Текст книги "Семья Звонаревых"

14

В последующие дни русские войска продолжали двигаться вглубь германской территории. Их встречали опустевшие хутора, селения. Жители уходили, угоняя скот и унося всё, что было возможно. Оставались только цепные собаки. Голодные, одичавшие, они с лаем кидались на всех.

Батарея Борейко находилась при 16-й пехотной дивизии и Рихтер уже называл её своей тяжёлой артиллерией. Ей была придана полурота одного из полков дивизии. Командир полка решил, что для такой цели наиболее подходит последняя рота в полку – шестнадцатая, где обычно находились самые низкорослые и малопригодные к строю солдаты. Рослые артиллеристы презрительно называли их «крупой». Командовал ротой невысокого роста, кругленький, буро-красный от загара капитан Хоменко. Он ехал на какой-то сивой каурке, всё время подгоняя своих солдат, отставших от батареи. Обливаясь потом, в промокших на спинах рубашках, пехотинцы выбивались из сил.

Заметив это, Борейко разрешил шинельные скатки и вещевые мешки пехоты положить на лафеты орудий. С огромной радостью солдаты сбросили с себя тяжёлую амуницию и сразу бодрее зашагали рядом с орудиями. Их командир поблагодарил Борейко за дружескую помощь в походе.

– Теперь мои орлы любого немца отгонят.

Капитан оказался разговорчивым и сообщил, что всего три недели как призван из запаса, а до того был управляющим имением в Воронежской губернии.

– Едва успел убрать хлеб, обмолот уже начался без меня, словоохотливо рассказывал он.

На привалах капитан Хоменко собирал оставшиеся после жатвы колоски хлеба, растирал их между пальцами. Глаза его, выцветшие и чистые, делались добрыми и печальными. Когда набиралась горстка ржаных зёрен, жёлтых, чуть сморщенных, он опрокидывал их в рот и долго жевал, чувствуя родной привкус хлеба. Вокруг Хоменко собирались солдаты и слушали его тихие, неторопливые объяснения. За разговорами солдаты забывали о войне.

Хотя впереди шли пехотные полки со своей лёгкой артиллерией и только после них, во втором эшелоне, двигались тяжёлые батареи, тем не менее нет-нет да и раздавались по сторонам дороги одиночные выстрелы и над головами посвистывали неизвестно откуда прилетевшие пули.

На ночь расположились бивуаком на окраине городка Щепанкена и выставили усиленное охранение во избежание внезапного нападения.

Утром в Щепанкен прибыл Кочаровский. Рассказывая различные штабные новости, полковник с сокрушением поведал о вражде между Ранненкампфом и Самсоновым. Началась она ещё в японскую войну.

Теперь Ранненкампф сводил старые счёты. Он задержал на трое суток свою наступающую на запад 1-ю армию после разгрома немцев под Гумбиненом. Это дало немцам время оправиться после поражения и начать перегруппировку против 2-й русской армии.

– Что дальше будет, трудно даже гадать, – с тревогой говорил полковник. – Где немцы, никто толком не знает! Тот же Ранненкампф заявляет, что немцы отходят к Кенигсбергу, а по агентурным сведениям, они сосредотачиваются против 2-й армии. Соседние с нами корпуса энергично наступают на север и северо-запад, а мы движемся на северо-восток. Короче, собираемся наносить удар растопыренной пятерней, а не сжатым кулаком, как это делается при любой драке.

– Почему не используют для разведки нашу авиацию? – спросил Зуев. Немецкие самолёты постоянно летают над нами.

– Самолётов у нас фактически нет, но главное – их донесениям никто не верит! Что там можно увидеть с неба? Пустяки это, – уверял Кочаровский.

– Ранненкампф – немец и, очевидно, боится серьёзно воевать против своих сородичей, а Самсонов, по-видимому, просто плохо разбирается в военном деле и лишь случайно оказался во главе армии. Чем скорее их обоих уберут, тем будет для нас лучше, – ответил Борейко.

– Начальником-то штаба кто у Самсонова? – спросил Звонарёв.

– Постовский. Трусоват и очень недалёк, кавалерист. Про Постовского говорят, что его лошадь быстрее соображает, чем он сам, – съехидничал Кочаровский.

