Текст книги "Начало науки учиться"

Глава 5. Ученичество у мастера

Еще одним видом обучения, так или иначе известным нам, было ныне уже почти забытое ученичество у цехового мастера-ремесленника.

Особенно ярко оно развивалось в Западной Европе, где цеха были очень сильны. В России цеховое устройство было слабей. Ремесленные цеха не имели особой власти в управлении государством. Но ученичество существовало в том же самом виде.

Подмастерье попадал к мастеру еще в самом раннем детстве, жил у него и работал мальчиком на побегушках за кров и стол. Мастер попросту использовал его как слугу для личных нужд, вовсе не понуждая к изучению ремесла. В каком-то смысле это было дело ученика – приобщиться к ремеслу. Во всяком случае, родители платили за него мастеру, и это обязывало.

Но ребенок взрослел и начинал понимать, как делается дело, просто потому, что оно было частью мира, в котором он жил. Постепенно ремесленное мировоззрение усваивалось им настолько, что мастер начинал поручать ему не только работы по дому, но и подсобные дела, а потом и что-то важное. И если подросток справлялся, мастер начинал учить. Как говорили про себя многие знаменитые художники, их ученичество заключалось в том, что они годами растирали для своего мастера краски. А к живописи их не подпускали. Думаю, таким образом в ученике воспитывалось желание добраться до дела, жадность до учебы. А добраться до него можно было только одним способом: доказав мастеру, что ты не испортишь дорогие материалы, с которыми идет работа.

Такой способ ученичества, когда ребенка в раннем детстве отдавали учителю жить в его доме и служить ему до тех пор, пока тот не увидит, что ученик впитал образ мира своего учителя, уходит корнями в ведическую древность. Именно так описывают ученичество Веды, и так оно живет в Брахманизме и индуизме под именем Упанаямы – Посвящения.

Как вы понимаете, это тоже образование – впитывание образа, который называется мировоззрением, как исходной основы обучения. В сущности, это означает условие: мастер будет передавать свое тайное знание только своему, только тому, кто не украдет и не выдаст его просто потому, что это не позволит ему его естество, которым становится мировоззрение.

Уже из этого видно, что в основе такого способа учить лежат древние мистериальные способы посвящений или инициаций.

Иными словами, это способ впитать в себя не просто ремесло, а самый путь, которым должен идти по жизни человек определенного посвящения. Князь или воин – идет одним путем, ремесленник – другим, крестьянин – третьим.

Это пути и это уроки, ради которых мы воплощаемся в мир. Именно поэтому ученичество мастера завершалось изготовлением шедевра, а потом Посвящением в мастера. Именно посвящением, что помнили даже в советское время, когда чествовали выпускников ремесленных училищ, посвящая их в профессию. Содержание утратилось, но отблеск древнего понятия сохранялся в самом языке.

Только усвоив себе мировоззрение своего пути и жизненного посвящения, ты обретал право на обучение тайнам мастерства. До этого ты имел право только обслуживать избранных, оставаясь человеком без пути и без места в жизни, то есть без достоинства.

Завершив ученичество и создав шедевр, ты имел право посвататься к дочери учителя, получал вместе с ней начальный капитал и право вести собственное дело в рамках цеха. А значит, место в обществе и соответствующее ему достоинство. Этот экзамен принимали у тебя все мастера цеха. И все они признавали за тобой законные права на мастерство, то есть на зарабатывание с помощью ремесла, и на то, чтобы обучать и воспитывать свою смену.

Глава 6. Ученик колдуна

Последний слой общекультурных представлений о том, как учиться, – это то, что сохранили нам сказки под именем Ученик колдуна. После него мы будем говорить уже о тех слоях сознания, в которых хранится личная культура или ваша личная история. То есть жизненный опыт.

