Таран отправил в Запретный Город «адъютантов», о чем раскаялся через несколько часов. С ними так внезапно прервалась связь, будто мобильные провалились в черную дыру. В этом, собственно, не было ничего удивительного (мало ли что могло случиться). Да и Нож с Топором – та еще парочка. На завтрак они ели гвозди с металлической стружкой. Сделать их обоих мог только крутой сукин сын, не уступающий тому же Волку.

Однако, когда оба упорно не выходили на связь в течении полутора суток, Таран стал волноваться по-настоящему. Ехать самому (вернее, в сопровождении целой Школы) было бессмысленно – Запретный Город был полон сюрпризов и укромных местечек. Кроме того, Школа приравнивалась к организованной преступной группировке, в связи с чем у Тарана имелось соглашение с настоящими бандами – не покидать пределов Клоповника «развернутым фронтом». Это могло спровоцировать появление дополнительных проблем, а их у Хэнка и без того хватало.

На утро же второго дня «адъютанты» прибыли на Подворье. Оба были до неприличия рассеяны, и даже слегка задумчивы (что с ними случалось не часто). Во взглядах обоих сквозила какая-то странность, словно они вернулись из места, в котором индивиду с обычным и стандартным мышлением было бы не вполне комфортно. (Так, как правило, себя чувствуют посетители психиатрической лечебницы.)

Как Нож, так и Топор старательно избегали расспросов, покуда за дело не взялся сам Таран. Ему-то «адъютанты» выложили все как на духу, стремясь освободится от гнета эмоциональных потрясений. Впоследствии Хэнк не особо часто об этом вспоминал, стараясь отгонять воспоминания и воображаемые картины на задворки сознания. Помощники пережили, пожалуй, два самых странных и необычных дня в своей жизни. Но, тем не менее, со своей задачей справились на «отлично».

Они разыскали нужных… людей (честно говоря, Хэнк сомневался, что это нехитрое определение было уместно), и даже провели предварительные переговоры. Дело обстояло за малым, но Таран с большим удовольствием провел бы в Яме пару рисковых боев. Там, по крайней мере, все было просто, привычно, и в чем-то даже обыденно.

Но теперь предстояло тащиться прямиком в лечебницу, где пациенты разгуливали, как ни в чем ни бывало, и вовсю стремились к заветной цели, – слиться с «машинной расой» воедино…

Хэнк не любил покидать Клоповник.

В основном оттого, что его авторитет незамедлительно сбрасывал в массе пару центнеров, стоило лишь пересечь незримую границу с остальным Гетто. В Клоповнике хозяина Подворья боялись и уважали. Его знали все. Здесь он был реальной силой. А кто знал его извне? Впрочем, те, кто знали, отнюдь не стоили того, чтобы спешить к ними с распростертыми объятиями. Этого же мнения они наверняка были и о Таране. Каждый всегда должен знать свое место, – считал бывший гладиатор.

Нож и Топор показывали дорогу. Таковая на поверку оказалась необычно длинной и запутанным – даже по меркам Клоповника (того еще нагромождения ветхих хибар и мрачных подворотен). Путь небольшого отряда вел по угрюмым ночным улочкам, вдоль зловещих безжизненных зданий и чахлых фонарей, которые, казалось, не столь разгоняли мрак, сколь концентрировали его вокруг себя. Таран, как опытный боец, по достоинству оценил сей нехитрый фокус, – его глаза долго не могли привыкнуть к этой смене освещения, и потому «за кадром» оставалась изрядная часть улицы.

Это было похоже на путешествие в страну теней – в пыльное зеркало, что хранится в древнем чулане, где нет никого и ничего, за исключением зловещего мрака и многообещающих шорохов. Так и Запретный Город. Он принимал визитеров охотно и неторопливо; обволакивал их, будто бетонный саван; смыкался вокруг тенями и бетонными стенами. Даже Купол тут, казалось, был ощутимо ближе к земле. Таран не желал признаваться в том даже самому себе, однако ему показалось, словно они очутились в каком-то глухом саркофаге, откуда не было выхода.

Более того, они оказались тут по собственной воле. Значит, выйти обратно, в привычный мир, будет не так уж и просто. Сперва они должны получить в соответствующем месте ДОЗВОЛЕНИЕ. А также, если повезет, кое-что другое, с чем Таран мог бы позабавить фанатов Ямы. Ему было трудно представить, что какие-то месяцы назад он смог бы пойти на все упомянутые сложности ради одного-единственного боя. Но в зазеркалье, конечно, все было повернуто с ног на голову.