Днём части 6-го корпуса продолжали движение на северо-восток по направлению к городу Бишофсбургу. По приказу к вечеру нужно было занять этот город и расположенный севернее его железнодорожный узел у селения Гросс-Бессау.

Когда пехота подходила к Бишофсбургу, слева из леса показались конные части германцев. Для прикрытия своих полков генерал Рихтер приказал выдвинуть против конницы один из батальонов. Тяжёлая батарея, шедшая в хвосте колонны дивизии, послужила главной приманкой для кавалерийской атаки. Тяжёлые, малоподвижные и неповоротливые пушки казались лёгкой добычей для конницы. Но навстречу им уже разворачивалась рота за ротой.

Батарею приказано было остановить, пока не будет отогнана немецкая конница. Последней в полку шла рота Хоменко. Он, как мог, торопил своих малорослых солдат, но они, перегруженные амуницией, не могли быстро передвигаться. Полковник Петерсон с бранью накинулся на Хоменко:

– Не рота, а вшивая команда! Вы позорите мой полк, капитан! Отрешу, посажу! – исступленно орал на Хоменко Петерсон.

Испуганные этим криком солдаты окончательно сбились с толку и, не зная, что делать, топтались на месте.

Вражеская конница, перестроившись, быстро приближалась. Петерсон дал шпоры коню и ускакал в тыл.

Хоменко мгновенно оценил обстановку и приказал солдатам снять скатки и вещевые мешки. Солдаты стали сбрасывать тяжёлое снаряжение прямо на землю у дороги.

Хоменко сбежал с шоссе. Подняв над головой обнажённую шашку, он указал ею солдатам направление следовать за ним. Не прошло и минуты, как рота вытянулась в шеренгу, преграждая путь коннице немцев. Артиллеристы с замиранием сердца следили за живой лавиной, стремительно несущейся по полю на маленькие фигурки солдат. Ранее вышедшие на поле роты оказались смятыми и стремительно бежали во все стороны. Ободренные успехом, немцы ринулись на роту Хоменко, которая уже успела перестроиться в две шеренги. Первая опустилась на колени и, уперев приклады в землю, выставила штыки навстречу врагу. Вторая шеренга, вскинув винтовки, ровными точными залпами поражала надвигающегося противника.

Хоменко бегал вдоль строя роты и, размахивая шашкой, подавал различные команды. Ни один солдат не струсил, не выбежал из рядов, мужественно встречая надвигавшуюся кавалерию.

На флангах затрещали пулемёты. Первая шеренга конницы была мгновенно срезана огнём. Только несколько всадников доскакали до рядов пехоты и были ею приняты на штыки. Вторая волна хлынула на фланги и была срезана пулемётами, а третья, вместо атаки, поспешила повернуть коней и так же мгновенно скрылась, как и появилась.

Только теперь остальные роты батальона начали собираться на поле битвы, подбирая раненых и убитых и брошенное в панике оружие, амуницию.

Около самого Бишофсбурга батарее Борейко пришлось задержаться. Входить в город без пехотного охранения Борейко не решился. Поджидая отставшую пехоту, он выслал в город разведчиков.

Вместе с подоспевшими подразделениями пехоты они приступили к поквартальному осмотру домов. Тем времени Борейко забрался на колокольню кирхи и осмотрелся. К северу от Бишофсбурга чётко виднелась узловая станция Гросс-Бессау. К ней подходили воинские эшелоны. Быстро и организованно выгружалась пехота. Тут же на марше она перестраивалась в походный порядок и двигалась по направлению Бишофсбурга. Было очевидно, что германцы спешно сосредотачивают подкрепления против наступающих на север русских частей. Борейко составил донесение в штаб идущей следом 4-й дивизии и послал конного ординарца.

Через четверть часа батарея уже открыла огонь по станции Гросс-Бессау. В бинокль было видно, какая там поднялась суматоха: солдаты, не слушая приказов начальства, вскакивали в идущие от Гросс-Бессау вагоны. Те же, кто не успевал уехать, в панике метались в поисках укрытия и гибли, настигнутые шрапнелью и осколками от снарядов. Подошедшие к станции русские части заняли Гросс-Бессау, отбросив немцев на северо-восток.

15

Ночью появились разведывательные части германцев, которые вышли во фланг расположенной у города 4-й пехотной дивизии. Поднялся переполох. Было приказано немедленно отправить в тыл тяжёлые батареи.

Войсковая разведка и связь по фронту были поставлены из рук вон плохо. Штаб 6-го корпуса не знал, где находятся части соседнего 13-го корпуса.

Для уточнения местонахождения правого фланга этого корпуса были отправлены разведчики тяжёлой артиллерии – Блохин, Зуев и Лежнёв. Они налегке поскакали на запад, в общем направлении на Алленштайн.

День выдался солнечный, ясный, ехать было легко, и разведчики широкой рысью продвигались вперёд. На пути им встретились отдельные разрозненные части 13-го армейского корпуса генерала Клюева. Одни из них двигались на северо-запад, другие шли в тыл к Ломже. Где-то на севере и северо-западе слышалась канонада, то усиливающаяся, то затихающая.

Немцев не было видно. Даже отдельные отряды исчезли. Все населённые пункты были брошены жителями, скот угнан, часть хуторов сожжена.

Над головами летали немецкие «альбатросы» и «таубе».

– Делает немец разведку. Хитёр, подлец, ничего не скажешь. Сам всё видит, а его не достанешь, – с каким-то злобным восхищением сказал Лежнёв.

В это время на дороге показалось несколько интендантских повозок. Они неслись вскачь и ездовые, стоя на повозках, нещадно хлестали лошадей.

– Немец прорвался и прёт сюда! – на скаку крикнули разведчикам солдаты, рукой показывая, что надо спешно поворачивать назад.

– Вот так фунт! – произнёс Блохин и все трое, без команды, повернули лошадей.

– Куда теперь ехать? – справился Леднёв. – К батарее, что ли?

– Где её, батарею, сейчас искать в суматохе? Проедем в Щепанкен, – по карте справился Зуев. – Кого-нибудь там найдём, а места нам знакомые недавно там были.

Так и решили. Пришлось пробираться проселочными дорогами через лес, минуя озёра и болота. Чем дальше пробирались разведчики, тем полнее вырисовывалась картина решительного наступления немцев с севера и северо-запада. В Щепанкене стало известно, что русские войска, атакованные у Бишофсбурга, начали отход в направлении на Ортельсбург.

В Щепанкене разведчики попались на глаза генералу Рихтеру, приказавшему им во что бы то ни стало найти правый фланг 13-го армейского корпуса. По предварительным данным, он находился в районе города Пассенгейма.

Разведчики немедленно туда отправились. Уже задолго до этого городка начали встречаться многочисленные воинские части.

Из расспросов выяснилось, что немцы прорвались в промежуток между 6-м и 13-м армейскими корпусами и пытаются окружить последний, охватывая его с востока.

Где находился стоявший западнее 13-го корпуса 15-й корпус, никто толком не знал. 13-му корпусу грозило окружение.

Надо было возможно скорее отступать на юг, чтобы выйти из мешка, но все приказы штаба армии требовали ускоренного наступления на север, к Алленштайну.

Общая растерянность и беспорядок усиливались с каждой минутой. Никакого руководства со стороны штабов корпуса и дивизии не было. Разведчики разыскали командира 13-го корпуса генерала Клюева и его штаб. В царящей неразберихе сделать это было нелегко. В одном из фольварков они наткнулись на штаб 1-й пехотной дивизии, которой командовал генерал Угрюмов. Зуев обратился к одному из штабных офицеров с просьбой указать, где находится штаб 13-го корпуса, объяснив при этом, что они посланы для связи с соседним 6-м корпусом. Это сообщение вызвало общую радость.

– Наконец-то Благовещенский нашёлся! – воскликнул штабной офицер и повёл Зуева к командующему дивизией генералу Угрюмову, ещё не старому, очень подвижному человеку, с утомленным и бледным лицом. Генерал подробно расспросил разведчиков, где находится 6-й корпус и что они видели по дороге. Зуев подробно доложил. Генерал заохал и закряхтел.

– Ведь это чёрт знает что! Соседи отступают, обнажая наш правый фланг, а штаб нашего корпуса гонит нас вперёд и вперёд. Мы должны спешно отходить, а не двигаться вперёд. Солдаты выбились из сил. Марш по пескам… без отдыха, без единой дневки. Жара, продовольствия нет… Ужас что такое!

В это время подъехал ординарец из штаба генерала Клюева с приказом прекратить наступление на север и установить тесную связь с 6-м армейским корпусом в Щепанкене.

– Да его там уже давно нет! Он на тридцать километров южнее, – снова схватился за голову генерал.

– Разрешите мне проехать в штаб корпуса и там объяснить обстановку в районе 6-го корпуса, – предложил Зуев.

Генерал ухватился за эту мысль и стал торопливо писать донесение в штаб Клюева. Решено было, что разведчики направятся в корпусной штаб вместе с ординарцем этого штаба.

– Он Вас проводит до места расположения штаба, – заверил генерал.

Разведчики двинулись в путь, держась направления на Нейдебург. Не проехали они и десяти километров, как наткнулись на части, ведущие перестрелку. Из расспросов выяснилось, что немцы успели просочиться между 13-м и 15-м корпусами и двигались в обход 13-го корпуса, окружая расположенную на левом фланге корпуса дивизию генерала Угрюмова.

– Похоже, что немец уже закружил наши войска со всех сторон, – угрюмо заметил Блохин.

Штаб Клюева они нагнали в пути. Клюев во главе конного взвода казаков и нескольких штабных работников медленно ехал по дороге в юго-западном направлении, видимо считая его наиболее прикрытым от немцев частями 13-го и 15-го корпусов. Сведения, доставленные ему разведчиками, совсем его обескуражили.

– Выходит, немецкие части охватывают нас с запада и даже с юго-запада, грозя полным окружением, – сразу заволновался Клюев. – Надо немедленно уходить на юго-восток. Немедленно передайте приказ 1-й и 36-й дивизиям двигаться на Валендорф. Если мы туда доберёмся раньше немцев, то выйдем из окружения. Приказ отправьте с офицерами штаба в самом срочном порядке, от этого зависит судьба всего корпуса.

Через пять минут штабные офицеры ускакали. Тут Клюев заметил разведчиков тяжёлой батареи и тотчас приказал:

– Отправляйтесь в штаб своего корпуса и объясните обстановку у нас генералу Благовещенскому. Пусть двинет хотя бы бригаду нам на помощь. Я сейчас ему напишу.

Блохин, Зуев и Лежнёв тронулись в путь. Но вскоре их остановили. Все дороги оказались забитыми обозами, транспортами, артиллерийскими парками с пустыми зарядными ящиками. Солдаты передавали друг другу, что немец уже занял Ортельсбург и теперь заканчивает «закружение» всего 13-го корпуса.

– Ума не приложу, куда ехать? – недоумевал Блохин. – Дуй, Василий, на юго-восток, без дороги, просёлочком. Так-то вернее будет.

Стало темнеть. Стрельба с каждой минутой становилась сильнее. Кто и куда стрелял, разобраться было трудно. Километров через десять-двенадцать разведчики оказались около какой-то деревни. За ней начинался довольно большой лес. Увидели невдалеке костёр, подъехали к нему. С удивлением узнали, что это солдаты из 2-й пехотной дивизии 23-го армейского корпуса.

– Как Вы сюда попали? Где Ваши командиры? – засыпали их вопросами разведчики.

– С вечера немец подступил к городу Нейдебургу. Значит, стали мы тикать, куда ни бросимся – везде немцы. Потеряли своих и побегли куда глаза глядят, только бы от немца утечь, – путано объясняли солдаты.

– Командиры-то где Ваши? – справился Блохин.

– Они поумнее нас, первыми стали тикать, а где они сейчас, не знаем.

– Ну и порядки! – возмутился Зуев. – В японскую войну команда была плоха, а сейчас ещё хуже.

– Чего ты, Вася, удивляешься? Порядки-то остались прежние, а генералы ещё больше поглупели! Вот и получается, что солдат должен только на самого себя полагаться. Пошли-ка с нами, ребята, – предложил Блохин своим собеседникам.

– Пешие конным не товарищи! – ответило сразу несколько голосов. Скачи прямо, авось до Расеи доскачешь. Она большая, не промахнешься. А мы пешки побредем, авось мимо немца по темноте ночью проскочим и доплетемся до своих.

За Омулефорен начинался лес, который тянулся довольно далеко с запада на восток.

– Да туда нам и нужно идти, – решил Блохин. И разведчики въехали в лес.

Лес был полон солдатами, артиллерийскими упряжками различных частей, обозами, повозками. Немецкие разведчики шмыгали по опушке. То там, то тут слышались отдельные ружейные выстрелы, короткие пулемётные очереди. Офицеров совсем не было видно, равно как незаметно было никакой воинской организации. Толпа солдат, никем не управляемая, потерявшая всякое представление о том, что делается вокруг, и пугливо озирающаяся на каждый выстрел или просто крик, заполнила весь лес. Мимо проскочило несколько интендантских повозок. Солдаты-ездовые отчаянно нахлестывали лошадей и истошно кричали:

– Закружил нас совсем немец! Спасайся, кто может, покеда не поздно! Тикай до Расеи сам, команды на то не жди! Офицеры сами в одиночку бегут. Одному-то сподручнее тикать, чем с народом. Не так скоро немец заметит. А зазря гибнуть нечего!

Панические вопли вызвали целый переполох. Солдаты вскакивали, бежали и, натыкаясь на бегущих навстречу, поворачивали назад, совсем потеряв голову от страха.

– Совсем одурела кобылка, – презрительно проговорил Блохин, глядя на происходящее вокруг него. – Чего мечетесь, как угорелые? С умом надо тикать, а не по-бестолковому. Где дорога на Расею? На юг да на юго-восток! Туда и беги! Ежели немца увидишь, смело на него кидайся! Он русского штыка боится, сам побегёт.

– Патронов у нас нет. Три дня не ели, не спали. Как же тут с немцем завоюешь? – отвечали ему из толпы.

– Что там не говори, а без офицеров особо не навоюешь! У них карты есть, знают, куда идти, и обучены они в команде, а мы только и умеем, что сполнять команду, – возражали другие, подходя к разведчикам. – Вы верхи, поищите кого-либо с офицеров. Вам сверху и виднее, и двигаетесь Вы побыстрее нашего.

– Что верно, то верно! – одобрил Блохин. – Айда искать командиров. Авось не все офицеры у нас ещё сбежали от страха перед немцами. Подождите здесь, мы в момент найдём.

16

Уже третий день Нежинский пехотный полк, в котором ротой командовал Стах Енджеевский, двигался по просёлочным дорогам к германской границе. Стояла сухая и очень жаркая погода. Солдаты на походе изнемогали от жары, с трудом продвигаясь по песчаной разбитой дороге. Ноги по щиколотку увязали в сыпучем песке. Нагруженные скатанной шинелью, одетой через плечо, винтовкой и вещевым мешком, солдаты с трудом проходили 20– 25 километров за день. Енджеевский сумел разместить часть амуниции а полковом обозе, благо он не был загружен провиантом. Сумел Стах всунуть в полковой обоз и пару повозок, якобы для перевозки офицерских вещей. Таким образом, половина роты шла налегке, поочерёдно меняясь с остальными солдатами на привалах. Благодаря этому, солдаты Енджеевского имели значительно более бодрый вид, чем в других ротах полка. Командир полка полковник Некрасов сразу обратил внимание на свежий вид солдат и похвалил Енджеевского за заботу о солдатах. Как и Енджеевский, Некрасов только недавно появился в полку. Сорокалетний полковник Генерального штаба, он отбывал стаж командира полка.

Одобрил полковник и организованное Стахом снабжение солдат питьевой водой на походе и заблаговременную высылку вперёд кухни, в результате чего солдаты сразу по приходе на место получали горячий обед.

С момента выгрузки в Остроленке части почти полностью перешли на «собственное довольствие». Но и у местного польского населения излишков не было. Поэтому Стах разослал во все стороны фуражиров, и они сумели кое-что достать из продовольствия и фуража. Солдаты видели и ценили эту заботу о них Стаха. Молва о нём как о заботливом и толковом командире шла среди всех солдат полка.

15-м армейским корпусом, в который входил полк Некрасова, командовал генерал фон Мартос. Участник ещё русско-турецкой войны 1877-1878 годов, он жил представлением о войне ещё турецкой кампании. Лично храбрый и довольно толковый Мартос был тяжелодум и не умел быстро принимать нужных решений.

Дивизией, в которой находился полк Стаха, командовал генерал фон Торклус, болезненный и нерешительный человек, к тому же не имевший боевого опыта. Он это сознавал и всё время старался находиться возле Мартоса и даже в мелочах просил у него указаний. До известной степени Торклуса, как и Мартоса и генерала Фитингофа, связывало одно обстоятельство: все они носили немецкие фамилии.

Русские войска форсированным маршем двигались от реки Нарев на север, к германской границе, почти не встречая сопротивления. Дело ограничивалось лёгкими перестрелками с германской конницей.

В один из дней полк Енджеевского на марше обогнал командовавший 2-й армией генерал Самсонов. Дослужившийся до генеральских чинов из рядовых казачьих офицеров, он так же неудачно в японскую войну, как и Ранненкампф, командовал кавалерийскими отрядами. Перед войной Самсонов командовал войсками третьестепенного Туркестанского военного округа. Теперь, на походе, Самсонов старался восполнить пробел в своём знакомстве с подчинёнными ему командирами.

Генерал ежедневно по двадцать часов проводил на лошади, объезжая полки своей армии. Самсонов без всякой спеси попросту пошутил с солдатами, попробовал пищу прямо из солдатских котелков и громко выразил уверенность, что с такими героями он быстро разобьёт немцев.

На пятый день похода русские войска достигли границы. У немцев всюду имелись хорошие шоссейные дороги, обсаженные с обеих сторон фруктовыми деревьями. Правда, во многих местах они были срублены и образовали завалы на пути. Конницы впереди почти не было. Войсковую разведку могли осуществлять только пехотинцы. Русские войска по-прежнему двигались вслепую.

Связь со штабом армии была плохо налажена и командиры трёх центральных корпусов 2-й армии продвигались вперёд, взаимодействуя только между собой.

Полки двигались в лесистом районе, изобилующем озёрами, и с трудом поддерживали связь.

– Влтпнем в грязную историю, – опасался командир полка полковник Некрасов.

– А что делает Первая армия? – как-то поинтересовался Енджеевский.

– Преследует разбитого в пограничном сражении противника. Боюсь, что по примеру японской войны это преследование развивается очень медленно. Ударь сейчас, как следует, Первая армия по отступающим немцам вместе с нами, едва ли немцы ушли бы от полного разгрома, – рассуждал Некрасов.

– Уверен, что это будет не так! Ранненкампф ждёт, когда мы нанесем поражение немцам, чтобы добить их и приписать себе лавры победы над врагом, – возражал Стах.

На шестые сутки дивизия Торклуса подошла к небольшому немецкому городку Нейдебургу. После незначительного сопротивления немцы его оставили. Было уже под вечер, и начальство решило на следующий день дать утомленным до последней степени войскам дневку.

Нейдебург был небольшой немецкий городишко, в центре которого располагались ратуша, кирха, школа и аптека. Здесь же находились лучшие магазины и жили наиболее богатые горожане.

Стах вместе с Некрасовым зашёл в штаб дивизии Торклуса, где им показали схемы предполагаемого расположения немецких войск.

С рассветом русские полки двинулись снова в дорогу. Полк Енджеевского шёл головным. Высланная вперёд разведка не могла обнаружить противника, что очень беспокоило Некрасова. Полки, опасаясь немецких засад, продвигались вперёд с большой осторожностью.

Уже с темнотой передовые части вошли в соприкосновение с немцами. Завязалась перестрелка. Торклус решил с хода атаковать немцев, пока они ещё не ожидают русской атаки. Полки начали разворачиваться в боевой порядок.

Неожиданно перед дивизией Торклуса обнаружились солдаты, принадлежащие к трём различным германским корпусам, которые, по сведению штаба армии, находились перед фронтом 1-й армии.

Стало очевидно, что германцы успели перегруппировать свои войска против 2-й армии и обходят её с флангов. Надо было думать, что делать дальше.

Стах понимал, что ночью в пересечённой лесистой местности части наверняка перемешались и перепутались. Трудно было собрать солдат не только полка, но даже одной роты. Кроме того, солдаты падали от усталости на землю и мгновенно засыпали мёртвым сном.

При свете фонарика Стах на карте нашёл расположенный поблизости хутор и отправил туда своих ординарцев разведать, нет ли там какого-либо штаба или начальства. На хуторе оказался сам командующий армией генерал Самсонов.

Самсонов вяло спросил мнение Некрасова о сложившейся обстановке.

– Необходимо форсированным маршем выходить из оперативного мешка, в каком мы оказались, – ответил полковник.

– Солдаты трое суток не имели горячей пищи, а некоторые даже сухарей, которую ночь не спят, – проговорил Самсонов. – В батареях нет снарядов, у пехоты патронов осталось по две-три обоймы на человека.

Самсонов подсел к столу и, подперев голову рукой, казалось, задремал, прикрыв глаза. Но генерал не спал, его волновали самые разнообразные мысли. Как выбраться из нынешнего положения 15-му и 13-му корпусам? Куда девался 6-й корпус Благовещенского? Как накормить солдат и лошадей? Подвезти патроны и снаряды? О себе генерал не думал.

Время шло, то и дело появлялись различные ординарцы и сообщали о положении в тех или других подразделениях. Складывалась общая безрадостная картина полного хаоса.

Судя по карте, части 13-го и 15-го корпусов втянулись в обширный Комусинский лес и здесь были блокированы немцами. Стоило показаться хотя бы незначительной группе на его опушке, как немцы немедленно открывали огонь.

Приехавший на хутор, как всегда нервный и немного растерянный, Клюев подтвердил, что до наступления утра нечего было и думать об организованных атаках.

Не вполне доверяя Клюеву, Самсонов отправился в объезд разрозненных полков, чтобы представить себе общую картину происходящего.

С трудом пробираясь через лес, Самсонов мог воочию убедиться в невероятном хаосе, царившем в запрудивших лес полках и батареях. Офицеров совсем не было видно.

Генерал понял, что случилась катастрофа. Даже под Мукденом русская армия не была так деморализована и расстроена, как сейчас. Самсонов сознавал, что позор поражения ляжет, прежде всего, на него. Он понимал, что будет виноват в напрасной гибели тысяч солдат и это тяжко угнетало его.

В лесу в упряжках стояли десятки орудий, лошади щипали тощую траву, около них на земле спали ездовые. Самсонов присел на траву и задумался.

В момент начала мобилизации он находился в Фергане и ему понадобилось много времени, чтобы добраться через Ставку верховного командующего до своих войск. Мобилизация затягивалась, к назначенному сроку не были сформированы тыловые учреждения, не прибыли второочередные дивизии, не были созданы продовольственные склады и склады боеприпасов. Без них армия не могла с успехом вести военные действия. Нужно было отложить наступление на Восточную Пруссию хотя бы на неделю. В штабе фронта и в Ставке верховного командующего фактически хозяйничали французы. По их мнению, русские должны были, пусть даже ценой полного уничтожения ещё не закончивших мобилизацию полков и дивизий, вторгнуться в Германию и отвлечь часть немецких войск на восток.

В таких условиях даже самый талантливый полководец неизбежно терпит поражение. Самсонов мысленно оправдывал себя, хотя и понимал, что в ответе будет он, русский генерал, а не французский военный агент де ля Гиш, фактически командовавший царской армией.

Самсонов предвидел свою судьбу, но ничего в ней изменить не мог. Ему самому грозил плен.

«Но этому не бывать! Лучше смерть, чем позорный плен! Мёртвые бо сраму не имут! Сам-то я, во всяком случае, избегну плена и позора. Незадачливый командир должен разделить участь своих войск и умереть во главе их с оружием в руках», – решил про себя генерал.

Подошёл адъютант. При свете ручного фонарика снова принялись рассматривать карту. Самсонов безучастно слушал советы, где лучше попытаться выйти из окружения.

Попросив не следовать за ним, генерал углубился в лес.

– Хочу размяться, – пояснил он.

Самсонов отошёл с полкилометра, попал в довольно глубокий овраг, густо заросший малинником. С трудом пробираясь через заросли, генерал зашёл в самую гущу растений.

«Конец! Конец! Настало время подводить черту под своей жизнью»! Он снял шапку, набожно перекрестился, взглянул на проступавшие сквозь листву деревьев звёзды, как бы прощаясь с ними…

Ночь проходила, наступал рассвет, а Самсонова не было, начались поиски, оказавшиеся безуспешными. Тогда начальник штаба Постовский принял командование на себя.

Как только стало светать, разрозненные группы русских солдат предприняли попытки вырваться из Комусинского леса. Завязались бои.

Воспользовавшись этим, штабная группа под командованием Постовского сумела выйти из немецкого окружения.

Енджеевский тоже решил попытаться вырваться из вражеского кольца и начал собирать вокруг себя солдат.