Текст книги "То, что вы хотели"

Глава восьмая
Измена Родины

– А что, часовню тоже я развалил?

После длинного кино в голове услышать свой голос было неожиданно и приятно… особенно именно эти такие нелепые сейчас слова из детства. Зачем я их произнес? Не знаю. Вырвалось. Уж больно абсурдная выходила ситуация. К тому, что я корень зол и причина всех бед современного человечества, я привык. Но еще и Крым на меня повесить?! Да даже и не это меня поразило. Подумаешь, Крым! Крымом больше, Крымом меньше, какая теперь разница? Просто геополитика, как и обещал Немо, росла из такого сора, по сравнению с которым компостная яма казалась ванной с амброзией. Какие-то педофилы, педерасты, детские обиды, взрослые страхи, жадность, зависть, трусость… И ведь раньше, до Sekretex, было так же, но мало кто о том догадывался… Большие начальники по всему миру произносили пафосные речи о национальных интересах, проливали реки чужой крови, ставили памятники павшим, награждали героев и раздували вечные огни, а в основе их действий лежали все те же детские обиды, зависть, трусость и жадность взрослых, больных на всю голову, извращенцев. Это было так страшно, что даже смешно. И еще, как ни странно, это снимало с меня изрядную долю вины за съехавшее с катушек человечество. Потому я не только произнес “А что, часовню тоже я развалил?”, но еще и рассмеялся с облегчением – однако тут же, не успев даже глаза открыть, услышал голос Капитана Немо.

– Не смешно, Айван. Но, кстати, да, церковь, в широком смысле слова, ты таки развалил. Половина священников, попользовавшись Sekretex, узнала, что они атеисты, а четверть – что вообще сатанисты. И это священники, а уж обычные прихожане… Ну, ты сам знаешь.

– Знаю. Конечно, куда как лучше, чтобы атеисты с сатанистами церковью рулили. Так оно в принципе и было предыдущие две тысячи лет.

– Лучше, Айван, реально лучше, даже кое-какой прогресс наблюдался местами. Не то что сейчас – с ума все посходили от правды твоей никому не нужной. Взять хотя бы тот же Крым…

– Ну уж нет, Капитан, церковь ладно, так и быть, я развалил, но Крым… Вы же сами все видели. Sekretex, “Яндекс”, “Гугл” – нет между ними разницы. Все равно бы Крым хапнули. Советник бы какой подсказал, или царь бы сам догадался. Потому что дело не в царе, дело в униженных и оскорбленных “многонациональных русских”. Объективная реальность, ничего не поделаешь. Люди хотели великое – люди получили великое. Не мы первые, не мы последние. Вон немцы сравнительно недавно тоже… Россия еще по-легкому выступила, добрая все-таки страна, в отличие от Германии. А большая потому что. Большие все добрые.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Немо, – вообще-то ваши межславянские разборки мало кого волнуют. А вот то, что в результате этих разборок твое дурацкое изобретение вырвалось на оперативный простор и покорило мир, волнует многих. А если я тебе скажу, что Трамп в 2016 году стал президентом в основном благодаря Sekretex? Тут уже вероятность 94 %. Не поспоришь.

– Я, Капитан, и спорить не буду. Только разрешите задать один вопрос. Чем вам так Трамп не угодил, вы же ему служите, как я понимаю? То есть в буквальном смысле – ЦРУ, ФБР или откуда вы там еще?

– Я служу не Трампу, а великой американской демократии! – отчеканил железным голосом Капитан Немо, оглянулся по сторонам и значительно тише добавил: – Трампы приходят и уходят, а демократия остается.

– Что-то не уходят, – ехидно заметил я, – нет, был, конечно, небольшой перерыв на Байдена, а потом все… геронтология и трансплантация органов делают в последнее время огромные успехи.

– У вас, что ли, уходят? – обиженно буркнул Капитан. – Царь ваш скоро Моисея переплюнет, сорок лет уже вас по нефтяной тундре водит.

