Текст книги "Центурион Траяна"

– Гляди! – воскликнул Кука.

На кровати лежал Нонний. Центурион был по-прежнему в лорике и в одежде, и только шлем его с растрепанным гребнем висел на гвозде над постелью. Бедро Нонния было перевязано, но кровь уже промочила повязку так, что она сделалась пурпурно-красной. Нонний лежал с закрытыми глазами, на бледном восковом лице крупными каплями выступил пот.

«Боги услышали, – подумал Приск, глядя на раненого недруга. – Чтобы он умер, о боги, сделайте так, чтобы он умер…»

Но прежней ярости почему-то не было в сердце. Слова в голове струились пустым звуком, без страсти.

Несколько мгновений Приск стоял рядом с поверженным врагом, до боли стискивая пальцами рукоять кинжала. В этой суматохе, толчее, среди мук и крови никто и не заметит, если легионер на миг склонится над центурионом; среди сотен криков и стонов никто не услышит предсмертный хрип умирающего.

– Приск, нет!.. – Кука положил ему руку на плечо.

– Что?

Приск очнулся. Не сразу сообразил, что уже обнажил кинжал.

– Нет, – повторил Кука. – Пошли искать Молчуна.

Наверное, с полчаса они бродили среди сотен изувеченных, на их глаза умерли двое, и, кажется, один сошел с ума – потому что хохотал и орал непрерывно. Наконец они отыскали товарища в одной из комнатушек. Его уже перевязали, говорить Молчун не мог. Но увидев товарищей, кинулся к ним на шею и стал знаками показывать, чтобы его забрали отсюда. Кука и Приск подхватили Молчуна под руки и повели.

Проходя мимо той койки, на которой прежде лежал Нонний, Приск увидел, что на ней, скрючившись, лежит какой-то парень с распоротым предплечьем.

Нонний исчез. О боги, неужели умер?! Судьба, Судьба помогает…

Февраль 855[91]91
  Февраль 102 года.


[Закрыть] года от основания Рима. Эск

– Подъем! – заорал Малыш над самым ухом.

Приск вскочил. Остальные уже были на ногах.

– Подъем! – снова завопил Малыш не хуже боевой трубы.

За окном мелькали яркие всполохи. Хотя – Приск был уверен, – до рассвета было еще далеко. Скорее всего – третья ночная стража[92]92
  От полуночи до трех часов утра.


[Закрыть].

Приск спал в тунике и штанах, так что быстро сунул ноги в калиги, затянул ремешки и выскочил наружу, поглядеть, что и как.

Над головой оранжевыми огненными птицами неслись зажженные стрелы. Они щедро сыпались на крыши стоявших близ лагерных стен бараков. Черепица, покрытая кое-где подмерзшим снегом, отзывалась глухим стоном и рассерженным шипением. Одна из стрел ударила в мостовую рядом с ногой Приска. Комок горящей пакли брызнул огнем от удара и тут же потух. Приск прижался к стене, чтобы новая шальная стрела не пронзила его насквозь. Огненные летящие светляки мчались роем. Один рой пролетел. Передышка. Потом новый рой. За стенами кричали. На стене – тоже. Алое зарево огромным лепестком поднималось в темное звездное небо. Судя по всему, загорелся дровяной склад. Крышам бараков, правда, стрелы не причиняли вреда – все строения в лагере были крыты массивной черепицей. Разве что пущенная особо мощным луком тяжелая стрела могла разбить обожженную глину. Значит, варвары сумели соорудить из подручных средств нечто такое, из чего можно было обстреливать лагерь навесом.

Приск нырнул обратно в барак: кожаная лорика, лорика стальная, шлем, – легионер облачался, будто вползал во вторую кожу. Вооружились, весь контуберний понесся на стены. Даже Молчун побежал вместе со всеми. Правда, чтобы надеть шлем поверх бинтов, ему пришлось выдрать войлочную подкладку, а уцелевший нащечник снять.

