Электронная библиотека » Александр Шубин » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 20:08


Автор книги: Александр Шубин


Жанр: Политика и политология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ СДВИГ

ГРУППА «ОБЩИННЫХ СОЦИАЛИСТОВ» (федералистов) – один из примеров зарождения политического движения в условиях жесткого авторитарного режима, подавляющего публичную активность оппозиционных формирований. Этой группе повезло – ее не успели раскрыть или воспринять как оппозицию до того момента, когда было принято политическое решение отказаться от уголовного преследования оппозиции (декабрь 1986 года). В результате «общинники» смогли принять активное участие в последующих событиях. Но их психологические и политические стереотипы были сформированы этим переходным состоянием между подпольем и ограниченной либерализацией, поэтапного выхода из подполья, постепенного расширения сферы политических и гражданских свобод.

Свободы приобретались путем постепенного захвата, когда оппозиция прощупывала, в какой степени власти готовы уступить. При этом первое время приходилось действовать практически в полной изоляции, чувствуя себя один на один с «системой». Эта политическая ситуация привела к выходу на политическую арену явления, получившего известность под названием «неформалы».

Неформалами становятся самые разные люди, и притом довольно внезапно, под влиянием поводов, которые еще год назад не произвели бы на них особого впечатления. Вероятно, превращение обычного человека в неформала – частный случай более общего процесса перехода из одной стадии психологического развития к другой[30]30
  См.: Шубин А. В. Ритмы истории: периодическая теория общественного развития. – М., 1996.


[Закрыть]
. На этом рубеже можно резко изменить образ поведения и род занятий, броситься в эзотерические и религиозные поиски или начать участвовать в общественном движении, в частности неформальном. Конкретный выбор зависит от уровня культуры, сложившихся интересов и знакомств, самого повода. Но всплеск активности человека – явление не случайное и при достаточных темпах психологического развития неизбежное. Оно является частным случаем перехода от состояния «человека иерархического», ведомого материальными интересами, к состоянию «человека идеологического», которым движут построенные или усвоенные им идеальные модели.

Достаточно повода, чтобы запустить постепенно формировавшийся в недрах сознания психологический механизм. Поводы влекут за собой выводы, выводы – действия, последствия которых уже не оставляют дороги назад, пока не пройден очень значительный отрезок психологического развития. Один из неформальных активистов вспоминал в разговоре со мной: «Я пришел в движение из-за осознания несправедливости общества. Столкнувшись с режимом, я понял, что он не простит мне свободомыслия, и мою борьбу стал поддерживать страх. Впрочем, он притупляется быстро, сменяясь ненавистью. Через некоторое время начинаешь бояться сам себя, думать о всепрощении, но из движения не выходишь – теперь тобой руководят идеалы. Самое ужасное в том, что после этого с новой силой осознаешь несправедливость общества, и все повторяется, хотя и по-новому».

Почему одни люди вдруг решаются на рискованный вызов «системе», а другие продолжают жить как ни в чем не бывало? Темперамент? Роль случая? Конечно. Но почему тогда прежде законопослушные делают шаг в уличную толпу несколько лет спустя? Понятно, что материальные запросы обычного человека, которые представляются ему реальными, не так далеко отстоят от существующего положения дел. Человек планирует рост зарплаты, материальные приобретения, решение семейных проблем. Но такова жизнь – не все эти планы осуществляются. Это приводит к накоплению отрицательных эмоций, поиску причин жизненных неудач, которые можно найти в общественном устройстве, глобальных проблемах. Таким образом в сознании формируются две модели действительности: существующей (негативной) и оптимальной (за которую следует бороться). Разница потенциалов между этими двумя мирами гораздо больше, чем различие между реальностью и должным у человека иерархического.

