Текст книги "Месть по-царски"

– Доброго и тебе здравия, князь, а то, что не встретил на улице, не важно.

– Проходи, гость дорогой, присаживайся.

В зале были два кресла, стол и лавки по стенам. Оконца завешены цветными занавесками, полы начищены, в красном углу киот.

Дмитрий Владимирович перекрестился на образа, присел на стул, пододвинув его к столу.

Сотник спросил:

– Я могу идти, князь?

– Да, иди, Поликарп, и позаботься, чтобы ратники дружины царской особой ни в чем не нуждались. За конями и отрядом присмотри, охрану выстави.

– То уже делается, князь.

– Ну тогда ступай. Будешь нужен, кликну.

Сотник с поклоном вышел из залы.

Воевода присел в кресло напротив Савельева. Их разделял стол, на котором лежали карты земель Калужских и части Дикого поля.

– Ну как Москва, Дмитрий Владимирович? – спросил воевода.

– А что Москва? Стоит, строится, все более и краше становится.

– Да, все ж столица, не то что наша крепость.

– Ваша крепость, князь, имеет важное значение для обороны Руси от набегов татар крымских.

– Так-то оно так, и все же Москва есть Москва. А как царь-батюшка поживает? Отошел от болезни? Мы тут вельми переживали за него, узнав, что огненная болезнь сразила его, а князья и бояре московские отказывались присягу сыну его давать, проча на престол Владимира Старицкого. Молились за здравие государя.

– Поправился он вполне. Делами занят.

– Ему поменьше делами-то. Великие перемены в государстве стали ощущаться, треба до конца дело святое по укреплению Руси довести. А без Ивана Васильевича то не сделать никому.

– Все доведет до конца царь наш Белый и Грозный.

– Ну и дай ему Бог здравия.

Савельев устроился поудобнее в кресле.

Воевода спросил:

– Ты трапезничал утром?

– Немного.

– Значит, отобедаешь со мной?

– Коли приглашаешь, с радостью.

– Ну что за слова, князь, ты мой гость, а гостя следует ублажать, чем возможно. Коли гость тот добрый. А ты от самого Ивана Васильевича!

Горинский крикнул в сторону двери:

– Никола!

Тут же объявился отрок лет четырнадцати.

– Да, князь?

– Передай мой приказ в поварню, обеденную трапезу приготовить отдельно для меня и моего гостя. И не забыть ратников прибывшей дружины. Блюда подать сюда.

– Извиняй, князь, когда подать?

– После полуденной молитвы.

– Слушаюсь.

Служка убежал.

Савельев сказал:

– Перейдем к делу, Иван Васильевич? Тебе ведомо, для чего в твои земли прислана особая дружина?

– Был гонец от царя. Ведаю. Татары крымские да ногайцы беспокоят и грабят наши земли, мы должны будем, где возможно, дать им отпор.

– И не только отпор, князь, но и рубить тех, на ком кровь людей наших, да в неволе люд простой.

– Это так!

– Государь говорил, ты должен оказать мне помощь.

– В его послании о том сказано. Но ты должен понять, большой помощи оказать не могу. От силы отряд ратников в двадцать конных.

– И то дело. Что у тебя со сторожами?

– Есть, но не везде. Выезжают разъезды в Дикое поле. Смотрят, где можно. А татары наглеют. Хан Девлет Гирей и его господин османский султан Сулейман не могут смириться с потерей Казани. Кроме того, Константинополю нужны рабы. Они усиливают свой флот, им требуются гребцы на галеры. Оно и понятно, рабский труд выгоден всегда. Оттого Девлет Гирей направил из Бахчисарая к Перекопу несколько сотен своих… не ведаю, как и назвать их, воинами язык не поворачивается. Головорезов, так правильней. В Перекопе к ним присоединились сотни ногайцев. Их точное число неизвестно. Вроде и небольшая сила, но идет она не воевать с русской ратью, она идет грабить, убивать, захватывать невольников, сжигать наши деревни и села.

– То не вновь, скажи, воевода, что ты ведаешь об отрядах Девлет Гирея?

– Только то, что ведет их ногайский мурза Даян Галимбек. В одном месте татары разбойничать не будут, разойдутся по степи и пойдут к разным городам. Мы тако же ожидаем, что они появятся и у нас.

