Текст книги "Общество как договор между сильными и слабыми. Очерки по экономике истории"

Александр Скоробогатов
Общество как договор между сильными и слабыми. Очерки по экономике истории

Памяти моего отца Сергея Илларионовича Скоробогатова, впервые давшего мне почувствовать удовольствие от широких исторических обобщений

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Рецензенты:

доктор социологических наук, ведущий научный сотрудник Института социологии РАН Ю. В. Латов;

кандидат экономических наук, научный сотрудник Центра исследований проблем модернизации в Европейском университете в Санкт-Петербурге А.П. Заостровцев

Опубликовано Издательским домом Высшей школы экономики <http://id.hse.ru>

Предисловие

Настоящая книга содержит обобщенное изложение экономической теории как инструмента изучения истории. Экономическая теория здесь мыслится как универсальная общественная наука, основным отличием которой от других общественных наук является допущение о рациональности как определяющем индивидуальном свойстве для формирования общества. Это допущение рассматривается как основа для выработки экономического подхода к изучению истории, универсального в плане хронологических рамок и географического охвата. Новизна темы, обсуждаемой в книге, определяется редкостью литературы, в которой современная экономическая теория систематически бы использовалась в качестве концептуальной схемы истории. В литературе по аналогичной тематике решение этой задачи связывается либо с полным или частичным отказом от экономической теории как метода анализа истории, либо с ограничением хронологических рамок изучаемой истории пределами индустриальной эпохи.

В тех немногих работах, написанных с неоклассических позиций, в которых затрагивается схожая проблематика, содержанием истории выступает почти исключительно рынок и его благотворное влияние на общественную жизнь. Как раз в таком ключе написана наиболее известная книга этого направления «Теория экономической истории» Дж. Р. Хикса. Другие известные авторы этого же направления – Д. Акемоглу, Дж. Акерлоф, А. Алчиан, Й. Барцель, Г. Беккер, Е. Домар, К. Эрроу – в работах на данную тему, если и ставят задачу, аналогичную поставленной в этой книге, ее решение связывают либо, подобно Хиксу, со сведением доиндустриальной истории к эволюции рыночной экономики, либо с ограничением хронологических рамок изучаемой истории пределами индустриальной эпохи. При этом, в соответствии с эволюционной концепцией Алчиана, развитие общества мыслится как результат естественного отбора в реализации конструктивных возможностей индивидов, социальных групп и институтов, из-за чего индивидуальная рациональность всегда должна находиться в согласии с интересами общества. При таком подходе игнорируются такие характерные для доиндустриальной истории явления, как мальтузианские кризисы или непроизводительное употребление излишков и, в более широком смысле, систематическое формирование социально-нерационального выбора в результате плохо специфицированных прав собственности.

Учет этих факторов молено найти в неоинституциональной литературе, в которой при сохранении неоклассической методологической основы провозглашается принцип «история имеет значение». Это приводит к идее о зависимости рынка от действия внерыночных институтов, эффективность которых оценивается с точки зрения создаваемых ими условий для реализации конструктивных возможностей рынка и конкуренции. Соответственно, случаи экономического упадка объясняются отсутствием институтов, которые бы обеспечили конкуренцию и реализацию сравнительных преимуществ. Такой подход применяют Б. Вайнгаст, Л. Дэвис, Д. Норт, Е. Остром, О. Уильямсон, Т. Эггертссон и другие лидеры неоинституционального направления. Отдельные элементы этого подхода детально развиты в теории общественного выбора, в работах Дж. Бреннана, Дж. Бьюкенена, Ж.Ж. Лаффона, У. Нисканена, М. Олсона, Г. Таллока, Р. Уайнтроуба и др., и в теории контрактов, в работах Ф. Агиона, С. Гроссмана, П. Джоскоу, П. Милгрома, М. Спенса, Дж. Стиглица, Ж. Тироля, О. Уильямсона, Е. Фамы, О. Харта, Б. Хольмстрома, К. Шапиро и др.

