Текст книги "Старт Cтраны Советов. Революция. Октябрь 1917 – март 1918"

* * *

19–28 ноября прошел учредительный съезд Партии левых социалистов-революционеров-интернационалистов (ПЛСР(и) или просто ПЛСР). Делегаты констатировали, что ЦК ПСР, исключив из партии левых лидеров и распустив Петроградскую организацию ПСР, расколол партию, не дождавшись съезда, где можно было бы обсудить возникшие разногласия. Теперь нужно строить новую партию. Ветеран социалистического движения и член ЦК ПСР М. Натансон в своем докладе заявил, что «мы интернационалисты, стоящие на точке зрения международного социализма Циммервальда и Кинталя, признаем, что вступили в фазу социальной революции, то есть что все [что] мы можем смести в буржуазном обществе – все сметем, что будет в наших силах, что мы будем действовать именем Советов, именем трудового народа».[298]298
  Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. – Т. 1. – С. 83.


[Закрыть] Старик, посвятивший жизнь борьбе за социализм, ощутил, что дожил до социалистической революции. И не только он – так думал весь зал. М. Спиридонова настаивала на преемственности новой партии с исторической ПСР. Нужно «восстановить наш идеализм из того запаса, который оставили нам наши святые борцы». Ее речь вообще была сочетанием богостроительства и планов радикальной социальной трансформации. Идеалистический волевой импульс должен был помочь компенсировать нехватку материальных условий для движения к социализму. Спиридонова провозглашала: «Мы боремся против угнетателей, во имя освобождения трудящихся классов. И этой простой правды не поняли наши товарищи справа. В этом их преступление. Они подняли свою кощунственную руку на Советы, на это самое полное выражение народной воли. В этих Советах социальная жизнь; путем парламентской борьбы мы не можем прийти к социализму. Долголетний западно-европейский опыт доказал, что мирным путем голосования и представительства нельзя дойти до социализма… Вы должны вносить жажду правды, и тогда нам удастся это движение, порой стихийное, влить в живую струю религиозного пафоса, которым живет и дышит революция… За большевиками идут массы, но это – временное явление. А временное потому, что там нет воодушевления, религиозного энтузиазма. Там все дышит ненавистью, озлоблением. Эти чувства, вызванные личными, эгоистическими побуждениями, хороши во время революционной борьбы и баррикад. Но на второй стадии борьбы, когда нужно будет создавать новую жизнь на основе любви и альтруизма, – тогда большевики и обанкротятся… Капитализму у нас нанесен сильный удар, расчищены пути для проведения социализма. В Западной Европе наступили все материальные условия, но нет вдохновляющей идеологии, чего у нас так много… Но победа будет обеспечена, если она будет идти под знаменем Интернационала. Но на этом знамени Интернационала должны быть начертаны и другие слова – братства, любви и доверия».[299]299
  Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. – Т. 1. – С. 95–97.


[Закрыть] Эта окрашенная в религиозные тона этическая программа выделяла Спиридонову даже среди левых эсеров, но в целом отражала их надежды на моральные факторы революции, которые могут оказаться важнее материальных условий.

Поддерживая принцип организации трудящихся в Советы, левые эсеры хотели достроить здание советской системы, включив в него Советы служащих, интеллигенции и др. Таким образом все труженики смогут «приобщиться к управлению страной».[300]300
  Там же. – С. 149.


[Закрыть] Советскую республику левые эсеры считали «диктатурой демократии» (то есть большинства), которая может применять репрессии против врагов, но «не нуждается в системе террора».[301]301
  Там же. – С. 163.


[Закрыть] Левые эсеры колебались между признанием необходимости применять силу против оппозиции Советской власти и боязнью, что эта практика перерастет в страшные картины, аналогичные временам якобинцев. Такие же колебания левые эсеры испытывали и по поводу главного вопроса политической повестки: что делать с Учредительным собранием. А. Шрейдер в своем докладе предложил относиться к нему (как когда-то к Временному правительству) постольку, поскольку оно будет защищать «социальные ценности».[302]302
  Там же. – С. 166.


[Закрыть] Но многие ораторы понимали, что Учредительное собрание устами эсеров предъявит претензии на власть, хотя в экономической сфере может пойти на социальные реформы. Что тогда делать? Не хочется ни разгонять, ни от Советской власти отказываться. В итоге по проекту А. Устинова была принята революция, которая соглашалась с поддержкой Учредительного собрания постольку, поскольку оно будет конструировать власть рабочих и крестьян, но обещала «решительное противодействие» попыткам превратить Собрание в «орган борьбы с Советами» и объявляла недопустимым повторение «гибельных опытов коалиции с буржуазией».[303]303
  Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. – Т. 1. – С. 170.


