Текст книги "Валентин Михайлович Пролейко"

Прощание и похороны проходили с нужной торжественностью. Москва на четыре дня оделась в траур, во многих зарубежных странах был объявлен траур, на имя правительства были получены сотни телеграмм с выражением соболезнования. <…>

При всем моем уважении к Маленкову, я думаю, что он вряд ли заменит Сталина.

17 марта 1953 г.

<…> Я опять собой очень недоволен. Скоро я, наверное, перестану вести этот дневник – получается один скулеж. У меня неважно со здоровьем (опять простудился и три дня провалялся больной), я плохо учусь, и у меня почему-то значительно хуже стала работать голова, за плохую работу в бюро меня ругают и устно и письменно, у меня паршивое материальное положение, я почти не занимаюсь физкультурой и т.д. Попробую не вешать нос, а исправляться, не то пропадет человек. <…>

9 апреля 1953 г.

Времена, как сказал один парень из моей группы, страшные пошли. Наши дважды опростоволосились: приехал Ив Фарж, получил премию мира и где-то в Грузии погиб во время автомобильной катастрофы. Из всей группы погиб он один[19]19
  Фарж Ив (1899–1953) – французский политический деятель, один из руководителей французского и международного движения сторонников мира, художник и публицист, участник Сопротивления, министр снабжения (1946), председатель Национального совета мира Франции, лауреат международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами» (1952).


[Закрыть]. Недавно в газетах было много шума по поводу врачей-убийц. Сногсшибательные передовые разносили работников МГБ за отсутствие бдительности, обвинили в национализме евреев. Евреи постепенно стали лететь с руководящих постов, в каждом старались разглядеть агента «Джойнта». <…>

29 августа 1953 г.

Кончился мой летний отпуск, прошли и первые военные лагеря. Лагеря кое-чему научили. Двадцать дней мы жили по строгому режиму. <…>

21 сентября 1953 г.

<…> Было у нас отчетное собрание, и опять я оказался в бюро, хотя особенно не стремился. Меня как-то не удовлетворяет работа. Этот формализм, эти сверхидейные и чаще всего ни к чему не направленные речи руководителей, эти бесчисленные наказания как единственная мера воспитания – все это мне не нравится. <…> Разве можно сравнить всех сегодняшних комсомольцев с комсомольцами 20–30-х годов, когда они умирали за свои идеи, разве много их последователей среди комсомольцев.

23 сентября 1953 г.

Мое финансовое положение начало давать крен, поэтому четыре дня на прошлой неделе я работал опять на 5-й базе грузчиком. Было иногда трудновато, а в общем работали мы неплохо, заработали по 150 руб. (с Петькой), но главное для меня, например, было полезно опуститься до простого рабочего. Я от них (грузчиков-профессионалов), конечно, отличался меньшей силой, но высшей организацией. Это, конечно, понятно – у меня незаконченное высшее, у них – не всегда даже начальное. Там своеобразные порядки: вежливость, например, совершенно неуместна, она даже мешает, каждый занят только одной мыслью: как бы побольше заработать. Это, конечно, тоже закономерно, но чтобы сделать таких людей сознательными, нужна громадная энергия.

24 сентября 1953 г.

Живу я с начала месяца на «Соколе». Устроился я с Вовкой и Юркой Соучеком (чех). Вообще Вовка и Левка стали моими близкими друзьями. <…>

Левкой я, правда, не очень доволен. Уж очень надоедает его безнадежный пессимизм, хотя он иногда логично и часто формально прав. Но разве же это дело в 21 год говорить: «Вся моя жизнь – это начальная повесть моей смерти». От этой красивой глупости сильно тянет могильными настроением непризнанного гения. <…>

12 октября 1953 г.

<…> Вчера и в субботу зарабатывал себе на хлеб насущный. Работа тяжелая, а вчера удалось заработать только 26 руб. Нет привычки, нет навыка выключать работу мозга во время работы (это нужно, т.к. иногда плохие мысли появляются в голове: например, на счет труда, который облагораживает человека). Сильно грубеешь на работе, стараешься обмануть, чтобы заработать, а окружают тебя грубые и зачастую глупые люди. А работать надо: у отца после очередного сокращения штата рабочих осталось очень мало, он сам теперь дежурит у мотора (это с больным-то сердцем). Когда мы не справляемся, приходится платить за простой вагонов. Не он мне, а я ему должен помогать.