Рассказы с подобным содержанием известны по всей Европе. Есть они в «Приятных ночах» Страпаролы, в преданиях о Кухулине – «Сага о быке из Куальнге», в русских народных сказках. Здесь подобных рассказов вообще много. И я, создавая когда-то учебный курс Училища русской народной культуры, так и назвал вторую ступень «Ученик колдуна», предполагая, что с помощью образов сказок мы легче заключим договор о том, как учиться.

А как предполагалось учиться на колдуна? Всецело отдаваясь. Русские сказки повторяют то, что мы знаем о начале ученичества из Ведического обучения брахмана и из обучения средневекового мастера.

Мальчик уходит к своему учителю, отдаваясь новому миру целиком. Он впитывает его как мировоззрение и Образ мира. Только такой подход спасает нас от необходимости запоминать. О, это очень важно при действительном обучении – не запоминать, вообще разучиться использовать память! До тех пор пока ты помнишь, ты можешь забыть. И если ты забудешь что-то важное или во время важного дела, ты погиб. И хорошо ещё, если только ты, а не весь мир! Настоящая учеба – это всегда наука выживания в мире, дарованном тебе новым воплощением.

Почему возможно забывание? Потому что мы помним усилием. Мы прилагаем силу, чтобы удерживать определенные образы и даже некое устройство сознания дополнительно к образу мира. Если силы кончаются, такая память разваливается. И ты в беде.

Не нужно прилагать усилие только для хранения одного – Образа мира. Наличие Образа мира – естественное состояние воплощенного сознания. Его не нужно создавать, нужно только позволить сознанию впитать в себя образы этого мира. Пока Образ мира пуст, впечатления впитываются жадно, будто бы без тебя, во всяком случае без усилий. И укладываются они не произвольно, а так, как предназначено им нашей природой, естественно.

В итоге ты просто смотришь сквозь них на мир, и тебе не нужно извлекать их из памяти, и не нужно удерживать. Ты просто «так видишь мир», потому смотрение сквозь Образ мира и зовется мировоззрением.

Именно ради того, чтобы обучение свершилось и стало настоящим, стало тобой, ребенка – местами еще до начала двадцатого века – отрывали от прежнего мира и помещали в совсем новый, иной мир, где были возможны чудеса. В итоге он непроизвольно вынужден был отказаться от старого и освободить сознание для впитывания нового.

В этом ему тоже помогали. Выживание в мире молодежных посвящений было трудным, детей пугали, морили голодом, истязали. Так было по всему миру.

Во всех традиционных обществах дети с двенадцати до пятнадцати лет проходили посвящение во взрослых. Именно тогда они приобщались к тому, что считалось сердцем рода или общины – к духовным знаниям племени. В сущности, к воспоминаниям о пути возвращения…

Это всегда были тайные знания, обретение которых давало либо духов-помощников, либо силы для того, чтобы стать богатырем и спасителем своего мира.

Именно поэтому обучение колдуна во всех сказках завершается сражением с учителем. Это экзамен на подлинное овладение хитрой наукой. И сдают его, оставшись живым. Способность выжить и спасти свой народ – вот тот шедевр, что должен был изготовить и предъявить людям колдун, жрец или волхв, завершая ученичество.

Это вершина того, что знал об обучении народ. Знания эти уложены слоями культуры в нашем сознании. Но это еще не разговор о том, как научиться учиться лично нам.

Обучение искусству учиться начинается на следующей ступени Учебного курса Отделения народной психологии Музея-Заповедника народного быта.

Слой второй. Школьное образование

В этой части я хочу описать ещё один слой представлений о том, что такое учиться, вернее два, сливающиеся в один. Но эти слои отличаются от предыдущих тем, что хранящиеся в них представления всеобщи, то есть присутствуют у каждого и довольно одинаковы для всех. Впрочем, эта одинаковость при внимательном рассмотрении ещё поразит нас своими различиями.

Слои эти – обучение в школе и дошкольное воспитание. Именно воспитание, то есть некое обучающее воздействие, которое оказывает на ребенка общество.

Только после этого можно будет перейти к тому, как вновь воплощенный человечек обучается сам.

Глава 1. Школьное обучение

Для того чтобы подобраться к прикладной работе, нам надо выявить саму способность обучаться, расчистить её от слоев лопоти, как это называли мазыки, то есть от слоев представлений, составляющих нашу культуру. Для этого нужно всего лишь попросту, без особых затей, описать каждый слой. Точнее, описывать надо не сам слой, а его содержание.

В сущности, на поверку это выглядит как некая ревизия собственной памяти. Хотя, если приглядеться, то, что лежит в лопоти, не вспоминается нами, а как бы выскакивает в подходящих случаях само по себе. Это говорит о том, что хоть природа представлений, составляющих наше понятие об ученичестве, и едина с природой воспоминаний, но они уже находятся в качественно ином состоянии.

Они из того слоя сознания, в котором мы запоминаем, сделав некие усилия, перешли в те слои, которые усилия не требуют, потому что усвоились и стали как бы нашей природой. В действительности они стали частью личности и уложены в то, что называется мировоззрение. Именно поэтому мы и не ощущаем их присутствия.

Что такое мировоззрение и как устроены и оно, и само хранящее его сознание, надо рассказывать особо. Пока достаточно понять, что, по сути, вспоминая, как мы учились в школе, мы будем работать с одним содержанием сознания, а вот описывая, что такое школьное обучение, – с другим. Воспоминания случайны, а мировоззрение явно ощущается как нечто обязательное, верное, соответствующее устройству мира.

Итак, как же мы учимся в школе? И какое понятие об ученичестве закладывается там?

Естественно, даже в прозвучавшем вопросе можно различить то понятие, что несут сами школы и школьные учителя, пытаясь привить нам и то понятие, что мы впитываем помимо их, обобщая и их слова, и их поступки, и сами общественные отношения к нашей учебе. Начнем по порядку – с того, что пытались внушить нам учителя и сама, как говорилось, система школьного образования.

Глава 2. Как учили учителя

Учителя внушали, они просто бездумно и целенаправленно формировали наше сознание, как сейчас говорят, зомбировали. Порой очень злобно, с избиениями или угрозами телесных наказаний. Всегда с угрозами, хотя бы под страхом вызова к завучу, директору или приглашения родителей в школу на позор.

Надеюсь, вы все понимаете, что приглашали наших родителей именно позорить. И с одной простой целью: чтобы они поняли – сами учителя не могут вас наказать достаточно сильно, потому что это запрещено и законом, и общественным мнением. Так берите эту часть воспитания на себя. В конце концов, вы родители, даже если вы изобьете ребенка, вам это простится. И мы закроем на это глаза.

Впрочем, если будете бить его не по нашей просьбе, то мы на вас же подадим в суд и будем лишать отцовства и материнства. Что значит, что Школа отчетливо заявляла родителям: с того мига, как вы отдали нам вашего ребенка, он уже не совсем ваш. Он уже частично принадлежит государству. И мы, от лица государства, будем управлять вами во всем, что касается его образования, просто потому, что государству нужны вполне определенные члены общества. То есть определенным образом сформированные.

Осознают ли учителя, что они управляют родителями, являясь для них представителями власти? Не думаю. Но вот то, что они осознают свою власть, частенько ею упиваются и ощущают право говорить от имени государства, это определенно. Являются ли они при этом государственниками? То есть людьми, которые осознанно решают именно государственные задачи? Сомневаюсь. В этом случае они продвигались бы по служебной лестнице и занимали бы соответствующие места, позволяющие им соответствовать своему внутреннему состоянию.

