Текст книги "Жестокая параллель. Тайна горы Холатчахль. Приключенческий роман"

– Воська, Воська, держись! – истошно кричал он, заодно на бегу пытаясь давать советы неудачнику. – Не борись с течением, не теряй силу! Ты только плыви по нему и чуток руками подгребай к берегу, тебя сейчас на мель понесёт, и я тебя там поймаю!..

Ругаясь нещадно, Витька успел-таки раньше к спасительному повороту. Ему было очень страшно, река здесь, словно назло им взбесившаяся, грозно рычала, дыбилась, переворачивалась пластами, но, однако, он, соединив волю с природной хваткой и ответственностью, смог подавить это естественное, присущее нормальному человеку чувство, с ходу бросившись в ледяную воду. Широко расставляя ноги, сколько возможно, брёл, пока нутром не ощутил, что ещё, может быть, сделать всего один шаг, и тогда ему уже будет не совладать с озверевшей рекой, его собьёт с ног.

И конец придёт и ему тоже, заодно с Воськой. А тем временем виновник происшествия, следуя советам проводника, оказался на повороте почти сразу же. Ну и, казалось бы, сейчас протяни руку, поймай его Витька, хотя бы за что-нибудь ухвати, но с первого раза это сделать оказалось не так просто. Воську перевернуло на спину и накрыло толщей бурлящей воды… «Всё, конец!» – промелькнула мыслишка у Витьки. И он скорее интуитивно, а никак не продумав, сунул вытянутую руку в воду, где сходу что-то обнадёживающее там, в невидимой глазами беспощадной стихии, цепко ухватил пятернёй. Сначала показалась Воськина нога, а потом и он весь. За Витькиной спиной стояли наготове пацаны, они помогли ему и общими усилиями бедолагу Воську в конце концов благополучно вытащили на берег…

Он был в сознании, только сильно окоченел и от этого, и, конечно, ещё с большого перепугу, говорить с ребятами у него пока что не получалось. Из широко открытого рта вырывались нечленораздельные звуки. Жалко было смотреть на то, как парнишку бьёт дрожь.

– Мужики, водка есть у кого? – спросил Витька. – Растереть бы надо, он заболеть лёгкими может.

– Так у него же и есть! Пусть, падло, пользует своё! – резко ответил Сева и шагнул к распластанному на траве несчастному, с ясным для ребят желанием что-нибудь тому сделать, может быть пнуть.

Угадав это, Витька преградил ему путь:

– Ещё только драки нам тут не хватало! Эдак-то мы пока до алмазов доберёмся, раньше переколотим друг дружку. Ну сорвался, так чего? Он ведь не спецом, он только чуть раззяву поймал, наверняка в первый раз по дереву шёл. Такая переправа – дело нешуточное. Считай, повезло ему, да и нам тоже, обошлось, блин, не утоп, а всё благодаря тому, что на воде здорово держался. Страху, конечно, все натерпелись, но это ерунда по сравнению с тем, что могло быть. Не нападайте больше на него, забыть надо про этот случай. Я всякого в тайге успел повидать, и скажу – Воська даже герой. За то, что сразу не ушёл на дно, в награду положено ему полстакана водяры внутрь!

– Давай, Севка, вперёд, да смотри, аккуратнее! – приказал Пашка.

Он послал его за Воськиным рюкзаком, в нём должна быть водка. Хорошо, что она была! В таком случае водка – вещь для сугреву просто необходимая. Пока Севка ходил, Витька, не теряя времени, стал энергично раздевать несчастного, забыв о себе. Он даже не скинул сапоги, где хлюпала вода, и ноги его от холода занемели.

– Девчонки, ну чего вы стоите с открытыми ртами – муха ведь залетит! Давайте-ка, помогайте проводнику! – прикрикнул на девушек Вадик.

– Поищите что-то шерстяное! Надобно для растирки шерстяное бы, оно-то всяко лучше пойдёт, – добавил Витька…

Работа по возвращению товарища в более-менее нормальное состояние кипела, ребята даже развеселились, по очереди растирая Воську. Тот от их едких шуток поначалу, казалось, только больше бледнел. Уж потом, когда спустя полчаса пришёл в себя и смог заговорить, он, не уступая, начал отвечать так же задиристо, и это у него получалось, как и у них, колко и весело. Одет Воська теперь был в разное – в то, что нашли в своих рюкзаках и дали ребята. На нём оказалась женская длинная кофта Жени, чья-то фуражка на голове, а на ногах шерстяные носки, которые пожертвовал Вадик.