7 ноября 1953 г.

Не всегда пишешь в дневник то, что хочется. У меня совершенно нет желания, чтобы какая-нибудь сволочь совала нос в мои дела. <…>

Мизрах с подругой, Валентин и «Фома». 1954 г.

Иржи и Наташа Соучковы

На демонстрации с Ирой Брудно и Ингой Крутиковой. 1954 г.

С Франтишеком Штигелем (чех). 1955 г.

13 сентября 1954 г.[20]20
  Здесь и далее, вплоть до тетради 1961 г., записи делались именно так редко.


[Закрыть]

Перестал записывать: почему – не знаю, хотя изменилось многое и было о чем записывать. Эти дни какое-то неуравновешенное настроение и вот решил разобраться, в чем дело. Основная причина глубоких раздумий – выбор специальности. 5 месяцев назад было распределение, и я неожиданно оказался на 42-й специальности. <…> Но сейчас все чаще я начинаю подумывать – а верно ли я делаю, тем более, что эта самая 42-я не только не может меня заинтересовать, а даже вызывает не больше, не меньше как отвращение. Курс «Технологии ВВ» кроме того, что не интересует меня, убивает меня и морально и физически. Ну что, черт бы их взял, интересного в производстве пороха! <…> И вряд ли это менее узко, чем 5-я специальность «покрытия электронных приборов». Электроника имеет около 70-ти специальностей, и одна из них 5-я. Ведь только от меня самого будет зависеть, смогу ли я пробить себе дорогу. <…>

30 июня 1958 г.

Итак, четверть века! Что, это уже порядочно?

30 марта 1959 г.

Да, это, пожалуй, немало! К этому возрасту Шолохов написал I книгу «Тихого Дона» (23 года), Морис Торез стал секретарем ЦК компартии. <…>

Что успел сделать я? Пока – ничего, пока я считаюсь потенциальной личностью. Считаю так я сам, считают многие благожелательно настроенные.

Кончил я институт, кончил по специальности, лежащей близко к той, которая мне нравится. Знания оставляли, да и оставляют желать лучшего. Женился. Трудно входил в работу (знание). Вошел, на хорошем счету. В достаточно короткий срок (2 года 3 месяца) получил старшего инженера – оценена энергичность и опять, пожалуй, потенциальность, ну и знаний кое-каких набрался.

Забавная дочка Неня Пепейко.

Секретарь комсомольской организации ОКБ – 90 человек – почти безнадежные попытки расшевелить этих 90 человек, людей очень разных, в основном потерявших уже всякий вкус к комсомольской работе по возрасту и бездеятельным традициям.

Работа – часто много и нужная, но не всегда дающая что-то новое. Хороший товарищ по работе Юра Райс. <…>

10 сентября 1959 г.

Около 20-и часов в общей сложности провел я на Американской национальной выставке в Сокольниках. Впечатления неустойчивые, переменчивые: то одобрение, то разочарование.

Очень жаль, что мало техники, слишком много непонятных экспонатов (спиннингов, кастрюль и пр.), зато удобная, простая мебель; непонятно зачем устроенная парикмахерская и очень хорошо устроенное цветное телевидение с записью фильмов на магнитную ленту. И так все время. Ясно одно: американцы просчитались в отношении русского зрителя, надо было больше давить на технику, организацию производства, строительство (жилищное, промышленное, сельское, дорожное). И даже, во-первых, организация производства. У нас не развита, к сожалению, сознательность еще настолько, чтобы каждый считал своей первой обязанностью приносить как можно больше пользы. <…> При подробном рассмотрении выставки нашлось много интересных экспонатов: шикарные автомобили, замечательная фотовыставка «Род человеческий». <…>

Буклет американской выставки в Сокольниках, 1959 г.