Савельев спросил:

– Какие поселения меньше всего защищены?

– Да почти все такие. Но в первую голову под удар татар могут попасть село Сивово и деревни Дугинка да Колшино. Так мыслю я, так мыслят мои сотники. Мы проводили совет и на том порешили.

– Где эти поселения?

– Взгляни на карту, воевода. Это, конечно, не та карта, что есть в больших полках, но и не схема, начертанная от руки, разобрать что к чему можно.

Савельев склонился над картой.

– Не сказать, что далеко от крепости.

– Недалеко, – согласился воевода. – Но южнее у нас поселений нет. А земли там хорошие, плодородные. Вот где урожаи можно собирать большие, но людей туда не заманишь из-за басурман проклятых.

– Да, эти земли только силой взять можно. А сил государству пока не хватает. Но ничего, это временно, раз Иван Васильевич решил поднять Русь, то сделает это. А подъем невозможен без устранения угроз извне и расширения территории. Вот Казанское ханство присоединили, на очереди Астрахань, западные земли, а там, глядишь, и до Крыма недалеко. Дай только Бог здравия нашему государю. Давно народ ждал такого правителя, который не о богатстве бояр думает, а о всем народе. Но, ладно, по месту действий мне понятно. Кто пойдет старшим отряда от крепости?

– Погодь немного, познакомлю.

Воевода вызвал слугу, дал поручение, и скоро в залу вошел крепкого вида коренастый ратник в непростой одеже.

Воевода представил:

– Десятник Демид Хорин. И местность знает, и с татарами бился, и люди у него обучены.

Десятник кивнул и посмотрел на московского гостя.

– Воевода особой царской дружины, князь Савельев Дмитрий Владимирович, – представил его князь Горинский.

– Доброго здравия, князь.

Савельев и Хорин пожали друг другу руки.

Воевода крепости распорядился:

– Ты, Демид, теперь с двумя десятками своей сотни в подчинении князя Савельева. Вместе будете биться с басурманами, что на наши земли вторгнутся.

Десятник вновь кивнул.

– Уразумел, князь, да только видел я особую дружину, не больно-то много в ней ратников, чуть ли не треть в ней – татары.

– Тебя, десятник, это смущает? – спросил Савельев.

– Есть немного.

– Ты по числу о силе дружины не суди, нам приходилось с сотнями татар биться, и не раз.

Воевода сказал:

– На такое дело, Демид, царь абы кого не прислал бы.

– Что, сам Иван Васильевич?

– Сам, – улыбнулся Савельев.

– И ты видел его?

– Как тебя.

– И говорил?

– Как с тобой.

– Чудно. Ну коли сам государь тебя знает, то другое дело. Мы за царя головы сложим.

– Ну зачем же складывать свои головы, надо головы басурман класть. И чем больше, тем лучше.

– То любо.

– Ну и добре. Ты готовь своих ратников, вечером пойдем к деревне Колшино, знаешь до нее дорогу?

– А как же? Я в округе все знаю. В Колшино староста Дороха Тихомир Петрович, мы вместе с ним еще в год большого пожара на Москве орду Касай мурзы, что разграбила земли Рязанские, тут по лесам гоняли.

– Разбили басурман?

– Разбить силенок не хватило, отбить невольников, что в полон гнали, тако же не получилось, Касай подмогу получил, но крепко мы его потрепали. Почитай, сколько ясыря взял, столько и своих разбойников потерял.

– Добро, – сказал Савельев, – после вечерней трапезы отряду быть здесь, на дворе княжеском. Поведешь объединенную дружину.

– Пошто в ночь решил идти?

– По расстоянию. До Колшино тридцать с лишним верст, да все по лесам, к рассвету выйдем. Заодно поглядим, как сторожа на постах службу несут. Там же в деревне отдохнем, поговорим со старостой. Решим, что делать дальше.

– Как скажешь, воевода!

Савельев взглянул на князя Горинского.

– Ты, Иван Васильевич, сказать ничего не желаешь?

– Только, что отряд твой, Демид, теперь в полном подчинении князя Савельева, тому мой приказ и государево повеление.

– Я то уже понял.

– Ну тогда ступай.

Десятник ушел.

После молитвы и трапезы Савельев прошел в гостевой двор, поглядел, как устроились его ратники, и ушел в опочивальню дворца, отдохнуть перед бессонной ночью.