Но они не подымаются по этой лестнице. Значит, все их слова о том, что государству или обществу нужны сознательные строители светлого будущего – совсем другие игры. Какие? Разные, конечно, но в первую очередь – наслаждение властью, которая предоставляется им все тем же государством для воспитания детей. Они сами не обладают силой, но привыкают выступать на стороне силы и говорить от её лица. И это приятно…

Это надо видеть и учитывать при исследовании того понятия об ученичестве, которое вкладывали в вас ваши учителя. Эта властность и скрытая, точнее, стоящая за ними сила, безусловно, действует, давит и заставляет себя уважать. Многие принимают решение учиться после школы только потому, что почувствовали эту силу и избрали перейти на её сторону.

Что же несут учителя, когда они говорят от лица силы?

Первая и очень важная мысль: вы должны учиться, вы должны учиться как следует, потому что без образования вы никуда не пробьетесь в этом мире. Вам будут закрыты пути.

Что это значит? Подсознательно мы понимаем: этот мир принадлежит какому-то хозяину, который захватил всё, и он перекроет нам возможности выполнить нашу Скуму – задачу жизни, ради которой мы приходим. И получается, что для её исполнения нам надо сначала принять этот мир таким, каков он есть, приспособиться к нему и уж только после этого приступать к собственным задачам.

И кто же хозяин этого мира, если верить учителям?

Наука! Вот беда! Не власть, не сила – Наука! Учителя служат ей и вещают от её имени. Конечно, как от опоры Власти. Но они внушают нам: этот мир принадлежит Науке. И куда бы вы ни задумывали в нем пойти, всюду у ворот будет стоять научный страж, который не пропустит вас туда, если у вас не будет соответствующей бумаги. А бумаги, разрешающие ходить и занимать места, выдает Наука…

Конечно, кроме этого слоя учителя внушали нам и другие понятия. Многие из них искренне, как плохо запрограммированные попугаи, бормотали о том, что надо научиться думать, что настоящий ученик должен быть думающим, и что задача школы научить нас думать…

Искренне – это бесспорно. Многие из них свято верили в эти слова. Но и запрограммировано – тоже бесспорно, потому что при этом они сами думать не умели, и никто из учителей не может даже сказать, что значит думать. Хуже того, никто из них не может порекомендовать книгу, в которой бы это было сказано. Хотя некоторые из них давали любимым ученикам книжки, которые, как им казалось, могут помочь этому научиться. Что-то вроде занимательной математики…

Вот это отсутствие действительной работы по овладению думанием и показывает, что даже самые искренние учителя, говорящие о том, что в школе надо научиться думать, бездумны. Если ты действительно хочешь этому научить или научиться, ты будешь искать, будешь добывать знания, будешь думать, в конце концов… Они же не думали, а только внушали эту мысль.

И внушали так, что многие после них уверенно повторяют её собственным детям…

Этот слой школьных знаний о том, что значит учиться, тоже надо описать. Наши родители, поскольку на них производится такое давление со стороны школы, со страха перед позором или же перед собственными родителями начинают помогать школе сломать свободную душу собственного ребенка и упорно повторяют ему те прописи, что звучат в школе. Иногда они оказываются гораздо более злостными работниками, чем учителя, внушая и вколачивая в ребенка послушание, приговаривая: когда-нибудь ты мне скажешь спасибо!

Но вот цели у них разные. Учителя наслаждаются властью или же завоевывают любовь и будущую благодарность своих учеников.

Родители же, чаще всего, просто сражаются за свой покой, им ужасно не хочется того позора, который вы на них можете обрушить. И они ещё бездумней учителей гасят порывы детской души, порой вколачивая понятия прямо в тела…

И что же это за понятия? Они тоже двойные. С одной стороны – требование послушания: надо слушаться учителей и делать всё, что они говорят.

Смысл жизни ребенка – отдать всего себя тому, что велят делать учителя. Только тогда родители будут жить спокойно.

Редкий родитель в этой битве школы против детской души встает на сторону своего ребенка. Чаще всего родители предают детей, однозначно вставая на сторону школы. И это ложится болью важнейшего, второго большого предательства. Первое предательство – это отказ ребенку в праве на божественность, происходящий около двух-трех лет.

