Текст книги "Страсти по спорту"

Квинтэссенцией чемпионата 1989 года стал последний, японский, этап. Прост лидировал, и лишь победы в обеих заключительных гонках давали Сенне шанс отстоять титул. До финиша на трассе «Сузука» оставалось семь кругов, Прост шел на первом месте, Сенна, в который уже раз, пытался обогнать его на входе в поворот. Но на сей раз излюбленный маневр не удался: француз не уступил, как это случалось раньше, и не стал тормозить. Сцепившись, обе машины вылетели на обочину и замерли. Надо отдать должное Просту, который вовсе не «завелся», а совершенно хладнокровно позволил бразильцу ударить себя. Он все рассчитал и, видимо, просто решил наказать Сенну, понимая, что при обоюдном сходе с трассы победа в чемпионате будет за ним. Упорный бразилец умудрился с помощью пожарных освободить свою машину и блестяще финишировать, вырвавшись на последних метрах в лидеры, но по окончании гонки был дисквалифицирован за опасную езду – Прост в третий раз стал чемпионом мира.

После этого инцидента атмосфера в команде, понятно, не улучшилась, впрочем, еще раньше было объявлено, что Прост переходит в «Феррари». В следующем сезоне ситуация повторилась с точностью до наоборот. На той же японской трассе теперь уже Просту нужна была победа, чтобы догнать по числу очков Сенну. На первом же после старта повороте бразилец, не заботясь о приличиях, откровенно выпихнул «Феррари» Проста с трассы. На сей раз дисквалификации не последовало, в чемпионате победил Сенна. Через год свой третий титул он выиграл безоговорочно, очередная модель «Феррари» получилась неудачной и не позволила Просту подняться выше пятого места.

После этого Профессор решил взять «академический отпуск», поскольку, по его словам, хотел отдохнуть от сумасшедшей жизни гонщика. Но все прекрасно понимали, что он просто не видит команды, выступая за которую можно было бы бороться с Сенной.

Пока Прост комментировал этапы «Формулы-1» для французского телевидения, такая команда появилась: «Уильямс» с моторами Renault прервал монополию «Макларен-Хонды». Пилоты команды заняли первое и второе места. Не успел закончиться сезон, как было объявлено, что на следующий год первым пилотом «Уильямса» будет Ален Прост. Ради него Фрэнк Уильямс, хозяин конюшни, пренебрег даже «царствующим» чемпионом Мэнселлом, который, оскорбившись, ушел гоняться в американский Indycar.

В 1993 году все с замиранием сердца ожидали продолжения борьбы Профессора и Волшебника. Но Сенна уже находился в заведомо проигрышном положении: «Макларен» лишился превосходства, которое несколько сезонов обеспечивали двигатели Honda, а с мотором от Ford бороться против чемпионского Уильямс-Рено было бессмысленно. «В квалификациях мне приходится ехать за пределом собственных возможностей, чтобы догнать “Уильямс”, и, выходя из машины, я радуюсь, что остался цел», – говорил тогда Айртон. «Не очень приятно постоянно рисковать жизнью, чтобы попасть в первый ряд на старте. Рано или поздно спрашиваешь себя – зачем? В конце концов, даже если я вырываюсь вперед со старта, это недолго развлекает публику, вскоре оба “Уильямса” меня обгоняют. Знаете, просто в такие моменты тобой управляет сердце, а не разум».

Не умея смириться с поражением, Сенна буквально на себе тащил злополучный «Макларен» к финишу. И снова дождь помогал ему – дома в Бразилии, в Монте-Карло, где он побил рекорд Грэма Хилла, победив в шестой раз, в Японии… В Донингтон-парке, в Англии, Сенна стартовал четвертым. Впереди были Прост и Дэймон Хилл на «Уильямсах» и Михаэль Шумахер на «Бенеттоне». Но это была гонка Человека дождя.

Сразу после старта Хилл выдавил Шумахера на внешнюю сторону трассы, а тот, в свою очередь, выдавил Сенну. В этот момент Вендлингер, стартовавший пятым, смог обойти по внутренней траектории и Сенну, и Шумахера.

