Текст книги "Паргоронские байки. Том 5"

– Дождь, – ответил Арминатти почти без запинки. – И лужи.

– Прекрасно! Ну вот вам тогда и намек за это. Суть впервые разгадал, тать второй раз обокрал, мать три раза оболгал, дар без радости принял. Что сие?

Арминатти невольно моргнул. Вторая загадка оказалась посложнее первой… и это очень мягко сказано. Но все же что-то в этой бессмыслице показалось волшебнику знакомым… все-таки он прожил на свете пять с половиной веков, и в его голове сидела бездна разных знаний.

Суть, тать, мать… что-то в этом сочетании есть общее. Либо ключ в этом самом «-ть», либо как раз оно лишнее. Но выстроить что-нибудь на основе «-ть» Арминатти не сумел, следовательно, надо оставить су… та… ма… дар без ра… а, понятно.

– Мессир Кавардак, – вздохнул он. – Мне следовало догадаться сразу же.

– Как быстро вы разгадали! – восхитился Сурратаррамаррадар. – Обычно думают гораздо дольше! Но от председателя ученого совета меньшего ожидать и не приходилось. Ну коли вы так хорошо разгадываете – может, я и пойду навстречу. Давайте, расщелкайте третью – а я за это выйду. И будет у нас диалог. Поговорим всерьез.

– Без этого никак не обойтись? – устало спросил Арминатти. – Я уже староват для, гм, детских игр…

– Я гораздо старше, – чуть заметно прищурился демолорд. – Не недооценивайте игры, мэтр Арминатти. Это отличная альтернатива войне – и это единственное, что придает бытию остроту. Если бы вы побольше веселились – глядишь, и волшебство бы вас молодило, а не расточало.

– Кабы все так просто было… – покачал головой Арминатти.

– Ба-а… люди, – поморщился Сурратаррамаррадар. – Разум ущербный, да все усложняющий. Себе на беду себя разрушающий. Я сейчас хоть и в чужой шкуре, да возрастом не скован.

И в самом деле – лицо короля чуть заметно изменилось. Седина в бородке пропала, мелкие морщинки разгладились. Даже волосы изменили цвет, из темных стали рыжими.

– А вот загадка, – сказал он новым, более звонким голосом. – На спине у великана море спин в одно смешалось, брызги в стороны летят, крики гонят их назад. Что сие?

Арминатти задумался. Спина великана… так на языке загадок часто называют горы. Горные хребты, горные плато. Море спин… брызги… крики гонят…

– Это пастух гонит стадо, – ответил он.

– Верно, – кивнул Сурратаррамаррадар. – Это стаААААААААААААААААА!!!..

Голос превратился в рев. Блеянье, мычанье, истошные вопли. Их были тысячи – и все разом хлынули из королевского рта.

А вместе с ними хлынули рогатые головы. Хохочущие бараны, визжащие козлы – они вынеслись из ниоткуда и просто… снесли Арминатти.

На мгновение он потерял равновесие. Все вокруг рухнуло, его личный пространственный пузырь утратил стабильность. Сурратаррамаррадар ударил всей своей демонической мощью – а была его мощь чистым Хаосом.

– РОГА, КОПЫТА И ХВОСТЫ! – гремело вокруг дикой разноголосицей. – ЭТО НЕ Я, ЭТО НЕ ТЫ! КАРТЫ МОКНУТ ПОД ДОЖДЕМ, НЕБО ХОДИТ ХОДУНОМ! СЛЕДЫ НОГ НА ПОТОЛКЕ, ПОДОШЕЛ – НО ВДАЛЕКЕ! ВСЕ НЕ ТО И ВСЕ НЕ ТАК – БЕСПОРЯДОК, КАВАРДАК!

Рассеялись туманы Лимбо, они оба выпали обратно в Упорядоченное. Арминатти успел себя укрепить, повысить временно свою реальность – и только поэтому его не раздавило, не стерло из картины мироздания. Он упал, плюхнулся лицом в грязь, и у него мелко задрожали пальцы – но он остался жив и остановил волну Хаоса.