Даже ночь здесь была совсем другая. В это время Клоповник, как правило, кипел бурной жизнедеятельностью (если только не предвиделся массированный полицейский рейд, что, впрочем, случалось не чаще, нежели ливень с Купола, – когда на одном из верхних Ярусов прорывало канализацию). Тут же было тихо, мрачно и безжизненно, как в том же саркофаге. Редкие прохожие, как правило, бесшумно мелькали на дальних перекрестках, чтобы тут же исчезнуть без следа. Транспорт встречался не чаще, чем на самой заре автомобилестроения (причем шума производил не меньше, – моторы грохотали вдоль бетонных стен, словно стая разгневанных демонов).

Даже тени здесь были другими. В Клоповнике они походили на распахнутые дверные проемы, за которыми были разбиты все светильники и непременно поджидала опасность. Но эта опасность была вполне обычной – нож, ствол или крепкий кулак. В Запретном же Городе тени походили на разверстые могилы, из которых тянуло противоестественным холодом – сквозняком с того света, где по оплавленным микросхемам катались белые черепа, а обнаженные нервы мигали кроваво-красными диодами.

Это место внушало сверхъестественный страх.

Собственно, Хэнк не мог понять, отчего они идут пешком. Но таковы были условия, донесенные «адъютантами». Им, мол, будет предоставлен транспорт на обратном пути (если, конечно, договоренность будет достигнута). Но Тарану уже ничего не хотелось, – только бы как можно скорее очутиться на привычном Подворье, где нет ни мрачных теней, ни странных шорохов, что издавали, казалось, крадущиеся позади конечности из пластика и металла. Подобные моменты наступали в жизни Тарана не так часто. Он привык видеть перед собой обычного противника из белковой плоти и крови. Сейчас ему было не по себе от одного осознания, ГДЕ он находится… И, что самое неприятное, чем дальше – тем, соответственно, хуже.

Нож и Топор время от времени останавливались и совещались, а один раз понурили головы и развели руками – слишком сложно, не вспомнить. Хэнк едва зубами не заскрежетал от злости. Но делать нечего, скрежещи или не скрежещи, а выбираться как-то нужно.

– Звони, – буркнул Таран.

Нож кивнул и достал телефон.

Хэнк с раздражением глазел, как помощник набирает номер, записанный на клочке упаковочной бумаги. Подсветка клавиш и экрана освещала руки и лицо Ножа потусторонним зеленым светом. То обстоятельство, – думал тем временем Таран, – что контрагент не мог даже дорогу по-человечески найти, наверняка приведет аборигенов в бешеный восторг… Если, конечно, они здесь вообще что-то чувствовали, кроме двоичного кода. Сплошные, блин, ноли и единицы… Уроды.

Нож быстро с кем-то переговорил, отвечая коротко и однозначно, а затем назвал улицу и номер здания, возле которого они застряли. Ответ, как он сказал, был весьма обнадеживающим: «Ждите».

Потянулись минуты ожидания. Таран переминался с ноги на ногу, сжимая и разжимая кулаки. «Адъютанты» втянули головы в плечи, изо всех сил стараясь быть как можно незаметнее. Гнев шефа им был хорошо известен – а еще лучше, туго перемотанные ребра, отдававшиеся при каждом вдохе резкой болью. Даже в Запретном Городе они ухитрились отличиться.

Но, как бы там ни было, контрагент сработал оперативно.

Сперва Хэнк не понял, в чем дело, когда на противоположном перекрестке промелькнули два красных огонька. Это, похоже, были крошечные диоды, но на темной улице они казались ослепительными прожекторами. Расстояние меж ними не сокращалось и не удлинялось, равняясь приблизительно человеческой переносице. Огоньки остановились на перекрестке и принялись качаться из одной стороны в другую, причем под такими углами, какие человеческой шее были не под силу…

А впрочем, – пожал плечами Таран, – кто их тут знает. Огоньки явно подавали гостям из Клоповника знаки. Вот только те ли это были огни, что нужно, и им ли они предназначались? Хэнк был человеком суеверным, и слыхал истории о странных огоньках, заводивших путников прямо в трясину. Запретный Город, по мнению Тарана, был тем же болотом.

«Адъютанты» прояснить ситуации не смогли, а только бестолково пожали плечами (что, в сущности, от них и ожидалось). Контрагент даже не потрудился сообщить, что именно предпримет. И все-таки, делать опять-таки нечего. Перезванивать Хэнк считал ниже своего достоинства. Он вздохнул, и двинулся в сторону огоньков.

