Текст книги "Шампанское по воскресеньям"

Глава 7

Я свернул с трассы. Дорога пошла узкая и плохо очищенная, снег скрывал неровности. Пришлось сбавить скорость и переключить внимание на дорогу, стало не до разговоров.

Когда мы подъехали к воротам СНТ «Грибное», небо совсем очистилось от облаков; яркое солнце и блестящий снег слепили глаза. К машине подошёл незнакомый мне охранник, поздоровался с нашей пассажиркой, окинул нас с шефом подозрительным взглядом и поднял шлагбаум. Я свернул на дорогу к третьей линии и остановился около коттеджа госпожи Ревун. Шеф помог нашей клиентке выйти из машины. Она достала связку ключей, открыла калитку, и мы оказались на очищенной от снега дорожке, ведущей к дому.

– Васёк, наверное, почистил, – сказала баба Катя и негромко закричала в сторону маленького дома на соседнем участке: – Василий! Василий!

На её крик никто не отозвался.

– Дрыхнет, небось, – решила она и обратилась ко мне за помощью: – Иван Сергеевич, не могли бы запулить снежком ему в окно? Попадёте?

Я уже начал привыкать к тому, что наша клиентка непринуждённо перемежала в своей речи высокопарные аристократические фразы и простое деревенское наречие. Не знаю, что думал по этому поводу Юрий Львович, но мне эта смесь не резала слух.

Со второго раза я попал снежком в окно. Вскоре из-за дома показался мужчина и подошёл к разделительной изгороди. Ему было около пятидесяти. Он был среднего роста и плотного телосложения. Я обратил внимание на хорошую стрижку его тёмных волос, приятное лицо и кривые ноги. На нём были потёртые джинсы, заправленные в короткие валенки, и стёганая ватная безрукавка поверх клетчатой фланелевой рубашки.

Баба Катя направилась в его сторону.

– Здравствуй, Василий! – поздоровалась она и по-матерински пожурила: – Ты почему без шапки выскакиваешь? Голову застудишь.

– Здравствуйте! – ответил на приветствие сторож. – Меня такой мороз не берёт, слабоват.

– Ну, ну, храбрись… Что у нас тут новенького в посёлке? Никто не безобразничал?

– У вас прямо чутьё. – Видя удивление бабы Кати, Василий объяснил: – Зайцы, сукины дети.

– Это как же? Они через забор научились прыгать? – пошутила она.

– Через дыру в заборе… А вы разве не знали? Газовики забор разобрали возле леса.

– Так ведь эти паршивцы деревья могут попортить! – спохватилась баба Катя. – Яблоням же конец!

– На первой линии на всех участках успели стволы обглодать.

– Вот ведь что!

Старушка не на шутку заволновалась, оглянулась на сад за спиной и, щурясь от солнца, приложила руку ко лбу, будто собиралась высмотреть путника вдали.

– Не переживайте, до нас не добрались. На всякий случай я все стволы закутал в рубероид… и у вас тоже.

– Спасибо тебе.

Мы с Юрием Львовичем прошли к дому. Шеф остановился, разглядывая блестящее на солнце витражное окно, а я, глядя на массивные фонари над крыльцом, гадал, сколько же такой дом может стоить. Наша клиентка задержалась у забора.

– Ты и дорожку почистил, молодец.

– Ну а как же, – сказал Василий и, понизив голос, спросил: – Покупателей привезли?

– Нет, это по другому делу, – ответила баба Катя. – Ступай, замёрзнешь, – распорядилась она и направилась к нам.

Я обратил внимание, что Василий не уходил и смотрел в сторону нашей компании до тех пор, пока мы не зашли в дом.

Мы разделись, и баба Катя провела нас из холла в каминный зал. Это было просторное помещение со стенами, обшитыми красноватыми деревянными панелями, и красивым узорчатым паркетом. Из зала можно было попасть в другие комнаты дома и подняться по лестнице на второй этаж. Часть зала освещалась светом, проникающим через витражи со стороны лестницы из двух маршей и полукруглого пролёта вокруг неё; этого было недостаточно, и баба Катя включила хрустальную люстру. Сразу стало как-то торжественно, холодно и неуютно.

Наша старушка села в кресло и совсем утонула в нём, ноги её повисли в воздухе.

– Вы не возражаете, если я чуточку отдохну, – сказала она, ни к кому не обращаясь.

В соседнем кресле лежал роман Голсуорси. Я взял книгу и осмотрел её. Один из углов твёрдой обложки был надломан. Я показал книгу шефу. Шеф кивнул мне в ответ.

Рядом с лампой на журнальном столике стояла красивая тёмно-красная пепельница в виде черепахи с углублением в панцире. Увидев её, я весь собрался, как бывает при сдаче зачёта, когда результат зависит от удачного выбора из двух вариантов ответа.

– Какая замечательная вещица, – восхитился я фальшивым голосом и таким же фальшивым голосом спросил Юрия Львовича: – Что это за камень, вы не знаете?

Наши взгляды с шефом встретились. Он с усилием приподнял массивную пепельницу, оглядел её и осторожно поставил на место.

– Я могу ошибаться, но это похоже на карнеол, – ответил он и замолчал, оставив развитие темы курения на моё усмотрение; он, несомненно, был уверен, что развить тему драгоценных камней я не в состоянии.

– Здесь, у камина, наверное, традиционное место для курения? – наудачу осведомился я.

– Нет, это так, для красоты, – вяло откликнулась на мои слова старушка; она устала после дороги. – Вадим привёз. Из Индии, что ли… не помню.

С первого раза получить ответ на волнующий меня вопрос не удалось, и я был вынужден продолжить.

– Разумеется для красоты. Как я сам не догадался. Кто же в произведение прикладного искусства стряхивает пепел.

– Здесь нигде нельзя стряхивать пепел, – строго сказала она. – В этом доме никто и никогда не курил.

– Жестокое табу, – серьёзным тоном сказал я, изображая удивление нарочитым покачиванием головы.

– Светлана не терпела рядом с собой курящих мужчин. Вообще здоровье – это был её пунктик. Она мне как-то сказала, что собирается дожить до ста лет. А вот как вышло… – Баба Катя замолчала. – Каждый божий день бассейн, тренажёрный зал… Массаж, ванны такие, ванны сякие…

– Скажите, пожалуйста, какие ключи от дома у вас есть? – спросил Юрий Львович.

– У меня два ключа – от калитки и от главного хода.

– В доме есть ещё один вход?

– Да, с противоположной стороны.

– А где ваша сестра хранила ключи?

– В холле стоит комод. В верхнем ящике в деревянной шкатулке.

– Если не возражаете, мы приступим к осмотру, а вы пока отдохнёте, – предложил шеф.

Мы с шефом разделились. Я пошёл в холл за ключами, а он поднялся по лестнице наверх. Когда мы через некоторое время встретились на том же месте, баба Катя дремала, аккуратно скрестив руки на животе. Проснувшись, она удивилась, увидев нас. После, отойдя ото сна, предложила заварить для нас чаю и ушла в кухню.

Осмотр второго этажа дал скромные результаты.

На халате, висевшем в ванной комнате, шеф не обнаружил пояса. В спальнях его тоже не было. Это был тот самый махровый халат, в котором хозяйку дома нашла мёртвой наша старушка. Я вспомнил, что пояс на халате действительно отсутствовал. В прикроватной тумбочке одной из спален шеф нашёл несколько книг, но «Театра» Моэма там не оказалось.

Что касается ключей, то упомянутая шкатулка была ими полна, так что я с трудом разобрался в их предназначении, открывая одну за другой все двери – и не только в коттедже. В итоге заслуживающим внимания оказался лишь тот факт, что ключи от двери внешнего забора и от задней двери дома имелись в единственном экземпляре.

В качестве сюрприза я приберёг для шефа случайную находку. Это была бумажная трубочка, какие обычно свёртывают и бросают в шляпу, чтобы потом вытаскивать наугад.

– Что там? – спросил Юрий Львович.

Я раскрутил бумажку и прочитал:

«Рассчитывал уединиться с тобой в нашем уголке, но из-за Жабы не смог даже толком поговорить. Найди способ больше его не приглашать. Как ты его терпишь? Он имеет на тебя виды? Убью! Позвони на работу. P.S. Целый день не курил – и напрасно…»

– Где ты её обнаружил?

– Перевернул шкатулку, чтобы вывалить из неё ключи, а вместе с ключами выпала записка. Видно завалилась между стенкой и дном. Записка весьма древняя.

Юрий Львович изучил записку и вернул её мне.

– Во всяком случае, сотовых телефонов ещё не было.

– Интересно, – не удержался я от любопытства, – госпожа Ревун имела для переписки по отдельному тайнику для каждого любовника?

– Это не имеет отношения к делу, – отрезал шеф.

