Текст книги "Русская идея"

 
[1] https://www.youtube.com/watch?v=Smgg3vGUZH0 «Русская идея»: что не понимает власть
[2] Полное собрание сочинения Ф. М. Достоевского издание шестое, Том 12 Дневник писателя за 1877, 1880—81 гг СПб, 1906 С. 21—23 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975968?page=25
[3] А. В. Гулыга Русская идея и ее творцы. – М.: Изд-во Эксмо, 2003. С.32
[4] Бухаркин П. Е. «Русская идея» в русской литературе / П. Е. Бухаркин – «Издательство СПбПДА», 2014
[5] Там же С.18
[6] Там же С.24
[7] Там же С.6
 

2. Древнерусская идеология

2.1 Возникновение древней Руси

Итак, мы предположили, что русская идея, не появилась в XIX веке, не была придумана гениальными мыслителями, и это не цель, находящаяся где-то в отдаленном будущем. Русская идея – это то, что наделяет смыслом, воодушевляет, вдохновляет русский народ испокон веков. Её можно уподобить мечте.

Процитируем, в очередной раз, Федора Михайловича Достоевского, считавшего, что русская идея была уже в Московском царстве (а возможно и раньше).

Ф. М. Достоевский: «Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слагалась политически; …про себя же понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше, – православие, что она – хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах. Эта драгоценность, эта вечная, присущая России и доставшаяся ей на хранение истина, по взгляду лучших тогдашних русских людей, как бы избавляла их совесть от обязанности всякого иного просвещения. Мало того, в Москве дошли до понятия, что всякое более близкое общение с Европой даже может вредно и развратительно повлиять на русский ум и на русскую идею, извратить самое православие и совлечь Россию на путь погибели, «по примеру всех других народов». [1]

В данном отрывке Достоевский упоминает русскую идею как бы вскользь, не разъясняя ее. Но нам важно именно то, что она, в понимании писателя, уже существует и в допетровской Руси – в Московском царстве. И связана она не с богатством, не с властью, не территорией или отечеством, а с беспредельным, высшим, вечным, драгоценностью, правой (правильной) Христовой верой, доставшейся нам на хранение, и которой нет больше нигде.

Не нужно придираться к словам. Ведь здесь речь идет о народном представлении. И в народном представлении после исчезновения Византии, именно на Русь легла эта ответственность – хранить драгоценность, истинную веру, Христову истину, «затемнившуюся во всех других верах и во всех других народах».

И в дальнейшем мы увидим, что такое миропонимание действительно имело место, было устойчивым и повсеместным, выразившимся в народных сказаниях, песнях, былинах и проч.

Богу (истории, или провидению, – кому какое понятие ближе) было угодно, чтобы нашим соседом через Черное море (в древности называвшееся Русским), стала великая православная империя, просуществовавшая тысячу лет – Византия, Второй Рим, Восточная Римская империя.

О, это была действительно великая империя с развитой культурой, искусствами, зодчеством, передовыми науками. Но самое главное – это была первая в мире империя, в которой христианство, выйдя из подполья, стало официальной религией. Византия являлась мировым и единственным центром православия!

Константинополь – столица православной Византийской империи, – на Руси именовался Градом Константина, и Царьградом. Когда писал эти строки, вспомнил Пушкина, записавшего, в свою очередь, народную сказку, где есть строки про заморские страны, заморские города и заморские чудеса:

«Ладно ль за морем, иль худо?

И какое в свете чудо?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет;

За морем житье не худо,

В свете ж вот какое чудо:

Остров на море лежит,

Град на острове стоит,

С златоглавыми церквами,

С теремами и садами…» [2]

Само понятие «заморский», находящийся за морем, по-моему, возникло в те времена, когда наши предки на кораблях ходили – когда с торговлей, а когда с войной – в Ромейскую державу.