А вокруг хохотал демолорд. Беспрестанно меняющийся Сурратаррамаррадар, ужасный Кавардак. Оставленный им король валялся сломанной куклой, а в воздухе клубились немыслимые ужасы, ежесекундно перетекающие друг в друга фантомы.

– Что же, мэтр Арминатти, готовы к дальнейшему диалогу? – высунулся из мешанины громадный зеленый череп, тут же ставший клыкастой обезьяньей мордой, а потом – огромным клювом выпи. – Я все еще заинтересован в сделке.

Арминатти медленно поднялся и отряхнулся от земли. Он понятия не имел, куда Кавардак их выкинул, где они находятся, но это точно не Мистерия… и не Марюлия. В обеих этих странах сейчас осень, а тут изумрудная равнина, все зелено.

Волшебник сконцентрировался. Демоны чрезвычайно могущественны, но в чужих мирах их сдерживают различные правила. В этом преимущество… в этом всегда преимущество смертных. Если о нем знать, если правильно себя вести – демон будет сильно ограничен в действиях.

Сурратаррамаррадару не нужна смерть Арминатти, он ничего не выиграет от его гибели. Он нацелился на большее – но это большее получить он не сможет.

Старый чародей выпрямился. Руки все еще дрожали, и он сотворил посох. Одежды были все еще грязны – он дематериализовал их и сотворил новые. Не очень уже зоркие глаза оценили кишащее вокруг безумие, хохочущие рожи Сурратаррамаррадара… его внутренний чертеж нестабилен. Он сохраняет связь с первозданным Хаосом и похож на то, что рождается в момент прямого творения… однако таким и остается, не обретает формы.

– Да, первозданный Хаос, – услышал его мысли демон, собираясь в фигуру и глядя на горизонт. – Мать и отец наши. Песочница, в которой сидят боги и лепят куличики, воображая, что угощают друг друга пирожками. Как с этим бороться, мэтр Арминатти? Как открыть им глаза? Как открыть глаза созданиям Порядка на их безумие? Может, мне загадать еще одну загадку? Намекнуть?

Арминатти сосредоточился. Изначально он был адептом Репарина. Материализатором. Он не любил работать с Хаосом, тем более в таких безумных количествах и в почти разумном его состоянии… но сейчас он сосредоточился и начал лепить. Придавать форму, замораживать демона в стабильном состоянии… останавливать Хаос.

– Вот вы, мэтр Арминатти, могли бы меня понять, – сказал Сурратаррамаррадар, с интересом глядя, как его части превращаются в цветные кубы. – Мы с вами похожи в этом безумном мире. В плане нашей неустойчивости. Неустойчивости в глазах других.

– Нет ничего устойчивого, – тихо ответил Арминатти. – Мироздание состоит из мириад частиц, гм, и они очень легко меняют порядок и свойства. Я только сегодня читал об этом лекцию, гм. Вы что-то говорили о сделке?

Воздух затрещал и заискрился. Над горами мерцали зарницы, подсвечивая свинцовые тучи. Кубов становилось все больше, они высились уже в два ряда, но Сурратаррамаррадара вовсе не убывало, и он ничуть не беспокоился.

– Я не хочу застывать до конца, – сказал он, подбрасывая несколько из этих кубиков над головой. – Тогда я разделю с тварными созданиями их безумие. Но и вернуться в колыбель я не могу.

– А мне трудно просыпаться по утрам, – сказал Арминатти, продолжая упорядочивать.

Частички Сурратаррамаррадара осыпались тысячами ложек и вилок. Другие обернулись оловянными солдатиками и замаршировали в разные стороны. Демон засмеялся при виде их – и небо потемнело еще сильнее. Над головами загремел гром.

– Скоро будет дождь! – воскликнул он. – Или не будет… не знаю! Люблю неопределенность… и это ощущение весенней свежести… вот это сочетание зеленого под серым… оно нравится мне в тварном мире!