Сенна резко ушел внутрь первого поворота и по «классической» траектории прошел Шумахера, а потом сделал то, на что не решился бы ни один гонщик: вернулся на внешнюю траекторию. Это было абсурдом, заведомо проигрышным маневром – поворот выходил длиннее, так не ездил никто. Но Сенна просто промелькнул мимо Вендлингера в повороте и успел занять нужную позицию перед следующим правым поворотом. Скорее всего, сцепление с трассой на внешней стороне было намного лучше, чем на внутренней, и Сенна оказался единственным из гонщиков, кто смог это предугадать.

Затем он обошел сначала Хилла, а затем Проста и к концу первого круга уже был на первом месте. Многие эксперты потом говорили, что это был лучший первый круг гонки, который они когда-либо видели. Дождь то прекращался, то начинался снова, гонщики постоянно меняли резину, а Сенна несколько раз затягивал смену, продолжая ехать по мокрой трассе на сликах.

Лучший круг гонки Сенна тоже показал так, как не делал до него никто, – он проехал через пит-лейн, не останавливаясь, а по пути еще и помахал своим механикам. Путь через пит-лейн был короче, а скорость перед боксами тогда не сбрасывали. Комментаторы оживленно бросились обсуждать очередную экстравагантную выходку бразильца. Но после гонки Айртон объяснил, что это вышло случайно – он собирался сменить дождевую резину на слик[3]3
  Слик – абсолютно гладкий тип резины покрышек, без канавок и протекторов. Увеличивает сцепление с дорогой, но при этом изнашивается (стирается) быстрее, чем «дождевая» резина с характерным рисунком протектора. С 1998 по 2008 год слики в «Формуле-1» были запрещены. – Прим. ред.


[Закрыть], но, уже свернув на пит-лейн, заметил, что дождь пошел снова, и решил продолжить гонку на дождевой. Поприветствовать механиков, по его словам, было в этой ситуации совершенно естественным, а о лучшем круге Айртон вообще не думал.

На финише в одном круге с Сенной был только Хилл, отставший на 80 секунд.

1993 год принес Айртону Сенне пять побед на этапах, всего на две меньше, чем у Проста, и второе место в чемпионате. Профессор, хотя многие и считают сезон 1993 года не лучшим в его карьере, между тем обеспечил себе уверенную досрочную победу и уходил в зените славы.

Никто, кроме самого Проста, похоже, не был рад. Даже поклонники Сенны, думается, чувствовали, какой потерей для «Больших призов» станет уход Профессора. Да и сам бразилец, уже трехкратный чемпион, остепенившийся, сменивший агрессивную манеру езды на филигранную технику, в душе вряд ли был доволен тем, что его вечный оппонент подался на покой. Ведь он остался последним из чемпионской когорты, а вместе с Простом уходила целая эпоха. Возможно, этот переломный момент и определил дальнейшую трагическую судьбу Сенны, но это уже другая история.

Как и история другого известного противостояния в мотоспорте, к счастью, не настолько трагического. Замечательного итальянского мотоциклиста Массимилано Бьяджи по прозвищу Безумный Макс обожали на родине. К началу ХХI века он как раз вступил в пору спортивного расцвета и наверняка стал бы чемпионом мира, не появись в шоссейно-кольцевых мотогонках вундеркинд Валентино Росси. Но Росси появился, и максимум, чего удалось добиться Бьяджи, – это стать вторым.

Они почему-то сразу невзлюбили друг друга. Росси вспоминал, как, еще будучи ребенком, смотрел мотогонки по телевизору и отчего-то испытывал безумную антипатию к Бьяджи: «Даже не знаю отчего, но мне ни разу не захотелось с ним пообщаться. Тогда он начал говорить обо мне гадкие вещи в прессе».

В истории взаимоотношений двух кумиров Италии было немало любопытного. Была, скажем, гонка в Японии в 2001 году, когда оба ехали бок о бок, выталкивая друг друга за обочину, и Росси, по собственному признанию, ощутил себя мотокроссменом – только рубящимся на скорости не 60, а 220 км/ч. Он выиграл ту борьбу и, уезжая от Бьяджи, сделал неприличный жест рукой в его адрес. Был еще круг почета Росси с привязанной куклой Клаудии Шиффер за спиной – намек на нашумевший роман противника с Наоми Кэмпбелл.