Довольно интересна циркорама, приятно видеть действие вокруг себя, хотя панорама более удобна, вернее, комфортабельна. <…>

Широкое применение пластмасс, в том числе и пластмассовые грибки-павильоны, машина для быстрого нанесения пластмасс. Многое, очень многое для удобства быта, и это, конечно, очень ценно. Быт, отдых, туризм – имей только деньги и жить будет прекрасно, но вот если ты потерял работу или заболел, то твое дело дрянь, и вот эта-то неуверенность в завтра и сводит на нет многие преимущества. Гиды, конечно, любили больше поговорить о преимуществах. Разговоры с гидами – особая статья. Большая часть из них выбирает тактичные методы агитации, многие были довольно объективными, многие вели беседы согласно инструкциям: «Мы знаем ваших писателей: Толстого, Шолохова, Пастернака (!)» – последнего не читали, но знают, что он «хорошо отразил русскую действительность». Мы знаем ваших поэтов: «Пушкина, Никитина, Ахматову (!!)». «У нас не рай и у вас не рай». «Основное зло наши и ваши газеты, они выбирают только плохое». Наши тоже ведут себя по-разному, в среднем с довольно жадным интересом, но есть и патриоты в обе стороны. В то время как один ходит с независимым видом и предлагает 50 рублей за стакан пепси-колы («я не нуждаюсь в подачках») или заявляет, что «там смотреть нечего, и наши дворники имеют мебель лучше», другой на сообщение гида: «У нас метро значительно хуже» поспешно возражает: «Не может быть». «У нас есть еще дома перенаселенные, без удобств». – «Не может быть». Но в итоге один из гидов, восторженно отзывающийся о СССР, сказал: «Вы действительно вторая страна в мире, а лучшее, что у вас есть, – замечательные люди. Везде хотят от нас иметь доллары, а русские торопятся удовлетворить свой интерес».

Итак, несмотря на то, что эти великие мастера рекламы не смогли достаточно хорошо преподнести то, что могли бы показать, Америка – страна, достойная большого интереса. Ее 56 млн автомобилей, 52 обладателя Нобелевских премий в науке (из 206), 40 млн телевизоров, 50 млн холодильников, спутники, догоняющие нас по весу и перегнавшие по содержимому, – все это бесспорный прогресс.

Ее 5 млн безработных, койка в больнице за 18 долл. в день, черт знает, на что похожая скульптура и живопись – это, конечно регресс. Но все вместе взятое – большой, закономерно возникший интерес. <…>

6 ноября 1959 г.

Завтра впервые за последние годы не иду на демонстрацию. Устал <…> Хуже всего то, что эта усталость сказывается на многом, многое воспринимается слишком близко к сердцу, так недалеко и до неврастении. Слишком за многое я, наверное, взялся: в работе – соревнование с Рай-сом (не хочу отставать, хотя многому приходится учиться на ходу), секретарь комсомольской организации в 115 человек, причем разношерстнейших человек, секретарь технического совета ОКБ, и при этом, как всегда, (а может быть, и поэтому)не хватает времени. Время! Черт бы взял это время. Как многое хочется сделать! Хочется хорошо знать свою специальность (наверное, уже имею право так говорить) – электронику СВЧ, эту одну из сложнейших современных специальностей. Не хочется проходить мимо общественных дел и как не претит мне формальность в комсомольской и общественной деятельности, считаю, что много полезного и нужного можно сделать и на этом поприще.

А искусство, музыка, книги! С каким трудом вырываю время на то, чтобы почитать Ремарка, Уилсона или сходить в кои века один раз в кино и посмотреть что-нибудь вроде финских «Женщин Нискавери» со смелой героиней, наплевавшей на устои каменного гнезда.

А семья ведь требует тоже время, да и не только требует, самому приятно поиграть с веселой Лекой. «Папа, давай даться», «Папа, икай меня».

Ну, а о таких вещах, как марки и фото и говорить не приходится. Надо все-таки немного разгрузить корабль, а то капитан начинает превращаться в скептика и пессимиста и как бы не докатился до брюзжания. И так уже мой скорый на выводы поверхностный тесть готов записать меня в прихвостни капитализма. <…>

30 июня 1960 г.

Вот я и опять родился. 27! Ведущий инженер и г[лавный] к[онструктор] прибора, от которого в какой-то степени зависит обороноспособность страны. Прибор все хвалят. Ну как же! 350 Вт, 560 г. А как он пойдет в серии? Хороший ли я г[лавный] к[онструктор]? Опять эта неудовлетворенность. <…> Почему-то стал с жадностью ловить все о войне. Картины, книги, фильмы (даже плохие). Наверное, потому, что у этих людей можно по-настоящему научиться мужеству. А кем стал бы я в их условиях?

14 июля 1960 г.