Глава третья

Как стемнело, князь Савельев повелел собраться дружинникам во дворе дворца воеводы. К ратникам вышел и наместник Калуги князь Горинский. Хорин доложил о готовности своих десятков к походу. Ну а ратники особой дружины к тому были готовы всегда.

Савельев объехал строй, посмотрел обоз. К двум телегам особой дружины присоединились еще четыре калужского отряда. Их осматривать Дмитрий не стал, ведал, что подготовкой руководил сам калужский воевода.

Объехав дружину, Савельев подозвал к себе десятника Хорина, к ним подошел и князь Горинский.

Савельев распорядился, обращаясь к Хорину:

– Ты, Демид, посылаешь вперед проводников, они же будут в головном дозоре, за ними пойдет моя дружина, следом ты с десятками. На тебе прикрытие тыла и флангов, в местности лесной дозорным идти на расстоянии, чтобы их было видно. Кто пойдет старшим головного дозора?

Хорин ответил:

– Алексей Рудный, мой помощник, он же старшой второго десятка.

– Давай сюда его.

– Рудный! Лексей! – позвал Хорин.

– Тута я, десятник.

– Подойди.

Подъехал ратник, возраста среднего, с бородой и волосами, что пробивались из-под шлема, побитые сединой.

Хорин указал Савельеву на него:

– Алексей Рудный.

– Это я уже понял.

Князь взглянул на ратника.

– Десятник Хорин предлагает тебя старшим головного дозора, а тако же главой проводников. Ведаешь ли ты дорогу до деревни Колшино?

– Ведаю, воевода, как не ведать? Там братуха мой проживает, он в сторожах службу несет, можно сказать, правая рука старосты деревни Тихомира Дорохи.

– Сколько понадобится времени, чтобы дойти до деревни?

Ратник ответил:

– Коли пойдем чрез Голину елань, сделав до того привал большой на известной мне поляне, то выйдем затемно, но незадолго до рассвета.

– Поляна далече от елани?

– Пред лесом, вернее, между двумя частями леса, в балке, а значится, где-то верстах в трех от Голиной елани.

– А пошто не на самой елани? И пошто ту поляну лесную величают Голиной?

Рудный погладил бороду.

– Елань – место нехорошее.

– Отчего?

– То как раз от названия. Жил ране в Колшино знахарь Кузьма Голин. Лечил людей, как мог. Однажды, давно это было, когда наши деды еще не народились, и Русь разделена на княжества была, по тамошним местам ехал в Крым важный вельможа московский, с ним жена его молодая. На елани обоз привал сделал. Супружница вельможи порешила на коне проехать. Муж ни в какую, но бабенка, видать, капризная попалась, настояла на своем. Усадили ее на коня, а тот на дыбы, уж из-за чего, не ведаю, но мыслю, от того, что не привык конь к бабьим телесам. В общем, встал конь на дыбы, жена вельможи свалилась и о землю вдарилась. Да так, что голову разбила и сознания лишилась. С обозом был проводник из местных. Он и поведал вельможе о знахаре. Вельможа, понятно, тут же повелел доставить Голина на елань. Ратники быстро привезли старика. А тот ничего сделать не смог, померла жена вельможи. Тот в ярости-то и зарубил знахаря. С тех времен елань эта нехорошим местом считается и называется Голиной. Так оно было или не так, не ведаю, о том старики сказывали.

– Значит, коли чрез елань пойдем, затемно выйдем к Колшино?

– Я с обозом торговым по этой дороге ходил. Тако же вечером из Калуги вышли, отдыхали в балке, перешли елань и затемно зашли в деревню.

– А месяц-то какой был? – поинтересовался Савельев.

– Май, князь, как и ныне.

– Понятно. Добре, пойдешь старшим головного дозора, возьмешь еще двух ратников второго десятка, а тако же отправишь людей в тыл и на фланги. Порядок продвижения поведает Демид Хорин.

Вскоре все было готово.

Горинский отвел Савельева в сторону:

– На вас, князь, на твою дружину особливо возложена большая надежа. Господь вам в помощь в этом светлом деле защиты земель русских.