Подобные эскапады – все-таки экзотика. Для хорошей драмы обычно вполне достаточно самого по себе спортивного содержания дуэлей. Так, схватку прыгунов в высоту Валерия Брумеля и Джона Томаса называли суперсерией еще за 10 лет до хоккейной битвы 1972 года. Советский спортсмен четырежды обыграл противника при том, что однажды – на Stanford Stadium – за американца болели 100 000 человек, а в другой раз – в знаменитом нью-йоркском Мэдисон-сквер-гарден – состязаться пришлось в совершенно непривычных для Валерия Брумеля условиях: публика курила, а во время прыжков, чтобы «завести» зрителей, играл джаз.

Спустя год за советским прыгуном наблюдали 100 000 человек уже в Москве, в «Лужниках» (в СССР прыжки в высоту, как и в США, в те годы были культовым видом спорта). И в очередной своей победной дуэли с Томасом Брумель взял 2,28, установив феноменальный мировой рекорд, который сравнивали с полетом в космос Юрия Гагарина.

Злым гением для Томаса Брумель стал еще до той суперсерии, опередив американца в 1960 году на Олимпиаде в Риме. Но самое болезненное поражение от великого российского прыгуна американец потерпел на следующих Играх – в Токио. В день финала шел дождь. И, как писали потом местные газеты, создавалось впечатление, что, чем сильнее он лил и чем труднее становилось разбегаться по гаревой дорожке, тем увереннее чувствовал себя Брумель. Они с Томасом в итоге остановились на одинаковой высоте – 2,18, но у спортсмена из СССР, выступавшего под 666-м номером, было на попытку меньше.

В начале ХХ века на первый план вышли девушки. Девушки с шестом. Что для американской легкой атлетики было, в принципе, довольно странно. Культ американцев в легкой атлетике – это спринт, но никак не шест. Но женский шест включили в олимпийскую программу, а для американцев медаль Олимпиады, в каком бы виде спорта она ни была добыта, – еще бóльший культ.

Сидней, точнее, добытое там «золото», полностью изменил жизнь калифорнийской девушки. Дело не в премиальных, заработанных там Стэйси Драгилой, и не в роскошных рекламных контрактах. В том же 2000 году она, мировая рекордсменка и олимпийская чемпионка, получила еще одну награду, которая, возможно, даже ценнее, чем «золото» Сиднея, – приз Джесси Оуэнса: он вручается лучшему легкоатлету сезона.

Спустя год после ее олимпийской победы турнир прыгуний с шестом на чемпионате мира в Эдмонтоне держал в напряжении весь стадион. Никто не ожидал, что молодая российская прыгунья Светлана Феофанова будет почти на равных с непобедимой американкой. Почти – это потому, что одну из своих попыток, на 4,65, она все-таки сорвала. В итоге, правда, добралась до той же отметки, что и Драгила, – 4,75, но для победы этого оказалось мало. Нужно было прыгать на мировой рекорд. Высота 4,82 не покорилась ни Светлане Феофановой, ни Стэйси Драгиле, которая чемпионкой все равно стала.

Тогда москвичка с удивительной непосредственностью, граничащей с наглостью, рассуждала об огрехах в технике Стэйси Драгилы, которая многим казалась идеальной: «Она посредственно выполняет первую фазу прыжка – компенсирует все на второй».

И на следующий год Светлана Феофанова доказала, что «наглела» не на пустом месте, в течение четырех февральских недель установив пять мировых рекордов для закрытых помещений! Еще два «зимних» достижения она добавила в свою коллекцию с началом нового сезона. Ее лучший результат (4,77) и летний мировой рекорд Драгилы разделяли всего четыре сантиметра. Американка на чемпионате США 2 марта вернула себе «зимний» рекорд – 4,78. До чемпионата мира в Бирмингеме, который должен был решить, кто из них сильнее, оставалось чуть больше недели.