Человек идеологический готов пожертвовать очень многим (при определенных условиях и жизнью) ради осуществления своего идеала. Его действия мотивированы духовно, и социально-экономические мотивы имеют для него значение в том случае, если они являются частью идеологической модели. Необходимо решиться на то, чтобы покинуть привычный, устойчивый, но опостылевший иерархический мир и двинуться навстречу утопии, картина которой еще даже и не закончена (впрочем, незаконченность создает поле для маневра). Позднеиерархический человек постоянно ищет выход или конструирует собственную доктрину и группу единомышленников под нее, он стучится во многие двери, и одна из них рано или поздно открывается.

Психологически большинство неформальных лидеров начинает свой путь в движении с этой стадии (среди менее активных или менее постоянных членов встречается немало молодежи, пришедшей в движение из простого любопытства). Человек идеологический – носитель значительной психологической энергии. Что бы ни происходило в это время в стране, он ведет себя как революционер. Любое его движение – судьбоносно, любое событие – грандиозно, высказывания – категоричны (вычерчивается прямая линия от реальности к цели). Понятно, что расхождения между участниками движения в этот период чреваты расколами, которые воспринимаются как предательства, формируются в устойчивые психологические комплексы, остающиеся шрамами на долгие годы.

Мир неформальных организаций 1986—1989 годов представлял собой своего рода модель демократического общества, в котором участники играли в большую политику, растрачивая энергию на борьбу за места в координационных органах, отстаивая каждый пункт политических программ с таким жаром, будто работали над проектом судьбоносного закона. Конечно, и в этом был смысл, поскольку неформалы вскоре научились выводить на улицы нешуточные толпы, а их издания превратили гласность в свободу слова. Но и внутриполитические страсти «игрушечной политики» неформалов имели большое значение. Это был беспрецедентный тренинг, когда сотни будущих политических лидеров, журналистов, общественных активистов за считанные годы освоили политическую культуру обществ с давними политическими традициями.

В принципе несколько студентов, любивших проводить время в политических беседах, читать раздобытого из-под полы Галича и время от времени осторожно вынимать из кармана фигу, чтобы направить ее в сторону власти в узком кругу приятелей, – явление, характерное для пары предперестроечных десятилетий. Большинству повезло – власти их не заметили или не захотели замечать. И со временем из начинающих диссидентов выросли умеренные и аккуратные либералы-шестидесятники. Меньшинству повезло меньше – начальство заметило недозволенные разговоры и применило ту или иную степень устрашения – от комсомольского выговора до исключения из института. Самые неугомонные пытались возмущаться и вошли в историю трагическими фигурами диссидентского движения. При оценке их деятельности на первом плане стоят действия, а не идеи. Важны протесты против режима, замеченные преимущественно на Западе.

Федералисты не отличались героизмом и готовностью идти в лагеря за идею (хотя в случае невезения не исключали для себя такой возможности). Будь эпоха поморозней, они, может быть, так и не вышли бы из своего подполья и тоже превратились бы в «либералов» с их вековой тоской по свободе, смешанной со страхом перед ней же. Но в 1986 году власть стала давать слабину. Никто не знал – надолго ли это. Не скоротечна ли оттепель? Или всерьез и надолго? Думаю, это как раз и зависело от того, бросится ли кто-нибудь расширять щелочку, через которую подуло свободным сквозняком. И они бросились. Они рискнули. Несмотря на отсутствие героизма, гарантированного расчета и даже шанса победить в течение ближайших нескольких лет. То, что такой шанс реально существовал, тогда не знал никто, включая Генерального секретаря ЦК КПСС.

Осенью 1986 года все это было еще впереди. Небольшая группа студентов исторического факультета еще только готовилась к своим первым публичным кампаниям[31]31
  В главе использованы также материалы архива Шубина А. В. Ф. 1986—1987.


[Закрыть]
.

ГЛАВА ВТОРАЯ
СОБИРАТЕЛИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

КОМСОМОЛЬСКАЯ КАМПАНИЯ
АТАКА НА АППАРАТ

6 ДЕКАБРЯ секретарь комсомольской организации биофака МГУ В. Тимаков выступил на комсомольской конференции с предложением объявить Всесоюзную дискуссию по поводу путей перестройки ВЛКСМ.

Вспоминает В. Гурболиков: «Когда Исаев зачитал текст выступления Тимакова, у нас было общее настроение – ну что же мы сидим, сколько можно. Вот же возможность реальной политики. Тут же пошли в очередное кафе и стали писать программы, материалы для очередной стенной газеты».

«Исаев предложил использовать дискуссию для публичной кампании, атаковать комсомольскую иерархию и выдвинуть проект реформы ВЛКСМ, предполагавший максимальную его децентрализацию по отраслевому принципу (союз студентов, союз молодых рабочих и так далее). После „внутреннего“ обсуждения было решено добавить принцип делегирования и сделать акцент не на отраслевой, а на низовой децентрализации»[32]32
  Шубин А. В. Партизаны перестройки. Рукопись 1988 г.


[Закрыть]
. За этой корректировкой стояло кратковременное возрождение прежнего разногласия между синдикалистом Исаевым и федералистом Шубиным.

«13 декабря (как потом заметили, ровно через пять лет после подавления польской революции 1980—1981 годов) дискуссионный клуб собрал студентов на заседание, посвященное перестройке комсомола. Предварительную агитацию провела стенгазета, и студенты собрались. Так начались первые „сто дней общинных социалистов“, напоминавшие предвыборную кампанию. После первого, довольно бурного собрания образовалась инициативная группа из 27 человек, которая взялась „пробивать“ продолжение дискуссии. Интересно, что из 27 членов группы 13 потом вошли в политклуб „Община“, четверо тесно сотрудничали с ним. О прочности этого ядра говорит и то обстоятельство, что 11 членов инициативной группы потом вошли в Конфедерацию анархо-синдикалистов. Таким образом уже на старте кампании ядро „подпольщиков“ обросло широкой командой.

Помимо людей, понимавших вспомогательный характер «официально» провозглашенных 13 декабря целей, были и те, кто искренне верил – Карфаген комсомольского аппарата может быть разрушен, а ВЛКСМ способен стать свободным и эффективным молодежным сообществом. Чтобы «контролировать процесс», в группу записалось и несколько комсомольских функционеров во главе с секретарем курса коммунистом В. Болдыревым. В самый разгар дискуссии коммунист Болдырев «не справится с управлением» и уйдет в отставку, а после того как станет очевидной невозможность пробить сопротивление партийного и комсомольского аппарата, из группы окончательно уйдут «либералы». Но численность ее продолжала расти за счет тех, кто видел главную задачу – найти единомышленников и создать политическую организацию.

У заседания 13 декабря было еще одно любопытное последствие – из ЦК ВЛКСМ позвонили в деканат истфака и спросили: «Чего они там у вас хотят?». – «Самостоятельности групп по интересам», – ответили им. Это был момент последней доводки официального проекта Устава»[33]33
  Там же.


[Закрыть]
.

В своих воспоминаниях 1988 года я несколько упростил эволюцию состава группы. Во-первых, инициаторы, как следует из дальнейших событий, не исключали, что характер ВЛКСМ может измениться и в ходе распада режима его структуры смогут стать одной из опор левосоциалистического движения.

Вспоминает А. Исаев: «Трудно сказать, насколько мы тогда верили в возможность навязать комсомолу наши принципы. Видимо, мы существовали в двух ипостасях. Мы считали, что ведем агитацию, чтобы набрать актив. Но в момент агитации всегда нужно верить в то, что говоришь. А вдруг».

Во-вторых, люди умеренных и либеральных взглядов оставались в группе и позднее. Большинство из них покинуло «Общину» во второй половине 1987 года в связи с идейными разногласиями. Дальнейшей общественной активностью либеральное меньшинство группы не занималось.