Эта литература так или иначе служила основой для настоящей работы. Однако в отличие от данных направлений обзор теории истории в этой книге имеет более общий характер за счет того, что в ней, помимо эволюции горизонтальных связей и рыночной экономики, рассматривается силовая конкуренция и связанное с этим формирование вертикальных связей. Эти аспекты я рассматривал, вдохновляясь идеями мир-системного анализа и исторической социологии, развивавшимися в работах Ф. Броделя, И. Валлерстайна, К. Поланьи, М. Финли, У. Сэмуэлса. Этих мыслителей объединяет акцент на самовоспроизводящемся характере успехов и неудач. Такой подход не противоречит предпосылке рациональности, но открывает возможность ее более широкого применения.

В России существует давняя традиция концептуального осмысления истории. Большую роль здесь сыграло господство в нашей стране марксистской политэкономии, которая мыслит общество как исторически обусловленную структуру. В последние годы популярный в стране институционализм стимулировал обсуждение разных периодов истории с помощью экономической теории, что запечатлелось в книгах А. Заостровцева, Ю. Латова, Р. Нуреева, К. Сонина. Появился и целый ряд интересных работ, в которых история анализируется с позиций клиодинамики – подхода, ставшего известным в нашей стране благодаря работам А. Коротаева, С. Нефедова, П. Турчина, С. Циреля идр.

Основную идею книги кратко можно сформулировать в виде тезиса о том, что сравнительное обладание силовыми ресурсами является основным передаточным звеном между личным интересом и действиями рациональных индивидов и групп. Обоснованию этого тезиса подчиняется и структура книги. Открывает книгу обобщающий анализ неоклассической теории, на основе которого утверждается, что последовательное применение принципа рациональности позволяет изучать не только современную западную цивилизацию, но и доиндустриальный мир. Исходной предпосылкой здесь оказывается изначальное неравенство возможностей между индивидами и группами, задаваемое различием территории, которую они занимают. Отсюда вытекает неравенство силовых возможностей. Типичный для общества индивид всегда и везде действует в личных интересах. Но, находясь в неодинаковых условиях, рациональные индивиды выбирают разные стратегии достижения своих целей. Личный интерес выражается в общественно полезной хозяйственной деятельности индивидов лишь при отсутствии у них надлежащего силового потенциала. Поскольку люди действуют сообща, разница в силовом потенциале принимает форму неодинаковых организационных возможностей. Отсюда и ограничения доступа к организации со стороны государства, связанные с ограждением высшими своего статуса. Вступая в долгосрочные отношения, люди формируют общество. Как контракт между сильными и слабыми общество приносит выгоды и тем и другим, но эти выгоды распределяются сообразно с силой и статусом.

Для иллюстрации тех или иных теоретических положений я пользовался примерами, взятыми из работ Р. Вина, М. Блока, Р. Блэкберна, Ф. Броделя, П. Бурке, И. Валлерстайна, К.А. Виттфогеля, Э. Гиббона, П. Грегори, Б. Дэвиса, В. Ключевского, И. Кулишера, Т. Моммзена, А. Пиренна, К. Поланьи, В. Розивача, М. Ростовцева, С. Феноальтеа, М. Финли, Р. Фогеля, С. Энгермана и др.

Представляемая книга начала формироваться более десяти лет назад, в процессе чтения мною курсов по институциональной экономике, теории контрактов, новой экономической истории, экономической истории России и истории экономических учений. Отдельные блоки книги выходили в виде статей в различных изданиях социально-экономического профиля.

Хотелось бы поблагодарить всех, кто своим заинтересованным участием способствовал написанию и публикации данной книги. В первую очередь это касается коллег по НИУ ВШЭСПб: Андрея Заостровцева, Владимира Матвеенко, Ивана Розмаинского, Сергея Слободяна, Владимира Усенко и др. Отдельные разделы книги обсуждались на нескольких конференциях, организованных Международным центром социально-экономических исследований «Леонтьевский центр» (Санкт-Петербург), на регулярных семинарах, проводимых в Экономико-математическом институте РАН (Санкт-Петербург), а также на выездных семинарах ВШЭ, организованных Рустемом Нуреевым. Общение с коллегами на этих форумах помогало мне лучше осмыслить общую канву и отдельные нюансы этой книги. Естественно, что все оставшиеся недочеты и ошибки целиком остаются на моей совести.