Но… никакой битвы в Бирмингеме не вышло. Драгила не взяла смешную для себя квалификационную высоту 4,30. «Я старалась компенсировать отсутствие Стэйси и прыгала в полную силу», – шутила Феофанова в ответ на вопрос, почему ей удалось внешне так легко взять новую «зимнюю» рекордную высоту – 4,80. В Бирмингеме поговаривали, что к «настоящим» прыжкам лучшие спортсменки подберутся поближе уже в августе, на летнем чемпионате мира 2003 года в Париже. Там и ожидалась главная дуэль Светланы Феофановой и Стэйси Драгилы.

А то сидят некоторые рядом. Смотрят. Я же тоже все вижу – периферическим зрением своим. Но моих глаз они не видят.

Елена Исинбаева о соперницах

И она состоялась. Вот только вместо Драгилы, выбывшей достаточно рано – американке не покорилась высота 4,60 («спотыкаться» она начала еще раньше: едва не сбила планку на 4,55), – основными соперницами Феофановой были уже немка Анника Беккер и совсем еще молодая Елена Исинбаева. Светлана, между прочим, вышла в сектор с высокой температурой и забитыми бронхами. В таком состоянии показан постельный режим, а не финал чемпионата мира. Обычно живая и задорная, выглядела Феофанова не лучшим образом. Особенно бросалось в глаза ее осунувшееся, бледное лицо, на котором ярче обычного проступали веснушки.

После нервной «перестрелки» на отметке 4,7 °Cветлана с большим запасом взяла 4,75, показав, что может, если надо, прыгнуть и выше. Исинбаева и Беккер сдались на милость победительницы. Все, можно вздохнуть с облегчением. И вслед за рыдающей на плече тренера Исинбаевой расплакалась и железная Феофанова, обычно скрывающая от всех свои эмоции. Она все же взяла себя в руки и даже попросила судей установить планку на сантиметр выше мирового рекорда – 4,83, но в последний момент отказалась от штурма этой вершины.

Следующий сезон вошел в историю женского прыжка с шестом как сезон поединка Феофановой и Исинбаевой. Подхлестываемые соперничеством друг с другом, обе спортсменки устанавливали один мировой рекорд за другим. Большой финал состоялся на Олимпийских играх – 2004 в Афинах. После того как Исинбаева не взяла 4,70 и 4,75, казалось, что Феофановой ничто не помешает стать олимпийской чемпионкой. До высоты 4,75 у нее не было ни одной осечки. Однако Елена прыгнула на 4,80, а Светлана провалила все последующие попытки и осталась с серебром. В итоге Исинбаева выиграла с мировым рекордом 4,91 м.

Шахматы многие отказываются считать спортом – и совершенно напрасно. Драматизм противостояния там не меньше, чем в боксе, а сложность и точность расчета вкупе с ценой принимаемых решений не уступают «формулическому». И пусть за доской сантиметры или секунды не имеют такого значения, как в легкой атлетике, напряжение в шахматных дуэлях не ниже, чем на беговой дорожке или в прыжковом секторе.

Поистине монументальным противостоянием стали матчи Анатолия Карпова и Гарри Каспарова. Они сражались за звание чемпиона мира пять раз – больше, чем какая-либо другая пара соперников. Первый матч (начался 10 сентября 1984 года) вроде бы не предвещал для чемпиона особых проблем – при регламенте до шести побед Карпов вел 5:0. Но этот матч стал рекордным по продолжительности.

Выиграть шестую партию Карпов так и не сумел. Каспаров выдержал натиск, сделал серию ничьих, а потом начал выигрывать. После 48 партий, при счете 5:3 в пользу Карпова, матч был прерван вопреки яростным возражениям Каспарова. Официальной причиной его прекращения была названа забота о здоровье игроков. С этого момента система бессрочных матчей была упразднена и заменена на матч из 24 партий. При счете 12:12 чемпион сохранял титул.

Я предпочитаю таких шлюх, как твоя сестра.

Марко Матерацци Зинедину Зидану

Второй матч между Анатолием Карповым и Гарри Каспаровым состоялся с 1 сентября по 10 ноября 1985 года в Москве. Каспаров победил со счетом 13:11 и стал 13-м – и самым молодым в истории – чемпионом мира по шахматам. Он победил и в матч-реванше, а также отстоял свой титул еще в двух матчах. В 1987 году в Севилье, перед последней партией Карпов вел +1, но Каспаров переиграл Карпова его же оружием, холоднокровно наращивая позиционное давление и виртуозно используя малейшие помарки противника.