– Все, что в наших силах, Иван Васильевич, сделаем, в том можешь не сомневаться. Ты городскую стражу держи в готовности. Мыслю, не оставят татары в стороне и крепость. Да гляди, хоть ты воевода и опытный, не однажды бился с басурманами, но в пылу сражения не поддайся на хитрость крымчаков и ногайцев, не дай выманить дружину в чистое поле. Татары так часто делают. Налетят, вдарят, получат отпор и как бы в бега. Ну а дружина крепостная, предвкушая легкую победу, за ними. И – прямо в засаду.

– То, Дмитрий Владимирович, мог и не говорить. То мне хорошо известно.

– Ну тогда давай команду открыть ворота, двинемся.

Дружина прошла по опустевшему с темнотой городу, слышна была лишь перекличка стрельцов на башнях да на стене. Вышли чрез открытые ворота, что сразу же закрылись, вперед пошел головной дозор. Отошел он саженей на тридцать. Тогда Савельев обернулся, поглядел по сторонам. Позади, слева и справа, в десяти-двадцати саженях находились дозоры флангов. Он поднял вверх руку и махнул перед собой, подавая сигнал – вперед.

Дружина пошла к ближайшему лесу.

Покуда была степь, шли быстро, в лесу же замедлились. Головной дозор подпустил дружину Савельева ближе двадцати саженей и прижались немного фланги. Иначе дозорных не было бы видно, чего в переходе допускать нельзя. Татары, коли пошли к крепости, снимут дозорных, и тогда дружина подвергнется нападению слева и справа. И тут самым губительным станет стрельба лучников. Десяток стрелков вражеских без труда выбьет более половины всей дружины. А это гибель. Посему, даже недалеко от города, русские ратники шли в готовности отразить нападение со всех сторон.

Служивые татары постоянно уходили то вперед головного дозора, то глубже фланговых в лес, возвращались, докладывали, что ворога поблизости нет. Им можно было верить. Оттого, как они знали повадки своих соплеменников, ставших им таким же неприятелем, как и русским, на службу которым они присягнули.

Дружина медленно, но верно шла по пути, определенному ратником Алексеем Рудным. Могли идти быстрее, да держал обоз, тягловые лошади тащили телеги, их не погонишь ночью. А погонишь, то лишишься тягла. Но главное – двигались спокойно, ворога не замечая.

После полуночи лес оборвался кустистой опушкой, за ним балка, далее широкий участок степи и другой лес. Впрочем, лес один и тот же, только разделенный на два массива.

В кустах головной дозор остановился.

Савельев подъехал к Рудному.

– Что, Алексей?

– Балка для привала большого, тута можем отдохнуть, тока треба выставить посты охранения.

– Проверьте эту балку, – распорядился князь.

Ратники головного дозора ушли в неглубокий, с пологим склоном овраг. Чрез некоторое время откуда выехал один из дозорных, Федор Сопарь:

– В балке спокойно, князь, можно заводить дружину и обоз, тока лошадям след помочь, а то телеги на спуске потащит, как бы чего худого не случилось.

Десятник Хорин сказал:

– То мое дело, князь.

– Вперед, в балку.

– Слушаюсь.

Дмитрий тут же распорядился выставить четыре поста охранения, один на вершине южного склона, другой севернее, два с запада и с востока на расстоянии в сто саженей, всем укрыться. На посты приказал отрядить по два ратника.

Приказ был выполнен. Особая дружина и десятки калужские, выставив телеги поперек балки, устроились на краткий отдых. Младшие начальники выложили из обоза провизию. Ели всухомятку, разводить костры князь Савельев строго запретил.

После привала к тянущемуся за участком поля лесу пошла разведка. Тот же головной дозор, только усиленный служивыми татарами Икрамом Гардаем и Рустамом Тураном. Татары шли впереди, вслушиваясь и принюхиваясь. У них был какой-то особый нюх. Конский запах чувствовали на большом расстоянии.

Поле прошли быстро. Вошли в лес. В кустах татары присели, заводили носами. К ним подошли Алексей Рудный, Гришка Малой и Федька Сопарь.

– Чего тут? – спросил старший дозора.

Гардай обернулся:

– Пока никого и ничего.

– Так чего сидим?

– Помолчите, ратники, отдыхайте, скажу – пойдем.

– И чего сидеть? – недовольно произнес Малой.

Туран посмотрел на него.

– А под стрелу попасть не желаешь?

– Боже упаси, спросишь тоже.

– Тогда молчи.