Воздух вокруг заколебался, из земли полезли гигантские каменные фигуры. По телу волшебника пошла дрожь – так загудели струны реальности. Сквозь микротрещины в Кромке стал просачиваться Хаос – и в молекулах уже появились микроизменения. Арминатти быстро вычислил дихотомию и очертил границу между Хаосом и Упорядоченным – иначе его просто бы исковеркало.

– Вы хотели предложить какой-то договор, – повторил Арминатти, окружая тело короля Марюлии стеклянным куполом и делая его прочней алмаза.

– Договор, да, – улыбнулся все время меняющимся ртом демон. – Я откажусь от предложенного королем. Взамен… мы сыграем в игру. Игра лучше драки, согласны? Победитель… ПОЛУЧАЕТ ВСЕ!!!

Рев почти оглушил Арминатти. Он отшатнулся, едва не упал. Безумно вытаращенные рожи хохотали, визжали, перетекали одна в другую. Трава взметнулась ввысь, почернела и затрещала. В небе появились цветные разводы. Проскакал на огромном еже другой еж – в колпаке, дудящий в рожок. Солнце мигнуло и обрушилось… но вокруг осталось все так же светло.

Вокруг нарастали волны Хаоса. Арминатти глубоко вдохнул, остановил самую бурную и назначил четырехмерные координаты. Для него все мироздание расчертилось сеткой, и он отчетливо увидел ложные точки в упорядоченном множестве. Теперь они отображались зрительно – и волшебник мог на них влиять. Он защелкал пальцами, исправляя ошибки, возвращая зараженное пространство в норму.

Сурратаррамаррадар пока затронул не такую уж большую территорию. Радиус прорыва – полторы, от силы две вспашки. Это, разумеется, не солнце рухнуло с небосвода, а всего лишь его отображение здесь, зрительное восприятие. Когда световые волны достигают затронутого пространства, то сразу рассеиваются, уходят в случайность – вот и кажется, что солнце исчезло.

– Почему… в игру? – спросил волшебник слабым голосом. – Разве вы не хотите просто обменять короля на, гм, меня?

– А вы согласитесь? – насмешливо спросил демон.

– Нет.

– Конечно, нет. Вы не настолько глупы. Что какой-то королек вшивого королевства против председателя ученого совета Мистерии? Есть те, кто соглашается, кто отдает мешок золота за пару серебряных монет, меняет свою жизнь на жизнь незнакомца… но вы же не из числа такого дурачья? А вот игра… в игре у вас есть шанс выиграть. Я буду играть честно. Шансы у вас будут хорошие. Согласны… или?..

Сурратаррамаррадар поднимался над землей пламенным великаном, но огонь на глазах превращался в воду, а вода осыпалась осенними листьями. Свистал во все стороны ветер, и летели крошечные, почти микроскопические черепа. Каждый был особенным, они не повторялись, как не повторяются снежинки.

Стеклянный купол над лежащим ничком королем расточился, превратился в мыльный пузырь, а потом лопнул, разбрызгивая во все стороны лягушек. Из безумной мешанины высунулась розовая когтистая лапища, потянулась к крохотному человечку…

– Я могу поставить только самое себя, – тихо сказал Арминатти, вскидывая ладонь.

Из земли выметнулась другая рука, каменная. Она встретила розовую когтистую, стиснула ее – и раздавила. Сурратаррамаррадар залился смехом и снова сократился в размерах. Его накрыл фиолетовый… зеленый… бурый плащ, а под ним колебалось и дрожало постоянно меняющееся тело демона.

– Только самое себя, – повторил Арминатти. – Получив меня, вы не получите ни Мистерию, ни даже доступа в нее. Я обговариваю это заранее, это твердое условие, и ничего сверх этого вы от меня, гм, не получите.

– Согласен, идет! – радостно воскликнул демон.

– Согласны, гм? – удивился волшебник. – Согласны обменять целую страну на одного старого мага?