В 2002 году непримиримые соперники встретились вновь, и Карпову удалось победить Каспарова в неофициальном матче из четырех партий со счетом 2,5:1,5.

Матчи Карпова с Каспаровым были не только шахматным противостоянием – они достаточно быстро, по крайней мере в глазах широкой публики, превратились в нечто большее. И дело не только в том, что одним из последствий этих матчей стала реформа (а по сути, развал) Международной шахматной федерации (ФИДЕ) и раскол в мировом шахматном движении (почти 10 лет ФИДЕ лихорадило, и лишь к началу XXI века организация восстановилась). Для многих Карпов был продуктом и агентом советской системы, а Каспаров – представителем нового, демократического мира. В их противостоянии многие видели символ драматических перемен, которые переживал СССР, да и весь мир в конце ХХ века. Трудно сказать, помогала ли такая трактовка развитию шахмат. Вообще, когда противостояние спортсменов выходит за рамки спорта, спорт, как правило, страдает. Хотя само столкновение запоминается надолго.

Сейчас уже вряд ли кто-то, кроме специалистов, скажет, кто именно забивал в основное время в финале чемпионата мира по футболу 2006 года. Но то, что произошло на 109-й минуте матча, помнят многие.

В центре поля капитан французской команды и трижды лучший футболист мира Зинедин Зидан боднул защитника итальянцев Марко Матерацци в грудь. Тот рухнул на газон (французы в тот момент серьезно «поддавливали» итальянцев). Главный арбитр не видел эпизода, но, посовещавшись со своим помощником, который наблюдал инцидент лично со своей позиции на бровке, показал Зидану красную карточку.

Целый год вопрос, что же Матерацци сказал Зидану, будоражил умы. Сам итальянский провокатор даже выпустил книгу «Что я на самом деле сказал Зидану», в которой привел 250 версий фразы разной степени остроумности. Через год, 20 августа 2007 года, в интервью итальянскому журналу Sorrisi and Canzoni он признался. Фраза звучала так: «Я предпочитаю таких шлюх, как твоя сестра».

Голы, кстати, в том матче забили Зинедин Зидан на седьмой минуте и Марко Матерацци – на 19-й. Итальянцы победили в серии пенальти.

Глава 2
Противостояние команд

•  Суперсерия-1972: Канада – СССР

•  «Эль Класико»: «Барселона» – «Реал»

•  Противостояние команд-«династий» в НБА

•  Командные драки на спортивном поле

До сентября 1972 года хоккейные турниры делились четко: одни – только для профессионалов, другие – только для любителей. Но после суперсерии Канада – СССР хоккейный мир начал меняться.

Это был хоккей высшей пробы, турнир, равного которому не будет уже, наверное, никогда. Хотя бы потому, что исход спора, длившегося 480 минут, или 28 800 секунд «чистого времени», определился лишь за 34 секунды до финальной сирены восьмого и последнего матча серии. Почти каждая из восьми встреч сборных Канады и СССР собирала около 100 млн телезрителей в Советском Союзе и порядка 25 млн – в Канаде и США, не считая еще нескольких миллионов болельщиков, приникавших к телеэкранам в Европе.

«Для сборной СССР любое место, кроме первого, – провал». С середины 60-х годов в Советском Союзе это была практически официальная оценка итогов международных соревнований по хоккею. В Канаде на государственном уровне так формулировали вряд ли. Не было смысла. Вообще не было смысла сравнивать, соревноваться. Канадский хоккей – лучший в мире, это аксиома.

Впрочем, к началу 70-х годов канадцы уже были готовы вести разговоры о встрече сборной СССР с профессионалами. И весной 1972 года официальное соглашение о встрече хоккеистов НХЛ с советской сборной было подписано.