Ратники сели между кустов. Просидели недолго.

Гардай подал команду:

– Идем правее, там будет дорога, по ней дойдем до елани, посмотрим. Но по самой дороге пойдем мы с Рустамом, вы же идите лесом, слева и справа.

– Через кусты? – спросил Сопарь.

– И что?

– Тока одежу рвать.

– Все, – сказал Гардай, – надоели вы, сидите тут, сами все посмотрим и доложимся князю.

Рудный понял, что это не дело, взглянул на ратников.

– Прекратить разговоры, слушать татар.

– Одних слушай, других бей. Смешалось все, не разберешь, – проговорил Малой.

– Рот закрой, – повысил голос Рудный, – сказал, сполнять, значит, сполнять. Сопарь пойдет правее дороги, мы с Малым левее. И так, чтобы видеть и татар, и друг друга, держите оружие наготове. Понял, Гришка?

– А че Гришка? – засопел Малой. – Глупее всех?

– Ты понял меня?

– Понял.

– Держись рядом.

– Ладно.

Татары вышли на дорогу. Сопарь перешел ее, скрылся поначалу в лесу, затем появился вновь. Объявился и Алексей Рудный. Гардай кивнул:

– Вперед!

Малой пошел по дороге.

Три версты прошли за недолгое время. Покуда было темно. Вышли на окраину Голиной елани. Выход оказался узким, зажатым с двух сторон вековыми дубами, меж деревьев кусты. В них и укрылись татары. Ратники головного дозора остались глубже в лесу. На елани им было нечего делать. Они слушали ночную лесную жизнь, полную различных звуков, что не сразу и услышишь.

Татары отошли.

Гардай кивнул:

– На елани никого, в ближнем лесу тоже. Можно идти к Колшино. Нам всем возвращаться не след, ты старшой, – взглянул Гардай на Рудного, – пошли в балку своего человека, пусть скажет князю, что можно идти. А мы еще тут посмотрим.

Рудный в перепалку вступать не стал, в конце концов, татары состояли в особой царской дружине, а это не шутки.

Он кивнул Малому:

– Давай, Григорий, беги к московскому князю, передай: может вести отряд к елани. И не спрашивай тока, пошто ты. Так решено, и баста.

– Ничего я и не собирался спрашивать.

Ратник калужский пошел по дороге, все не лезть же через кусты.

Татары еще раз посмотрели елань, отошли.

Им бы остаться, но не было надобности. Возможно, впервые в жизни опытные воины допустили ошибку.

Как только они ушли, с южной стороны леса из кустов высунулась прыщавая рожа крымчака. Он внимательно оглядел елань, принюхался.

Они не почуяли друг друга, так как слабый ветер дул с запада на восток.

Прыщавый татарин отполз к дороге. Там на конях его ожидал десяток татар во главе с десятником Баудином Армаком.

Разведчик сообщил:

– На елани никого, Баудин, можно идти.

– Прямо не пойдем, мало ли чего, пойдем вдоль восточной опушки.

– Как скажешь!

– Ты первый, – приказал он разведчику.

Прыщавый кивнул:

– Слушаюсь.

Он вскочил на коня и пошел через кусты вдоль восточной части леса. За ним двинулся десяток крымчаков. Один за другим в пяти саженях друг от друга. Сабли в ножнах, луки за спиной, колчаны сбоку. У некоторых в руках пики.

Светало. До восхода солнца оставалось недолго, начинались утренние сумерки.

Крымчаки прошли две трети пути и вышли к узкому проходу северной части дороги.

В то же время к дубам подошла дружина Савельева. Отряду Хорина до того Дмитрий наказал держать расстояние в полверсты, не идти гуртом.

Татары с русской и с крымской сторон почуяли друг друга одновременно.

Савельев во главе дружины был уже у дубов перед выездом на елань, когда Гардай крикнул:

– Князь! Крымчаки!

Дмитрий отозвался немедленно, не было времени думать и расспрашивать у разведчиков подробности:

– К бою, ратники! За мной!

Дружина прошла «горло» елани, развернувшись в полукруг.

Савельев увидел десятника крымчаков слева, за ним отряд с десятком. Скомандовал:

– Все влево, лучникам в лес, оттуда стрелять. На татар, вперед!

Оставив лучников Истому Уварова и Надежу Дрозда, Савельев повел отряд на крымчаков, торопливо вооружавшихся.