– Вы не просто старый маг, мэтр, вы носите Бриара первой степени, – указал на золотой медальон Сурратаррамаррадар. – И имея короля, я не имею его страны – я всего лишь имею право активно в ней действовать. Это только первый шаг. Вы даже не представляете, сколько препирательств еще предстоит с богами и местными духами! Каждая колония дается нам мясом и кровью, и на одну удачу приходится дюжина провалов. К тому же… буду уж с вами абсолютно честен. Даже если с Марюлией все пройдет успешно… ее получу не я. Ее получит Паргорон. Мне достанется лишь малая доля, процент за успешную сделку. А вот в нашей с вами сделке выгода будет почти исключительно моя – и это та самая синица, которую я предпочитаю журавлю! Видите, я ничего от вас не скрываю! Ваше решение?

– Что за игру вы, гм, предлагаете? – спросил Арминатти, пару секунд помолчав.

– Любую, право же, – взмахнул рукой Сурратаррамаррадар. – Хоть в вашу манору, хоть в наш омбредан. Можем в шахматы сыграть. А то и в карты… право, давайте в карты!

– Какая именно игра в карты, гм? – уточнил волшебник. – Их сотни… и это только на Парифате. Уверен, за Кромкой их гораздо больше.

– Правильно вы уверены, правильно. Карты есть во множестве миров, потому что это ведь так просто – нарезать кусочки бумаги, назвать их королями и королевами и вести с их помощью войну. Простые кусочки бумаги раздают несуществующие титулы, дают вымышленное могущество – и все благодаря негласному договору. И кто может сказать, что эта игра не порождена самой жизнью?

– Так какая именно игра, гм? «Жизнь или смерть», «зодиак»…

– Нет-нет-нет. Не настолько тривиально. В нечто подобное я бы сыграл с кем-нибудь… да вот с кем-нибудь вроде его величества. С обычным смертным. От вас, одного из всего-то шести лауреатов премии Бриара первой степени, я ожидаю большего.

– Их на тот момент разве было шесть? – уточнил внимательно слушающий Янгфанхофен.

– Ну да, – пожал плечами Дегатти. – Бессмертная Лискардерасс, Прандаксенгид, Локателли, Медариэн, сам Арминатти и… кхм… бывшая жена кое-кого из здесь присутствующих. Она тогда еще была жива.

– Ах да, точно, я забыл про Аристинду.

Сурратаррамаррадар сократился в размерах и умерил свою бесформенность. О, он по-прежнему ни секунды не оставался в определенном виде, его облики сменялись узорами в калейдоскопе, но теперь их по крайней мере успевал заметить глаз. В переливающихся, то когтистых, а то гладких руках с неопределенным количеством пальцев заметались карты.

То были так называемые «карты Просперины» – те, на которых чаще гадают, чем играют. Колода включала восемьдесят шесть карт – сорок четыре стандартных, два джокера, четырнадцать зодиака и двадцать шесть «божественных», символизирующих сальванскую севигу.

– Смертные склонны придавать картам некий сакральный смысл, – произнес Сурратаррамаррадар задумчиво. – Еще одно подтверждение вашего безумия. Жизнь вокруг вас наполнена знамениями, но вы не замечаете этого, вперившись взглядом в кусочки картона.

– Не все видят знамения в картах, гм, – сказал Арминатти. – Это антимагично.

Вдали прогремел гром. Разверзлись свинцовые тучи, хлынул дождь – и карты взвились в воздух, запорхали вокруг демона и волшебника. С кусочков картона глядели Император и Императрица, Блудница и Воитель, Дурак и Мудрец, Жизнь и Смерть, Фортуна и Правосудие. Мелькали короны, спирали, мечи и монеты, проносились звездные звери, что водят хоровод вокруг Парифата.

Это длилось несколько секунд – а потом колода с треском слилась вместе. От нее отделились две карты – верхняя и нижняя, Шут и Волшебник.

Два джокера.

– Эта – моя, – ухмыльнулся Сурратаррамаррадар, хватая Шута. – А вторая по праву ваша, мэтр Арминатти.

