Текст книги "Танец Вселенных"

Крит. Вход в лабиринт Ареса

Мы встретились через некоторое время на террасе, которая была возле отведенных мне покоев. На спине Гийяры удобно располагался магический клинок, скрытый в богато украшенных ножнах. Картина, с помощью которой мы рассчитывали перемещаться быстрее обычного, висела в воздухе позади нее. На ней был изображен ангел, лицо которого поразительно напоминало так хорошо знакомые мне черты Эйи. Как неведомому художнику удалось уловить облик вечного существа из другой Вселенной? Впрочем, возможно именно поэтому картина в этой Вселенной и обрела свои необычные способности.

Поймав мой недоуменный взгляд, устремленный на висящую в пустоте картину, Гийяра сообщила, что взяла с собой двенадцать невидимых и неслышимых телохранителей, шонхов.

– Они помогут нам в боях, – сказала Гийяра.

– Ты научишь меня видеть шонхов? – спросил я ее.

– Обычно у людей не получается видеть их, – сказала Гийяра. – Но ты из другой Вселенной, и ты особенный. Возможно, у тебя есть шанс…

– Если нам предстоит сражаться бок о бок, мне нужно знать, где они, чтобы случайно не убить, – ответил я.

– Об этом не волнуйся. Шонхи искусные воины, и они не подставят себя под удар твоего меча. Они предпочитают дистанционное оружие, такое как специальные арбалеты. Их стрелы невидимы. И это делает их еще более грозной силой в бою.

Я не стал говорить ей о том, что меч – не единственное оружие сойкеро.

– Так ты научишь меня видеть их?

– Попробую. Я вижу их, когда погружаю себя в состояние, похожее на сон. Для этого надо как бы сделать вид, что засыпаешь, уходишь от реального мира…

Я попробовал сделать это, но у меня ничего не получилось.

– Не огорчайся. Любой навык требует практики, – усмехнулась Гийяра.

– Где находится вход в лабиринт Ареса? – спросил я.

– Один из входов находится в коридорах, которые проложены под этим дворцом. Зал, в котором мы с тобой вкушали пищу в первый день знакомства, по странному стечению обстоятельств, располагается как раз над этим входом. Думаю, Анх именно поэтому и выбрал именно такой окольный путь, прочел знак судьбы…

– Знак судьбы? – переспросил я.

– Поскольку судьба иногда оказывается сильнее Властелинов Вселенных, ее знаки не стоит игнорировать. В каждой ситуации судьба оставляет нам указания на то, как именно следует действовать, и на чем сосредоточить усилия. Важно вовремя обратить на них внимание. Тогда можно рассчитывать на помощь случая, иными словами, на везение.

– Возможно, это тоже знак судьбы, – сказал я. – Меня мучает тревога. С самого утра. Я не могу определить ее причину.

– Тревога – это не просто состояние души, – промурлыкала Гийяра. – Это внутреннее движение, в которое неосознанно вовлечено твое внимание. Тревога означает, что ты движешься в своем внутреннем пространстве. Твоя тревога поможет тебе войти в лабиринт Ареса.

– Многое из того, что ты говоришь, я не совсем понимаю, – признался я.

– Зверодемоны особенные существа. Наши мысли часто непонятны вам, людям. Однако, тревога для каждого из нас – хорошо знакомое состояние. Поэтому позволь мне помочь тебе.

– Как?

– Ты должен позволить своей тревоге вести себя. Тревога говорит, что твое тело знает что-то такое, чего еще не может понять твой ум. Чтобы ум воспринял знание тела, тебе нужно позволить этому знанию проявиться. Путь, который мы начинаем, – прекрасный способ сделать это.

Мы спустились в один из нижних коридоров. Картина, на которую был наброшен непрозрачный покров, и еще несколько походных сумок и корзин с припасами, бесшумно летели за нами. Я несколько раз оглядывался, чтобы посмотреть на это зрелище.

– Вот там расположен зал, в котором мы ужинали в первый раз, – промурлыкала Гийяра, показывая вперед и наверх.