25 декабря вышел проект новой редакции Устава, предложенный редакционной комиссией ЦК ВЛКСМ. От старого Устава он отличался стилистическими поправками «в духе перестройки» и пунктом 45: «Комитеты комсомола могут создавать временные комсомольские организации в… объединениях по интересам»[34]34
  Устав Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи. – М., 1988. – С. 22.


[Закрыть]
. Естественно, такой паллиатив не устраивал федералистов.

Инициативной группе удалось назначить на 25 декабря комсомольскую конференцию факультета для выдвижения предложений по реформе ВЛКСМ. Партия отошла на заранее подготовленные позиции институтской организации.

Вспоминает А. Исаев: «Делегаты уже были избраны, но тут партбюро дало команду: конференцию от греха подальше не проводить. Народ собрался, а бюро говорит: „Мы конференцию проводить не будем“. – „Почему?“. – „Партбюро против“. Мы подошли к залу и увидели там толпу делегатов. Я вышел перед ними. Вообще-то я боялся – все-таки прямой конфликт с партбюро в это время – дело нешуточное. Но у меня есть такая особенность – перед массой народа „Остапа несет“. И я произнес громящую речь в адрес бюро ВЛКСМ, обвинил их в трусости и предательстве. Мол, они боятся разговаривать с народом. „На основании чего!…“ И тут же предложил компромиссный вариант: „Раз вы не даете такой возможности, пусть это официально не будет конференция, но мы все равно обсудим. На это у нас право есть“. Началось обсуждение, все стали выдвигать предложения, заранее обсужденные в группах. Кто-то выкрикивает: „Распустить комсомол!“ Я пишу на доске: „Распустить комсомол“. Это больше всего потрясло сочувствовавшего нам замдекана В. Вышегородцева. Он мне потом говорил: „Тут чекисты сидят, а он пишет: „распустить комсомол“. Но на этом собрании уже присутствовал редактор отдела „Комсомолки“ С. Кушнерев, познакомившийся с нами на собрании по защите памятников. Так что некоторое прикрытие мы себе все-таки обеспечили. После этого собрания секретарь бюро Болдырев написал заявление: „Прошу освободить меня с поста секретаря комитета комсомола факультета, потому что я не могу работать в условиях перестройки“. Для Кушнерева это был подарок, прочитав это заявление, он повернулся к нам и сказал: „Наш человек“. Секретарем мы поставили С. Кунина – умеренного коммуниста, близкого к нам. Кунин обещал, что на конференции, которая будет его избирать, мы обсудим также и наши предложения, что и было сделано. Партбюро к этому моменту поняло, что сопротивляться этому на уровне факультета бессмысленно“.

Для оппозиционеров юридическая сторона вопроса была не так важна. Главным был сам процесс дискуссии, который позволял вовлекать студентов в политическое обсуждение. Вслед за факультетской конференцией историки выступили на совещании в комитете комсомола института, посвященном дискуссии.

Вспоминает В. Гурболиков: «Президиум не удержал ситуацию. Мы произвели шум, вызвали интерес на разных факультетах. Было решено создать группу „для изучения вопроса“ (с намерением его там похоронить, как всегда), но этим открывалась возможность обсуждать тему и на факультетах».

Наступление инициативной группы развивалось стремительно. Она проводила встречу за встречей, везде находя сторонников.

Вспоминает А. Лубков: «Ребята были хорошими полемистами. У них была определенная логика, эмоции. Подкупало то, что это действительно рядовые комсомольцы, не связанные с так называемой комсомольской номенклатурой. Они представляли только самих себя и тех ребят, которые не были удовлетворены работой, скукой нашей комсомольской. Как правило, вся работа комсомола крутилась где-то на верхах, а внизу была тишь да гладь».