– Да какая разница, Капитан, вы, мы… Нет никаких вы-мы. Люди есть. И они оказались гораздо хуже, чем о них думали. И Трампа, и царя люди выбирают относительно по-честному, между прочим. И Sekretex здесь ни при чем. Так что зря вы не любите мистера Дональда, Капитан, пустое это…

– Да, не люблю! – с вызовом ответил Немо. – И в отличие от граждан твоей рабской страны, могу в этом открыто признаться. Потому что моя страна все еще свободная, несмотря ни на что.

– Поздравляю. Никого вам это не напоминает?

– Кого? Нет. Ты о чем вообще?

– Да ни о чем, – с мстительным удовольствием подковырнул я Капитана. – Просто вспомнил чиновника-разводилу из вашего фильма. Он тоже царя ненавидел, но служил ему при этом, как преданная собачонка за сахарные косточки. А вы, случаем, не такой? Может, все-таки помимо демократических убеждений у вас еще и ипотека имеется за домик в хорошем районе?

Подковырнул – и сразу же пожалел. Это, конечно, был удар ниже пояса… Ну а чего он, русские у него, видите ли, самые плохие… Не только русские, все люди ужасны, и я, кстати, тоже. Вот, не удержался, ударил приличного в принципе человека по больному месту. Он – меня, я – его, так и живем, все избитые, пока не сдохнем…

– Ну извините, извините, пожалуйста, – сказал я почти сразу примирительно, – не хотел я вас обидеть. Это от бессилия. Горько, что мы все такими мерзкими оказались. Я ведь, между прочим, всю жизнь верил в американскую мечту. Думал, это у нас все через жопу, а там, в прекрасной Америке, прекрасные свободные люди все знают, все понимают и ведут заплутавшее человечество к миру и прогрессу… И что? Эти прекрасные и свободные выбрали себе собственного царя – тупорылого хренова популиста. Бесполезно, Немо, вы понимаете, что все бесполезно? Любые идеалы и душевные порывы летят к черту, столкнувшись с человеческой природой. Не с русской, не с американской, а с человеческой…

– Понимаю, – грустно ответил Немо. – Бесполезно. Но нужно же что-то делать.

– Что?

– Бороться, искать причины. До твоего Sekretex все шло более-менее нормально. Значит, в нем причина.

Я бы мог поспорить. Припомнить Гитлера или Карибский кризис, когда мир стоял на пороге ядерной войны. Но я не стал. Бороться все же лучше, чем не бороться. Было б только с кем… А то других врагов, кроме самих себя, пока что не наблюдается.

– О’кей, – сказал я устало, – давайте бороться вместе. Я не против. У меня тут пара вопросов возникла по поводу фильма. Ответите?

– Ну конечно, задавай.

– Вы говорили, фильм вам русский царь предоставил по результатам своего расследования? – спросил я, максимально демонстрируя готовность включиться в работу.

– Да.

– А чего он о себе так нелестно-то, типа людей не любит, к уголовникам хорошо относится? Уж не фальшивка ли это, вашими умельцами состряпанная?

– А ты сам как думаешь – бывают такие точные, психологически достоверные фальшивки?

– Думаю, бывают. Если сильно постараться, и не такое сделать можно.

– Ну и на фига нам сильно стараться? Для тебя, что ли? Нет, Айван, не все так просто. До момента, как царь в фильме появляется, мы вообще ни одной буквы не исправили. А царя, естественно, слегка подкорректировали. Он себя в таком свете не дурак выставлять. Ну, прогнали через искусственный интеллект, тот сделал нейролингвистический анализ текста и восстановил изначальный вариант. Да ты не переживай, ваш царек знал, что мы так поступим, и тоже не переживал. Он же у вас юрист, главное, чтобы за базар в суде не поймали. А выводы самообучающихся программ до сих пор в судах доказательством не считаются.

– Искусственный интеллект, говорите?

– Да в его версии все то же самое сказано, только более политкорректными выражениями. Не веришь – могу исходник прокрутить.

– Не нужно. Я просто для очистки совести спросил.

– А я для очистки совести спрошу, не агент ли ты случайно вашего царя-батюшки?

– Агент? – удивился я. – Это с моими-то убеждениями? Вы вообще дело мое помните, в курсе, почему я в 2017-м из России свалил?

– В курсе-то я в курсе. А вот почему тебе дали свалить, до сих пор понять не могу.

– Я же рассказывал. На полиграфе, под сывороткой правды, миллион раз рассказывал.

– Айван, пойми меня правильно. Я тебе верю. Но я не один. Напоминаю: у нас с тобой сейчас последняя попытка. Потом все. Плохо будет. Ты вообще с вероятностью 97 % процентов умрешь в течение месяца, а мир с вероятностью 64 % погибнет в ближайшие двадцать лет. Так искусственный интеллект говорит, а он никогда не ошибается. Я понимаю, что вспоминать тебе неприятно, но ты постарайся, пожалуйста. Не ради меня – ради себя и своих близких хотя бы.

– Ну почему же неприятно, Капитан? Ошибаетесь – о том, как я обвел вокруг пальца могучую матушку Россию во главе с хитро сделанным батюшкой царем, мне вспоминать приятно. Весело, в принципе, было, хотя и страшно. Причем страшно больше, чем весело…

* * *

После того как моя мелкая фирмешка в 2015 году неожиданно выиграла тендер на создание общенационального поисковика, жизнь радикально изменилась в лучшую сторону. Банки наперебой стали предлагать кредиты, из инвесторов выстроилась огромная очередь, а меня ввели в различные советы при президенте и премьере. Начальник аппарата Госдумы чуть не на коленях умолял меня войти еще и в их совет. Честно говоря, я охреневал. Голос простого парнишки Вани Градова говорил мне, что здесь пахнет какой-то разводкой, но его заглушал все более громкий голос солидного и успешного бизнесмена Ивана Константиновича Градова. “Да нет, сам заслужил, талантом, трудолюбием, упорством своим заслужил. Есть еще на свете справедливость, есть”.

В принципе я не видел ни одного успешного человека, который считал бы свой успех незаслуженным. Это потом, когда с горы катишься, скромность прорезается, а на пике все воспринимается как должное. Только Линда, с ее интуицией и экстремальной любовью к честности, портила иногда мне настроение. “Что-то здесь нечисто, Ваня, – говорила она почему-то шепотом, – и кончится все плохо, наверное. Ты там поосторожнее…” Но даже она замолчала, когда на мою буйную молодую головушку обрушился успех. Успех с большой буквы У. Не приглашения в дурацкие советы, а, к примеру, стомиллионный пользователь, установивший написанную мною программу. Это произошло не сразу. Поначалу прогрессивная молодежь (а именно она, как известно, является двигателем прогресса) относилась к Sekretex c опаской. Считала кремлевским проектом со всеми вытекающими последствиями. Бесило это меня страшно, потому что совершенно не соответствовало действительности. От меня ничего не требовали, на связь со мной никто не выходил. Я буквально замучил своего эфэсбешного куратора Егорыча вопросами:

– Ну как, как такое может быть?

– Россия – страна возможностей, – угрюмо отвечал он.

А когда я ему принес давно обещанный пенсион в виде толстой пачки долларов, он, мне показалось, даже испугался. И не взял. Я это объяснил себе резким расхождением наших статусов. Я внезапно набрал вес, а он остался прежним. Страшно получать взятку от внештатного советника по информационным технологиям самого царя-батюшки.

Несмотря на формально большое количество скачиваний и поддержку государства, пользоваться моим поисковиком боялись. Именно из-за этой поддержки и боялись. Согласно постановлению правительства, большинство бюджетных учреждений должны были установить его на свои компьютеры. Устанавливали, но воспринимали как еще один инструмент контроля и слежки. Втихую пользовались “Яндексом” или врали, заполняя профиль. В итоге кнопку тайных желаний активировали меньше одного процента пользователей.