Работа Государственной комиссии по приемке моего прибора идет вовсю. Пока все идет хорошо. Часто ловлю себя на том, что с удовольствием думаю о проделанной работе и о результатах. <…> А вот вчера в парткоме отказался выступить на митинге как представитель лаборатории, борющейся за звание «лаб. коммунистического труда». По выражению лиц партийных и профсоюзных руководителей я понял, что я их просто оскорбил этим отказом. А начальник ОКБ Спасский заявил мне: «Дурак, надо показываться на людях, это поможет твоей карьере». Черт с ней, с карьерой, для меня не так просто даже по бумажке выступить на митинге. В парткоме и завкоме теперь будут коситься и могут вспомнить это в том очень сомнительном случае, когда будет решаться вопрос о предоставлении мне комнаты. <…>

13 октября 1960 г.

Позади поездка в Киев и очередной отпуск. В этом году удалось как никогда многое посмотреть.

В Киев летал за стабилизатором АСШ-2. <…>

И вот 20 сентября я снова у своих хороших стариков на Кубани. Приехали все втроем. Лена в восторге от простора, уточек, Валета[21]21
  Собака.


[Закрыть]. Старики в восторге от Лены. Как ни странно, в этом году несмотря на то, что они жили на пенсию 330 руб. (тоже мне пенсия!), обычная их беспросветная бедность была сглажена. Может быть, помогли мои переводы, но жить они стали лучше. В станице как всегда полно безобразия. Сахар бывает редко, масла не бывает, за хлебом очереди, электричества нет, вода далеко. Все местное руководство лезет из кожи вон, перевыполняя планы, поплевывая при этом на живых людей. Как всегда умудряются так загробить хорошие идеи, что они получают безобразное воплощение. Всех коров сдали в колхоз – продажу молока не организовали, колхозникам стали платить деньги – пекарня выпекает мало хлеба и т.д.

Прожив 10 дней, мы отправились путешествовать. 22-го сентября приехали на поезде в Новороссийск, который произвел неприятное впечатление, несмотря на встречу с морем. Цементая пыль, лысые горы, шестибальный ветер. Скорее на автобус и в Туапсе. Девятичасовая дорога Новороссийск – Туапсе по местам, известным курортами (Кабардинка, Геленджик), многочисленными памятниками, оставшимися от войны.

Ближе к Туапсе красивые перевалы и виражи шоссе. Машина больше, чем наш ЗиС-151, не пройдет. Туапсе, вокзал и первый раз в жизни комната в гостинице «Южная». Утром оказалось, что город с трех сторон окружен зелеными, с мягкими линиями горами. Три часа на электричке до Сочи. Справа – серое утром море синеет, появляются первые купающиеся. Ура! Значит, и мы поплаваем. Солидная тетя на берегу спокойно снимает розовые трусики. Лазаревская. Встретил гору, из-за которой вылетели «Мессершмидты» во время нашего вояжа в августе 1942 года в телеге, покрытой толем, с двумя клячонками. Сочи. На вокзале «поезд дружбы». Позавтракали в ресторане. На двоих 40 руб.[22]22
  Цена дореформенная. С 1.01.1961 г. проведена денежная реформа с увеличением стоимости рубля в 10 раз.


[Закрыть]. Прокатились на глиссере до Хосты, посмотрели дендрарий, Ривьеру (выйти к морю почти нигде не удается), вечером промокли от дождя, загрузились на «Россию» и утром были в Сухуми.

1 января 1961 г.

1. Утро в компании с «коньячно-яблочным вариантом».

2. Новые деньги. В кассе не берут 20 коп., 1, 2, 3 коп. остались старые в обращении. У Иры 11 руб. по 1 коп. Вот это коллекция!

3. Новые марки. Стандарт 7 шт.

4. Гашение «С Новым годом».

5. Дядька все-таки медленно умирает.

6. Прочел 6 машинописных страниц о летающих блюдцах. <…>

9 января 1961 г.

Надо упорней заниматься, глубже влезать в науку. «Широко и мелко» для ведущего инженера уже не подходит.

С другой стороны, хочется жить, развлекаться, заниматься спортом, фотографией, марками, музыкой, читать умных писателей, иметь интересную компанию и т.д.

– Когда и как все это? <…>

19 января 1961 г.