В начале 1987 года тишь была нарушена и внизу, и в верхах. В январе – феврале 1987 года инициативная группа провела обсуждения своих предложений в нескольких школах Москвы и в МВТУ имени Баумана. Но главным «полем боя» оставался МШИ. Комсомольские конференции физфака, геофака и истфака, а также самостийный «актив» филфака (те, кто пришел) проголосовали за принцип делегирования (всего его в это время поддержало около 500 человек). Коллективное членство в ВЛКСМ, предложенное историками, не вызывало энтузиазма – оно пахло «чисткой». Группа добивалась проведения институтской конференции, чтобы выйти на все факультеты вуза.

Предложения инициативной группы представляли собой проект реформ во всех сферах жизни комсомола, который был своего рода моделью советского общества. «Думается, мы не ошибемся, – утверждали лидеры группы, – если назовем главной проблемой сегодняшнего комсомола бюрократизацию структур ВЛКСМ, формализацию его деятельности и, как результат, стремительный рост „пассива“[35]35
  Предлагают историки // Бауманец. – 1987. – 20 февраля.


[Закрыть]
.

Бюрократизации и пассивности историки противопоставляли принцип делегирования и неформальные общественные организации. Для них комсомольская дискуссия была хорошим поводом изложить собственную модель общественного устройства и объединить вокруг нее как можно больше студентов. «Неформальные комсомольские группы и организации по направлениям работы существуют и занимаются конкретной деятельностью. Это живое дело, на наш взгляд, приносит во сто крат больше пользы, чем все инструкции и распоряжения сверху»[36]36
  Там же.


[Закрыть]
. Объединения по направлениям деятельности должны были заменить территориально-производственные организации ВЛКСМ. Очевидно, что подавляющее большинство комсомольцев, состоявших в ВЛКСМ только потому, что исключение из рядов могло повлечь за собой и административные санкции, не собиралось заниматься реальной общественной работой. Члены инициативной группы предлагали освободить их от комсомольской обязаловки вообще. Это могло ослабить контроль режима над молодежью и изменить соотношение сил в ВЛКСМ, аппарат которого традиционно опирался на пассивное большинство.

«Дело в том, что в это время все большее влияние в обществе (не только в комсомоле) приобретала идея чистки. Чистить предлагали партию, госаппарат, комсомол. Чистить от жуликов, бюрократов, безынициативных людей. „Долой болото – рассадник коррупции и бюрократизма“. Но возникал вопрос: „Кто и по каким критериям будет чистить и каковы будут последствия для вычищаемых?“ Если чистка пойдет сверху, то вычистят бунтарей и инакомыслящих. Если право чистить демократически передадут большинству, то есть пассивной базе „застоя“ в этих организациях, результат будет тот же или в лучшем случае нулевой. Группой инициаторов дискуссии на истфаке МШИ было предложено облегчить массовый выход из ВЛКСМ всем, кому он неинтересен. Для этого нужно было только отказаться от преследований выходящих и отменить все привилегии членов ВЛКСМ. Основной задачей „похудевшей“ организации должно было остаться коммунистическое воспитание молодежи, но коммунизм понимался как безгосударственное общество, а воспитание – как автономная общественная активность молодежи. В „Тезисах возможных изменений в уставе ВЛКСМ“, выдвинутых инициативной группой, предлагалось: „Предполагается, что территориальнопроизводственные первички будут состоять из комсомольских групп, построенных не на базе бригад, классов и так далее, а на основе реально действующих коллективов комсомольцев, занятых конкретной отраслью (комплексом) коммунистического воспитания (агитколлективы, пед– и оперотряды, политклубы, КИДы и прочее“.

Это предполагало не персональное, а коллективное членство в комсомоле. Работаешь в какой-то группе – комсомолец. Не работаешь – нет. Проследить за твоей принадлежностью к этому движению нельзя, а работа самих групп и ее результаты у всех на виду. Естественно, что такой идейный аналог хозрасчета был смягчен рядом предложений по «учету кадров». Но предлагавшаяся система быстро привела бы к резкому сокращению рядов ВЛКСМ и превратила бы его в сообщество левых активистов»[37]37
  Шубин А. В. Партизаны перестройки


[Закрыть]
.