Так продолжалось до тех пор, пока несколько топовых техноблогеров не решили разоблачить кремлевский заговор. Рассчитывая нехило хайпануть, они громогласно объявили об этом и принялись с пристрастием тестить Sekretex. В результате хайпанул я, а они обрели простое человеческое счастье. Двое из пяти перестали вести блоги. Один стал поваром, о чем, оказывается, тайно мечтал всю жизнь, другой поступил контрактником в десантные войска. Третий продал свою “тойоту камри” и обрел мечту всей жизни – российский “УАЗ Патриот”. Двое оставшихся изменили семейный статус. Один женился, другой, напротив, развелся. Все оставили восторженные отзывы. И понеслось…

За какие-то полгода семьдесят миллионов скачиваний. Количество пользователей росло в геометрической прогрессии. Эпидемия жажды правды охватила мир, и сделать с этим было уже ничего нельзя. Когда Sekretex опередил “Гугл” в Польше, Егорыч познакомил меня с моим новым куратором. Я как раз собирался выходить на IPO в Лондоне, для чего зарегистрировал на острове Мэн компанию и перевел на нее все активы. Как ни странно, мне позволили это сделать. Немного позже я понял, почему.

Все происходило стремительно – еще вчера был никем, а сегодня… Я не успевал задуматься. Времени не хватало. Спал я тогда не больше четырех часов в сутки, и то не каждый день. Поэтому знакомству с новым куратором значения не придал. Ну дядька какой-то, ну генерал-полковник, ну глаза у него, в отличие от Егорыча, злые. И что? Я вырос, и куратор у меня подрос, а там, в этом недетском учреждении, чем старше, тем злее. Короче, познакомился и понесся дальше, не замечая препятствий.

На второй встрече куратор представил меня программисту в погонах и предложил сделать его техническим директором компании. На вопрос, для чего, он ответил: для Родины. Я сказал, что для Родины я плачу налоги, все до копейки, и больше ей ничем не обязан. Он сказал, что обязан и скоро пойму это сам. И отпустил на все четыре стороны.

Понял я все через неделю, когда меня задержали прямо в офисе, по делу о якобы сбитом мною два года назад пешеходе. Мои заверения, что у меня даже и прав нет, а перемещаюсь я либо на такси, либо на служебной машине с шофером, впечатления на следователя не произвели. Он отпустил меня под подписку о невыезде и посоветовал порешать вопросы с “Недетским миром”. IPO в Лондоне пришлось отложить. Выехать на презентацию к инвесторам я не мог.

Сначала я позвонил недавно образовавшимся влиятельным знакомым и даже прорвался на прием к профильному вице-премьеру. Все отнеслись ко мне очень душевно. Цокали языками, возмущались и обещали наказать зарвавшихся ментов-беспредельщиков. Вот только сперва нужно порешать вопросы с “Недетским миром”, а уж потом… Потом, безусловно, зло будет наказано. Делать нечего, набрал номер генерал-полковника и договорился о встрече.

Если коротко излагать суть поставленного ультиматума, меня лишали буквально всего. В лучшем случае обещали сделать наемным управляющим и номинальным фронтменом принадлежащей мне фирмы. Правда, весьма высокооплачиваемым управляющим. Предлагали двадцать процентов от прибыли. В противном случае грозились посадить, а Линде, гражданке Франции и Болгарии, аннулировать вид на жительство в России. До кучи еще пугали, что отца сгноят в тюрьме за какие-то мифические растраты в его академическом институте. Я попросил на размышления неделю. Они дали три дня.