Несмотря на то, что мысль о сети тайников захватила меня, я не стал спорить с Юрием Львовичем. Мы приступили к осмотру помещений первого этажа и обнаружили ещё одну спальню. Её мы обследовали особенно тщательно, но прежде чем начать осмотр, невольно замерли у входа, глядя на фотографию госпожи Ревун, висевшую над изголовьем кровати. На снимке Светлане Леонидовне было лет сорок. Она была поразительно красива. Гладкую шею венчала гордо посаженная голова с чуть вытянутым лицом и умными проницательными глазами. Широкая чёрная лента, огибающая угол рамы и напоминавшая о случившемся, придавала лицу лишь дополнительную выразительность. На фотографии госпожа Ревун не улыбалась, но мне показалось, что она смотрела на нас с лукавством. Во взгляде этой женщины угадывались страсть и властность.

– Похоже, нам предстоит узнать много интересного об этой женщине, – произнёс Юрий Львович и мы приступили к работе.

Шеф занялся кроватью, а я всем остальным. Кровать была застелена чистым постельным бельём. Сначала шеф скрупулёзно изучил, как заправлены подушки и пододеяльник. После бесцеремонно откинул покрывало, вытащил угол простыни из-под матраса, осмотрел его край и затем пригласил меня взглянуть на находку. Простыня была с обеих сторон однотонной, бледно-розовой и не имела рисунка. Её можно было, в общем-то, стелить на любую сторону.

– Вы об этом? – с сомнением спросил я, указывая на загнутую кверху простроченную кромку ткани.

– Мужчинам всё равно, в какую сторону загнут край, но женщины обычно не допускают таких промахов, когда застилают кровать, – пояснил он.

Все полированные поверхности в спальне покрывал тонкий слой пыли. Тумбочки были почти пусты. В одной я нашёл расчёску с застрявшими в ней светлыми волосами и несколько полосок жевательной резинки, в другой лежала стопка аккуратно сложенных полотенец. Мебель спальни не имела видимых отпечатков пальцев, но окончательный вывод мог сделать только криминалист.

После того как мы закончили с первым этажом, я предложил шефу осмотреть остальные постройки, но он сказал, что это лишнее, и мы прошли в кухню. Баба Катя нас уже ждала.

– К сожалению, ничем, кроме чая, не могу вас угостить, в холодильнике шаром покати, – сказала она.

– Не беспокойтесь, – успокоил её шеф. – Вы не возражаете, если мы здесь в кухне похозяйничаем немного? – спросил он.

– Конечно, смотрите, – разрешила она и налила нам в чашки крепкого чёрного чаю.

Шеф заглянул в холодильник, затем открыл посудомоечную машину и что-то там внимательно осматривал. Я в это время разыскал мусорное ведро и убедился, что в нём ничего нет.

– Мусор мы вынесли, – следя за моими действиями, сказала старушка.

– Среди мусора не было бутылок из-под спиртного? – спросил Юрий Львович.

– Откуда же им взяться? – удивилась она. – Света не употребляла ничего крепче кефира на ночь. Врачи ей настоятельно советовали отказаться от спиртного, у неё там что-то начало прогрессировать с сердцем. А советам врачей она следовала неукоснительно.

– Она сама готовила?

– Последнее время сама. После смерти мужа рассчитала повариху. Да какая там готовка? Одна диета – то яблочная, то морковная, то ещё какая.

– Супы не варила?

Баба Катя лишь улыбнулась шефу в ответ.

– Я смотрю, в кухне совершенно нет хрусталя, – сказал он, заглядывая в шкафы.

– А зачем нам с ней? Всё в столовой, в буфете. Хрусталь, дорогие приборы… Когда-то там собирались гости, народу бывало много, – вздохнула баба Катя.

– А кто помыл посуду?

– Ленка, наверное. Я этой машиной не умею пользоваться

– Извините за вопрос… Вы после смерти сестры не устраивали трапезы? Никто не выпивал?

– Господь с вами! Мы только вещи для Светы приготовили и в морг отвезли.

– Когда вы обнаружили сестру, на ней был жёлтый халат, не так ли?

– Да, он сейчас в Светиной спальне. Нам его вернули из морга.

– На халате я не обнаружил пояса. Где он может быть?

– В морге, наверное, потеряли, чего тут удивительного. Или валяется где-нибудь в грязном белье.

– Вы ошибаетесь, в доме его нет, а в морге его быть не могло… Ну, хорошо, приступим к десерту, – сказал Юрий Львович, сел за стол и сделал глоток чая. – Поговорим о главном – о деньгах.

– Наконец-то! Талдычу вам про деньги со вчерашнего дня, талдычу, а вы пояс какой-то ищете.