– Так чего, проводник, дальше будем делать? Может, пойдём вперёд? – спросил Пашка. – По-моему, по карте недалеко уже должно быть, как-нибудь ведь добредём до места…

– Не, – помотал головой Витька, – не получится… Он, как раз вылив из обоих сапог воду, сидел на траве и выжимал портянки. – Сам видишь, что с моей обувкой делается, а Воська так вообще полураздетый сидит! Идти два километра, а только на фига нам убиваться, надобности вовсе не вижу. Соображай, Пашка, уже вечер, пока приволокёмся, туда-сюда, и темно станет: день-то короток стал, дело к осени движется – небось заметил ведь, лист на деревьях желтеет. Короче, здесь заночуем. Давайте резину не тяните, местечко для палатки готовьте. Но сперва костёр, быстрей запалите костёр! Мне надо портянки всполоснуть да сразу просушить, запасных нету, мёрзнуть не больно охота. Воське тоже надо одёжку просушить.

– Ладно, убедил! Остаёмся, товарищ проводник. Я уж грешным делом думал, уже буду добычу сегодня делить.

– Алмазы, Паша, никуда от нас не денутся, если они, конечно, есть. Кто знал, что Воська в реку свалится! Если бы не это, может, и успели бы дотемна покопаться в шурфах, а так, ничего не поделаешь, только завтра полезем искать.

– А ты разве сомневаешься, есть ли там, в этих твоих шурфах, алмазы? Неужели допускаешь, что тебе могли по ушам проехать порожняком?!

Последние слова Пашка выкрикнул зло и будто даже с отчаяньем. Витька снова пожалел, что затеял с городскими поход за алмазами, и он уже убеждался в этом. Сейчас, собираясь с мыслями, медлил с ответом. Пашка и другие ребята, слыхавшие их разговор, внутренне напряглись, ожидая развязки.

– Ты пойми, Пашка, правильно, – после неприятного и напряжённого для всех долгого молчания заговорил он. – Карте, по какой мы идём, в обед сто лет исполнится, и чего там, в шурфах этих, за такой срок было, то одному Господу Богу известно. Может, давно все алмазы вышарили? Ну а ежели есть они, дорогие камни, в шурфах, а я надеюсь – не зазря идём, то они на блюдце нас не дожидаются. Наверняка всем нам придётся их поискать ещё, семь потов сойдёт, пока хоть что-то добудем, земельку не больно легко ковырять! Шурф, как мне говорили, та же самая яма, и она глубокая и, может, узкая – тогда по одному придётся лазить туда, во мрак, всё равно как в могилу.

– Ну ладно, не пугай уж, пуганые, – почти миролюбиво сказал Пашка. – Надо было тебе сразу толком ещё перед выходом объяснить. Только вот чем копать станем, девок, что ли, заставим ногтями рыть? Они у них длинные, вострые…

– Девки, Пашенька, знаешь где?! – возмутилась Ася… – Девки на базаре семечками торгуют!

Ася сердито покосилась на дружка, пацаны улыбнулись, и напряжение с этого момента как-то само собой улетучилось. Лица у всех просветлели.

– Зубами будешь землю грызть, Пашенька, сам! – добавила Ася. – Мы тебе такую возможность нашим коллективом сразу предоставим, потому как ты самый жадный из нас.

– Землю никому ни зубами, ни ногтями рыть не придётся, – успокоил Витька ребят, когда поутих смех, окончательно разрядивший обстановку и поднявший наконец всем настроение. – У меня лопатка сапёрная есть, дед с войны привёз, она ему не раз жизнь спасала, такая вот счастливая оказалась. Он не смог её там, в Германии, у фашистов просто так бросить, тем более в деревенском хозяйстве сгодилась бы. Много чего мне про лопатку эту дед говаривал. Интерес у кого будет, так я потом расскажу… – Витька чуть помолчал и дополнил, предупреждая тем самым другие вопросы ребят. – И верёвка у меня есть надёжная, так что в яму прыгать не придётся. Пеньковая верёвка, новая, длинная, муха на ей, ещё не сидела.