Неформалы стремились превратить весь ВЛКСМ в сообщество организаций, где «низы» возьмут в свои руки власть через делегированную систему постоянно действующих конференций: «Чтобы выйти из этого положения, нужно заменить пленарные комитеты комсомола (райкомы, обкомы, горкомы) постоянно действующими конференциями делегатов первичных организаций, которые регулярно проводили бы свои заседания, а в перерывах между ними создавали бы рабочие группы по направлениям деятельности, способные заменить многих сотрудников комсомольского аппарата. Да и избрание этого аппарата, определение его структуры, задач и расходов на его содержание стало бы прерогативой конференций, состоящих из представителей первичных организаций. Состав конференций не будет застывшим: делегат, не оправдавший доверия направившей его организации, может быть отозван и переизбран в любое время»[38]38
  Предлагают историки // Бауманец. – 1987. – 20 февраля.


[Закрыть]
. Эти предложения лишь формально относились к комсомольской теме. Достаточно было вычеркнуть упоминание о комсомоле, и программа инициативной группы превращалась в модель политического движения или общественного устройства.

Вспоминает А. Исаев: «Мы в этот период уже не были ленинцами. Но мы выискивали у Ленина всякие фразы, которые позволяли защищаться от „оргмер“ партийной и комсомольской организаций. Так, например, известная работа Ленина называлась „Задачи союзов молодежи“. Мы утверждали, что это значит, что Ленин считал необходимым существование разных молодежных союзов. Конечно, это было прикрытие. Мы тогда четко понимали, что выступаем против двух фундаментальных принципов организационного строения. Мы считали необходимым заменить демократический централизм федерализмом и отказаться от территориально-производственного деления. Мы считали, что если эти принципы убрать, то тотальная коммунистическая организация в прежнем качестве перестанет существовать».

Вспоминает В. Гурболиков: «Наша платформа была совершенно ясной и, как я сейчас понимаю, для комсомола губительной. Не в том смысле, что комсомол распался бы. Для молодежного движения это был шанс на спасение. Кстати, именно таким шансом – кардинально изменить внутреннюю структуру – воспользовались профсоюзы и выжили в новых условиях. Если бы комсомол тогда каким-то чудом принял наши условия, он сегодня был бы жизнеспособной молодежной организацией и, может быть, наша команда действовала там, а не в профсоюзах. Но бюрократическая система контроля за молодежью разрушилась бы моментально, и вместо нее возникло бы движение или множество движений. Так что комсомольские функционеры совершенно правильно сопротивлялись. Тогда комсомольская номенклатура делилась на два крыла – политическое и экономическое. Политики – А. Лепехин, В. Сидоров и другие интересовались переменами и связывали с ними свои надежды. Но другая часть, более влиятельная, все глубже уходила в бизнес. Им тогда дали новые возможности, скоро пошли НТТМы, через которые создавались первые легальные капиталы в стране. И политика здесь только мешала, раздражая партийные органы и привлекая ненужное внимание. Интересно, как потом изменилась жизнь. Костя Затулин, который тогда начал заниматься бизнесом, на нас смотрел с ненавистью – зачем мы лезем в политику и создаем шум вокруг комсомола. А сегодня Затулин – политик. Тогда его линия была генеральной».

Пафос предложений федералистов был направлен против комсомольского аппарата. Здесь лидеры инициативной группы решили опять, как и в случае с палатами Щербакова, апеллировать к реформаторскому крылу КПСС: «Мы полностью разделяем слова Б. Н. Ельцина, с иронией говорившего на комсомольской конференции ЗИЛа о позорном соревновании „у кого больше бюрократии“ между профсоюзами и ВЛКСМ»[39]39
  Там же.


[Закрыть]
.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации