Текст книги "Паргоронские байки. Том 5"

Интерлюдия

– Жаль, что мне не довелось сразиться с Арминатти, – задумчиво сказал Бельзедор.

– Он не любил сражаться, – ответил Дегатти, угрюмо глядя в бокал. – Вообще не любил покидать университет.

– А любишь ты, однако, рассказывать о смерти великих волшебников.

– Это мой дедушка любил об этом рассказывать. А я запоминал.

– А откуда твой дедушка знал такие подробности? Про то заседание, про Сурратаррамаррадара?

– Оттуда, – не стал отвечать Дегатти. – Он мне рассказал по большому секрету, и я вам об этом вообще не собирался рассказывать, но теперь, когда знаю, что это так секретом и останется, а если кто разболтает – Янгфанхофен сожрет его душу… к тому же часть про Сурратаррамаррадара ты наверняка и без меня знал.

– Не в таких подробностях, – сказал Янгфанхофен. – Та история, с пестрым фазаном… он всегда комкал финал. Я-то, признаться, думал, что там просто провалилась дипломатическая часть, вот мы Марюлию и не заполучили… а оно вот что, оказывается. Спасибо за байку, Дегатти.

– Дарю, – отхлебнул из бокала волшебник.

– А еще у твоего дедушки есть подобные рассказы? – поинтересовался Янгфанхофен. – Может, расскажешь, как умер Радож Токхабаяж?

– Все знают, как умер Радож Токхабаяж, – пожал плечами Дегатти. – Они с Бецалли убили друг друга. Это видели тысячи, это задокументировано в деталях.

Бельзедор невнятно хмыкнул, но ничего не сказал.

– Ну про другого кого тогда, – предложил Янгфанхофен. – Кого-нибудь, кто умер от старости, например.

– Я таких не знаю, – помотал головой Дегатти. – Корифеи волшебства от старости не умирают… почти никогда.

– Да ну?

– Ну да. В истории Мистерии было пятнадцать лауреатов премии Бриара первой степени – и ни один не умер своей смертью… тем, что так называется у простых смертных. Пятеро живы по сей день. Мазетти, Бецалли, Токхабаяж и Ябудаг были убиты. Лиадонни и Ма Нери умерли от болезни чакр – первая от аномальной, вторая от обычной, опасной только для самого больного. Как умерли Данду, Уль-Шаам и Аристинда, неизвестно. Но судя по тому, что их тел не нашли, это было примерно то же, что и у Арминатти.

– Дракон вряд ли бы расточился от магии, – заметил Бельзедор.

– Да, Уль-Шаам вряд ли, – согласился Дегатти. – Но что случилось с ним, мой дедушка не знал, и я тоже не знаю.

– Я тоже не знаю, к сожалению, – признал Янгфанхофен. – Но, может, однажды у меня появится байка и про него, тогда обязательно поделюсь.

– Интересно будет послушать, – сказал Бельзедор. – Кстати, Дегатти, а почему ты говоришь только о лауреатах вашей премии?

– Потому что всякий лауреат Бриара – великий волшебник, – как бы ненароком коснулся медальона на груди Дегатти. – Но, конечно, не всякий великий волшебник – лауреат Бриара. Даже среди граждан Мистерии… многим ведь нет дела до титулов и наград. Некоторые даже магистрами не становятся.

– Кстати об этом, – сказал Янгфанхофен. – Я тут уже упоминал вскользь одного волшебника… он был всего лишь специалистом, но мог заткнуть за пояс многих лауреатов. И с ним связана одна любопытная история…

Дюжина и один

1509 год Н.Э., Парифат, Нураон.

Таймуранг – город дождей. Почти полгода они льют здесь без передышки. Если дождь стихает – в воздухе висит такой туман, что ходить приходится на ощупь.

И однако люди все равно стекаются в Таймуранг со всех концов мира, хотя казалось бы – что уж такого хорошего в этом вечно мокром куске грязи?

Об этом думал зевающий от усталости волшебник, разглядывая две отрубленные головы. Кир Космодана, они настолько одинаковые, словно у него в глазах двоится. Близнецы часто бывают не очень-то и похожими, но эти… как будто родители просто прочли заклятие Копирования. Даже аура совпадает до полной идентичности.