…Все-таки хорошо быть молодым. И наглым. И честным. У пожившего человека есть опыт – сын ошибок трудных и, как его следствие, страх. “Поживший”, конечно, испугался бы и был бы прав. Отдал бы все да и смотался с припрятанными на всякий случай несколькими миллионами на теплые острова. Но я тогда был не “поживший”, а молодой, наглый и честный дурак без опыта. Не знал злой генерал-полковник, что я буквально умолял Линду взять половину компании. Потому что она принадлежала ей по праву. Если бы не ее психологические изыскания, не было бы никакого Sekretex. Не знал генерал и того, что Линда отказалась. Не умолил я ее. А потому что тоже была молодой, беспредельно честной и искренней дурой. Вот взяла бы акции – и тогда б генерал знал. И ничего бы у меня не получилось. Но она не взяла. Единственное, что я смог ей всучить, и то после долгих уговоров, это доверенность на управление моей долей и завещание. Мол, кто, если не она, вдруг со мной что-нибудь случится? Но об этом вообще никто, кроме нас и адвоката с Риджент-стрит, не ведал. Гуляли мы как-то по Лондону и совершенно случайно увидели вывеску юридической конторы. Заскочили на полчасика. Как оказалось, именно это нас и спасло.

В общем, главной задачей было успеть за срок ультиматума эвакуировать Линду. В принципе, по закону они не могли задерживать гражданку Франции. Но какой же у нас закон? Если бы был закон, то и ультиматума не было бы. “Недетский мир” следил за нами не по-детски. Телефоны прослушивались. Куда бы я ни пошел, за мной следовала наружка. Наружка торчала даже у дома родителей, не говоря уже о слежке за Линдой. Оставалось только одно, любимое наше с нею занятие – быть честным. Правда, на этот раз не до конца и помня о своих интересах.

Я позвонил генералу и сказал, что на все согласен, подпишу им любые бумаги, но при одном условии: если они выпустят из страны Линду. В моем личном деле у них наверняка значилось, что за нее я не то что Sekretex или Родину – душу дьяволу продам, поэтому просьба не показалось им странной. Опасности моя подруга для них не представляла. Просто долбанутая француженка, помешанная на честности и свободе. Без нее даже лучше будет. Да и во всех их учебниках было написано, что вербуемому объекту нужно оставлять чуть-чуть воздуха и жизненного пространства. Отпустили они ее, пошли мне навстречу. А я в благодарность за это подписал все, что от меня хотели. Все доверенности, договора купли-продажи – короче говоря, вообще все. Только это уже не имело никакого значения. В день, когда Линда приземлилась в Париже, она, воспользовавшись доверенностью, переписала Sekretex на резервную компанию. Еще целых два года пубертаты из “Недетского мира” не догадывались, что им досталась пустышка.

* * *

Оставалось только выбраться самому. Это оказалось не так просто и заняло гораздо больше времени, чем я предполагал. Мало того что куратор генерал-полковник мне не доверял, – он еще и ненавидел меня какой-то чудовищной, почти классовой ненавистью. Буквально растерзать хотел и по ветру развеять. Однажды я не выдержал и спросил: а за что, собственно?

– Вы, Иван Константинович, ошибка природы. Знаете, как альбинос или теленок с двумя головами. Может, где-то это и нормально, но не у нас. Одним фактом своего существования вы смущаете и разлагаете наше здоровое в целом общество.

– И как же это происходит, по вашему мнению?

– Очень просто. Есть общество, есть правила этого общества. Если вкратце, люби родину, слушайся старших, будь смиренным, не задавай лишних вопросов, трудись, терпи, не высовывайся. По этим правилам Россия тысячу лет существует и еще много тысяч лет существовать будет. Вы же, Иван Константинович, делаете все наоборот. Не слушаетесь, высовываетесь, вопросы задаете. Да и бог бы с вами, у нас в России такие уроды долго не заживаются. Но вы живете, мало того – хорошо живете, у вас слава, у вас деньги, вас по телику показывают. “Значит, можно?” – думают простые русские люди. Особенно молодежь. И давай высовываться, не слушаться, вопросы задавать. А мы им по шапке, по шапке, жизни мы им вынуждены портить, а некоторым и ломать. И виноваты в этом вы, Иван Константинович. Вот за это я вас и не люблю.

Самое противное, что я не смог ему ничего ответить. Промямлил невразумительно, что тоже для блага Родины стараюсь, и прикусил язык. Ладно, с собственными моральными страданиями я еще кое-как справлялся, но когда они потребовали ключи шифрования запросов пользователей, я впал в окончательное уныние. Мой Sekretex, даже в названии содержавший понятие секретности, утрачивал свое главное свойство. Более того: он, призванный раскрепостить людей и сделать их свободными, превращался в инструмент закабаления и тотальной слежки.