Арминатти взглянул на легший в ладонь кусочек картона. И в самом деле, там был он – будто живой. Невысокий, худощавый, с легкой сутулинкой, он был облачен в повседневный халат и опирался на посох. Самый обычный посох, без грана волшебства. Арминатти просто творил его, когда нужно было на что-то опереться, когда плохо слушались ноги… они в последнее время все чаще плохо слушались.

Несколько секунд волшебник размышлял, а потом покачал головой.

– Нет, – твердо возразил он. – Я, конечно, умею играть в «Зодиак» и, гм, «Дурачки», но я не настолько хорош в этом, чтобы ставить собственную жизнь.

– Справедливо, – согласился демон. – Но есть ли игра, в которой вы настолько хороши?

Арминатти пристально посмотрел на эту живую чехарду, на безумие меняющихся ликов, а потом произнес:

– Есть. Словотворчество. Я согласен сыграть в него, гм, и больше ни во что. По правилам высшего посвящения.

Сурратаррамаррадар на секунду даже перестал превращаться во все подряд… а потом зашелся хохотом.

– Вы и в самом деле уверены в себе, мэтр Арминатти! – воскликнул он. – И уверенности вам явно придает знание о том, что я есть Хаос, и суть моя деструктивна! Но вы сильно заблуждаетесь, полагая, что поединок будет легким! Словотворчество, идет! Я даже уступлю вам первый ход!

– Отвечу вежливостью на вежливость, гм, – устало сказал волшебник. – Камень.

Малая частичка Сурратаррамаррадара замерцала, сжалась – и появился камень. Образовался из воздуха, самый обычный серый булыжник. Демон подбросил его в руке… клешне… щупальце… и насмешливо произнес:

– Надежда, мэтр Арминатти! Сотворите надежду!

Волшебник только улыбнулся. Если Сурратаррамаррадар желает его поставить в тупик таким простым заданием… что же, он ошибается.

Словотворчество – это игра Репарина. У каждого института Мистерии есть свой вид магического спорта, это давняя и красивая традиция. Одни – зрелищные, яркие и бурные, настоящие поединки, а то и командные соревнования. Другие – тихие и спокойные, малоинтересные для зрителей.

Словотворчество где-то посередине. Правила предельно просты – по сути это обычная игра в слова. Надо по очереди называть существительные – и чтобы каждое следующее начиналось на последнюю букву предыдущего.

Но не только называть, разумеется. Тогда это не было бы магическим спортом. Нужно еще и сотворить каждое слово, ведь Репарин – институт материализаторов. Кто не сможет, кто спасует – тот проиграл.

Существует две разновидности правил. Первая, попроще, для начинающих – творить нужно те слова, которые называешь сам. В словотворчество по таким правилам можно играть очень долго, партии иногда длятся по несколько суток, вновь и вновь откладываются и переносятся.

Но куда более интересно словотворчество для продвинутых. Когда творить нужно те слова, что называет противник. Вот это и в самом деле испытание… и Арминатти в юности был настоящим чемпионом института, и его это по-настоящему увлекало. Ведь больше всего на свете он любил колдовать, а магический спорт – лучший способ заниматься колдовством ради самого колдовства.

Обычно даже при таких правилах оговариваются некоторые ограничения. Например, можно называть только неодушевленные предметы. Или только объекты, имеющие материальные воплощения. Но Арминатти выбрал правила высшего посвящения – практически без ограничений. Запрещены только некоторые совершенно особенные вещи, вроде того же философского камня.

В такое могут играть только материализаторы, не знающие себе равных.

– Надежда, гм, – повторил он. – Извольте, вот ваша надежда.

И он улыбнулся еще шире, твердо глядя в мигающие глаза Сурратаррамаррадара. Демон какую-то секунду молчал… а потом его хохот расколол небеса. Живому воплощению Хаоса пришелся по душе такой ход.

– Я и в самом деле вижу надежду в вашем взгляде! – ответил он. – Вы творите ее безо всякой магии, и я вам аплодирую! Но вам теперь на «а»… пять… четыре… три…

В словотворчестве высшего посвящения дается всего пять секунд на размышления. Иначе партия превратилась бы в бесконечные придумывания особо сложных слов. Но Арминатти уже знал, что заявит следующим.

– Акула, – произнес он.

– О, теперь вы надеетесь, что я не в силах сотворить жизнь? – рассмеялся Сурратаррамаррадар. – Наивно с вашей стороны!

Воздух исказился и замерцал, проливаясь дождем, разливаясь небольшой речкой. Из нее высунулось тупое треугольное рыло – не самая крупная особь, но без сомнения акула. Сотворил ли уж ее демон или призвал откуда-то – не суть важно, правила требуют лишь предоставить объект, не оговаривая конкретный способ.

– Вам же теперь… амнезия! – воскликнул Сурратаррамаррадар.

На одно мгновение Арминатти запнулся. Словотворчество высшего посвящения не запрещает называть нематериальное. Чувства, эмоции, действия, что угодно. Однако при этом оговаривается, что их не обязательно предъявлять в материальном виде – достаточно продемонстрировать самому. В этом Арминатти тоже поднаторел – в рамках игры он легко мог изобразить и хохот, и печаль, и панику, и истерику… но с амнезией, конечно, не выйдет.

Однако у любителей словотворчества есть для такого масса хитростей и уловок. Арминатти играл в эту игру больше пятисот лет, и знал их все. Сейчас он вскинул руки – и сотворил психозрительную сферу, иллюзорный макет человеческого мозга. В нем мерцали всполохи мыслительного духа, интеллектуального начала души – и отдельные линии прерывались, были завязаны узлами.

– Вот ваша амнезия, – тихо произнес Арминатти. – Яр.

– Яр?! – оживился Сурратаррамаррадар. – Вы решили попробовать взять масштабом?! Зря!

И почва разъехалась. По воле демолорда земля треснула – и трещина тут же наполнилась водой, стала рекой… она текла из ниоткуда в никуда, но то была река, и один из ее берегов был несомненным яром, крутым и обрывистым.

– Рокот! – воскликнул демон.

Волшебник только повел рукой – и прокатилась звуковая волна. Рокочущая, заливистая, даже какая-то задорная.

– Тропики, – произнес Арминатти.

– Икота! – ответил Сурратаррамаррадар через несколько секунд.

– Активность.

– Терция!

– Ясность.

– Творение!

– Еда.

– Аристократ!

– Тройка.

– Автомат!

И кружился небосвод, и пылали небеса!.. Сыпались отовсюду молнии и возникали призрачные силуэты! В воздухе парили мановые фантомы, земля покрывалась самыми неожиданными предметами! На грани восприятия бурлил Хаос, и выходили из него бестии всех родов! Рычал и хлестал хвостом тигр, и обвивал голема щупальцами осьминог, мчались друг на друга закованные в броню рыцари, а здоровенный храпоид дрался с исполинским скорпионом… и то была лишь малая часть того, что сотворили демон и волшебник!

Симфония безумия разрослась до немыслимого. Арминатти и Сурратаррамаррадар не сводили друг с друга взглядов – и все больше накалялся эфир вокруг них, все сильнее трепетала Кромка.

– Воистину вы великий волшебник, мэтр, – произнес демон, озаряя облака лиловым свечением. – Пожалуй, я заработаю на вас не меньше тысячи условок.

– Разве это так уж много для кого-то вроде вас, мессир? – спросил Арминатти.

– Нет, совсем немного! – рассмеялся демон. – Я считаю эти условки миллионами, и даже вы мой счет заметно не увеличите!

– Так и к чему тогда это все? Не сойтись ли нам на, гм, ничьей?

– И вернуться к тому, с чего начали? – удивился демон. – Кстати, как там поживает его величество король?.. жив-здоров, прекрасно. Вам… ликантроп!