Я вновь поразился тому, насколько тщательно разумные существа в этом городе делали каждую деталь своих сооружений. Они и впрямь никуда не спешили. Я сказал об этом Гийяре.

– Да, это верно. Нам здесь некуда спешить. Да и, посуди сам, как можно спешить во Вселенной, в которую ты вернешься через шесть, а теперь уже через семь воплощений в других Вселенных? Некоторые мастера, вернувшись сюда, доделывали то, что начали в прошлый раз.

– Вот как? Значит, теперь восемь Вселенных соединены таким образом, чтобы избегнуть влияния смерти? Как интересно!

– Мы не боимся смерти. Для нас это всего лишь переход в другую Вселенную.

– И смерть не имеет над вами той власти, которой она обладает в изолированных друг от друга Вселенных! – произнес я.

Почему-то эта мысль показалась мне очень важной. Ведь я – смерть. И после присоединения нашей Вселенной к семи другим я сохранил свою способность быть смертью, потому что мое существование – один из законов природы в моей Вселенной. По мнению Гийяры, и судя по тому, что видел я сам, моя Вселенная стала частью единой системы. А значит, мои способности сойкеро должны были исчезнуть, просто потому, что изменились сами законы природы. Кстати, этого ожидала и Иника, которая заявила мне, что я больше не сойкеро. Только теперь я, кажется, в полной мере осознал всю подлую логику моей любимой жены. Если бы я лишился способностей сойкеро, у меня был бы только один вариант сохранить свою жизнь: стать ее союзником. Именно на это она и рассчитывала. Но пазира исчезла из ветвей Матери Ветров. И, возможно, именно это позволило мне сохранить свою природу. Если это так, то мой брат Эгуфед спас меня от судьбы, более ужасной, чем уничтожение.

Мы вошли в помещение, потолок которого представлял собой гладкую блестящую поверхность. В первый миг я подумал, что там зеркала, но потом, приглядевшись, понял, что мы находимся в центре огромной капли металла, заполнившей полость в скале, изнутри эта капля была сделана полой, и ее шлифовали, должно быть, много тысяч дней. Меня снова поразило терпение и пренебрежение ко времени, которое демонстрировали в своих созданиях местные жители.

В центре зала было брошено несколько мягких ковров, на которые мы с Гийярой опустились. Гийяра махнула руколапой, и невидимый слуга зажег небольшой огонь. Зал ожил отблесками.

– Войти в лабиринт Ареса можно только изнутри самого себя. Тебе придется отдаться внутреннему движению своей души. Ты чувствуешь тревогу, Крит. Отдайся этому чувству. Здесь сама земля поможет тебе сдвинуть внимание! – шептала Гийяра, и звук ее шепота отражался от стен и возвращался, дополненный шумами и шорохами.

Я закрыл глаза, сосредоточился на той мысли, которая показалась мне важной по дороге сюда, и увидел картину: семь Вселенных, представляющих собой разнообразные светящиеся формы, соединялись многочисленными тоннелями в единую систему. Моя Вселенная, которая отличалась большим количеством красных оттенков, находилась рядом с ними, и от нее к другим Вселенным тянулись всего несколько ниточек-тоннелей. Я был уверен, что это всего лишь абстрактная схема, понятная моему уму, а не реальная картина. В этот момент я увидел красную точку, которая двигалась из моей Вселенной по одному из тоннелей. Возможно, это был я. А затем первая Вселенная, в которой оказалась красная точка, тоже приобрела красноватый оттенок. В этот миг видение прервалось, картинка исчезла, хотя я пытался ее удержать перед своим внутренним взором еще немного.

Я открыл глаза. Мы находились уже не в металлической пещере. Нас окружал лабиринт, едва освещенный идущим откуда-то рассеянным светом, и множество ходов манили к себе. Гийяра настороженно оглядывалась вокруг, вероятно, ища какие-то ориентиры.

– Где же путь Уггрздира? – спросил я.

– Он отмечен знаком Уггрздира: двойным кругом, в центре которого фигура человека.

– Наверное, это он, – сказал я, указывая на рельефное изображение возле одного из арочных входов в лабиринт.

