Текст книги "Жестокая параллель. Тайна горы Холатчахль. Приключенческий роман"

Он рассказал, как набрёл на свежую, оставленную Севкой зарубку, и высказал соображения, каким способом они сообща станут теперь искать несчастную Женю. Не теряя драгоценных минут, ребята, подхватив вещи, отправились. На этот раз они увеличили ширину поиска, растянув шеренгу, при этом по настоянию проводника чаще стали окликать того, кто шёл по правую руку. С каждым новым километром двигаться было всё сложнее. Вконец измотавшись свалившимися на их голову переживаниями и тяжёлой ходьбой по тайге, городские где-то на пятом километре уже запросили сделать хотя бы короткую остановку. Витька, понимая их, согласился. Сам же в глубине души, обвиняя в случившемся прежде всего себя, посчитал незаслуженным садиться со всеми и отдыхать. Ко всему душевному, ему, привычному к дальним переходам, не было так уж тяжко, как им, изнеженным, привыкшим гулять по асфальту на улицах или по гаревым дорожкам в ухоженных парках. Он отошёл на несколько метров в сторону и, как бы ни было того жаль, достал обрез и выстрелил в воздух, израсходовав драгоценный, загодя вставленный в ствол патрон. Спустя несколько минут понял: опять Женя его не услышала, поскольку лес ответил мрачной тишиной. И даже маленькие птицы, обитавшие в этих местах, и те, испугавшись звука выстрела, притихли. Постояв, выкуривая до конца сигарету, Витька уже собрался поднять ребят, как тут Воська, будто ужаленный кем-то снизу, резко подскочил и бросился в трёх шагах от себя в траву:

– Ребята, я, по-моему, что-то нашёл интересное! – с дикой радостью в голосе сообщил он, подняв вверх клочок светлой материи.

– Ах, это ведь Женин платочек! – вскрикнула подбежавшая к Воське Ася, и в следующую секунду она заговорила тревожно: – Да, это, конечно, он, её платок с синими цветочками, но почему-то весь в крови! Что с ней случилось?!

Вопрос был, конечно, к Витьке-проводнику, но тому лишь оставалось пожать плечами. Он, так же как и все, был сначала обрадован, а потом напуган находкой. Хоть этот платочек был той первой Жениной весточкой, которую все ожидали, теперь при виде большого кровавого пятна она уже не радовала, а скорее наоборот – повергла ребят в ужас. И тут, конечно, надо отдать опытному Витьке должное – не прошло и минуты, как он уже пришёл в себя. Отметив, а затем сопоставив в голове некоторые факты, успокоился сам и несколько успокоил других.

– По-моему, мужики, ничего тут страшного не произошло. Кровушки на платке много, но я не вижу её больше нигде. Бывает, на охоте подранишь зверя, наповал сразу не убьёшь, так столько много потом крови подранка видишь, когда гонишься за ним по кровавому следу, чтобы добить.

– Ну и сравнения у тебя, Витёк! Мы же не на охоте, и Женя не подранок! – отчего-то вспылила Ася. – Фу, какая у вас, охотников, жестокость – ранить лесную зверюшку, а потом обязательно догнать и добить.

Витька густо покраснел, не понимая, в чём его вина, где в его словах жестокость, ведь он сказал обычное для охоты дело. И вообще всегда считал: не добить подранка – вот это плохо, а добить – так очень хорошее, нужное дело. Ведь подраненное животное будет мучительно долго умирать или станет жертвой волчьей стаи, и те его, живого, будут рвать на куски, заживо сжирать.

– Я, Ася, имел в виду взрослого лося. Мы, настоящие охотники, между прочим, наоборот, жалостливые! Когда охота закрыта – так спасаем, кого придётся. Тех же лосят, которые без мамки остались, утят малых, или даже медвежат несём в деревню, как можем пестуем, лечим, молоком коровьим отпаиваем, а потом или обратно в лес отправляем, или в город, в зоопарк передаём.

– Ладно, Витя, не оправдывайся больше, не объясняй. Прости меня, пожалуйста, дуру! Сама не знаю, что на меня нашло… Так что, по-твоему, с Женей в этом месте приключилось? Скажи нам!

– Сказать только одно пока могу: это либо она порезала руку обо что-то, либо кровь из носу от переживания хлынула у неё. Зажала нос платком, кровь остановилась, вот и выбросила потом платок на фиг. Короче, надо посмотреть внимательнее ещё. Вижу – вон трава примята возле того места, где платок лежал. Трава наклонена как раз в ту сторону, куда и мы идём. В общем, по-моему, выходит точно, как я и кумекал. Получается, из нашего, значит, то же самое: из своего круга она не вышла покамест, и надо нам поспешать, может догоним. Теперь, пацаны, когда этот след примятой травы у нас есть, я его уж не потеряю, только держитесь все позади меня, не забегайте вперёд, но и не забывайте зырить по сторонам. Севка, а ты зарубки не делай больше, чтобы они с толку меня не сбивали. Не дай бог самим из-за них запутаться, такого нам ещё не хватало горя!

– Давай, Витёк, давай, проводник, я прослежу, будь спокоен, – заверил Пашка. – Веди и во мне не сомневайся…

Витька, как гончая охотничья собака, наклонившись к земле, быстро, без оглядки пошёл, ни на что не отвлекаясь. Благо трава выросла в тайге высокая и, конечно, никем тут и никогда не косилась, поэтому её наклон хорошо просматривался. Стебли ещё не успели выпрямиться после того, как их ногами примяли, и можно было с уверенностью предположить, что прошла здесь Женя недавно, с того момента минуло не более двух или, в крайнем случае, двух с половиной часов. Витька даже нисколько не сомневался в том, что это была именно она, Женя, потому как след, по которому они сейчас шли, оставлен человеком лёгким, в обуви маленького, девичьего размера. Ко всему прочему, принадлежащий ей носовой платок – это неоспоримое доказательство её прошлого здесь присутствия.

Надеясь догнать девушку или хотя бы настолько приблизиться к ней, чтобы она могла услышать крик, ребята, несмотря на усталость, тянулись за проводником. Не было слышно разговоров, никто не жаловался и не ныл… Жаль, но обнадёжившие ребят две оставленные ногами полоски в траве вдруг внезапно упёрлись в большую, выше человеческого роста кучу валежника.

– Всё покуда, ребята! Давайте покричим, и курите, а я буду разбираться, куда что подевалось, – скрывая растерянность, нарочито равнодушно произнёс Витька, отвечая на немые вопросы городских.

Руки у него предательски подрагивали, из-за чего он сжал кулаки. От внезапно потерянного следа и от той мысли, что развязка всего поиска может завершиться кровавой сценой прямо тотчас, в валежнике, с ним едва не случился обморок. Кровь прилила сначала к лицу, потом он стал бледным и почувствовал, что уходит под ногами земля. Слава богу, это продолжалось всего несколько секунд. Стараясь не показать своего испуга, Витька натянул поглубже фуражку, низко опустил голову, заодно спрятав таким образом и мысли, чтобы прежде времени не сорвались с языка и не вызвали панику.

– Неужели она через эту гору сушняка взяла, да сходу сиганула? – спросил Пашка после продолжительного общего молчания, и вопрос повис в воздухе.

Витька из последних сил заставил себя наконец сдвинуться с места. Надо было обойти валежник и осмотреть траву с обратной стороны.

– Женя, Женя, Женя! – трижды с короткими промежутками прокричали хором ребята, пока ждали возвращения проводника, хотя в этот раз получилось у них уже не так громко, не с таким энтузиазмом, как прежде.

Вскоре Витька вернулся, и на него все посмотрели с такой мольбой, что у него ком сдавил горло. Витька не знал, как сказать, объяснить, почему он никаких следов не нашёл. Ему оставалось только выложить последнее, чего он, по существу забоялся сразу сделать, когда они вплотную приблизились к валежнику. И хотя он, теперь призвав мужество, уже решился, но всё равно ещё не до конца, поэтому сказал, как можно мягче, покривив душой, маскируя настоящую цель поиска.

– Давайте-ка, пацаны, вот с этого самого места раскидаем завал, сделаем неширокий проход. Вдруг да она какие-нибудь шмотки припрятала, а может, сама забилась туда со страху и спит теперь…

– Ты хочешь, чтобы мы раскидали этакую гору? – с сомнением покачав головой, уточнил Вадик.