В связи с предстоящей работой факультета усовершенствования инженеров насыщенность моей недели получается следующей:

Понедельник – занятия дома по СВЧ и английскому,

вторник – ФУИ и курсы английского языка,

среда – бассейн,

четверг – курсы английского языка,

пятница ФУИ и бассейн,

суббота – филателия или фотография. <…>

15 февраля 1961 г.

Купил магнитофон «Spalis» Эльфа-10. Теперь буду иметь хорошие записи. Сегодня уже записывал Леку[23]23
  Дочь Лену.


[Закрыть]. Получилось очень забавно: «Какая начала», вместо «не коршун ли унес» – «не корж ли он унес» и т.д.

Отдал за магнитофон 90 руб. (столько же стоит новый, но Плисковский есть Плисковский, и я в таких случаях еще не научился противостоять наглости). <…>

6 марта 1961 г.

Из этой крошки складывается человечек. Так приятно обнимет лапкой и говорит: «Папа, будь тут. Ты другую девочку не люби!» <…>

17 марта 1961 г.

Трудно понять мне Левку. Он хочет взять от жизни максимум, а если это не удается, то зачем же жить. Я тоже стремлюсь прожить полнее, но если не удается, – ограничиваюсь достигнутым. А вот Дижонов бьется до тех пор, пока не достигнет. Интереснейшая работа, глубокие знания – кандидат наук – но не такой кандидат, как В. Мак, который способен все лето без отпуска долбить философию, он – серьезный альпинист, автор собственных фильмов, владелец автомобиля, развитый человек[24]24
  Воспоминания В.Ф. Дижонова о Пролейко см. в главе 5 данной книги.


[Закрыть]. Вряд ли я. Но мне иногда кажется, что я не способен на большее. Боюсь, что я не способен, отстав от ворон, пристать к павам. Чего-то во мне не хватает: то ли ума, то ли знаний, то ли упорства. <…>

11 апреля 1961 г.

Пару дней проболел. «Катаральная ангина». Все время распределилось между английским, магнитофоном и разбором земства. <марок>

12 апреля 1961 г.

Сегодняшний день войдет в историю так же, как и 4 октября 1957 г. Тогда мы рвали друг у друга газету, стоя у баллоновского стенда. Тогда лаборатория, в которую только что поступил, уже была отмечена как участвующая в запуске. Несколько дней назад мы отбирали баллоны, зная почти наверняка, куда они должны пойти.

И вот сегодня я услышал в 1-м отделе голос Левитана: «Внимание! Говорит Москва».

В 10 часов было передано сообщение о запуске в космос первого человека. Им оказался майор летчик Гагарин Юрий Алексеевич. <…>

Весь мир гудит, как встревоженный улей. На Западе выходит по насколько выпусков газет в день (а у нас «Известия» еле-еле успевают принести к 23 часам). «The man in space, «Communist in space».

14 апреля 1961 г.

Сегодня Москва встречает Гагарина. С аэродрома он прибыл на Красную площадь, где на трибуне Мавзолея вместе с правительством принимал демонстрацию, устроенную москвичами в его честь. Парень очень симпатичный, с хорошим лицом, младше меня на полгода, уже майор. Как раз сейчас, когда я пишу это, в Кремле идет прием в его честь, на который приглашен и Копылов, как начальник лаборатории, участвовавшей в создании этой ракеты. Здесь ничего не скажешь, он делал этот прибор, ему повезло в том, что этот прибор использовался.

Встреча Ю.А. Гагарина в Москве

В.М. Пролейко с товарищами по лаборатории на демонстрации в честь Юрия Гагарина. 14.04.1961 г.

В демонстрации участвовала почти вся наша лаборатория. На одной из улиц мне очень понравились ребятишки из детского сада с лозунгом «Мы тоже хотим в космос». На почтамте несколько сотен человек часами стоят в очереди за спецгашением. Кто-то на демонстрации нес плакат: «Чур, я второй». <…>

30 июня 1961 г.

28 лет. Принято в этот день подводить итоги. Как правило, это «подведение» портит настроение, особенно у не очень сильных натур. Не знаю точно, какая я натура, но у меня оно всегда вызывает мобилизующие идеи, которые, как правило, к следующему дню рождения находят только частичные воплощения. <…>

7 октября 1961 г.