Я опять бросился к своим влиятельным либеральным знакомым. Взволнованно и аргументированно доказывал, что они режут курицу, несущую золотые яйца. Но все, чего удалось добиться, это устного обещания, что массовых проверок пользователей не будет до тех пор, пока Sekretex окончательно не завоюет мир.

Чувствовал я тогда себя мерзко, и это несмотря на то, что мой поисковик триумфально шагал по планете. Европа была уже покорена, а на рынках Азии и Америки его доля достигла тридцати процентов и продолжала увеличиваться. Но чем оглушительнее были успехи, тем хуже становилось у меня на душе. Ладно Россия, здесь действительно привыкли слушаться, терпеть и не задавать вопросов, но закабалить весь мир… Вот тогда я наконец понял, что открыл ящик Пандоры, и ужаснулся.

От ужаса я сделал огромную глупость. Однажды ночью психанул и вошел в систему через кротовую нору, оставленную на всякий случай, по старому программистскому обычаю. Я чуть-чуть изменил код, совсем немного, буквально на пару знаков. Но с этой ночи педофилы в системе стали педерастами, а педерасты – любителями волейбола… На какое-то время должно было помочь. Приблизительно представляя себе, как работают неповоротливые механизмы “Недетского мира”, я оценивал отведенный мне срок от полугода до года. Потом вникнут и… Я не знал, что “и”. Расстреляют, посадят, мучить станут? В любом случае, ничего хорошего меня впереди не ждало.

За границу они меня не выпускали. Приставили ко мне телохранителя в звании капитана. Шоферы, секретари, уборщицы – все были из их долбаного “Недетского мира”. Обложили со всех сторон, сволочи… Я задыхался, я жить не мог под их ласковой опекой. Вдобавок приходилось нести отвратительную пургу при общении с журналистами и инвестбанкирами. Почему отменил IPO? Да просто жадный. Хочу срубить бабла, конечно, но по максимуму, поэтому и не тороплю события. Отчего уже почти год не выезжаю из России? Дел много, да и вдохновение меня посещает только на Родине. Нельзя мне сейчас от корней отрываться… В довершение всего жизнь без Линды давалась мне очень непросто. Воздуха и так было мало, а без нее он исчезал совсем. Она очень хотела вернуться, но я ей запрещал. Меня будут мучить – выдержу, но если станут издеваться над ней… Да, мы каждый день созванивались по Скайпу, но поговорить толком ни о чем не могли. Знали – прослушивают каждое слово, сканируют каждый взгляд… Она в парижской квартире с видом на Эйфелеву башню, я в пентхаусе на Арбате. Оба смотрим в прямоугольники телефонов. Вроде бы все хорошо, мы успешны, молоды и красивы, а – выть хочется. Разговариваем в основном о погоде. Глотаем слезы, чтобы никто их не заметил.

– У вас сколько градусов?

– Двадцать один и солнце. А у вас?

– У нас ноль и мокрый снег.

– Да, ноябрь все-таки. Париж не Москва.

– Не Москва. Ну ладно, до завтра.

– До завтра.

Апофеозом неприятностей стал приказ встроить в Sekretex программулю, убеждающую пользователей из США, что Трамп их искренний, хотя и тайный выбор. Тогда в США как раз выбирали очередного президента. Поначалу они сами попытались, да ничего у них не вышло. Только испортили все. Поисковик стал глючить, зависать и в конце концов вообще отказался работать. Посыпались жалобы пользователей со всего мира. Компьютерщики в погонах напряглись, быстро откатились до предыдущей версии и принялись давить на меня… Sekretex был сделан на интуиции и озарении. На моей интуиции и моем озарении… я понимал его, он понимал меня. В этом и состояла моя главная ценность для их “Недетского мира”, иначе давно бы уже грохнули.