[Закрыть] Учитывая, что эсеры, преобладавшие в Собрании, не стремились к соглашению с кадетами и сами надеялись на сотрудничество между Советами и Собранием, видно, что левые эсеры искали платформу для компромисса с более правыми социалистами.

Итоги ноябрьских съездов открывали путь к созданию коалиции большевиков и левых эсеров. Уже 24 ноября левый эсер А. Колегаев вошел в Совнарком в качестве наркома земледелия. Вступив в должность, он высказался за упорядочение аграрной революции, против разгромов усадеб: «Помещичьи дома будут использованы для устройства народных школ, больниц, приютов и театров… Поэтому уничтожение, разгромы, поджоги и расхищение имений, инвентаря, построек и продуктов приносят огромный вред и убыток самому трудовому крестьянству. Примите все меры к охране в целости имущества в интересах трудового народа».[304]304
  Великая Октябрьская социалистическая революция в Белоруссии. – Т. 2. – С. 324.


[Закрыть] Но в условиях правовой неопределенности крестьяне обычно предпочитали решить дело разом – чтобы в случае реставрации помещикам некуда было возвращаться. Заодно можно было присвоить себе помещичье имущество, которое в ином случае попадало бы государству. Аграрная революция продолжалась пока неконтролируемо.

Комиссар Гомельского совета А. Жилин докладывал 24 ноября: «Из уезда сообщают, что крестьяне берут земли у помещиков путем захвата. Бывают случаи, что крестьяне, не желающие принять участие в аграрных беспорядках, привлекаются насильно, ибо в случае отказа каждый из них подвергается штрафу в размере 5 руб.».

Однако масштабы погромной волны не нужно и преувеличивать. Из 92 волостей Новгородской губернии не было разгромов имений в 62 волостях, а еще в 20 было 1–3 разгрома. В 166 волостях (из 230) Тверской губернии погромы были только в 33 имениях. В Бельском уезде Смоленской губернии разгромы были в 2 волостях из 22, уцелело 121 имение из 123, в Краснинском уезде – 180 из 190.[305]305
  Жихарев Н. А. Борьба большевистской партии за осуществление ленинского декрета о земле (октябрь 1917 г. – ноябрь 1918 г.) // Коммунистическая партия – организатор и вдохновитель Великой Октябрьской социалистической революции. – М., 1957. – С. 375.


[Закрыть]

Упорядочить перемены, развернувшиеся на селе, предстояло в ближайшем будущем. А пока было важнее показать стране, что новая власть опирается не только на рабочих и солдат, но и на крестьян. На II съезде Советов крестьянских депутатов, контролируемом большевиками и левыми эсерами, 10 декабря были избраны члены ВЦИК от крестьянства. Таким образом, был сформирован объединенный рабоче-крестьянский Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) – советский аналог парламента. Коалиция большевиков и одной из социалистических партий состоялась, придав режиму форму союза пролетариата и крестьянства.

9 декабря было достигнуто конкретное соглашение о коалиции большевиков и левых эсеров. Левым эсерам помимо наркомата земледелия (А. Колегаев) доставались также наркоматы имуществ (В. Карелин), почт и телеграфов (П. Прошьян), местного самоуправления (В. Трутовский), юстиции (И. Штернберг). Еще два места наркомов без портфеля получили В. Алгасов (работал в коллегии НКВД) и А. Бриллиантов (с 19 января, работал в коллегии наркомфина). Наркомы без портфеля должны были усилить позиции левых эсеров на заседаниях Совнаркома, подсластить пилюлю – ведь ключевых постов им не досталось. Входя в коалицию, левые эсеры стремились провести принципиальную для них земельную реформу и сдерживать авторитарные склонности большевиков. Этим усиленно занимался Штернберг при активной поддержке бывшего политкаторжанина Прошьяна, который доверил коллегии управление наркоматом и был прежде всего политическим наркомом. Левые эсеры вошли в коллегии остальных наркоматов и в структуры Советской власти по всей стране.[306]306
  Подробнее см.: Леонтьев Я. В. «Скифы» русской революции. Партия левых эсеров и ее литературные попутчики. – М., 2007. – С. 54–55.