Знакомство шло постепенно. Как было сказано, это была и торговля, и грабительские набеги. Например, православный церковный праздник Положение честной ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне (15 июля) знаменует собой следующее событие:

В 860 году флот русского князя Аскольда, состоящий из 200 ладей с воинами, с целью грабежа пришел к берегам Византии, и осадил Константинополь. Угроза для города была серьезной. И греки стали молиться Божией Матери о спасении. Весь народ крестным ходом с ризой Богородицы обошел город. А потом ризу погрузили в воду залива, в котором находились ладьи завоевателей. По одной версии, разыгралась буря, разметавшая корабли. По другой версии, русы разграбили окрестности Царьграда, но сам город трогать не стали, и ушли с богатой добычей. Но то, что город остался цел, было воспринято как чудо, в честь которого потом был даже установлен праздник.

Еще одна сторона легенды гласит, что некоторая часть русов-язычников пожелала принять святое крещение. Вообще, соседство с Византийской империей приводило к тому, что время от времени буйные и неукротимые славяне крестились, и принимали Христову веру. И христианство изменило наших предков.

Есть письменные свидетельства о характере русов, наводивших порой ужас на своих соседей. Постепенно православное христианство проникло на Русь, меняя наших предков. Придет время, и всё византийское духовное и интеллектуальное богатство хлынет на нашу землю, наполнив её храмами, монастырями, святыми и святынями, книгами, ремеслами, искусствами. Придет время и Русь влюбится в Христа, впитав Его учение, соединившись с Ним в Его Церкви. Христианство, по большому счету, и сформировало русский народ.

Дикие, языческие, кровожадные племена, от которых дрожали соседи – и та же Византия, не раз подвергавшаяся атакам и грабительским набегам наших пращуров – станут христолюбивыми и богомольными.

При написании работы, возникло сомнение: нужно ли приводить исторические свидетельства суровости (назовем это так) наших языческих предков? Ведь когда говоришь своим о варварстве славянских племен, то на тебя иногда смотрят как на клеветника, желающего опорочить русский народ. Ведь кто-то думает, что наши предки только ходили в длинных рубахах, вплетали в волосы цветы, и прыгали через костер, взявшись за руки, что не совсем верно. Славяне, жившие на среднерусской возвышенности, вовсе не напоминали современных хиппи. Привожу известные факты с единственной целью, чтобы показать, как сильно изменила русских людей любовь ко Христу. Но и не только для этого. А и для того, чтобы напомнить европейским мыслителям, считающим славянство женским началом, «откуда есть пошла земля русская», – какая дикая сила дремлет в славянах. Не зная этого, или забыв об этом, французы, а потом и немцы уже однажды сильно пострадали.

В житии св. Георгия, епископа Амастридского, написанном предположительно в первой половине IX века, можно прочитать следующее:

«Житие, между прочим, разсказывает о нашествии на Амастриду „варваров, Рос (Ρως), народа, как все знают, в высшей степени дикаго и грубаго“, „губительнаго и на деле, и по имени“. „Зверские нравами, безчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом“. Росы, „начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье достигли“ и Амастриды, лежавшей на южном берегу моря». [3] Также здесь. [4]

Или вот, сохранившееся окружное послание Константинопольского патриарха Фотия (866 год), писавшего о нашествии русов на Царьград:

«Ибо не только этот народ (Болгаре) переменил древнее нечестие на веру во Христа, но и народ часто многими упоминаемый и прославляемый, превосходящий все другие народы своей жестокостью и кровожадностью, – я говорю о Руссах, – которые, покорив окрестные народы, возгордились и, возымев о себе высокое мнение, подняли оружие на Римскую державу. Теперь они сами переменили нечестивое языческое суеверие на чистую и непорочную христианскую веру, и ведут себя (в отношении нас) почтительно и дружески, тогда как незадолго пред тем беспокоили нас своими разбоями и учинили великое злодеяние». [5]

Существуют разные взгляды на появление имени Русь, ставшего именем нашего народа. Скандинавская версия, утвердившаяся на Западе, гласит, что Русью именовалось скандинавское племя, пришедшее княжить в Новгородскую землю, и распространившее свое влияние на всю страну. Однако, есть и другие варианты. Так в летописи Нестора (Лаврентьевский список) читаем, что именем Русь именовалось самое сильное славянское племя – Поляне.

«Словени, иже седяху на Дунаеви, их же прияша Угри, и Марава, Чеси и Ляхове, и Поляне, яже ныне зовомая Русь». [6]

А в уставе Византийского императора Льва Философа (886 – 911гг.) «О чине митрополичьих церквей, подлежащих патриарху Константинопольскому», в списке церквей под номером 61 указана церковь русская, рядом со следующею за нею церковью Аланскою» [7] чего не могло быть, если бы Русью именовалось скандинавское племя, которое было языческим.