– Ты, Витька, проводник у нас просто козырный, цены тебе нет! – воскликнул Вадик, и лестные слова посыпались на Витькину голову, на что он, не очень любивший громкой похвалы, отреагировал по-своему, грубовато:

– Да ладно вам, ещё перехвалите! Давайте быстрее костёр уже, мы с Воськой околеем ведь!..

Ребята, кроме Воськи и проводника, во главе с Пашкой бросились собирать дрова. Конечно, вначале нужно было определить место костра, и тут не обошлось без горячего спора, из-за чего Витьке пришлось всё же подняться и босому идти на помощь. Он с ходу забраковал два предложения. Прикинув направление ветра и близость деревьев к ожидаемому огню, которые при жарком, высоком пламени могли вспыхнуть даже от искр не хуже, чем порох, решил, что риск пожара большой, поэтому, оставив без внимания Пашкино недовольство, углубился метров на двадцать в лес и оттуда крикнул:

– Сюда, ко мне двигайте, пацаны! Ничего, как будто бы в норме местечко, и костёр входит, и палатка чуток дальше удобно пристроится. Тут только сорные деревца посрубать надобно, и самое то. Лучшего, думаю, не найти. Может, дальше и есть чего, но от речки нам отступать не резон: вода нужна на чай, на жратву – похлёбку же сварим, без горячего всё одно что голодом спать ложиться…

Он дождался ребят и вернулся к реке. С минуту раздумывал, состирнуть ему или нет портянки? Опрятность, унаследованная от бабки, взяла верх. Взяв их, он смело зашёл по щиколотку в обжигавшую ледяным холодом воду. Хотелось по этой причине закончить стирку как можно скорее, но пока он не убедился, что портянки тщательно выполосканы и чище уже не станут, занятие своё не прекращал. Выжав, сделал шаг к берегу. Тут неожиданно его внимание привлёк необычный камушек. Он выделялся в среде прочих, плоских и однообразных, по форме и цвету. Этот отрезок реки был затенённый деревьями, к тому же наступил полноправный вечер, поэтому и камушек величиной всего лишь немногим больше, чем с ноготь, хорошо рассмотреть было невозможно даже вблизи. Достав его из реки, Витька долго держал находку на ладони, но до конца с выводом так и не определился. У него один раз только ёкнуло в груди и бешено заколотилось сердце, но он отогнал эту мысль, оставил её на потом, не захотел поверить, что камушек не что иное, как самое настоящее золото, то есть маленький самородок. Выйдя на берег, Витька сразу решил городским ничего пока не говорить, чтобы не будоражить. Нужно было убедиться и развеять все сомнения. В сущности, он ещё даже не знал, как это у него получится, ведь сам-то он о золоте имел весьма смутное представление. Видал его только у бабки на пальце, толстое, тусклое и неуклюжее, да ещё несколько раз слушал россказни таёжников про невероятное везение. Кто-то где-то и когда-то находил самородки в безымянных речушках…. Витька подальше засунул камушек во внутренний карман куртки в надежде рассмотреть, поцарапав, чем-нибудь его завтра с утра, когда уже высоко взойдёт солнце. Удовлетворённый таким решением, он не спеша подался к ребятам, в глубине души сознавая, что идти ему не особенно хочется. Душа пела и ликовала, просилась побыть одному, наедине со своими мыслями. Раздавшийся крик Аси вынудил его ускорить шаг. Она отчаянно звала его, и в то же самое время раздавались весёлые голоса ребят. Они кричали громко, с задором, словно никто из них не устал и ничего за этот уходивший, прожитый ими день не произошло.

– Ну, слава тебе, господи, пришёл наш любимый Витька! – воскликнула Ася, как только он показался.

– Что за шум, а драки нет? – весело, прибауткой спросил в свою очередь девушку он. – В уборную от вас и то не отойдёшь, блин.

– Витёк, посмотри, какой я гриб нашла! Их тут навалом, и все такие здоровущие! Что это за гриб, он съедобный? На боровик с виду похожий, так ведь?

– Моховик, Ася, это, и он очень даже съедобный! Смахивает на маслёнка, только больше, его можно и без масла жарить, масла в ём много, – безошибочно определил Витька и через паузу договорил: – Если общество не против будет, так, может, жарёху мировую на ужин сварганим по-быстрому? Или опять, как в прошлый раз грибовницу, тоже вкуснятина получится!

– Не, не против! Делай что хочешь, проводник, кто же будет против грибов! – согласился Вадик, и его поддержали восторженными возгласами.

– Тогда за дело, до полной темноты грибы почистить надо…

*** *** ***

Костёр уже горел, бросая блики на деревья. Стоя возле него, казалось, что вокруг уже наступили плотные, мрачноватые сумерки. Витька обеспокоенно посмотрел на направление дыма: ветер, сменившись, подул с севера, и это обстоятельство, в чём он не сомневался, непременно повлечёт похолодание.

– Пацаны, пока я к реке схожу, найдите пару-тройку сваленных сухих деревьев, хорошо бы толстых. На ночь нодью устроим, чтобы всю ночь потихоньку, в натяг, но горело, не как в прошлую ночь – сколь ни подкидывал, а к утру всё равно едва вообще не утухло.

– Что ещё за нодья? Я впервые про такое слышу! Увидел – делать нам не фиг, Витёк, так выдумаешь специально, что ли?.. – спросил Пашка. Ему явно не хотелось ничем больше заниматься, а лишь, бездельничая, ждать у костра вожделенного ужина.

– Это, Паша, такая рыбацкая надёжная штука: два дерева вместе положишь – оба вдоль, между ними костёрчик небольшой зажигаешь, и потом они всю ноченьку друг дружку поддерживают, горят. Без палатки были бы, дак можно тогда бы прямо на них спать. Ну, конечно, подстелить что-то, да подальше держась от огня. Я спал несколько раз – ништяк, понравилось, дерево со временем тёплым стаёт, само задницу греет…

Девушки с Севкой за считанные минуты набрали полтора десятка крупных, крепких моховиков. Воська ни в чём пока участия не принимал, сидел и млел у костра, пристроив недалеко от огня одежду для сушки. Витька примостил тут же свои портянки и сапоги. К реке босой не отважился идти, опасался нарваться в густых сумерках на сучок или что-нибудь другое, колкое, поэтому попросил у Севки кеды. Тот неохотно, но дал ему. Кеды немного жали даже на босую ногу, хотя идти было всё-таки можно.

– Витя, я с тобой! – решительно заявила Ася, и он согласно кивнул.

Пашка с Вадимом уже возились неподалёку, отыскивая нужные деревья, благо поваленных непогодой лежало их здесь довольно много. Доносился треск, звук топора и непременно сопровождавший работу мат.

– Ну идём уж, Вить! – попросила девушка.

– Сейчас, только картошку достану, заодно с грибами почистим на берегу…

Ася пожелала идти первой. Она несла пару котелков с грибами, у Витьки было в руках остальное. Едва они успели скрыться из виду, как девушка, поставив ношу на землю, жалобным голоском попросила:

– Витя, отвернись! Я уж терпела-терпела, мочи нет!

Витька, остановившись, слегка покраснел, отвернулся. Спустя минуту они опять продолжили путь, а ещё через две вышли к реке и сразу приступили к делу. Ася стала чистить картофелины, а он грибы, это занятие было для него привычным. Они торопились и некоторое время сначала молчали и, наверное, молчали бы дальше, но тут недалече от них вдруг раздался протяжный рёв, мощный и жуткий в сумерках мрачной тайги. Рёв даже приглушил рокот реки, такой был долгий и громкий. Ася, бросив не очищенную до конца картофелину, бросилась к Витьке и схватила за руку. Мелкая дрожь била девушку не на шутку.

– Что это, Вить?

– Миша, кто же ещё! Медведь. Даёт знать всем, кто в тайге хозяин.

– Так он задерёт же нас, Вить! Ой, и зачем я только попёрлась, дурочка, сюда, к чёрту на кулички! Сдались мне эти алмазы… Медведь, он что, к нам сюда идёт?

– Может, и идёт, так что? – спокойно ответил Витька, и сейчас же пожалел, потому что Ася на его слова разразилась плачем.

– Дура я, дура! – запричитала она. – Поддалась общему настроению: романтика, а то как же – ведь поход за алмазами! А не подумала сразу, дура, что это даже незаконно. Если и что найдём, так за задницу возьмут. Меня, комсомольского активиста, в первую очередь привлекут. И за что только страху в тайге натерплюсь, не понимаю!

Витьке пришлось оставить на какое-то время грибы. Надо было её успокоить, хоть он не знал, и даже не представлял, каким образом это сделать. Для начала Витька мозолистой пятернёй неуклюже погладил девушку по голове.

– Ася, ну у него ведь своя дорога! Откуда я знаю, куда он идёт? Я уже говорил, что не тронет медведь человека, сытый он в это время, ленивый. Если мы сами борзеть не начнём, не будем ему мешать, на его территорию не попрёмся, так чего ему на нас нападать?

– Ага, откуда ты знаешь? Мы, может, уже впёрлись в его землю, не зря же он орёт так громко!

– Пока нет, кажись, не впёрлись ещё. Мишка обязательно прибежал бы шороху наводить, прогонять ненужных гостей. Это он предупреждает, Ась. Зачем ему лишняя возня с нами? На свои владения он никого не допустит. Вот так, чтобы не грызть чужака, пугает на всякий случай вначале. Я думаю, тут на многие километры больше никого, кроме нас, нету. Нюх и слух у него звериный, наверняка дым от костра почуял, или голос человеческий… Давай уж, Ася, успокаивайся, дела надо делать – народ у костра ждёт, жрать ведь все хотят, как волки.

– А ружьё у тебя с собой? – продолжая всхлипывать и умываться слезами, но уже не так бурно, как прежде, с надеждой спросила она.

– Смотаться ведь недолго, из мешка вынуть. Чисти и ни о чём не переживай, на меня полагайся…

Ещё с минуту или, может, две Ася сидела молчала, тихо всхлипывая, наверно прислушивалась, а потом, чего Витька никак не ожидал, она чмокнула его в щёку и отошла. Он покраснел, разволновавшись до крайности. Ведь его впервые в жизни поцеловала девушка, да ещё какая! Витька не знал, надо ли ей сказать что-либо в ответ на этот порыв, и тут, вспомнив данную себе клятву перед походом не вмешиваться, не вставать между ней и Пашкой, справился с волнением и с двойным усердием молчком стал чистить грибы, решив, что так будет лучше. Вскоре с ними и с картошкой было закончено. Вкусно пахнувшие свежестью леса, чистые грибы, крупно порезанные, он залил водой, туда же Ася высыпала картошку. Набрав заодно воды и на чай в пустые котелки, они сторожко, часто поглядывая по сторонам, отправились назад. Витька старался идти как можно ближе к Асе, чтобы она чувствовала его обнадёживающее дыхание за своей спиной…

Оставшиеся в месте отдыха ребята, пока они отсутствовали, поработали на совесть. Витька с удовольствием отметил, что очищенные от сучьев брёвна лежали как нужно и между ними весело плясал языками пламени костёр. Портянки и его литые сапоги к этому времени успели просохнуть и он, с удовольствием скинув кеды, натянул наконец свою неизменную в походах обувку. В предвкушении скорой сытости и последующего отдыха ребята с благодушием смотрели на огонь. Он притягивал, завораживал, каждому навевал хорошие мысли про вкусную еду, и потому говорить между собой им не очень-то хотелось. Кроме запаха грибовницы и дымящей древесины, несло ещё крепким табаком, так как все пацаны дымили. Табачный запах смешивался с дымом костра и вместе с ним уносился ветерком.

«Как вот тут медведю не учуять нас…» – подумал Витька. Несмотря на то что он недавно всячески успокаивал Асю, всё-таки сам думал несколько по-иному, прекрасно сознавая опасность неожиданного нападения зверя на стоянку, то есть на них. Не мог Витька гарантировать того, что они своим вторжением не нарушили покой зверя. Медведи должны быть тут везде, на это ясно указывал медвежий помёт, попадавшийся ему на глаза довольно часто. О чём он, дабы не будоражить и без того пугливое общество городских, естественно, умалчивал.

– Проводник, покурить, наверно, хочешь ядрёных, махорочных? Я на всякий случай прихватил пару пачек, думал комаров гонять, а их нету, – предложил Севка, но Витька отмахнулся:

– Некогда мне, братцы, раскуривать пока! Похлёбку сварю, и тогда уж после плотного ужина… Дед мой мало курил, но после жратвы себе никогда не отказывал, завсегда «козью ножку» завернёт, да её до самого конца вытянет. Махорку, царство ему небесное любил, привычка с войны, видать, к нему прилепилась…

Севка насчёт курева больше к нему не приставал. Витька продолжал наблюдать за бурлившим котелком, и вскоре, минут через пятнадцать, громко сообщил:

– Всё, грибная похлёбка готова! Налетай ребята!

Удивительно, но на его призыв никто не откликнулся. Находясь у огня, Витька, ослеплённый светом, никак не мог в кромешной тьме рассмотреть лица городских, едва различал только их силуэты. Уже в полутора метрах от костра всё вокруг него казалось чёрным, однообразным. Даже высокие деревья, и те тоже как бы слились в единую чёрную стену. Костёр иногда бросал на них блики, и тогда деревья на какое-то мгновение походили очертаниями на неизвестных уродливых и жутких сказочных, исполинов. Витьке пришлось сделать пару шагов в сторону ребят, выждать время, чтобы глаза адаптировались к темноте. Судя по тому, что ребята лежали, подложив под изголовье вещмешки, можно было сделать вывод, они все поголовно спят. Впрочем, это обстоятельство не вызвало у Витьки удивления, он мысленно пожалел ребят, однако оставлять всё как есть до утра, конечно, не собирался, и потому закричал:

– Эй, братцы-кролики, вы чего разлеглись?! Ужинать не собираетесь, что ли, сегодня?..

Похоже, его на этот раз услышали. Он увидел, как ребята зашевелились, хотя и продолжали лежать. Витьке ничего не оставалось делать, как подойти к тому, который ближе, и потормошить, им оказался Севка.

– Мужики, подъём! – пробасил Севка хриплым спросонья голосом и, продирая глаза одной рукой, другой стал шарить в рюкзаке, отыскивая ложку, а она, будто назло, никак не попадала ему, и он из-за этого тихо матерился.

– Глико, как вас разморило, намаялись бедные, да ещё у костра как-никак, а пригрело, сон нагнало, – проворчал Витька. – Давайте, побыстрее шевелитесь, я ведь уже снял котёл от с костра, остынет ишо, а холодную кто грибовницу мякает, никакого же кайфу стылую хлебать…

У проводника Витьки, довольно грамотного, по сельским меркам, деревенского юноши, во время разговора слова порой вылетали необычные, будто состарившиеся. Давно уже таковых не было в обиходе у современной молодёжи. Он и сам не знал, почему так происходит. То ли нахватался старинных слов от деда и бабушки, у них они нет-нет да и прорывались наружу, то ли эта оказия сразу вместе с ним родилась. И как ни пытались школьные занятия что-либо изменить в его непривычной, старомодной речи диктантами, стихами и разными упражнениями, ничего не получилось. Слова продолжали вылетать, как бы он ни старался сдерживать их, и они почти всегда вызывали снисходительную улыбку, в особенности у городских спутников. Зачастую те просто не понимали его, хотя никогда и не переспрашивали, не дразнили, относились к этому с пониманием, полагая, что в глухой деревне говорят так же, как их Витька-проводник, все деревенские жители…

Пока Витька разбудил всех, Севка тем временем уже успел попробовать горячее варево:

– Вкуснятина такая, что можно язык проглотить! Если ещё резину потянете, то я всё сам съем. Витька, похоже, что-то мясное в грибовницу бухнул. Я верно говорю, Витёк?

– Угадал, Севка, у меня банка тушёнки была, вот я туда её решил спровадить. Кашу маслом не испортишь, с грибами мясо в самый раз идёт!

– Дед, наверно, опять научил или бабка? – поинтересовался Пашка.

– Ага, они…

Ребята, окончательно отойдя ото сна, ели с завидным аппетитом, некоторые бессовестно чавкая. Севка вспомнил про оставшуюся от Воськиных процедур водку, когда еды оставалось совсем немного, почти на самом дне котелка. Её немедленно разлили, поделив только на пацанов, и выпили. Грязную посуду мыть в реке никому не хотелось, Витьке, в том числе тоже, однако пересилив навалившуюся лень, он всё же с неохотой засобирался, складывая в кучу ложки, кружки, котелки и прочие использованные ёмкости.

– Ладно, пойду и я с тобой, – проговорил Сева. – Вздремнули, досыта наелись, чего тут зря лясы точить у костра…

На небе, несмотря на ещё не слишком позднее время, взошла луна, и при её холодном, загадочном свете пробираться к воде было не так уж трудно даже без фонаря. Под ногами хорошо различались павшие трухлявые деревья и даже та узкая тропка, которую ребята успели за несколько раз протоптать тут в высокой, по пояс, перестоявшей траве.

– Ты знаешь, Витёк, у меня такое чувство, ровно за мной всё время кто-то следит. Я, умом-то понимаю, что этого не может быть, а вот отвязаться всё равно не могу. Нет-нет да как найдёт на меня, страх появляется! – неожиданно признался проводнику Севка, когда они, присев на берегу, стали раскладывать посуду: котелки, ложки и кружки раздельно.

– Такое бывает не у тебя одного, кто в дремучем лесу оказывается! – со смешком ответил Витька, сразу подумав про себя, что, наверное, не зря Севка, с виду ленивый парняга, пожелал добровольно мыть вместе с ним посуду в темноте.

Севку тайга страшила и потому беспокоила. Нужно было излить душу, но не при всех, чтобы ни в коем случае не оказаться осмеянным дружками, а тем более девчонками. Витька об этом сейчас догадался и продолжил размышлять вслух:

– Нам ведь всем в малолетстве сказки сказывают старшие: «Три медведя», например, слышал ведь, или опять же про Бабу-ягу. Оно, конечно, завсегда интересно слушать, но и страшно! Страх-то потом этот с тобой всю жизнь и ходит. В тайге какое главное правило надо соблюсти? Это, перво-наперво, ежели не знаешь её, так сам один по ней не броди, с кем-нибудь опытным только вместе, в паре, и заодно не лезь куда не надо, даже дерево без надобности рукой не лапай – можно испугать того, кто на дереве сидит, сверху на тебя смотрит. Та же куница возьмёт, да и прыгнет на башку с перепугу. Да ещё обязательно под ноги смотри: можно угодить в капкан и в берлогу так же запросто попасть. Вообще мало ли ещё куда можно рылом влипнуть. Чтобы беды нажить, дураку далеко ходить не обязательно. Короче, вести себя надо в тайге тихо и осмотрительно. Даже лишка ягод и тех же грибов отсюда нельзя домой тащить, тайга этого не жалует, обязательно что-то да приключится с жадобой. Сколь случаев уже знаю…

– А то, что мы идём алмазами разжиться, для того чтобы разбогатеть, это как будет называться, разве не жадностью? Если найдём целую кучу, мы же всё заберём, неужто хоть один оставим? – подал голос Севка.

– Ну ты и сказанул – куча!.. Знаешь, Сева, чего я больше всего опасаюсь, так это раздору между вами, городскими. Кучу мы, конечно, не сыщем, клад для нас там никто не припас, но, сколь бы не добыли, делёжка будет самым трудным испытанием. Легче несколько раз через бурную реку перебраться, чем по справедливости добычу между всеми разделить.

– Н-да, – помолчав, как будто согласился Севка, и после непродолжительной паузы заговорил, приглушив голос, словно его могли услышать друзья, оставшиеся у костра. – Пашка, он такой, он может и всё себе заграбастать. Будь-ка с ним, Витька, настороже, не задирай зря.

– Ты это на что намекаешь? Когда я его задирал? Я вообще стараюсь меньше с ним зря базарить!

– Я насчёт Аськи, ты лучше подальше от неё держись. Пашка уже косится, кабы не запсиховал. Тогда тебе несдобровать – полезет с кулаками, он на расправу быстрый! Я-то его давно уже знаю: чуть что не по нему – сразу по сопатке хреначит!

– Ася, ничего не скажешь, девушка красивая и фигуристая, но не для меня она, Севка. Не знаю, что там Пашка думает, а я так даже не помышляю закадрить с ней. Слишком между нами пропасть большая, разные мы, да и по годам она старше, относится ко мне как к малому.

