Текст книги "Иван Грозный. Сожженная Москва"

– Ступай. Женщина недавно искупала сына, сама помылась. Ирада подогревала воду. Все, что надо, я им дал. Потрапезничали. Слишком уж проголодались, хотя Курбан их накормил.

– Да, голод – это страшно.

– Голод и унижения. Но, Михайло, этой женщине ты помог, а кто другим поможет?

– Ты же знаешь, царь Иван Васильевич повелел выкупать полонян повсюду. И цены установлены привлекательные для рабовладельцев и торговцев.

– Слышал, за простого крестьянина пятнадцать рублей дают ваших?

– Да. За городских, посадских – двадцать, за вельмож, стрельцов – более сорока. И то, если стрелец не взят на поле брани. Коли в бою захвачен, за него Москва готова платить сто шестьдесят рублев. А у вас конь хороший на наши деньги пять рублей стоит. Вот Алену с мальчишкой выкупил за четыре рубля.

Ризван погладил бородку, подсчитывая в уме. Затем проговорил:

– А, пожалуй, это подействует. Всех, конечно, не выкупить, но многих удастся. В Порте за мужика дают до трех тысяч акче, это получается пятнадцать рублей. Так какой смысл отдавать невольников туркам, когда за те же деньги, а то и дороже, можно обратно перепродать. И не тащить в Кафу, а вести торг у Перекопа. Это ваш царь хорошо придумал.

– Выкуп существовал и до него, Иван Васильевич только это дело на широкую ногу ставит.

– Да поможет ему Всевышний в деяниях добрых. Ну, ты ступай к своей Алене, а я скажу Ираде, чтобы мясо подогрела. Я буду в большой комнате.

– Хоп, Ризван.

Бордак обошел дом, вышел к пристройке.

Алена и Петруша сидели на низкой лавочке, обнявшись. Завидев спасителя, похорошевшая Алена, одетая в новое платье, бросилась в ноги Бордака:

– Пан Мацек! Я так благодарна тебе за сына…

– Ну что ты, Алена, встань! – оторопел Бордак.

– Нет. Ты наш избавитель, пан Мацек, я готова служить тебе всю жизнь, лишь бы сынок, покуда подрастет, был со мной. Одни мы остались на этом свете.

Посланник пришел в себя, поднял женщину:

– Ты это, Алена, рабские привычки брось. Ни ты, ни твой сын не рабы.

– Но ты ведь выкупил нас, значит, мы твои рабы.

– А ну сядь, а мальчик пусть побегает по саду, поест фрукты.

– А можно?

– Можно.

Петруша отбежал, но недалеко, боялся потерять мать из виду.

Весь путь от дома мурзы до дома Ризвана Михайло размышлял, открыться Алене или нет. В конце концов пришел к выводу, что утаить от женщины, кто он такой, когда придется еще какое-то время жить рядом, не получится.

– Алена, – повернулся он к женщине, – я не литвин, не пан, не Михай Мацек.

– А кто? – В глазах женщины промелькнула тревога.

– Не бойся. Я русский. Из Москвы.

– Из Москвы? – удивилась она. – А здесь что делаешь? – Но тут же спохватилась: – Прости, бога ради, я не должна ни о чем спрашивать тебя.

– Почему же? Спрашивай, на что смогу, на то отвечу. Здесь я по делам. Не пугайся, они не связаны с торговлей живым товаром. У меня другие дела в Крыму. А вот какие, тебе знать не след.

– Да, конечно, а как же тогда называть тебя?

– Михайло.

– А что будет с нами? Ты возьмешь меня к себе в услужение? – с немым вопросом посмотрела на Бордака Алена.

– Я или люди, которые у нас здесь есть, переправят тебя и сына обратно в Русь. И ты, как свободная женщина, сможешь начать новую жизнь. Где вы жили на Руси?

– У Брянска.

– Там остался дом?

– Нет, ничего не осталось. Мы жили рядом с городом в небольшой деревне, землю у боярина взяли. Хорошую землю. Урожай должен был быть богатым, думали в город переехать. Муж был мастером на все руки. Мог и коня подковать, и телегу справить, и сруб сложить. Лошадь была. Мы на поле были, когда налетели татары. Ну, и всех схватили. Поначалу в поле, потом в деревне. Все разграбили, хаты пожгли. Мужики не успели собраться, дать отпор, неожиданно налетели басурмане, похватали, что смогли, и погнали нас к Перекопу.

