Электронная библиотека » Александр Руж » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Волчий камень"


  • Текст добавлен: 15 января 2021, 02:13


Автор книги: Александр Руж


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– У меня занятия в клубе. Ровно в одиннадцать.

– Как, опять?

– Завтра я буду отрабатывать удар снизу в челюсть. Очень важный элемент в современной системе английского бокса.

– Алекс, ты на глазах превращаешься в пещерного человека. В один прекрасный день ты нацепишь на себя звериную шкуру и начнешь гоняться за мной с дубиной в руке.

– Дорогая, бокс вовсе не способствует превращению человека в дикаря. Наоборот – в известной степени облагораживает. Все боксеры, с которыми я общаюсь здесь, а среди них есть и немцы, и французы, и русские, так вот, все они – культурные люди. Да и в Англии бокс – это спорт джентльменов. Кстати, один из них скоро приедет в Берлин с выступлениями. Ты никогда не слышала о Горди Хаффмане?

«Горди Хаффман?» Анита на миг задумалась и вспомнила: это имя значилось на изрешеченной пулями афишной тумбе, которую ей показывал Вель-гунов.

– Кто он такой?

– Ну конечно! Ты же не читаешь газет и не ходишь в клубы. Горди Хаффман – великий боец, чемпион Лондона. Мастеров, которые с ним сравнятся, можно пересчитать по пальцам одной руки. Он уже гастролировал в Бельгии и легко одолел там всех конкурентов. Но здесь ему будет непросто: в Германии есть достойные соперники – например, Эрих Клозе, чемпион Берлина, или Юрген…

– Алекс, – сказала Анита, стукнув вилкой о стол, – мне нет дела до твоих Эрихов, Юргенов и Хаффманов. Я надеялась, что завтра, после моей прогулки к герру Ранке, ты покажешь мне тот дом, где тебе пришлось провести несколько незабываемых часов. Ты помнишь дорогу?

– Дорогу? Ну да, в общих чертах… Если что, Гюнтер поможет.

– Гюнтер?

– Его обычная стоянка как раз на нашей улице. Правда, через два дня он уезжает к себе в деревню, это под Штутгартом. Сказал, что вернется только через неделю. Жаль – отличный малый, на него можно положиться.

– Что ж, пока он здесь, пусть поможет. Когда ты завтра вернешься из своего вертепа?

– Часов около трех. У нас будет достаточно времени, чтобы проехаться в нужном направлении… Хотя, если честно, сегодняшних событий мне хватит надолго.

* * *

Трудовой стаж Рихарда Ранке в берлинской полиции приближался к трем десятилетиям. Годы, прошедшие с момента окончания Наполеоновских войн в Европе, выдались для Германии относительно спокойными: постепенно поднималась промышленность, был создан Таможенный союз, способствовавший развитию торговых отношений. Ранке старательно тянул свою лямку и рассчитывал благополучно дослужить до ухода в отставку, как вдруг ни с того ни с сего грянул бунт – и какой! Конечно, во всем были виноваты французы, эти вечные разносчики революционных эпидемий. Именно они, по мнению Ранке, занесли в германские государства вредоносные бациллы, приведшие к беспорядкам в Бадене, Кельне, Эрфурте… Стычки мятежников с полицией и армией на улицах Берлина произвели на почтенного стража имперской законности гнетущее впечатление. Прусский порядок, которым он, как истый немец, чрезвычайно гордился и который считал незыблемым, расползался, как старое, траченное молью одеяло.

Поговаривали о конституции, о желании короля пойти на уступки и даровать разбушевавшимся подданным права и свободы. Ранке такая перспектива настораживала. Каких еще свобод недостает немцам? Кажется, и так всего хватает. Впрочем, королю виднее, на то он и король.

Ранке никогда не пытался понять политиков, считая, что мозги у них устроены иначе, чем у обычных смертных, к которым он причислял и себя. Какое ему дело до политики – он сыскарь. Беда только, что и сыск в последнее время стал большей частью политическим. Поэтому работа, прежде доставлявшая Ранке удовольствие, стала утомлять и раздражать.

Дело русского эмигранта Вельгунова поначалу не заинтересовало его. Собственно, и дела-то никакого не было: ну, умер человек от сердечного удара, с кем не бывает. Однако такая простая, такая обыденная и потому кажущаяся наиболее вероятной версия почему-то не устраивала бойкую женщину со смуглым лицом, назвавшуюся российской подданной, но говорившую по-французски с жестким южноевропейским акцентом. Так обычно говорят испанцы, привыкшие к своему раскатистому «р».

– Не понимаю, мадам, почему вы так убеждены, что господин Вельгунов был убит, – сказал Ранке, когда она пришла к нему утром, на следующий день после печального события у ресторана «Лютер унд Вегнар». – Вот медицинское заключение: Вельгунов скончался от паралича сердечной мышцы. Выпитый им бокал вина и выкуренная сигара могли в известной степени способствовать этому, но не думаю, что в их содержимом удастся найти какие-либо признаки яда. Хотя профессор Бернштейн по моей просьбе проводит углубленную экспертизу – не сомневайтесь, я привык все делать тщательно.

– Вы навели справки о Вельгунове?

– Он жил открыто, общался со многими, но никто из его приятелей не смог толком сказать, чем занимался этот человек и на какие средства существовал. Мы произвели обыск в его квартире в Пренцлауерберге, нашли мало интересного: небольшой гардероб, библиотека с книгами на русском, немецком и французском, записная книжка с адресами берлинских кафе и театров. Вот, пожалуй, и все. Никаких писем, никаких дневников, никаких документов, кроме тех, что он имел при себе. Все, что удалось узнать, это то, что его действительно звали Андрей Вельгунов и он приехал в Германию из России в середине тридцатых годов. Образ жизни, по всей видимости, вел праздный, каких-либо увлечений в Берлине не имел.

– И это не показалось вам странным? Человек не имеет в Берлине никаких увлечений и тем не менее живет здесь целых десять лет. Живет без заработка и даже, как я поняла, без банковского счета и все же позволяет себе каждый день обедать в ресторанах.

– К чему вы клоните?

Анита оставила вопрос Ранке без внимания. Своими догадками, если они у нее и появились, она не собиралась пока делиться с полицией.

– Где, вы говорите, он жил?

– В Пренцлауерберге. Это такой берлинский район, там живут художники и сектанты.

– Интересно. Вы мне дадите точный адрес?

– Не понимаю, почему я с вами так откровенен? – пробурчал Ранке, подтягивая к себе чистый лист бумаги и обмакивая в чернильницу перо.

Анита невинно взмахнула ресницами.

– Может быть, потому, что я знаю об этом деле чуть больше вашего и вы надеетесь на мою помощь?

…Дом, где в свое время обосновался Андрей Еремеевич, стоял неподалеку от кладбища, обсаженного тополями. Среди могильных плит беззаботно играли дети. Анита взглянула на фасад. Неброское трехэтажное здание серого цвета, с квадратными окошками и чердачными надстройками наподобие мансард. Постояв, Анита вошла в него.

Квартира Вельгунова находилась на первом этаже. Никаких табличек, никаких номеров. На бронзовой дверной ручке болталась полицейская печать. Анита прислушалась к царившей в доме тишине и раскрыла свой ридикюль. Покопавшись в нем, она извлекла занятного вида металлическую загогулину – длинную, с многочисленными зубцами. То был так называемый «хитрый ключ», или «ключ от всех дверей», как называл его Максимов. Алекс, даровитый инженер, самолично сконструировал и изготовил его – это было давно, еще в России. Покуда супруг Аниты состоял на военной службе, чете Максимовых нередко приходилось переезжать с места на место, менять съемные квартиры и дома. Бывало, хозяева вручали жильцам целые связки ключей: от парадного и черного ходов, от собственно квартирной двери, от чердачных помещений и всевозможных чуланчиков. Максимову надоело возиться с этими тяжелыми гремящими гроздьями, вот он и выдумал свой «хитрый ключ», который с успехом заменял все остальные. Анита сразу оценила практичность изобретения Алекса и, разумеется, заполучила свой экземпляр, с коим никогда более не расставалась.

Хваленый немецкий замок поддался с первой же попытки. Анита сдернула пломбу и открыла дверь.

Воздух в квартире был спертым и затхлым – помещение давно не проветривалось. Обстановка внутри напоминала интерьер логова флегматичного, ни в чем не нуждающегося сибарита. Тяжелая, темная, без особой роскоши мебель, мягкие объемные диваны, небрежно застеленные толстыми пыльными покрывалами, книжные полки с томами классиков. Анита взглянула на переплеты, провела по ним пальцем в белой перчатке и сделала вывод, что снимали эти книги с полок нечасто. Она взяла наугад одну – великолепное издание Гете с золотым тиснением на обложке. Страницы даже не разрезаны. Андрей Еремеевич при всей своей образованности библиофилом не был – книги в его апартаментах оставались мертвы и недвижимы, как каменные блоки, из которых сложены египетские пирамиды.

Анита быстро прошлась по гостиной, заглянула в спальню. Судя по беспорядку, полиция рылась здесь без стеснения: одежда была вывалена из шкафов на пол, фарфоровые вазы составлены на письменный стол.

Она подошла к окну. Гардины были задернуты неплотно, сквозь щель виднелось кладбище. Своеобразное место выбрал господин Вельгунов, весьма своеобразное. Приглядевшись, Анита увидела на кладбищенских воротах длинную надпись по-немецки. Вернулась к книжным полкам и пробежалась глазами по названиям томов, отыскивая нужный словарь. Немецко-русского не нашлось, зато попался немецко-французский. Она сняла книгу с полки и снова подошла к окну.

К ее удивлению, три короткие фразы на воротах сложились в следующий текст: «Творите здесь хорошую и красивую жизнь. Нет потусторонней жизни. Нет воскрешения». Ничего себе! Хорошенькое утверждение для протестантско-католической Германии.

Ставя словарь обратно, Анита обратила внимание, что на одной из полок пыли меньше, чем на других. Что здесь за книги? «Герой нашего времени», петербургское издание 1841 года. Анита взяла том в руки и убедилась, что Лермонтова Андрей Еремеевич почитывал, причем нередко – листы в книге были заметно истрепаны и захватаны. Анита бегло пролистала книгу, но ни закладок, ни пометок на полях не обнаружила. Если и были у господина Вельгунова тайны, то, похоже, он унес их с собой в могилу.

Разочарованная Анита бросила книгу на письменный стол. Ранке говорил о записной книжке, но полицейские, конечно же, забрали ее с собой. Делать тут больше нечего, пора уходить.

Большие настенные часы, оправленные в старинную рельефную бронзу, гулко пробили два. Пора – Алекс скоро вернется из своего клуба. Анита направилась к выходу, но вдруг остановилась и повернула голову. Часы. В комнате они были не одни. Вторые, поменьше и поскромнее, висели в углу. Они были сломаны, обе стрелки безжизненно застыли на цифре шесть, маятник молчал, а гиря отсутствовала вовсе, от нее осталась только металлическая цепочка, болтавшаяся под круглым корпусом.

Странное дело: паутины на этих безмолвных часах было гораздо меньше, чем на тех, которые исправно отсчитывали время. Анита вернулась в комнату, положила ридикюль на диван.

На циферблате, под неподвижными стрелками, виднелась выгравированная надпись: «Nehmen Sie dies zur Erinnerung». «Возьмите это на память», – перевела Анита, сверившись со словарем. Очевидно, часы когда-то были сувениром.

Она протянула руку и, сама не зная зачем, стала вращать минутную стрелку. На третьем витке внутри часов что-то щелкнуло, и циферблат с легким скрипом отъехал в сторону, открыв в корпусе, среди шестеренок и рычажков, маленькую нишу, а в ней – бумажный сверток. Анита, волнуясь, взяла его и развер-нула.

Письма? Увы, взору открылись столбики цифр. Три листа бумаги, и на всех – цифры, цифры… Понять, что они означают, на первый взгляд не представлялось возможным.

И все-таки это уже зацепка. Анита спрятала найденные бумаги в ридикюль. Подумав, сунула туда же книгу Лермонтова. Трижды повернула минутную стрелку на часах в обратную сторону, и циферблат, щелкнув, встал на место. Теперь все.

Покинув квартиру Вельгунова, Анита вышла из дома и зашагала к кладбищу. Пожилой человек в фартуке, похожий на садовника, сгребал метлой мокрые прелые листья. За его спиной, на одном из надгробий возились двое малышей, которым на вид было лет по пять. Один толкнул другого, и над кладбищем разнесся обиженный рев. Старик в фартуке обернулся и строго прикрикнул на детей:

– Basta! Esto es por demas![2]2
  Хватит! Это уже чересчур! (исп.)


[Закрыть]

Анита мгновенно оказалась возле него.

– Вы испанец?

– Андалусиец, сеньора, – ответил старик, чинно поклонившись.

– Как же вы очутились в Берлине?

– Судьба, сеньора. Мы с вами, судя по всему, земляки, но я не спрашиваю, что занесло вас в этот город. Мир тесен, сеньора, а жизнь непредсказуема.

Последняя фраза, банально-философская, сразу отбила у Аниты охоту расспрашивать старика о его прошлом. По правде говоря, оно ее и не интересовало.

– Скажите, что это за кладбище?

– Это скорее, парк сеньора. Он называется Аллея тополей. Здесь неподалеку находится дом, где обосновалась община, которая отрицает все религии мира. Несколько лет назад один берлинский землевладелец продал ей задешево клочок земли… Странные люди, но ничего предосудительного за ними не замечено.

– Вы у них служите?

– Да, ухаживаю за парком: подметаю дорожки, слежу за деревьями, поддерживаю порядок. Парк, как видите, небольшой, работы немного, а платят хорошо. Почему бы не подработать?

– И давно вы здесь подрабатываете?

– Два месяца, сеньора, – сказал старик, и в его глазах неопределенного цвета под лохматыми бровями мелькнула настороженность: к чему незнакомка задает столько вопросов?

Легким кивком указав на дом, в котором только что побывала, Анита спросила небрежно:

– Я пришла навестить своего знакомого, а его нет… Он живет здесь, на первом этаже. Его зовут Андрей Вельгунов, он русский. Высокий, темноволосый, носит эспаньолку. Вы наверняка встречали его во дворе. Не могли бы вы передать ему, если увидите, что я заходила сегодня?

Теперь в глазах андалусийца в фартуке отобразилась не только настороженность, но и целая гамма других эмоций, в природе которых Анита разобраться не успела, потому что старик быстро отвернулся и, взявшись за метлу, пробубнил:

– Не знаю, о ком вы говорите, сеньора. Я тут человек новый, мало с кем знаком. Вам лучше спросить у соседей. Извините, сеньора, мне надо работать.

* * *

Когда Анита вернулась в квартиру на Фридрихштрассе, Алекса дома еще не было. Вероника яростно надраивала полы и чертыхалась всякий раз, когда из шкафов, сервантов, а иногда прямо из стен выскакивали механические куклы и принимались за своего «Августина».

– Сил моих нет, Анна Сергевна! – пожаловалась она госпоже, заталкивая шваброй в шкаф дребезжавшего паяца. – Не дом, а балаган какой-то! Ежели хватит памяти, никогда больше на ярмарку не пойду.

Анита приказала согреть чаю и прошла в спальню, где было тихо и полутемно – идеальная обстановка для умственной работы. Сев в кресло, она разложила на коленях найденные в вельгуновской квартире бумаги и принялась их изучать.

Если предположить, что это шифрованные письма, то вполне вероятно, что цифры в левом углу каждого листа обозначают даты. На одном листе стояло «25.11.48», на двух других – «26.11.48». Двадцать шестое ноября 1848 года – вчерашний день, день смерти Вельгунова! Вполне возможно, это последнее, что он успел написать в своей жизни.

Далее следовала совершенно непонятная цифровая абракадабра. Числа, однозначные и двузначные, были выписаны в аккуратные столбики, в каждом столбике их было по три.

Анита вертела листки так и эдак, смотрела на свет. К шифру требовался ключ. Где его взять?

Вероника принесла на подносе чашку горячего чая и розетку с земляничным вареньем (о, русское варенье! Анита захватила с собой в поездку полугодовой запас) и неслышно, на цыпочках, удалилась. Она знала: когда хозяйка морщит лоб и сердито поджимает губы, ее лучше не трогать. Анита, не глядя, зачерпнула серебряной ложечкой варенье, рассеянно лизнула и, погруженная в раздумья, даже не почувствовала вкуса.

Отчаявшись что-либо понять в вельгуновских записях, она отложила их в сторону и взялась за «Героя нашего времени». Почему этот роман пользовался у Андрея Еремеевича такой любовью? Или он попал к нему уже потрепанным? Нет, не похоже. Все остальные тома на полках были новыми, как на подбор. Вельгунов был эстетом, едва ли он позарился бы на рваную подержанную книгу. Разве что она была дорога ему как память. Но на переплете нет никаких дарственных надписей, а сама книга отнюдь не из числа раритетов – у Алекса есть точно такая же, только почище и поприличнее. Он знал Лермонтова лично, воевал с ним на Кавказе и потому хранит эту книжку как зеницу ока, всюду возит ее с собой, хотя знает почти наизусть.

Анита перевернула несколько страниц, скользнула глазами по первому попавшемуся абзацу.

«За неимением комнаты для проезжающих на станции, нам отвели ночлег в дымной сакле. Я пригласил спутника вместе выпить стакан чая, ибо со мной был чугунный чайник – единственная отрада моя в путешествиях по Кав-каза…»

Анита нахмурилась. В текст вкралась опечатка: вместо «Кавказа» должно было стоять «Кавказу». Что ж, бывает – редкий автор застрахован от издательских оплошностей. Отхлебнув из чашки и подумав, что чай – отрада не только на Кавказе, она продолжила чтение.

«Сакля была прилеплена одним боком к скале; три скользкие, мокрые ступени вели к ее двери. Ощупью вошел я и наткнулся на крову…»

Вот напасть! «Крову» вместо «корову». Да в этом издании полно опечаток. Бедный Лермонтов… Анита закрыла книгу, потом раскрыла ее наугад где-то на середине и, прочитав несколько строк, вновь наткнулась на ошибку в слове.

В голове появилось… нет, не озарение – до озарения было еще далеко, – появились проблески, которые, подобно маякам в темноте, могли указать верный путь. Стараясь не спугнуть их, Анита стала торопливо рыться в саквояже Максимова. Где же?.. А, вот! «Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова. Часть I. Издание 2-е. СПб. В типографии Ильи Глазунова и Кº. 1841». Анита сравнила обложки, сличила выходные данные и убедилась, что книги идентичны. Но опечатки – откуда они? Она сама не раз перечитывала эту книгу из библиотеки Алекса и при всей своей наблюдательности типографских ошибок не находила.

Анита лихорадочно перевернула первые страницы тома, извлеченного из максимовского багажа, и убедилась, что в абзаце про чайник слово «Кавказу» написано правильно. Стала читать дальше. Опечаток не было!

Что за наваждение? Неужели экземпляры из одного тиража печатались с двух разных наборов? Не может быть!

Анита снова схватила листы с цифровыми комбинациями. Что, если первое число в каждом столбце обозначает номер книжной страницы? Допустим, вот это… Она раскрыла вельгуновскую книгу в самом начале. В таком случае второе число должно обозначать строку. Палец Аниты пробежался сверху вниз. Так… Что же означает третье число? Слово? Если выводы верны, в нем должна быть опечатка. Анита, сверяясь с написанными на листке цифрами, стала отсчитывать слова. Палец остановился на слове «черкесы». Никаких опечаток.

Анита в сердцах ударила ладонью по столику, и розетка с недоеденным вареньем, подпрыгнув, испуганно звякнула. В спальню вбежала услужливая Вероника, Анита раздраженным жестом отослала ее прочь и опять, уже в который раз, принялась гипнотизировать взглядом магические цифры.

Попробуем отсчитать строки не сверху, а снизу. А слова – справа налево… Есть! Палец уперся в слово «реглупый». «Преглупый народ!» – так было в оригинале. Значит, пишем букву «П». Анита схватила со столика карандаш и на полях валявшейся тут же франкоязычной бульварной газеты, рядом с заметкой о приезде в Виттенберг бывшей русской принцессы Анны Федоровны, вычертила нужную литеру.

Пользуясь тем же методом, Анита в драматическом диалоге между Печориным и Бэлой отыскала еще одну опечатку и вывела на газетных полях букву «О». Охваченная возбуждением, она забыла про давно остывший чай, про варенье, не слышала шарканья швабры в гостиной – сейчас для нее существовали только цифры и буквы. Шуршали страницы, скрипел карандашный грифель, буквы соединялись в слова, слова – во фразы. Покончив с первым письмом, датированным 25 ноября, Анита перевела дух и прочла получившийся короткий текст:

«Генералу Д. По моим наблюдениям, Смуглая и Долговязый опасности не представляют».

Смуглая? Анита бросила взгляд в висевшее напротив зеркало. Уж не ее ли имел в виду Вельгунов? На роль Долговязого вполне подходил Максимов. Получается, что Андрей Еремеевич не просто коротал время с соотечественниками, а прощупывал их, проверял на предмет опасности.

Анита взялась за второе послание. Оно состояло из двух предложений – не менее загадочных:

«Генералу Д. Срочно найдите данные на Толстого. Передайте через Пабло».

Толстый? Перед мысленным взором Аниты предстали те немногие, с кем она успела познакомиться в Берлине. Были среди них и толстяки, для немцев это обычная комплекция. Кого имел в виду Вельгунов – неизвестно.

Оставалась третья записка, она была самой длинной. Анита быстро расшифровала ее и в недоумении взялась рукою за лоб.

«Генералу Д. По мнению Пабло, сюрприз возможен в день Югендвайе. Жду дополнительных указаний. Заметил внимание к себе со стороны известных Вам особ».

Больше из записок ничего выжать не удастся. Остается только призвать на помощь логику и интуицию.

Анита еще раз прочитала все три письма. Лаконизм предельный. Понять смысл этих фраз мог только человек посвященный, каковым, очевидно, и является генерал Д., которому они адресованы. Что такое Югендвайе? О каком сюрпризе идет речь? Какие известные особы имеются в виду и в связи с чем? Наконец, кто такой Пабло, чье имя упомянуто дважды?

Имя испанское. В воображении Аниты возник старик-андалусиец в фартуке. То-то он так стремительно свернул разговор, когда она спросила его о Вельгунове. Проверить! Проверить немедленно.

Анита поспешно сложила бумаги в ридикюль, книги оставила на столике и столкнулась в дверях с вернувшимся из клуба Максимовым.

– Алекс, сколько можно ждать!

– Прости, родная. Удар снизу в челюсть не так прост. Чтобы освоить его в совершенстве, требуется терпение. – С этими словами он тронул распухший подбородок и потянулся к супруге, чтобы поцеловать ее, но она выскользнула из его объятий.

– Некогда, Алекс, некогда! Где твой Гюнтер?

– Я встретил его по дороге. У его тарантаса сломалась рессора, он поехал в мастерскую Шульца, это в трех кварталах отсюда.

– И когда он вернется?

– Обещал подъехать минут через сорок. Мы торопимся?

– Я бы не хотела задерживаться. Нам нужно заехать еще в одно место… Ладно, подождем твоего Санчо Пансу. Сядь, я тебе что-то покажу.

Максимов послушно сел в кресло, и Анита рассказала ему о своем посещении квартиры покойного Вельгунова и о найденных там бумагах. Максимов отреагировал удрученным вздохом.

– Ты вечно лезешь, куда тебя не просят. А если бы нагрянула полиция? Твоя репутация сильно упала бы в глазах герра Ранке, застань он тебя в опечатанной квартире.

– Алекс, твоя осторожность иногда бывает чрезмерной. Подручные герра Ранке уже обыскали квартиру Вельгунова и ничего в ней не нашли. Я исправила их ошибку – разве плохо?

– Насколько я понимаю, ты собираешься держать свои открытия при себе?

– Все будет зависеть от наших сегодняшних экскурсий. Ну, где же твой Гюнтер?

Максимов выглянул в окно.

– Он уже приехал, можем выходить. Ты как хочешь, а я прихвачу с собой пистолет.

Они вышли из дома. Гюнтер уже поджидал их, сидя на козлах.

– Отвези нас к Аллее тополей, – велела Анита, садясь в коляску. – Пренцлауерберг, понимаешь?

Она два раза повторила это длинное немецкое название, и Гюнтер понимающе цокнул языком. Серая кобыла рысью побежала по берлинским мос-товым.

Анита надеялась, что старик-испанец все еще подметает парковые дорожки. В крайнем случае, о том, где его найти, можно будет спросить у адептов странной секты, не признающей никаких богов.

Спрашивать не пришлось. Когда коляска подъезжала к воротам парка-кладбища, Анита увидела своего земляка – он, утомленный работой, сидел на низкой лавочке возле ограды. Рядом стояла метла. Гюнтер остановил лошадь, Анита, не дожидаясь Максимова, выскочила из коляски и скорым шагом пошла к старику. Он, казалось, дремал, откинувшись на спинку скамьи. Анита подошла к нему, взяла за руку, и из ее уст вырвался тихий возглас.

Подошел Максимов. Ему было достаточно одного взгляда на застывшее лицо старика.

– Не успели…

Аллея тополей была пуста, лишь откуда-то издалека доносились детские голоса. Анита беспомощно огляделась и заметила поблизости, возле дома, где жил Вельгунов, сутулого мужчину в черном пальто и надвинутом на лоб английском котелке. Она шагнула в его сторону, намереваясь позвать на помощь, но он быстро юркнул за угол и исчез.

– Нужно позвать врача… Гюнтер!

Пока Анита вспоминала немецкие слова, Максимов обошел скамейку, на которой сидел мертвый старик, и присвистнул.

– Что там, Алекс?

– У него раздроблен череп. Хватили по затылку чем-то тяжелым.

Гюнтера отправили за врачом и за полицией. Когда он ушел, Анита схватила мужа за руку.

Не успел он опомниться, как оказался вслед за нею в доме, перед полуоткрытой дверью, под которой, на плетеном коврике, валялась полицейская печать. Та самая печать, которую Анита, уходя отсюда утром, искусно приладила на место.

– Прекрасно! После меня тут побывал еще кто-то.

В квартире Вельгунова царил ужасающий беспорядок. Складывалось ощущение, что на нее совершила налет банда вандалов: кресла и диваны были вспороты, книги разбросаны по полу, шкафы раскрыты настежь.

– А часы-то не тронули, – проговорила Анита вполголоса. – Не догадались…

Впрочем, если бы и догадались, толку не было бы никакого. Это она заключила уже про себя и потянула Максимова к выходу.

– Нелли, объясни мне, что происходит?

– Ничего сложного, Алекс. Личностью Вельгунова интересуемся не только мы с господином Ранке. Хорошо, что мне пришла в голову мысль зайти сюда раньше.

Мимо промчалась полицейская карета.

– Где Гюнтер? Надо срочно уезжать, пока к нам не привязались полицейские. Сейчас недосуг с ними болтать.

Гюнтер уже ждал своих пассажиров, предусмотрительно отогнав коляску подальше от Аллеи тополей.

– Молодец! – похвалила Анита, хотя он вряд ли ее понял. – Теперь вместе с Алексом вспоминайте дорогу. Навестим вашего знакомого пивовара, у которого в доме есть такой чудный подвал с крысами.

Дорогу Гюнтер помнил хорошо, подсказки не понадобились.

– «Кёнигштрассе», – прочитал Максимов на указателе. – Я помню эту улицу! Мы уже близко.

По обеим сторонам улицы виднелись обломки телег и экипажей – все, что осталось от баррикад, построенных городским людом в дни июньской сумятицы, закончившейся штурмом цейхгауза. Анита выглянула из коляски и разглядела поднимавшийся над крышами столб дыма.

– Что это? Снова восстание?

Навстречу, гудя рожком, летела запряженная парой пегих коней пожарная повозка с бочкой. Она скрылась за поворотом.

– Нам туда же, – произнес Максимов.

Свернули в боковую улочку, и Гюнтер резко натянул поводья. Вся проезжая часть была запружена людьми, среди которых выделялись, поблескивая касками, брандмайоры. Пожарных повозок здесь стояло целых три – их черным туманом заволакивал дым, валивший из окон особняка, который Максимов узнал с первого взгляда.

– Это он! Тот самый дом!

Гюнтер что-то пробормотал себе под нос по-немецки и набожно перекрестился. Из окон особняка вырывалось пламя, оно облизывало стены, поднималось вверх, к кровле, раскачивалось на ветру. Галдели зеваки, храпели лошади, переругивались пожарные.

Максимов хотел выйти из коляски и подойти поближе, но Анита удержала его.

– Сиди! Твои крысы уже сгорели.

Она смотрела на полыхавший огонь, и в груди ее шевелилась, закипала бессильная злость. Опять не повезло, еще одна нить оборвана.

Будучи не в силах сдерживаться, Анита громко – по-русски – выругалась.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации