Текст книги "Свитки. Современное прочтение знаковых текстов Библии"

Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему. И гибнет богатство это от несчастных случаев: родил он сына, и ничего нет в руках у него. Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей. И это тяжкий недуг: каким пришел он, таким и отходит. Какая же польза ему, что он трудился на ветер? А он во все дни свои ел впотьмах, в большом раздражении, в огорчении и досаде (Еккл. 5:12–16).

Этот фрагмент, как и последующий, указывает на непрочность, эфемерность, преходящесть всего в мире, в том числе земного богатства. Екклесиаст уже говорил: тяжело, когда трудишься и некому это оставить. Позже он скажет: тяжело, когда есть наследник, но он глуп; как он распорядится всем, что нажито непосильным трудом? И наконец: тяжело, когда случай уничтожает нажитое и нечего передать потомкам.

Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит — полное совпадение с Книгой Бытия, где такой итог уготован для всякого сына и дочери человеческих: прах ты и в прах возвратишься. Там же труд назван неотъемлемой частью человеческого бытия: в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят (Быт. 3:19), и к этому у Екклесиаста много вопросов, главный из которых – зачем трудиться, если человек ничего не унесет с собой в мир иной?

Нужно заметить, что у соседей Израиля – египтян и жителей Месопотамии, было на этот счет противоположное мнение. Концом V – началом IV тысячелетия до Рождества Христова датируются египетские погребения, в которых находят разнообразный инвентарь, необходимый усопшему в загробной жизни, – мотыги, горшки с едой и даже косметику; III тысячелетием до Р. X. датированы погребения в шумерском городе Ур в Месопотамии с орудиями труда, украшениями, едой и питьем. Впоследствии в обеих культурах эти традиции развивались и усложнялись.

Религия Ветхого Завета отвергает эти практики, утверждая, что существование живых и усопших абсолютно непараллельно и нет вещи, которую можно было бы перенести из одного мира в другой. Как сами тексты, так и их комментаторы, иудейские и христианские, указывают, что единственное благо, которое в посмертии могут принести накопленные в жизни богатства, – благо совершенных на эти средства добрых дел. «Только блага души может кто-либо вознести с собой… Если, имея деньги, оказывал благодеяния, если, славу и почет имея, пытался содействовать немощным, то от трудов своих может вознести такой с собой благие дела», – говорит Дидим Слепец (Комментарии на Екклесиаста, 156.15).

Вот еще, что я нашел доброго и приятного: есть и пить и наслаждаться добром во всех трудах своих, какими кто трудится под солнцем во все дни жизни своей, которые дал ему Бог; потому что это его доля. И если какому человеку Бог дал богатство и имущество, и дал ему власть пользоваться от них и брать свою долю и наслаждаться от трудов своих, то это дар Божий. Недолго будут у него в памяти дни жизни его; потому Бог и вознаграждает его радостью сердца его (Еккл. 5:17–19).

Вопрос о культурных корнях идеи «простого человеческого счастья» обсудим позже, а сейчас лишь отметим, что неслучайно в книге регулярно упоминается благословение «наслаждаться добром во всех трудах своих» – с акцентом на слово «своих».

В книгах Притчей и Премудрости Соломона говорится о тяге к неправому приобретению как характерной черте нечестивцев: …если будут говорить: «иди с нами, сделаем засаду для убийства, подстережем непорочного без вины, живых проглотим их, как преисподняя, и – целых, как нисходящих в могилу; наберем всякого драгоценного имущества, наполним домы наши добычею; жребий твой ты будешь бросать вместе с нами, склад один будет у всех нас»… (Притч. 1:11–14); Будем притеснять бедняка праведника, не пощадим вдовы и не постыдимся многолетних седин старца. Сила наша да будет законом правды, ибо бессилие оказывается бесполезным (Прем. 2:10–11). На таком понимании настаивает и Таргум на эти стихи Екклесиаста: «пусть едят и пьют от трудов своих, не простирая руки к насилию и грабежу» (Свиток Когелет, 159).

Глава 6

Есть зло, которое видел я под солнцем, и оно часто бывает между людьми: Бог дает человеку богатство и имущество и славу, и нет для души его недостатка ни в чем, чего не пожелал бы он; но не дает ему Бог пользоваться этим, а пользуется тем чужой человек: это – суета и тяжкий недуг! Если бы какой человек родил сто [детей], и прожил многие годы, и еще умножились дни жизни его, но душа его не наслаждалась бы добром и не было бы ему и погребения, то я сказал бы: выкидыш счастливее его, потому что он напрасно пришел и отошел во тьму, и его имя покрыто мраком. Он даже не видел и не знал солнца: ему покойнее, нежели тому. А тот, хотя бы прожил две тысячи лет и не наслаждался добром, не все ли пойдет в одно место? (Еккл. 6:1–6).

Возвращение к теме, закрепление сказанного или же обрамление одной и той же мыслью крупного блока текстов, как башни фланкируют вход, – типичные приемы ближневосточной, в том числе библейской, литературы. Но если в других памятниках эти структуры видны и авторская логика расположения фрагментов в целом понятна, то при чтении Книги Екклесиаст складывается впечатление, что перед нами дневниковые записи, не получившие почти никакого регулярного оформления, за исключением самых общих моментов вроде введения и заключения.

Поэтому не стоит удивляться, что тезис «рожденному может быть хуже, чем выкидышу», вновь встречается после 4-й главы, где та же мысль звучала в 3-м стихе, касаясь социальной несправедливости: блаженнее… тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем. С точки зрения Екклесиаста, лишь нерожденный не испытал притеснений, а всякий вошедший в мир так или иначе получает опыт зла.

В 6-й главе сравнивается доля выкидыша и человека не насытившегося, не получившего радости от своих трудов под солнцем. Эти стихи – логический финал 5-й главы, где речь идет о блаженстве вкушения от трудов рук своих.

Наслаждение имуществом подразумевает, по мнению иудейских комментаторов, не только прямое использование скопленного на радость себе. Раши говорит, что некоторый человек «стремится бесконечно увеличивать свое состояние, подобно сказанному: „как смерть он ненасытен“ (Авв. 2: 5)… А другой человек переймет его имущество. Будет отчислять от него часть для бедных и сумеет насладиться им» (Свиток Когелет, 165). То есть радость от имущества может войти и в будущий человеческий век, стоит только захотеть.

Если бы какой человек родил сто [детей]… Здесь отсутствует слово «детей», но обе традиции, христианская и иудейская, добавляют его по смыслу. Сотня детей – абсолютное, но и страшное обобщение. Сложно не согласиться с Соломоном, что, с человеческой точки зрения, тщетнее тщетного жизнь отца, воспитавшего множество потомков и после смерти не удостоившегося от них столь простой и общеобязательной вещи, как погребение. Неужели так пусто и бездарно прожил он жизнь, что в их сердцах не зародился даже маленький плод любви? Но в свете христианского откровения мы понимаем, что перед Богом нет тщетной жизни, и даже нерожденный младенец, никогда не видевший света, столь же возлюблен Господом, как и всякий иной потомок Адама.

Заметим, что автор в этих стихах последовательно обнуляет общие для Востока, да и для всех традиционных обществ, представления о благе: многочадие, долголетие, богатство. Все это тлен и тщета, если Бог не дал благословения использовать это. Что значит в данном случае благословение? Человек должен все принести пред лицо Божие, дать Богу место в жизни, тогда благословение сойдет на каждый из аспектов человеческого бытия.

Важная деталь: для традиционной мудрости, для Книги Притч и вообще ветхозаветной литературы три перечисленные радости (дети, богатство и долгая жизнь) – всегдашние спутники праведника. Классический пример из библейского корпуса – патриархи Авраам и Иаков. Екклесиаст же говорит, что это может существовать вполне автономно от Бога и Его благословения, не принося человеку радости.

Все труды человека – для рта его, а душа его не насыщается. Какое же преимущество мудрого перед глупым, какое – бедняка, умеющего ходить, перед живущими? Лучше видеть глазами, нежели бродить душею. И это – также суета и томление духа! (Еккл. 6: 7–9).

Первый стих формулирует простую мысль, которая так перефразирована блаженным Иеронимом Стридонским: «Все, что приобретается людьми трудом в мире сем, истребляется ртом и, пережеванное зубами, предается для сварения желудку» (Толкование на Книгу Екклесиаст. 6: 7). Этот тезис опровергается Христом, Который сказал о пище то же, но заключил, что не все труды завершаются ею: еще ли не понимаете, что всё, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон? а исходящее из уст – из сердца исходит – сие оскверняет человека (Мф. 15: 17–18). То есть сокровище сердца не детерминировано пищей, не подчинено входящему в уста. Значит, не все труды человека – для рта его. От каких-то трудов накапливается та самая «сокровищница сердца», о которой говорит Спаситель: Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое. Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда (Мф. 12: 35) – жизнь, труды и опыт привносят в сокровищницу накопления.

В этом, собственно, и есть преимущество мудрого перед глупым и человека бедного, умеющего ходить, то есть знающего путь жизни – путь заповедей, перед теми, кому этот путь неизвестен. В свете Нового Завета преимущество очевидно, с позиции Екклесиаста – далеко не однозначно.

О видимом глазами и о влечении души Соломон говорит в продолжение мысли о благе насыщаться от труда своих рук, а не накопительствовать. Видимое глазами – это приобретаемое и используемое, то, от чего человек вкушает в своей жизни, а бродящая душа – это вечное желание приобрести, собрать, накопить больше. Как сказано в 1-й главе, во введении: Все вещи – в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием (Еккл. 1: 8). А следующий, 9-й стих 1-й главы: Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем — параллелен 10-му стиху 6-й главы:

Что существует, тому уже наречено имя, и известно, что это – человек, и что он не может препираться с тем, кто сильнее его. Много таких вещей, которые умножают суету: что же для человека лучше? Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем? (Еккл. 6:10–12).

Многие иудейские комментаторы при толковании этого места склоняются к идее предопределения (Ибн Яхья; комментарий Сфорно; Шмот раба, 40.3), а в Мидраш Тахнума (Пкудей, 3) и к идее предсуществования душ. Заметим, что при общем авраамическом корне иудаизма и христианства существует множество радикальных различий не только в восприятии Божества и фигуры Мессии, но и в других теологических концепциях. В том числе – в вопросе существования души и посмертия. Так, иудаизм допускает крайне своеобразную с нашей точки зрения идею реинкарнации, не обязательной для каждого, но возможной, – гильгуль нешамот. Повторюсь: новозаветное откровение однозначно указывает на абсолютную уникальность каждой конкретной человеческой души, и Церковь осудила идею предсуществования душ в учении Оригена. Поэтому в данном вопросе мы не можем обратиться к корпусу иудейских толкований. Яснее данные стихи представлены в новом переводе РБО: «…всему уже есть имя, и известно, что такое человек. Как ему судиться с тем, кто сильней?» (Еккл. 6: 10)[1]1
  Библия. Современный русский перевод. Российское Библейское общество, 2011.


[Закрыть]. Параллель со стихами пролога мы уже отметили, сама же идея наречения имен присутствует в Книге Бытия, и имена эти – человеческие, данные всем живым существам человеком. Но и каждый известный язык – дело человеческое, поэтому, действительно, не все имеет имя, а всему дано имя.

…Препираться с тем, кто сильнее его: в контексте предыдущих глав, поднимавших вопросы социальной справедливости, это может быть воспринято и в смысле взаимоотношений творения со своим Творцом, что также вписывается в контекст рассуждения об именах всего существующего. Эта мысль встречается в Библии у пророков Исаии – о горшечнике и глине (см. Ис. 45:9) и Иеремии (см. Иер. 18: 6), а впоследствии – у апостола Павла (см. Рим. 9: 21). Единственный положительный пример такого спора – в Книге Иова, но и его можно назвать положительным с большой натяжкой.

Завершается глава всегдашним вопросом Соломона, пока не получившим ответа.

Глава 7

Доброе имя лучше дорогой мости, и день смерти – дня рождения. Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира; ибо токов конец всякого человека, и живой приложит [это] к своему сердцу. Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше. Сердце мудрых – в доме плача, о сердце глупых – в доме веселья (Еккл. 7:1–4).

Тема имен слишком обширна для наших комментариев. Отмечу лишь, что в традиционных культурах связь между субъектом и его именем чрезвычайно значительна. И религиозные, и магические ритуалы традиционных обществ завязаны на имя объекта ритуала; серьезнейшее отношение к имени сохранилось и в современных монотеистических религиях – как к именам Божества, так и к наречению имени человеку.