Бастарны в очередной раз пытались ворваться в лагерь. Дикая картина в свете разожженных костров, отблесков пожара на складе и зажженных на караульных башнях факелов. Варвары в нескольких местах приставили наскоро изготовленные штурмовые лесенки и карабкались наверх, но атакующих сбрасывали прежде, чем они успевали поравняться с кромкой стены.

Странно, но почему-то ни баллисты, ни катапульты на стене слева от ворот не стреляли.

«Неужели проспали? – изумился Приск, – вот же лысые задницы…»

Без поддержки легионных машин положение складывалось отчаянное. В двух местах человек десять варваров сумели взобраться на стены, закипела сеча. На счастье ворота в этот раз и не думали пробивать, Пруденс смог направить легионеров Куки в самое пекло сражения. Приск тут был ни с кем не сравним. Умение драться не в строю, а в одиночку, один на один, пригодилось ему в эту ночь как никогда. Каждый его выпад достигал цели, а нацеленные на него самого удары он легко парировал щитом. Правда, варвары то и дело начинали стрелять снизу из луков, но этот обстрел сослужил атакующим плохую службу – не защищенные доспехами бастарны становились жертвами «дружественного» огня, тогда как римлян спасали шлемы и лорики, не говоря уже о щитах.

Неожиданно в центре атакующих возник здоровенный обнаженный по пояс варвар-дак. Пар валил от его тела, космы волос и борода обледенели. Дак держал фалькс двумя руками и орудовал им с поразительной быстротой и силой. Люди падали колосьями под ударами этой чудовищной косы.

«Я же где-то его видел…» – подумал Приск и устремился на гиганта.

Никого рядом с ними вдруг не оказалось – вообще никого – все отхлынули, и свои и чужие. Приск поднял щит, закрываясь, фалькс ударил по щиту и застрял над самым умбоном. От непомерной силы удара заныло плечо. Дак рванул свой клинок на себя, вырывая полуразрубленный щит из рук римлянина. Приск не сопротивлялся, ринулся следом, стараясь поднять щит как можно выше, а затем, не дожидаясь, пока дакийский клинок освободится из ловушки, нанес колющий удар гладиусом снизу. Гигант зарычал, пошатнулся и наконец освободил свое страшное оружие. Вновь замахнулся фальксом. Но прежде чем варвар обрушился на него снова, Приск сам атаковал – щитом. Умбон боднул дака все туда же, в бок, куда несколько мгновений назад ужалил гладиус. Гигант пошатнулся, отступил и рухнул со стены.

Тогда наконец Приск вспомнил, где же видел здоровяка-дака. Это же Тифон, пленный, проданный Кандидом Антистию. Значит, не довез хитрый грек свой товар до Диррахия, то ли всех потерял, то ли дак сумел ускользнуть в одиночку. Приск ринулся к ограждению, глянул вниз. Насколько можно было различить в неверном свете зажженных факелов, Тифон рухнул на груду тел – поверх замерзших, как кость, трупов, что оставались внизу с дневного штурма, сверху валялись еще не остывшие тела только что убитых. Гигант сполз с этой страшной горушки и встал, пошатываясь, на ноги.

– Ну и живучий! – восхитился Кука и швырнул дротик.

Промахнулся.

Дак, пошатываясь, пошел прочь – в темноту.

– Герой! – Кука хлопнул Приска по плечу.

Оба проводили взглядами раскаленную головню, что, шипя и вращаясь, летела в лагерь.

Оказалось, что варвары сумели построить два помоста, защищенные плетнями и кожами от римских машин, на них установили несколько баллист и катапульт, и теперь машины швыряли в лагерь все, что можно было поджечь и забросить за стены.

– Чтоб меня посвятили подземным богам… – пробормотал Кука. – Они учатся у нас слишком быстро. Если наши баллисты не расколошматят их машины, придется делать вылазку.