Д. Иловайский пишет в своей работе, что вряд ли под этим именем понимается Киевская Русь, потому что в это время в Киеве княжит язычник Олег. И нет никаких упоминаний о крещении жителей Киева. Исследователь предполагает, что Русью Византия называла какие-то Азовско-Черноморские славянские племена. Что подтверждает мысль о том, что Русь – название не привнесенное скандинавское, а принадлежавшее местным славянским племенам.

Или вот интересное свидетельство арабского путешественника Ибн-Хордадбе (60 – 70 года IX в). В «Книге путей и государств» упоминаются купцы русские (ар-Рус) из «племени Славян».

Ибн-Хордадбе: «Что же касается купцов русских (ар-Рус) – они же суть племя из Славян – то они вывозят меха выдры, меха черных лисиц и мечи из дальнейших концов Славонии к Румскому морю, и царь Рума берет с них десятину». [8]

Норманисты строят свою теорию на выдержке из «Повести временных лет» (сохранившейся в нескольких различающихся списках Лаврентьевском, Радзивилловском, Хлебниковском, который входит в состав Ипатьевской и Троицкой летописи), откуда можно сделать вывод, что славянские племена призвали заморское племя, именуемое Русь, править. Правда, перед этим славяне изгнали варягов.

Лаврентьевский список: «Изъгнаша варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети. И не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ, быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся. Реша сами в себе: „Поищемъ собе князя, иже бы володелъ нами и судилъ по праву“. Идоша за море къ варягомъ, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи суть, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си. Реша руси, чюдь, словени, и кривичи, вся: „Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нетъ. Да поидете княжитъ и володети нами“. И изъбрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь, и придоша: старейший Рюрикъ, а другий – Синеусъ на Беле-озере, а третий Изборьсте Труворъ. От техъ прозвася Руская земля». [9]

В разных списках летописи, имеются незначительные различия (отражены в сносках внизу страницы [9]). В целом смысл сводится к тому, что славянские племена, прогнав варягов, решают призвать варягов на княжение. Звучит противоречиво? Но, есть важное дополнение: изгнаны просто варяги, а призываются некие варяги, именующиеся Русью. Здесь же сказано, что это не шведы (свие), не норманны (урмане), не англичане (анъгляне). Решено обратиться к некому племени (Руси), живущему на берегу варяжского моря. Одновременно мы видим, что среди прочих племен, собравшихся пригласить варягов, также есть племя русь («руси, чудь, словени, кривичи» [«русь» – в ипатьевской летописи и хлебниковском списке]).То есть, скорее всего, славяне решают призвать на княжение не чужаков, но представителей своего же племени, только живущих за морем. Да и как можно призывать тех, от кого только что отбились («изъгнаша варяги за море»).

Нестор летописец, создававший свое произведение в конце XI – начале XII века, не дает больше разъяснений: кого же все-таки пригласили славяне на княжение. Однако, кое-где встречаются интересные дополнения. Так, в дополнении к Ипатьевской летописи читаем:

«В лето от создания мира 6356, а от рождества Христова 848…возсташа Кривичи, Славяне, Чудь и Меря на Варяги, и изгнаша их за море, и не даша им дани… И согласишвеся все послаша ко Варягом, иже зовутся Русь, со молением глаголюще: „се земля наша добра и велика и обилна, но строения доброго несть в ней, понеже старейшины не имамы: но прийдете княжити в земле нашой и владети над нами“. Неции же глаголют, яко Гостомысл, иже бе у Словян, си есть Новгородцев, старейшина, умирая повелел им пойти в Рускую (сноска – „в прусскую“) землю, во град Малборк, поискати себе князя; еже и сотвориша». [10]

Появляется еще одно имя – Гостомысл.

В истории государства Российского Карамзина тоже упоминается это имя, но как предание:

Н. М. Карамзин: «Славяне, убежденные – так говорит придание, – советом Новгородского старейшины Гостомысла, потребовали властителей от Варягов. Древняя летопись не упоминает о сем благоразумном советнике; но ежели предание истинно, то Гостомысл достоин безсмертия и славы в нашей Истории». [11]

«Повесть временных лет», положенная в основу едва ли не всех более поздних летописей и списков, составлялась в конце XI – начале XII века монахом Киево-Печерского монастыря, а описываемые события происходили в Новгороде в IX веке. Нестор о них или не знал, или, если ему были доступны более ранние, Новгородские летописи, посчитал возможным опустить прочие сведения. А между тем, имя Гостомысл, хоть и не попало в «основную» летопись, сохранилось в истории, и даже Карамзин указывает на него, хоть и с необходимыми оговорками.

Встречаем это имя и в Повести о стране Вятской (или «Вятском летописце»), где упоминается время построения Новгорода и Гостомысл, как его первый правитель. [12]

«Эти народы храбростью своей вынудили его заключить союз со своими князьями и приняли от него мирные грамоты и иные почести.

Когда же они еще более умножились и возмужали в храбрости, то покорили многие города и земли и обложили данью даже столицы государств. Тогда избрали они правителем Гостомысла, одного из своих граждан, и переименовали свой город в Новгород Великий, сами же стали именоваться славенороссами. И со временем тем народам воссияла заря Божественной благодати – через великого князя Владимира в 6496 (988) году они приняли Святое Крещение, и стали христианами». [13]

А вот выписка из исторического словаря российских государей (1793 год):

«Рюрик. Первый князь Российский. Родился у Варягов в 830 году. Призван с братьями своими Синеусом и Трувором на княжение Российское в Новгород, последним оной республики владетелем Гостомыслом в 862 году. Княжить начал прежде в старой Ладоге, которую и укрепил. А по кончине братьев своих в 865 году перешел в Новгород, в которой прежде сего взойти боялся, ибо не надеялся на постоянство кичливых Новгородцев; по сем утвердил в нем столицу. Привел под самодержавную власть свою часть Северной России. От того время народы единоначальством управляемы, и из многих колен и языков составленные, названы одним именем, то есть Россами. Управлял ими благоразумно; Государствование его было благополучно и спокойно. Княжил сей первоначальный основатель и распространитель России 17 лет; скончался в 879 году, жил 49 лет. Положен в Новегороде». [14]

Так говорилось ли в летописях о Гостомысле или это басня и предание? С удивлением нахожу у того же Карамзина в его же труде Истории государства Российского такую ссылку на странице XXXI

Н. М. Карамзин: «В 1809 году, осматривая древния рукописи покойнаго Петра Кирилловича Хлебникова, нашел я два сокровища в одной книге: летопись Киевскую, известную единственно Татищеву, и Волынскую, прежде никому неизвестную (см. сей Истории Т IV примеч. 175). Через несколько месяцев достал я и другой список их: принадлежавший некогда Ипатьевскому монастырю, он скрывался в библиотеке С. Петербургской Академии Наук между Дефектами. Хлебниковский список должен быть XV или XVI, Ипатьевский XIV века; оба начинаются Нестором. Список Кенигсбергский, завоеванный Россиянами в 1760 году, не старше XVI века. – Ростовский, зарученный св. Димитрием, содержащий в себе любопытныя прибавления, писан в XVII веке, идет до времен Петра Великаго, и хранится в Архиве Иностр. Коллегии. – Так называемый Воскресенский (напечатанный) есть Софийский Новогородский список Нестора и Продолжателей его; в нем не мало важных древних прибавлений: о старейшине Гостомысле, о варягах Киевских, о характере первых Князей». [15]

Карамзин встречает в летописях важные сведения (прибавления) о Гостомысле, но не считает их достоверными, потому что они не включены в основную летопись. То есть, вся наша историческая наука упирается в труд Нестора, который попросту мог не знать о Гостомысле. И сложилась удивительная ситуация: считается достоверным лишь то, что упомянул Нестор. Дополнения и сведения из других источников признаются недостоверными. И хоть историки все же упоминают о Гостомысле, но всегда с оговорками

Н. М. Карамзин: «Ежели предание истинно, то Гостомысл достоин безсмертия и славы в нашей Истории». [16]

Находим Воскресенскую летопись, о которой упоминал Карамзин, и находим в ней очередное упоминание новгородского правителя Гостомысла.

«И пришедшее Словене с Дуная и седше у езера Ладожьского, и оттоле прииде и седоша около озера Илменя, и прозвашася иным именем, и нарекошася Русь рекы ради Руссы, иже впадоша во езеро Илмень; и умножився им, и соделаша град и нарекоша Новград, и посадиша старейшину Гостомысла; а друзии седоша по Десне, и по Семе и по Суле, и нарекошася Севере. И тако разыдеся Словенский язык; тем и грамота прозвася Словенскаа». [17]

Согласно этого списка, Русью начали называться племена славянские, поселившиеся на берегах реки Руссы, впадающей в озеро Ильмень. Правда, сегодня мы не найдем такой реки. Река с аналогичным названием протекает юго-восточнее. Однако возле озера Ильмень сегодня стоит город Старая Русса, где соединяются две реки Полисть и Порусья. Видимо, данные географические названия каким-то образом связаны с рекой, упомянутой в летописи, давшей название племени Руссов.

Здесь же мы снова встречаем упоминание первого новгородского правителя Гостомысла, дополнившее несторовскую летопись:

«… а брата своего Пруса в березех Вислы рекы во граде Малборк… А от Пруса четвертое на десять колено Рюрик. И в то время в Новеграде некый бе старейшина Гостомысл, скончаеть житие, и созва владельца сущая с ним Новаграда, и рече: «совет даю вам, да послете в Прускую землю мудрыя мужи и призовите князя от тамо сущих родов»». <….> И послы же Новоградские шедшее во Прусскую землю, обретоша князя Рюрика, от рода Римська царя Августа, и моливша его, дабы шел княжити к ним. Князь же Рюрик вся с собою два брата…» [18]

Таким образом, мы видим, что Рюрик с братьями жил, по всей видимости, на берегу Варяжского моря – в Прусской земле. И пошли за ним по совету мудрого Гостомысла. При этом многие летописные списки говорят о том, что славяне только перед этим изгнали варягов, отказавшись платить им дань. Но по совету своего умирающего правителя отправляются в город Малборк, находящийся в Прусской земле на берегу Варяжского моря, чтобы призвать на правление конкретного человека – Рюрика.

Карамзин упомянул Татищева, имевшего некие эксклюзивные данные. Напомню, в 1768 – 1784 годах был опубликован труд Татищева «История российская с самых древнейших времен», в которой имеются крайне интересные сведения о ранней истории Руси и Гостомысле.

Василий Никитич Татищев – выдающийся русский историк. Первый из серьезных исследователей русской истории. Он пишет объемный труд: «История российская с самых древнейших времен, неусыпными трудами через тридцать лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым». [19] Работа была закончена им в 1732 году.

Позволим себе небольшое отступление, чтобы осветить одну крайне интересную деталь из его биографии. Вот как описывает последние дни жизни Василия Татищева русский историк К.Н.Бестужев-Рюмин:

«Смерть Татищева была очень странна. Накануне смерти он поехал верхом в церковь за три версты и велел туда явиться мастеровым с лопатами. После литургии пошел с священником на кладбище и велел рыть себе могилу подле предков. Уезжая, уже в одноколке, он просил священника на другой день приехать приобщить его. Дома нашел курьера, который привез указ, оправдывающий его, и орден Александра Невскаго. Он возвратил орден, сказав, что умирает; тоже повторил повару, пришедшему спрашивать об обеде на завтра. На другой день приобщился, простился со всеми, дал наставление сыну, соборовался и скончался. После оказалось, что он даже гроб велел приготовить». [20]

Не знаю даже что удивительней: то что он нашел, и сохранил для истории, или то, как он умер. Так уходят люди, угодившие Богу.

Итак, откроем его «Историю российскую».

В. Н. Татищев: «В предъизвещании я показал, что хотя все наши и польские историки Нестора Печерского за первейшаго историка русскаго почитают, однакож то довольно видимо, что прежде его писатели были, да книги те погибли, или еще где хранятся, или коих либо обстоятельств ради от неразсудных презираеми, как то довольно примечаем, что несмысленные малыя книжки или тетрадки великой разум и нужное к ведению малости ради презирают, а великия баснями и лжами наполненная предпочитают, и так оныя полезныя в забвение предаются. Между такими неведомыми Нестору и забвенными историки есть Иоаким первый епископ новгородский, о котором хотя нигде, чтобы он историю писал, не упоминается: но сие не дивно, ибо видим других многих яко Нифонта Новогородскаго и проч. в гл.6 показанных. Сия же, которою я при окончании труда моего получил, мнится, совершенно древняго писателя, более нежели Нестор сведущаго, и не иначе как в греческом языке, так в истории искуснаго, хотя нечто что и баснословное по тогдашнему обычаю внесено: по обстоятельствам крещения новгородцев точно показует о себе, что есть Иоаким епископ н.39. Он приехал в Русь с другими епископы 991 гл. 48 и определен в Новград, умер 1030». [21]

На 30 и 31 страницах своего сочинения Татищев рассказывает о том, как он искал старинные документы через своего знакомого, бывшего игуменом «по многим монастырям», и передает свою переписку с ним. Далее идет краткое описание содержания Иоакимовой летописи, начало которой может, да и, пожалуй, является мифическим, начиная от «сыновей Афетовых». Мы должны понимать, что представлениям древнего писателя о временах отдаленных негде взяться кроме преданий и сказаний. И древний автор рассказывает о далеких временах всё, что где-то услышал. Другое дело, когда описываются события, происходившие не так давно.

Епископ Иоаким записал свою историю раньше Нестора, и при том он жил в Новгороде. Иоаким рассказывает о том, что Варяги обложили тяжелой данью «Славяны, Русь, Чудь» [22] – племена, жившие на новгородской земле. Эти сведения есть и у Нестора. Далее Иоаким передает известное ему новгородское предание:

«Людие же терпяху тугу велику от Варяг, пославше к Буривою испросиша у него сына Гостомысла, да княжит во велице граде; и егда Гостомысл прия власть, абие варяги бывшие овы изби, овы изгна, и дань варягом отрече, и шед на ня победи, и град во имя старейшаго сына своего Выбора при море построи, учини с варяги мир, и бысть тишина по всей земли. Сей Гостомысл бе муж елико храбр, толико мудр, всем соседом своим страшный, а людем его любим расправы ради и правосудия: сего ради вси окольны чтяху его, и дары и дани дающее, купуя мир от него, многи же Князи от далеких стран прихождаху морем и землею послушати мудрости, и видети суд его, и просити совета и учения его, яко тем прославися всюду.

Гостомысл имел четыре сына и три дщери, сынове его ово на войнах избиени, ово в дому измроша, и не остася ни единому им сына, а дщери выданы быша суседним князем в жены, (21) и бысть Гостомыслу и людем его о сем печаль тяжка, и иде Гостомысл в Колмогард вопросити боги о наследии, и возшед на высокая, (22) принесе жертвы многи, и вещуны угобзи. Вещуны же отвещаша ему, яко боги обещают ему наследие от ложесн его; но Гостомысл не ят сему веры, зане стар бе, и жены его не раждаху: посла паки в Зимеголы (23) к вещунам вопросити, и тии реша, яко имать наследовати от своих ему, он же ни сему веры не ят, пребываше в печали. Единою спящу ему о полудни, виде сон яко из чрева средния дщере его Умилы произрасте дерево велико, плодовито, и покры весь град великий, от плод же его насьщахуся людие (24) всея земли; восстав же от сна призва вещуны, да изложат ему сон сей, они же реша: от сынов ее имать наследити ему землю, и земля угобзится княжением его, и вси радовахуся о сем, еже не имать наследити сын большия дщере, зане негож бе. Гостомысл же, видя конец живота своего, созва вся старейшины земли от Славян, Руси, Чуди, Веси, Мери, Кривич и Дрягович, яви им сновидение, и посла избраннейшие в Варяги, просити князя, и приидоша по смерти Гостомысла Рюрик с двумя браты и роды его (здесь о их разделении, кончине и проч. согласно с Нестором, токмо все без лет).

Рюрик по смерти братий облада всею землею, не имея ни с ким войны. В четвертое лето княжения его преселися от старого в Новый град великий ко Илменю, прилежа о расправе земли и правосудии, яко и дети его». [22]

По завершении описания Татищев снова обращается к истории получения информации:

«Сим оное кончилось. Я, получа сие нечаянное сказание, желал ту самую книгу видеть, как старо писано, и паче о начале ея! Ибо так разумел, что сии тетради нарочно для посылки ко мне списаны, оныя не медленно ко нему послал, и просил его письмом, ежели всея книги прислать не можно, то бы прислал мне первыя три, да и следующих сим несколько: но в сентябре вместо ответа получил известие, что он умер, а пожитки его разтощены, иные указом от Синода запечатаны. Потом просил я приятелей, чтобы о том монахе Вениамине у бывших его служителей осведомиться, токмо никто не знает, келейник его скрылся, а бывшей при нем за казначея монах Вениамин сказал, что сия книга была у Мелхисидека, и он сказывал, что списал ея в Сибири, иногда сказывал, что чужая, и никому не показывал, она не в переплете, но связаны тетради и кожею обернуты, токмо по нем в пожитках его не явилось.

Я намерен был все сие в Несторову дополнить, но разсудя, что мне ни на какой манускрипт известной сослаться нельзя, и хотя то верно, что сей Архимандрит, яко мало грамоте изучен, сего не сложил [не выдумал], да и сложить все не удобно, ибо требуется к тому человека многих древних книг читателя, и в языке греческом искуснаго; к тому много в ней находится, чего я ни в одном древних Несторовых манускриптов не нахожу, а находится в прологах и Польских Историях, которыя, как Стрыковский говорит, из русских сочинили и здесь те находятся, о которых в изъяснении показано. Мне же известно, что в Новеграде у диакона Архиерейскаго есть древний летописец, из котораго я, видя у Архиепископа Прокоповича выписку о счислении древних весов, денег и мер, також грамоту Ярославлю о вольности Новогородцам, котораго нигде в манускриптах не нахожу. Я чрез многих приятелей просил у онаго, чтобы дал оную, хотя в его доме наняв писца списать, токмо добиться не мог, почему видимо, что разныя древния истории в разных руках находятся, чрез что многое от всеобщаго ведения остается в закрытии. Сего ради я сию выписку особною главою положил, и в Несторстве несогласие примечаниями показал, а что в сей не ясно, или не всякому известно, то я следующим изъяснил». [23]

Сноска 48. «Сие сказание хотя есть краткая выписка, а к тому из чего взято, то поврежденное и неполное, однакож ко изъяснению древности и Несторова темного сказания много служит, доколе полнейшая тех времен история сыскаться может, чрез что бы многия остающияся темности изъяснить и пополнить, что мню Святейшему Синоду весьма нетрудно, если повелить во всех монастырях всякия древния письменныя книги, тетради, грамоты и прочая обстоятельно описать, и под именем русской библиотеки напечатать, чтобы желающии в истории церковной и гражданской трудиться могли знать, где что сыскать могут, что и монастырям немалой доход и пользу принесет». [24]

Татищев закончил работу над своей историей в 1732 году, находясь в деревне. Возил работу в Петербург и пытался издать, но не встретил сочувствия. Он даже намеревался издать ее в Лондонском королевском обществе, «но по недостатку переводчиков, это дело так и не состоялось». [25]

Надо сказать, что всю жизнь Татищев посвятил не истории, а гражданской службе, и за нее много страдал. В конце жизни находился даже под следствием по наветам от недоброжелателей. «Приехав в свою подмосковную Болдино, Татищев уже не оставил этой деревни до смерти (июль 1750 года). Не смотря на то, что Татищев считался состоящим под судом, и у двери его постоянно стоял солдат сенатской роты, он усердно работал. Здесь он доканчивает свою историю, которую в 1739 году привозил в Петербург, но к которой не встретил сочувствия», – пишет Бестужев-Рюмин. [26]

К. Н. Бестужев-Рюмин: «Он описал древнюю историю России в большом фолианте, который по смерти его перешел в руки кабинет-министра Ивана Черкесова; тот передал его профессору Ломоносову, умершему в 1765 году. Рукописи этой не хотели сообщить профессору Миллеру, который сделал бы из нея самое лучшее употребление». [27]

Работа Татищева была напечатана при императорском московском университете в 1768 году.