– Раз он сказал надо, значит так надо! – отрезала Ася. – Не бухти Вадя, а засучивай рукава повыше, брёвна начинай таскать.

– Нет, всю раскидывать, думаю, не придётся. Проход метра полтора шириной да в глубину столько же расчистим, и всё. Ежели ничего нет, обогнём валежник по правую руку и дальше двинем, – ответил Витька, определив с запасом на глаз до какого места искать, чтоб уж проверить наверняка…

Он скинул с плеч вещмешок и первым живо взялся за работу, своим примером показывая, как безопаснее вытаскивать из завала большие ветви, длинномерные жерди и прочий мусор. Ведь казалось, чего проще – знай хватай, вытаскивай, отбрасывай в сторону, ан нет! В куче валежника так между собой всё переплелось – тронь одно, и на тебя тотчас же обрушится лавина. Поэтому нужно было вначале убрать мелкие ветки, сучки и коряги, а уж потом, освободив толстые и длинные, смело браться за них, причём убирая последовательно, начиная сверху, но, никак не выдёргивая снизу. Эту не особо хитрую науку городские могли просто-напросто не знать.

С каждым убранным пнём или ветвью Витька ожидал увидеть самое худшее. Хотя следы говорили о другом, а всё же мысленно он допускал, что Женю мог поломать и спрятать в валежник медведь, ведь иногда, когда сыт, тот делает именно так. Но слава Богу, обошлось. Необходимое расстояние расчистили, и дальше продолжать работу уже не было никакого смысла. Ни Жени, ни её вещей под грудой лесного хлама не оказалось, а значит, с ней того самого страшного не случилось. У него сразу отлегло от сердца, и он неожиданно для ребят, привыкших за последние часы блуждания по тайге к угрюмому голосу проводника, весело сказал:

– Шабаш, пацаны! Зачем почём зря силы тратить? Они нам сгодятся. Я всем нутром чувствую, она нас за собой сегодня ещё потаскает! Давайте-ка сейчас так же встанем, как было до платка, опять как будто шеренгой двинем.

– И где ты только научился слову такому – «шеренга»? Не раз уж говорил! Тебе ведь до армии – как до Пекина пешком! – съязвил Вадик.

– Физрук наш в школе научил, бывший капитан, во всём мировой мужик! Не знаю, за что его из армии такого молодого турнули, но когда он к нам в школу пристроился, то мы, пацаны, его с первого дня полюбили. Такое, бывает, отмочит, весь класс покатом, а у него и улыбки нет, здорово шутит… Ладно, рассусоливать некогда, потом про него доскажу. Севка, доставай топор, с тебя снова зарубки, держитесь за мной, я чуток вперёд оторвусь.

Закинув за плечи и приладив за спиной рюкзак, чтобы не болтался и лежал как влитой, Витька сделал первые шаги в неизвестность. Если раньше он хотя бы примерно знал, где искать, а с находкой Жениного платка и потом её следов на траве ему казалось вообще настигнуть Женю теперь только дело времени, то сейчас, когда странным образом следы вдруг исчезли, он пошёл наугад, уже не выбирая дороги. Теперь на первом месте у него было везение. Женей, без сомнения, управляло в последнее время то, чего нельзя было назвать здравым смыслом. Коли вздумалось ей вскарабкаться на кучу бурелома, которую проще бы справа обойти, значит от страха и горя она вполне могла сойти с ума. Такую неприятность Витька в глубине души допускал.

– Я уже ничего почти не вижу и не соображаю. Ноги устали, гудят, – прохныкал позади Воська, но на его нытьё никто внимания не обратил, и когда через несколько минут он повторил, Витька сбавил шаг.

«А впрямь начало уже темнеть. В тайге день кончается завсегда раньше, – подумал он. – Эх, ну что же, ведь никуда не денешься, придётся позаботиться о ночлеге, да и перекусить бы ребятам не помешало, если, конечно, кусок в горло полезет. Лично мне так не очень жрать хочется, воды попить бы, и на этом всё, только спать…» Мысли о воде заставили проводника решить продолжать поиск лишь до того места, как им попадётся чистый лесной ручей. Возле него сделать привал и скромно заночевать без горячего ужина, да и, наверное, лучше бы без палатки, где-нибудь под раскидистой елью. А утром, едва настанет рассвет, не теряя времени на сборы, снова искать Женю до упора, до конца, то ли хорошего, то ли…

– Эй, пацаны, постойте! – крикнул Воська.

Ему, маленького роста, худосочному и с виду физически слабому, конечно, было труднее всех в походе, даже чем девушкам. Витька его жалел, но Женю сейчас он жалел несравненно больше, случившееся с ней заставляло Витьку двигать ногами. И даже пусть через силу и со скандалом заставлять то же самое делать других, то есть идти. Делать остановку до ручья не входило в Витькины планы.

– Ну чего там опять? – с неудовольствием спросил он Воську, полагая, что тот запросит передышку.

– Вон там, за корявой сосной, посмотрите налево: если мне не показалось, то вроде бы избушка на курьих ножках стоит.

– Ага, и Баба-яга машет, в гости на шаньги зовёт! – в тон ему не забыл, как всегда, сострить Вадик.

– Вот ещё незадача! Откудова изба здесь? Не слыхал от охотников, ни разу про неё не поминали, – удивился Витька, рассмотрев и убедившись, что Воська на самом деле каким-то чудом узрел почерневшую избушку, больше напоминавшую деревенскую баньку по-чёрному. – Пойдёмте-ка, мужики, взглянем на неё…

– Ой, а я боюсь! – пропищала Ася. – Вдруг в ней кто-то страшный очень запрятался и бросится на нас?

– Не боись, у нас командир со стволом, он вперёд пойдёт, – сказал Пашка, и злорадно добавил несколько слов, напомнив известную всем с детства сказку, тем самым напустив ещё большего страху на девушку. – Тут три медведя живут! Они, Ася, наверняка добрые. Кашей накормят, а когда выспишься, то и домой отнесут в коробе с пирожками, ха-ха!

– Стойте здесь, коли испужались. Я сам сперва посмотрю, а уж потом вас кликну, – предупредил Витька.

Сказать, что он вовсе не боялся, было бы неправдой, немного всё же трусил. Однако понимал, что ребята впервые видят одинокую избушку в глухой тайге и, конечно, им страшно, а он бывалый, к тому же заводила похода – значит, ему и предназначено идти, будь что будет, первым, и лучше одному, без них, рассчитывая лишь на свою деревенскую сметливость и обрез ружья. Тут ведь, как ни крути, а идти-то всё равно надо – глупо было бы пройти мимо, случайно наткнувшись в безлюдном месте, пусть на хлипкое и временное, но человеческое жильё. Во-первых, в этой избушке вполне могла схорониться и заснуть от усталости и переживаний Женя, а во-вторых, внутри может оказаться живой человек, который мог видеть Женю или оставленные ею в тайге следы. Ну и в-третьих, он просто не имел права показать перед всеми свой мандраж, тем более перед любимой девушкой. Как бы Витька ни старался в эти дни похода за алмазами гнать от себя мысли про любовь, она всё пришла и крепко ухватила парня за душу… Приближался он к избушке сторожко, весь находясь во внимании, держа в руке обрез на взводе. На ребят он не оглядывался, но те, имея возможность передохнуть, однако даже не присели, а стоя с напряжёнными лицами, наблюдали за происходящим. Возможно, у каждого, кроме страха и любопытства, закралась ещё и шкурная мысль: в случае опасности сломя голову убежать подальше, куда глаза глядят. Витька, конечно, о таком никогда не подумал бы. Поступая крайне осмотрительно, он делал сейчас всё наверняка. Не стремясь сразу открывать дверь, сначала обошёл избушку вокруг, выискивая какие-либо приметы, говорившие о недавнем или хотя бы прошлом присутствии здесь людей. Худого, хорошего ли – безразлично. И только когда ничего не обнаружил, буквально продрался сквозь густо поросший лесок, преграждавший путь ко входу. У двери встал и долго прислушивался. «Ну чтобы хоть одно оконце тут было, заглянул бы!» – ничего не услышав, подумал он, и наконец через минуту, набравшись решимости, с силой рванул ручку двери на себя. Дверь настежь не распахнулась, как он хотел, а медленно, со скрипом, тяжело подалась, обнажая чёрный, неприглядный зев.

– Эге, давненько, видать, тут никого не бывало, – прошептал Витька. – Глико, как густо паутиной во всех углах и щелях затянуло…

– Витёк, ну чего там? – хоть и громко, но в то же время дрогнувшим голосом, неуверенно спросил Сева, но ответа не получил.

Проводник не стал пока отвечать, рано. Он сейчас целиком отдался изучению чьего-то давно построенного и заброшенного пристанища в тайге. Это было немаловажное занятие. Чем чёрт не шутит, а вдруг да нагрянет кто-нибудь тот, кому известно про её существование. Ведь здесь могут храниться разные предметы или вещи, указывающие на это… Ему, не составило труда определить: так уж многие года никто не строит, во всяком случае охотники из его и ближних других деревень. Избушка была сложена из толстых, изнутри топором тёсанных брёвен. Грубая, но в то же время надёжная, навек. Сруб собран старым, дедовским способом «лапа в лапу», без единого гвоздя и скоб. Из металлического оказались тут только массивные петли, намертво вбитые в косяки стальными штырями, две железные, поеденные ржой самодельные ручки да стальная, изогнутая ржавая труба, одним концом вставленная в глиняную, наполовину развалившуюся печку-малютку, а другим выведенная сквозь стену на улицу. В совсем небольшом пространстве избы, от двух – двух с половиной метров в ширину и столько же в длину, почти половину занимали нары. И никакой, если можно так назвать, кроме этих нар, мебели тут не было, разве что справа у входа можно с натяжкой было принять за подобие стола странное сооружение, а рядом с ним находился толстый, потрескавшийся пень, некогда заменявший неизвестному хозяину привычный в быту табурет. Витька даже ненадолго присел на него, проверив на прочность. Осмотр парня удовлетворил, главное – не насторожил, и он мысленно согласился здесь заночевать, поскольку на улице уже стемнело. На небе чётко просматривалось несколько крупных, ранних звёзд. Ему оставалось найти только воду, Витька знал, она где-то неподалёку. Не мог же тот человек, кто задумал ставить здесь избушку, не найти сначала поблизости воду, чтобы потом не ходить за ней далеко, вода всегда у хозяина должна быть под рукой. И он не обманулся: выйдя, напряг слух, в ту же минуту услыхал журчание ручья, а вместе с ним – приближающиеся к избушке шаги.

– Витя, ну где ты запропастился? Мы все испереживались там за тебя! – жалобно сказала Ася.

– Зови, Ася, пацанов! Тут, в избе, заночуем. Дальше идти искать бесполезно и ещё опасно, можно друг дружку потерять в темноте. Женя сейчас, небось, забилась под корень и думает об одном – лишь бы никто её не съел, даже поэтому кричать наверняка боится. Короче, я достаю котелок и проберусь к ручью, принесу воды, а вы располагайтесь пока, пожуём потом, что бог дал, да уляжемся спать до рассвета.

Пройдя всего несколько метров, Витька наткнулся на воду и одной ногой случайно угодил в неё. Чертыхнувшись, сматерился, а потом в первую очередь, встав на колени, утолил жажду. Пил долго, изредка поднимая голову, для того чтобы отдышаться, а потом снова припасть ртом, глотать и глотать ледяную живительную влагу. Наконец живот его наполнился под завязку, и, хотя пить как будто по-прежнему хотелось, вместить её было уже некуда. Зачерпнув по самый край котелка воды, слегка пошатываясь, вернулся к избе. Смертельно за этот день уставший и теперь отяжелевший от долгого питья, передал ребятам котелок с водой. Тут же у порога, не успев освободить ноги от сапог, едва сунув в изголовье вещевой мешок, Витька крепко заснул.

– Он что, пожрать вместе с нами не собирается? – бросил Вадик. – Может, нам растолкать его?

– Не вздумай, он еле ноги волочит, пускай себе дрыхнет! – возразил Пашка. Он уже держал в одной руке хлеб, а в другой луковицу, собираясь есть.

– Давайте его хотя бы на нары перенесём, – предложила Ася.

– Не надо шевелить! Улёгся – значит, здесь ему место. На нарах зачем тесниться? – сказал опять Пашка, с которым молчаливо согласились остальные.