В Торонто и в Москве появились тренеры-разведчики соперников. Отчет канадской разведки был уничтожающим для сборной СССР. В пух и прах было раскритиковано все – передачи, броски, манера атаки и все, включая молодого вратаря Владислава Третьяка. Вместе с тем канадцы всерьез опасались, что «русские тренеры… наверняка загонят все полученные у нас данные в электронную машину и получат рекомендацию, как остановить Фила Эспозито…»

Советским тренерам же было совершенно непонятно, как такие закоренелые нарушители режима («после тренировки куда-то разъезжаются», «к отбою возвращаются не все») вообще ухитряются играть. Однако аура энхаэловского хоккея действовала даже на самых ярых поборников дисциплины: «Есть у канадцев один форвард, – рассказывали «разведчики». – Не руки – рычаги! Бросок мощнейший! Обводка – на широченной амплитуде… Похож на нашего Сашу Якушева, но, конечно, куда сильнее!»

Едва ли не вся Канада требовала от своих кумиров победы в Серии со счетом 8:0. Не смущало поклонников ни отсутствие Бобби Халла, ни травма Бобби Орр а, одного из самых ярких игроков НХЛ за всю ее историю. Тем более что всех остальных лучших канадские тренеры получили.

В одной тройке были собраны звезды: центрфорвард Фил Эспозито и края из «Монреаля» – Курнуайе с Фрэнком Маховличем. Была и сыгранная тройка из «Рейнджерс» – Джильберт, Рателль и Хэдфилд. А еще – Пол Хендерсон и Рон Эллис из «Торонто» и пусть уже сходящая, но все еще яркая звезда – Стэн Микита из «Чикаго». А еще – Бред Парк и Род Силинг, Ги Лапойнт и Серж Савар, Тони Эспозито и Кен Драйден.

В состав команды Всеволода Боброва и Сергея Кулагина также вошли лучшие. Владислав Третьяк и Владимир Шаповалов, Александр Рагулин и Виктор Кузькин, Владимир Лутченко и Геннадий Цыганков, Валерий Васильев и Валерий Харламов, Борис Михайлов и Владимир Петров, Владимир Шадрин и Вячеслав Старшинов, Александр Мальцев и Александр Бодунов – легенды советского хоккея. Не было, правда, Анатолия Фирсова – одного из лучших форвардов СССР поколения 60-х. Он выступал за возвращение в сборную прежнего тренера, Анатолия Тарасова, за что и был отлучен от команды.

После того, что русские сделали с нами в нашей игре здесь, в Канаде, боюсь, в спорте не осталось ничего святого.

Фрэнк Маховлич, левый край «Монреаль Канадиенс», о суперсерии-72

Сборная СССР прилетела в Монреаль 30 августа, а утром следующего дня хоккеисты вышли на лед тренировочного катка «Канадиенс». Суперсерия началась, хотя до официального вбрасывания было еще двое суток. И первая победа была за сборной СССР – посетившие очередную тренировку советской команды в монреальском «Форуме» канадцы стали жертвами мистификации, а точнее – военной хитрости. Они увидели корявых нападающих, которые не могут как следует бросить шайбу, неуклюжих, едва держащихся на ногах в резких поворотах защитников…

Потом, уже вечером 2-го сентября, канадцы признали, что тренеры и игроки советской команды их одурачили. Но претензий не предъявили – «на войне, как на войне».

2 сентября хитрости закончились. К 19.00 монреальский «Форум» был переполнен. Премьер-министр Канады Трюдо произвел символическое вбрасывание. А через 30 секунд после того, как шайба была введена в игру арбитрами, Фил Эспозито открыл счет, добив шайбу в ворота Третьяка. Описать, что творилось в это время в «Форуме», просто невозможно.

Еще через шесть минут, казалось, стены «Форума» рухнут – Кларк выиграл вбрасывание, отбросил шайбу Хендерсону, на мгновенный бросок которого Третьяк даже не успел среагировать, – 2:0.

В этот вечер мы были сильнее.