* * *

Впрочем, пальму первенства в этом сражении Приску вскоре пришлось уступить Малышу. Вооружившись трофейным фальксом, гигант махал мечом, не уставая. Лишь взгляд его становился все более и более дикий, а с губ то и дело срывался хриплое рычание. Наверное, сражение на стене не заняло и получаса. Но, к тому времени как всех прорвавшихся удалось перебить, а Малыш сумел оттолкнуть толстой жердью приставленную лестницу, которая тут же переломилась в середине, Приску показалось, что миновала вечность. Вокруг все было забрызгано кровью, ее тут же прихватило морозом. Деревянный настил сделался скользким, тела римлян и варваров лежали вперемежку. Стена, там, где прежде стояла лестница, сделалась красной от замершей на ней крови.

Кука принялся осматривать поверженных римлян, пытаясь отыскать среди них раненых. Двое ветеранов были мертвы. А вот несчастному писцу повезло, если это можно было счесть за везение, – остро отточенный фалькс дака разрубил ему руку до кости, но парень сумел перетянуть предплечье ремнем выше раны.

– Где этот треклятый капсарий? Сидит внизу и ждет, когда раненые к нему сами пожалуют? – возмущенно заорал Кука. Потом приказал Малышу: – Отнеси его вниз! И сразу назад. Пока варвары не очухались. Наверняка снова полезут.

Малыш взвалил несчастного писца на спину и побежал вниз. Капсарий в самом деле не спешил на стену, а помогал внизу главному медику когорты. Здесь же Малыш заметил Кориоллу. Она держала руку раненого, пока медик вырезал стрелу из плоти, – делать это надо было очень быстро. Одетая как парень, с растрепанными волосами, с перемазанными в крови по локоть руками, она вдруг показалась Малышу одновременно и ужасной, и красивой, будто сама богиня Беллона[93]93
  Беллона – древнеримская богиня войны, справедливости и подземного мира.


[Закрыть].

Он замер, уставившись на девушку. И только протяжный стон писца заставил его очнуться. Малыш сгрузил раненого как мешок с сеном прямо к ногам Кориоллы.

– Ты это, того, осторожней… – пробормотал Малыш и бросился наверх, к своим.

– Что так долго? – накинулся на него Кука. – Варвары сейчас снова полезут.

– Девчонка опять здесь!

– Какая девчонка? – не понял Кука.

– Кориолла.

– Приготовиться! – К ним, пригибаясь и хоронясь за зубцами стены, бежал Пруденс.

Алый поперечный гребень он давно уже снял со своего шлема, чтобы не служить приметной мишенью для варваров.

– Малыш, я тебя ищу… Ты мне нужен, здоровяк! Придется стащить негодные машины со стены и поставить новые. Пошли!

Малыш и Пруденс сбежали вниз. Вскоре Приск увидел, как несколько человек затаскивают по настилу новую баллисту. Малыш работал за троих, он напоминал Геркулеса, совершающего один из своих подвигов. Гигант впрягся в постромки спереди, а четверо толкали баллисту сзади. Оставив ремесленников устанавливать машину на настиле, Малыш ринулся вниз – за следующей. Пока варвары перестраивались, чтобы вновь кинуться в атаку, Малыш и ветераны с помощью гражданских успели доставить из мастерских три машины.

Уже потом выяснилось: ночью бастарны забрались наверх и перерезали вся тяжи и канаты баллист. Караульные не спали, но в первый момент растерялись. Всего на миг, потом прозвучала труба, подавая сигнал тревоги, закипела схватка. На помощь несущим караул подоспели ветераны и мобильные подкрепления, что дежурили внизу, у костров перебили. Но пока другие варвары сражались и умирали, один ловко орудовал ножом, перерезая торсионные жилы. Причем у двух баллист он надрезал канаты не до конца – они лопнули в момент зарядки. Одного заряжающего сильно посекло обрывками канатов.

Но теперь, когда баллисты вновь повели методичный обстрел, бастарны, начавшие было новую атаку, отступили, так и не добежав до стены.

* * *

Когда стало ясно, что нового приступа не будет, Приск спустился вниз. Малыш не ошибся: Кориолла опять была рядом с капсариями, распоряжалась легионными рабами, указывала, кого из раненых нести, кто может идти сам, а кому надо помочь добраться. Такое впечатление, что она всю жизнь работала при госпитале. В руке у нее был кинжал в ножнах, и Кориолла использовала его как жезл, а иногда и била нерадивых рабов по загривку. Как ни странно, никто и не думал оспаривать ее распоряжения.