Перекусывали наспех, харчами не перебирали, коих, в общем-то, в рюкзаках и так уже оставалось негусто. Ели что попадалось под руку. Асе уступили пенёк, где она, удобно устроившись, как и все, без аппетита жевала корку хлеба и по очереди с другими прямо из котелка запивала ледяной водой. Ребята по ходу скудного ужина подавленно молчали. Мысли все одинаково крутились об одном – о поисках Жени. Что будет завтра, чем закончится день, никто предположить не мог. Про алмазы не поминали, или просто не решались заводить разговор, понимая, что нервы у каждого расстроены до предела случившимся. Некстати и не ко времени было рассуждать о ставших в одночасье призрачными богатствах, можно было за это схлопотать, навлечь на себя нападки товарищей. Поев, парни искурили одну сигарету, пуская её по кругу. Курево решили с этого момента беречь, его оставалось мало, впрочем, как и всего остального тоже, включая даже спички. Вынужденное блуждание по лесу повлекло за собой дополнительные сложности.

Ася первой легла на нары, забилась подальше к самой стенке и, кажется, сразу, как и проводник, заснула. Места, к счастью, хватило всем…

*** *** ***

Витька очнулся от сна среди ночи и сел. Городские, посапывая и негромко похрапывая, спали. Кто-то из них жутко скрипел зубами, он в темноте не мог разобрать кто. Было неприятно это слушать, хотел уж подойти ближе к нарам, узнать скрипуна и разбудить, но потом передумал. Сон у Витьки пропал, его как рукой сняло. Он с жалостью смотрел в сторону ребят и пытался угадать, где легла Ася, но это ему не удалось. На душе словно кошки скребли. Было очень тяжело и по-настоящему страшно. Страх у него был не за себя, а за них спящих сейчас в случайном убежище, знающих всё о своём большом городе, но совершенно беспомощных в тайге, без преувеличения сказать, доверивших жизни ему, деревенскому подростку. Ещё сутки назад Витька думал, что поход за алмазами начался удачно, особых трудностей не было. Случались, правда, злоключения, но то он считал делом неизбежным в походе, учитывая неопытность ребят, своих подопечных. Сверх чего-то естественного не произошло. Ну, подумаешь, Воська побывал в холодной воде, а девушкам вдруг привиделось. Для него всё это казалось обыденным, не знаковым, так, было, да прошло. До сегодняшнего дня Витьке было временами легко, радостно, а порой даже лестно сознавать, что вот, мол, он младше всех по годам, а идёт главным, ведя за собой городских зазнаек, и, будучи ведомым, командует, поучает их в пути к заветной цели, богатству и славе. Такому походу любой из друзей и знакомых ребят им бы позавидовал. В часы отдыха, когда выпадало свободное от забот время, его часто посещала горделивая мысль, что городским ребятам крупно повезло, они случайно попали в его с бабкой деревенский дом. Но вот теперь внутри у него что-то надломилось. Он не обманулся в предчувствии, одолевавшем сегодня с утра, ведь напасть не заставила себя долго ждать, к обеду свалилась-таки ему на голову. Потеря Жени в глухой тайге перечеркнула разом все Витькины чаянья, какие были у него с того момента, когда он только получил от Фёдора в свои руки карту с шурфами. Ещё бы можно было вернуться в прежнее русло, продолжить поход за алмазами, но для этого надо прежде разыскать Женю, в чём Витька очень сомневался. Он уже не питал даже слабой надежды, что они Женю завтра найдут целой и невредимой. Да и найдут ли её вообще хоть когда-нибудь? Заплутавшие люди в таёжных местах пропадают зачастую бесследно: либо тонут в болотах, либо их сжирают звери, не оставив даже останков, никто точно того не знает…

В том, что с ней Женей произошло, он, сидя сейчас на полу в безымянной избе, обвинял и проклинал себя, по справедливости рассудив, что ребята тут были не при чём. Уж не в силах больше совладать с нахлынувшим отчаяньем, Витька заплакал, чего он давно, с малолетства, себе не позволял. Слёзы крупными каплями текли по его щекам, а он по-ребячьи размазывал их обоими кулаками. Плакал почти беззвучно. Иногда только всхлипывал, горестно, глубоко вздыхал, и тогда слёзы текли реже, но потом снова ускоряли бег, и скоро одежда на груди и коленях у него сделалась мокрой. Витька один на один со своими горькими мыслями, полностью погружённый в них, перестал слышать сопение спящих ребят. Он не сразу почувствовал нежное, ласковое прикосновение губ на своей щеке и только потом, когда чья-то рука так же ласково провела по его волосам, понял, что рядом с ним Ася.

– Дурачок ты мой! – горячо дыша ему в ухо, прошептала девушка. – Вот увидишь, всё будет хорошо, всё наладится, мы Женю обязательно завтра найдём. Не могла же она провалиться сквозь землю, ведь где-то есть её следы, и ты их ещё увидишь, милый мой, дорогой следопыт!

Витька на её слова сразу не смог ответить. Его била дрожь, и от спазма в горле он только часто и судорожно вдыхал с шумом воздух.

– Я потерял её след, Ася, кажется насовсем, – наконец через силу проговорил он. – Она словно взлетела вверх, на земле нигде ничего нет.

– Погоди, но ведь ты сам говорил, мы идём за ней по кругу и она в круге.

– В том то и дело, что Женя вышла из него и непонятно куда после той кучи валежника подалась. Нам не хватило всего, может, полчаса, или немного больше, чтобы Женю настигнуть. Обидно, Ася!

Последние слова Витька почти прокричал, отчего спавший с краю на нарах Воська приподнял голову, но затем опять плюхнулся, только уже теперь на другой бок, лицом к стене.

– Тише, Витенька, тише! Проснутся некоторые товарищи – знаешь, кого имею в виду, не дадут разговаривать. Успокойся, пожалуйста, ты же настоящий мужчина и, конечно, придумаешь план какой-нибудь. Народная мудрость правильна: утро вечера всегда мудренее. Ты сейчас просто сильно устал, перенервничал, вот отдохнёшь, и, я уверена, завтра обязательно всё найдётся, и следы её, и сама Женя.

– Не-ет, – помотал головой Витька, – в тайге человека искать – всё равно что иглу в стогу сена! У неё семь дорог, а у нас всего-навсего одна. Понимаешь, Ася, чего будет, если мы её не найдём? Никаких алмазов жизнь человеческая не стоит, у ней цены нету. Никто меня уже не оправдает, да я и не боюсь людской молвы, что заслужил, то и заслужил, на мне вся вина, я себя сам за это всю жизнь судить буду до самой смерти. Но меня не жалко, её вот, Женю, жалко, ей бы жить да радоваться, а моя бестолковая башка взяла её и погубила…

Замолчав, Витька с силой ударил себя кулаком по голове. Слёзы ещё нет-нет да появлялись у него на щеках, но уже не так часто, и он перестал наконец всхлипывать.

– Ты себя, Витенька, одного то не загружай! Я так лично считаю, все в этой грустной истории виноваты. А больше всего, так кажется мне, что мы, твои гости. Ну ведь говорил же ты белкой не увлекаться, чтобы бросили её ловить! Так нет, куда там, азарт взял, не послушали умного парня. Кстати, почему ты, Вить, такой умный, прямо не по годам рассудительный? Кто тебя всему научил, кто твои мама, папа?

Витька ей не ответил. Он широко открытыми глазами смотрел на неё, пытаясь разглядеть лицо, но тщетно, густая темнота не давала это сделать, в глухую избушку без щелей и без окон не проникал лунный свет. Он не хотел, чтобы Ася относилась к нему как к ребёнку, и ему очень хотелось в эту минуту увидеть и убедиться, конечно, в другом. Голос Аси ничего ему не дал.

– Не было у меня ни матери, ни папаши! Нет, ну они были вообще-то, но я их не знаю. Меня родной дед многому научил. Разговорами больше учил. А когда до меня не доходило, то ремнём раз-два перепояшет, вот и, глядишь, с ходу поумнел уже.

Ася ласково ему улыбнулась, жаль – не видел. Слегка взъерошила ему волосы, мягко запустив пальцы.

– Витя, мне на улицу надо, проводишь?

– Ага.

Неожиданно после кромешной темноты по глазам полоснул свет, бьющий на землю от луны. Она так светила, что ребята, взглянув на неё, прищурились.

– Пойдём сюда, – предложила Ася, за руку увлекая чуть растерявшегося парня за угол избушки. – Скажи, Витя, я тебе хоть немножечко нравлюсь? Смог бы ты меня полюбить?

– Ты красивая…

– Нет, ты прямо скажи!

– Да. Очень, очень нравишься… А про любовь я, наверно, мало чего понимаю, но, кажется, да, уже люблю, потому как из головы ты моей не выходишь.

– Тогда обними меня, я хочу, чтобы ты меня обнял, – настойчиво попросила Ася, и он робко и неумело сначала положил ей руки на плечи, а потом бережно прижал к своей груди, а уже в следующую минуту она, взяв инициативу на себя, соединилась своими губами с Витькиными в страстном поцелуе.

Ошеломлённый её поступком и от приступа небывалого, свалившегося на его голову неожиданного счастья он не сразу, но ответил ей. Первый в его жизни самостоятельный поцелуй получился долгим. Они оторвались друг от друга, когда уже не стало хватать им воздуха и надо было немедленно вздохнуть.

– Так, Витенька, так! – прерывисто выговаривая слова, шептала Ася. – Молодец, мужчина ты мой настоящий!.. Прости, я сейчас отлучусь, постой немного на месте, подожди меня, смирно стой, не оборачивайся.

Ася сделала несколько шагов, скрывшись за ближайшей сосёнкой. Заскрипела дверь, заставив Витьку внутренне напрячься: кто-то выходил из избы.

– Э-э, проводник, ты куда, блин, подевался? – раздался голос Севки, хриплый и неприятный спросонья.

– Здесь, за углом, – отозвался Витька. – Ася вон просила проводить.

– Ну, я тоже по этим делам. Думал, как тебя обойти, наступить боялся, темнота ведь, хоть шары выколи! Дверь как открыл, вижу – нету на месте нашего проводника Витюхи, испугался даже…

Севка, не уходя от избы, справил нужду и отправился досыпать. Подошла сзади Ася, взяла Витьку за руку.

– Севка выходил?

– Он… Надо же, какая луна, огромная и ясная, даже слепит!

– И что это значит?

– Для нас, Ася, не очень хорошо. Лету приходит конец, скоро света и солнца днём совсем будет мало, день станет больше походить на вечер. Всамделишные заморозки вот-вот нагрянут, сегодня утром ещё не будет сильного заморозка, а денька через два уже может быть. Где деревня моя, та сторона тоже северной считается, а мы оттуда напрямую пошли ещё дальше к северу, ближе к холоду и снегу. Вот и смекай, что нам грозит. Замерзать станем, если быстро не обернёмся.

Девушка поёжилась, помолчала, сердито пошмыгала носом – видимо, Витькины слова её расстроили

– Вот Женю найдём, и тогда решать будем. Я думаю, надо назад поворачивать, меня такая перспектива превратиться в ледышку совсем не устраивает. К чёрту эти долбаные алмазы, сколько и так уже из-за них страхов натерпелись! Одна Агаша деревенская ваша чего только стоит, не зря же она тебя предупредила! Колдуньи, они всё про всё на этом белом свете и на том тоже знают, вона как ведьму подкараулила и отдубасила, сам ведь рассказывал.

– Да, решать надобно, – согласно кивнул Витька. – Женю бы поскорее отыскать, дай Бог, живой…

– Витя, ну чего ты опять Бога поминаешь! Что это у тебя настроение такое упавшее? Пошли лучше, Витенька, досыпать! Прохладой тянет, продрогла я, ещё сейчас простыть не хватало до кучи. – Ася вплотную приблизилась к Витьке, чмокнула его в щёку. Сделав пару шагов к двери избушки, обернулась. – Да, Вить, хочу тебе сказать: смотри, чтобы Пашка о наших отношениях не догадывался, продолжим потом. Дам знать, когда сможем встретиться. Чувствую, душой мне уже тебя никогда не забыть, запал туда крепко. В город погостить приедешь, железно клянусь! Только обещай мне вести себя дальше в походе спокойно, как прежде, даже старайся меньше смотреть в мою сторону, взгляд иногда говорит о многом. Пашка, он ведь не совсем дурак, если поймёт – нам не поздоровится. Обещаешь?