Надеюсь, что книга будет интересна тем, кто, как и автор, пытается смотреть на историю как на процесс.

Глава 1
Экономический анализ доиндустриального общества

Я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественно-исторический процесс; поэтому… отдельное лицо [нельзя] считать ответственным за те условия, продуктом которых в социальном смысле оно остается, как бы ни возвышалось оно над ними субъективно.

К. Маркс

Экономика – это умение пользоваться жизнью наилучшим образом.

Б. Шоу

Входе промышленной революции развивалась не только современная экономическая цивилизация, но и экономическая наука. Время возникновения и расцвета этой отрасли знаний, видимо, способствовало не только развитию интереса к изучению жизни общества с точки зрения его благосостояния, но и тому, что исследовательские усилия были сконцентрированы на изучении самого этого времени. Результатом почти трехвекового развития экономической науки стало построение концептуальной схемы, наиболее пригодной для изучения сформировавшей ее современной западной цивилизации. Такого рода временная и пространственная ограниченность излюбленного объекта исследований в экономической теории придала ей внеисторический характер, сделав экономическую историю одной из наиболее игнорируемых областей.

Однако некоторые историко-экономические идеи, развитые в рамках западной экономической науки, получили определенную известность. Связаны они не столько с экономической историей, сколько с экономикой истории – разработкой теоретической схемы для организации исторических фактов, относящихся ко всем сферам общественной жизни. Это было вызвано, с одной стороны, все большим осознанием прошлого как кладезя законов, управляющих современностью. С другой стороны, этому способствовала универсализация экономической теории как метода анализа общественных явлений, выразившаяся в том, что в поле ее зрения попали процессы, протекающие как в сфере хозяйства, так и в сфере культуры, политики, социальных иерархий и т. д.

Универсализация экономической науки наметилась с зарождением современной неоклассической теории после маржиналистской революции, в результате которой она вышла за рамки своей традиционной предметной области, связанной с материальным производством, став абстрактной логикой рациональности. Поскольку действовать рационально, т. е. пользуясь наилучшим из возможных способов достижения поставленной цели, человек пытается не только в хозяйственной жизни, экспансия экономической науки в изначально чуждые ей предметные области была логичным следствием такой трансформации ее метода.

Общая логика неоклассического подхода к анализу функционирования и развития экономики

Однако изначально неоклассическая теория развивалась в таких жестких методологических рамках, которые затрудняли для нее изучение реальной истории[1]1
  Основные разделы данной главы излагались в моей статье [Скоробогатов, 20116].


[Закрыть]. Речь идет о допущениях, образующих ее «защитный пояс», которые можно свести к характеристикам среды хозяйственной деятельности:

• совершенство и однородность естественной среды;

• совершенство и однородность институциональной среды.

Первое допущение исключает негативное влияние природных факторов и предполагает равенство возможностей, задаваемых территорией. По-другому данное допущение можно обозначить как допущение о постоянной отдаче от естественной среды, означающее, что рост населения не влияет на удельные издержки жизнеобеспечения человека. Дело фактически представляется так, как если бы вся земля была совершенно одинакова в плане выгодности ведения хозяйства и существует в бесконечном количестве. Допущение о нейтральности территории по отношению к экономике во многом объясняет внеисторический характер экономической теории.

На заре истории экономической науки принималось допущение об убывающем плодородии почвы, которое позволяло учесть разницу в возможностях, проистекающую из различий территории. Предполагалось, что земля, будучи неоднородной по плодородию, может быть соответствующим образом ранжирована и тогда занимающие лучшие участки будут получать чистый выигрыш от преимуществ занимаемого участка. Начиная с Рикардо такой выигрыш от преимуществ в условиях производства обозначается как рента [Рикардо, 1993, гл. 2–3; Блауг, 1994, с. 82–83].