Ну и как ему узнать, какую куда пришивать?

Волшебника звали Жаннаро э’Стакро, он был уроженцем Нураона, родился в благородной, хотя и обнищавшей семье и получил образование в Мистерии, закончив Монстрамин. Учился по целевому, так что после выпуска был обязан двадцать лет работать в Таймуранге, исполняя заказы его светлости дожа.

Он отработал. Те двадцать лет закончились давным-давно. Но по их окончании Жаннаро остался в Таймуранге, на прежней должности. Он без труда мог продолжить обучение, окончить бакалавриат, а там и магистратуру, но не видел в этом смысла. Благодаря дожу и другим заказчикам в деньгах он и так не нуждался, а Мистерия ему не понравилась.

Там слишком много ограничений. Слишком пристальное наблюдение Кустодиана. Жаннаро прекрасно понимал того же мэтра Яркена, что порвал все отношения с альма-матер, объявил себя самовластным монархом и зажил, ни от кого не завися.

Жаннаро тоже мог бы что-то подобное… но и в этом он не видел смысла. Дож и так ни в чем его не ограничивает, сотрудничество у них более чем удачное. Так пусть же и дальше каждый делает то, что хорошо умеет: дож – правит, Жаннаро – колдует.

Волшебник встряхнул тонкими пальцами и скороговоркой начитал заклятие от заразы. Обязательное начало биомагической операции, иначе можно заполучить вредоносных хомунциев. В университете этому заклятию учат на первом же курсе ятрохимии, а на уроках ПОСС еще и неоднократно напоминают.

Те вивисекторы, что подобным пренебрегают, долго не живут.

Операция была рутинная. Жаннаро мог делать такие с закрытыми глазами. Единственное, что немного ее осложняло – работать приходилось с двумя телами одновременно. Практически идентичными, отличающимися только парой родинок, но все же двумя.

Этих очаровательных девиц казнили через отсечение голов. При жизни они выглядели глупенькими куколками, пустышками, однако на деле обладали острым умом и нравом безжалостных хищниц. Обе были молодыми вдовами, у обеих мужья скончались при загадочных обстоятельствах… впрочем, детали сейчас неважны. Их осудили, их казнили.

Сейчас они – просто полторы дюжины камней мертвой плоти.

Пока что мертвой. И уже не только плоти. Жаннаро раскроил кожу на девичьем запястье и аккуратно внедрил лезвие. Примкнул к нему жилы, настроил связь между мышцами и металлом.

Нужно очень тщательно выверять длину и расположение, чтобы клинок нигде не застревал. Ему следует втягиваться и вылетать так же легко, как кошачьим когтям. И он не должен вызвать отторжения тканей. А в коже должно появиться невидимое отверстие, идеально совпадающее со встроенным оружием.

Лезвие проще сделать частью плоти. Изменить кости, отрастить на них шипы. Но этим кадаврам предстоит выдавать себя за людей, проникать в разные места, посещать званые вечера, мило улыбаться будущим жертвам… а иногда и заходить еще дальше.

Так что они должны оставаться безупречны как на вид, так и на ощупь. Все модификации следует скрыть так, чтобы невозможно было придраться.

И это последняя деталь. Последнее лезвие. Осталось только пришить головы, соединить хребты, срастить мускулы и заполнить вены наноплазмом. Жаннаро хрустнул пальцами и приступил к работе.

Он любил работать иглой и скальпелем. Резать, кромсать, вспарывать и зашивать. Здесь, в тиши своей лаборатории, стоя у операционного стола, он чувствовал себя настоящим художником. Творцом, создателем безупречных форм жизни.

Какое презрение испытывал чародей к некромантам, этим поднимателям мертвецов. Их зомби и прочая нежить – это жалкая пародия, убогий суррогат подлинной жизни. Что вообще сложного в том, чтобы вселить в тело духовный сгусток и заставить его волочить труп? Младенец справится.