Однако здесь речь идет не об «удачном» или «дарующем благую судьбу» имени человека, а о добром имени в смысле хорошей репутации. Так же следует понимать и сравнение имени с дорогим благовонием, запах которого иногда предваряет появление его носителя и потом еще долго напоминает о нем. Это нашло отражение и в нашей народной мудрости, небезосновательно заметившей что, с одной стороны, «у доброй славы большие крылья», а с другой – «добрая слава лежит, а дурная по свету бежит».

В таком контексте Екклесиаст и упоминает день смерти – который лучше дня рождения. Это не значит, что смерть лучше жизни, так как Бог не есть Бог мертвых, но живых (Мф. 22: 32); Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих (Прем. 1:13), а призывает: Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое (Втор. 30: 19). Речь именно о плодах жизни, о чем Бог говорит у Иеремии пророка: И беззаконных., если обратится от всех грехов своих, какие делал, и будет соблюдать все уставы Мои и поступать законно и праведно, жив будет, не умрет. Все преступления его, какие делал он, не припомнятся ему: в правде своей, которую будет делать, он жив будет. Разве Я хочу смерти беззаконника? говорит Господь Бог. Не того ли, чтобы, он обратился от путей своих и был жив? И праведник, если отступит от правды своей и будет поступать неправедно, будет делать все те мерзости, какие делает беззаконник, будет ли он жив? все добрые дела его, какие он делал, не припомнятся; за беззаконие свое, какое делает, и за грехи свои, в каких грешен, он умрет (Иез. 18: 21–24).

Об этом упоминает Иустин Мученик, приводя аграфу (незаписанное изречение) Христа: «В чем Я найду вас, в том и буду судить» (Диалог с Трифоном иудеем, гл. 47). Смысл прост – важно не только начало жизни, но и ее итог. Бисквитный пирог может быть хорошо взбит, но стоит хлопнуть дверцей духового шкафа при выпечке – и вот он уже ни на что не годен. Писание приводит множество примеров – от Соломона, который из любителя мудрости сделался любителем блудных жен, в итоге совративших его в идолослужение (см. 3 Цар. 11: 4-11), до евангельского благоразумного разбойника, сумевшего подвести верный итог своей жизни и наследовать Царство Небесное (см. Лк. 23: 39–43).

В том же ключе ведется рассуждение о том, что лучше пребывать в доме плача, а не в доме веселья. В некотором смысле оно нетипично, так как автор обычно рассматривает смерть как обесценивающий фактор, делающий бессмысленным любое человеческое начинание. Здесь же он говорит о том, что в аскетической литературе именуется памятью смертной, которую кто стяжал, тот никогда не согрешит, как говорит преподобный Иоанн Лествичник, перефразируя другого мудреца Израиля – Иисуса, сына Сирахова (см. Сир. 8: 39). Иоанн Златоуст, великолепный психолог и моралист, комментирует этот пассаж следующим образом: «…там [на пиру] зарождается наглость, а здесь [в доме скорби] скромность. Кто побывает на пиру человека, который богаче его, тот уже не с прежним удовольствием будет смотреть на свой дом… <…> Но о плачущих ничего такого сказать нельзя… Как только войдет кто в преддверие дома, в котором есть умерший, и увидит мертвеца… тотчас огорчается и делается печален, и каждый из сидящих там ни о чем другом не говорит с ближним, как о том, что мы ничто и что греховность наша несказанна. <…> Вошедший в дом плачущих тотчас и сам плачет по отшедшем, хотя бы был и враг ему. Видишь, сколько этот дом лучше того? Там он, будучи и другом, завидует; здесь, будучи и врагом, плачет…» (Беседа 15).

Лучше слушать обличения от мудрого, нежели слушать песни глупых; потому что смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом. И это – суета! (Еккл. 7: 5–6).

В предыдущих главах Соломон вопрошал о разнице между глупцом и мудрецом, здесь он показал, что для него это вопрос риторический. Автор все же находится в контексте израильской учительной литературы, говорящей: Золотая серьга иукрашение из чистого золота – мудрый обличитель для внимательного уха (Притч. 25: 12) и Пусть наказывает меня праведник: это милость; пусть обличает меня: это лучший елей, который не повредит голове моей… (Пс. 140: 5).