Я стал упираться, сказал, что мы так не договаривались. Они ответили, что ни с кем ни о чем не договаривались, и вызвали отца на допрос к следователю по делу о мифических хищениях в его институте. Тогда я потребовал письменного приказа. Они взяли с отца подписку о невыезде. Я уперся и сказал, что без бумажки ничего делать не буду. Не хочу быть стрелочником, когда все вскроется. Пускай придумают чего-нибудь…

И они придумали. Сварганили секретное решение новых акционеров моей компании на острове Мэн о лишении меня доступа к Sekretex и временном отстранении от должности генерального директора. Бумажку отправили Линде в Париж на хранение. Я сделал вид, что меня это удовлетворило, и сочинил им программулю. Она их тоже удовлетворила. Еще бы – ведь каждому американцу, пользовавшемуся поисковиком, недвусмысленно давали понять, что ему втайне нравится Трамп. Но на самом деле давали понять так, что в случае, когда это оказывалось неправдой или не совсем правдой, у человека возникала обратная реакция в виде желания назло проголосовать за Клинтон. Этому психологическому трюку меня в свое время Линда научила. Назывался он, по-моему, то ли негативная мотивация, то ли позитивный негативизм, не помню точно. Программисты в погонах психологии не знали и в тонкости не вдавались. Работает – и хорошо. Главное, об успехах начальству отчитаться. Мол, сломали строптивого задрота.

Напакостив пубертатам из “Недетского мира”, я испытал нечто похожее на счастье. К сожалению, срок до моего разоблачения значительно сокращался. До выборов в США оставалось меньше четырех месяцев. После, когда Трамп пролетит со свистом (а в этом я не сомневался, не такие же американцы идиоты, да и мой позитивный негативизм поможет), меня разоблачат. Начнут разбираться, наймут психологов и разоблачат обязательно. Надеяться мне было не на что. Я обреченно и уже даже с нетерпением ждал финала.

За неделю до выборов с промежутком в час произошли два потрясших меня нелогичных и даже нелепых события. Во-первых, мне позвонил генерал-полковник и сказал, что он знает о негативном позитивизме, и про секретную кротовую нору в коде он тоже знает, и чтобы я готовился, но не думал и мечтать о легкой смерти, и что осталась всего неделя, а потом… Вот зачем он это сделал, до сих пор не пойму, я бы мог попытаться убежать, наложить на себя руки или еще что-нибудь неприятное для “Недетского мира” сотворить… Видимо, достал я его сильно, с эмоциями не совладал генерал-полковник. Помучить ему меня захотелось. А во-вторых, через час после его звонка в пентхаус на Арбате вошла Линда.

Она вошла и увидела меня, стоявшего с бутылкой виски на подоконнике перед раскрытым окном. У нее ключи свои были. А я стоял на подоконнике уже минут двадцать. Потому что зачем еще неделю ждать, какой в этом смысл? Попрощаться с родителями и любимой женщиной? Так только душу травить. И потом – взять меня могли в любую минуту, а если бы прощаться начал, точно взяли бы. Так чего тянуть? Жизнь закончена уже, и закончена крахом.

Я стоял перед открытым окном и за неимением возможности попрощаться с родственниками прощался с Москвой. “Прощай, – шептал, отхлебывая виски, – прощай, город, где я прожил всю свою глупую жизнь. Прощайте, сиреневый московский закат и дымы, поднимающиеся из труб ТЭЦ, прощай, метромост над Москвой-рекой, прощайте, погубивший меня Кремль и МГУ, где я учился, прощайте, Лужники по соседству и отчий дом в Леонтьевском переулке. Я был плохим москвичом, дерзким, непослушным, амбициозным, но я был хорошим человеком. Я любил маму, папу, Линду и этот город с его сиреневым закатом, пробками и дымом из труб ТЭЦ. А ты, город, меня не любил. Поэтому я сейчас шагну из окна и вмажусь с разгона в твой равнодушный асфальт – и тебе станет больно на какое-то время. А потом ты меня забудешь. Ты ведь только сцена, тебя не волнуют успех или провал актеров. Сцена всегда имеет успех, в отличие от спектаклей, на ней разыгрывающихся. Так прощай же … И будь ты проклята, Москва!”