Жаннаро в свое время предлагали поступить в Нигилиум. Когда в Делектории ему выдали карту рекомендаций, то по три плюсика стояло напротив Нигилиума и Монстрамина… но он почти без раздумий выбрал Монстрамин. Там работают с настоящей жизнью, там учатся действительно возвращать из мертвых, а не лепить кукол из мертвечины.

Адепты Монстрамина работают медленней тех, кто просто выкрикивает волшебные слова или вообще творит усилием воли. Зато результаты их работы гораздо надежней. Чародей с Вербалеона тоже может омолодить, причем гораздо быстрее, одним коротким… хорошо, обычно все-таки длинным заклинанием. Но его омоложение будет чудесным – а значит, нестабильным. Астральное тело останется астральным телом старика – и физическое в любой момент может вернуться к истинному возрасту.

А операции биомагов дают стопроцентную гарантию. Адепты Монстрамина действуют ножом и наноплазмом, режут непосредственно плоть – зато уж потом можно не бояться, что утром снова проснешься с морщинами и больной спиной.

Жаннаро сделал последний стежок и полюбовался своим трудом. Все-таки интересно, правильно ли пришиты головы… ладно, неважно. Вряд ли близняшки даже сами сумеют отличить.

Теперь осталось только повернуть… и Жаннаро повернул кран. По трубкам потекла густая зеленая жидкость, безферментная кровь в чане забурлила.

Наноплазм – временное решение. Он превосходно возвращает к жизни, но человеческое тело воспроизводить его не может, и через некоторое время кадавр умирает. Срок его существования может исчисляться годами, но он все равно конечен. Чтобы этого избежать, наноплазм следует аккуратно заместить нормальной кровью… поначалу очень жидкой и не способной свертываться, но это тоже временно.

Подбирать дозу наноплазма также следует очень точно. При недостаточной дозе кадавр со временем может из живого существа преобразоваться в нежить, причем зачастую – агрессивную, хищную. При чрезмерной же дозе ткани кадавра начнут разрастаться – он либо увеличится в размерах, либо отрастит новые органы, конечности. Иногда становится бесформенным чудовищем.

Но доза была выверена идеально – и вот уже первая из сестер э’Браунте открыла глаза. Огромные голубые глаза – совершенно живые, только самую чуточку подернутые пленкой. К Жаннаро тела попали только на третьи сутки, процессы тления уже начались, так что пришлось вначале поработать с обращением их вспять.

Ну и возвратить духовную составляющую, конечно. Почему вообще воскрешение настолько сложно, почему даже величайшие волшебники часто не могут ничего поделать, когда смерть уже свершилась? Потому что мало вернуть к жизни плоть – нужно еще и вернуть на место то, что делает человека человеком… касается всех разумных индивидов, само собой. Если душа уже покинула тело и болтается где-то там, в тонких сферах… если кратко, это самая трудная часть работы. Зачастую вообще невозможная.

Но Жаннаро недаром рекомендовали еще и институты Провокатониса. На факультативы он ходил в основном туда и много чего умел в этом направлении. Да и на самом Монстрамине курс душестроения весьма продвинут. А Жаннаро еще и проходил практику у мэтра Хряка, который хоть и родился в гоблинском гетто, великолепно умел лепить кукол из живой плоти.

И после нескольких элементарных процедур глаза близняшек открылись. Три глаза. Четвертый… Жаннаро быстро проверил веко, нанес легчайший мазок травникой, и четвертый глаз присоединился к остальным. Две совершенно одинаковые красотки пристально смотрели на Жаннаро.

– Что вы помните? – спросил их волшебник.

– Ты городской колдун? – вместо ответа спросила одна.

– Что-то помните, – подытожил Жаннаро, помогая ей подняться.

Первые минуты после оживления кадавры двигались неуверенно, с трудом стояли на ногах. По их жилам текли одновременно кровь и наноплазм, в их разумах боролись воспоминания живого тела и те смутные обрывки, что принесли вернувшиеся души.

Но с каждой минутой создания Жаннаро все больше походили на обычных людей, обычных молодых девушек. Он проверял рефлексы, проверял функции организмов – и становился все довольнее. Блестящая работа, как обычно.