– Верно. А у тебя острое зрение…

– Просто быстро привыкаю к полумраку, – ответил я.

Гийяра сделала жест – и я почувствовал легкое движение в воздухе.

– Я отправила телохранителей на разведку, – пояснила она. – Они уже подают знак, что мы можем идти.

Мы двинулись ко входу, отмеченному знаком Уггрздира. И пол пещеры почти бесшумно обрушился позади нас в бездну. Я убыстрил шаг. Гийяра усмехнулась.

– Это иллюзия, Крит. Просто Арес не любит тех, кто возвращается назад. Такие ловушки, иногда иллюзорные, а иногда и на самом деле опасные, стоят по всему лабиринту. Те, кто в испуге начинают метаться, ища лучший путь в сравнении с уже выбранным ими, обречены погибнуть здесь.

– Похоже, этот лабиринт создан философом, – сказал я.

– Да, Арес когда-то обучал философии своих наместников. Возможно, и сейчас обучает, но тогда я жила в его Вселенной. И тезис о том, что выбрав путь, необходимо использовать все шансы, которые он предоставляет, а не метаться, пытаясь найти лучший, принадлежит ему. В той моей жизни это правило составило квинтэссенцию моей судьбы.

Слушая Гийяру, я подумал, что приобретение опыта в разных Вселенных и превращение всех мыслящих существ в вечных – не такая уж плохая идея. Если бы присоединение моей Вселенной к сети не угрожало моей семье, я бы, наверное, даже не возражал против такого нововведения. Мы продвинулись на несколько сотен шагов вглубь лабиринта, и перед нами оказалась развилка: в большом подземном зале, в который мы вступили, зияло два входа.

– Здесь будь внимателен к своим ощущениям. Нам нужно выбирать не тот путь, который кажется более правильным. А поступать противоположным образом. В этом суть уловки Уггрздира.

– Тогда идем налево, – сказал я.

– Согласна.

На следующей развилке мы снова повернули налево, а вот когда оказались перед третьей развилкой, Гийяра указала на левый вход, а я – на правый.

– Что будем делать? – спросил я ее. – Очевидно, наши пути расходятся здесь.

Гийяра села на задние лапы и задумалась. Но думала она недолго.

– Я приму твою судьбу, Крит, – сказала она. – Нам нельзя расставаться.

– Ты принимаешь решение, последствий которого знать не можешь, – сказал я. – Может быть, мой путь приведет тебя к смерти?

– Я не боюсь смерти, Крит.

– Может быть, ты не сможешь решить свою главную задачу, если пойдешь со мной!? – воскликнул я.

– По отдельности нас победить легче, Крит. Ты не примешь мою судьбу. Поэтому я принимаю твою. И это мое решение окончательное.

– Я не могу принять такую жертву, – сказал я.

Поднявшись, я сделал шаг в пещеру, указанную Гийярой, тем самым приняв ее судьбу. Она и ее слуги шонхи скользнули за мною вслед, и в тот же миг сзади нас произошел обвал, то ли реальный, то ли иллюзорный. Это меня уже не интересовало. Обратной дороги не было.

– Крит, – сказала Гийяра. – Я предлагаю на следующей развилке, где наши ощущения будут разными, принять твой вариант. Так, выбирая по очереди, каждый из нас может оказаться там, где должен.

– Нет, Гийяра. Если верить твоей логике, в этом случае каждый из нас лишится своего лучшего шанса. Я выбрал твою судьбу. И сделал это сознательно. Потому что если ты убьешь Ахримана, я сумею решить свою задачу.

Мы еще шесть раз выбирали развилки, и я шел туда, куда вела Гийяра. Если бы я шел один, я выбрал бы другой путь два раза из шести.

А потом мы вышли из лабиринта и оказались на широкой равнине. Светило, чей тусклый образ висел в небе, проступая сквозь насыщенный испарениями воздух, встало прямо над нашими головами, и я, оглянувшись вокруг, осознал, что этот Город и в самом деле бесконечен. Дома, высеченные в скалах, окружали нас, среди них кое-где возвышались строения из камня, выполненные в самых разных стилях. Невидимые и неслышимые телохранители-шонхи поднимали легкие облачка пыли. Мы с Гийярой шли впереди.

