Текст книги "Тропами святого Урала. Часть 2"

Не первый год как Антюфеевы перебрались в Тулу, обзавелись в Кузнецкой слободе двором и домом. Никита с утра пропадал дни напролёт в кузне отца, смотрел как тот работает, постепенно постигая азы кузнечного мастерства, приобщаясь к таинству укрощения металла, придумывая различные конструкции для ускорения производства. По началу Никита работал молотобойцем.

Но больше всего его привлекало изготовление стрелкового оружия – самопалов или пищалей, в конце 17 века получивших красивое название – фузеи. Нравился горячий металл, раскалённый и холодный, нравилось, когда в умелых руках кузнеца он превращался из простой болванки в красивую вещь и особенно ему нравилось, когда, сверкая всеми металлическими частями, выходило оружие от фузеи до пушки.

– Что, уважаемые кузнецы, скажите? – Тихон, он же староста оружейников, посмотрел на собравшихся, его недавно общим собранием кузнецов избрали на год решать все вопросы товарищества Кузнецкой слободы.

– Я хочу сказать, для непонятливых, что наша задача давать качественные изделия, только качественные. Запрещается самовольно продавать на сторону произведённое оружие, это государственное дело! Вот хочу отметить Никиту, сына Демида Антюфеева. Отец отошёл, царствие ему небесное, – Тихон перекрестился, – а малец пошёл работать, семье помогать, сестру, братьев на ноги надобно ставить.

– Иди сюда, Никита, пусть посмотрят на тебя, да некоторым может урок ужо будет! – Никита, весь смущённый, вышел на средину мирского двора, где решались многие вопросы слободы. Товарищи старосты, разделявшиеся по специальностям (будущим цехам): замочное дело, ствольное, станочное, плавильное, стояли рядом одобрительно подбадривая пацана. Тихон прокашлялся и погладил Никиту по голове:

– Вот малец стволы делает, а как старательно! Ни одного нарекания в его адрес! А этот басурманин Антип вырос дылдой, а всё туда же, то всё наперекосяк, то теперь удумал продать на сторону! А ну иди сюда, пусть на тебя полюбуется народ!

Антип, долговязый парень в светлой рубахе, подпоясанной пояском, в штанах тёмного света, медленно вышел на средину, уткнувшись глазами в пол.

Кузнецы (Из интернета)

Староста только закончил субботнюю приёмку здесь же в мирском дворе Кузнецкой слободы с товарищами. Здесь они наблюдали за работой приёмщиков стволов, замков, приборов. Требовалась особенно внимательная приёмка стволов, «чтобы железо было доброе и стволы выдержали пороховую пробу». И вот Антип опять напортачил.

– Антип, а Антип, а ты знаешь, что ты подводишь всех нас, всю артель кузнецкую, наш труд не простой, наши добрые дела! – продолжал костерить староста нерадивого кузнеца и поднял свои почерневшие в мозолях крепкие руки, можно сказать ручищи, показывая их честному народу. Что да, то да – руки у Тихона были трудовые!

– Уважаемые кузнецы, мне уже указали, что при подобном безобразном отношении наложат штрафы на всех нас, снизят заказы. Вот так нам Антип «славу» куёт! Ты о чём думаешь, когда работаешь так отвратительно! – посмотрел на Антипа Тихон.

– Что будем делать с Антипкой? – Тихон осмотрел присутствующих. Раздался возмущённый гул работников, стоявших с опущенными натруженными такими же работящими руками, сверкающими от злобы глазами. Кому охота отдать копейку из – за этого лоботряса!

– А батогов ему! – староста махнул рукой, и двое дюжих кузнецов скрутили руки Антипу, – в следующий раз ты у меня в сопровождении караула в Москву загремишь!

Никита лежал на кровати и смотрел в потолок. Отца нет. Надо думать, как содержать семью, помогать матери, да и планы на будущее нужно иметь. Братья растут, одевать, кормить надо, да и к труду приобщать.

Мысли бегут, возвращаются в недавние прошлые дни начала работы его после смерти батюшки. Первые пять алтын, заработанные Никитой, он отдал своей матери, сказав при этом: «Вот тебе, матушка, за то, что ты меня кормила и поила!» Сосед мастера, у которого жил Никита, заметивши в нем хорошего работника, стал переманивать его к себе, обещая вместо одного три алтына в неделю. Никита же, помня хлеб-соль своего хозяина, сообщил об этом ему, прося прибавить к прежней плате хоть что-нибудь. Кузнец, зная искусство и прилежание Никиты, охотно согласился на прибавку, и Демидыч, так его звали порой окружающие, остался у прежнего хозяина.

В темноте по потолку пролегла, в аккурат выше занавески, закрытой на ночь, полоска бледного лунного света. Никита посмотрел в окошко и увидел где – то там в глубине ночного неба светящуюся звезду. Интересно смотреть на небо, сколько там спрятано тайн. А звёздочка горит, будто кто-то неизвестный раздувает её, чтобы потом постучать молоточком и выковать из неё небесную брошку. Вот бы ему выковать подобную вещицу, поди денег бы стоила о-го-го сколько! И зажили бы они тогда с мамой и братьями сытно. Где-то и его звёздочка счастья есть, конечно есть, нужно только подумать хорошенько как её отыскать!

– Приоделся бы и сам, – подумал Никита. – Купил бы картуз с козырьком, рубаху с вышивкой синюю или зелёную, штаны и заветные кожаные сапоги. А подпоясался бы ещё поясом широким или кожаным ремешком. Одной рукой бы большим пальцем засунул за ремешок и вышел бы на улицу. Красота – а!

– Ох бы и засмотрелась бы тогда на него Авдотья Федотовна, дочь самопальника Федота, – продолжал мечтать юноша.

Никита вот уже несколько раз бывал у него в кузне и смотрел как мастер работает по изготовлению самопалов, пищалей, набирался здесь знаний и опыта. Там и повстречал Авдотью, которая приносила отцу термосок, с обедом завёрнутый в белый платок, связанный конвертиком. А красивая какая Авдотьюшка, в душе становится уютно и тепло, когда про неё подумаешь. С большой красивой косой – лебёдушка, да и только. А возрастом на несколько лет его моложе. В аккурат для него подходит.

Никита старательно работает. Чтобы староста был доволен отзывами на него. Вон Антип провинился и батогов получил, того и гляди работы лишат, да в Москву под караул загремит. Нет Никита пойдёт другим путём. Нужно денег скопить, да кроме своей работы, готовые изделия покупать у кузнецов по дешёвке, да перепродавать и так копеечку к копеечке складывать, мастерскую расширить надо, от отца она еще досталась, да фабрику свою маленькую построить не спеша. Глядишь и на ноги встанешь!

В вышине всё ярче светились звёзды. Никита ещё долго смотрел на ночное небо, какое оно огромное, просто бескрайнее. Звёздочки ярко горят там на верху, словно искорки, высыпающиеся из домницы (горна) при работе с металлом в кузне. А вон, расчертив небосвод, сорвалась такая звёздочка и, оставив яркий след, улетела куда – то за горизонт. А вон ещё одна, ещё. Так видно небо играет в свои ночные игры.

Постепенно дрёма окутывала глаза Никиты, мысли куда – то проваливались, потом опять возникало ночное звёздное небо и снова наваливался сон.

Перед ним ярко горел огонь, так сильно, что невозможно смотреть. Никита, выставив вперёд руку, пытается разглядеть, что впереди, но только яркое пламя горит на расстоянии вытянутой руки, обжигая лицо. Потом огонь закрутился, взметнулся вверх и Никита увидел себя стоящим у домницы, в которой полыхало пламя, и он споро работает с инструментом, удерживая выкованную железную полосу над огнём.

Да, конечно он знаменитый кузнец и делает свою часть работы по изготовлению пищали (ружья). Так вот железная полоса раскалилась до бела, дальше Никита сворачивает её в трубу. Раскалённый метал легко поддаётся в его умелых руках, сваривает дальше опять в горниле и, надев на круглый железный стержень, проковывает шов на наковальне.

Процесс изготовления пищали (ружья) очень сложен. Особенно тяжело всегда даётся заварка ствола. Но только не ему, мастеру огня! Эта операция и называется заваркой ствола. Так сваривали отдельно дульную и казенную части.

Никита нервно зашевелился в постели, полежал. Опять раздался лёгкий храп.

Очень непросто работать с огнём! Вот он соединяет части, рассверливает длинным сверлом, шлифует и обтачивает снаружи, придавая нужную форму. Всё, работа подходит к концу. Жарко! Он вытирает пот со лба и… Просыпается.

– Тьфу ты! – подумал Никита, – аж устал во время сна. Не спешно засунул ноги в тапочки, прошлёпал на кухню, зачерпнул ковшиком воды, посмотрел в окно на звёзды и стал жадно пить. Будто только что проделал огромную физическую работу в жаркой кузне.

Потом ему приснилось, что у него маленький оружейный заводик, он ходит между кузнецами, а они, завидев хозяина, все усердно работают, чтоб он увидел их рвение к работе. Кто его знает, может добавит за старание какую копеечку.

Сегодня особый день. Не то что какой-то необычный, просто Никита пригласил Авдотьюшку на тульскую ярмарку. Солнце уже не так грело, как в жаркое лето, после ночи уже обдавало утренней прохладой и приходилось на рубашку одевать зипунишко, а так днём достаточно тепло и комфортно. Сегодня ребята оделись в лучшее, так как ярмарка – это весёлый праздник, где кроме торговли много всякого интересного, развлекательного.

Авдотьюшка одела до пят сарафан, как цветочек полевой голубенький под стать глазкам, укрепила на лбу богатую повязку и заплела косу, вплела в неё ленточку и прикрылась душегреей – короткой кофтой без рукавов, распашной, собранной сзади во множество сборок, охватывающих талию пышным кольцом. А Никита в рубахе, подпоясанной кожаным пояском, в штанах, вправленных в чёботы добротные новые и картуз на голове.

Так как ярмарка располагалась в торговых рядах, что на правом берегу Упы, то путь предстоял через реку, потом перейти необходимо было дорогу на Павшино, которая дальше тянулась на Калужскую.

Идти было весело, рядом с ними шло много людей, ярмарка не столь частое событие, и для окрестного люда было большим событием. Нужно было выйти из деревянного города под стены кремля, где находились торговые ряды.

Б. М. Кустодиев. Балаганы. 1917 год

Тульский кремль в 17 веке, как и сегодня, представлял собой в плане прямоугольное сооружение. Стены его тянулись более чем на один километр (1066,5 метра) и охватывали площадь около шести гектаров. Подробное описание каменного города мы находим в писцовой книге 1685–1686 годов. Каждая его стена имела проездные башни, а соединялись стены между собой угловыми круглыми башнями. Проездными башнями кремля были: Ивановская (юго-восточная стена), Одоевская (юго-западная стена), Пятницкая (северо-западная стена), Водяная (северо-восточная стена); угловыми: Никитская (южная), Спасская (западная), Наугольная (северная), Ивановская Тайницкая (восточная). Северо-восточная стена кремля имела еще одну глухую квадратную башню, что на Погребу. Под ней находился погреб, где хранились военные припасы и провизия на случай длительной осады. Каменный город имел с северо-восточной стороны естественную защиту – реку Упу, а с остальных трех сторон был окружен рвом.

Ребят вынес поток людей к торговым рядам с северо – западной стороны кремля, где и организована была нынешняя ярмарка. Можно и не знать было маршрут к ярмарке, так как все улицы деревянного города сходились у каменного города. Здесь и в обычной жизни располагались горшечный ряд, большой москотильный ряд, старый и новый соляные ряды, старый и новый железные ряды, рыбные и орешные столы. На берегу Упы, за пределами деревянного города, так же в пяти саженях от каменного, находился мясной ряд. За пределами деревянного города, около Никольского моста, располагался калачный ряд, где продавали хлеб и разнообразную выпечку. На правой стороне Никольской улицы размещался серебряный ряд. Вдоль Крапивенской улицы располагался кузнечный ряд, где кузнецы – как казенные, так и оброчные – могли реализовывать свой товар.

Эх, вот она родимая, вот она ярмарка! Ох, сколько цветастого люда, одетого в самую разнообразную, ярких расцветок одежду! Кого тут только не увидишь: и приезжие купцы, и торговцы, и ремесленники, как из окрестных деревень и сел, так и из отдаленной местности, чтобы продать свой товар и посмотреть чужой. Урожай собран, теперь в самую пору бы его продать и получить денежки. Опять же на них закупить, что семье надобно на хозяйство.

Эх подходи, налетай подешевело! Вокруг заключаются самые выгодные и крупные торговые соглашения, здесь и дельцы не только из местных городов и деревень, а и заморские гости из дальних стран.

– Авдотьюшка, а вон смотри какой жирный иноземец в своём наряде в непонятной шляпе с пером! Ох-ха-ха!

А вокруг каждый продавал что хотел, здесь и бублики тебе и сахарные кренделя, пряники.

Никита, вцепившись молодыми зубами в калач, держась рукой за ручку калача, резко повернулся и с разворота влетел на стоящую поперёк дороги корову. От неожиданности свалился у него с головы картуз.

– Э, дурная скотина! Ты чего на пути!

Он быстро доел калач до конца, схватил за руку свою Авдотью и потащил сквозь толпу дальше. А под ногами и курицы с петухами, и гуси с индюками. Никита остановился и ручку от калача покрошил птицам.

– Ко-ко-ко! Га-га-га! Ешьте на здоровье, пернатые! – прокричал мальчуган.

Перед ними появились лавки с посудой и разными поделками гончаров, ткачи нахваливали свою продукцию – изделия из тканей, стекающих ручьями с увешенных ими стен лавчонок:

– Покупай полотенца да простыни, рубахи, платки – чистый лён, запаха необыкновенного, душистого!

Какой – то безногий сидел возле колоды для чистки обуви, а на низкой маленькой табуреточке, стоявшей рядом с колодой, лежали разложенные сапожные щётки. Калека начищал обувку богатенькому купцу, который, поставив ногу на колоду, свысока разглядывал, что делается вокруг. Тут же сапожники чинили обувь, брадобрей, намазав пеной лицо какого – то дядьки, большим лезвием бритвы брил бороду и периодически вытирал пену об халат.

Ох родимая, ярморочка, хороша-то как! И будто подтверждая общий настрой, со стороны раздался смех, переходящий в истерический хохот!

– Авдотьюшка, побежали! Это Петрушка!

Впереди показался веселый и разбитной балагур и весельчак, с не очень – то хорошей внешностью: с горбом, большим носом и резкими чертами лица, который из – за ширмы вещал писклявым и резким голосом. Но вокруг народ валился со смеху от его чудачеств! Петрушка то и дело попадал в различные неловкие ситуации и был не единожды бит за свой весьма длинный язычок, что вызывало новые волны хохота.

Петрушка никогда не унывает, весело задирает свой длинный и горбатый нос и продолжает балагурить и смешить народ то своим сватаньем, то устройством на работу или другими забавными приключениями.

Тут же по рынку, с целью зазывания покупателей, ходили и смешили людей различными шутками-прибаутками, рекламируя товары, шуты и скоморохи.

Насмотревшись представлений и уже явно проголодавшись, ребята рванули к лоткам со сладостями, фруктами и напитками. Тут же бродили, продавая еду, специальные разносчики, выкриками пытавшиеся перекричать шум толпы:

– Пирожки вкусные, сладкие, с картошкой и ливером, с вареньем и ягодами!

– Кукуруза сахарная, горячая, кукуруза тает во рту – налетаем!

Особенно привлекательным им показалось приготовление пряников, которые готовили тут же. Каждый пряничник старался сделать свою продукцию вкуснее и красивее прочих. Сладости продавали на любой вкус: заварные, медовые, сливочные, фруктовые, мятные и даже горчичные.

На столе в деревянные формы парень, в переднике набивал тестом вырезанные узоры в зеркальном отражении, пока не получал отпечаток орнамента – до сих пор пряники с узорами называются печатными. На них изображали местные достопримечательности, зарисовки из жизни и картинки-обереги. У каждого кондитера были свои пряничные формы, и знающий человек мог узнать мастера, просто взглянув на товар. Потом ударом об стол, принявшее форму тесто выбивалось и помещалось тут же в небольшую печь, откуда уже и выходили зарумянившиеся прянички!

В это время послышалась плавная песня. Женские голоса выводили народную красивую любимую мелодию, проникающую в самую душу. Никита и Авдотьюшка, разбив хоровод и встроившись в него, старательно стали подпевать знакомую песню, держась за руки с остальными. Вокруг зелёная поляна, всё усыпано цветами и разноцветными платьями участников.

– Авдотьюшка, моя, синеглазка из сказочки, – проговорил Никитушка, смотря в глаза девушке.

Авдотья зарделась от смущения и весело задорно и счастливо рассмеялась. Вокруг звучала музыка, выступали скоморохи и лицедеи. Но ребята куда – то улетели в космос и ничего вокруг почти не видели, кроме влюблённых лиц друг друга. А вокруг всё пело, танцевало и светило солнце, грея осенними лучами людей, веселившихся где-то там внизу, на земле.

В это время раздался какой-то шум, громкий смех и неторопливое вождение хоровода разорвалось удалой русской пляской, в которой танцоры соревновались друг с другом в выделывании различных замысловатых фигур и коленцев.

Ребята переглянулись друг с другом округлившимися глазами, будто только что спустились на землю с неведанной планеты, и ничего не понимая, что происходит вокруг, но быстро придя в себя, опять засмеялись громко и счастливо и побежали, взявшись за руки куда-то туда, к голубой искрившейся глади реки, на встречу солнцу и своей взрослой жизни.

А ярмарка плясала и веселилась, поодаль сильные мужчины вступали в кулачные бои, отчаянно молотя друг друга. Особенно популярны такие бои были на Масленицу, в них участвовали обычно физически развитые мужчины любого возраста вне зависимости от положения в обществе. Бой мог проводиться один на один, стенка на стенку или в виде «сцеплялки-совалки» (напоминала вид оригинального русского единоборства, в котором борьба проходила с помощью бросков и захватов). Для мужчин эта забава была одной из любимых, ведь она позволяла проявить свою силу, ловкость и мужество, «выпустить лишний пар» или даже «выбить из головы дурь», скопившуюся там, на протяжении повседневной рутины.

А вдали солнышко стало таять, свет его лучей поблекнул и начал теряться в огромном темнеющем небе. Наступал вечер.

Глава 3. Пётр Первый и Демидов

Капли дождя неустанно молотили по мостовой, деревьям, домам, по образовавшимся лужам, создавая на мгновения пузыри, которые тут же лопались и опять возникали. Другие капли тут же стекали с уже пожелтевших листьев берёз, росших по обочине. Наступала осень, а за ней впереди маячила долгая зима. Небо затянуло низкими серыми тучами, которые почти касались куполов церквей, возвышавшихся над Тулой.

Смело вышагивал по улице молодой человек лет тридцати, одетый в лёгкий кафтан нараспашку с развязанными тесёмками, пришитыми вместо пуговиц, изредка перепрыгивая низины, заполненные водой, и пестревшие жёлтым цветом упавшей листвы. Настроение у него, в отличие от окружавшей его хмурой природы, было замечательным, о чём свидетельствовало весёлое мурлыканье под нос забавной песенки «О весновой службе», вертевшейся у него в голове:

 
«Бережочек зыблетца,
да песочек сыплетца,
а ледочек ломитца,
добры кони тонут,
молодцы томятца:
 
 
Ино, Боже, Боже,
сотворил ты, Боже,
да и небо – землю,
сотвори же, Боже,
весновую службу!»
 

(старинная песня)

– Нескоро ещё весна, нескоро. Зима – самая работа у кузнецов! – проговорил Никита Антюфеев и, открыв дверь, заскочил в дом.

– Артемий, а ну собери молотобойцев наших, – Никита скинул промокший кафтан, причесал чёрные волосы, прогладил рукой бороду, – Как тут вы у меня, как дела?

Никита прошёл в плавильню к домнице. За ним проследовали его работники, радостные оттого, что у хозяина настроение хорошее, доброе.

– Так что у нас тут? – он осмотрел домницу-кормилицу.

Артемий бойко стал рассказывать о проделанной работе по подготовке к сезону:

– Старые две домницы в работе, Никита Демидович! Да, пройдёмте, посмотрим, где ставим новую с плавильной печью и «со всеми домницкими снастями». Так что к сезону, к зиме плавку металла начнём и на новой, – начал Артемий.

– Никифор и Ничипор, что при домнице у нас, работу знают, бодро, споро делают, – продолжал он, – Вот поставили уже не глиняную, а кирпичную печь и внутри облицевали огнеупорным мятчиковым белым камнем.

Новая домница стояла уже сияя новизной и смотрела на них верхними и боковыми отверстиями.

– Хорошо, хорошо, Артемий, – настроение Никиты всё становилось лучше и лучше.

Старая же печь гудела огнём. В разожженную домницу мастера тут же сверху укладывали вперемешку древесный уголь и железную руду. В боковое отверстие мехами пошла подача воздуха. Температура в печи поднялась до 800–900 градусов, а при непрерывном дутье она достигала и до 1100–1200 градусов порой. Пирометров и специальных приборов для определения температуры не было, поэтому готовность определяли по цветам каления. Только полумрак позволял разглядеть и понять необходимый оттенок свечения, в котором степень накала отливает желто-красными переливами.

Содержащееся в руде железо тягучей массой начало сползать вниз – в изложницу. Там оно остынет и образуется железная болванка (крица). Еще не совсем остывшую крицу мастер тут же вынет клещами, затем в кузнечном горне её ещё добела накалит и сделает проковку. Так повторит несколько раз, пока после удаления излишнего углерода, не получится плотная чистая железная крица весом 20–25 фунтов (8–10 кг).

Никита подошёл к большой наковальне, тут стояли ещё и малые наковальни, лежали молотки и молоты, клещи различной формы, зубила, пробойники, гладилки и обжимки, а также гвоздильни, тиски и напильники.

Никита Демидович, а теперь его называли в основном так, взял в руки молоток и оглядев собравшихся, сказал:

– Артемий, завод строить будем, передай всем! Пора и нам самим на полный цикл переходить: и уголь жечь, и крицу не только самим лить и у крестьян окрестных скупать, а всё на заводе делать, вплоть до выхода ружей, фузей, пушек! А можем, как считаешь, Артемий! Кстати, у нас Иван Баташов, бумажных дел голова, где?

– Да, всё сделаем, Никита Демидович, аль рук у нас нет? – ответил Артемий.

– Здесь я, Никита Демидович, – вышел вперёд высокий парень с густой шевелюрой и усами.

– А мы, Иван, деревенским перевели в долг за будущую крицу деньжат?

– Перевёл намедни, Никита Демидович, перевёл! Как не перевести!

– Хорошо, хорошо, Иван Тимофеевич, так и работай старательно, приказчиком на завод поставлю!

Никита Демидович Антюфеев проследовал в подсобное помещение, где находились запасы угля, криц, железное сырьё, бочки с водой и другие необходимые в кузнечном ремесле материалы.

Он, унаследовав «старинный отцовский промысел», расширил его, совместил «рудяной промысел» со скупкой и перепродажей криц, обогатился и постепенно стал почитаемым и уважаемым горожанином, используя также умение ладить с городской и монастырской администрацией, управляющими всеми процессами в городе и подвластными крестьянами.

– Давай, Артемий, работайте, продолжайте, а я пройду в мастерские и посмотрю, как ружья делаются.

– Никита Демидович, бумагу царскую принесли, – подал опять Иван Баташов голос, – хотел до вас принести в кабинет, важная поди царская бумага, с печатью от генерального писаря Инехова, который является делопроизводителем и адъютантом Преображенского полка! Может посмотрите сперва, по что важное там сообщение?

– И что ж ты, сучий потрох молчишь, ходишь туда – сюда, бумага от царя, а он думает нести – не нести, бегом мне за ней!

– Так вот, Никита Демидович, и она, – держа в руках бумагу царскую, смотрел Иван на Антюфеева.

– Читай, читай, мне быстро, Никита сел на табурет, стоявший рядом, и приготовился слушать.

Баташов огляделся, развернул грамоту и с выражением начал читать красивым почерком написанный текст. Демидов разомлел в тепле и, с важностью от происходящего, слушал, а в голове у него то и дело возникали видения, что он находится на своём заводике собственном, вокруг него работают большущие станки, льётся металл, молот многотонный бьёт по наковальне, вот его заводы дымят трубами в небо, один, второй, третий, много, очень много у него заводов.

А в той грамоте предписывалось о необходимости доставки в Преображенский полк ему, оружейному мастеру туленину Никитке Демидову, новых ружей по перечню, да в ремонт забрать оттуда старых, а ехать надобно в управление полком, которое размещалось, где и полк: в подмосковном селе, давшем ему название. Именно здесь «сидел и Преображенский полк ведал», а непосредственным местом его «сидения» являлась Преображенская съезжая изба.