Хотя… ах, ярыть. Когда близняшки оделись и уселись в кресла, когда Жаннаро лично подал им чай, то заметил кое-что неприятное. Одна держала чашку правой рукой, другая – левой. И обе делали это так неуверенно, как будто привыкли пользоваться другими руками.

Кажется, он все-таки перепутал головы. Возможно, не стоило оперировать их одновременно… ладно, неважно теперь. Привыкнут, это всего лишь мышечная память. Жаннаро пришивал человечьи головы к обезьяним телам – ничего, адаптировались.

– Что с нами будет, колдун? – спросила одна из близняшек, разглядывая лезвие, вылезшее из ладони. – Во что ты нас превратил?

– Не могу не заметить, что я не могу заставить себя причинить ему вред, – добавила вторая, сидя в кресле так, словно проглотила палку. Ее пальцы судорожно дергались.

– Во что превратил – простой вопрос, – спокойно ответил волшебник, кладя в чашку кусочек сахара. – Немного низшей вивисекции и благородной биомагии. Я сделал вас более эффективными убийцами. Послушными воле хозяина.

– А хозяин… ты?

– Нет, нет. За вами скоро придет заказчик. Но пока что… маленькая проверка. Ключевые слова рвутся из уст…

– …Растворяясь в потоке времени, – хором закончили близняшки и недоуменно переглянулись.

– Но те, кому предназначено откровение…

– …Расточились еще раньше.

Жаннаро удовлетворенно кивнул. Эта ахинея – контролирующая фраза. Он внедрил ее в самые глубины подсознания кадавров, и теперь всякий, кто ее произнесет, станет их хозяином.

Именно это волшебник сказал дожу Таймуранга, когда тот явился инкогнито, запахнувшись в скрывающий лицо плащ. Помог тому осуществить подчинение и передал запечатанный конверт с еще тремя внедренными фразами.

– Одна заморозит их на месте, если вы того пожелаете, – сказал Жаннаро. – Вторая разморозит. Третья убьет. Она совсем короткая.

– Дректошта эхте… – посмотрел на бумагу дож.

– Не договаривайте, иначе они умрут, – торопливо перебил Жаннаро. – Это на одном из мертвых языков, чтобы никто не произнес случайно.

Дож милостиво улыбнулся, рассматривая свое приобретение. Близняшки смотрели на него исподлобья. Они, разумеется, прекрасно поняли, почему дож выбрал именно их, а не кого-нибудь из головорезов, которыми кишит Таймуранг. Всем известна его любовь к прекрасному, его страсть к красивым вещам… и его сластолюбие.

– Насчет того, что я говорил, – понизил голос дож. – Их ведь можно использовать… нецелевым путем?

– Их можно использовать любым способом, – сказал Жаннаро. – Они будут подчиняться приказам, как верные псы.

– Но только моим?

– Да, пока кто-то другой не произнесет контролирующую фразу. Позаботьтесь держать ее в тайне.

Жаннаро был неприятен этот разговор. Он не хотел общаться с дожем, он просто выполнял его заказы. Точно так же, как выполнял заказы его отца, деда, двоюродного деда и прадеда.

Жаннаро восемьдесят лет работал в Таймуранге и служил уже пятому дожу. Они все были не слишком приятными индивидами – коварными, беспринципными, алчными. Кого-то иного в высшей аристократии Нураона и не водится – здесь наверх выбиваются в основном подонки. Те немногие, что отличаются благородством и порядочностью, умирают в нищете, как умер отец Жаннаро.

Но нынешний дож был, пожалуй, худшим из всех. Гнуснейшее создание во всех отношениях… но платит хорошо. И прекрасно понимает, насколько ценен для него Жаннаро э’Стакро.

В сопровождении своих новых, самых преданных отныне служанок, дож покинул особняк волшебника. Тот откинулся в кресле перед камином, отхлебнул горячего чая и равнодушно скользнул взглядом по мешку с монетами. Восемьсот шевларийских фрозентариков. Хорошие деньги за пару дней работы.

