Текст книги "Изумрудная скрижаль"

Когда карета двинулась с места и под колесами захрустел снег, Максимов высвободился из своей узкой темницы. Не видно было ни зги. Он слегка отодвинул шторку на одном из окошек, выглянул наружу. Буран усилился, белые клубы обволакивали все вокруг. М-да, как минимум одна задача этого опасного путешествия останется невыполненной – изучить дорогу из замка и в замок не получится.

Впрочем, не все так беспросветно. Если удалось выбраться один раз, то таким же способом можно будет выбираться и впредь. А там, глядишь, трактирщик доставит письмо по назначению, завертятся шестеренки в русской дипломатической миссии… «В конце концов, – сказал себе Максимов, ободрившись, – мы не на краю света! Эти места, какими бы бесовскими преданиями они ни были овеяны, находятся под управлением генерала из Санкт-Петербурга. Мы почти у себя дома. Стоит ли переживать?»

Карета катилась, вьюга завывала, но этот вой уже не леденил душу, а скорее убаюкивал. Тревога улеглась, Максимов жевал припасенный хлеб, запивал его вином из фляги и говорил себе, что все прошло гладко: письмо отправлено, горбун, похоже, ничего не заметил.

К замку он подъехал уже в совершенном умиротворении. Настолько забылся, что хотел толкнуть дверцу кареты и выйти наружу, как обыкновенный пассажир, но вовремя вспомнил, что путешествует нелегально. Зашторил окошко, залез снова под сиденье и терпеливо дождался, пока Йонуц загонит карету в сарай. Повременив чуть-чуть, покинул свое узилище, отпер дверь сарая и, никем не увиденный, проскочил в замок.

В комнату на третьем этаже вошел абсолютно успокоенный, даже посмеивался. Предвкушал, как перескажет Аните глупые побасенки трактирщика о вурдалаках, бесстыдной русалке и чернокожем утопленнике. Представлял, как она посмеется.

Но первого же взгляда достало, чтобы понять: Анита не расположена к веселью. Она сидела в кресле, обхватив руками плечи, на которые, несмотря на жару от раскаленного камина, была наброшена пуховая шаль. Возле крутилась Вероника, протягивала барыне чашку с горячим чаем, но Анита не замечала ее.

– Что с тобой? – всполошился Максимов. – Тебе хуже?

Первое, что пришло на ум: у Аниты приступ лихорадки, холера вернулась. Но Анита, увидев его, скинула шаль, бросилась навстречу, обхватила руками за шею.

– Алекс! Ты вернулся!..

Максимов усадил ее на кровать, заговорил умильно, как с ребенком:

– Нелли… так это ты из-за меня так испереживалась? Напрасно. Я с ветерком прокатился, Йонуц довез меня и туда, и назад. Представляешь, даже не взял денег за проезд. Вот болван… А каких небылиц я наслушался в деревне! Мне рассказывали, будто граф питается исключительно кровью и способен высосать человека так, что остаются только кожа да кости…

– Это правда!

– Что?

– Я видела… сегодня…

Все утро Анита простояла у окна – вплоть ДО той минуты, когда от замка отъехала черная карета. Поскольку никто не поднял шума, стало ясно, что Алекс проделал свой маневр со всей возможной ловкостью, и теперь надо лишь ожидать его возвращения с новостями.

Но сидеть в комнате показалось занятием скучным, и Анита решила пройтись по замку. Она имела довольно смутное представление об этом гигантском здании с неисчислимым количеством залов, комнат и каморок. Так как наверху имелась значительная вероятность наткнуться на кого-нибудь из обитателей, она взялась за обследование первого этажа и вскоре убедилась, что осмотр ограничивается в основном коридорами. Все двери, попадавшиеся ей, были накрепко заперты. Не факт, что за ними находилось что-то из ряда вон выходящее, но, черт возьми, как обидно, что Алекс увез с собой свой хитрый ключ!

Походив с час и без толку потыкавшись в закрытые комнаты, Анита уже собиралась вернуться назад, но увидела щербатую каменную лесенку, спускавшуюся куда-то вниз. Там, по всей видимости, располагался подвал.