Кен Драйден, вратарь «Монреаль Канадиенс», о решающем матче суперсерии-72

Канада ждала разгрома. Дик Беддос – журналист торонтской газеты The Globe and Mail – перед началом серии заявил, что съест свою статью, если русские выиграют хотя бы один матч. И Канада дождалась. Наши пришли в себя, и вот уже Якушев из выгоднейшей позиции… пасует, вопреки всем канонам канадского хоккея, на дальнюю штангу. Зимин переправляет шайбу в пустой угол – 2:1. Через шесть минут, когда наша команда играет в меньшинстве, Михайлов перехватывает неспешный перепас канадских защитников и уносится к воротам Драйдена вместе с Петровым. Бросок, добивание Петрова – 2:2.

Во втором периоде чудеса продолжаются. Владислав Третьяк играючи расправляется с канадскими звездами. А наши забивают. Гениальный Харламов, как от стоячего, уходит от Джильберта, финтом обыгрывает медлительного Оури и застает Драйдена врасплох – тот пропускает шайбу между щитков. Через восемь минут Харламов исполняет то же самое «на бис» – Драйден вновь не ожидает броска (Харламов мастерски умел бросать, не закончив обводки) и вновь пропускает.

В третьем периоде Кларк сократил разрыв, но сил у канадцев больше не осталось. Последние семь минут игра идет в одни ворота. Михайлов, Зимин и Якушев доводят счет до разгромного – 7:3.

Канада в шоке. Журналисты в трауре: «Дебютируя в хоккее мирового масштаба, наши изнеженные любимчики профессионалы действовали так, будто их только что познакомили друг с другом…» Кен Драйден в сравнении с Владиславом Третьяком выглядел любителем. Защитники после быстрых, в одно касание, передач советских форвардов не знали, куда бежать. Канадские же форварды были хороши разве что для традиционных матчей «Олл старз». Но в игре против сборной СССР, отлично, по отлаженной годами системе подготовившейся к серии, сольные номера не проходили.

Дик Беддос, кстати, оказался человеком слова. Он закусил газетой со статьей, макая ее в тарелку борща, на ступеньках советского консульства в Торонто.

Синден основательно перетряхнул команду. Во втором матче суперсерии канадцы отказались от хоккейных изысков в стиле матчей «всех звезд» – и преуспели. Они вбрасывали шайбу в зону команды СССР, выигрывали борьбу у бортов и «грузили на пятак». Третьяк долго выручал, но сначала не справился с броском Фила Эспозито с хода, а потом в большинстве наши зевнули индивидуальный проход Пита Маховлича. Он ушел от защитников, серией финтов выманил из ворот Третьяка и этак небрежно – мол, полюбуйтесь, каков я – переправил шайбу в сетку. Зрелище впечатляло. Как и зрелище еще одного гола, забитого через две минуты Маховличем-старшим.

Однако уже в третьем матче канадский «форчекинг» (давление в зоне соперника) принес им лишь ничью – наши вновь отыгрались, уступая две шайбы. Героями последней двадцатиминутки стали вратари. За 13 секунд до финальной сирены Тони Эспозито спас канадцев после броска Мальцева. Третьяк же, парировавший за игру 38 бросков, под занавес переиграл и Хендерсона – бросок последнего метров с трех был из числа не берущихся.

Последний матч канадской серии растерянные профи проиграли как-то уж совсем не по-канадски. Уже через восемь минут сборная СССР вела 2:0 и не позволила усомниться в своей победе ни на минуту, закономерно выиграв со счетом 5:3. И вновь Третьяк был куда сильнее Драйдена, а трем атакующим звеньям советской команды хоть что-то противопоставить мог только Фил Эспозито со своими новыми краями, так что счет был вполне по игре.

Неутешительный для Канады итог первой половины Суперсерии подвел Фрэнк Маховлич: «Я готов поверить теперь во что угодно. После того, что русские сделали с нами в нашей игре здесь, в Канаде, боюсь, в спорте не осталось ничего святого. Если их кто-нибудь ознакомит с американским футболом, они через два года разгромят “Далласских ковбоев” и выиграют первый приз».

Через две недели канадцы, поигравшие в Швеции, чтобы привыкнуть к европейским площадкам, прилетели в СССР. И были снова биты. 22 сентября во Дворце спорта в Лужниках яблоку было негде упасть. Перед началом поединка, во время объявления составов, Фил Эспозито поскользнулся и упал прямо на пятую точку. Однако канадец не растерялся и, встав на одно колено, отдал поклон болельщикам, заслужив тем самым аплодисменты. Третьяк потом по этому поводу вспоминал: «Если бы я или кто-либо другой из моих одноклубников упал вот так, то мы не нашли бы себе места со стыда. Мы бы никогда не сделали так, как Фил Эспозито, – как артист, с такой элегантностью».

В правительственной ложе расположился давно благоволивший к хоккею Леонид Брежнев с ближайшими соратниками. На их глазах канадцы рванулись в атаку и к началу третьего периода вели 3:0. Жесткая силовая борьба, навязанная канадцами, не давала развернуться нашим защитникам. Первый пас не шел. Назревал скандал, подобный канадскому, но с противоположным знаком.

Но Сергей Кулагин еще после канадских матчей замечал, что профессионалов на три периода не хватает. И в середине третьего периода канадцы ушли в глухую оборону, но это не помогло. За 11 минут в их ворота влетело четыре шайбы. Итог матчу подвел Викулов. Красиво выиграв единоборство в углу канадской зоны, он вышел один на один с Тони Эспозито и спокойно переиграл голкипера – 5:4 в нашу пользу.

Перед вторым матчем московской части серии-72 уже поклонники сборной СССР требовали от своих любимцев победы во всех четырех матчах в Лужниках. Уже и некоторые советские хоккеисты начали поглядывать на профессионалов сверху вниз. Тогда как канадцам, припертым к стене, не оставалось ничего иного, как выиграть все оставшиеся встречи.

По сути, три последних матча серии-72 превратились в серии игр плей-офф Кубка Стэнли – вот тогда канадцы сумели раскрыться по-настоящему. Гарри Синден избрал во втором московском матче тактику игры «от обороны». Наши атаковали непрерывно, канадцы шесть минут провели в меньшинстве, но Драйден был непробиваем. Во втором наши забили, но только один раз. Канадцы же сделали это трижды. За 83 секунды. И удержали победный счет в третьем.

Но главная проблема для сборной СССР была не в этом. А в том, что мы остались без Харламова. Бобби Кларк, заработавший за это в Советском Союзе славу едва ли не главного хоккейного хулигана, ударом клюшки сломал Валерию Харламову лодыжку. Джон Фергюсон, помощник старшего тренера сборной Канады, много лет спустя вспоминал: «Харламов нас просто убивал. Я сказал Кларку: “Мне кажется, нам нужно стукануть его по лодыжке”. Я ни на секунду не сомневался». Позже Кларк признал: «Если бы я иногда не прикладывал их “двуручником”, я бы до сих пор куковал в деревне Флин Флон». Сам Харламов на вопрос, умышленно ли бил его тогда Кларк, никогда не отвечал.

Страсти накалились еще больше, что вкупе с предвзятым, по мнению канадцев, судейством едва не привело к срыву Серии. Судья Йозеф Компалла из ФРГ, кстати, грязного приема Кларка не запомнил, хотя и удалил того до конца матча. Для канадцев немец так и остался «парнем, испортившим шестой и восьмой матчи», за что в самолете Москва – Прага, которым Компалла после суперсерии неосмотрительно летел вместе со сборной Канады, они его и поколотили.

Точно сказать, были ли европейские судьи «заряжены» перед московской частью суперсерии, вряд ли кто-нибудь рискнет даже сейчас. После шестого матча канадцы потребовали заменить немцев – в противном случае, пригрозили они, сборная Канады на лед не выйдет. Дипломатическую битву выиграла советская сторона. Но если в Канаде американские арбитры в совокупности выписали хозяевам 40 минут штрафа, а гостям – 33, то в Москве канадцы получили 107, сборная СССР – 51.

Как бы то ни было, успех в шестом матче канадцев явно воодушевил, и в седьмом они чувствовали себя уже гораздо увереннее. Солировали два брата Эспозито – Тони на канадских воротах и Фил – у противоположных. С ним ничего не могли поделать ни наши защитники, ни персональный «сторож» Евгений Мишаков, неоднократно выключавший из игры знаменитого центрфорварда спартаковцев Вячеслава Старшинова.