Гордый человек не может принять замечания или обличения ни от кого, руководствуясь либо собственными соображениями, либо мнением тех, кого сам возвел в авторитет. Немаловажно, что обычно мы выбираем для себя в качестве авторитета людей, дистанцированных от нас либо временем, либо пространством, тем самым оставляя зазор свободы. И напротив, зачастую неохотно принимаем не то что упрек, а даже совет от тех, кто поставлен над нами обстоятельствами, а не нашей волей. Это не правило, но происходит достаточно регулярно. И таким образом мы, имея возможность договориться как с самим собой, так и со своим воображаемым коучем, стагнируем, не продвигаясь к цели.

Человек смиренный готов взять на себя труд услышать любого. Это не значит, что он подобен кораблю без капитана и любой может им управлять. Это значит, что он открыт к слышанию, невзирая на приятность или неприятность говорящего.

Примечательный случай из серии бытового богословия произошел в свое время с преподобным Ефремом Сирином. Отправляясь в Эдессу, он обратился к Богу с молитвой о том, чтобы путешествие его было духовно полезно и Творец послал бы ему навстречу человека, сведущего в Писании. Подходя к городским воротам, он увидел блудницу, которая пристально смотрела на него. Преподобный не сдержался и спросил ее, как может она столь дерзко смотреть на него. И услышал в ответ: «Я смотрю на тебя, потому что женщина от мужа взята, а ты смотри не на меня, а в землю, из которой ты взят». Смиренный и кроткий авва Ефрем понял, что это и был ответ на его молитву, и получил немалую пользу.

Притесняя других, мудрый делается глупым, и подарки портят сердце (Еккл. 7: 7).

В одной из рукописей Мертвого моря этот стих предваряется словами: «Лучше бедность, чем неправедная нажива», к которым он служит комментарием. Примеров неправедного суда и нечестных деяний, совершаемых высшими правителями, старейшинами и судьями, немало в Священном Писании – от Ахава и Иезавели, погубивших Навуфея (см. 3 Цар. 21), до старейшин из Книги пророка Даниила, хотевших по ложному обвинению погубить красавицу Сусанну (см. Дан. 13). Несвободны от этого греха и Давид с Соломоном. Первый погубил Урию Хеттеянина, от жены которого, Вирсавии, и был рожден Соломон. Второй, отличавшийся не только великой мудростью, но и хитростью, в начале царствования погубил своего брата и политического конкурента Адонию. Все это примеры неправедной наживы, кривыми путями приобретенных земель, власти, женщины.

Последствия неправедных поступков принесли мудрецам многое зло – от смерти незаконно зачатого сына Давида до позорной смерти старейшин, оклеветавших Сусанну.

Конец дела лучше начала его; терпеливый лучше высокомерного. Не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых (Еккл. 7: 8–9).

Это возвращение к началу главы. Первые стихи говорят о плодах жизни человека, здесь же тема раскрывается через дело: всякое дело познается по его итогам. Об этом скажет и Христос, приводя в пример строителя: Ибо кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним, говоря: этот человек начал строить и не мог окончить? (Лк. 14: 28–30).

Терпение – базовый навык при научении любому делу. Сколько раз будет делать и переделывать свою работу ученик, пока не добьется приемлемого результата! А вершин мастерства достигают только терпеливые и упорные – наука, спорт, искусство изобилуют такими примерами. Полна ими и христианская жизнь, и история христианской святости. Апостол Павел приводит как образец выдержки и целеустремленности античных атлетов, которые ради тленного венца – лаврового венка победителя – готовы на многие труды: Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы – нетленного (1 Кор. 9: 24–25).

Бог ждет трудов, чтобы человек в них возрос, восстал в полную меру своего роста. И как хороший учитель терпеливо смотрит на кривую работу ученика, не ругает его, отбивая желание к учебе, а лишь направляет и корректирует, подводя к желаемому результату, так и Бог не только ждет, но и поправляет, наставляет и активно соработничает с человеком в деле спасения.