Хотя неравенство возможностей, задаваемых территорией, понималось так узко и увязывалось исключительно с условиями земледелия, этого, вкупе с железным законом заработной платы и теорией ренты Д. Рикардо, оказалось достаточно для построения модели исторического развития. Согласно этой модели, ход экономической истории определяется степенью сельскохозяйственного освоения земли. При наличии некоего запаса земли сохраняется возможность расширения производства и связанной с этим чистой прибыли. Это доставляет трудовому населению некий излишек сверх минимума средств существования, который они, в согласии с железным законом, расходуют на увеличение своих семей, вызывая рост населения и тем самым усиление давления на ресурсную базу. По мере исчерпания земельных ресурсов будут исчерпываться возможности экономического роста и будет приближаться «стационарное состояние» – состояние экономики, исключающее дальнейший рост.

Как на наступление стационарного состояния влияет неравенство в распределении ограниченных земельных ресурсов? Поскольку это неравенство связано с неоднородностью занимаемых разными экономическими агентами участков земли в плане их плодородия, на данный вопрос можно ответить, рассуждая от противного, т. е. допустив однородность земельных участков. Чисто теоретически имеющиеся земельные ресурсы могли бы быть распределены равномерно среди населения в случае их полной однородности по плодородию. Тогда рост населения, вызывая последовательное расширение распашки, не сопровождался бы убыванием плодородия и соответствующим падением нормы прибыли, если отвлечься от возможности дополнительных вложений в уже используемые участки.

Первый результат состоял бы в том, что стационарное состояние наступило бы не постепенно, через падающую норму прибыли, а внезапно, когда по причине отсутствия возможностей расширения производства, вызванного полным использованием земли, прибыль разом опустилась бы до нулевого уровня. Второй связанный с этим результат заключался бы в исчезновении такого явления, как рента.

Рента, будучи результатом не вклада в производственный процесс, а перераспределения дохода от капиталистов к ее получателям, оказывается дополнительным фактором, подавляющим стимулы к инвестированию. Иными словами, неоднородность ограниченной ресурсной базы вызывает к жизни праздный класс[2]2
  Праздность этого класса не обязательно должна выражаться в том, что его представители не делают явного вклада в производственный процесс, как землевладельцы. Если владельцем земли является капиталист или рабочий, то при наличии соответствующих преимуществ в плодородии одной из составляющих их доходов будет рента, наряду с вознаграждением за обеспечиваемый ими фактор. Поскольку рента не является результатом вклада в производство, она и не создает никаких производственных стимулов и, таким образом, потребление соответствующих ей ресурсов не будет превращаться в дополнительный доход для общества.


[Закрыть], содержание которого увеличивает давление на нее. Таким образом, стационарное состояние приближается за счет получения частью общества ренты, поскольку последняя усугубляет последствия ограниченности земли, добавляя к издержкам ограниченности ресурсов издержки содержания праздного класса[3]3
  Откуда берется реальный продукт, получаемый землевладельцами? Его источником является перераспределение, а именно уменьшение доли прибыли; содержание труда остается прежним и не может понизиться по причине пребывания на уровне минимума; значит, возрастающая доля ренты должна проистекать из убывания доли прибыли. Но разве для падения прибыли не достаточно причины в виде роста зарплаты? Получается нет. Если бы можно было так устроить, чтобы при вовлечении в оборот новых земель росла цена только продукта этих земель, зарплата бы тоже росла, но не в такой степени, как она растет при росте цены продукта всех земель, как если бы издержки производства выросли на всех землях. Получается так, что издержки производства продукта земли повышаются только на одном участке, а платить более высокую цену приходится за продукт всех земель. Значит, в случае последнего участка более высокая цена представляет собой просто компенсацию более высоких затрат, а в случае всех прочих земель более высокая цена есть чистый выигрыш землевладельцев. Эта более высокая цена возникает за счет вычета из прибыли, но этот вычет мог бы быть меньше, если бы ограничивался лишь компенсацией самому худшему участку, а не поступал бы одновременно в качестве премии всем остальным землевладельцам.


[Закрыть].