– Ты когда-нибудь была в этой части Города? – спросил я.

– Здесь я бывала. И должна сказать, что мы с помощью лабиринта Ареса сумели преодолеть не меньше двадцати дней пути. Дальше начнутся территории, которые для меня так же неизвестны, как и для тебя. В прошлых своих жизнях здесь, в Городе, я бывала во многих других районах. Но у хребта Грольгинен мне никогда не доводилось рождаться. Правда, я взяла в дорогу многочисленные описания этих мест, но путешественники часто склонны преувеличивать то, что видят…

Я взглянул вверх и заметил в небе странных птиц. Они были с четырьмя ногами, и их зубастые клювы больше напоминали вытянутые вперед челюсти с костяными наростами впереди.

– Что это за твари? – спросил я.

– Жители этих мест. Город населен разными расами. Обрати внимание, кто смотрит на нас из окон.

Я увидел существ, у которых вместо носа был хобот.

– Это хобоносы. Довольно коварные и хитрые твари, – поморщилась Гийяра.

В тот же миг стадо (иначе не скажешь) четырехногих птиц со скрипящим криком атаковало нас.

Я перекатился через голову, чтобы увернуться от удара тяжелым костяным клювом с уродливыми наростами, и, схватив птичку за одно из копыт, дернул ее вниз.

Из ее клюва на мой рукав выплеснулась плохо пахнущая черная густая масса, которая тут же стала сильно жечь кожу. Я отрубил ей голову и, за неимением ничего лучшего, направил кровь твари на рукав, чтобы смыть черную густую слизь. Рукав пропитался кровью и пах отвратительно, но зато я почувствовал, что кожа больше не переваривается желудочным соком этой твари. Ее сознание я быстро упрятал в резервуар, расположенный в рукояти Адила.

Шонхи сумели выпустить несколько невидимых стрел, и я видел, как сознания убитых ими птиц тут же были втянуты в темную пасть, открывшуюся на западной стороне неба. Гийяра ранила одну из тварей, и она с громкими воплями умчалась прочь. За нею последовали остальные птицы.

– Недружелюбно встречает нас Город, – сказал я, подходя к Гийяре.

– Кажется, я вижу колодец. Мы сможем помыться, – сказала она, брезгливо глядя на свои испачканные в птичьей крови руколапы.

Действительно, через несколько строений находился широкий колодец, полный воды. Я отмылся от грязи и запахов, которыми наградила меня копытная крылатая тварь и был готов продолжать поход. Гийяру тщательно вымыли ее слуги-шонхи. Сознание убитой мною твари слегка согревало рукоять Адила.

– Пора использовать мою волшебную картину, – сказала Гийяра.

Она кивнула шонхам, и невидимые слуги развернули перед нами странное полотно, портрет улыбающегося ангела на фоне пейзажа. Горизонт слева от нее был как будто несколько выше, чем справа. Вглядываясь в знакомые черты ангела, я и не заметил, что мы уже летим. И хотя летели мы не очень быстро, это было все-таки лучше, чем идти пешком. Неудобство состояло в том, что нельзя было смотреть по сторонам: стоило мне оторвать взгляд от картины, как я терял высоту.

В сумерках, когда детали картины было уже трудно различить, мы опустились на землю и пошли пешком. Город изменился: теперь мы шли среди округлых холмов, внутри которых были выложенные камнем здания. Скорее всего, местные жители свои дома засып а ли сверху землей и засаживали растениями. В дом вела только небольшая дверь, которая, как и окна, сверху закрывалась козырьком, обсаженным травой и кустами. Пока не стемнело, я мучился вопросом зачем они это делают. Гийяра ничего не могла мне ответить. Однако, когда спустились ночные сумерки, я понял причину. В небе появились демоны с огромными кожистыми крыльями и острыми мордами. Время от времени они пикировали вниз, пролетали над нами, и я видел их глаза, горящие алым светом. Попытки местных жителей замаскироваться стали мне понятны, однако, мы-то были на открытой местности, и никто из местных жителей явно не собирался помогать нам спрятаться от взглядов алых глаз.