– Очень хорошие! – завистливо воскликнул Дегатти. – Это же почти триста орбов!

Интересно, почему дож всегда платит иностранными монетами? Впрочем, Жаннаро это безразлично – было бы золото натуральным. Расходы в последнее время возросли, ни один фрозентарик лишним не будет.

Плеча коснулась ласковая рука. Жаннаро мурлыкнул и потерся щекой о гладкую кожу. Естрия наклонилась – и губ коснулись другие губы, а по телу прошла сладкая дрожь.

Если и был на свете тот, кого Жаннаро любил больше жизни, так это супруга. Его родители умерли почти семьдесят лет назад, сестра – пятьдесят. Ему самому не так давно исполнилось ровно сто, и вплоть до семидесяти пяти он жил один, всецело посвящая себя исследованиям.

А потом в его дом вошла Естрия – и жизнь изменилась навсегда.

Строго говоря, это был ее дом. Жаннаро не видел необходимости приобретать жилье в собственность и снимал особняк у одной вдовы, владелицы нескольких доходных домов. Каждый Добрый День старушка появлялась на пороге с двумя кусочками пирога, тщательно пересчитывала монеты за традиционной чашкой чая – и они расставались еще на год.

Но четверть века назад она умерла, и в очередной Добрый День за рентой явилась ее внучка. Она знала только, что среди арендаторов бабушки есть старый колдун, известный на весь город вивисектор – и ужасно удивилась, когда увидела юношу немногим старше себя на вид.

Конечно, дело было просто в профессиональных навыках Жаннаро. Плох тот биомаг, что не способен поддерживать тело молодым и крепким.

Естрия за минувшие годы тоже почти не изменилась. Ей пятьдесят, но она по-прежнему выглядит двадцатилетней девчонкой – стройной и свежей. Когда они с Жаннаро посещали званые вечера, что так любит устраивать городской бомонд, их порой принимали за кого-то из светской молодежи, из этих модников и модниц, что фланируют по балам и тратят родительские денежки. Многие считали городского чародея заплесневелым, пропахшим формалином старикашкой, не вылезающим из лаборатории.

Собственно, вплоть до семидесяти пяти Жаннаро именно таким и был… если вычеркнуть «старикашку». Многие волшебники не считают физическое тело чем-то существенным и позволяют ему стареть, но Жаннаро всегда был щепетилен в этом отношении.

Потому и заполучил Естрию. Потому и был уже столько лет безумно с ней счастлив.

– Ого, сколько он заплатил! – восхитилась жена, сунув нос в мешочек. – Это за тех шлюшек?

– Сестер э’Браунте, да, – подтвердил Жаннаро. – Ему их очень хотелось.

– Мог бы все-таки позволить помочь, – сказала Естрия. – Я бы тебя к ним не ревновала.

Жаннаро только хмыкнул, щелкая пальцами, чтоб дрова получше разгорелись. За окном стояла холодная осенняя ночь, дождь лил так, словно Волноликий решил присоединить Таймуранг к своему царству, а они с Естрией сидели у жаркого камина, пили чай и ели сладкое печенье. Тонкое-тонкое, почти прозрачное. Мериунна пекла их просто изумительно.

Мериунна, конечно, тоже была кадавром. Вся прислуга в доме появилась на свет так же, как новые служанки дожа. Жаннаро регулярно посещал казни и даже приплачивал палачу, чтобы тот поострее затачивал топор. Часть трупов, конечно, забирала родня, но некоторых просто зарывали на общественном кладбище… или отдавали Жаннаро.

Естрию работа мужа поначалу отталкивала. Вся эта возня с мертвецами, отрубленные части тел, органы в банках, струящийся по трубкам наноплазм… да, непосвященных это пугает. Адепты Монстрамина пользуются жутковатой славой, хотя это самый безобидный институт в КА.

Со временем Естрия это поняла. Жаннаро сумел заинтересовать ее тем, что делает. Она увидела процедуру возвращения жизни его глазами и тоже разглядела таящуюся в ней красоту. После этого любимая стала вначале присутствовать при операциях, а потом и ассистировать.

Но не на спецзаказах, конечно. Дож уверен, что о близняшках э’Браунте знают только четверо – он, Жаннаро, да сами близняшки. Не то чтобы это имело какое-то значение… но все же не стоит лишний раз волновать дожа.

– Ладно, но в следующий раз обязательно позови, а то мне одной скучно, – сказала Естрия, прижимаясь к Жаннаро покрепче. – Устал, мой хороший? Может, завтра портанемся куда-нибудь, отдохнем? Я давно не была на Шайхе…

– Завтра четыре операции, – покачал головой волшебник. – Герцог э’Трино и графиня э’Деари записались на омоложение, барон э’Таурики хочет себе кое-что увеличить, а супругам Ольвенд нужно решить проблему с бездетностью.

– Все понятно с тобой, трудяга, – взъерошила ему волосы жена. – Тогда как насчет послезавтра?

– Три операции. Омоложение, улучшение тела, вживление новых зубов и смена печени.

– Это четыре.

– Зубы и печень – одному и тому же человеку.

– Все понятно с тобой, – повторила Естрия. – А когда-нибудь у тебя будет свободный день?

– У меня когда-нибудь будет свободный день? – эхом повторил Жаннаро.

По стене на цепких паучьих лапках пробежал его личный секретарь. Была то химера, существо, созданное из трех разных насекомых и обезьяньей головы. От человека в этом создании присутствовал только гипофиз, но этого кусочка плоти вполне хватало. Создание не было по-настоящему разумным, но твердо запоминало все, что Жаннаро говорил или слышал, и могло в любой момент напомнить все, что нужно.

– В день Малахитового Скорпиона ничего не назначено, – донеслось из крохотного ротика.

– Отлично, и это как раз Меркаторидис, – улыбнулся жене волшебник. – Портируемся куда захочешь – везде будут ярмарки и гулянья.

– Но это же только через девять дней, – укоризненно сказала Естрия.

Жаннаро только пожал плечами и откинулся в кресле. Заказ был все-таки не настолько уж простым, он работал без сна и отдыха почти двое суток. Зато сестры э’Браунте превратились в настоящие машины убийства, бессмертные и неуязвимые… и вряд ли дож будет их использовать для чего-то хорошего.

Но их создателя это уже не касается. И Кустодиана не касается, поскольку дож – легитимный правитель. Перед законом Жаннаро чист… совершенно чист…

С этими мыслями он и уснул, уже не услышав и не почувствовав, как Естрия кликнула Верзилу, велев перенести хозяина в спальню.

А через девять дней они были на Шайхе. Жаннаро, как и обещал, ничего не стал назначать на Торговый День, и они провели его только вдвоем, с утра до вечера развлекаясь на Веселом Острове. Портал Нураона стоит совсем рядом с Таймурангом, и это одна из главных причин, почему город вечных дождей так разросся.

Пришлось, правда, вставать очень рано, портал Нураон – Шайх открывают аж в первом рассветном часу. К тому же Шайх лежит тремя часовыми поясами западнее, так что на место они прибыли глухой ночью.

К счастью, город Ремиль никогда не спит. Ночью тут развлечений не меньше, чем днем. Жаннаро и Естрия танцевали до упаду, играли в казино, катались на лодках, посетили пять разных ресторанов и смотрели специально приуроченное к Меркаторидису шоу-фантазм с участием драконов, бегемотов и левиафанов.

Но этот визит не заслуживал бы упоминания, если бы не одно незначительное как будто происшествие. Один из устроителей шоу-фантазма получил травму. Парящие в небе драконы втроем удерживали сложную, состоящую из сотен деталей картину – при движении детали менялись местами и переливались, образуя все новые и новые фигуры.

Но одна из деталей оказалась закреплена непрочно. Веревка развязалась, и заостренная балка рухнула прямо на стоящего внизу волшебника – контролирующего действо иллюзиониста. Ему отсекло кисть руки, и чародей упал, обливаясь кровью.

Повезло ему, что среди зрителей оказался адепт Монстрамина. Он остановил кровь эстетлем, который всегда носил во внутреннем кармане, обезболил, наложил повязку и вживил в рану семя мимикратика.

– Через десять дней вырастет новая рука, – пообещал он, помогая коллеге сесть в кабриолет. – Будет лучше старой.

Иллюзионист признательно улыбнулся и укатил, а Жаннаро окликнул мокрый мальчишка.

– Ваша мудрость, вот рука их мудрости! – воскликнул он, протягивая отрубленную кисть.

Жаннаро мысленно ругнулся. Пришить родную конечность гораздо проще, чем выращивать новую. Просто иллюзионист стоял на причале, рука упала в воду, а гавань Ремиля кишит рыбой, так что ему даже не пришло в голову…

– Выкинь ее куда-нибудь… хотя нет, погоди, – забрал кисть Жаннаро. – Спасибо, малец, держи.

Получивший серебруху пацан радостно взвизгнул и умчался, а волшебник остался разглядывать трофей. Что-что, а человеческая рука биомагу всегда пригодится. Особенно если при жизни та принадлежала чародею.

Законно подобный материал достать непросто. Жаннаро в том числе из-за этого поддерживал хорошие отношения с дожем – ради доступа к свежим останкам. Но там в основном казненные преступники, всякое отребье с дурной предысторией, а тут…

Естрия ничуть не удивилась, увидев мужа с чьей-то рукой. Она знала, за кем замужем. Жаннаро никогда не упускал случая подобрать что-нибудь эдакое. Издохшие животные, чьи-то кости, один раз – целый бычий череп… в этом отношении Жаннаро э’Стакро отличался домовитостью. Никогда не знаешь, что в каком проекте пригодится.

А всякого рода необычные ингредиенты его всегда волновали. Специально за ними не гонялся, но если уж сами шли в руки…

По возвращении домой Жаннаро спустился в холодный погреб. Мериунна держала тут припасы, с потолка свисали бараньи и свиные туши, а в дальнем конце было особое отделение, ключ от которого волшебник всегда держал при себе.

Он не числился среди магиозов, Жаннаро э’Стакро. К нему не было претензий ни у Кустодиана, ни у городской стражи. Однако окажись кто-то из них здесь… их уверенность в законопослушности Жаннаро пошатнулась бы.

Тут были тела самых разных существ – людей, гномов, эльфов, твинодаков, крысолюдов. Были отдельные органы в банках с консервирующим раствором. Были частичные кадавры – прошедшие оживление, но не получившие возможности двигаться. На полке стояли три отрубленных головы – и на Жаннаро они смотрели с неприязнью.

Теперь у него есть рука волшебника. Что можно сделать с рукой волшебника? Чем вообще она отличается от руки любого другого смертного?

Анатомически – ничем. Волшебная сила заключена не в плоти, не в физическом теле. И тем не менее… Жаннаро открыл одну из камер остановленного времени. Там лежали еще два куска плоти – немного поврежденное сердце и изодранная ступня.

Они тоже принадлежали волшебникам.

Сердце – одной почтенной мэтресс, которая делала у Жаннаро операцию. Он не придавал значения титулам, к ста годам оставался только специалистом, и потому у него было не так много пациентов из волшебников. Они предпочитают лечиться в Мистерии, у магистров и профессоров… ну или хотя бы лиценциатов. Но некоторые все же знали, что Жаннаро может заткнуть за пояс многих профессоров, хоть и не имеет ни одной награды.

Ступня же… ступня была мелкой и зеленой. Она принадлежала мэтру Хряку, покойному куратору Жаннаро. Он, увы, трагически ушел из этого мира, так что осталось от него немного. Жаннаро сам не знал, что заставило его шестьдесят лет назад не похоронить этот жалкий кусок мяса, а заморозить… но сейчас у него появились мысли на этот счет.

Плоть волшебника ничем не отличается от плоти простого смертного… почти ничем. Это все-таки плоть волшебника – и она это знает, она это помнит. Так меч великого воителя состоит из того же металла, что и меч, никогда не бывший в бою… но на глубинном уровне различие присутствует.