Вражеский десятник, видно, имел большой опыт сражений. Ведая, что в засаде никого нет и его десяток один против русских, он заорал:

– Бей неверных!

И ударил коня в бока.

Тот полетел прямо на Савельева. Крымчаки и русские развернулись в линию и навалились друг на друга.

Крымский десятник, подлетев к Савельеву, хотел сразу сбить его с седла кривой саблей. Но Дмитрий отбил удар. Подняв коней на дыбы, поединщики развернули их. И вновь сшиблись друг с другом. На этот раз татарин отбил режущий удар князя. Дмитрий едва не вылетел из седла.

Вновь разворот и вновь схватка.

Никто им не мешал. На елани шла общая рубка.

Савельев сделал выпад, намереваясь нанести колющий удар, татарин попался на хитрость, он махнул саблей перед собой в намерении отбить выпад, и тут Дмитрий резким взмахом вдарил по сабле татарина. Она вылетела из рук, воткнувшись в дерево, за которым прятались ратники дозора, выжидая момент вступить в сражение. Выбив у врага оружие, Дмитрий тут же нанес удар по его шлему. Конь противника встал на дыбы. Татарин свалился на землю. За ним прыгнул князь. Татарин попытался достать нож, но Дмитрий ударил его рукояткой сабли в нос. Хлынула кровь, однако противник сумел нанести удар ножом. Попал в кольчугу. Князь вскочил, рубанул саблей по руке. Кисть татарина отлетела вместе с ножом. Он дико взвыл. Видя, что ворог повержен и более не может сопротивляться, князь обернулся к сечи. Его дружинники явно превосходили татар. Половина поганых уже валялась на окровавленной земле. Двое не выдержали, побежали к спасительному лесу. Тут в бой вступили лучники. Стрелы, пропевая свою песню, рассекая воздух, вонзились под шлемы убегавших. Им не помогла и бармица. Остальных ратники порубили быстро.

Из лесу вышли калужские воины дозора. Стояли, смотрели.

Савельев крикнул им:

– Чего рты разинули? Быстро факел!

Ратники срубили ветку березы, обломили лишку, навернули на нее тряпицу, подожгли.

Рудный спросил:

– И чего далее?

Князь указал на раненого татарина.

– Видишь, кровь из обрубка льет, прижечь.

Еще более страшный вопль раздался над еланью, отразившись от деревьев, он заметался эхом по лесу, будя еще не проснувшихся птиц и мелкого зверя. От боли татарин потерял сознание, но кровотечение прекратилось. Впрочем, он потерял слишком много крови и мог испустить дух в любой момент. Савельев ударил его по щекам, привел татарина в чувство.

– Кто ты? – спросил он.

Татарин посмотрел на обрубок, вновь закричал и получил пинок в бок.

– Я помогу тебе выжить, – сказал Савельев, – коли ответишь на мои вопросы.

– Спрашивай, – процедил сквозь покусанные губы раненый.

– Кто ты?

– Десятник полусотни мурзы Азамата Баиса.

– Зачем здесь?

– Мурза послал посмотреть дорогу чрез лес.

– Пошто?

– Не ведаю. Наказал глянуть, нет ли поблизости села или деревни.

– А сам он где?

– В дальнем лесу.

– Что встал там?

– Помоги, русин.

Подскочил Федька Сопарь.

– Дозволь, князь, я могу унять боль, у нас в роду много знахарей, учили и меня.

Савельев спросил:

– Как снимешь?

– Травой. Тут ее навалом.

– Давай!

Сопарь принялся рвать траву с мелкими желтыми цветками и подорожник. Вырвал из рубахи клок, положил на землю. Искромсал траву ножом, брызнул из бурдюка воды. Начал мять, покуда не получился ком, похожий на глиняный, только зеленый. Сунул татарину:

– Ешь!

Тот, давясь, проглотил.

– И чего? – спросил Савельев.

– Погодь, это еще не все.

Ратник бросился в лес.

Князь взглянул на Рудного.

– Куда это он?

Старшой дозора ответил:

– Ты ему не мешай, он ведает, что делать.

Сопарь вернулся с охапкой растений, среди которых была молодая крапива. И вновь все измельчил, сбрызнул водой. Но эту смесь глотать татарину не дал, положил на обугленную рану.