[Закрыть]

Ставка левых эсеров при создании коалиции заключалась прежде всего в том, что успешное проведение ими аграрной реформы позволит нарастить влияние и численность партии, после чего можно будет поменять соотношение сил между двумя советскими партиями как минимум на равноправное. Благодаря коалиции большевики получили возможность существенно укрепить позиции Советской власти в деревне и несколько смягчить кадровый голод. Учитывая печальный для левых эсеров финал этого союза, можно сделать вывод, что большевики просто воспользовались левыми эсерами. Но не все так просто. Время работало против большевиков, и укрепление структуры ПЛСР несло угрозу большевистскому доминированию в системе Советской власти. Могли ли большевики обойтись без союза с эсерами? Это было связано с серьезными рисками. Своей сильной структуры в деревне у них не было. Изоляция городской Советской власти от деревни, в том числе советской, привела бы к тяжелым последствиям, включая стремительный развал продовольственной работы и даже поддержку частью крестьянства вооруженной борьбы с большевизмом уже зимой 1917–1918 гг. Это во многом и произойдет в середине 1918 г., но к тому времени советская власть и большевистские структуры укрепятся и глубже проникнут в деревню. Таким образом, большевики и левые эсеры были нужны друг другу, но соотношение их позиций во власти было временным. Левые эсеры надеялись для начала его уравнять. А большевики считали возможным лишь временно поступаться своими идеями с тем, чтобы после укрепления системы Советской власти продолжить преобразование общества по рецептам марксизма, а не народничества. Левые эсеры были готовы искать синтез этих двух идейных традиций на пути к социализму. Но в 1918 г. перед ними встанет необходимость делать немедленный выбор по острым вопросам международной и социальной политики.

Власть Советов

Пока еще только выстраивалась Советская власть сверху, на местах развернули кипучую деятельность Советы, особенно рабочих и солдатских депутатов. Первоначально у них не было ни структур, ни кадров, чтобы заменить собой городские думы и их управы. Поэтому временно было решено даже расширить полномочия городского самоуправления. Совнарком принял декрет «О расширении прав городских самоуправлений в продовольственном деле». Муниципалитеты теперь могли брать в свое управление точки питания. Также они получили право реквизиции пустующих помещений и вселения нуждающихся в жилые помещения.[307]307
  Андреев А. М. Местные Советы и органы буржуазной власти (1917 г.). – М., 1983. – С. 278–279.


[Закрыть] Но значительная часть муниципалитетов не признавала Советскую власть и ее решения. Муниципалитеты руководили городским хозяйством прежними методами.

Но это требовало средств, которые могла дать только центральная власть. 16 декабря под левого эсера В. Трутовского был создан Народный комиссариат по местному самоуправлению, и 18 декабря СНК выделил на муниципальные нужды 200 млн рублей займов.[308]308
  Там же. – С. 279.


[Закрыть] Это был веский мотив для муниципалитетов сотрудничать с властью, тем более – с левоэсеровским ведомством. Но до Учредительного собрания те думы, где у большевиков не было большинства, продолжали отстаивать свою самостоятельность от Советов и СНК.

18 ноября Совнарком предоставил Советам право распускать городские думы. Советы сами могли решать, готовы ли они взять местное управление в свои руки, а кроме того, можно ли дальше сотрудничать с муниципалитетом либо же он слишком строптив. Часто Советы преувеличивали свои способности и решались на разгон надоевшего неуступчивого муниципалитета, который справлялся с делами лучше, чем потом Совет.

16 ноября была распущена Петроградская дума. Но аппарат управления городским хозяйством нужно было сохранить, и 27–28 ноября были проведены перевыборы. Социалисты и кадеты их бойкотировали, так что состав оказался просоветским. Формально дума просуществовала до весны 1918 г., действуя под контролем Петросовета. Когда распускались районные думы, управы сохранялись, переходя под контроль райсоветов. Их структурам предстояло стать отделами Советов.

По неполным данным, 50 губерний в декабре 1917 г. было распущено 4 гордумы, в январе 1918 г. – 8, феврале – 10, марте – 4, апреле – 14, мае – 6, июне – 4. В январе было распущено 3 губернских земства, в феврале – 6, марте – 5, апреле – 7, июне – 2.[309]309
  Андреев А. М. Местные Советы и органы буржуазной власти (1917 г.). – М., 1983. – С. 280, 282.


[Закрыть] К началу широкомасштабной гражданской войны процесс был практически закончен и в основном проходил в январе – апреле 1918 г.

Переходя к управленческой деятельности, Советы формировали структуры управления городской жизнью. В московских райсоветах возникли такие подразделения, как управление делами, отдел народного образования, административных отдел, отдел социального обеспечения, отдел труда, отдел рабочего контроля, финансово-контрольный отдел, жилищно-земельный, хозяйственный, транспортный, медицинско-санитарные отделы, продовольственная артель, агитационный отдел, бухгалтерия. Даже в районных Советах появились свои ЧК и военные комиссариаты. В работе отделов участвовали сами депутаты. Время от времени собирались пленумы Совета, на которых иногда вспыхивали острые дискуссии по практическим вопросам – ведь депутаты были вовлечены в решение дел. Между пленумами решения принимали исполком и его президиум. Пока структура Советов еще не выстроилась настолько, чтобы взять на себя городскую рутину, они пытались решать экстренные вопросы, такие как поиски продовольствия (наряду со старыми продуправами) и борьба с ростом цен («спекуляцией»).[310]310
  ЦГАМ. – Ф. Р-2630. – Оп. 4. Введение. – С. 4.


[Закрыть]

Например, Замоскворецкий районный Совет 24 ноября 1917 г. принял приказ об обследовании складов, в котором говорилось: «Спекуляция рассматривается как грабеж, отобранные товары по постановлению комиссии конфискуются и поступают по ее указанию для распределения среди населения, деньги за продовольственный товар поступают в кассу Центрального Совета Рабочих и Солдатских депутатов, в фонд безработных и другие цели».[311]311
  ЦМАМ. – Ф. Р-1616. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 2.


[Закрыть] Реквизированные товары передавались в продовольственные управы для нормированного распределения или дешевой продажи. Улов был разный, например, 20 ноября на частном складе нашли четыре ящика чая, полмешка сахара, полтора мешка муки и два мешка овса.[312]312
  Там же. – Л. 10.


[Закрыть] Это сочли спекулятивными запасами и конфисковали.

Советы выстраивались в иерархию, где каждый уровень имел свои размытые рамки компетенции. Но уверенность в том, что все Советы делают общее дело, позволяла пока избегать серьезных конфликтов. Тем более что многие местные Советы создавались сверху губернскими и уездными: система Советов теперь должна была стать всеобщей, проникнуть в каждый городской район и сельскую волость.

Региональные советские органы, иногда объединявшие несколько губерний (Московский областной и Уральский Советы, Облискомзап, Центросибирь), создавали автономные государственные образования. Они могли создавать свои Совнаркомы, проводившие политику в рамках собственного понимания исходивших из Петрограда общих указаний. Рассмотрим их деятельность на примере Западной области.

25 ноября съезд Западного фронта создал Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Западной области и фронта (Облискомзап), в который должны были войти 100 членов от фронтового съезда, по 35 от съездов крестьянских и рабочих и солдатских депутатов, 11 от профсоюзов, 4 от железнодорожного и 2 от почтово-телеграфного союзов.[313]313
  Великая Октябрьская социалистическая революция в Белоруссии (октябрь 1917 г. – март 1918 г.). – С. 285.


[Закрыть] Этот орган 26 ноября сформировал отделы по направлениям работы, руководители которых составили Совнарком Западной области во главе с К. Ландером. Таким образом, разделения власти между законодательным и исполнительным органами не было – депутаты Облискомзапа работали в отделах. Пленарные заседания Облискомзапа обсуждали политическую ситуацию.[314]314
  Там же. – С. 295–297, 355.


[Закрыть]

В январе 1918 г. повестка дня Совнаркома Западной области в значительной степени состояла из вопросов о выдаче денег отделам и учреждениям. Кроме этого обсуждали упорядочение сфер компетенции советских учреждений и выдачу разрешений на разные виды деятельности. Советское государство стремилось контролировать жизнь общества, хотя для этого не хватало подготовленных кадров.[315]315
  Там же. – С. 676, 736, 824, 865–866.


[Закрыть] Между тем разрешительный порядок хозяйственной деятельности вносил дополнительную дезорганизацию в производство. На Совете фабрично-заводских комитетов представитель завода «Новка» жаловался: «Для производства стекол необходима сода, для этого нужно разрешение [на получение] денег. Банк не выдает. В Витебске стоят 25 ваг[онов] с товаром и не дают нарядов для вывоза».[316]316
  Там же. – С. 878.