– А что местный полк?

– Тот в городе закрылся, ратники на стены вышли. Татары не только на нашу деревню налетели, они повсюду были. Так что защищаться сами мы не могли и защищать нас было некому.

– Понятно. Значит, в Брянске делать вам нечего?

– Ну, разве что в услужение к боярину какому проситься. Так лучше к тебе. Возьмешь?

– Поглядим. Надо еще отсюда выбраться. Но на Москву вас доставят, а там… там, как бог даст. Устроились-то ничего?

– Хорошо. Помылись, поели. Помолились. Местные татары к нам дружелюбно относятся. Оказывается, есть и такие в этой проклятой Кафе.

– Везде, у любого народа есть хорошие люди. Ладно, поговорили, пойду я. А ты ничего не бойся, здесь вас с сыном никто не тронет, даже если я уеду.

– А ты можешь уехать?

– Да. Забери сына, да идите в хату. Намаялись, отдохните.

– Я работать на хозяйку могу.

– И без этого обойдешься. Набирайся сил. Они потребуются для возвращения домой.

– Я так тебе благодарна!

– Господа благодари за то, что встретились… Спокойной ночи.

– Спокойной… Михайло.

Алена позвала сына. Тот тут же подбежал, схватился за юбку матери. Может, когда-нибудь узнает, какой беды избежал. Бордак же прошел в большую комнату, куда жена Ризвана Ирада подала жареное мясо с зеленью, лепешками и чаем. Михайло помолился, поел. Приехал Курбан, Бордак отдал ему серебро. Проводив гонца мурзы, ушел к себе в комнату и лег на матрац у окна. В Кафе ныне и ночью было жарко. Укрываться не стал. Приложил голову к подушке и сразу уснул.

Рано утром следующего дня, как только забрезжили утренние сумерки, мурза Азат в сопровождении десятка нукеров на крепком скакуне двинулся из Кафы в Бахчисарай. Мурза любил верховую езду, но одно дело – прогуливаться в окрестностях Кафы, выезжать на склоны отрогов горного хребта Тапе-Оба к морю, и совсем другое – длительный переход. Поэтому в обозе Азата шли две повозки. Одна – для мурзы, богато отделанная, двуосная, вторая больше похожа на телегу с закрытым верхом для отдыха всадников. Дорога проходила по степи, под палящим солнцем. Но татары привыкли к таким дорогам, и обоз шел довольно быстро. Притомившись за несколько часов верховой езды, Азат пересел в повозку. Там расстегнул рубаху, снял головной убор, скинул обувь, развалившись на мягком сиденье – обложенной подушками скамье со спинкой. Эту повозку доставили из Казани в 1552 году. В год, когда войско Ивана Грозного все же взяло Казань и присоединило к Руси Казанское, а затем и Астраханское ханства. Осталось от Золотой Орды, когда-то могущественной, наводившей страх и ужас не только на русские земли, но и на государства Запада, Крымское ханство, но оно полностью зависело от Высокой Порты.

История Крыма многообразна. Еще в конце I века на полуостров пришли римляне. Поднятые ими города-крепости часто подвергались набегам кочевников. Создавались пещерные крепости, пещерные монастыри, они были более недоступны для чужаков и тюрков. В IX веке Византия возвратила свое влияние. Стали набирать силу христианские княжества, такие, как княжество Феодоро в Мангупе и Кырк-Орское княжество. Но полуостров давно интересовал турок. Предпринятая Османской империей военная интервенция привела к вассальной зависимости Крымского ханства, хотя еще в XV веке крымский Юрт значительно обособился от Золотой Орды, и к середине века золотоордынский период был полностью завершен. Хаджи I Гирей объявил себя властелином Крыма. Ненадолго. Уже в 1475 году Крым фактически вошел в состав турецких владений. Не прошло и трех лет, как вассальное положение было официально закреплено. Пока еще прямого назначения хана султаном не было, но все вельможи Крыма знали, что если Константинополю придется не по душе какой-то претендент, то не быть ему на троне Бахчисарайского дворца. А что будет дальше? Ханство большей частью существовало не сельским хозяйством, не скотоводством, не мореходством, свой доход крымчане получали в основном за счет торговли рабами. А где взять невольников? Нашествия на окраинные земли и Литву нужных результатов не давали. И только Русь до сих пор являлась главным, если можно так выразиться, поставщиком рабов. Ну, и народы, присоединившиеся к ним. И все бы было как всегда, однако к власти на Москве пришел царь Грозный. Он не стал терпеть набеги казанцев, ногайцев, татар. Собрал войско, провел разведку и сделал то, чего от него никто не ожидал: используя крепость на берегу Свияги Ивангород, получившей позже название Свияжск, царь осадил и взял Казань. Присоединение Астрахани оставалось делом времени. Так и вышло. Хан Девлет-Гирей вместе с турецкими янычарами пытался оказать помощь соседям, но не вышло. Русская рать после реформ первого русского царя представляла собой грозную силу. Многие опытные мурзы, на себе испытавшие силу войска русского, отмечали, что армия царя Ивана сильно изменилась. Резко возросла дисциплина, несравненно лучшим было управление войсками в ходе любых сражений, будь то наступление или оборона. Указывалось на серьезное увеличение артиллерии – нарядов, подготовленность разведывательных отрядов – ертаулов, а главное, на незаурядные полководческие способности самого царя русского. Успехи Ивана Грозного в Ливонии впечатляли. Оттого к крымскому хану потянулись посольства из Речи Посполитой, Швеции. И Сигизмунд II Август, и Юхан III остро нуждались в поддержке ханства против усиления Руси. В этом же был кровно заинтересован и султан Высокой Порты, Селим II. Прибытие в Бахчисарай его личного представителя говорило о многом. О чем конкретно, станет ясно на малом диване, но сердце подсказывало: турецкий вельможа плыл через Черное море не для того, чтобы посмотреть, как правит в Крыму хан Девлет-Гирей.

Мурза вздохнул. Что-то будет? Предположений много, ответа нет. И не может быть. Все прояснится в Бахчисарае.

Обоз продолжал пылить по безбрежной степи.

В первый день отряд Азата преодолел путь в девяносто верст и уже глубокой ночью встал на отдых в небольшом ауле, чтобы с рассветом продолжить путь. Нукеры держались достойно, им хватило нескольких часов на отдых, коней сменили. В этом ауле мурза держал свой табун. Как раз для таких случаев – срочных выездов по вызову хана. Посему уже к обеду четверга отряд вошел в Бахчисарай и остановился на окраине города у родственника мурзы Галима, местного князька.

В это же время крымский хан встречал во дворе своего дворца турецкое посольство, которое возглавлял приближенный к султану человек Карбали-паша. В Порте ходили слухи, что никто из вельмож не имел такого приятия у Селима, как Карбали-паша.

Встретив высокого гостя, хан провел его во дворец, где был дан праздничный обед. После обильного кушанья вельможи вышли в придворный сад и устроились в небольшой беседке, из которой был хорошо виден дворцовый луг, где паслись ханские табуны, и на крутом правом берегу реки Чурук-Су – город.

– Хорошие у тебя кони, хан, – оценил скакунов Карбали-паша.

– Да. Отборные, их доставляют отовсюду. Вижу, тебе понравился молодой белый жеребец, ты не сводишь с него глаз.

– Ты верно заметил, хан, добрый конь, – рассмеялся Карбали.

– Он твой.

– Благодарю. Не забуду такого подарка.

– Его отловят и приведут к старшему нукеру твоей охраны.

– Хорошо.

– А теперь, может, поговорим о деле?

– Да, хан. Дело, впрочем, тебе известное. Ты прекрасно понимаешь, что дальнейшее усиление русских недопустимо. Они и так набрали силу немалую, захватили Ливонию, не говоря уже о Казани и Астрахани. Царь Иван наглеет, разве раньше можно было подумать о том, что русские придут в Крым? А ведь пришли на твои земли.

– Ты напоминаешь мне пятьдесят девятый год, когда русские под предводительством воеводы Даниила Адашева ворвались в Крым?

– Именно, хан, ведь тогда русские впервые хозяйничали здесь, освободили русских и литовских невольников, захватили твоих подданных, разгромили множество твоих отрядов.

– Ты еще напомни мне пятьдесят пятый год и Судбищенскую битву, в которой пали мои сыновья Ахмед-Гирей и Хаджи-Гирей, – побагровев, процедил хан.

– Они погибли как герои.

– Мне от этого не легче. Но мне тоже есть чем ответить тебе и султану. В прошлом году пятидесятитысячное войско еще одного моего сына, царевича Мехмед-Гирея, опустошило рязанские земли, а следом и окрестности Каширы.

– Однако и тогда русские сильно потрепали твое войско. Дружины опричного князя Дмитрия Хворостинина, не так ли?

– Мы будем вспоминать, что было, или говорить о том, что должно быть сейчас или в ближайшем будущем? – недовольно взглянул хан на посланника султана.

– Мы не будем больше вспоминать прошлое. Султан Высокой Порты Селим II желает, чтобы ты к весне следующего года собрал большое войско и начал поход против Руси. Покуда основные силы Ивана Грозного находятся в Ливонии.

– Поход на Москву? – озабоченно спросил хан.

– Об этом просит Сигизмунд, но султан и сам понимает, что на оборону Москвы царь Иван не мог не оставить сильной рати, посему, если удастся набег на Козельск, Рязань, то уже это будет хорошо. И тебе выгодно, король Сигизмунд обещал прислать подарки, а поход сулит много невольников, десятки тысяч новых рабов.

– Это если поход закончится удачно.

– Султан считает, что сейчас для этого самые благоприятные условия.

– Так это его повеление или пожелание?

– А разве повеление и пожелание султана не одно и то же? Конечно, ты можешь отказаться, но долго ли пробудешь на троне? Селим II, и тебе это прекрасно известно, может подобрать и более сговорчивого и послушного вассала.

– Ты хочешь оскорбить меня? Угрожаешь?

– Ну что ты, хан! – поднял ладони Карбали-паша. – Я по-дружески предупреждаю тебя. Не следует ссориться с султаном. С Селимом надо дружить. Это гораздо выгоднее. Ты назначил на сегодня малый диван?

– Да.

– Хорошо. Я должен присутствовать на нем. Но тайно. Это возможно?

– Возможно. Над входом в зал дивана есть балкон, один из двух, из зала он не виден, а с него видно и слышно все.

– Очень хорошо. На какое время ты назначил совет?

– Сразу после вечерней молитвы Магриб.

– Хорошее время.

– После дивана праздничный ужин.

Сразу после вечернего намаза особо приближенные вельможи Крымского ханства собрались в зале диванов на малый совет. Присутствовало всего десять человек, которым безгранично доверял Девлет-Гирей. Стены зала были украшены разноцветными узорами, пол из мрамора, на потолке большие люстры. Прямо в середине зала – трон хана, украшенный сукном с позолотой, рядом табуреты для калги и нурэддина (ханских наследников). Бьющий фонтан создавал атмосферу уюта и непоколебимости власти, а также приносил прохладу. Вдоль стен размещались диваны, оттого и государственный совет при хане, и сам зал получил это название. Здесь соблюдалась особая церемония входа вельмож. Ее очередность определял специальный человек – капыджи-баши. Первым, естественно, в зал входил хан с наследниками, далее муфтий, беки, знатные мурзы. Они подходили к трону, поклоном приветствовали хана, выражая ему наивысшую степень почета, и рассаживались по диванам. Все приглашенные на малый совет прекрасно знали о нахождении во дворце посланника Османского султана Селима II и не сомневались, что он, если не присутствует на диване, то следит за ним с одного из двух скрытых балконов.

Хан начал совет с восхваления ханства, вельмож, воинства храброго, как и принято на Востоке, после чего перешел к главной теме. Он довел до вельмож пожелание султана Селима выступить в поход на Русь весной следующего года, добавив, что и само ханство остро нуждается в рабах. Беи и мурзы внимательно слушали. Настала очередь высказаться каждому.

Ильдус-бей предложил немедленно потребовать от русского царя восстановления независимости Казанского и Астраханского ханств, на что русский государь, естественно, не пойдет, и это станет формальным поводом для нашествия. Его сосед после предложения затребовал еще и выплату дани Крымскому ханству. Эти предложения были приняты. Один из мурз высказался за то, чтобы еще до весны ожидаемого года, нынешней осенью, начать беспокоить русские земли, что может повлиять на решение царя Ивана Васильевича. Данное высказывание члена дивана воспринялось с сарказмом, зная твердость русского правителя, но, желая угодить Порте, приняли и это предложение. Диван принял все, что на нем предлагалось. А главное – собрать к весне 1571 года войско численностью не менее шестидесяти тысяч воинов и с ним под руководством Девлет-Гирея идти, имея основной задачей разграбление земель у Козельска, Рязани, Тулы, других городов, разработать подробный план действий на утверждение большого совета.

Малый диван заседал менее двух часов, после чего для вельмож был дан пир. На нем присутствовали наследники ханского престола, а сам Девлет-Гирей прошел в свои палаты, точнее в небольшую залу, где принимал обычно турецких послов. Его там уже ожидал посланник Селима II.

– Как прошел диван, Карбали-паша? – поинтересовался хан.

– Хорошо, – ответил представитель Порты. – Больше всего мне понравилось единодушие твоих ближних вельмож, понимание требуемого. Я расскажу султану обо всем. Уверен, он будет доволен.

– Но одного довольства мало. Мне необходима поддержка в подготовке похода.

– Ты говоришь о деньгах?

– Да.

– А разве крымский хан не в состоянии оплатить сбор войска, которое в дальнейшем принесет ему огромную прибыль?

– Но надо собрать большое войско.

– Не говори, хан, о деньгах, не разочаровывай меня.

– Ну, тогда пусть султан даст хоть десяток тысяч своих янычар.

– После того как ты поступил у Астрахани, султан вряд ли даст тебе кого-либо, – погладил свою бородку Карбали-паша. – Этот поход в какой-то мере должен искупить твою вину за гибель наших отборных воинов. Или ты забыл, что произошло у Астрахани?

– Я ничего не забыл. И ни в чем не виноват.

– Так думаешь ты, в Константинополе мыслят иначе. Но… давай закончим этот разговор. День прошел удачно, не надо портить вечер.

– Тогда, может, посмотрим наложниц?

– А вот это с удовольствием, – оживился Карбали-паша. – Надеюсь, ты знаешь, что я люблю девочек не старше четырнадцати лет.

– Это мне известно.

Хан трижды хлопнул в ладоши, и в зале тут же появился слуга.

– Наложниц в покои паши, – приказал Девлет-Гирей.

– Слушаюсь, господин, – низко поклонился слуга и попятился к двери.

Хан и посланник султана прошли в покои гостя.

Туда же доставили пятерых девочек в возрасте от одиннадцати до четырнадцати лет. Были среди них и русские, и литовки, и татарки.

Девлет-Гирей указал на наложниц, в глазах которых стояли слезы:

– Это лучшие, мой друг, выбирай.

Карбали-паша обошел наложниц, осматривая их, как невольниц на рынке, и, крякнув, вытолкнул вперед светловолосую с длинной косой:

– Эта!

Хан приказал остальным выйти из покоев, что наложницы сделали быстро и радостно. На этот раз их обошла участь быть изнасилованными старым, бородатым турком.

– Кто ты? – спросил Карбали у оставшейся девочки.

– Зина.

– Зина? Откуда?

– Из Новгорода.

– Эту девицу мне купец местный подарил, а взял ее в Новгороде нищенкой. Нашел где-то подыхающей от голода. Она сирота. Но хороша, вкус у тебя отменный, – объяснил хан.

– Сколько тебе лет?

– Двенадцать.

– Ты девственница?

– У меня еще не было мужчины.

Физиономия Карбали расплылась в похотливой ухмылке:

– Хорошо. Очень хорошо. Сегодня ты узнаешь, что такое стать женщиной.

Девочка заплакала. Карбали, влепив ей пощечину, произнес:

– Ты должна выражать радость, а не скорбь, девка. Встань. Увижу еще раз слезы, отстегаю плетью.

Наложница поднялась, вытерла слезы:

– Извините, я больше не буду.

Несмотря на свои двенадцать лет, Зина уже оформилась. Довольно крупная для ее лет упругая грудь, в меру полные ноги, круглая попка, на что больше всего обратил внимание паша.

– Помыть ее и в спальню, – повернулся он к хану.

– Румяна?

– Не надо. Она и без того красива.

Карбали взглянул на девочку:

– Теперь ты не Зина, а Зия – свет. Поняла?

– Да, господин.

Хан вызвал служанку, и та увела наложницу.

– Остальные тоже пусть будут рядом, – сказал паша Девлет-Гирею. – Если не понравится эта Зия, чтобы заменить.

– Да, конечно, но уверен, что русская девочка доставит тебе удовольствие.

– Откуда тебе знать, хан, она же девственница, а значит, ты не спал с ней.

– Разве нельзя иметь баб, не посягая на девственность? – усмехнулся тот.

– Вот ты о чем. Ну и как она?

– О, это что-то восхитительное!

– Зачем ты дал мне девку, которую сам имел?

– Я мог ничего и не говорить. А сказал, чтобы ты не сомневался, тебя ждет незабываемая ночь.

– Ладно. Если она мне понравится…

– То ты получишь ее в подарок, – не дал договорить турецкому вельможе хан.

– Хорошо, но, может, те, что ушли, лучше ее?

– Нет. Однако вкус у всех разный. Я дарю тебе всех девиц, что приводили сюда.

– Султан узнает о твоем почитании Порты и образцовом правлении, – изобразил улыбку Карбали.

– Благодарю. Не буду мешать, девицу уже, наверное, провели в спальню. Сильных тебе ощущений.

– На этот раз благодарю я.

Девлет-Гирей покинул покои, отведенные турецкому вельможе, и прошел в свой гарем, где его ждала не менее очаровательная молодая жена.

Карбали отправился в спальню. Зина уже находилась там.

Утром ее, избитую, окровавленную, вынесли из спальни паши и отдали лекарям, с наказом хана привести девочку в порядок.

После праздничной пятничной молитвы и торжественного обеда во дворце хана вельможи отправились по своим домам. Начали сборы слуги Карбали-паши, им была выделена дополнительная арба для подарков хана, в том числе и наложниц, среди которых была и Зина. Никого не волновало, что она даже встать не может, положили в арбу, и все.

Вслед за обозом из Бахчисарая выехал и Азат. На обратную дорогу в Кафу ему потребовалось больше времени. Попав в канаву, сломал ногу конь старшего отряда нукеров. Ему перерезали горло, разделали и сложили мясо в мешки. Старший забрал коня подчиненного, а тот перешел в арбу обоза. На все потеряли часа три, поэтому в Карасубазар, селение промежуточной остановки для отдыха, обоз въехал в час ночи. Остановились в лучшем караван-сарае, где имелось все для полноценного отдыха, включая баню и чайхану, а также выкупленные мурзой покои отдельного здания.

Помолившись после первого этапа пути и отужинав, мурза с охраной, не выставленной на посты, легли спать в три часа ночи. А так как Азат поспать любил, обоз возобновил движение только после обеденной молитвы и обеда. Соответственно, в Кафу он прибыл к полуночи воскресенья.

В тот день Бордак так и не дождался человека мурзы, промаявшись весь вечер.

Курбан объявился в понедельник утром. Въехал на подворье Ризвана спустя час после утреннего намаза. Во дворе спешился, потянулся. Для него ночь выдалась тяжелой.

– Салам, Курбан! – подошел к нему Бордак.

– Салам, Михайло!

– Коли ты появился, то сие означает, что и мурза в городе?

– Да, ночью приехали. Я спал всего два часа.

– Ничего, выспишься. Что просил передать мурза?

– Чтобы ты под видом литовского купца приехал к нему после предвечерней молитвы.

– Есть что-то важное?

– О том мурза мне не докладывает, – пожал плечами Курбан.

В это время во двор вышли Алена и ее сын. Сейчас они выглядели гораздо лучше, чем на невольничьем рынке. Да это и понятно, свобода преображает человека.

Курбан подмигнул Бордаку:

– Ставлю сотню акче, что ты положил глаз на выкупленную невольницу…

– Можешь сразу выложить деньги, – прервал татарина Бордак.

– А что? Не так?

– Не так!

– Не верю. Ты один, она одна, всем тебе обязанная, сын еще мал, чтобы что-то понимать в этих делах. И вы не милуетесь тайком?

– Нет. Так что давай мои деньги.

– А ты докажи, что не милуетесь.

– Как?

– Не можешь? Значит, спор не выиграл. Но и не проиграл. Никто никому ничего не должен.

– Ну, и хитер же ты, Курбан!

– А как иначе прожить? Простые да бесхитростные, слабые, доверчивые – все в кандалах на рынке невольников, а хитрые, коварные продают и покупают их. – Курбан вдруг улыбнулся и добавил: – Хотя ты тоже хитрый. Купил же себе рабыню с маленьким рабом. – Но тут же отступил в сторону, чтобы не попасть под увесистый кулак «литовского торговца». – Шутка, Михайло, шутка! Значит, после предвечерней молитвы в доме мурзы. Поехал я. Спать хочу, сил нет.

– Спокойного тебе сна.

– Угу!

Курбан вскочил на коня и скрылся в улочках Кафы.

А к Бордаку поспешила взволнованная Алена.

– Извини, Михайло, татарин, что приезжал, говорил обо мне?

– Нет.

– Но он так смотрел на нас с Петей, что я подумала…

– Ты испугалась, что он хочет купить вас?

– Да, извини, но здесь я чувствую себя товаром. Как ни пытаюсь отогнать это чувство, не получается.

– Это объяснимо, Алена, но поверь мне, ты в безопасности, как и твой сын, а приезжал не торговец, это наш друг.

– Здесь, в Кафе, и друг? – удивилась она.

– Не все местные одобряют работорговлю и не все стоят за хана. Но тебе об этом знать не след, занимайся своими делами.

– Тогда я пойду помогу Ираде.

– Да, но и за сыном смотри, чтобы на улицу не выскочил. Вот это не безопасно.

– Он всегда при мне.

– Ну и хорошо.

Со стороны сада появился Осип Тугай из окружения русского посла в ханстве, окольничего Афанасия Федоровича Нагого. Он поприветствовал Бордака, и они присели на небольшой топчан, где после трапез отдыхал хозяин усадьбы. Устроившись вдали от посторонних глаз, Тугай спросил:

– Что с мурзой, Михайло?

– Он вернулся, через Курбана передал, что Азат будет ждать меня у себя дома после предвечернего намаза.

– Значит, у него есть новости для нас.

– Иначе не приглашал бы, передал бы через Курбана, что ничего нет, и все.

– Интересно, что за новости.

– Узнаем.

– А ты уверен, Михайло, что мурза Азат не водит нас за нос?

– Считаешь, он ведет двойную игру?

– Так считает, вернее, допускает Афанасий Федорович.

– Кто его знает, Осип, – пожал плечами Бордак. – Но до сих пор мы получали от него достоверные данные.

– Все так, но ты знаешь этих басурман. Сегодня он показывает, что друг, а завтра окажется злостным врагом. У них это просто.

– А что, Осип, мы можем изменить? Другого вельможи, что встал бы на нашу сторону, нет.

– Сколько он запросил за свою работу?

– Десять тысяч акче.

– Не сказать, что и много.

– Немного?! За эти деньги можно два десятка хороших коней купить!

– Да, но выкупить только одного невольника.

– Это так, но купить на рынке не менее четырех десятков можно. Я заплатил еще до отъезда мурзы в Бахчисарай, у меня осталось всего пятнадцать тысяч.

– Афанасий Федорович пополнит твою казну, – улыбнулся Тугай.

– Когда?

– Слушай сюда. Окольничий уехал с утра в Сююр-Таш, где подворье послов, в нашу усадьбу. Как только поговоришь с Азатом, вернись сюда и уже отсюда задами выезжай в аул. Там тебя встретит Нагой.

– А пошто он подался в Сююр-Таш? У нас и здесь посольское подворье есть.

– Ну, этого не знаю. Думаю, у него там встреча с каким-нибудь иноземцем. Сам ведаешь, ныне, когда Иван Васильевич покорил Ливонию, во многих государствах суета началась.

– Ладно. В Сююр-Таш так в Сююр-Таш, – вздохнул Бордак. – Далековато, сто тридцать верст с лишним по горячей степи.

– Туда дорога есть.

– Где полно глаз и ушей хана.

– Тоже верно.

– Ты сам в ауле будешь?

– Должен, но это как Афанасий Федорович решит.

– Еще не решил?

– Гонца от него не было. Может, будет, как вернусь на подворье. А что? Я тебе нужен?

– Возможно, будешь нужен.

– Разберемся, Михайло. Помогу, коли что. Так, я все передал, поехал.

– А пошто задами-то? Место здесь глухое. Соседи особо не интересуются жизнью друг друга.

– Как велено, так и делаю.

– Ну, тогда удачи, Осип!

– Увидимся. Привет от меня Ризвану.

– Передам. Проводить?

– Не надо. Да и конь недалеко. Давай, Михайло!

– Давай!

Помощник русского посла в Крымском ханстве ушел через сад к задам города.

Вскоре Бордак услышал удаляющийся топот копыт коня Осипа. Тот рысью повел скакуна в центр.

День прошел незаметно.

Как только тени от предметов стали становиться больше самих предметов, Бордак оделся в костюм литовского торговца, оседлал коня и поехал к крепости.

Во дворе мурзы его встретил Курбан.

– Ты вовремя. Как раз господин только покушал.

– А я думал, он угостит меня ужином, – улыбнулся Бордак.

– Может, и угостит, у него хорошее настроение.

– Что, новых наложниц подвезли?

– Нет, просто хорошее настроение, может, оттого, что успел кальян покурить. Османы привезли отборную индийскую коноплю.

– Но он в состоянии вести серьезный разговор?

– Азат всегда в состоянии заниматься делами.

– Ну, что ж, веди тогда к своему господину.

Курбан провел русского посланца в большую комнату, где на подушках, уложенных на цветастом ковре, восседал Азат.

– Приветствую тебя, мурза, – сказал, поклонившись, Бордак.

– Салам, Михайло, проходи, устраивайся рядом, сейчас чай со сладостями принесут. Надеюсь, ты не голоден?

– Нет, а чаю выпью с удовольствием. У тебя хороший чай.

– У меня все хорошее, настоящее, дорогое.

– Это так, – улыбнулся Бордак, устраиваясь напротив мурзы. – Есть что-нибудь интересное?

– Есть, Михайло, есть.

– Ну и о чем был разговор на диване в Бахчисарае?

Мурза передал все, чему был свидетелем в ханском дворце.

– Значит, нашествие, – с задумчивым видом проговорил Бордак.

– Да. Весной следующего года, но не забывай, что отряды хана начнут беспокоить ваши сторожевые заставы еще осенью, выискивая слабые места в охране границ.

– Не забуду. Орда Девлет-Гирея пойдет, как и прежде, Муравским шляхом?

– Да. Это удобнее всего.

– И хан желает разорить земли до Козельска?

– Козельском хан не ограничится, ведь рядом густонаселенные земли Тулы, Рязани, Калуги.

– Получается, что Девлет-Гирей намерен опустошить земли с юга и юго-востока от Москвы, на Москву же идти не собирается. Пошто?

– То мне неизвестно. Но и гарантий дать, что хан не повернет на Москву, не могу. До похода еще довольно много времени, план вполне может быть изменен. Хотя вряд ли Девлет-Гирей решится на взятие Москвы.

– Это только твое мнение или и других вельмож?

– Я, Михайло, всегда говорю только от себя.

– Ясно. Но если что-то изменится в планах хана, ты сообщишь?

– Конечно. И каждое новое сообщение, заслуживающее внимания, будет стоить уже двадцать тысяч акче.

– Не дорого ли?

– Гораздо дешевле того, что возьмет на Руси хан, если застанет русского царя и его рать врасплох.

– Хорошо. У тебя все?

– Да.

– Тогда я поехал.

– А зачем ты приезжал ко мне? – ухмыльнулся мурза.

– На переговоры о покупке невольников, что ты держишь в Кезлеве (нынешняя Евпатория), которых приобрел очень дешево, – поняв мурзу, ответил Бордак.

– У меня в Кезлеве нет невольников, а вот шелк из Персии есть. Очень хороший шелк. И ковры, славящиеся на весь мир, есть. Вот договариваться о покупке этого товара ты и приезжал ко мне. Но надеюсь, что ты сумеешь избежать встречи с городской стражей.

– Я все понял. До свидания, Азат!

– Да хранит тебя Всевышний!

Бордак покинул усадьбу мурзы, вернулся на подворье Ризвана. Переодевшись, выехал на пустую дорогу и повел коня к выезду из Кафы в сторону аула Сююр-Таш, лежавшего в ущелье северо-западных склонов второй гряды Крымских гор.