Это сложно для материализатора – творить живых существ. Ничто подлинно живое Арминатти и не сумел бы. Но этого условия игры не требуют – достаточно квазижизни, достаточно немтыря. Волшебник выпустил в мир визжащего, скулящего человека-волка, внимательно посмотрел на Сурратаррамаррадара и произнес:

– Проигрыш.

– А-ха-ха-ха-ха-а-а-а!.. – расхохотался демон. – И что же, кто-то из ваших былых противников после такого сдавался? Вот ваш проигрыш!

И заиграла музыка. Короткая отрывистая мелодия без начала и конца – то самое, что музыканты именуют проигрышем. Лучше всех других умеющий жонглировать словами, Сурратаррамаррадар широко улыбнулся и воскликнул

– Шабаш!

Это заставило Арминатти действительно напрячься, заставило создать целую живую картину – но и с этим он справился. Дыша уже тяжело, всем весом навалившись на посох, он тихо сказал:

– Шулер.

Сурратаррамаррадар только рассмеялся, вскинул свою колоду карт – и все картинки оказались джокерами, все до единой превратились в Шутов! Воистину он сам был шулером среди шулеров!

– Рассвет! – выкрикнул демон.

Арминатти сосредоточился и потянул за ткань реальности. Конечно, он не мог сотворить подлинного рассвета, но мог сделать то же, что до этого делал сам Сурратаррамаррадар – исказить движение фотонов, создать видимость того, что солнце находится не там, где на самом деле.

И на самом деле он уже начинал отчаиваться. Один из величайших волшебников на планете, он все же не был всемогущ, не был всесилен. Очень старый, с каждым годом все сильнее истаивающий, он с трудом давал отпор демолорду – и не был уверен, надолго ли еще его хватит.

Даже у него мана подходила к концу.

– Титан, – произнес он.

Сурратаррамаррадар лишь хохотнул, швыряя оземь кусок серебристо-белого металла. Арминатти надеялся, что даже демолорда поставит в тупик необходимость предоставить титана, одного из этих бессмертных богоподобных существ, но он очень утомился и запамятовал, что существует металл, который именно в честь титанов и назвали.

– Недосып! – выкрикнул демон.

– Перед вами, – устало улыбнулся Арминатти, с трудом удерживая набрякшие веки. – А вам… порядок.

Сурратаррамаррадар издал было свой неистовый, разноголосый смех… но тут же смолк. Столб укрощенного Хаоса опал, и даже лики демона стали меняться немного реже. Одна маска застыла на целых пять секунд – и целых пять секунд Арминатти видел растерянность в глазах демолорда.

– Не… не могу, – произнес он чуть слышно. – Все могу… кроме этого. Даже в мыслях своих – не могу, начну застывать. Сойду с ума, как сошли все вы.

– Это значит… что я победил? – почти безразлично спросил Арминатти. – Тогда я бы хотел поскорее вернуться, гм. Заседание уже заканчивается, а мне еще нужно кое-что сделать.

– Да, мэтр Арминатти, вы победили, а я проиграл, – разочарованно признал демон, разрывая в клочья карту Шута. – Вы все-таки нащупали мою… не то чтобы слабость, не то чтобы уязвимость… так, просто небезупречность. Порядок победил Хаос… так иронично, так грустно…

У Арминатти чуть опустились плечи. Он не ощутил никакой радости, никакого триумфа. Только усталость и легкую досаду, что потратил столько времени.

– Значит, я могу, гм, забрать короля Марюлии? – только и спросил еще волшебник.

– Можете. Вы честно его выиграли, а я всегда держу слово. И я хочу подарить вам еще что-нибудь… просто в знак уважения.

– Спасибо, мне ничего не нужно.

– Уверены, мэтр Арминатти? Не отказывайтесь. Я понимаю, что вы, пожалуй, не уступите мне в могуществе, но в некоторых аспектах… я таки могу многое вам подарить… очень многое. Подвохов не будет, ничего взамен не попрошу. Любое желание, просто так.

– Спасибо, не нуждаюсь, – твердо повторил волшебник.