Замок был удивительно тих сегодня, особенно здесь, в подземелье, куда она сходила, как некогда Орфей сходил в ад. С каждой ступенькой в тело все глубже просачивался холод, а сердце стискивала безотчетная жуть. Анита приостановилась на полпути, раздумывая, не повернуть ли вспять. Но не в ее правилах было отступать. Впереди, в отсветах неяркого огонька, дрожащего на конце тонкого свечного фитиля, маячила окованная железом дверь. Вдруг захотелось, чтобы она была заперта, как и все остальные. Тогда можно было бы с легким сердцем прекратить изыскания и ни в чем себя не упрекать.

Однако дверь подалась от первого же нажима. Анита ступила в неизвестное помещение, откуда на нее пахнуло не просто холодом, а могильной стужей. И немудрено: робкий лоскуток пламени озарил стоящие вдоль стен ряды базальтовых саркофагов, накрытых медными, давно позеленевшими от времени крышками.

Склеп! А если точнее – крипта, подземная усыпальница, какие устраивали в родовых европейских замках с незапамятных времен.

Если граф Ингерас – настоящий владелец поместья, то здесь должны покоиться его предки. Сколько же их было? Ряды саркофагов терялись в темноте, сосчитать их Анита не могла, да и не пыталась. Дрожа, она подошла к одному из каменных гробов. Любопытство боролось со страхом, но первое взяло верх. Она прилепила свечу к краю саркофага и, поднатужившись, сдвинула крышку, на которой скопился толстый слой вековой пыли с вкраплениями крысиного помета.

Из саркофага на нее глянуло лицо иссохшей мумии – череп, обтянутый желтой пергаментной кожурой. Аниту затрясло еще пуще, но она заставила себя рассмотреть покойника и нашла в нем несомненное сходство с графом Ингерасом. Даже клыки ненормальных для человека размеров так же хищно выпирали из ввалившегося рта.

Анита поспешила задвинуть крышку на место. Неужели род владельцев замка – в самом деле род вампиров? Но вот лежит себе этот мертвец, не проткнутый осиновым колом, не погребенный в земле, не простреленный серебряной пулей и не присыпанный маковыми зернами. Лежит спокойно уже много лет, никого не трогает…

Рассказы о вампирах – ахинея, к которой лучше не прислушиваться. Склеп как склеп, ничего интересного. Вон и дверь не запирается, ибо кому они нужны, эти усопшие? Хотя… вдруг она не заперта как раз для того, чтобы им удобнее было, восстав со своих базальтовых лож, выходить на поверхность?

В воспаленном мозгу Аниты мысли путались, перед глазами представали видения, одно жутче другого. Скорее отсюда… на свет, на воздух!

Она отлепила уже наполовину оплывшую свечку, развернулась на пятках и собиралась устремиться к выходу, но сполох пламени, раздувшегося от резкого движения, выхватил из тьмы саркофаг, который стоял чуть поодаль. Что-то заинтересовало в нем Аниту. Она подошла ближе. Медная крышка выглядела гораздо чище, чем у соседних гробов, – пыль и помет на ней были смазаны, словно ее не так давно снимали и, быть может, клали на пол.

Анита, поразмыслив, решила, что ее бедные нервы выдержат еще одно мрачное зрелище. Она знала, что крышка сделана из тонкой меди (в те времена цветные металлы стоили недешево, и их экономили), поэтому не стала выпускать свечку – просто взяла ее в левую руку, а правой приоткрыла саркофаг.

Она надеялась, что в худшем случае увидит еще одну древнюю мумию, а в лучшем – пустоту. Закроет крышку и потихоньку уйдет.

Но в саркофаге лежала не мумия, а вполне свежий труп, и, узрев его, Анита оцепенела. Перед ней был господин Халим-Искандер из Каира. Она впервые видела его так близко, но узнала сразу. Обратила внимание, что черты его лица чем-то напоминают ассирийских царей из учебников, которые она штудировала в университете.

В том, что он мертв, можно было не сомневаться. Хотя на совершенно нагом теле не имелось видимых ран, оно выглядело как выжатый лимон: дряблое, скукоженное, с выпирающими костями. Из него выдоили все жизненные соки, и полнокровный, атлетического сложения молодой человек, каким его запомнила Анита, превратился в сморщенный сухофрукт.

На трупе не было видно следов разложения, в ледяной атмосфере склепа он мог долго сохраняться нетленным. Анита разглядела на его руках поперечные надрезы, окаймленные кровавой коркой. Здесь нервы ее сдали, она не удосужилась даже задвинуть на место крышку и припустила к двери, однако остановилась, потому что до слуха долетели доносящиеся снаружи звуки, которые никак нельзя было истолковать двусмысленно. Кто-то спускался в подвал!

Рассчитывать на появление друзей не приходилось: Алекс уехал с Йонуцем, а Вероника ни за какие коврижки не полезла бы в подземную гробницу. Прочих обитателей замка Анита причисляла к врагам.

Выскочить отсюда незаметно она не могла – наружу вела только одна лестница, та, что была сейчас занята. Шаги неизвестного становились все громче, а через оставшуюся приоткрытой дверь в склеп проник пучок света. Шедший сюда человек нес шандал с четырьмя или пятью свечами, не меньше.

Обдумывая все это, Анита пятилась в глубь крипты. Отступление ее было настолько скорым, что уже через несколько секунд она уперлась спиной в торцевую стену. Дальше бежать некуда. Спрятаться за каким-нибудь саркофагом? Но они были невысоки, и при достаточном освещении заметить ее не составляло труда. Пронизанная отчаянием с головы до пят, она подскочила к саркофагу, стоявшему в самом дальнем и укромном углу. Сдвинула крышку, заглянула внутрь. Ей показалось, что там пусто – возможно, он стоял здесь в запас, был рассчитан на графа Ингераса или его потомков. Анита увидела, как дверь отворяется шире, в подземелье просовываются свечи с пляшущими на них огненными светлячками… В следующий миг должна была показаться рука, держащая шандал, но Анита не стала больше медлить – прыгнула в саркофаг и, бросив свечу, которая тотчас погасла, обеими руками надвинула медную крышку, отрезав себя от внешнего мира.

Лежа в каменной домовине, она чувствовала себя погребенной заживо.

– No tengo miedo, no tengo miedo[1]1
  Я не боюсь, я не боюсь (исп.).


[Закрыть], – одними губами повторяла как заклинание, но облегчения это не приносило.

Крышка мешала видеть и слышать, что происходит за пределами саркофага. В склепе ли еще тот человек или уже вышел? Зачем вообще приходил? Анита была почти уверена, что это граф Ингерас. Ну кому еще вздумалось бы наведываться в фамильный некрополь?

Анита лежала на спине, было так холодно, что лопатки примерзали ко дну саркофага. Она чуть приподнялась, опершись ладонью на что-то бугристое, валявшееся рядом. Господи, что это?.. В потемках пошарила вокруг себя и обнаружила, что саркофаг вовсе не пуст. Она лежала на россыпи человеческих костей! Это было, вероятно, одно из самых старых здешних погребений, и от покойника осталось не так много.

Ах, если б ее нервы были в порядке! Она бы сумела себя сдержать, она никогда не боялась мертвецов и привидений. Но теперь… Теперь она испустила животный вопль, который оглушил ее саму, замкнутую в тесном пространстве, и наверняка разнесся по всему склепу.

Да! Когда запредельный испуг обострил все органы чувств, она ясно услыхала, как кто-то подошел к ее саркофагу. Сейчас крышка сдвинется, и тогда… Анита во всех красках представила себе сцену: граф Ингерас, бледный как смерть, склоняется над ней и с диким хохотом вгрызается своими волчьими клыками в ее нежное горло…

Она не взяла с собой оружия – непростительная оплошность! Под рукой были только рассохшиеся кости, огарок свечи и… Ее пальцы нащупали что-то ребристое. Похоже на рукоять меча. Анита со всей силой сдавила ее, приготовилась защищаться. Вскинула руку с клинком кверху, острие ударилось о крышку и разломилось пополам. Само собой, за века меч пришел в негодность, ржавчина должна была источить даже самую крепкую сталь.

Крышка сдвинулась, в глаза хлынул яркий свет. Он заставил Аниту зажмуриться, она не сумела рассмотреть того, в чьей руке помещался шандал, но в любом случае у этого человека или нечеловека не могло быть добрых намерений. Анита с криком ткнула перед собой обломком меча. Попала во что-то, услышала полустон-полувскрик. Шандал упал в capкофаг, пламя обожгло Аните левое предплечье. Боль подстегнула ее, она, как чертик из табакерки, выскочила из каменного гроба. Свечи разом погасли, снова стало темно. Анита наугад ринулась в ту сторону, где, как она помнила, находилась дверь.

За ее спиной что-то грузно шлепнулось на пол – может быть, упал поверженный враг. Ее это уже не интересовало, она в два прыжка добралась до двери, взлетела вверх по лестнице, промчалась по запутанным коридорам и влетела в свою комнату. Только здесь, под охи-ахи переполошившейся Вероники, немного отдышалась, а вскоре явился Максимов.

– Значит, ты думаешь, что это был граф? – спросил он, взволнованный до крайности невероятным повествованием.

– На кого еще думать, Алекс? Мы с тобой видели, как этот человек пил кровь… Без сомнения, он убил египтянина, опорожнил его и засунул в саркофаг. Был убежден, что никто не станет шнырять по подвалу и поднимать крышки гробов.

– Что ж, – проговорил Максимов раздумчиво, – все сообразуется с рассказом трактирщика. Он болтал мне, что двое крестьян нашли обескровленный труп на болотах. Это злодеяние тоже приписывают графу Ингерасу.

– Упырь! Как есть упырь! – вскричала Вероника. – Жалость-то какая… нет чертополоха! Но говорят, можно над дверьми серебряный колоколец подвесить. И нательные крестики в ряд у порога выложить. Тогда уж никакой супостат не переступит…

– Помолчи! – рыкнул на нее Максимов и вновь обратился к жене: – А зачем графу понадобилось прятать тело в семейной усыпальнице? Не безопаснее ли было выбросить его в болото, как предыдущий?

– Как видишь, это тоже не гарантия, что на труп никто не наткнется. Но тут, я полагаю, объяснение простое: болото замерзло, труп невозможно утопить, вот он и оставил его до поры в замке.

Максимов сунул руку в карман, нащупал рукоятку «Патерсона».

– Я немедля иду к графу и потребую у него объяснений!

Но все получилось гораздо проще. Едва он произнес эти слова, как дверь комнаты открылась, и появился граф Ингерас. Он был в своем традиционном образе: в перчатках и с шарфом, прикрывающим нижнюю часть лица.

– А, граф! – через силу улыбнулась Анита, хотя у нее внутри все содрогнулось. – Чем обязаны?

Граф подошел к ней, он выглядел взволнованным. На Максимова, оставшегося у него за спиной, он даже не взглянул.

– С вами все хорошо, сударыня? Вы дрожите…

Анита не ответила. Она видела, как Максимов вынул из кармана револьвер и приставил его к затылку Ингераса. Граф моментально оценил обстановку, перестал двигаться, ждал, что будет.

Анита сдернула с него шарф. Обнажились красные десны и торчащие изо рта клыки.

– А теперь, ваше сиятельство, поговорим начистоту.

Глава четвертая. Звездный дождь

Что рассказал граф Ингерас. – Изгои. – Обитель несчастных. – Новая вылазка в подземную усыпальницу. – Пятна крови на каменном полу. – След ведет в башню. – Приют аскета. – Под вой метели. – На следующее утро. – Разговор на хинди. – Самый преданный слуга. – Веронике велено наблюдать. – Путь через сугробы. – Переполох в замке. – Облако порохового дыма. – Оплошность опытной служанки. – Спасение Вэнь Юна. – Сквозь разбитое окно. – Две линии на снегу.

Граф Ингерас обладал сильной волей. Он не стал дергаться, не предпринял попыток к сопротивлению и бегству. Его обезображенное вампирским оскалом лицо осталось недвижимым, если не считать легкого шевеления губ, когда он произнес:

– Итак, вам все известно… Стало быть, маскарад уже ни к чему.

И с чувством видимого облегчения он стянул с рук перчатки. Вероника забилась в угол, Анита и Максимов глядели на графа более с интересом, нежели с испугом.

– Знали бы вы, как это утомительно – все время ходить в перчатках и с тряпкой на лице! – выдохнул граф и без сожаления бросил вышеперечисленные предметы одежды в горящий камин.

– Для чего же вы это делали? – полюбопытствовала Анита.

– Только ради вас. Не хотел шокировать… Людей непосвященных мол внешность пугает.

– К вашей внешности мы еще вернемся, – пообещал Максимов, не отводя от головы графа револьверного дула. – Для начала объясните: зачем вы убили египтянина?

Дуло граф игнорировал, а вот на Максимова, обернувшись, посмотрел с недоумением:

– Какого египтянина?

– Того… из Каира. Который приезжал к вам якобы для покупки замка.

– Я уже говорил вам, что передумал продавать замок… вернее, мы с тем господином не сошлись в цене, и он уехал.

– Той же ночью?

– Совершенно верно. Йонуц отвез его в деревню.

– Неправда! – воскликнула Анита. – В то утро из замка никто не выезжал!

– Я не провожал его. Мы простились у меня в кабинете, и я велел Йонуцу препроводить нашего гостя туда, откуда тот мог бы добраться до Бухареста или Констанцы.

– А я думаю, все было не так, – сказал Максимов и качнул револьвером. – Вы убили этого несчастного и выкачали из него всю кровь. Он лежит в вашем фамильном склепе, в одном из саркофагов.

– Что?! – Лицо Ингераса исказилось, став еще более отталкивающим.

– Анна только что была там и видела его. А потом в склеп вошли вы…

– Я туда не входил! Я провел целый час на башне.

– На башне? Что вы там делали?

– Смотрел в небо. Сегодня можно наблюдать очень красивое астрономическое явление – звездный дождь, или, по-научному, метеорный поток. Я дождался, когда стемнеет, и поднялся на башню…

– Но сегодня метель!

– Могу только порадоваться, потому что это и есть доказательство того, что я не лгу. Взгляните!

Плащ графа был усеян снежинками. Недавно они были крупными, слипшимися в широкие хлопья, но за те несколько минут, что длился разговор, успели подтаять. На месте некоторых образовались капельки воды. Тем не менее доказательство было убедительным. Анита быстро прикинула: чтобы плащ запорошило так основательно, граф должен был провести под открытым небом не менее четверти часа.

– Он не лжет, Алекс, – проговорила она. – Убери револьвер.

– И не подумаю! Может, это и не он входил сейчас в склеп, но убийство египтянина – его рук дело!

– Почему вы так решили? – Граф прошел к горящему камину и протянул к огню свои обезображенные ладони.

Вероника теснее вжалась в угол. Она ожидала, бедняжка, что из ужасных пальцев графа вылетят искры и мирный огонь превратится в адское пламя, которое поглотит все живое в комнате. Но Ингерас всего лишь грел озябшие на морозе руки. Последние снежинки на его плечах растаяли под воздействием тепла. По плащу извилистыми ручейками струилась влага.

– Вы – вампир, – объявил Максимов. – Еще неделю назад я сам бы не поверил, что такое скажу, но… Факт есть факт. Вы боитесь солнца, у вас клыки, и, самое главное, мы видели, как вы пьете человеческую кровь!

– Понятно… – Граф вздохнул, снял плащ и повесил его на крючок у камина, а сам сел в кресло, закинув ногу на ногу. – Вижу, придется прочесть небольшую лекцию на медицинскую тему… Да уберите вы, в самом деле, эту погремушку! Вы же видите, я безоружен и не собираюсь ни на кого нападать.

Максимов помедлил, затем положил револьвер на столик, оставшись, однако, стоять так, чтобы оружие было в пределах досягаемости.

– Мы ждем ваших объяснений, граф, – сказала Анита.

– У меня редкая болезнь, – ответил Ингерас. – Она еще толком не описана ни в одном медицинском справочнике, но я сам вынужден был заняться ее изучением и установил, что причина – нехватка в организме некоторых важных элементов. В частности, железа. Мой специфический облик – как раз и есть проявление этой болезни. В народе ее называют вампирской. Думаю, всевозможные мифы о людях-кровососах были порождены фантазией тех, кто сталкивался с такими больными, как я.

– Но это не миф! Вы на самом деле пьете кровь!

– Совсем немного. Свежая кровь насыщает организм необходимыми веществами, и это облегчает мое состояние.

– То есть все те несчастные, которых вы держите в замке, играют для вас роль дойных коров? Только выдаиваете вы из них совсем не молоко…

– Они – несчастные, это вы верно заметили. Нас сплотила общая беда. Все эти люди тоже страдают редкими заболеваниями, уникальными в своем роде. У господина О’Рейли, который приехал ко мне из Дублина, кожа лилового оттенка.

– Синий старик!

– Его так и прозвали в родном городе. Нова-Лингу – уроженка Микронезии. Ее вывезли оттуда жестокие европейцы, чтобы показывать за деньги вместе с дикими животными в передвижном зверинце. Вы видели, сколько волос у нее на теле? Так называемая «болезнь оборотня». Для женщины, будь она даже дикаркой с далеких островов, это страшное неудобство. Нова-Лингу сбежала от своих хозяев, нашла меня, теперь служит в замке поварихой. Между прочим, потрясающе готовит… Да вы и сами могли в этом убедиться.

Тут и Вероника осмелилась вставить слово, вспомнив свое приключение у колодца в первый день пребывания в замке:

– А та… ну, которая от воды кричала? Она кто?

– Она из Калькутты, ее зовут Тришна. Ирония судьбы! «Тришна» в переводе с хинди означает «жажда». Кожа этой девушки сверхчувствительна к воде. Даже одна капля может вызвать покраснение, волдыри – все, как при ожоге. Этим недугом страдают всего человек пятьдесят в мире…

– А китаец? – спросил заинтересованный Максимов. – Он псих?

– Вэнь Юн? Он нормален… почти… Его заболевание я называю синдромом чужой руки. Это сложное неврологическое расстройство, механизм которого пока не изучен. Время от времени одна или обе руки такого больного выходят из-под контроля, начинают, так сказать, жить собственной жизнью. Но в остальном Вэнь Юн – обычный человек. Как мы с вами.

– Ну, вас-то обычным не назовешь.

– Да, пожалуй, – легко согласился граф. – Теперь вы понимаете, почему все эти люди живут у меня в замке?

– По правде говоря, не очень.

– Их заболевания не просто редкие, они превратили этих людей в изгоев. Представьте, каким насмешкам подвергнется человек с синей кожей, если рискнет выйти на улицу? А женщина, сплошь покрытая волосами? Их затравили, они вынуждены были искать убежище. А я… я понимаю и разделяю их страдания, поскольку на своем опыте знаю, что такое быть изгоем из-за болезни. Вот я и дал этим страдальцам крышу над головой. Здесь над ними никто не смеется, они чувствуют себя комфортно, живут в относительном спокойствии…

– И вы их лечите?

– Увы, их болезни вылечить невозможно. По крайней мере, на нынешнем уровне развития медицины. Но я провожу опыты, пытаюсь хоть как-то помочь им в меру моих скромных возможностей.

– Звучит превосходно, но вы не ответили на вопрос насчет крови, – напомнила Анита. – За ваше гостеприимство им, похоже, приходится платить дорогой ценой.

– Пустяки! – всплеснул граф сморщенными пальцами. – Я никого не принуждаю сдавать кровь, это их личная инициатива. Они знают о моей проблеме и тоже стараются мне помочь. Потеря одной пинты крови за раз безвредна для человека. Если хотите, им это только на пользу. Еще древние медики учили периодически избавляться от лишней крови, чтобы очищать организм.

– У вас на все готов ответ, – сказал Максимов с плохо скрытым сарказмом. – Но как быть с трупом египтянина, который лежит там, внизу, в саркофаге?

– Проклятье! – Граф вскочил с кресла как подброшенный. – Я хочу взглянуть на него!

– Идемте вместе! – Анита потянула Максимова к двери. – Может быть, и тот человек, который пришел туда после меня, все еще лежит там. Мне кажется, ему от меня хорошо досталось…

Теперь, когда Анита убедилась, что таинственный посетитель гробницы не мог быть графом Ингерасом, следовало как можно скорее вернуться туда. Только, разумеется, не в одиночку.

Максимов сграбастал со стола револьвер.

– У вас есть оружие, граф?

– Есть, – лаконично отозвался тот. – Скорее!

Они втроем устремились к двери.

– А я? – пискнула Вероника.

Не хотелось ей идти в мрачную усыпальницу, полную покойников, но еще менее хотелось оставаться одной в комнате. Страшно было – хоть под одеяло с головой залезай.

Никто не обратил на служанку внимания, господа стремительно покинули комнату. Вероника пустилась следом за ними. Когда выяснилось, что по замку разгуливает убийца, самое лучшее – держаться поближе к своим.

– Кто же тогда прикончил этого Халима… или как там его звали? – вопрошала Анита, едва поспевая за графом по крутым темным лестницам. – Кто выпустил из него всю кровь?

– Уж точно не я, – бросил граф через плечо. – Мне столько крови не надо. Я пью свежую, а хранить ее чрезвычайно затруднительно.

Максимов на бегу сорвал со стены подсвечник с толстой свечой. В склепе, не имевшем никаких окон и светильников, это было весьма кстати.

Вбежали в подземелье. Максимов поднял руку с подсвечником повыше. Мерцающий свет упал на стоявшие вдоль стен саркофаги. На одном из них не было крышки, она валялась на полу. Анита подошла к ней, осмотрела каменный пол возле саркофага. Промолвила, досадуя:

– Здесь никого нет! Он ушел…

– Давайте все же осмотримся, – предложил Максимов. – Он мог где-нибудь укрыться… как это сделала ты.

– Едва ли, – заметил граф. – У него было достаточно времени, чтобы выбраться отсюда. Ему никто не мешал.

Они обошли весь склеп. Возле саркофага, в котором лежало обескровленное тело египтянина, задержались.

Граф осмотрел покойного Халима-Искандера со всей тщательностью. Озадаченно выпятил вперед нижнюю челюсть, отчего клыкастый рот приобрел еще большее сходство с пастью хищного зверя.

– Вы правы. Выжали, как губку.

Максимов, заставив себя преодолеть омерзение, приблизился к графу вплотную и осветил его белое лицо.

– И вы станете утверждать, что не причастны к этому?

– Конечно не причастен.

– Кто же тогда это сотворил?

– Скоро узнаем! – гулко донесся голос Аниты, которая, стоя на коленях, все еще рассматривала пол возле саркофага, послужившего ей укрытием, пускай и ненадежным.

– Что ты там нашла? – Максимов подошел к ней.

– Посвети-ка… Вот! Я все-таки ранила его. Видишь эти пятнышки? Посмотрим, куда они нас приведут.

Пол был орошен бурыми крапинами, Максимов убедился в этом, приблизив подсвечник к плитам. Граф все еще стоял над останками незадачливого египетского гостя, а Анита уже ринулась к выходу. Следом рысью заспешила Вероника, решившая в данных обстоятельствах ни за что не отставать от госпожи. Максимов по-извозчичьи окликнул замешкавшегося хозяина замка:

– Эй, граф! Вы с нами?

– Да… разумеется, – пробормотал тот и задвинул крышку саркофага.

Идти по следу в потемках оказалось нелегко. Максимов, согнувшись в три погибели, водил свечою над полом. Путеводные пятнышки терялись на растрескавшихся от давности плитах и ступенях.

– Черт бы вас побрал, граф! – ворчал Алекс. – Отчего вы не устроите в вашей хибаре нормальное освещение? Есть же газовые лампы… Про друммондов свет слыхали? Или уж хотя бы окна прорубили пошире да ставни убрали…

– Я не переношу яркого света, – ответил Ингерас, не поддаваясь на раздраженный тон своего постояльца. – При моей болезни он так же противопоказан, как вода для бедной Тришны.

– И чесноку не ест! – шепнула Вероника, все еще объятая своими суеверными думами.

Понял ли граф по-русски, осталось неизвестным, но ответ у него нашелся:

– Я многим обделен, господа. Кожа моя весьма ранима, десны, как изволите видеть, истончены… Я не могу выходить на улицу, когда светит солнце, не могу есть острого и кислого, внешность моя отпугивает людей, и я не имею возможности показаться в обществе. Сами судите, можно ли назвать такое существование полноценной жизнью.

Сегодня граф против обыкновения был многословен и громок – как монах, только что избавившийся от обета молчания и спешивший выговориться. Максимов хотел сказать в ответ что-нибудь чесночно-едкое, но сдержался. С того момента, когда открылась правда и оказалось, что Ингерас – никакой не посланец ада, его демонический ореол стал понемногу развеиваться. Максимова обуревала досада: ведь чуть было не поверил в инфернальность этого убогого калеки! Вследствие досады и рвались сейчас с языка обидные для графа слова. Произносить их, однако, не следовало. Не по-джентльменски это – ерничать над болезным…

Максимов вырвался вперед и опередил всех шага на три. Анита с Вероникой и графом Ингерасом очутились позади него в темноте, казавшейся особенно густой из-за того, что перед ними маячил источник света. Второпях граф споткнулся о выбоину в полу, едва не упал и звучно выругался.

Кровавые крапины меж тем редели – то ли рана была не слишком глубокой, то ли человек пытался на ходу зажать ее. Анита уже начала тревожиться: не оборвется ли цепочка в самый неподходящий миг? Но вот перед Максимовым, который шел впереди с подсвечником, как Прометей с факелом, возникла дверь. Она вела в комнату, расположенную в башне замка, под кабинетом графа.

– Чьи это апартаменты? – спросил Максимов негромко.

– Йонуца, – отозвался граф еще тише. – Я поселил его так, чтобы он всегда был недалеко от меня.

– Не желал бы я такого соседства… Нелли, подержи! – Максимов передал супруге подсвечник и вооружился револьвером.

Не консультируясь более с графом, он с силой ударил в дверь плечом. Она была не заперта и распахнулась сразу, ударившись ручкой о стену. Максимов шагнул в комнату, Анита прошмыгнула за ним и подняла подсвечник на вытянутой руке. Отблески огня запрыгали в углах тесной, аскетически обставленной каморки. Из мебели здесь были только деревянная лежанка, застеленная суконным одеялом, стол на одной ножке и пара табуретов. Да еще шифоньер у окна, выходившего на северную сторону замка. Как видно, Йонуц не привык к роскоши, довольствовался малым.

– Никого!.. – выдохнула Анита разочарованно, а Вероника за ее спиной прошуршала:

– Глядите! Кровь…

Бурых крапин в комнате было куда больше, чем снаружи, а в одном месте, возле стола, образовалась целая лужица. Здесь же валялись перепачканные ржаво-красным льняные лоскуты. На столе стояла склянка с чем-то коричневым. Анита поставила подсвечник на столешницу, вынула из склянки пробку, осторожно понюхала содержимое.

– Пахнет йодом.

Граф взял у нее склянку, смочил жидкостью один из лоскутов.

– Это и есть йод. Вернее сказать, его раствор. Препарат, разработанный Люголем. Его используют для дезинфекции ран.

– Крепко же ты приложила этого горбуна! – восхитился Максимов, с любовью глядя на Аниту.

– Думаешь, это он был в склепе?

– А кто же? Я видел… то есть слышал… как он вернулся днем из поездки. И зачем-то сразу полез в склеп. У этого уродца не все дома… он в деревенской харчевне набросился на Веронику!

При упоминании об этом Вероника насупилась.

– А и правда, ваше сиятельство, – повернулась Анита к молчавшему Ингерасу, – вы рассказали нам обо всех, а о нем – ни слова. Кто такой этот Ионуц?

– Валашский крестьянин, – произнес граф медленно, словно вспоминал нечто далекое. – Поселился у меня из тех же соображений, что и остальные. Дефектов у него предостаточно: горб, врожденная немота, а еще… – заминка, быстрый взгляд на Веронику, – повышенное сексуальное влечение. У него – одна из редчайших разновидностей хореи. Все дело в наследственных изменениях головного мозга…