Чем больше я пил, тем патетичнее становилось мое прощание. А у меня план такой был: самому шагнуть в пропасть сложно, инстинкт не дает, значит нужно стоять на подоконнике и пить до тех пор, пока не подкосятся пьяные, усталые ноги, а там как повезет – либо в пропасть, либо обратно в пентхаус, в эту поганую, несправедливую, поманившую, но предавшую меня жизнь. Я надеялся, что повезет и в пропасть. Я был очень хитрым и умным мальчиком. Я не учел только одного. Линду. Она открыла дверь своим ключом, я обернулся на скрип, увидел ее, обалдел и испугался. Не за себя, за нее испугался. Мать утонула на ее глазах, теперь я… Да она сама за мной сиганет от отчаяния. Меня шатнуло и повело в сторону улицы. Каким-то чудом я сохранил равновесие, зарычал, оттолкнулся ослабевшими ногами от подоконника и рухнул на пол квартиры.

* * *

Она поняла все по моим глазам в окошке Скайпа. Как-то очень поэтично тогда выразилась, “глаза заклеванного петуха” или что-то в этом роде… Помню, я застыл на несколько секунд, шокированный этим образом, а потом спросил:

– Почему петуха?

– Ну, знаешь, есть такие бойцовские петухи, – ответила она, ничуть не смутившись, – я по телевизору видела. И после того, как один другого заклюет до смерти, у этого другого глаза такие становятся, когда он свою петушиную душу богу отдает…

– Какие?

– Такие, как у тебя в последнее время.

Да, аналогии у нее, конечно… Я не знал, плакать мне или смеяться. А мы все делали тогда – и смеялись, и плакали, и богу души отдать готовились. Парадоксально, но ни до, ни после я не был так счастлив. Полная жизнь, на острие ножа, с любимой, преданной тебе женщиной, – это, скажу я вам, удовольствие для избранных… Линда, конечно, совершила ошибку, не должна она была приезжать. Глупость с ее стороны несусветная. Но в результате этой ошибки я выжил и продержался ту бесконечную страшную неделю перед американскими выборами.

…Никогда не думал, что буду так мечтать видеть рыжего хамоватого придурка президентом США. Только его победа могла спасти нас с Линдой. Надежда практически отсутствовала. В ночь выборов мы сидели перед телевизором и смотрели CNN. Это иконостас наш был, мы почти молились на него. После закрытия участков объявили данные экзитполов. Клинтон опережала Трампа более чем на три процента.

– У тебя водка есть? – спросила Линда.

– Есть, – удивленно ответил я. – Но ты же не пьешь ее никогда…

– Сегодня пью. Доставай.

В кладовке у меня завалялся ящик именной “Градовки”. Сотрудники на пятилетие фирмы подарили. Я притащил весь ящик. Сначала мы бухали культурно, чем-то запивали и закусывали. Но по мере обновления экзитполов мы окончательно плюнули на формальности и начали отхлебывать водку прямо из бутылок, как пиво. Наутро я подсчитал – вышло литр семьсот на двоих. Ладно я, но Линда…

Пьяные, мы признавались друг другу в любви, но не как мужчина и женщина, не только как мужчина и женщина… Как два друга, как два простых русских алкаша, два самых близких человека на всем белом свете. С русскими алкашами после литра выпитого такое случается, я знал, пробовал пару раз… Наверное, это и есть счастье, или любовь, или… Последнее, что я запомнил перед тем, как отключиться, были с трудом, сквозь икоту выговоренные слова моей подруги:

– С-с-смотри… ик… а он, к-к-кажется, п-п-побеждает… ик…

– Б-бред… п-пьяный бред… спи, Ли… лю… лю-бима… я, – ответил я и вырубился.

Утром нас разбудил телефонный звонок из ФСБ. Звонил мой куратор генерал. Голос его был взволнован и сочился елеем.