«Римлянки не дерутся рядом с мужьями. Это у варваров принято – в крайнем случае всем дать в руки оружие, даже женщинам и детям», – подумал Приск.

Но это «варварство» Кориоллы ему импонировало. В дикой провинции именно такая подруга и нужна солдату. Степенная матрона – это для далекой и уже, скорее всего, недостижимой Италии.

О боги, стоило ему только понять, что все эта история про Кориоллу была подлым наветом, как все чувства разом ожили с удесятеренной силой. Он вновь принялся мечтать об этой девчонке.

Когда очередного раненого унесли, Гай ухватил девушку за локоть.

Она вскрикнула и развернулась, метя приложить его рукоятью кинжала по лбу. Потом, узнав Гая, рассмеялась.

– Ты? Как там? – Она ткнула кинжалом вверх, указывая на стену.

– Держимся и деремся как львы. Плохо, что людей маловато. Бастарны могут вскарабкаться тайком в каком-нибудь месте под покровом темноты. Как сегодня, когда они добрались до наших машин. Только боги-покровители помешали им точно так же проникнуть в лагерь, – Приск тут же пожалел, что сказал ей об этом. – Нонний в госпитале, ты знаешь? – попытался он успокоить девушку: хотя бы с этой стороны опасность ей больше не грозит.

– Знаю. Но он бешеный, может и раненый выбраться оттуда. – Она помолчала. – Он приезжал в усадьбу свататься ко мне в начале осени. Подкатился с подарками, стал убеждать отца: Валенс, мол, никогда не женится, нечего и ждать…

– Валенс в самом деле на тебе не женится, – перебил неведомо зачем Приск.

Кориолла одарила его таким взглядом, будто плетью ожгла. И продолжила, закипая от негодования:

– А Нонний этот: мол, как только срок службы выйдет – так сразу. Отец бы и согласился меня отдать – тут гадать нечего, тем более что срок помолвки с Валенсом опять прошел. Да только Нонний меня для начала в сожительницы просил, жениться обещал потом – когда-нибудь. Ну, отец его и выставил. Ты бы слышал, как он нам угрожал! Отец даже хотел ехать к наместнику жаловаться.

– Не лучшее время для жалоб, – заметил Приск.

– Это уж точно! – невесело улыбнулась Кориолла.

– Если этот монстр появится, сразу кричи: «Приск тебя убьет!».

– Думаешь, он испугается?

– Конечно.

– Приск, что у вас? – рядом очутился Пруденс. Вечно он тут как тут, будто волк из басни. – Назад на стену! Хватит торчать подле капсариев. Или ты ранен?

– Руки! – Приск продемонстрировал новые раны – в двух местах вражеский меч вспорол уже не кожу, а наложенные капсарием накануне бинты.

– Когда перевяжут – наверх! Уйдешь, когда сменят.

Он бросил мрачный взгляд на Кориоллу и добавил:

– Ну, ты и упрямая…

Однако не стал прогонять девушку.

А Куку и его контуберний сменили только к первой дневной страже.

* * *

К утру завьюжило. Ветер нападал яростнее варваров: крутил по мощеным улицам лагеря поземку, норовил сбросить часовых со стены, обрушивал заряды снега, швырял их из невидимой баллисты, ярился и задувал костры, срывал натянутые на стены кожи.

День наступил, но ветер лишь усилился. В такую погоду ничего не стоит проворонить тех, кто в снежной круговерти подберется тайком к стенам.

«Не повезло тем, кто заступил в караул», – сочувственно подумал Приск, на миг высунувшись наружу и тут же возвращаясь в казарму.

– Гай, а что будет, если мы не отстоим лагерь? – шепотом спросила Кориолла.

Они сидели в комнате «славного контуберния» и наслаждались теплом и покоем.

– Мы отстоим лагерь, я же поклялся, – напомнил Приск.

– Мне страшно, – прошептала девушка. – Кандид говорит, что лагерь не удержать, что даки и бастарны все равно прорвутся. Тогда никому не будет пощады. Ветераны подозревают рабов из канабы – будто бы те могут открыть ворота. Несколько человек связали, одного убили, – торопливо прошептала Кориолла. – Ночью привратник Кандида, когда тушил пожар, не удержался на крыше, скатился вниз, сломал шею. Двух мальчишек убило стрелами на стене, когда они туда без спросу залезли. Дай мне слово… обещай…

– Что обещать? – он держал ее руки в своих.

– Если варвары ворвутся внутрь, ты убьешь меня.

Приск опешил.

– Нет, ну что ты? Пока все идет неплохо.

– Мы все время планируем нашу жизнь так, будто боги нам обещали вечность. Будто нет смерти и не оборвется нить…

Снег залепил слюдяное оконце так, что даже днем в комнате было темно. Горел масляный светильник, освещая лицо девушки – тонко вырезанные ноздри, полные, надменно очерченные губы. Полуприкрытые веки, опушенные длинными ресницами. Завиток волос выбился из под шерстяной шапочки. Он была по-прежнему в мальчишеском наряде – в кожаных штанах и тунике, поверх меховой плащ, который она сейчас скинула.

– А наша жизнь может быть очень даже коротка. Очень-очень… и все наши планы – лишь для того, чтобы рассмешить небожителей. Я иногда слышу, как они смеются. Наверное, в такие мгновения в дакийских горах срываются камни и заваливают проходы в горах.

– А в Италии случаются землетрясения.

– А на море – бури, и корабли с беспомощными кормчими, потеряв и мачту, и парус, идут ко дну.

За стеной комнаты шумели переселенные из канабы отставные ветераны. Спорили о том, сколько варваров переправилось через Данубий. Одни считали, наверняка не меньше ста тысяч, если наместник не смог ничего поделать, другие – что гораздо меньше. Жены и дети ветеранов орали друг на друга и делили принесенный с кухни горячий хлеб. Их мало интересовало, о чем шепчутся в соседней комнате девушка с парнем.

Один малыш лет трех попробовал заглянуть к ним, но легионер состроил карапузу страшную рожу, и тот с ревом скрылся в своей комнатушке.

– Варвары не прорвутся. Ты мне веришь?

Их губы на миг коснулись друг друга в полумраке. Потом еще раз и еще.

Тем временем на плите Аристей готовил обед для всего контуберния. К нему в кухоньку набились еще три или четыре ветеранские жены или сожительницы, со своими и припасами и посудой, так что вся плита была плотно заставлена горшками, в которых булькало и кипело. Стояк плиты так нагрел стену, что к ней было не притронуться. В комнате было не просто тепло – жарко.

– Так обещаешь? – настаивала Кориолла.

Да что ж это такое! То Валенс требует, чтобы он, Приск, поклялся не допустить женитьбы Нонния на девушке. То теперь сама Кориолла требует невозможного – убить ее, если лагерь падет.

– Сама я не смогу, – сказала она, отвечая на незаданный вопрос. – Но ты убивал… тебе проще…

– Я не убивал женщин и детей, – сказал Приск глухим голосом.

В этот миг он понял, что просто не может жить без нее. Что он должен беречь и оберегать ее не потому, что дал кому-то слово, а потому что дороже ее нет никого – только он очень долго боялся себе в этом признаться.

Гай привлек ее к себе:

– Кориолла, ты сказала – срок помолвки прошел опять?

– Ну да…

– Тогда не думай больше ни о чем, ты никому не обещана. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Будем вместе. Поклянемся, что нас ничто не разлучит. Да, я не могу на тебе жениться. Но я буду считать тебя своей женой. Ты меня – своим мужем. Пусть боги станут свидетелями нашей клятвы… Что нам еще нужно, скажи, что? Разве мало у нас в Эске таких, кто живет как муж и жена без всякого обряда? Мы просто поклянемся любить друг друга…

– Поклянемся? И все?

– Все знают, я никогда не нарушаю клятву.

– Разве ты не обещал Валенсу меня защищать?

– От Нонния. Не от себя. Я клянусь любить тебя до самой смерти, – прошептал Приск.

– И я клянусь…

Произнести священную фразу «Где ты, Гай, там и я, Гайя…» – Кориолла не имела права.

Он взял ее за руку и, прихватив роскошный меховой плащ Куки, увел в комнату напротив. Там никого не было. Он запер дверь на щеколду, придвинул сундук. После жаркой комнаты здесь было холодно.

Зубы Кориоллы выбили частую дробь.

Трепет ожидания, жажда любить, целовать, обладать.

Но внезапно Гай ощутил растерянность, даже робость. У него было немало женщин – но все либо девки из лупанариев, либо рабыни, тайком от хозяев продающиеся ради нескольких монет. Ни одну из них он не любил, ни одной не дорожил.

– Я тебя согрею. – Он расстелил плащ на нижней кровати, поднял девушку на руки и опрокинул на ложе.

– Приск, – донеслось с кухни, – Приск, каша готова! – звал Аристей. – Приск!..

Кто-то одернул раба, и голос Аристея смолк.

Кориолла прижалась к Приску всем телом, и первая поцеловала его. Тут же жар страстного желания охватил обоих. Правой рукой он еще сильнее прижал ее к себе. Левая, проникнув под тунику, как лазутчик в неохраняемую крепость, легла на ее грудь, и этот плод оказался как раз по его ладони. Гай стал ласкать ее, ощущая как твердеет под пальцами сосок. Кориолла едва слышно застонала. Что-то невнятное пролепетал ее язык, будто позабыл все слова.

Приск вновь и вновь покрывал поцелуями тело Кориоллы, освобождая ее от одежды. Теперь только нежный мех плаща, щедрого подарка Адриана, касался их обнаженных тел. Он поцеловал ее лоно, и ощутил, как ее пальцы инстинктивно вцепились в его волосы.

– Прости… – шепнула Кориолла.

И тут же притянула Приска к себе еще ближе. Теперь его язык скользил по ее коже наверх, и путь этот был самым сладким, что проделал Гай в своей жизни.

В следующий момент он вошел в нее. Кориолла вскрикнула, и Гай на миг замер.

– Нет, ничего, не останавливайся… – шепнула она. – Я люблю тебя…

Еще один рывок, и они слились в единое целое. Кажется, она опять вскрикнула, но крик лишь подхлестнул его. Гай был нежным вначале, а тут вдруг обратился в хищного зверя, что рычит и рвет свою добычу. Но и она обернулась волчицей – царапалась и кусала его. Они вместе дошли до Венериного спазма, и оба кричали.

Потом лежали, укрытые Адриановым плащом, прижимаясь друг к другу.

– Ну как?

Приск поцеловал ее и почувствовал, что щека мокрая.

– Ты плачешь?

– Нет, все хорошо. Вытри мне слезы.

Он снова стал целовать ее – теперь в закрытые глаза.

– Так?

Она вдруг схватила его руку и прижала к щеке.

– Я не хочу умирать, Гай! Спаси меня… ты спасешь меня, да?

– Конечно! – пообещал он вполне легкомысленно.

И не стал напоминать, что всего час назад она умоляла его о смерти.

* * *

На другой день распогодилось, стоял легкий морозец, светило солнце и варвары больше не штурмовали лагерь.

Синие глаза Кориоллы лучились от счастья. Ее взгляд сообщал всем: «Я люблю и любима». Мужчины невольно задерживали на ней взгляд, женщины – подозрительно оглядывались, нет ли рядом со счастливицей их собственного избранника.

Приск, который ночью опять стоял в карауле на стене, днем был свободен, и теперь шел рядом с Кориоллой, не скрываясь.

«Я не отдам ее никому, ни Валенсу, ни Ноннию. Я всем скажу, что она моя!», – думал легионер.

Он подозревал, что каждому, кто лишь бросал на них мимолетный взгляд, тут же становилось ясно об их тайном союзе.

Ну что ж, Гай не ошибался, так оно и было.

Внезапно Кориолла разбежалась и упала спиной в снежный сугроб у стены барака. В следующий миг Приск очутился рядом. Они принялись обсыпать друг друга искрящимся снегом.

– Это сокровища даков, я дарю их тебе! – воскликнул Приск.

– Это мое приданое, я отдаю его тебе!

Они смеялись, будто в самом деле осыпали друг друга жемчугом и каменьями, одаривали золотыми и серебряными браслетами и ожерельями. Им хотелось смеяться – просто так. Неважно, что рядом опасность и смерть. Они были счастливы.

– День замечательный, правда? Я вижу над нами колесницу Гелиоса. А ты видишь?

– Угу, – отозвался Приск, хотя ничего подобного он не видел, но все же старательно принялся всматриваться в небо.

– Гелиос! Прокати нас! – закричала Кориолла и бросила вверх хлопья чистого снега.

Снег оседал на них – серебристыми блестками, таял, их лица горели.

– Войны больше нет, – шептала Кориолла.

Но война была рядом, она никуда не делась.

* * *

Хотя варвары больше не штурмовали лагерь, они не ушли. Мысль, что лакомая добыча отделена от них одной стеной, сводила заречных гостей с ума, как манит волков запах свежей крови. Стена должна была пасть. Бастарны притащили из разоренной канабы балки и доски, камни, куски выломанных из стен кирпичей. Принесли шкуры только что убитых волов и лошадей.

– Клянусь Геркулесом, они строят осадные башни! – воскликнул Кука. – И не примитивные насесты для обстрела лагеря, а настоящие башни.

Сказано было таким тоном, как если бы он с изумлением обнаружил, что у варваров есть руки и ноги, и даже головы. Хотя предыдущей ночью четыре машины обстреливали лагерь чуть ли не до утра – пока наконец не удалось перенацелить легионные баллисты в полталанта, и разбить помост.

– Ничего страшного, – отозвался Приск. – Вот если бы они сделали насыпь…

Он и сам удивился, как равнодушно говорит об осадных башнях и о новом штурме. Можно подумать, что любовь Кориоллы сделала его неуязвимым, как воды подземной реки – Ахиллеса.

– Хитрые бестии, – пробормотал Кука. – Глянь, они строят башни там, где их не достанут камни из наших машин. Быстренько подкатят потом на деревянных катках – и нам конец.

Малыш тем временем, командуя отрядом легионных рабов, волочил к стене новую баллисту. Прежде она стояла в мастерских. Слишком огромная, чтобы занять место на стене или в обозе наступающей по горным дорогам армии, она была своего рода гордостью инженерной мысли префекта фабрума Пятого Македонского легиона. Иногда во время учений ее вытаскивали в поле и устраивали показательные стрельбы. Теперь же Малыш, соорудив вместе с легионными рабами специальный настил на катках, вез баллисту по лагерной улице прямиком к воротам. Пруденс отправил Куку и Приска помогать товарищу. Крича и ругаясь, хрипя и обливаясь потом, механического зверя все же подтащили к воротам. Никуда поднимать этого монстра было не нужно: баллиста возвышалась над воротами и могла стрелять в варваров прямо с земли. Наконец машина встала как нужно. Рядом вертелись человек пять мальчишек: прогнать их в бараки было невозможно – баллиста казалась прекрасней всех семи чудес света. Один из ветеранов долго натягивал торсионные рычаги, выверяя натяжение жил. Потом долго взводили канат, не рискуя зацепить спусковой механизм за самый крайний крюк. Но все же натяжение выбрали близкое к максимальному. Настраивали прицельный механизм еще дольше. Чтобы выстрелить, за канат пришлось дергать втроем. Огромный камень ушел по ложу вверх, затаив дыхание все глядели, как он летит по воздуху, будто брошенный дланью титана. А потом камень точнехонько грохнулся на недостроенную штурмовую башню, Малыш завизжал от восторга и принялся обнимать Куку и Приска разом.

А ветераны уже тащили из мастерской горшки со смолой.

– Вот это я люблю… – приговаривал один из них, оглаживая раму баллисты и ухмыляясь. – Люблю, когда стреляют с огоньком.