– Ладно, я тебя, считай, предупредил…

Мытьё посуды шло к концу, Севка уже домывал последнюю кружку, тщательно выполаскивая, освобождая от песка.

– Воды на чай наберём, – сказал Витька. – Чаёк перед грядущим сном не помешает.

– У Женьки конфеты шоколадные есть, я сам видел! – выразительно причмокнув, добавил Севка. Закончив с кружкой, он вдруг спросил у Витьки-проводника про такое, что заставил того смутиться. – Витёк, ты когда-нибудь, ну хотя бы один раз, имел в кровати дела со шмарой? Есть у вас в деревне гулящие?

– Да было пару раз, – не сразу и нехотя признался Витька, и этим вызвал большой интерес к себе у Севки. Тот удивился и чему-то сильно обрадовался, даже подошёл и похлопал Витьку по плечу.

– А ты молодец! Я думал, ты вообще ещё мальчик с пальчик. Ну и кто она такая, ваша деревенская?

– А тебе это зачем знать?! – поначалу отрезал Витька, но потом, поостыв, всё же подтвердил, вяло и тихо. – Да, наша деревенская, к ней наши пацаны, дружки мои, ходят, тайком, конечно, и очень редко, чтобы, не дай-то бог, родичи ненароком с ней не застукали. Нам то чё, поймают на таком срамном деле – по заднице ремнём опоясают раз-два, и нам потом до феньки, как с гуся вода, а её могут за такие дела и погнать из деревни куда подальше за бл… во.

– Лет ей сколько, небось баба уже?

– Да лет под сорок будет.

– Ого! Хороша была практика! – захохотал Севка. – Ну и как тебе со взрослой бабой, понравилось?

Витька, разом насупившись, промолчал. Зачерпнув в два котелка воды, быстро пошёл к костру. Ему, не очень искушённому деревенскому пареньку, отчего-то вдруг стало не по нутру за вырвавшееся признание. У него первый раз в жизни возникло чувство стыда перед женщиной, которая ничего плохого ему не сделала, а только, наоборот, с ней он впервые почувствовал себя как будто настоящим мужчиной. Она обласкала его так, что он, испытав необычайное удовольствие, никогда этого уже не забудет. Сохранит деревенским простым случаем, сведшим с ним пусть некрасивую, простую и к тому же ещё намного старше годами женщину, в своей памяти надолго, если не на всю свою жизнь.

– Витюша, дорогой наш проводник, ну где ты запропастился? – ласковым голосом встретила его Ася. – Сева, бессовестный, ты, наверно, заболтал парня? У нас тут без него разговор вовсе не клеится.

– Не, мы посуду до блеска натирали для всех вас, потому долго, – оправдался Севка, и в свою очередь полюбопытствовал: – Разговорчик-то, интересно знать, об чём таком завели, что тот без проводника не заклеился?

– О самом земном, Севка! Мечтали о том, как бы неплохо сейчас было в баньку деревенскую сходить, да там веничком берёзовым от души похлестаться. Ты нас, Витёк, за эти два дня уморил – пропотели до самых костей! Завтра ещё день так же побегаем – вообще завоняемся, – ответил за Асю Вадик.

– А я-то тут при чём? – пожал плечами Витька. Он уже успел пристроить котелок над костром и наблюдал за водой – ждал, когда закипит, предварительно засыпав в котелок добрую щепоть грузинского развесного чая. – Здесь бань для нас нету, придётся потерпеть, или вон в речку сигайте! У меня пачка хозяйственного мыла есть на всякий случай – кто полезет в ледяную воду, тому дам.

– Ну ты сказанул, проводник! – присвистнув, проговорил молчавший до сих пор Пашка. – Лучше уж, в самом деле, запах потерпеть, все одинаково грязные, чем в речку прыгать. Мы про то без вас вспоминали, кто, где и когда в своей деревянной бане парился, ну и спор меж нами зашёл. Вадик божится, дескать, в вашей деревне бани в огородах все ещё сплошь по-чёрному топятся и после мытья вы, деревенские, выходите оттуда чумазые, будто черти какие. Так ли это, правду Вадька сказывает, Витёк?