Именно на этом принципе основаны помнящие артефакты, именно поэтому в магии так ценны предметы с историей. Веревка, на которой кого-то повесили, может стать ценным колдовским компонентом, а обычная веревка – это просто обычная веревка.

На закате Парифатской империи существовал волшебник по прозвищу Твердый Ноготь. У него не было имени, поскольку официально он считался тринадцатью людьми… разумными индивидами. В составе Твердого Ногтя было семь людей, два эльфа, два тролля, кобрин и огр. Уникальный эксперимент древних чародеев, попытка искусственно создать волшебника колоссальной мощи.

Если верить хроникам, у них получилось. Твердый Ноготь объединил в себе навыки и способности всех тринадцати своих «составляющих» и действительно был удивительно могущественным чародеем. Может быть, не настолько, как мечталось его создателям, но он все же входил в десятку сильнейших магов своего времени.

А это немало, если учесть, что речь идет о временах Парифатской империи, когда магов было неизмеримо больше, чем сейчас.

Конечно, Твердого Ногтя не просто сшили из кусков мертвых волшебников. Если бы этого было достаточно, подобных «сверхмагов» клепали бы сотнями. Даже в самой Парифатской империи он был такой всего один… возможно, были и другие неудачные или даже удачные попытки, но их имен история не сохранила.

Сорок пять веков, из которых тридцать пришлись на Смутную эпоху, здорово помогли Парифату забыть былые времена.

Методы создания Твердого Ногтя у Жаннаро не было. Но она вряд ли бы ему и помогла. В отличие от науки, магия субъективна. В ней слишком силен человеческий фактор, слишком многое зависит от личности волшебника. Нельзя просто скопировать эксперимент и ожидать тождественного результата.

Именно поэтому чародеям приходится вести собственные исследования, а готовые методы приспосабливать под себя. Просто слово в слово повторять чужие заклинания не получается.

Пожалуй, это вообще главный недостаток волшебства.

Но идея все полнее овладевала разумом Жаннаро. Ему все сильнее хотелось попробовать. Совершить нечто по-настоящему великое, а не просто день за днем омолаживать развращенных богачей, улучшать внешность их безмозглым женушкам и лепить монстров для выродка на троне. Хотелось… оставить собственный след.

Однако для создания второго Твердого Ногтя материала недостаточно. Сверхмага не слепишь из сердца, ступни и кисти. Из такого набора получится только уродец, один из тех шутливых кадавров, которых забавы ради делают студиозы.

Значит, нужно достать еще.

Уже на следующий день Жаннаро в сопровождении Громилы и Верзилы шагал по городскому кладбищу. Чуть поодаль за ними следовал сторож – костлявый хмурый орк. Он курил трубочку и пристально следил, куда направится чародей.

Они давно поддерживали деловые отношения. Биомагу всегда нужен материал, и в тех случаях, когда свежесть некритична, его проще всего достать на кладбище. Но церковь и скорбящие родственники обычно не одобряют осквернения могил, так что это приходится либо делать тайно, либо договариваться со сторожем. Жаннаро предпочитал договариваться – благо у него имелась бумага от дожа, дозволяющая некоторые вольности.

Таймуранг – очень древний город. За многие века тут умерли многие волшебники… хотя от самых старых мало что осталось, конечно. И среди них не было таких уж выдающихся.

Но заполучить часть тела кого-то выдающегося Жаннаро не слишком надеялся. Во-первых, самые великие волшебники зачастую вообще не нуждаются в похоронах. Попробуй, отыщи хоть кусочек мэтресс Лиадонни или мэтра Арминатти. Те же, что погибают в битве, как Бецалли или Мазетти… от них обычно тоже мало что остается.

А в старых семьях Мистерии принято хоронить почтенных предков под фундаментами усадеб. Там тоже особо не пороешься.

И тем не менее, кое-что Жаннаро накопал.

Милава Дуага. Лиценциат Униониса. Немного поврежденная… хорошо, очень поврежденная. Ее разорвал собственный Гений. Причем было это еще до рождения Жаннаро, так что от тела остались в основном кости, и то не полный набор. Но тем не менее, это почти половина скелета.