[Закрыть]

Облискомзап начал национализацию, но успел провести ее в отношении кофеен, ресторанов, аптек и театров[317]317
  Великая Октябрьская социалистическая революция в Белоруссии (октябрь 1917 г. – март 1918 г.).


[Закрыть] (то есть тех учреждений, которые обычно национализируются в последнюю очередь). Их было проще подчинить государственному контролю, а необходимость в национализации была связана прежде всего с борьбой против пьянства.

Свою задачу Совнарком видел в том, чтобы взять все ресурсы под контроль, учесть их для последующего правильного распределения.[318]318
  Там же. – С. 392.


[Закрыть] Минский губернский продовольственный комитет шел в деле «социалистического строительства» дальше, предлагая взять на учет склады с предметами первой необходимости и на их излишки выменивать хлеб у крестьян. Постановление об учете запасов и их месячной норме было принято 30 декабря.[319]319
  Там же. – С. 652.


[Закрыть] Излишки подлежали изъятию. Продуктообмен в этот момент развала товарно-денежных отношений мог оказаться вполне практичной мерой, соответствовавшей к тому же марксистскому представлению о будущем нетоварном обществе. Впрочем, советские реквизиции сталкивались с сопротивлением. В Витебске, например, 4–5 января оно приняло вооруженную форму.[320]320
  Там же. – С. 711.


[Закрыть]

К середине января в Минске не удавалось справиться с пьяными скандалами и грабежами на улицах,[321]321
  Там же. – С. 771.


[Закрыть] что признал Совнарком. Но в начале февраля обстановка улучшилась: «В городе было спокойно, уменьшилось также количество заседаний и митингов. Жизнь входила в свою колею, помню, что именно тогда, в начале февраля, впервые за долгое время члены Облискомзапа стали опять бывать в кино, встречаться по вечерам для выпивок или просто для того, чтобы поговорить по душам. Раньше для этого не было времени»,[322]322
  Солский В. Указ. соч. – С. 212.


[Закрыть] – пишет В. Солский. Ничего собственно социалистического Облискомзап совершить не успел, но текущему администрированию научился.

* * *

Связь центра с Советами на местах осуществляли НКВД и иногородний отдел ВЦИК, где под общим руководством Я. Свердлова активно работал левый эсер нарком В. Алгасов. Отдел принимал и инструктировал «ходоков» с мест, рассылал на места литературу и тысячи комиссаров и инструкторов, которые в меру своего понимания отвечали на вопросы местных активистов о том, как организовать новую жизнь. Рассылка комиссаров обескровила столицу, где не хватало кадров.

Лишь к Рождеству было выработано понимание, как должна строиться целостная система Советов. Оно было изложено в обращении наркома внутренних дел Г. Петровского «Ко всем Советам рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов» 24 декабря 1917 г. Петровский указывал, что все старые органы власти должны быть заменены Советами соответствующего уровня. «Вся страна должна покрыться целой сетью советских организаций, которые должны находиться в тесной организационной зависимости между собой. Каждая из этих организаций, вплоть до самой мелкой, вполне автономна в вопросах местного характера, но сообразует свою деятельность с общими декретами и постановлениями центральной власти и с постановлениями тех более крупных советских организаций, в состав которых она входит. Таким путем создается связный, во всех своих частях однородный организм – Республика Советов».[323]323
  Великая Октябрьская социалистическая революция в Белоруссии (октябрь 1917 г. – март 1918 г.). – С. 634.


[Закрыть] Эта картина не проясняла, каким образом будет разделяться компетенция «вполне автономных» Советов и как станут разрешаться их противоречия.

Петровский указывал, что «при таком способе организации власти, естественно, само собой падает институт назначаемых сверху комиссаров. Он сохраняется временно, как переходная форма, лишь в тех случаях, когда на месте не успела еще создаться соответствующая советская организация или если существующая не признает полноты Советской власти. Но в таком случае первой и самой важной задачей назначенного комиссара является создание советской организации, которой он и должен передать аппарат местного управления. При этом уездные и волостные комиссары должны избираться центральной властью».[324]324
  Там же. – С. 634–635.


[Закрыть]

Таким образом, подтверждалось, что советская система является ограниченной демократией – демократией только для просоветского актива. Условием возвращения от авторитарного выстраивания властных структур, получившего позднее название «комиссародержавия», к власти Советов являлось признание Советской власти Советом и авторитета Совета – населением.