С другой стороны, пока обладатели кожистых крыльев не нападали на нас. Мы разбили лагерь и во тьме, полной шороха, мне было приятно думать, что невидимые шонхи держат наготове свои арбалеты.

Я смотрел в алые глаза, парящие над нами, и думал об этом походе. Я, сойкеро-человек, крошечная точка на карте Города, простирающегося во Вселенной, неизмеримо малая величина в бесконечности, окружающей нас.

Почему я верю в то, что двигаясь на Запад, к вратам Ахримана, я могу изменить эту Вселенную? Почему я верю в то, что смогу поставить под контроль силу Властелинов, чуждую и огромную? Ведь у меня даже нет никакого плана. Покинуть эту Вселенную, найти пазиру и Эгуфеда, убить Ахримана, чего я хочу?

Я не знаю, чего я могу хотеть здесь, в этой Вселенной. Я не знаю, на что я могу рассчитывать, я не знаю основ, на которых зиждется этот мир. Сейчас я полагаюсь на Гийяру, но является ли она надежным союзником?

Понятно, что до тех пор, пока я сам верю, что могу изменить эту незнакомую мне Вселенную, я непобедим. Более того, сама моя вера может повлиять на Вселенную. Ведь для нее я являюсь такой же загадкой, как и она для меня. Шансы, которые будут мне предоставлены, прямо зависят от веры в мои возможности, которая есть у меня самого. Так учил нас Отец.

Я вспомнил кодекс сойкеро. «Если ты не знаешь, что делать, сформулируй задачу, а потом отдай себя происходящему. Мир всегда подскажет решение. Только его нужно услышать! Вместо того, чтобы терзаться сомнениями или предаваться печали, смотри и слушай! Не пропусти ответ! Потому что мир ничего не повторяет дважды!»

Я вспомнил, как Отец Смерти заставлял нас учить кодекс сойкеро. Каждую фразу он писал огромными огненными буквами, висящими в воздухе. Когда мы запоминали слова и могли пересказать их и ответить на вопросы, которые он задавал, проверяя, насколько глубоко мы усвоили очередную истину, он вывешивал в воздух новую фразу. И они висели там по несколько дней. Что бы мы ни делали, мы всегда натыкались на них глазами, и думали над ними, потому что никогда не знали, о какой из этих истин в очередной раз спросит нас Отец, и не хотели выглядеть глупцами. Так мы запомнили разрозненные и, казалось бы, совершенно не связанные друг с другом принципы, которые, как мы потом неоднократно убеждались, позволяли нам выходить невредимыми из самых опасных ситуаций, и которые, как оказалось, представляли собой на удивление целостную систему стратегем.

Утром мы двинулись в путь, снова глядя на волшебную картину Гийяры. Вопреки опасениям, алоглазые твари ни разу не атаковали нас. Но пока не наступил полдень, я время от времени краем глаза замечал их летающими высоко в небе над нами. А когда мы уже были далеко от замаскированных домов, и местность превратилась в покрытую отдельно стоящими скалами равнину, за одной из скал я увидел алоглазого и остромордого демона. Он воспарил, преграждая нам путь. Мы плавно опустились на землю.

– Кто вы, путники? – спросил он.

И я понял его вопрос, хотя Гийяра только недоуменно нахмурилась.

– Мы движемся на Запад, – ответил я. – Но это ты видишь и сам.

– Я спрашиваю не из простого любопытства, – сказал он. – Я и мой народ исполняем роль созерцателей в этой части Города. Мы наблюдаем за всем происходящим, чтобы наш создатель Ахриман знал об этом.

– Ни за что не поверю, что Ахриман специально прибывает сюда поговорить с вами, – усмехнулся я.

– Это и не требуется, странный человек из другого мира. Он просто видит нашими глазами. И слышит нашими ушами.

– Вот как? И зачем же ты говоришь со мной?

– Я хочу знать, кто ты.

– Боюсь, что ты не имеешь права задавать мне вопросы, – ответил я.

Алоглазый сделал жест крылом, и из-за окружающих скал появилось более трех десятков таких же уродливых существ.

– Не стоит вступать в бой, если не располагаешь достаточными сведениями о противнике, – сказал я.

– Тебе можно посоветовать то же самое. Кроме того, что позволяет узнать противника лучше, чем сражение? – спросил алоглазый.

И в его руках появились два коротких меча.

– Важно не только узнать, но еще и суметь использовать свое знание, – сказал я.

Адил впрыгнул в мою руку и, издав крик, я бросился в битву. Я разрубал их тела, потом вынимал сознания несчастных алоглазых тварей и складывал их в резервуар, расположенный в рукояти моего меча. Темный зев, раскрывшийся в западной части неба, не сумел втянуть в себя ни одно из сознаний алоглазых демонов.

Телохранители-шонхи успели выпустить по две стрелы из своих арбалетов, и все было кончено.

Гийяра смотрела на меня с удивлением.

– Как ты сделал это?

– О чем ты? – спросил я.

– Как ты двигался с такой невероятной скоростью?

– Таковы свойства моего меча, – сказал я.

Она молча кивнула, и, может быть, впервые задумалась о том, кому же она помогает. Мы прошли между телами врагов, многие из которых даже не успели извлечь оружие, и двинулись дальше.

– А как ты говорил с ними? – спросила Гийяра. – Ты знал их язык?

– Я говорю на всех языках, – ответил я.

– Может быть, ты уже достаточно доверяешь мне, чтобы сказать, в чем твоя настоящая природа? – Гийяра шла рядом со мной, мягко переступая лапами по земле.

Теперь Гийяра хотела знать обо мне больше. Вполне понятное желание.

– Я сойкеро. Так меня и моих братьев называют в моей Вселенной. Каждый из нас – смерть, но для умирающих это совершенно разные смерти и совершенно разные судьбы сознаний после того, как они разлучены с телом.

– Ты – смерть?

– Такова моя природа. Потому я и говорю на всех языках.

– В этой Вселенной и в других, в которых я жила раньше, я никогда не слышала о таких существах, как ты. Впрочем, об алоглазых демонах с крыльями я тоже никогда не слышала.

– Тебе досталась в союзники смерть, Гийяра. Так уж получилось.

Она помолчала.

– Со временем я, наверное, научусь не удивляться тому, что каждый день узнаю что-то новое о тебе, – Гийяра посмотрела на меня своими меняющимися зрачками, – но я вижу, что твои намерения чисты. Нам предстоит преодолеть еще много опасностей вместе.

– Ты находишься под защитой сойкеро, который поклялся помогать тебе. Что же тебя встревожило? – спросил я.

– Ты прав, Крит. Конечно, ты прав. Извини, просто ты скрываешь в себе слишком много тайн. Именно эти тайны привлекают меня к тебе. Но я бываю слишком поражена увиденным, когда тайны раскрываются.

– Хочу спросить тебя, ты видишь темную пасть, которая во время сражения раскрывается в западной части неба? – осторожно спросил я.

– О чем ты говоришь, Крит?

– Значит, не видишь… В нее втягиваются сознания убитых существ.

– Я не сомневаюсь в твоих словах, Крит. Но я никогда не видела ничего подобного.

– Я тоже не видел твоих слуг шонхов. Так что каждый из нас может видеть часть мира, невидимую для другого…

Она долго молчала. А потом произнесла.

– Крит. Я рада, что ты согласился взять меня с собой в это путешествие. И я благодарна тебе, что в лабиринте Ареса ты принял мою судьбу.

Похоже, Гийяра приняла то обстоятельство, что ее спутником и союзником является смерть из соседней Вселенной. Я улыбнулся и решил сменить тему беседы.

– Что будет дальше на нашем пути? В твоих описаниях есть какие-нибудь упоминания об этом?

– Дальше, как говорят, мы встретим подземный город. Возможно, мы вступим в него через пару дней.

– И что там, в подземном городе?

– Вот, взгляни, – она извлекла передней руколапой из сумки на груди лист плотного пергамента.

Я взглянул. Там изображались странноватые существа: птицы с молочными железами, напоминающими по форме полные женские груди. Их лица были хищными, а глаза – как у демонов.

– И кто это такие?

– Авгурины.

– Так их называют? – спросил я.

– Они сами так себя называют, – ответила Гийяра. – Они разумные существа, которые создают себе жилища в подземных пещерах, а охотятся в горах. Там расположена часть горного хребта Грольгинен, величайшего во всей этой Вселенной.

– Ведь именно у горного хребта Грольгинен находятся Врата Ахримана? – спросил я.

– Старец в пирамиде говорил именно так. Врата с другой стороны хребта и несколько севернее нас. Нам придется воспользоваться помощью авгурин, чтобы преодолеть эти горы.

– Эти горы настолько неприступны?

– Их вершины простираются туда, где уже нет воздуха. Грольгинен непреодолим. О хребте Грольгинен говорят еще, что в горах водится множество мелких грызунов. Авгурины питаются ими. Еще рассказывают, что все авгурины женского пола. Но они рожают птенцов. Мужское семя они берут у грызунов, оплодотворение происходит в ходе пищеварения.

– Никогда о таком не слышал, – заметил я. – Какая буйная фантазия у Ахримана!

– Создатели Вселенных не придумывают такие вещи, – улыбнулась Гийяра. – Вселенная сама создает формы жизни внутри себя. Создатель инициирует Вселенную. Это похоже на то, как ты конструируешь любую фразу в разговоре. Ведь сначала она отсутствует у тебя в сознании в словесной форме. Зато у тебя есть мысль, которую ты хотел бы выразить. И ты подбираешь слова, которые полнее выразят ту мысль, которая пока еще в слова не облечена. Каждая Вселенная – это воплощение мысли создателя. Но всех деталей создатель не конструирует. Это можно сравнить с тем, как сказанная мною фраза может быть понята разными слушателями: каждым по-своему. Так и Вселенная, она зачастую изменяется так, как ее создатель и не мог себе представить.

– Откуда ты знаешь об этом? – спросил я, перебирая в памяти все, что говорил мне когда-то о создании Вселенных Отец.

– В Городе давно уже развивается философия. Сказанное мною – лишь часть философской концепции, которая мне кажется наиболее убедительной.

– Значит, это всего лишь предположения?

– Будет возможность, проверь, – улыбнулась Гийяра. – Создай свою Вселенную.

– Хороший совет, – улыбнулся я. – Значит, ты говоришь, что Ахриман и другие Властелины Вселенных далеко не всегда контролируют то, что происходит внутри?

– Верно, – промурлыкала Гийяра. – Я вижу, ты большой мастер извлекать практически значимую информацию из любой абстрактной концепции…

В этот момент сверху послышался странный звук, похожий на очень громкий свистящий шепот. По моей спине побежали мурашки, Гийяра вся напряглась, шерсть на ее загривке встала дыбом, зрачки превратились в узкие вертикальные щелки.

– Что это? – спросил я, недоуменно оглядываясь вокруг.

Было чувство, что опасность находится повсюду, однако мой меч Адил почему-то до сих пор покоился в ножнах, и я краем сознания понимал, что извлекать его не стоит. Опасность, которую я чувствовал, нельзя было сразить мечом.

Через миг я почувствовал, что атака враждебной силы началась. Это проявилось как резкая боль в голове и яркие насыщенные образы, которые возникли в памяти.

Мое лицо само запрокинулось к небесам. Ноги свело судорогой. Сознание заполнилось хаотичным мельтешением картинок. Появилось ощущение, что я должен вспомнить что-то очень важное, и тогда боль прекратится… Еще одна вспышка боли и все исчезло: как будто бы вынули раскаленный кинжал из черепа. Ужас остался, а боль ушла. Я осознал, что враждебная сила так и не получила полного доступа к моей памяти.

– Что это было? – спросил я, борясь с накатившей слабостью.

– Ахриман…, – произнесла тяжело дышащая Гийяра. – Он прочел нашу память. Он ищет что-то… Или кого-то…

Мы опустились на траву.

– Разыскивает, кто расправился с отрядом созерцателей, – предположил я.

– Возможно. Хотя это он и без того должен знать.

Я не сомневался, что Ахриман разыскивает сознания погибших созерцателей. Ведь они не вернулись к нему, чтобы отправиться в очередную Пещеру Сновидений. Но я все еще не знал, стоит ли говорить моей спутнице о том, что я похищаю у этой Вселенной сознания убитых мною существ. Ведь для Ахримана это, похоже, тоже было открытием.

Я не сомневался, что он уже перегруппировывает свои силы, выстраивая систему ловушек на нашем пути. Я бы поступал именно так. Прежде, чем напасть на противника, я бы отправил к нему несколько незначительных по силе отрядов, чтобы понаблюдать за тактикой ведения боя и подобрать такой род войск и такую тактику, которая поставила бы моего противника в наиболее уязвимое положение. Если Ахриман делает это, значит, завтра наш пока вполне мирный поход превратится в движение сквозь постоянно возникающие препятствия.

С другой стороны, Ахриман просто может привести меня к своим Вратам, и настроить их так, чтобы я оказался в непреодолимой тюрьме. Возможно, я бы именно так и поступил. Этот путь самый экономный, и самый простой.

Значит, если на нашем пути мы не встретим сопротивления, нас заманивают в ловушку, из которой я точно не смогу найти выход.

Однако, здесь был, конечно же, возможен и следующий виток игровой логики.

Если Ахриман предвидит эти мои размышления, он, напротив, создаст препятствия на пути к Вратам, которые я смогу преодолеть, напрягая все свои силы и способности. И попаду в ловушку. Возможно, именно сейчас он тщательно создает препятствия на пути, ведущем к ловушке, и убирает их на всех остальных направлениях.

Все варианты были равновозможны. Но в этом и состоит природа игры: ты никогда не знаешь, какой стратегии придерживается противник. И, тем не менее, в игру надо играть, чтобы понимать, что означает каждое его действие и каждый его ход. В самой же игре все решает трудновыразимое мастерство игрока, состоящее в том, что на каждом витке игрового противоборства он оказывается в состоянии прочесть по действиям противника его намерения и адекватно ответить на них.

– Почему ты молчишь, Крит?

– Алоглазый сказал, что Ахриман может видеть его глазами и слышать его ушами. Думаю, он может любого жителя Вселенной сделать своим созерцателем?

– Так и есть, Крит. Даже меня или одного из шонхов. Но мы почувствуем его вторжение. Другие тоже чувствуют, но соглашаются информировать Властелина Вселенной. Я не соглашусь на это никогда!

– Любое насекомое или зверек тоже вполне подойдут для этих целей. Поэтому нам лучше меньше говорить о наших намерениях и планах.

– Ахриман только что вывернул наизнанку всю твою память, – сказала Гийяра. – И ему ничего не стоит в любой момент повторить эту процедуру.

Я не стал говорить Гийяре, что проникновение в сознание сойкеро требует очень серьезных усилий.

– Значит, скрыть от него что-либо невозможно? – спросил я.

Гийяра улыбнулась.

– Невозможно, Крит. Он могущественный противник. Он знает, что я хочу убить его. И, должно быть, смеется над этим. Он знает, что ты пришел сюда, чтобы лишить его могущества. И он планирует для тебя ловушку.

– И тем не менее, ты в пути, Гийяра.

– Это потому что не только планы Ахримана определяют, что произойдет в реальности. Когда события разворачиваются, решающим фактором становится не чей-то план, а кое-что другое…

– Что же?

– Твое намерение, твоя сила, твое искусство воина, и… красота. Ты, может быть, не поймешь этого, Крит, но сознание Вселенной имеет собственное представление об эстетике, поэтому одни события Вселенная поддерживает, позволяя им совершиться, а другим препятствует. И руководствуется она при этом исключительно эстетическими приоритетами. Разумеется, до тех пор, пока происходящее не начинает угрожать благополучию, гармонии или существованию самой Вселенной.