И лишь изредка родитель оказывается вместе с ребенком на его стороне, просто и разумно сочувствуя ему, но объясняя: да, этот мир действительно устроен так, что образование нам с тобой получать надо… Я буду тебе помогать, сколько смогу, но тебе придется подумать и понять, как устроен мир, в который ты пришел. И если ты решишь отказаться от тех путей, куда пропускают только после ученичества, я пойму и приму… Но подумай как следует.

Глава 3. Что вбирали учащиеся

Итак, школьные учителя говорили много хороших слов о том, что надо учиться и надо уметь думать. При этом они были бездумны и не могли бы ответить на вопрос, зачем надо учиться. Это очевидность, это само собой разумеется.

Точно так же мало найдется учителей, которые могли бы рассказать, что в действительности они требовали от учащихся, что скрывалось за красивыми словами. Могу свидетельствовать: как педагог по образованию, я был именно таким и ничего не смог бы объяснить в том, что происходило за фасадом моего образования, когда я общался со школьниками.

Общение – это всегда очень напряженная битва, по крайней мере для молодого учителя. Поэтому думать там просто некогда, надо суметь сделать то, что намечено по плану урока, преодолев сопротивление класса. Поэтому ты не думаешь, ты сражаешься. И ощущаешь себя очень и очень болезненно. Меня любили мои ученики, и мне казалось, что я получаю удовольствие от своей работы, но при этом я страшно худел и вполне осознавал, что эта работа – большое напряжение…

Теперь я вижу, что это было не просто напряжение, а сложнейшая борьба за выживание. Ты постоянно ощущаешь, что находишься в клетке с дикими зверьми, которые не пропустят тебе ни одной ошибки. А снаружи тебя поджидают старшие «товарищи», которые тоже ничего тебе не пропустят. И ты сражаешься, едва успевая проскакивать мимо подворачивающихся углов… Думать учителю просто некогда.

Возможно, какое-то успокоение приходит после десятка лет повторения одного и того же, но что-то в это мало верится. Те учителя, которые были успокоены, омертвили себя, как я это вспоминаю… Остальные – сражаются за выживание.

Почему же это так сложно? Да потому, что ты не учишь делу, и ты не учишь тех, кто пришел учиться ему. Ты даешь начальное образование! Иными словами, ты обманываешь людей, ты заманиваешь их в ловушку науки, и вместо обучения заставляешь принять вид и вести себя правильно.

Если у вас есть сомнения, судите сами: что нам действительно нужно в жизни? Скажем, нужно ли нам уметь любить, работать, думать, торговать, делать дела? В конце концов, уметь ловить рыбу, добывать зверя, правильно питаться?.. Явно нужно. Но школа не учит почти ничему из действительно нужного. Зато она учит физике, химии, математике…

Почему? Потому что она не готовит ребят к жизни, она готовит кадры для науки и технологии! Она думает не о детях, которые в неё пришли, а о том, как обеспечить кадрами производство!

И именно поэтому так обидно, что при этом учителя вещают нам что-то о прекрасном, мудром, вечном! Да им дела нет до детей, и ни один из них, даже самый доброжелательный, не задумывался, что школьное образование – насилие, которое осуществляет государство над своим народом. Они просто не допускают такую мысль, им её некуда вместить: их задача – загонять детское стадо в ячейки, где из них делают винтики. И никакого особого отличия от военкоматов, которые должны укомплектовать армию пушечным мясом, у школ нет…

Есть, конечно, школы, которые отличаются, и есть учителя, которые иные… Не может не быть. Но это никак не отменяет возможности хотя бы осознавать, что школьное обучение – это не безмерное везение и счастье, а большое государственное насилие, которое придется перенести, потому что оно неизбежно.

Как бы там ни было, но мы должны понимать: учителя оказывают двойное воздействие на школьников. Явно они агитируют за образование, подавая его как высшую ценность этого мира и большое счастье по той причине, что до революции не все имели такую возможность.

Неявно они обучают приспосабливаться и выживать в условиях всеобщего подавления воли ребят в том возрасте, когда они ещё беззащитны и поддаются дрессуре. Их обучают послушанию и искусству надевать нужные облики, способные говорить на правильном простонаучном языке, чтобы узнаваться членами нашего научного общества.

А на деле школы являются режимными учреждениями, куда государство сгоняет подрастающую молодь, чтобы она была занята и не отвлекала его от своих дел. Школы просто передерживают детей, пока государство пользуется их родителями.

Что же дети?

Они впитывают оба слоя. Сначала им просто нравится учиться. Ведь в школе есть и много полезного. Затем их увлекают игрой в оценки, чем будят мышление победителя. И дети начинают соревноваться, чтобы показать свою исключительность. Это подогревается, и ловушку стараются использовать все – учителя, начальство, родители, только бы дети из неё не могли вырваться. Только бы они бились не за настоящую жизнь, а за эти идеальные сущности.

Девочек могут зажимать по туалетам и насиловать после уроков, но родители просто не верят им, что такое возможно в школе, где проводятся математические олимпиады! Мальчиков могут ловить после уроков, так что они начинают неделями прогуливать школы, их обирают, унижают, просто опускают. Но об этом даже нельзя сказать родителям, потому что те сразу же начнут подозревать, что школьник их обманывает, чтобы не ходить на уроки. Но вот из-за совершенно идеальных, иллюзорных сущностей по имени оценки ты получишь полноценное внимание в любой день и в любое время суток. Эта часть жизни настоящая. Всё остальное – твои выдумки!

Вот мир, в котором нас приучают жить с детства. Вот причина, из-за которой русские проигрывают в схватках за жизнь всем другим народам. Особенно малообразованным. Мы приучены ценить не настоящую, а иллюзорную жизнь. Главные ценности русского человека – в мороке. Это – система искусственных оценок, которой мы живем до самой смерти.

Ужас от школы настолько силен, что мы предаем себя и служим той силе, что приучила нас жить ради этих значков. И строим всю свою жизнь, исходя из того, как нас сформировала школа.

Именно это искусство выживания среди искусственных сущностей и вбирают в себя школьники как главный урок школьного образования. Те же, кто не хочет жить воображаемыми знаками, считаются в школах бездарными и всячески вытравливаются. При этом они могут быть самыми умными среди учеников, но их затравливают. Да и что с ними делать, если в школе просто нет человека, который мог бы рассмотреть их ум. Что и говорить про то, что нет таких, кто, рассмотрев, мог бы с этим умом хоть что-то делать!..

Ученичество в школе – это один огромный и болезненный урок того, как не жить в настоящем мире настоящей жизнью.

Но что есть настоящая жизнь? Если вся страна живет в бумажном мире, если главная мудрость общества: без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек, – то что есть настоящий мир?

В советское время именно этот бумажный мир был настоящим. Но времена меняются, меняются миры. И мы видим, как современный мир не принимает старого образования. Учителя нищенствуют, государственные школы разваливаются. Зато рождаются современные колледжи и специализированные учебные заведения. Люди идут учиться платно, потому что не хотят образовываться, а хотят иметь настоящие знания.

Соответственно, рождается всё большая потребность в учителях, которые владеют мастерством, умеют думать и знают, что учить тех, кто хочет учиться, – это призвание и наслаждение. Просто примите: и школа может быть другой, и учителя, и ученики.

Но мы сейчас говорим не о действительной школе, а о тех слоях сознания, которые живут в нас. Личная история могла быть у каждого своя. Но в целом наша культура знает обучение в школе именно как то советское обучение, которое было придатком государственно-промышленной машины. Вот с этим слоем и надо разбираться, чтобы слой красивых воспоминаний о школьном обучении стал единственным. И чтобы мы могли передавать дальше только такую культуру ученичества.