Наша клиентка нам определённо грубила, и шефу это определённо не нравилось, да и мне тоже, но мы терпели: что можно было сделать? – клиентов не выбирают.

– Скажите, на что жила ваша сестра? – спросил шеф.

– Не на пенсию, господа, не на пенсию, – усмехнулась баба Катя. – Её пенсии хватало лишь на зарплату домработнице. Вадим оставил завещание из двух частей. В соответствии с его волей первую огласили после его смерти. Содержание второй части мы узнали сегодня.

Мне надоело молчать, и я вклинился в разговор:

– Вы знали содержание первой части?

– Да, мне Света рассказала. Вадим оставил ей дом и участок. И ежемесячное содержание в четыреста тысяч, пока деньги не кончатся.

– И деньги, вероятно, не кончились?

– Помилуйте, как они могли за один год кончиться, – пожурила меня за несмышленость старушка. – Это, наверное, лишь малая часть процентов с мужниных богатств.

– Как ваша сестра получала эти деньги?

– На карточку ей переводили из банка Вадима.

– А что досталось Полине по первой части?

– Полине отец завещал большую квартиру в городе. Но дело в том, что Светлана была там прописана. Я думаю, что Вадим попросту упустил это из вида. Света этим воспользовалась, подала на права, началась судейская тяжба. В общем, они потом до чего-то пытались договориться, я имею в виду Свету и мать Полины, но так и не договорились. Мать Полины хваткой женщиной оказалась, дело до сих пор тянется.

– Нотариус уведомил стороны, что существует вторая часть завещания? – спросил шеф.

– Да, он сказал, что вторая часть будет оглашена и вступит в силу после смерти Светланы Леонидовны, – ответила баба Катя и обвела нас взглядом.

Убедившись, что её слова восприняты, добавила:

– Выводы делайте сами. – И затем напомнила нам о чае: – Пейте чай, пока не остыл.

Мы последовали её совету, и какое-то время молчали, думать было над чем.

– Давайте подытожим первую часть, – нарушил чаепитие шеф. – После смерти мужа этот дом и участок принадлежали вашей сестре.

– Да, слава богу, он не выкинул Свету на улицу.

Эта странная фраза бабы Кати заставляла задуматься. Хотя, возможно, это было обычное старческое брюзжание.

– После вступления в права собственника ваша сестра составила завещание на эту недвижимость?

– К сожалению, нет. Я сегодня спрашивала об этом нотариуса. Какое там завещание, до ста лет собиралась дожить, – вздохнула старушка, и я подумал, что она, вероятно, что-то надеялась получить после смерти сестры.

– Значит, если внезапно не объявятся новые наследники, всё недвижимое имущество перейдёт в собственность вашей племянницы Елены Викторовны Ветровой?

– И даже деньги на её карточке, какие остались. Нотариус нам так и объявил. И часть квартиры в городе, по которой ещё суд идёт. После того, что Ленка с Юлькой узнали, они у Полины захотят всю квартиру оттяпать!

«Я им оттяпаю!» – чуть не вырвалось у меня, но я вовремя вспомнил, где нахожусь и чем занимаюсь.

– Что же они такого интересного узнали? – спросил шеф, и мы с ним замерли в ожидании ответа.

– А то, что все деньги Вадим завещал Полине! – объявила баба Катя с таким возмущением, словно Вадим Борисович Ревун коварно нарушил его с ней договорённость.

Шеф откровенно усмехнулся.

– Извините, но было бы странным, если бы он завещал свои деньги кому-нибудь ещё. Вы, кстати, не знаете, о какой сумме идёт речь? – спросил Юрий Львович и мы с ним снова замерли, боясь не расслышать число.

– Никакой суммы нотариус не называл. Возможно, он и не знает её. Теперь уже это узнает только Полина с матерью. Но Света говорила мне как-то после смерти Вадима, – она сама этот разговор завела, – что Вадим был очень богатым. Какие-то миллионы у него на счетах.

– Долларов? – уточнил я.

– Долларов? – переспросила Баба Катя и задумалась… – Да, долларов.

– Хорошая сумма, – сказал я по возможности спокойно.

Шеф решил, что с деньгами покончено, и обрушил на старушку россыпь следующих вопросов.

– Скажите, кто убирал коттедж? Кто в доме стелил постельное бельё? Где спала ваша сестра? Кто-нибудь пользовался спальней на первом этаже?

Но бабу Катю эти простые вопросов ничуть не смутили.

– После смерти мужа Света перебралась в спальню на втором этаже. В спальне на первом этаже никто не спал, она всегда была закрыта. Раз в неделю к Свете приезжала домработница и убирала дом. Она же стирала и гладила бельё. И кровати застилала.