[Каневская] Ире сегодня повезло, в железнодорожном буфете ей удалось купить 0,5 кг сливочного масла (оно бывает здесь раз в полгода и по цене 3,60 – в Москве 2,90). Но вот мне не повезло, я ездил против сильного ветра в Старую Деревню в надежде хоть там купить керосин (хотя бы для лампы), но его нет и там. Вот картинка из местной жизни. <…>

25 октября 1961 г.

Бывают же такие дни! До обеда все шло обычным чередом, я был в 20-м цехе по поводу «Бальзама», занимался с Володей Севрюгиным расчетом «Ангары»[25]25
  «Бальзам» и «Ангара» – условные названия приборов.


[Закрыть]. Но вот после обеда меня пригласил к себе Калабухов и, видно, помня мой доклад по цеху № 9, пригласил меня к себе заместителем в технологический отдел комитета электронной техники. Не успел я опомниться от этого предложения, как Шлифер предложил мне перейти в его группу, чтобы заняться там новейшим прибором. Если пообещают комнату, продамся в Комитет.

26 октября 1961 г.

Продолжение следует. Спасский с утра завел разговоры о переходе к Шлиферу: «только твоя кандидатура подходит…, не перейдешь, переведем приказом». Вдруг, звонок из Комитета от Кругликова – пришлите Пролейко. Кругликов повел к начальнику управления Якименко, тот к начальнику отдела кадров Шульженко. В результате предложили место главного специалиста, 250 руб. в месяц, кремлевская поликлиника, путевки, а главное – шанс получить квартиру.

Нужно продаваться. <…>

1 ноября 1961 г.

Сегодня был у главного инженера управления Искренко (опять хохол!). Он произвел на меня неплохое впечатление. «Я понимаю ваши сомнения. Когда Эйнштейна спросили, кем бы он стал, если бы начинал сначала, он ответил: «Водопроводчиком, потому что последнему никто не говорит, какой рукой взять ключ». Поговорили о будущей работе, кажется, она будет интересной. <…>

9 ноября 1961 г.

Снова беседа с «хозяином»[26]26
  Имеется в виду директор И.А. Живописцев.


[Закрыть]. «Преступление, когда молодой разработчик уходит в кабинет». «Да, но мне нужна квартира». «Ты получишь квартиру в это распределение»

У меня такое чувство, что я играю в шахматы с Ботвинником, я точно знаю, что проиграю, но не могу понять, какой ход я сделал неверно. <…>

10 ноября 1961 г.

Мир набит трепачами, и один из них – наш «хозяин». Сегодня в присутствии секретаря парткома, зама по кадрам и главного инженера он заявил: «Я никому ничего не обещал, никаких векселей не давал, я буду за тебя ходатайствовать и только. Что же касается работы, то ты здесь будешь начальником лаборатории, а, может быть, даже и главным инженером. Дальше решай сам».

И я решаю – идти в Комитет. Все говорят мне, что я гибну как инженер. Может быть, но я приобретаю шансы на квартиру и лишние 60 руб. в месяц. <…>

14 ноября 1961 г.

О, неисчерпаемый год!

Сегодня Якименко предложил мне место начальника технологического отдела 1-го управления. 280 руб. + кремлевская поликлиника + путевки + еще больший шанс на квартиру. <…>

15 ноября 1961 г.

Неделю болтаться между небом и землей! Все интересуются, все удивляются, все завидуют, выражают пренебрежение к кабинету или жалеют о том, что пропадает инженер, но никто ничего не советует. «Решай сам». Надо решать, наверное, надо идти в кабинет. <…>

17 ноября 1961 г.

Снова я у Шульженко. Он производит очень хорошее впечатление. Говорит конкретно. Договорились с ним о том, что он постарается дать мне возможные гарантии на квартиру и утрясет все с Живописцевым. Мне же в принципе все равно – работать главным специалистом или начальником отдела. <…>

20 ноября 1961 г.

Мне уже сильно надоела эта неопределенность. Хозяин говорит: «Работаешь – работай», мои хохлы чего-то жмутся в нерешительности. <…>

23 ноября 1961 г.

По словам Шульженко, Живописцев согласился с моим уходом. Выбор, кажется, сделан. Не знаю, насколько он верен, безусловно, рискую, но, может быть, не зря. <…>

25 ноября 1961 г.