Крупные Советы должны были руководить становлением местных и следить, чтобы в них не проникали кулаки. Советы получали право решать вопросы изменения административного деления, и региональные центры должны были перемещаться туда, где сильнее развита Советская власть, в крупные промышленные центры.[325]325
  Там же. – С. 635.


[Закрыть]

Казалось бы, после скорого преодоления временного комиссародержавия на местах советская система должна была превратиться в сеть автономных Советов и их федераций, лишь слегка регулируемую компактной государственной надстройкой. Но в обращении Петровского было заложено централизаторское начало: «Народному комиссариату по внутренним делам надлежит объединить деятельность всех органов управления на местах, каковыми теперь являются Советы. Без такой связи Советская власть никогда не сольется в то стройное целое, которое одно в состоянии обеспечить ей наибольшую устойчивость».[326]326
  Великая Октябрьская социалистическая революция в Белоруссии (октябрь 1917 г. – март 1918 г.). – С. 636.


[Закрыть]

Обращение дополнялось инструкцией, в соответствии с которой к Советам переходили функции проведения в жизнь решений центральной Советской власти, права реквизиций, конфискаций, наложения штрафов, закрытия контрреволюционной прессы, производства арестов и роспуска общественных организаций – то есть в основном репрессивные функции. Советы должны были представить в центр информацию о своей деятельности и сметы для получения финансирования. Этой же инструкцией принималось важное решение об упразднении ВРК на местах.[327]327
  Там же. – С. 637.


[Закрыть] Как мы видели, оно проводилось постепенно, и в отдельных местах ВРК сохранялись в марте 1918 г.

Таким образом, в конце 1917 г. концепция советского строительства предполагала широкую демократию для советского актива, что было формой ограниченной демократии. Но в отличие от парламентско-президентской системы, которую обычно называют демократией, советская система в конце 1917 г. не была элитократией. Она была основана на высокой вертикальной мобильности, черпая кадры и мнения с нижних этажей социальной иерархии. Однако принятие решений многочисленными форумами просоветского актива (с небольшими вкраплениями актива несоветского) оказалось не лучшим способом принятия решений с точки зрения эффективности. Большие форумы подвержены ораторской манипуляции, но если делегаты все же берутся вырабатывать решения, а не принимать предложенные партийными центрами проекты, то дело движется крайне медленно. Тем более в отсутствие навыков работы. Советская система становилась перед выбором: либо создание более компактных Советов, на каждом уровне представленных делегатами нижестоящих организаций и выполняющих их волю, либо превращение в совещательные органы при управленческой вертикали Совнаркома, поглощающей аппарат Советов. Эта альтернатива проявит себя весной 1918 г. перед лицом острых социальных вызовов.

Советская система выстраивалась с двух сторон. В Петрограде оттачивалась работа ее управленческого ядра. На местах творчество масс формировало практику самоорганизации активной части рабочих и крестьян. Ленин считал, что для начала прорыва к социализму достаточно этой активной части, авангардного меньшинства: «Мы избраны Съездом Советов. Это организация новая. В нее идут те, кто хочет бороться. Это не народ, но авангард, за которым тянется масса. Мы идем с массами, активными, не усталыми».[328]328
  Цит. по: Троцкий Л. Сталинская школа фальсификаций. Поправки и дополнения к литературе эпигонов. – С. 119.


[Закрыть] Большевизм опирался не на большинство населения, но на наиболее энергичную часть народа, стремящуюся к глубоким социальным преобразованиям. В этот поток входили и городские низы (необязательно именно пролетарские), и часть крестьянского актива, и часть интеллигенции, которая надеялась на создание общества, экономика которого работает по единому плану и позволит произвести технологическую модернизацию России. Сторонники «партии пролетариата» были разнородны в социальном отношении, но их объединяло стремление к радикальным социальным переменам.

Ленин надеялся, что затем удастся соединить результаты творчества низового актива и центра. Но когда весной 1918 г., освободившись от других срочных дел, он и его соратники займутся этим соединением, выяснится, что этого очень трудно достичь. У центральных и региональных советских работников формировались разные практики и даже психологические установки, региональные и центральные интересы входили в конфликты. Центру пришлось взяться за решительную переделку созданного на местах.

А пока перед Советской властью стояла более простая задача – устоять перед вызовом парламентаризма в лице Учредительного собрания.