– Как знаете, навязываться не стану, – сказал демон, сокращаясь в размерах и потихоньку исчезая. – Но мне в любом случае очень понравилась сегодняшняя игра… надеюсь, однажды мы с вами еще встретимся.

– Нет, вряд ли.

…Заседание в Гексагоне уже заканчивалось, когда Арминатти тихонько прокрался на свое место. Никто не спросил, куда отлучался председатель ученого совета – в конце концов, он очень стар, все всё понимают. Арминатти уже не в первый раз внезапно покидал заседание на целые часы – и его никто не осуждал.

Но он явился к самому концу. За окнами совсем стемнело, все вопросы были рассмотрены, и даже Йогарис, новый ректор Вербалеона, успел прибыть и занять свое место. Волшебники уже почти в голос переговаривались, всем не терпелось перейти к фуршету, отметить пополнение в ученом совете.

– Коллеги, кажется, с повесткой дня мы закончили? – обвел взглядом остальных Локателли. – Еще кто-нибудь что-то хочет добавить?.. какие-то вопросы, предложения?.. если нет, то…

– Я хочу кое-что сказать, – неожиданно сказал Арминатти. – Простите, я отниму у вас немного времени.

Все уставились на него с нескрываемым удивлением. Никто даже не помнил, чтобы председатель брал слово по собственной инициативе. Но еще и поэтому все обратились в слух, и в шестиугольном зале зазвучал слабый надтреснутый голос.

– Дорогие мои коллеги, я родился и провел всю жизнь в Мистерии, – очень-очень тихо говорил Арминатти. – Вы облекли меня высшим доверием, вручили пост президента Адэфикароса и председателя ученого совета. Тридцать лет я возглавлял вас – и я горд тем, что мне довелось это делать. Не думаю, что я заслуживал такой чести. На самом деле я был не очень-то хорошим председателем… что уж там, я совсем не справлялся со своими обязанностями. Поэтому мне особенно приятно, что вы столько лет терпели того, кому давным-давно следовало уйти в отставку, и даже настаивали на том, что я вам все еще нужен, хотя я абсолютно уверен, что вы делали это только из вежливости. И я хочу особенно поблагодарить тех, кого, смею надеяться, могу считать своими друзьями. Мэтр Локателли, дорогой мой Зодер, я знаю вас с юного возраста, помню мальчишкой, прилетавшим на мои лекции из самого Мистегральда, когда Адэфикарос еще находился в совсем другом месте. Мне отрадно видеть, что вы доросли до таких высот, что вы стали президентом своего университета, и я бесконечно благодарен за все, что вы сделали и продолжаете делать для Мистерии. Мэтр Медариэн, вы без сомнения лучший из тех, кто получал когда-то премию Бриара, и я горд тем, что могу называть себя вашим другом…

Арминатти говорил очень долго, его речь казалась бесконечной. Почти целый час он сутулился в центре зала и еле слышно бормотал себе под нос – но стояла такая тишина, что каждое слово отдавалось эхом. Члены ученого совета, клерки Гексагона, иностранные гости, газетчики, префект Горотти, просто зеваки – все внимали председателю Арминатти затаив дыхание.

Удивительное дело, но за целый час он ни разу не запнулся.

– …Таким образом я поблагодарил, кажется, всех, кого мог, а если кого-то все-таки позабыл – пусть он простит старого забывчивого волшебника, – уже с трудом проговорил Арминатти. – Кажется, я отнял у вас уже слишком много времени, дорогие мои коллеги. Спасибо, что так долго меня терпели. Напоследок скажу только еще раз, что я был горд и счастлив работать со всеми вами. Но теперь мне пора. Прощайте.

Освельдек Арминатти в последний раз обвел взглядом зал Гексагона… и рассыпался. Разлетелся на мириады сверкающих искр, растаял в воздухе на глазах сотен зрителей.

На пол упал золотой медальон.

Несколько секунд еще царило гробовое молчание. Потом Локателли медленно встал, снял шляпу, низко склонил голову и тихо сказал:

– Прощайте, учитель.