«Хозяин» на словах не возражает, но, судя по всему, дал инструкцию секретарю парткома, и тот заявил, что не отпустит. Но имеет ли право партком не отпускать? С одной стороны, кажется, не имеет, с другой – ведь бывают же мобилизации членов партии. <…>

29 ноября 1961 г.

Партбюро ОКБ решило в мою пользу вопрос со счетом 6:2. Против голосовал Спасский (ему сам бог велел) и Копылов, который вдруг стал говорить обо мне «способный, проявил себя» и т.д.Иногда можно подложить свинью и таким образом. Впереди – партком, там может быть хуже. Здесь еще до партбюро я знал 6:2. Там я ничего не знаю.

От Спасского исходит слух о том, что Шокин сказал: «Грош цена разработчику, уходящему в кабинет. Таких людей мы примем, но относиться к ним будем по-своему».

Смогу ли я противостоять всяким интригам? <…>

6 декабря 1961 г.

Итак, через пару часов я предстану перед своими новыми начальниками и первыми подчиненными. Вся длинная эпопея с переходом – позади, и пропуск сдан – корабли сожжены. Прощались со мной очень тепло. Спасский даже обнял меня. Пожелания удачи и предупреждения от зазнайства. <…>

7 декабря 1961 г.

Второй день работаю в Комитете. Уже к середине дня голова распухает от различных забот. А половина моего отдела умирает от скуки. Начальство напихивает отделу столько задач, что начинаю понимать, почему Калабухов сбежал на третий день. Сегодня было совещание у Захарова «Плавленные в вакууме материалы – генеральная линия».

8 декабря 1961 г.

Никто из руководства не собирается подробно меня инструктировать, и поэтому я сегодня сам определил функции своего отдела и продемонстрировал их Бройде. Тот пришел в восторг и сказал: «Очень правильно». Вот они:

1. Технологические НИРы.

2. Качество, выход годных, брак, рекламации.

3. Технологичность передаваемых конструкций.

4. Новые материалы.

5. Технологическое оборудование.

Это – генеральная линия. Если с нее не собьют, будет нужная работа.

Так мне кажется с позиций пока еще инженера-производственника.

9 декабря 1961 г.

За три дня так распухла голова, что с радостью дождался выходного. Но ведь за выходным целая неделя, и не одна. В комитете есть молодежь, но нет таких ребят, с которыми я был на старой работе: Шлифера, Райса, Кальмана – ребят современных, интересных. <…>

30 декабря 1961 г.

Ничего удивительного в том, что последнее время не беру в руки эту тетрадь, нет. Перед собой человек должен быть всегда честен, а я, кроме того, всегда в опасности, что кто-то кроме меня будет с этими моими мыслями. Что же вообще можно записывать в дневник? Недовольства многим окружающим головотяпством? Но в этом все пуганы. А не вернется ли 1937 год, не начнут ли сажать за малейшее подозрение?

Свои мысли?

14 октября 1962 г.

Командировка Новосибирск – Ижевск. ТУ-104Б. Вместе с собой везу ангину. 3.45 в полете – и аэропорт Толмачево. Проклятие большинства наших городов – нет места в гостиницах. Наконец удается устроиться в паршивой «Сибири» в 3-местном номере.

15 октября 1962 г.

Время сместилось на 4 часа, в результате ночи не стало. Город мне не нравится. Неплох только центр с широким Красным проспектом, грандиозным Оперным театром. Но рядом с центром есть улицы грязнее кубанских. <…>

16 октября 1962 г.

Из-за этой чертовой ангины по заводу таскаюсь с трудом, но вечером, немного отдохнув и проглотив двойную порцию пельменей, отправился в набитом автобусе в Академгородок. Это оказалось очень интересно. Дорога идет по правому берегу Оби мимо каких-то древних деревушек. Но вот минут через сорок автобус сворачивает в современный город. Большие дома, прекрасный клуб – поселок строителей. Еще поворот и кондуктор спрашивает: «На химии кто сходит?»… «На физике?» Справа прекраснейший смешанный лес, слева подряд институты: химии, физики, кинетики, катализа, гидродинамики, прекрасное здание института ядерных проблем (действующий реактор), Институт биологии и экспериментальной медицины.

Большинство институтов – стандартные 4-х эт[ажные] здания без заборов и надоевших проходных, светлые, красивые. Стрела Академического проспекта (с домами в основном пока по одной его стороне) упирается в Обское море – настоящее, берегов не видно, чистейший песок у берега. Лесистые берега. Леса вообще очень много, поэтому замечательный воздух. Сейчас введено три микрорайона. А – свободная планировка, В – «социалистический квартал». «Гарлем» с разноцветными домишками и микрогабаритными (в отличие от малогабаритных) квартирами. Везде много молодежи, детей. Ребята рядом с домом занимаются спортом (Алька[27]27
  Друг детства Ирины Павловны, а затем семьи Пролейко.


[Закрыть] по утрам бегает купаться на море). На многочисленных семинарах и даже на улицах научные споры. Ребята большие патриоты городка. Алька заявляет, что их Университет – лучший в Союзе и набит авторитетами. Одного (Канторовича) показали мне на улице (тот в это время вел тоже научный спор). Налево ведет дорога в Золотую долину – место коттеджей академиков. Снабжается город хорошо, столами заказов. Детсады есть, но не хватает, строят на воскресниках. С работой хуже. Полной загрузки нет, есть безработные. Обычная академическая волынка дополняется здесь раскачкой. У Альки дома атмосфера научного работника. Полно книг, правда, довольно широкого профиля. Увлекается он еще большим. Совершенствуется в 3-х основных языках, учит еще итальянский, испанский и японский, выписывает учебн[ик] персидского языка.

Фото, подводн[ое] плав[ание], автодело, спорт, шахматы, еще пишет стихи и отпускает бороду. По-прежнему горяч и непримирим («Бойся равнодушных»). Зоя производит приятное впечатление. Много курит, чтобы похудеть, и мучается от неполноценности (по сравнению с Алькой). Алька считает, что через несколько лет он в своей области будет знать больше других…

17 октября 1962 г.

Магнитофонный цех. Линия «Кометы». В настроечном отделении хор разномастных отказов. Уговорить гл. инженера приехать в Москву не удалось, не выносит самолета – в прошлом году разбился Ту-104 (из 39 10 погибли). Новосибирск вообще грязный и дымный город, но сегодня вечером в дыму утопает все. Спрятался в театре Оп[еры] и балета – «Каменный цветок». Зрителей оказалось меньше, чем ожидалось снаружи.

19 октября 1962 г.

Конечно, слова «надежность» нет в мозгах Аэрофлота. Вчера утром в Толмачевском аэропорту Новос[ибирска] ждали самолет 7 час., и я опоздал в Свердловске на ижевский самолет. Вот уже сутки я сижу в свердл[овском] аэропорту Кольцово в ожидании, пока Ижевск начнет принимать. Уже трижды откладывали вылет на 3 часа, и я решил плюнуть и уехать в Москву.

Нет худа без добра – посмотрел Свердловск. Город мне понравился. Главная улица (ул. Ленина) широкая, со строениями в модерне 30-х годов. Неожиданно наткнулся на широкую реку с красивыми набережными. Изумляются моим незнанием. Старушка сказала, что это река Исеть. В популярном в городе ресторане «Русской кухни» кормят «скоблянкой» – бефстроган[овами].

5 февраля 1964 г.

Рязанский[28]28
  См. раздел «Кто есть кто. Именой указатель». Здесь речь идет об эпизоде с жалобой С.П. Королева Н.С. Хрущеву, описанном в статье А.А. Шокина в настоящем сборнике.


[Закрыть] – звонок Шокину. Но – «давай бумагу». «Признаю только сильных (нахальных?) людей». По моему, здесь он не прав – нужно вовремя остановиться.

12 февраля 1964 г.

Выставка ГКЭТ – орудие большой политики Шокина.

Рязань. Ташкентский поезд, набитый детьми. Грязный вокзал Рязань II. Широкая главная улица с 2-3-этажными домами, справа остается какой-то храм, смесь адмиралтейства и одного из кремлевских соборов. Завод. Директор – хам, бездельник, пропойца и самодур. Два часа корректной беседы с ним и – все сведения нам будут предоставлены. На заводе вздыхают: «Наконец-то вы его уберете». Завод – огромная территория, но старые цеха со старым оборудованием. Ужасен цех игнитронов, грязь (графит), сырость, везде ртуть, вакуум меряют прибором Тесла. <…>