Текст книги "Обратная сторона земли"

Часть 2
ЛИ ЦЗИ (КНИГА ЦЕРЕМОНИЙ)

Хозяева затащили в наши комнаты по круглой деревянной бадье, и принялись носить горячую воду ведрами.

– А я думал, мы будем принимать ванну вместе, – пошутил я с Яо тоном заправского ловеласа.

– Тогда там не останется места для воды, – парировала китаянка. – Лучше посмотри, сможешь ли ты поместиться в бадью!

Кадка (вроде той, что в России еще кое-где используется для соления огурцов) наполнилась водой и гостеприимные хозяева покинули комнату. Я с отвращением сбросил с себя пропотевшую одежду и влез в деревянную ванну…

– Эврика! – закричал я.

В коридоре послышался топот, и в комнату без предупреждения ворвалась полуодетая Яо.

– Что случилось?!

Я показал рукой на воду, расплескавшуюся вокруг моей бадьи:

– Архимед в такой же ситуации закричал: «Эврика»! Что значит: «Нашел».

– И какое же открытие сделал ты? – язвительно спросила Яо, заматываясь в здоровенное мохнатое полотенце.

– То, что я значительно крупнее любого среднего китайца. И в этой «ванне» мне просто не повернуться.

– Помойся уж как-нибудь. Мы не можем каждый день просить хозяев нагревать нам воду – в деревне это очень тяжело, и здесь не моются каждый день, как в городе.

Яо резко повернулась и пошла в свою комнату, бросив через плечо:

– Мойся, Архимед, пока вода не остыла.

Сначала я отмок, потом помылся, насколько это было возможно в небольшой деревянной бадейке (при этом я чувствовал себя огурцом-переростком). Конечно, Яо в такой же посуде было посвободнее – рост китаяночки едва превышал полтора метра.

Однако когда я вылез и переоделся во все чистое, то настроение мое заметно улучшилось.

– Яо, ты где? – крикнул я.

Никакой реакции.

Осторожно я постучал в ее комнату, но и на это действие никакого отклика не получил. Еще более деликатно я приоткрыл дверь и заглянул внутрь (понимая, что если моя спутница еще плескается в лохани, то в лучшем случае запустит мне тапочкам в голову).

Но в комнате Яо было пусто, только вещи раскиданы по кровати, да лужи теплой воды вокруг бадьи.

Насторожившись, я стал спускаться вниз, и уже на половины лестницы услышал яростную ругань по-китайски. Собственно, о том, что это ругань, я догадался только по интонациям Яо, к которым начал уже привыкать.

Возле крыльца Яо препиралась с каким-то молодым военным в форме китайской армии (форма эта почему-то мне всегда напоминает о Гражданской войне).

– В чем дело?! – громко спросил я по-русски. При этом насупил брови – я здесь турист, черт возьми, приехал поддержать своими деньгами китайскую экономику…

Яо повернулась ко мне:

– Он говорит, что нам нужно покинуть этот район.

– Но почему?

– Вчера ночью здесь пропал самолет. Просто исчез с экранов радаров, и с тех пор не подавал никаких признаков жизни.

– Так вот почему сюда утром ехала машина с солдатами! – догадался я. – Но почему их так мало прислали?

– А сколько бы ты хотел? – удивилась Яо.

– Ну, хотя бы несколько миллионов… А у вас еще самолеты есть, или это был единственный?

Яо не поняла шутки и нахмурилась:

– Я лучше не буду переводить лейтенанту твои глупости. Он мне сказал, что благодаря радарам место падения известно довольно точно.

– Тогда переведи ему, что мы туристы, интересуемся местными сказаниями, а в лес ходить не будем, – сказал я.

– Как это не будем? – удивилась Яо.

– По крайней мере, пока они отсюда не уберутся.

Яо начала переговоры с представителем доблестной китайской армии, а я быстро поднялся наверх в свою комнатку и вытащил из баула новенький плеер для лазерных дисков, купленный мною в аэропорту Бен-Гурион. Стоил он, по израильским меркам, буквально копейки, что меня и соблазнило, хотя особой надобности в этом предмете роскоши я не имел (если слушаешь музыку в дороге, легко можно пропустить звонок мобильника, а журналист постоянно должен быть на связи. Дома же я имел шикарную стереосистему).

Распаковав это чудо техники, я спустился с ним вниз, нацепив наушники.

Яо продолжала о чем-то быстро чирикать, с темпераментом, который бы сделал честь любой итальянке. Китайский офицер выглядел непреклонным, но тут к ним приблизился я, на ходу снимая наушники. Повертев плеер в руках, чтобы летеха мог его рассмотреть получше, я протянул свой дар со словами:

– Нин хао! Дружба!

– О, дружба! – услышал лейтенант знакомое слово.

Тяга к современной культуре боролась в нем с верностью присяге, но культура все-таки победила (страшная сила!) Он взял у меня из руки плеер и незаметным движением сунул его себе под мундир. После чего сказал Яо, что в деревне мы пока можем оставаться, но о том, чтобы ходить в лес, и речи быть не может – там его солдаты будут искать остатки самолета и «черный ящик».

– На не интересуют современные самолеты, – успокоил я лейтенанта. – Мы собираем предания, старинные обычаи, тосты…

Яо перевела и эту шутку тоже. Надо будет потом рассказать ей о фильме «Кавказская пленница».

… интересуемся, нет ли здесь лесных духов или даосских отшельников…

– Заходить в район поисков вам нельзя, – ответил офицер, поправляя под мундиром плеер. – По крайней мере, до тех пор, пока поиски не закончатся. Но я вам обещаю – если мы найдем каких-нибудь духов или отшельников, то я лично доставлю их вам.

С этими словами он подмигнул, повернулся и пошел по деревне молодцеватой походкой.

– Не огорчайся, Яо, – сказал я китаяночке почему-то шепотом (хотя вряд ли летеха понимал русский язык). – Французы говорят: «Чтобы приготовить рагу из зайца, надо иметь хотя бы кошку».

– Ты хочешь есть? – не поняла Яо.

– Нет, – я сообразил, что шутка про кошку вряд ли может быть понята китайцами, жующими все подряд. – Это к тому, что я все-таки неплохой журналист, и нам необязательно лазить по джунглям, чтобы набрать материал на статью. Пойдем, поговорим с местными жителями…

– Ладно, – согласилась переводчица. – Будем надеяться, что солдаты здесь долго не задержатся – сделают свое дело и смотают удочки.

Яо хотелось щегольнуть передо мною знанием сленга. А я подумал: «С чего бы самолету грохнуться именно в этом месте?»

– Пойдем, пройдемся по деревне, может, найдем кого-нибудь, кто сможет нам рассказать, что здесь происходит, – Яо вышла за калитку и показала мне рукой, чтобы я следовал за ней.

Мы пошли по деревне. Она вся целиком состояла из нескольких улиц, уставленных довольно аккуратными деревянными домиками.

И здесь ничего характерного для китайской архитектуры – каких-нибудь крыш с загнутыми скатами – я не увидел. Интересно, пагода у них здесь есть? Мне же нужны колоритные фотографии для газеты!

Селение стояло как бы на вершине большого холма. Когда мы вышли на его окраину, то увидели спускающийся вниз зеленый склон, а затем огромный лесной массив, из которого вырастали уже где-то на горизонте покрытые редкой растительностью серые горы.

Между прочим, лес выглядел точно так же, как в том полусне, в который погрузил меня даос на окраине Пекина – какая-то смесь тайги и джунглей, где хвойные деревья были увиты буйно растущими лианами.

– А где народ? – наконец спросил я у Яо. Деревня казалась как будто вымершей.

– Где-где… Работают! Вот, кажется, кто-то есть, – Яо показала мне на старичка в серой рубахе и такого же цвета штанах, копошившегося на огороде. Я его, признаться, не сразу и разглядел на фоне серого же забора. Пока мы приближались, Яо предупредила: – Только не заговаривайте первым. У нас в отдаленных районах еще боятся беседовать с иностранцами.

Дедок заметил нас, разогнулся, и приветливо (как мне показалось) зачирикал. Яо подхватила, а я с умным видом некоторое время внимал их дуэту. Потом, наконец, спросил:

– Дать ему пару юаней?

– Пока не надо, этим мы только насторожим его, – почти не поворачивая головы, ответила Яо.

– А что он рассказывает?

– Говорит, пару недель назад они со старухой были в лесу, собирали хворост. Увидели там несколько огромных черепах, хотели поймать на суп, но догнать так и не смогли.

– Старик так медленно ходит или черепахи так быстро бегали?

– Второе.

– Пускай сильно не расстраивается, я видел по телевизору, что черепахи жестковаты.

– Надо уметь готовить. И еще говорит, у них были необычные, очень красивые панцири.

– Странная история. Впрочем, как раз для газеты. А спроси у него – правда ли, что их секретарь обкома оказался лисом?

Яо перевела вопрос, на что старик что-то резко ответил и без предупреждения вернулся к своим грядкам.

– Он сказал, что это было в соседнем районе… Не надо было так говорить, простые люди боятся подобных разговоров.

Мы отошли от заборчика (старик, казалось, не обращал на нас ни малейшего внимания), и прошли по улице несколько метров, как вдруг нас кто-то окликнул. Я оглянулся – это оказалась сморщенная старуха.

Китаянки и в молодости-то не часто бывают очень привлекательными (по крайней мере, на мой вкус), а уж старухи китайские страшнее ядерной зимы. Старуха быстро что-то сказала Яо и вернулась в дом.

– Что-то интересное? – спросил я у Яо, когда мы отошли от дома на порядочное расстояние.

– Она говорит, что не только секретарь уездного комитета партии, но и еще кое-кто в округе – лисы. И вообще слишком много развелось оборотней в последнее время, раньше такого не было. По-моему, старуха просто с ума сошла.

– Может быть, может быть… – ответил я неопределенно.

Что же, черт возьми, происходит в этом «Бермудском треугольнике» со штампом «Made in China»? За Великой Китайской стеной?..

Тут мои мысли плавно перескочили на тушенку с аналогичным названием (я подумал, что мы зря не запаслись ею в автолавке), а потом и к тому, что не худо бы перекусить.

– Яо, а когда здесь обедают?

– Здесь – не знаю, – ответила переводчица. – А мы – когда захотим. По здешним меркам мы же баснословно богатые люди! Только вот особого выбора ты не увидишь – тут едят разве что рис с овощами…

– Яо, но у нас же есть деньги. Давай попросим, чтобы нам приготовили… не знаю, утку какую-нибудь!

– А ведь это мысль!

Мы вернулись в наш домик, и через час хозяйка вынесла нам на веранду большую фаянсовую кастрюлю с упоительно пахнущим утиным супом.

– Садимся немедленно, – сказал я Яо, – или я сейчас же откушу от тебя кусок.

– Звучит вполне в духе китайских народных сказок, – сказала Яо, усаживаясь за низенький деревянный столик, вынесенный нам хозяйкой. – А может, ты лис?

– В Израиле лисы не водятся… Слушай, а как у вас суп едят? Палочками, что ли?

Яо рассмеялась:

– Сейчас нам принесут ложки.

Ложки оказались тоже деревянными, да к тому же еще и небольшими – как раз на китайский рот. Я принялся сосредоточенно хлебать вкусное варево, но вскоре процесс был прерван возгласом с улицы:

– А, дружба!

Бросив косой взгляд, я увидел лейтенанта, стоявшего возле калитки и глядевшего на наше пиршество. И хоть я не был знатоком китайских обычаев, но все же догадался, что аромат утиного супа сразил его наповал.

– Яо, пускай он зайдет, угостим его супчиком. В дальнейшем он может быть нам полезен.

– Давай, – и Яо зазывно помахала рукой. Как по мановению волшебной палочки китайский вояка очутился у нас за столом, перед ним появилась миска, и он принялся быстро уничтожать дармовое угощение.

– А что здесь пьют? – поинтересовался я, и хозяйка принесла нам какого-то рисового перебродившего пойла (советские переводчики, в зависимости от расположения духа, называли это пойло в книгах то вином, то пивом).

Насытившись, лейтенант пришел в расположение духа, располагающее к выдаче военных тайн:

– Мы чуть ли не полдня лазили по этому чертову лесу, – сказал он…

Чтобы в дальнейшем не отвлекаться, просто один раз скажу вам, что его речь я воспринимал через перевод Яо.

– … и ни черта не нашли. А ведь должно что-то быть! Обычно, когда падает самолет, он вызывает лесной пожар. Да и просто следы падения должны остаться – сбитые верхушки деревьев… Ничего!

– А может быть, радар подвел? То есть самолет сначала исчез с экрана радара, потом пролетел еще какое-то расстояние и упал! Тогда, возможно, он даже не в этой долине!

– Исключено! Вы знаете, как работает система радаров?

– Да откуда же? Я простой журналист, а не летчик-испытатель!

– За самолетом следят сразу несколько фиксирующих устройств! Нет, это абсолютно исключено! Место исчезновения самолета мы определили довольно точно – в радиусе максимум нескольких сот метров. Сейчас я оставил там четверых солдат, чтобы они наблюдали за округой. Знаете, местные крестьяне могут найти «черный ящик», а потом использовать его в подсобном хозяйстве.

– Зря они оставили солдат на ночь в лесу, – сказал я и толкнул Яо под столом ногой. – Только этого переводить ему не надо.

– А может, предупредим, что мы видели?

– Не надо. Он все равно не поверит, а в случае чего подозрение ляжет на нас. Лучше спроси, не видел ли он в лесу чего-нибудь необычного.

– Обезьяну видел, – перевела Яо. – Здоровенную такую, с белым мехом. Правда, издалека.

У меня язык присох к гортани. Когда же я вновь обрел дар речи, то спросил:

– Говорящую?

Летеха что-то сказал, и Яо засмеялась:

– Он отвечает, что молодой девушке, вроде меня, опасно путешествовать с сумасшедшим.

Довольный произведенным эффектом, китаец добавил еще пару фраз, а Яо захохотала еще пуще:

– Еще он говорит, что если ты захочешь, он завтра эту обезьяну поймает и приведет сюда – можешь с ней поговорить.

Я криво ухмыльнулся:

– Скажи ему, что я пошутил.

Когда трапеза закончилась, наш гость вежливо попрощался и ушел заниматься своими воинскими делами. А мы поднялись в комнату, разложили вещи, и я сел делать наброски статьи для газеты. Конечно, ни факса, ни тем более Интернета в округе нет, но я хотел первый материал послать еще из Пекина – на обратном пути.

Через несколько часов, когда уже начало смеркаться, Яо зашла в мою комнату:

– Давай попьем чаю, и будем отправляться спать. Я еще раз поговорила с лейтенантом, он сказал, что мы можем пойти обследовать другой конец долины, так что завтра нам нужно пораньше встать.

– Хм, да наш вояка явно к тебе неравнодушен!

Яо слегка нахмурила бровки. Мы спустились вниз, на веранду, и выпили по пиалушке великолепного зеленого чая.

– Яо, а ты мне обещала показать, как китаянки бинтовали ноги! – вспомнил я.

Яо вытащила из-под столика ножку, сбросила матерчатую туфельку, и обнажила ступню (размера 33-го, если не меньше). Потом рукой загнула четыре пальчика, так что остался торчать только большой.

– Вот таким образом. А ходить они могли только в специальных туфельках.

Я, признаться, остался разочарован:

– Ну, и что же в этом красивого?

Мне показалось, что Яо обиделась:

– Не знаю, – ответила она, одевая туфельку обратно. – А нашим предкам нравилось.

Напившись чаю, мы разошлись по комнатам. Я улегся на простое крестьянское ложе и заснул сном праведника. Без сновидений – хотя, казалось бы, что может быть труднее, чем не думать о белой обезьяне? Разве что искать черную кошку в темной комнате под мат работающего там фотографа.

Утром я проснулся оттого, что Яо трясла меня обеими руками:

– Вставай! Вставай! – яростно шептала она.

– М-м! Что случилось?

Как всякий журналист, я не терплю ранних подъемов. С трудом я разлепил глаза и губы (ощущение было такое, как будто перед сном я с головой окунулся в бассейн с клеем).

– Ты правильно сказал! – от волнения в голоске Яо даже усилился китайский акцент. – Им не нужно было оставаться на ночь в лесу!

– Да что случилось, наконец?

– Что-то страшное!

– А!

Это я жутко зевнул (поверьте, звук этого зевка мог напугать толпы демонов). Спустил ноги с кровати и стал одеваться, совершенно не смущаясь присутствием Яо.

– Лейтенант бегает по деревне, как сумасшедший. Он уже был здесь и потребовал немедленно тебя разбудить.

– Чего ему надо?

Наконец я поднялся с кровати.

– Дай хоть лицо ополоснуть.

Яо провела меня к висевшему во дворе жестяному умывальнику с пипкой, из которого я и умылся. Глянул в зеркало, чтобы привести шевелюру в порядок…

В глубине отражения бился какой-то здоровенный солнечный заяц. Он напоминал ту тонкую полоску, которая начала сопровождать меня еще в Израиле, но теперь полоска изрядно увеличилась. А может, это отблески восходящего Солнца?

– Пошли!

Все еще просыпаясь, я побрел к калитке, спотыкаясь о собственные ноги. С улицы к забору подбежал лейтенант и закричал нам что-то страшным голосом.

– Почему ты спрашивал его об обезьяне? – перевела мне Яо. – Что ты о ней знаешь?

– Я просто пошутил, – никакого более разумного оправдания мне в голову не приходило.

– Солдаты, которые остались ночью в лесу – все убиты, – обычно Яо переводила бесстрастно, но сейчас ее голос дрогнул.

– Каким образом? Разложились, как тот коммунист, которого мы видели в той деревне? Да только не переводи ему, ты же видишь, в каком он состоянии! Сейчас он возьмет и нас арестует!

– Он говорит, что мы должны это видеть. Возможно, хочет заручиться независимыми свидетелями. Кстати, ты мог бы осмотреть трупы…

– Только умоляю, не говори ему, что я патологоанатом! Это будет выглядеть по меньшей мере…

– А сейчас он интересуется, о чем мы говорим, – перевела мне Яо очередную реплику летехи.

– Скажи – совещаемся, что одеть в лес.

Вернувшись в дом, я надел высокие кроссовки, серую куртку из плотной прорезиненной ткани, Яо же натянула резиновые сапожки (типа тех, что в советское время продавались в «Детском мире») и штормовку, из того гардероба, в котором строили БАМ.

До опушки леса нас живо домчал армейский грузовик, а там мы слезли и пошли пешком. Лес, к счастью, был не очень густой (издалека он казался мне непроходимыми джунглями, и я уже боялся, что путь придется себе прорубать с помощью мачете).

– Далеко-то идти хоть? – спросил я, чтобы как-то разрядить обстановку (лейтенант молчал, как рыба, и поминутно оглядывался, кроме того, нас сопровождали трое солдат с автоматами наперевес).

– Чуть больше двух километров, – перевела мне Яо ответ.

– Тебе не тяжело так быстро идти?

– Нет, – моя верная спутница улыбнулась. – А вот если бы мне с детства бинтовали ноги, то я без специальных туфелек и шагу бы сделать не могла, да и в них ходила бы с трудом. Знаменитые красавицы древности в город выходили только на паланкине. Так что тебе и офицеру пришлось бы взять носилки на плечи… а я бы лежала там, как императорская наложница.

Яо звонко засмеялась. Лейтенант резко повернулся и что-то недовольно сказал, так что Яо принялась виноватым голосом оправдываться.

– Видно, произошло, в самом деле, что-то очень серьезное, – сказала она мне уже вполголоса.

В течение получаса мы добирались до места. Наконец деревья чуть поредели, и мы вышли на небольшую поляну, посередине которой была разбита армейская палатка. У входа в палатку лежали четыре пары носилок, на которых что-то было прикрыто черным пластиком.

– Вот, полюбуйтесь! – лейтенант, подойдя к носилкам, наклонился и откинул пластик.

Яо вскрикнула и уцепилась за меня.

У лежащих солдат отсутствовали черепные крышки, а мозг из черепов был вынут. Причем сделано все было достаточно грубо…

– Спокойно, Яо, спокойно, – похлопал я китаяночку по плечу (она отвернулась от ужасного зрелища и уткнулась в меня лицом). – Мы всего лишь убедились, что китайцы без мозгов жить не могут. А вот кое-кто из моих соотечественников отсутствия мозгов в черепной коробке даже бы не заметил.

Тем не менее, Яо на несколько минут потеряла дар речи – а значит, и способность переводить. Я знаками показал лейтенанту, что хочу осмотреть трупы. Он широким жестом указал на останки несчастных солдат – дескать, пожалуйста!

– Яо, сядь где-нибудь в сторонке и дыши глубже, – крикнул я, – а я за это время попытаюсь разобраться, что здесь произошло.

Переводчица благоразумно последовала моему совету, а я обратился к трупам.

Первое, что мне бросилось в глаза – у всех четырех погибших я обнаружил гематомы по всему телу. Скорее всего, их сначала оглушили, а уж потом вынули мозги. И, слава Богу, что в этот момент они были без сознания.

Меня передернуло при мысли о том, что нам с Яо нужно будет еще лазить по этой зловещей долине… Черт побери, да не самоубийца же я, в конце концов! Если мы благополучно выберемся из леса, я сюда больше не вернусь ни за какие коврижки – хотя бы наш редактор уволил меня и дал объявление о новой вакансии в газету «Клуба самоубийц».

Бормоча:

– Хотя бы перчатки какие были, что ли, – я заглянул в черепную коробку одного из солдат и поморщился от неаппетитного зрелища. Мозг явно выгребали лапой… А чего я ожидал? Что в китайских джунглях проведут трепанацию черепа?

– Яо, тебе уже лучше? – крикнул я.

– Немного, – ответила она слабым голосом.

– Тогда объясни мне, на кой черт нас сюда притащили, и зачем подвергают твою нервную систему таким испытаниям?

После кратких переговоров Яо с лейтенантом открылась интересная вещь. Оказывается, в руке одного из погибших был зажат клочок белой шерсти, которую наш отец-командир идентифицировал как обезьянью!

Особого энтузиазма это сообщение у меня не вызвало.

А может быть, я сплю? Не стоит исключать и такой вариант, что я все еще нахожусь в Пекине, в комнате даоса, и остекленевшим взглядом гляжу в его магическое зеркало… Признаться, эта идея немного меня подбодрила – ведь в таком случае все должно закончиться хорошо. Я проснусь и поеду в долину…

Тьфу, получается дурная бесконечность!

– Я могу посмотреть эту долбанную шерсть?

– Какую? – удивилась Яо.

– Потом объясню.

Лейтенант достал из кармана кителя пластиковый пакетик (специальный, для сбора улик – они ведь готовились подбирать остатки упавшего самолета), и протянул его мне. Внутри я разглядел какие-то белые волокна.

– Можно раскрыть? – спросил я.

– Только осторожно, – разрешил лейтенант, пожав плечами. – Не понимаю, что это даст.

Да я и сам не понимал. Мне никогда не приходилось видеть обезьян достаточно близко, и я совершенно не был уверен, отличу ли обезьянью шерсть от меха панды или обычной синтетики. Зато я вспомнил сон наяву, который видел у даоса.

Несколько раз, когда мы с горным духом работали в его алхимической лаборатории, я случайно касался его мощной волосатой лапы, и сохранил тактильное ощущение от мягких длинных волос.

Я потрогал подобранные лейтенантом волокна, но их было слишком мало, чтобы сказать что-то определенное.

Однако про себя я подумал:

«Духу, который у себя в горной пещере все время занимается алхимией, вполне могли понадобиться человеческие мозги как ингредиент для какого-нибудь адского варева».

Обдумывая все это, я щупал двумя пальцами шерсть, как будто собирался ее покупать. Лейтенант в это время внимательно следил за выражением моего лица, а потом неожиданно что-то резко прочирикал. Лица солдат сразу посуровели, и они решительно повели дулами автоматов в нашем направлении.

– Он говорит, что мы что-то скрываем, – перевела мне Яо усталым голосом, – и поэтому вынужден нас задержать.

– Объясни этому бравому вояке, что в таком случае ему придется искать в джунглях израильского консула, – раздраженно сказал я. – Впрочем, я не возражаю. Все, чего мне сейчас хочется – поскорее покинуть этот чертов лес.

Лейтенант дал какое-то указание солдатам, один из них приблизился ко мне и жестами показал, что хочет меня обыскать. Я позволил ему это сделать; естественно, он ничего не нашел (даже ножа у меня с собой не было – ну не глупость ли?) Еще один солдат подошел к Яо и смущенно остановился, не решаясь начать обыск. Яо что-то гневно крикнула и принялась выворачивать карманы. Из одного кармана куртки она извлекла аккуратный платочек и бросила его на траву, из другого – косметичку (в джунглях для женщины это, конечно, предмет первой необходимости). В раздражении Яо бросила пластмассовую косметичку, чуть ли не на середину поляны. Коробочка ударилась о торчащий из травы камень, раскрылась, и маленькое внутреннее зеркальце треснуло.

Оттуда выскользнул сгусток яркого солнечного света и моментально разлился по поляне. Трава под нашими ногами вдруг стала скользкой, земля стала крениться, и мы полетели куда-то вниз.

«Только бы солдаты в панике не стали стрелять!» – подумал я.

…Все-таки у солдат хватило ума не обмениваться автоматными очередями – иначе любого из нас могло зацепить шальной пулей. Земля под нами неожиданно приобрела свойства водоворота (землеворота?), мы втягивались в воронку, доверху наполненную желтым туманом, и неожиданно, когда уже ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки, пришли в состояние свободного падения.

В такие моменты перед глазами должна проноситься вся жизнь. Моя этого сделать не успела, потому что уже через несколько секунд полета я потерял сознание.

Пробуждение вряд ли можно было назвать приятным. Ломило все тело, к тому же я нашел себя лежащим в каком-то колючем кустарнике. Я подвигал руками, ногами – ничего вроде не сломано. С некоторым трудом встал, и с удовольствием заметил, что симптомов сотрясения мозга тоже пока не наблюдается.

Вокруг меня, куда не кинешь взгляд, расстилалась малоприветливая равнина, поросшая тем же корявым кустарником, который послужил мне ложем. Небо было белым, как молоко. Я взглянул на часы – они шли, показывая шесть часов… Утра или вечера – понять не представлялось возможным. Но где же мои спутники?

– Яо! – закричал я. – Ты жива?!

Ответом мне были малоприветливые возгласы на китайском языке, и из кустов метрах в пяти от меня поднялся давешний лейтенант – весь поцарапанный, потерявший свой гонор и фуражку. Увидев меня, он не попытался продолжить процесс ареста, а тоже закричал:

– Яо! – и еще что-то по-китайски, очевидно, призывая своих солдат.

Так мы кричали еще несколько минут, время от времени замолкая и прислушиваясь.

Никакого ответа. О печальном исходе мне даже не хотелось думать, поэтому, чтобы отвлечься, я спросил у лейтенанта:

– А ты хоть по-русски понимаешь?

Он удивленно посмотрел на меня, уловив вопросительную интонацию, замахал головой – «нет, мол».

– Что ж вас в школе русскому не учат? А еще говорили, что русский с китайцем – братья навек…

В голове у меня всплыла еще одна фраза, оставшаяся с тех времен, когда мой институтский товарищ учил японский язык.

– Ваташи ю-мас нихон го? – так, по крайней мере, я запомнил вопрос «Говорите ли вы по-японски?»

Лейтенант посмотрел на меня еще удивленнее, подошел поближе, высмотрел между кустами ровное местечко, присел, и стал пальцем чертить в пыли иероглифы.

– Да это я пошутил! – конечно, если бы я знал японский, то мог бы понять и китайские иероглифы – графика у них сходная. – It's a joke!

– Вы знаете английский? – вдруг заговорил летеха на языке Шекспира. Ну, приблизительно Шекспира – видно, какие-то начатки английского в училище он ухватил.

– Где мы? Что это за место? – мне ничего не оставалось, как перейти на английский, и дальше беседа велась в том же ключе. Иногда лейтенанту не хватало слов, и он недостающее показывал жестами, но в целом мы могли кое-как объясниться.

– Как тебя зовут? – наконец спросил я у вояки. До меня дошло, что во время вчерашнего застолья мы так толком и не познакомились.

– Я Гао, – сказал лейтенант.

– А я – Бэнджамин Таль. Но если скажешь просто «Бэн», то я пойму.

Только тут я заметил, что у Гао на боку висел планшет. Он его раскрыл, и принялся сверяться с картой, оглядываясь по сторонам.

– Ничего похожего, – наконец со вздохом сказал он. – Вот посмотри – мы были здесь…

Он показал карту мне. Она выглядела так же, как и знакомые мне топографические карты, только легенда на ней была нанесена иероглифами.

– Вся местность окружена горами – я же отсюда не вижу ни одной.

– Пойдем, может, отыщем какую-то дорогу, – предложил я.

– Но где мои солдаты? И где твоя переводчица? Они должны быть где-то неподалеку. Я выстрелю пару раз – может, кто услышит…

Он вытащил из кобуры аккуратный черный пистолет неизвестной мне системы, выстрелил раз, затем другой, после чего спрятал его обратно.

– Я не хочу зря тратить патроны, они могут нам еще пригодиться, – пояснил он.

Мы прождали где-то с четверть часа, но на выстрелы никто не спешил.

– Ну что же, пойдем, – согласился Гао, и мы пошли, пробираясь между кустами.

Кругом, как назло, не было ни одной тропинки, и уже через несколько километров мы изрядно утомились.

– Эй, Гао, а попить чего-нибудь у тебя найдется? – облизывая пересохшие губы, спросил я.

Не отвечая, он достал небольшую фляжку, протянул мне:

– Там есть немного воды. Пей экономно.

Я сделал несколько глотков и вздохнул:

– Эх, сейчас бы источник какой-нибудь найти…

– Поищем…

– А лес этот какой-то странный, – вдруг заметил я.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, смотри, сколько мы уже идем – а ни одного зверя не видели. Ладно, скажем, мы их распугиваем. А птицы где?

Мы оба, как по команде, задрали головы в белое небо – в самом деле, ни одной птички!

– Слушай, а ведь и комаров нету! – вдруг сообразил Гао. – Когда мы шли в лес, нам досаждала мошкара, а сейчас ни одного комарика вокруг.

– Комаров мы замечаем только тогда, когда они есть! – наставительно заметил я.

Мы продолжили наш путь, уже внимательно поглядывая по сторонам – нет ли где под кустами ручейка. Но почва под нашими ногами была сухой. Может, в низине где обнаружится…

Тут я обратил внимание, что земля имеет небольшой уклон – мы все время спускаемся вниз. Перед этим, когда мы вышли из деревни, то тоже спускались – лес находился в низине. То есть если бы мы оставались в лесу, то сейчас должны были бы подниматься – обратно к деревне… Что это значит? Что нас в бессознательном состоянии перевезли на много километров?

– А ты знаешь, куда мы идем? – спросил я у Гао.

– Точно так же, как и ты, – устало откликнулся он.

– Но я читал, что у китайцев прекрасно развито чувство ориентации по сторонам света! Вы даже не говорите – «направо, налево», а – «западнее, восточнее»… Анекдот хочешь про китайцев?

– Давай, – усмехнулся Гао.

– Одному китайцу на улице стало плохо. Вызвали «Скорую помощь», отвезли в больницу. Там его положили на каталку, долго везли по запутанным больничным коридорам, и доставили в операционную. Подошел профессор, спрашивает: «Где у вас болит?» «В восточной части живота», – отвечает китаец.

Лейтенант засмеялся моему анекдоту, засмеялся – за компанию – и я. Потом Гао сказал:

– Ты будешь смеяться еще больше, когда я тебе скажу, что понятия не имею, где здесь запад, а где восток.

Это известие повергло меня в некоторое уныние. Я читал, как в Израиле один парень погиб, заблудившись в Иудейской пустыне… Это надо обладать недюжинным талантом – заблудиться в нашей стране, где не всегда хватает места, чтобы широко улыбнуться!

Но Китай – это целая планета. Если в ближайшее время мы никого не найдем (или нас никто не найдет), то нам вполне угрожает голодная смерть. Или вначале я съем летеху… Или он меня…