Те незамедлительно устремились в противоположном направлении. Скорость их перемещений совпадала с темпом ходьбы визитеров, как бы последние ни пытались нагнать своего провожатого – кровавые огоньки неизменно оставались на одной и той же дистанции. Порой они исчезали из виду, но, поворачивая за угол, Хэнк с «адъютантами» неизменно обнаруживали их, зависшими над асфальтом и качающихся из стороны в сторону в нетерпеливом ожидании. Подобная последовательность, как ни крути, наводила на мысли о чем-то не вполне человеческом. Вместе с тем, простой фауной здесь тоже не пахло. Дистанция от асфальта была чересчур велика, чтобы наивно предполагать, будто эти диоды крепились к ошейнику какого-то животного… Если, естественно, им не являлся жираф.

А впрочем, на детали Хэнку было плевать, – главное, чтобы эти огни, кем (или, что более вероятно, чем) они ни оказались, вывели их к месту назначения. Святой Эльм ведал ли этими проводниками, или же те были простыми светлячками, Тарану скоро стало плевать. Он хотел как можно скорее покончить с этим делом и отчалить /на фиг/ домой.

Как бы там ни было, на пути к финальному пункту визитерам из Клоповника пришлось сделать вторую остановку. Это случилось аккурат в тот момент, когда красные огоньки возьми и исчезни – ни с того, ни с сего. Просто погасли, провалились сквозь землю, растворились в ночном мраке. Взяли и исчезли, хотя, казалось бы, для этого еще не было оснований. Улица была совершенно пуста. Таран с «адъютантами», разинув рты, еще пару мгновений шли по инерции, прежде чем из ближайшей подворотни прозвучал тихий кашель. Этот звук громыхнул сродни ружейному выстрелу.

Кашель был коротким, аккуратным и сглаженным, без единой неприятной погрешности. Такой кашель можно использовать диск-жокеям на радио (естественно, после многолетних репетиций). С таким непогрешимо-безупречным звуком было бы обычным кощунством прочищать дыхательные пути (разве что каким-нибудь светским львицам с самого верхнего Яруса Улья). С похожим звуком привлекают чье-то внимание, когда обычное «Эй!» звучало бы столь неуместно, как heavy metal на президентском саммите. И цель была достигнута. Хэнк не без труда удержал челюсть на месте.

На поверку подворотня вовсе не оказалась безлюдной. Там, словно кусок первородного мрака, стоял автомобиль – микроавтобус, черный и обтекаемый, с непроглядно-тонированными стеклами. Номерные знаки отсутствовали, однако это беспокоило Хэнка в последнюю очередь. Куда больше внимания привлекала неподвижная фигура: она-то и служила, похоже, источником того странного кашля.

Таран замер, и, прищурившись, смерил незнакомца взглядом.

Тот оказался высоким, выше Хэнка на шесть-семь сантиметров. Бледное – практически белое – лицо украшали темные очки без дужек, причем Таран так и не смог, как ни старался (списав это в конце концов на ночную тьму), разглядеть места, где стекла не касались кожи. Миниатюрный нос, за которым следовал рот с едва-едва намеченными губами. На белой коже отсутствовали как дефекты, так и щетина (в такое-то время?!. какой уважающий себя мужчина станет утруждаться бритьем на ночь глядя?..).

В общем и целом эта физиономия оставляла неоднозначное впечатление. Казалось, ее обладатель показывался на свежем воздухе лишь в случае невероятной нужды, да и то в такое время, когда к нему не смог бы прикоснуться ни один завалящий ультрафиолетовый луч…

Таран передернулся.

Что касалось одежды, в этом незнакомец выглядел вполне пристойно. Его костюм был черным или темно-синим, и наводил на мысли о дорогих бутиках с зеркальными витринами. Черный галстук болтался поверх черной сорочки. Ноги обуты в элегантные туфли с длинными носами. Все перечисленное, как отметил Таран, сидело на странном господине удобно и комфортно – это было очевидно даже при визуальном осмотре. Помехой не могло служить даже такое обстоятельство, как фигура человека. Таковая была несколько непривычна для глаз хозяина Подворья, привыкшего к литым мышцам и необъятным плечам – худая, с впалой грудью, тонкими ножками и еще более тонкими ручками. Хэнку показалось, будто он смог бы переломить это тельце единственным небрежным ударом, походя задев плечом.

Как бы там ни было, что-то в облике незнакомца заставляло воздержаться от преждевременных выводов. Нечто, утверждавшее о том, что грубая материя и заключенная в ней энергия властны над этим субъектом лишь до определенного предела… Будто бы в его власти было нечто такое, с лихвой компенсировавшее ущербности и недостатки бренного тела. Схожим образом держат себя миллионеры, переступившие за грань Добра и Зла, регламентированных общественной моралью…

Только Таран сомневался, что незнакомцу были подвластны миллионы (в противном случае тот не стоял бы в этой грязной подворотне). Но, вместе с тем, догадку бывшего гладиатора подтверждало то, что он даже приблизительно НЕ МОГ ОПРЕДЕЛИТЬ ВОЗРАСТ незнакомца. В одно мгновение казалось, будто он еще младше Ножа, в другое же, когда неверный лунный свет падал под иным углом, Хэнк лицезрел своего ровесника. Белая кожа была лишена морщин, глаза же (уж они-то обмануть не могли!..) были скрыты за черными стеклами. Не приходилось, впрочем, сомневаться, что это не женщина и не ребенок. Остальное – скрыто мраком.

Незнакомец молчал.

«Адъютанты» беспокойно переминались с ноги на ногу.

Хэнк кашлянул (это получилось у него так, словно кто-то высосал остатки Кока-Колы со дна пластмассового стаканчика), зыркнул по сторонам, после чего с неизбежностью решил, что тянуть дальше нечего. Жуткий субъект так и будет изображать восковое изваяние (очень, следует отметить, убедительно) до самого утра.

– Э… – протянул Хэнк, затем одернул себя. – Это вы, полагаю, должны нас встречать?..

Белокожий индивид повел головой. Еще малость, и Таран смог бы поклясться, будто услышал, как внутри тощего тела пришли в движение шестеренки и пружины.

– Господин… Таран?

Незнакомец сделал между двумя словами такую паузу, словно ему ни разу в жизни не доводилось выговаривать столь странного обращения. Так, впрочем, это и было. Клоповник и Запретный Город лежали в одном полушарии, однако на разных континентах.

И, как любая встреча представителей иных цивилизаций, конкретная также не могла пройти идеально.

– Он самый, – кивнул Таран. – Едем, что ли?..

Белокожий субъект кивнул в ответ, после чего произвел губами движение, которое вполне могло сойти за улыбку. Тонкая рука повела в сторону машины, а вернее, в сторону пассажирской двери.

– Будьте любезны.

– Куда мы поедем? – недоверчиво поинтересовался Хэнк.

– В нужное место, – сказал незнакомец. – Туда, где состоится встреча. Ваши люди там уже побывали.

Тарану не требовалось смотреть на помощников, чтобы ощутить, как они зябко поежились.

– Ведь такова была договоренность, – заявило «восковое изваяние». – У вас есть возражения?..

– Нет, – буркнул Таран.

Он вошел в подворотню и направился к пассажирской двери автомобиля. Сознание бывшего гладиатора, вышколенные многолетним общением с прямой и явной опасностью, каждое мгновение ожидало подвоха. Хэнк прекрасно знал, что следует делать в таких ситуациях. Уши цепко хватали каждый шорок, а глаза по крупинке просеивали ночную тьму. Нож и Топор прикрывали со спины. Им, конечно, было далеко до того из подопечных Тарана, что подавал наиболее высокие надежды. И, тем не менее, в Запретном Городе вся троица была похожа на тяжеловооруженный танк, окруженный деревянными колесницами. Наворочать больших дел не составляло труда.

Таран подошел к машине и остановился. Пассажирская дверца отъехала в сторону, не успел Хэнк даже руки поднять. Хозяин Подворья едва не отпрыгнул в сторону – к таким фокусам он не привык. Салон за проемом был пуст; ночную тьму рассеивала тусклая лампочка. Сжав кулаки, Хэнк обернулся к провожатому, но тот уже шел к месту водителя. «Адъютанты» также занервничали, ожидая команды. Таран был бы рад ее отдать, вот только не для того, в конечном итоге, он прибыл в сие гостеприимное местечко…

Поэтому недовольство пришлось запихнуть куда подальше.

Делать нечего. Они здесь гости.

Нагнув голову, Таран протиснулся в проем. Сиденье скрипнуло, захрустело под его задом. Нож сел у двери, Топор – напротив Хэнка. Оба, как, впрочем, и сам шеф, чувствовали, как позвоночник превратился в туго натянутую струну. Этим парням из Запретного Города палец в рот не клади, сразу не досчитаешься двух-трех привычных органов.

Наконец бледнокожий урод уселся на место водителя. Включился мотор – мощный, надежный и с толком настроенный, точь-в-точь антикварный рояль. В следующую секунду тонированные стекла облепила изнутри некая серая пленка. Она пребывала в непрерывном движении, и, казалось, пульсировала невидимым сердцем. Хэнк передернулся от неожиданности. Со всех сторон его окружал тот самый мертвый «снег», который Таран неоднократно наблюдал на каком-нибудь головизионном канале, когда вдруг исчезала картинка. Визитеры из Клоповника стали бешено вращать головами, однако повсюду, куда ни глянь, шел снег электростатических помех.