Простому, казалось бы, навыку упорства в достижении цели посвящено множество аскетических текстов, объединенных лейтмотивом: «Если ты пал – восстань». Для высокомерного человека опыт падения разрушителен – не только из-за последствий совершенного греха, но и по гордости, которая не может принять разрыв между мною нынешним и мною желаемым. В таком сокрушении практически нет покаяния, и часто, когда нам кажется, что мы плачем и раскаиваемся в грехах, наш плач – о том самом «идеальном себе» и происходит от гордости, а не от тоски по Богу. Поэтому терпеливый лучше высокомерного, неудача заставляет его продолжать попытки, а не валяться, оплакивая себя. Это важно и в свете наших постоянных переживаний о неизбывности одних и тех же грехов, приносимых на исповедь. Напомню в этой связи, что одним из ярчайших примеров вознагражденного терпения является паралитик, исцеленный Христом у Вифезды (ивр. байт хесед – «Дом милости»). Тридцать восемь лет человек сидел у водоема, понимая, что его шансы на исцеление ничтожны: раз в году кто-нибудь исцелялся от возмущения воды, и получается, что он видел это тридцать восемь раз. Но он знал, что у купальни его шанс равен сотой доле процента, а во всех остальных местах – абсолютному нулю, потому здесь и лежал. И Христос не ждал от него никаких просьб, а Сам подошел и даровал исцеление (см. Ин. 5:1-15).

Не говори: «отчего это прежние дни были лучше нынешних?», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом (Еккл. 7:10).

Толкования на этот стих далеко отошли от его первоначального смысла. Толкователи настаивают: факт, что прежние дни были лучше, действительно неоспорим. «Не удивляйся всему тому благу, которое выпало на долю древних праведников, таких как поколение пустыни, ибо все зависит от заслуг поколения», – говорит Раши. Раввин Йона-тан Эйбешиц в подтверждение этой мысли цитирует Бернара Шартрского, описывая современное ему, да и всякое ныне живущее, поколение: «мы подобны карликам, стоящим на плечах великанов», то есть всецело обязаны мудрости предыдущих поколений (Яарот дваш, 1.16).

Безусловно, любая сфера человеческой деятельности зиждется на предыдущих разработках, без навыка добывания огня мы не пришли бы к адронному коллайдеру. Но данный тезис нельзя трактовать как утверждение об абсолютной вторичности, бесплодности ныне живущих, использующих лишь опыт и знания прежних поколений, это совершенно не так, даже в религиозном плане. Один и тот же Дух движет пророками Израиля, апостолами и учителями христианства, но сколь разные слова исходят из уст Моисея, Иоанна Крестителя и Силуана Афонского. Это не значит, что даруется принципиально новое, прежде не бывшее откровение; но человечество взращивается Богом, и в процессе воспитания способно видеть и слышать все больше, вглядываясь в один и тот же Лик, различать в нем ярче проступающие черты. Один раз излился на апостолов Дух в Сионской горнице – и стал неисчерпаемым источником сокровищ Церкви, о которых нельзя сказать, что все уже проповедано, написано, сделано прежде бывшими, иначе это будет означать, что Святой Дух либо исчерпался, либо более не присутствует в Церкви. И то и другое – ужаснейшее заблуждение.

Сам Екклесиаст настаивает: что делалось, то и будет делаться, в своем негативизме он не считает, что когда-то было лучше, но также уверен и в том, что вряд ли лучшее возможно в будущем.

Хороша мудрость с наследством, и особенно для видящих солнце: потому что под сенью ее [то же, что] под сенью серебра; но превосходство знания в [том, что] мудрость дает жизнь владеющему ею. Смотри на действование Божие: ибо кто может выпрямить то, что Он сделал кривым? Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй: то и другое соделал Бог для того, чтобы человек ничего не мог сказать против Него (Еккл. 7:11–14).

Упомянутые здесь «видящие солнце» – это мудрецы, праведники, о которых несколькими главами ранее Соломон сказал: у мудрого глаза его – в голове его, а глупый ходит во тьме (Еккл. 2: 14). Несмотря на повторяющееся экзистенциалистское утверждение о тщетности всего перед лицом смерти, автор время от времени ослабляет перфекционистский накал и соглашается, что нечто из существующего может быть признано благом, пусть и относительным. И хотя мудрость, сопряженная с богатством, прекрасна, автор, не удержавшись от сравнения, указывает на превосходство первого над вторым, ибо мудрость, как хождение в заповедях Закона, дает ее обладателю жизнь с Богом. Уточню: жизнь здешнюю.

Всего насмотрелся я в суетные дни мои: праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем. Не будь слишком строг, и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя? Не предавайся греху, и не будь безумен: зачем тебе умирать не в свое время? Хорошо, если ты будешь держаться одного и не отнимать руки от другого; потому что кто боится Бога, тот избежит всего того (Еккл. 7:15–18).

Выше я упоминал о полемике внутри корпуса учительной литературы Израиля. Суть ее в самом простом виде можно описать следующим образом. Наиболее древней из книг, приписываемых Соломону, являются Притчи (VIII–IV века до н. э.). Это памятник, тесно взаимодействующий с иными текстами ближневосточной литературы, например с египетскими Поучениями Аменемопе, сборником практических рекомендаций по социально успешной и благочестивой жизни. Эти стороны человеческого бытия рассматриваются автором как однозначно взаимосвязанные – соблюдение норм благочестия априорно ведет к безбедной и общественно одобряемой жизни. То есть мудрость равна благополучию – таков тезис учительной литературы. Через некоторое время появляется Когелет – Екклесиаст и жестко, болезненно проходится по линейной теологии Притч. Его союзником становится простейшее оружие – эмпирика, опыт. Он как бы говорит, солидаризуясь с еще более древним памятником – Книгой Иова: «Что ты разглагольствуешь о благоденствующих праведниках – посмотри кругом, разве не видишь?!» Отсюда, от эмпирики, и нигилизм Екклесиаста, скептический взгляд на традиционное благочестие и зачастую на саму жизнь. Эта точка зрения столь своеобразна, что позднейший редактор не удержался и, по всей видимости, вставил в последнюю главу свои «пять копеек», что и примирило весь памятник с иудейскими, а во многом и христианскими толкователями, именно в этих стихах видящими всю суть книги. Но на этом остановимся в последней главе.

Итак, Екклесиаст – антитезис учительной литературы. И в итоге мы имеем две попытки синтеза. Первая – Иисус, сын Сирахов, возвращающийся к древним Притчам; в его лице богословская мысль Израиля какуроборос – древний символ, свившийся в кольцо змей, – хватает себя за хвост. Вторая попытка – Книга Премудрости Соломона – выводит тему на новый уровень синтеза, утверждая, что а) продвигаемый Притчами благочестивый образ жизни свят и правилен; б) праведник зачастую испытывает притеснения вплоть до мученической смерти; в) праведность всегда имеет воздаяние от

Бога – если не всегда в здешней жизни, то безусловно в посмертии. Это вариант синтеза учительной литературы, подошедший к границам новозаветного богословия.

Мудрость делает мудрого сильнее десяти властителей, которые в городе. Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы; поэтому не на всякое слово, которое говорят, обращай внимание, чтобы не услышать тебе раба твоего, когда он злословит тебя; ибо сердце твое знает много случаев, когда и сам ты злословил других (Еккл. 7:19–22).

Неоспоримость факта, что без мудрости сколь угодно огромная сила тратится в лучшем случае бессмысленно и непродуктивно, многократно доказана человеческой историей. В том числе и историей недавно минувшего горестного XX века.

Мысль о том, что среди людей нет никого, кто жил бы совершенно непорочно, характерна для библейских текстов: кто родился чистым от нечистого? Ни один (Иов. 14: 4), нет человека, который не грешил бы (3 Цар. 8:16). Этот пессимизм вызван не изначальными свойствами человека, – хотя некоторые иудейские комментаторы считают нашу удобопреклонность к греху следствием телесности, что неверно. Проблема в свойствах приобретенных – в изменениях, случившихся в природных основах из-за грехопадения, которому, замечу, в отличие от христианства, не отводится столь важного места в иудейской антропологии.

Здесь тезис Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы служит поводом не для очередного биения себя в грудь и сердечного сокрушения, а для вполне практических выводов в рамках золотого правила нравственности. Золотым это правило названо из-за абсолютной универсальности принципа, присутствующего в целом ряде религиозных и философских систем, от аристотелевского «Как вести себя с друзьями?» – «Так, как хотелось бы, чтобы они вели себя с нами»[2]2
  Цит. по: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов V, 21. URL: https://azbyka.ru/otechnik/6/o-zhizni-uchenijah-i-izrechenijah-znamenityh-filosofov/6_l.


[Закрыть] до Канта, сказавшего: «Поступай так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом природы»[3]3
  И. Кант. Основы метафизики нравственности. URL: http://www.vehi.ne t/zph/ikant. html.


[Закрыть].