Неоклассическая теория стала развиваться на основе предпосылки об однородности всех используемых факторов производства. Если в ней и принимается похожее допущение об убывающей предельной производительности, оно основывается не на разнородности различных единиц факторов, а на их оптимальной комбинации. Это предполагает, что любой фактор производства приносит отдачу в зависимости от его соотношения с используемыми объемами других факторов. Признание однородности всех факторов производства, в частности производственных условий, задаваемых естественной средой, стало основой допущения о равенстве возможностей, так что различие в занимаемой территории, как и в любом другом имеющемся факторе производства, не может выступать в качестве источника особых преимуществ.

Другие два допущения, вытекающие из предпосылки об однородности естественной среды, – постоянный эффект масштаба и постоянная отдача от приобретения и приложения знаний. Влияние природы – естественной среды для приложения факторов производства и технологий – полностью устраняется за счет признания однородности всех ее единиц, вступающих в соприкосновение с используемыми в сочетании с ними факторами производства и технологиями, и, тем самым, их нейтральности.

Совершенство институциональной среды выражается в полноте спецификации и защиты прав собственности и в нулевых (незначительных) трансакционных издержках. Это означает совершенное координирующее и стимулирующее действие относительных цен. Последние содержат информацию о том, что делать, и побуждают действовать в указываемых направлениях, апеллируя к мотиву максимизации полезности. Но здесь речь идет не просто об эффективном функционировании рыночного механизма, а, в более широком смысле, о равенстве частных и социальных выгод (издержек) во всех сферах человеческой деятельности. Всякое действие индивида приносит ему вознаграждение, целиком соответствующее социальному эффекту действия, является ли этот эффект полезным, вредным или нейтральным.

Скажем, равенство частных и социальных издержек рождения детей, приводя к тому, что вся полнота издержек рождения детей ложится на родителей, должно полностью исключить такое явление, как мальтузианские кризисы. Ведь социальные издержки произведения на свет потомства, связанные с перенаселенностью и вытекающими отсюда давлением на ресурсную базу, распространением эпидемий и нарушением социального баланса, полностью учитываются будущими родителями, так что всякое их решение о рождении ребенка будет приносить обществу неотрицательный чистый выигрыш. Другой пример – равенство частных и социальных выгод инновационной деятельности, которое в силу той же логики с необходимостью должно привести к полной реализации творческого потенциала каждого индивида на благо общества. В результате всякое конструктивное решение, которое может быть найдено и с пользой внедрено, будет вовремя обнаружено и реализовано.

Общество, характеризующееся равенством частных и социальных издержек, будет соответствовать эволюционной концепции А. Алчиана, предполагающей естественный отбор в реализации конструктивных возможностей индивидов, социальных групп и институтов. Чтобы выйти на сцену общественной жизни, требуется победить в конкурентной борьбе. Сама же эта победа с необходимостью указывает на победившую альтернативу как оптимальную для общества, независимо от того, сознает ли это ее носитель.

Еще одним важным следствием этого допущения является неотрицательная отдача от сбережений. Хорошо установленные и защищенные права собственности гарантируют сохранность сбережений, а низкие издержки заключения и реализации контрактов должны обеспечить легкость превращения сбережений в надежные долговые обязательства или участие в капитале.

Однородность институциональной среды означает, что индивиды и коллективы действуют в одинаковых институциональных условиях, а именно могут рассчитывать на одинаковую определенность и защищенность прав собственности и одинаковые организационные возможности.

По существу, эти допущения являются идеализированным описанием условий для рациональной деятельности, задаваемых современной западной цивилизацией. Действительно, она характеризуется, конечно, не полной, но беспрецедентной в истории четкостью и защищенностью прав собственности, в результате чего созидательные стимулы стали доминировать над стимулами перераспределительными. Расширение горизонта планирования, вызванное гарантией неотчуждаемости собственности, способствовало развитию ориентации на сбережения и инвестиции вместо безусловно господствовавшей в прошлом традиции проедания излишков. Все это значительно усилило обратную связь между выбором и результатом; именно в таких институциональных условиях стал систематически обнаруживаться естественный отбор, при котором лучшие социальные альтернативы, будь то действующие агенты, схемы поведения или способы организации, вытесняют худшие. Наконец, игнорирование различий в результативности между людьми и коллективами, связанных с их территориальным размещением, – игнорирование, отчасти оправданное прогрессом современной индустриальной цивилизации, в которой убывающая отдача от естественной среды компенсируется технологическими инновациями, – предполагает равные возможности для всех. Эти допущения, являясь упрощенным описанием действительности, стали основой анализа западных обществ. Вместе с тем содержащаяся в них идеализация западного мира и тот факт, что западный мир подошел к указанному идеалу ближе, чем любое другое общество в истории, сделали эти допущения также и идеологическим фундаментом современного Запада.

Согласно общей логике неоклассического подхода, основанной на этих допущениях, отправной точкой анализа экономического поведения и развития является проблема ограниченности ресурсов, необходимых для удовлетворения человеческих потребностей. Она вызывает необходимость рационального выбора при использовании ограниченных ресурсов с целью извлечения из них максимального удовлетворения. Рациональный выбор, помимо всего прочего, предполагает предпочтение большего количества благ меньшему. Отсюда необходимость использования части производимых благ для увеличения производственных возможностей. Стремление человека к увеличению потребления предполагает постоянное расширение капитального запаса, которое требует накопления сбережений.

Согласно модели роста Солоу – Свэна, источником роста является расширение капитального запаса. Поскольку капитал приносит максимальную отдачу при его использовании в определенной пропорции с количеством труда, т. е. при условии оптимальной фондовооруженности, то именно последней задаются пределы расширения капитального запаса. Иными словами, стимулом для инвестиций является относительная редкость капитала, выражаемая значением фондовооруженности ниже оптимального уровня. Устойчивый рост возможен лишь при условии поддержания оптимальной фондовооруженности. Соответственно, если в начальных условиях фондовооруженность является оптимальной, рост возможен при условии действия факторов, снижающих фондовооруженность, – роста населения и технического прогресса, где первый увеличивает редкость капитала, а последний смещает график его отдачи вверх.

Рост населения и технический прогресс могут действовать либо по отдельности, либо в определенной комбинации. Действие отдельно взятого роста населения будет приводить к чисто экстенсивному росту ВВП, при котором дополнительные потребительские и инвестиционные блага будут распределяться среди дополнительного населения, оставляя фондовооруженность и душевой доход неизменными. И то и другое будет расти при условии действия второго из указанных факторов, стимулирующего инвестиции, – прогресса технологий. Инновация имеет смысл, если отдача от нее превышает отдачу от создания дополнительной единицы известного капитала. При той же фондовооруженности коммерчески целесообразные инновации приводят к повышению отдачи от капитала, обеспечивая его прибыльное увеличение при заданной численности населения, что, в свою очередь, будет иметь результатом интенсивный рост, предполагающий увеличение фондовооруженности и душевого дохода.

Инвестиции, помимо роста населения и технического прогресса, обеспечивающих стимулы к ним через повышение отдачи от капитала, зависят также от наличия финансовых источников, возникающих благодаря образованию сбережений. В модели Солоу – Свэна предполагается, что доля сберегаемого дохода всегда достаточна, чтобы обеспечить расширение капитального запаса, соответствующего устойчивому росту. В развитой на основе модели Солоу – Свэна неоклассической модели роста уделяется внимание стимулам домашних хозяйств к накоплению сбережений, связанным с рациональными соображениями относительно ставки процента и межвременных предпочтений. Однако конечный результат остается прежним: рационально обусловленный выбор доли сберегаемого дохода целиком соответствует темпу расширения капитального запаса, обеспечивающего устойчивый рост.

Итак, сбережения, рост населения и технический прогресс выступают в неоклассической модели как основные факторы роста. Совершенство институциональной среды означает наличие достаточных стимулов к сбережениям и инновациям, а однородность естественной среды – равенство возможностей. Все это означает безграничные возможности экстенсивного и интенсивного роста [Acemoglu, 2009; North, 1981].