Текст книги "Обратная сторона земли"

– Откуда это?

– Из Гань Бао, «Записки о поисках духов». Классика китайской литературы. Подумать только, в какую чепуху верили наши предки!

– Исходя из услышанного, я могу сделать вывод, что в прошлой жизни вы были тысячелетней лисой, – не удержался я от того, чтобы не ввернуть еще один комплимент.

Разумеется, с мистики мы свернули на обычные бытовые темы, и до самой посадки болтали о том, о сем. Я узнал, что Яо закончила иняз Пекинского университета, у нее пожилые родители и еще младший брат, которому необходимо дать образование.

Наша маленькая пташка летела чуть ли не полдня, а потом пилот из поднебесья резко спикировал к крохотному аэродрому меж рисовых полей.

– Выгружаемся, – сказала Яо.

– Мы уже прибыли?

– Почти что, – моя спутница выглядела немного озабоченной. – До ближайшего к долине селения нужно добираться автобусом.

Мы вытащили вещи из самолета, и пошли к выходу из аэродрома. Собственно, его и аэродромом можно было назвать только в очень большом приближении – квадрат плотно утоптанной земли, рядом с которым стоял длинный зеленый барак, исписанный иероглифами.

– Ждите меня здесь, я узнаю, на чем мы можем ехать, – бросила мне Яо и убежала в барак.

Я остался охранять груду наших вещей, и продолжалось это так долго, что я уже подумывал по возвращении в Израиль потребовать у начальства оплатить мне полставки сторожа. Наконец Яо выскочила, на ходу разводя руками.

– Ближайший рейсовый автобус в то место идет только через три дня, – с виноватым видом сообщила она.

– Как же мы будем добираться? Может, наймем машину?

– Не волнуйтесь, мне сказали, что через час туда отходит автолавка. Поедем без удобств, зато быстро доберемся.

Подхватив чемоданы, мы вышли в деревню.

Особой экзотикой китайская глубинка меня не порадовала – точь в точь отстающий колхоз где-нибудь в средней полосе России. Ветхие домишки, из подворотен брешут собаки (и не какие-нибудь чау-чау, а самые обыкновенные дворняжки), в грязи копошатся тощие черные свиньи, еще более злые, чем вышеупомянутые собаки.

Автолавка – обшарпанный желтый фургон с откинутым боком – стояла на неком подобии площади, а возле нее копошились китайцы. Яо снова оставила меня с вещами и пташкой залетела в фургон. Но выглянула оттуда уже через пару минут, сделав мне жест рукой:

– Грузимся!

Как только я затащил наши вещи и с трудом расставил их между ящиками с бытовой химией, водитель прикрыл лавочку и неожиданно резво для такой колымаги заскакал по колдобинам.

– Покушать бы чего-нибудь, – сказал я переводчице, сделав жалобное лицо. – С утра не евши. Может, у него можно чего-то купить?

Поговорив с водителем, Яо меня обнадежила:

– Он говорит, что у него только тушенка в консервах. Чем есть эту гадость, он в ближайшей деревне отведет нас к тетушке Фэнь – там делают такие мантоу, что и император не едал.

– А что такое мантоу? Какие-нибудь черви?

– Ну, зачем же? – Яо не поняла шутки. – Это вроде того, что у вас называется «пельмень» – только маленькие, и делают их с разной начинкой – мясом, грибами, трепангами…

Яо рассказывала с таким аппетитом, что я чуть не захлебнулся слюной.

Наконец мы все же заехали в еще более маленькую деревушку. Возле единственного каменного здания водитель остановился, и достал из-под сиденья перевязанную бечевкой пачку газет. Из здания выскочил тощий китаец в поношенном зеленом френче, подбежал к фургону, и водитель тут же вручил ему эту пачку.

– Газеты, видимо, сюда поступают нечасто, – заметил я Яо.

– А кто их здесь будет читать? – ответила она. – Видите, водитель привез «Жэньминь жебао» (это орган Китайской компартии) сразу за всю неделю, ее просмотрит местный агитатор и разъяснит крестьянам текущие события.

Признаться, за много лет жизни в Израиле я уже отвык от такой лексики. Но тут водитель, прежде чем открыть лавку, провел нас к пожилой китаянке (она жила зажиточно по здешним меркам), где мы с Яо сели в прелестном садике, ожидая, пока нам подадут мантоу.

– Сиди спокойно, – сказала мне Яо. – Водитель сказал, что без нас никуда не уедет.

Наконец нам подали мантоу – нечто вроде пельменей-недомерков. Яо тут же принялась лихо хватать их палочками, я попытался последовать ее примеру, но у меня ничего не получилось.

– А вилка в этом доме есть?

Яо перевела мою просьбу тетушке Фэнь, и после длительных поисков мне была вручена пластмассовая вилка, хранившаяся в этом доме как экзотический сувенир на память о поездке в столицу.

Когда мы уже доедали, с улицы послышались крики – как раз с той стороны, где должен был стоять наш фургон. Яо быстро рассчиталась, и мы, обеспокоенные вышли на улицу.

От увиденного зрелища я остолбенел, а мантоу тут же попросились наружу (но я их не пустил).

Мимо нас на самодельных носилках проносили совершенно разложившийся труп, который распадался на куски прямо по дороге.

Но что самое ужасное, на этом трупе был тот же поношенный зеленый френч, который мы видели возле автолавки час назад, а из кармана френча торчала совершенно свежая на вид газета.

Почти все население деревни столпилось вокруг носилок с трупом. Галдели они при этом страшно, размахивая руками и время от времени бросая на нас опасливые взгляды. Наконец Яо не выдержала и присоединилась к многоголосому китайскому хору.

Через пару минут она сказала мне:

– Нам придется немного задержаться в деревне, чтобы помочь этим крестьянам. Не волнуйтесь, автолавка нас подождет.

– А что случилось? – не понял я. – Мы всего лишь проезжающие туристы!

– Тут неподалеку есть опасное место, – начала объяснять мне Яо. – Лощина, где несколько раз пропадали люди. Жители деревни старались туда не ходить. А этот человек, которого вроде бы принесли сейчас из леса на носилках, был местным агитатором и заместителем старосты деревни. Он всегда смеялся над местными суевериями. Где-то час назад его лошадь сорвалась с места и убежала в лес, как раз в сторону этой лощины. Он, естественно, пошел эту лошадь искать… Потом оттуда послышался страшный крик. За кем-нибудь другим местные жители бы не пошли в такое опасное место, но из-за агитатора могут быть неприятности, и немаленькие. А сейчас они просто не знают, что делать… Я посоветовала им составить протокол и подписаться, но они даже не знали, как это сделать. В китайских деревнях, кстати, очень много неграмотных – ведь чтобы читать и писать, надо знать, по меньшей мере, полторы тысячи иероглифов. Так что я сейчас помогу им написать бумагу – много времени это не займет.

– Я могу помочь составить протокол, – предложил я переводчице. – Ведь труп надо будет осмотреть, а кто вам поможет в этом лучше профессионального судмедэксперта?

– А где мы найдем такого? – удивилась Яо. – До ближайшего криминалиста отсюда несколько часов на машине, если не на самолете.

– Это я! – для вящей убедительности я даже показал указательным пальцем на свой нос, как это делают в китайских боевиках.

– Мне же сказали, что вы журналист? – переводчица изумлялась все больше и больше.

– Это в Израиле я журналист… Объясню потом, давайте перейдем к делу.

По профессии я патологоанатом, и в Союзе специализировался на судебной медицине, попутно подрабатывая в разных газетах очерками об ужасных преступлениях. И уж был уверен, что в Израиле я себе работу всегда найду. Каково же было мое разочарование, когда оказалось, что в Израиле специалисты моего профиля не нужны – убийства (не считая терактов) происходят слишком редко, чтобы можно было этим прокормиться всем приехавшим из Союза судмедэкспертам.

Но зато статьи мои знали, мало того – они неоднократно перепечатывались израильской русскоязычной прессой!

Так я попал в газету «Сенсация», где проработал три года, а оттуда плавно перекочевал в более солидный «Период». К слову надо заметить, что за все время пребывания в Израиле мне не приходилось видеть ни одного трупа «живьем» – разве что в боевиках и фильмах ужасов…

Откуда-то принесли столик, стульчик и письменные принадлежности, Яо уселась и быстро принялась рисовать иероглифы один за другим.

– «Ну, прямо дацзыбао», – пропел я строчку из песни, но переводчица сверкнула на меня глазами:

– Укоротите язык. Лучше осмотрите труп.

Мантоу уже успокоились в моем желудке, и я подошел к носилкам, положенным прямо на землю.

– Так, что я могу сказать… Судя по степени разложения, этот человек умер от десяти до четырнадцати дней тому назад. Однако одежда на нем сухая – что очень странно, ведь тело, разлагаясь, выделяет из себя различные жидкости. Возможно, через несколько дней после смерти труп переодели…

Яо оторвалась от бумаги:

– Но мы же сами видели его около двух часов назад! Или, по крайней мере, эту одежду.

– Когда тело в таком состоянии, натянуть на него другую одежду невозможно – будут отваливаться целые куски кожи и мышечной ткани. А тут труп целенький, только очень разложившийся.

Я наклонился и вытащил из кармана френча у покойника газету:

– Яо, что это?

– Это «Жэньминь жебао» трехдневной давности. Из Пекина она могла попасть сюда максимум два дня назад. Нет, я вам говорю, это тот самый человек, который сегодня подходил к автолавке.

– Но что стало с его трупом?

– Вот это я и хочу узнать, вы же только что представлялись судмедэкспертом.

Во время практики мне приходилось иметь дело с разложившимися трупами, но в таком случае и одежда на них выглядела соответствующим образом. А тут – старый труп в новой одежде и свежайшей газетой в кармане.

– Мне приходилось слышать, – задумчиво протянул я, – что некоторые виды ядов ускоряют процесс разложения. Правда, не до такой степени… Если бы здесь нашелся освещенный сарай, пару резиновых перчаток и несколько хороших ножей, я бы дал вам более подробное заключение. Яо, а мы не должны дождаться полиции?

– У нас в Китае народная милиция, а не полиция. И пока она сюда доедет, от трупа вообще ничего не останется. Давайте, сделайте, что можете, и покончим с этим неприятным делом.

Тело павшего коммуниста занесли в какой-то относительно чистый сарай, мне принесли пару резиновых перчаток (садовых, естественно, а не медицинских), и пару садовых же кривых ножей. Морщась, я распорол на трупе всю одежду (что поделаешь – отвык), и принялся тщательно его осматривать.

Когда тело во многих местах совершенно сгнило, невозможно установить, был ли на нем змеиный укус. Тут мне пришло в голову, что покойный член КПК был полностью одет – брюки, френч, на ногах – тапочки. При этом одежда неплохо сохранилась. Я осмотрел ее – отверстий нигде нет, так что если это была змея, то она могла укусить только в руки или лицо (кстати, кисти рук наименее подвержены гниению, так как на них мало мышечной ткани).

Ничего не поделаешь. Придется вскрывать (я подсознательно старался оттянуть этот момент). По состоянию трахеи я предположил, что смерть наступила от остановки дыхания… Однако когда добрался до желудка, тут меня ждал такой сюрприз, что я чуть не упал в обморок.

В желудке разложившегося покойника находилась свежая рисовая каша!

С моих слов Яо быстро дописала протокол, а самые уважаемые жители деревни поставили под ним свои каракули. Я подписываться отказался, мотивируя это тем, что, дескать, не имею разрешения на практику.

– По-моему, он уже давно был трупом, а только прикидывался живым, – вполголоса сказал я переводчице. – С коммунистами это бывает, взять например Ленина – давно умер, а дело его живет…

Яо не поддержала шутки:

– Моя задача – свозить вас в долину и отправить обратно в Израиль, а не на китайскую каторгу. В нашей стране много людей знают язык северного соседа, так что чем осторожнее вы будете в своих высказываниях, тем лучше.

С опозданием больше чем на два часа, автолавка все же выехала из страшной деревни. Вечерело. Яо уселась поближе ко мне (я сидел внутри лавки на единственном кресле, а она примостилась на бауле с вещами, который, казалось, под ее весом даже не проминался) и сказала:

– Крестьяне говорили мне, что не впервые люди пропадают в той лощине. Но обычно трупов не находили, а сами местные боятся городских властей и предпочитают не поднимать шума. Если бы тот человек, которого вы сегодня вскрывали, не был членом партии, его бы и искать не пошли.

«Вот как хорошо быть коммунистом», – подумал я про себя, но не сказал. Привычка держать язык за зубами, забытая в Израиле, возвращалась вновь на уровне инстинкта.

– Я не думаю, чтобы он мог съесть ядовитое растение, – продолжала вслух размышлять Яо.

– Исключено! Тогда бы оно осталось у него в пищеводе!

– Возможно, его укусила какая-то ядовитая тварь… Животный мир Китая еще недостаточно хорошо изучен.

– Нигде не писали о подобных случаях? – я вынул из кармана блокнот и принялся вкратце записывать события сегодняшнего дня. Если не на газетный разворот, то на одну полосу материал уже есть. Боюсь только, что историю с ночной поездкой в синагогу к даосам редактор сочтет слишком неправдоподобной. Он и так постоянно напоминает мне: «Ты пишешь уже не в газету „Сенсация“, а в серьезное издание».

– Писали, – Яо усмехнулась. – Лет триста пятьдесят назад подобные случаи собирал Пу Сунлин, и опубликовал «Рассказы Ляо Чжая о необычайном». Они у китайских детей вроде ваших сказок Пушкина.

– Так что, вы хотите сказать, что такие вещи происходили и раньше?

– Естественно. Только их приписывали бесам и лесным духам.

Тут наша машина резко свернула с проселочной дороги и завалилась в кювет. Яо полетела с баула вверх ногами, а я чуть не расквасил себе нос о прилавок.

– В чем дело? – заорал я, вставая.

Яо, похоже, спросила у шофера то же самое. Он что-то удивленно лопотал, показывая пальцем в сторону заднего стекла, за которым виднелась пустая темная дорога.

– Он говорит, что навстречу ему двигалась машина – такая же автолавка, как та, на которой мы сейчас едем. Шофер еще удивился – в этих местах других автолавок нет. Дорога здесь узкая, разъехаться негде, а та машина не сворачивала. Когда съехались совсем близко, пришлось ему свернуть в кювет, чтобы избежать лобового столкновения.

– Тогда где же та машина?.. – я с трудом удерживался от нецензурных выражений, в рассуждении, что шофер их все равно не поймет, а Яо они могут обидеть. – Ладно, мы могли ее не заметить, и она уже скрылась за поворотом, но почему же мы ее не слышим?

Я сделал выразительный знак, призывающий всех замолчать.

Нас окружали только звуки ночного леса.

Возможно, шофер просто задремал за рулем и съехал в кювет?

Во всяком случае, засела машина плотно. Как ни пытались мы вытащить ее на широкую дорогу жизни – бесполезно.

– Утром я сбегаю в деревню и приведу подмогу, – наконец сказал утомившийся водитель. – Тут недалеко, километров двадцать.

– Так это три часа ходу! Давайте сбегаем, пока там все не легли спать! – предложил я переводчице.

– Это для вас три часа, – возразила она. – Мы, китайцы, люди невысокие, и шаг у нас короткий. Меньше чем за четыре часа нам такой путь не одолеть. Да и шоферу не очень-то хочется путешествовать по этим местам ночью.

– Ладно, тогда придется ночевать здесь. У меня в бауле есть палатка…

Яо опасливо оглянулась по сторонам:

– Кто знает, какие твари водятся в этом лесу. Лучше расстелем спальные мешки прямо в машине, а шофер будет спать в кабине.

Так и поступили. В автолавке было тесно, и мы улеглись с Яо на полу, голова к голове.

– Когда шофер пойдет в деревню за подмогой?

– Китайцы встают рано, – я услышал, как Яо хмыкнула. – Когда он уйдет, вы будете еще спать.

Мы полежали еще пару минут, и Яо стала молча вылезать из своего мешка.

– Куда это вы? – поинтересовался я.

– Мне надо выйти, – смущенно ответила она.

Признаться, я и сам давно чувствовал такую потребность (мантоу мы запивали некрепким просяным пивом), но вылезать из теплого спальника наружу очень уж не хотелось.

– Не нравятся мне эти места, – я тоже покинул свой мешок. – Я вас провожу.

– Ну, вот еще, – Яо засмеялась.

– Ничего, мне тоже надо прогуляться. Пойдем по разные стороны дороги, если что – кричите.

Мы вышли из автобуса, окунувшись во влажный и прохладный ночной воздух. Я почувствовал, что мне срочно необходимо опорожнить мочевой пузырь – чересчур долго мне пришлось сдерживаться. С криком:

– Если что, зовите на помощь!

я бросился под деревья.

Тьма вокруг стояла полная. Это была не городская темнота, благородный черный цвет которой разбавлен миллионами блуждающих электрических огоньков, а настоящий первобытный мрак. В такой темноте хорошо думалось о блуждающих вокруг невидимых чудовищах, чьи глаза пристально смотрят на тебя, ожидая неверного движения.

Когда я уже совсем изготовился к тому, чтобы справить малую надобность, мне вспомнился рассказ о живущей в бассейне Амазонки рыбешке, которая имеет обыкновение впиваться в член мочащегося в реку человека.

Струя вырвалась из меня с шипением, чуть ли не как из пивной бочки. И почти в ту же секунду раздался крик Яо:

– Бенджамен! Бенджамен!

Я попытался остановить процесс, но это оказалось невозможным.

– Сейчас! – в отчаянии закричал я. – Подожди секунду!

Мои глаза стали постепенно привыкать к темноте, и я разглядел недалеко от своих ног большую, толстую и достаточно прямую сучковатую ветку. Застегнув, наконец, брюки, я подобрал это орудие с земли и бросился к Яо.

Когда я перебежал через шоссе, то увидел, что мою переводчицу окружила толпа людей в красных костюмах (кофта плюс шаровары) и красных же широкополых шляпах, пытающихся куда-то ее тянуть.

Не думая о том, что это могут оказаться шаолиньские монахи или еще какие-нибудь борцы за счастье народное, и тогда мне придется туго, я треснул ближайшего дрыном по спине.

Он неожиданно легко повалился, и тогда я, перехватив палку поудобнее, стал наносить удары по остальным. Они валились как кегли, и я уже было решил, что в меня вселился дух Брюса Ли, но неожиданно битва закончилась. Все нападавшие, в количестве восьми штук, лежали на земле и не подавали признаков жизни.

Я пошевелил одного из разбойников палкой. Он показался мне нечеловечески легким, и тогда я наклонился и сдернул платок, похожий на пионерский галстук, у него с лица.

Лица, как оказалось, никакого и не было – соломенный клубок, напоминавший приспособление для отработки ударов в карате, служил нападавшему вместо головы. На соломе были грубо намалеваны черты лица.

– Вы что, решили меня разыграть? – недоуменно спросил я у переводчицы.

Между прочим, Яо выглядела достаточно напуганной. Очень осторожно краем туфельки она потрогала чучело одного из разбойников:

– Он соломенный! – наконец догадалась она.

– Не обольщайтесь на мой счет, с живыми я бы так легко не справился, – сказал я саркастическим тоном. – Что это было?

– Я клянусь вам, только что они были живыми, и тянули меня куда-то в лес!

Со стороны автолавки послышалось чириканье на китайском языке – это шофер выскочил нам на подмогу. Яо, как могла, успокоила его:

– Не хватало еще, чтобы наш водитель запаниковал – это простой деревенский парень. Я сказала ему, что испугалась совы, вылетевшей из леса.

Мы вернулись в машину, тщательно закрыли за собой все двери, и только после этого залезли обратно в свои мешки.

Сон все не шел. Наконец Яо сказала:

– Я говорю вам, они были живые.

– Но мы же сами видели солому! Может, у нас галлюцинации? Белочка?

– Что? – удивилась Яо. – При чем здесь белочка?

– Белая горячка.

– А что это такое?

Я подробно объяснил Яо, что такое белая горячка и отчего она бывает – повысил, так сказать, ее словарный запас.

– Спасибо, – сказала она в конце моей лекции, – только я вам точно говорю – эти соломенные пугала шевелились.

Не доверять моей спутнице я не имел никаких оснований.

– Слишком много странных событий с начала путешествия, – шепотом сказал я. – Даосы, евреи, трупы, теперь вот еще эти… чучела. Какая-то мистика. Может быть, могущественные духи не желают, чтобы мы отправлялись в эту долину?

– А почему? – так же шепотом удивилась Яо.

– Ну… Не знаю. Может, там тайком наркотики производят. Мак, например, выращивают, а из него производят опиаты… Выгодное дело!

– Во-первых, у нас в Китае за такое расстреливают, – напомнила мне Яо, что я все еще нахожусь в стране победившего социализма. – А во-вторых, зачем духам наркотики? Тогда бы нас преследовали триады!

– Это китайская мафия?

– Да…

– А как тогда объяснить то, что с нами произошло? Вот хотя бы только что – нападение этих соломенных снопов… Если бы мы были в Японии, я бы подумал на ниндзя – такие штучки как раз из их репертуара…

– Японские ниндзя свои уловки украли у китайцев, – обиженным тоном начала поучать меня Яо. – У нас тоже были свои ниндзя, они назывались «лесными демонами». Если бы вы внимательно смотрели японские фильмы про ниндзя, то должны были обратить внимание, что в конце «плохие парни» обычно зовут на помощь страшных и неуязвимых китайских убийц.

– Наши израильтяне тоже считают, что все на свете придумали евреи, – подначил я Яо.

Пока Яо думала о том, что мне ответить, я вспомнил про «воинов тумана» – так называл один русский знаток восточных единоборств клан неуязвимых китайских разведчиков. Мне его книги и статьи казались полной туфтой – а может, в них есть сермяжная правда?

Яо, похоже, так и не нашла достаточно остроумной шутки, чтобы мне ответить. Чтобы она не держала обиды, я перевел разговор на то поле, где она могла в полной мере проявить свою эрудицию – на китайскую литературу:

– Яо, а вот я читал роман «Речные заводи» – там вроде перечислены все достижения средневековой военной науки, но вот китайские ниндзя не упоминаются ни словом.

– Еще бы! «Лесные демоны» строго охраняли свои секреты. Если бы кому-то вздумалось не то что описывать их в романе, а просто трепаться об этом на постоялом дворе – не сносить такому человеку головы.

– А сегодня «лесные демоны» существуют? Я мог бы написать о них статью в газету. Не волнуйся, никто об этом не узнает!

– Таких кланов сегодня в Китае нет, – строго ответила мне Яо. – Секреты «лесных демонов» поставлены на службу народной армии. Но я слышала, что у вас в Израиле и своя разведка работает неплохо… Скажите лучше, а что вы еще читали из китайской классики, кроме «Заводей»?

– Еще – «Сон в красном тереме»… А давай лучше перейдем на ты! – официальное «вы», которым обращалась ко мне переводчица, было уже совершенно неуместным.

Наверное, то же самое думала и Яо, поэтому согласилась:

– Давай!

– Так вот, – продолжил я, – еще я пытался читать «Сон в красном тереме».

– Почему «пытался»?

– Он похож на китайскую телефонную книгу. Там слишком много действующих лиц.

Яо засмеялась.

– Там я прочел, что ступню китайской девушки сравнивают с цветком лотоса. Меня всегда интересовало, как это выглядит…

Тут Яо захохотала так, что ее невозможно было унять. Китайцы вообще народ смешливый, у них самый посредственный русский юморист мог бы уметь успех (знай он китайскую специфику и язык). Отсмеявшись, она сказала:

– Это говорится про бинтованную ножку! Ступни специально бинтовали, чтобы они становились меньше – зато потом бедные девушки с трудом могли ходить. Я такую ножку видела у одной старухи. Давно уже такого нигде не увидишь…

– А как все-таки это делали?

– Завтра я тебе покажу на своей ноге, – все еще смеясь, сказала Яо.

Со своего места недовольно зачирикал водитель.

– Мы его разбудили своим смехом, – еле слышным шепотом сказала Яо.

– Давай спать.

Незаметно мы задремали, а когда проснулись, то солнце уже вовсю било в окошки автолавки, которая весело неслась по ухабам.

Когда я хоть немного обрел способность соображать, то первым делом взглянул на часы. Они показывали восемь утра…

Тогда почему мы едем? Если шофер проснулся хотя бы в пять утра, то до деревни мог добраться в лучшем случае в девять, и вернуться обратно к десяти – и то если бы в деревне нашелся свободный транспорт.

– Эй, Яо! – я выпростал из мешка одну руку и толкнул свою спутницу. Она безмятежно спала, несмотря на все вчерашние уверения в том, что китайцы встают рано.

– А, что?

– Почему мы уже выехали?

Надо отдать моей переводчице должное – она моментально оценила ситуацию и резво зачирикала с шофером, после чего сообщила мне:

– По дороге проезжал грузовик с солдатами, он подцепил нашу машину на трос и вытянул из кювета.

Я насторожился, а глядя на меня, насторожилась и Яо:

– Что делает машина с солдатами в этой глуши? – сформулировал я общую мысль. – Может быть, там находится секретная военная база? И все наши приключения вызваны тем, что кто-то мешает нам к этой базе попасть?

– Что за чепуха! – Яо засмеялась. – У нас же есть разрешение на поездку. И потом – по-твоему, наша служба безопасности действует средневековыми методами? У них есть более надежные средства.

– Например?

– Например – не разрешить нам посещение этого района!

– Твоя правда…

Я задумался. В самом деле, я же нахожусь не в старинном китайском романе, а где-то в глубинке социалистической страны. Ладно, проблемы будем решать по мере их поступления.

Где-то через полчаса машина въехала в китайскую деревню, и водитель сообщил нам, что, дескать, «поезд дальше не пойдет – рельсы кончились». С водителем мы рассчитались щедро, и он в благодарность указал нам дом, где мы смогли снять две комнатушки на втором этаже.

– Душа, понятно, здесь нет, – сказал я после того, как мы занесли наши вещи в дом, – но хоть баня имеется? Ни в одном фильме я не видел, как моются в китайских деревнях.

– Моются, не волнуйся. Я договорюсь, чтобы нам нагрели воду. Но сначала надо позвонить хозяину, сообщить, что мы на месте.

– Какому хозяину?

– Муну, – шепотом ответила Яо.

Мы зашли в ее комнатушку (в Штатах стенные шкафы и то больше), где Яо вытащила из своего баула спутниковый телефон и принялась его настраивать.

– Мы не можем звонить слишком часто, – объяснила она. – И лучше будет, если никто не узнает, что у нас есть средства спецсвязи.

Увидев спутниковый телефон, я приободрился. На самый худой конец, всегда можно будет позвонить в Израиль. Хотя максимум, чем мне сможет помочь редактор – это дать объявления в нашу газету на седьмой и тридцатый день.

Яо долго дозванивалась, потом, когда с той стороны все-таки взяли трубку, заболтала со страшной скоростью.

– Дай мне, – я протянул руку, – хочу кое-что сказать шефу.

Она секунду посомневалась, но все-таки дала мне аппарат.

– Все в порядке, босс, мы на месте, – доложил я Муну (по-английски, разумеется). – Но вы уверены, что я знаю все, что мне нужно знать?

– Дай трубку твоей переводчице, она переведет, – услышал я знакомый голос.

Яо взяла аппарат, слушала несколько секунд, потом осторожно нажала кнопку с надписью «End».

– Ну, что сказал хозяин? – с иронией спросил я, чтобы разрядить серьезность момента.

Но Яо что-то думала про себя, а потом начала декламировать:

 
– Гром колесниц все слышней и слышней,
Белые пятна на лбах у коней.
В горнице мужа не вижу еще,
Только слуга наш по-прежнему в ней.
 

– Я знаю, что Мао Цзэдун стихами баловался…

– Эти слова просил передать тебе Мун, – строго ответила Яо. – Они из старинного сборника «Шицзин» – «Книги песен и гимнов».