«Неплохо было бы с ней пообщаться», – подумал я и задал невинный вопрос:

– Как с ней можно связаться?

Предугадав интригу, шеф уточнил:

– И с помощью чего? Кто взял телефон вашей сестры?

Баба Катя растерялась и поджала губы, будто её обидело наше любопытство. Надо было вывести её из состояния недоумения.

– Могу сказать, что телефон мы в доме не обнаружили, – сообщил я.

– Вы хорошо искали? – очнулась она.

Шеф не стал отвечать на вопрос и через стол наклонился к ней, обозначая тем самым серьёзность того, о чём собирался спросить.

– Попрошу вас, вспомните, в день смерти сестры вы видели в доме её телефон?

– Нет, не видела. Если бы увидела, то как-нибудь с ним поступила. Взяла себе или Ленке отдала.

Это был разумный ответ, не позволяющий усомниться в словах и памяти старушки.

– Не могли бы прямо сейчас позвонить племяннице и спросить? Может быть, она взяла? – предложил шеф.

Баба Катя достала из сумки телефон и набрала номер.

– Лен, это баба Катя… Ты не брала телефон матери, когда была в коттедже?.. Не могу найти… У Юльки спроси… А без грубости ты не можешь, – сказала она и отключила телефон. – Говорит, что не брала.

– А внучка?

– «Не смеши меня… У неё есть свой… самой последней модели», – передразнила старушка племянницу.

– Понятно. Теперь позвоните, пожалуйста, по телефону сестры, – попросил Юрий Львович.

Баба Катя позвонила. Услышав длинные гудки, доносящиеся из трубки, мы с шефом переглянулись и встали, собираясь обойти дом. Шеф приложил палец к губам и предложил нашей старушке руку. Так втроём, прислушиваясь, мы двинулись по первому этажу, поочерёдно открывая все двери. Баба Катя звонила ещё несколько раз, пока я осматривал второй этаж и после прошёл по стеклянной галерее в бассейн, который при первом посещении посёлка принял за оранжерею, но и там телефон не отозвался.

После нашего эксперимента шеф ввёл номер госпожи Ревун в свой телефон. Пока он занимался этим, я вдруг вспомнил о карточке, о которой упомянула наша клиентка.

– А не пропала ли вместе с телефоном и банковская карточка? Вы не разбирали документы сестры? Карточка была? – спросил я бабу Катю.

– Во вторник мы с Ленкой разбирали документы, никакой карточки точно не было, – ответила она.

– Может быть, вы знаете, кто её взял?

Старушка лишь подвигала вишнёвыми губами.

И тут шеф неожиданно – в своей манере – сменил тему разговора.

– Скажите, ваша сестра знала о существовании внебрачной дочери мужа?

Баба Катя ответила не сразу, некоторое время ушло у неё на переключение на новую тему. Она прерывалась после каждого предложения, будто раздумывала, о чём можно рассказать, а о чём лучше умолчать.

– Света как-то обмолвилась об этом. Она никому не рассказывала, кроме меня. Когда сын Вадима погиб, Вадим заинтересовался судьбой дочери. Вот тогда Света и узнала. Но она не устраивала по этому поводу скандалов. Полина же родилась до того, как они с Вадимом встретились. И я бы не сказала, что Свету волновали возможные контакты Вадима с матерью Полины, хотя та была значительно моложе. Светлана не была ревнива.

Закончив с внебрачной дочерью, шеф снова сменил тему.

– А содержание завещания мужа было известно вашей сестре?

– Не знаю, она не говорила мне об этом.

– При каких обстоятельствах умер муж вашей сестры?

– Да какие там обстоятельства, – вздохнула баба Катя. – У него сердце было больное, от сердечной недостаточности умер. Поднимался на второй этаж и не дошёл, упал и скатился вниз по лестнице.

– Что-нибудь этому предшествовало? Понервничал, выпил.

– Нет, ничего такого. Ему стало плохо за рулём, почувствовал боль в сердце. Поехал вечером в преферанс играть с приятелями-банкирами. Традиция у них такая была. Но с полдороги вернулся.

– Светлане Леонидовне с дороги позвонил?

– Нет. Света сказала, что не хотел её пугать. Если бы позвонил, Света заранее скорую помощь вызвала, может быть, всё и обошлось.

– К кому он поехал играть в карты? Как его звали?

– Почему звали? Он жив, здоров, на похоронах был. У него запоминающееся имя – Тимофей Жабин.