Татарин откинул голову назад, шлем его слетел еще после удара о землю.

– Легче? – спросил Савельев.

– Немного полегчало.

– Тогда ответствуй, пошто мурза встал в дальнем лесу и как далече от деревни Колшино?

– По то и встал, что деревня близко, в трех-четырех верстах, и после восхода солнца он поведет четыре десятка в это Колшино.

– После восхода?

– Да.

– Мурза не знает местность?

– Отчего ты так подумал?

– Оттого, что послал тебя глянуть, есть ли поблизости селения.

– Не ведаю. Карта у него есть, тока древняя и обветшалая, кусок, где этот лес, вырван.

– Ясно.

– Что ты сделаешь со мной?

– Оставлю тут. Выживешь – живи, сдохнешь – на обратном пути закопаем.

– На обратном пути. Ты хочешь идти в Колшино?

– То не твое дело.

Татарин как-то странно дернулся, вздохнул глубоко трижды и замер на мгновенье. Потом тело сотрясли судороги.

Сопарь покачал головой.

– Сдох-таки. А все потому, что крови из него вылилось много. В иной раз выжил бы. Да и черт с ним.

Показался отряд Хорина. Всадники разъехались по елани. Десятник калужской городской стражи подъехал к Савельеву, недоуменно глядя на порубленных татар.

– Что тут было, князь?

– Не видишь, Демид? Сечь была, нарвались на ертаул крымчаков. Ну и положили их.

– Лихо. А мы и не слышали, тока крик дикий, непонятно чей, вроде человеческий, а вроде и нет.

– Вон тот кричал, – указал на безрукого татарина Дмитрий. – На меня налетел. Бились.

– Руку ему отрубил, да в руке-то нож. Это чего, до рукопашной дошло?

– Считай, так. Но – хватит разговоров. Вот-вот поднимется солнце, а с восходом из леса, что южнее этого, по Колшино ударят четыре десятка мурзы Баиса.

– Вот же псы окаянные. Отряд, сбор!

Дружина собралась и, оставив обоз на елани, галопом пошла к деревне, жители которой еще не знали, какая опасность им угрожает. Знали о том двое сторожей, что заприметили ворога, и они тоже неслись к деревне. Но там еще надо было поднять мужиков и подготовиться к неравному бою.

Дружина спешила. И все же отряд мурзы вышел к деревне первым. Татары не стали, как водится при набегах, окружать деревню и гарцевать вокруг нее, требуя выхода жителей с пожитками, не стали грозить, что в противном случае перерубят всех. Десятки с ходу пошли на западную окраину селения.

Деревня Колшино находилась на рубежах засечной линии, была окружена городьбой. Мужики имели оружие, больше сабли, топоры да булавы. Но было их числом не более двадцати супротив сорока конных татар, начавших стрелять из луков еще на подходе к деревне.

Кто-то из мужиков заорал от ранения в руку, кто-то свалился замертво с пронзенным горлом.

Но первую атаку татар отбили. И у местных оказались люди со стрелами. Из-за городьбы стрелять лучше, можно прицелиться. Не то что с коня. Прибили с пяток всадников. Татары отступили.

Мурза кричал, чтобы обходили деревню и поджигали крайние избы.

В тот момент, когда десятки крымчаков разошлись, из леса показалась дружина князя Савельева с отрядом Демида Хорина.

Крымчаки не сразу заметили несущихся лавой русских ратников. А вот защитники села увидели сразу и выпустили по татарам последние стрелы, выставив меж городьбы пики и обнажив сабли.

Мурза держался позади. Заслышав топот коней, он в гневе обернулся. Подумал, десяток Баудина вернулся. И остолбенел, завидев русскую дружину, заходившую в тыл его отряда. Опомнился, бросился к коню, рядом пятеро верных нукеров, вскочил в седло, развернул коня, но путь отхода был уже отрезан дружиной Дмитрия Савельева.

Нукеры в отчаянии бросились на ратников Дмитрия и пали в схватке. Мурза дернул коня влево, но тот попал ногой в яму. Мурза перелетел через голову коня, теряя оружие и доспехи. На него запрыгнул Осип Горбун и слегка вдарил по голове. Этого хватило, чтобы лишить мурзу сознания.

Савельев на ходу спросил:

– Не прибил?

– Живой!

– Смотри за ним.

– А вы?

– Тебе, Осип, ночь с бабой не на пользу пошла.

– Пошто так молвишь, князь?

– По то, что думать перестал. Сторожи мурзу, и чтобы более с его головы ни одного волоса не упало.

– Ладно, – вздохнул Горбун, с досадой плюнув в физиономию мурзы. Он только намеревался достать свой шестопер и побить татар, а тут на́ тебе, сторожем князь приставил, будь этот мурза трижды проклят. Но приказ надо выполнять. Горбун уселся прямо на тушу татарского начальника, до того обыскав его и отбросив в сторону ножи.

Первый десяток Хорина зашел к деревне с юга и там схлестнулся с десятком татар, обходившим село. То же и на севере. С запада в тыл татарам ударила дружина князя Савельева. Завязалась сечь.

Жители деревни, не только мужики, до того оборонявшие селение и готовые умереть за близких, но и вылезшие из погребов бабы, отроки, детишки малые, радостно кричали, видя, как русская рать рубит ненавистных крымчаков.

Сеча длилась недолго. Застигнутые врасплох татары не смогли сориентироваться и оказать достойное сопротивление. Потому еще, что половина их была выбита лучниками Савельева и Хорина. Крымчаков не жалели, ведали, что они творили бы на деревне, захватив ее. Перебили всех.

Народ вышел из-за городьбы приветствовать ратников, появились кувшины с хлебным вином. Как Демид Хорин ни пытался запретить пить водку, ратники прикладывались к кувшинам.

Дружина Савельева в том не участвовала. Понимали воины, за то князь мог изгнать из дружины.

Савельев же вернулся к мурзе, что уже пришел в себя и охал под Горбуном, который щедро угощал татарина тумаками.

– Хватит, Осип, подымай мурзу.

– Чего его подымать? Сам встанет, небось не хворый.

– Он ничего не сломал, когда упал с коня?

– А я знаю? Вроде нет, иначе орал бы. А так тока ругается по-своему, за это и получает.

От этих «подарков» у мурзы опухла голова, а физиономия превратилась в блин с подтеками, словно татарин сдуру влез в улей с пчелами.

Савельев строго взглянул на Горбуна:

– Я же наказывал не трогать его.

Горбун выказал удивление:

– А кто его трогал, князь? Ты же меня знаешь, если я вдарю, то прибью, а в полсилы всю морду разломаю, зубы выбью, а так мурза, этот пес, только припух малость. Но не мог же я терпеть его ругань?

– Подыми его и ступай.

– Поднять подниму, а он возьмет и бросится на тебя?

– Подумал, что молвил?

– Извини, князь, в башке путаница какая-то.

– Меньше о бабе своей думай.

Лицо Горбуна расплылось в улыбке.

– О Клаве не можно не думать. Такая баба – огонь! И как раз по мне!

– Исполняй приказ.

Горбун легко, словно полено, поднял тучного татарина, заломил ему руки назад, связал бечевкой, сказав:

– Так надежней будет.

И отошел.

Подошел Хорин.

– Извиняй, князь. Побили татар. Всех.

– А что опечален?

– Троих моих эти псы убили.

– Плохо, сожалею, но это сеча, Демид. Без того не обходится.

– Да, жалко ратников, а более – семьи их, как бабам ихним теперь без мужиков? У каждого по двое-трое детей было.

– Государь поможет. Воевода калужский тако же.

– Э‐э, князь, где государь, а где мы. А воевода? У него ничего нет.

– Найдет. Попрошу – найдет.

– Ну хоть так. Мы покуда тела в обоз отвезем?

– То не след, Демид, прикопайте на местном кладбище. Потом заберем и похороним рядом с близкими.

– Понял.

Десятник кивнул на мурзу.

– Главный, что ли, у басурман?

– Да. Вот погутарить хочу.

– Я распоряжусь и немного погодя подойду.

– Ты иди за ратниками присмотри, гляжу, хмель появился. Народ бы успокоить, а то из деревни до утра не выйдем.

– А мы еще куда пойдем?

– Кто знает? Недалеко село Сивово и деревня Дугинка. А у старшого из басурман, мурзы Галимбека, еще две сотни по меньшей мере. И сидеть в лесах они не будут. Вот погутарю с этим, – Савельев кивнул на татарина, – решим, чего делать дале.