Текст книги "Больная родина"

Глава 3

Вечером того же дня пришел приказ на увольнение капитана Гайдука из Вооруженных сил Российской Федерации. Он лежал в своей комнате в общежитии, забросив ноги на стену, в десятый раз перечитывал скупой текст и чувствовал, как тоска подгребает к горлу. Шестнадцать лет – не короткая неделя. Слишком много связано с этим противоречивым монстром под названием «Российская армия».

Вторая чеченская кампания – служба по контракту, сразу после срочной, ранение под Аргуном, три месяца в госпитале. Училище, направление в отдельный гвардейский полк специального назначения, год в чеченских и дагестанских горах. Переезд на Дальний Восток, в отдельную бригаду спецназа ГРУ, двенадцать месяцев относительно спокойной жизни.

Снова Кавказ, Абхазия. В 2008 году в составе воздушно-десантной дивизии Гайдук штурмовал Цхинвал. Пара лет в Осетии, принял роту в отдельной бригаде Северо-Кавказского военного округа. Потом полк спецназа, созданный в 2012 году для обеспечения безопасности сочинской Олимпиады. Снова Кавказ, спецподразделение «Вихрь» в составе внутренних войск – часть, которой на бумаге как бы не существовало.

Он потерпит. Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым! Сергей вытряхнулся из кровати, мерил шагами казенную комнату. Тоска пройдет, стоит лишь сменить обстановку. Только не тянуть с этим делом. Подмахнуть в штабе пару бумажек, забрать оставшиеся документы, вечером проставиться, а с утра в Махачкалу, на крыло.

Согласно полученному вороху бумаг, он не служил ни в каком спецназе. Последняя должность, отмеченная в удостоверении личности офицера запаса: начальник вещевой службы мотострелкового полка, расквартированного под Челябинском. В боевых действиях участия не принимал.

– Вот так живешь, воюешь, рискуешь жизнью каждый божий день, а по факту ты всего лишь каптер, – печально заметил в тот же вечер майор Васильев, когда сослуживцы собрались на отвальную.

Гайдук расстарался, приволок из магазина море закуски, лучшую водку, дорогой коньяк. Но веселье не шло, народ был печален, ел, пил, но без удовольствия. На Гайдука смотрели как на камикадзе, уходящего на последнее задание.

– Ну, не знаю, – заключил по итогам молчания капитан Тимирязев. – На гражданку – как в омут. В армии все понятно, головой думать не надо, всегда сыт, при деньгах, работой обеспечен, никакие экономические кризисы не страшны.

– Ты поосторожнее, капитан, в братской Украине, – многозначительно заметил Бредов. – Говорят, там опасно.

Собутыльники лениво похихикали, но настроение у них не поднималось.

– Ты, это самое, Серега… – начал Васильев. – Во-первых, честь мундира береги. Во-вторых, если помощь вдруг потребуется, не стесняйся, звони, пиши. Мы подскочим, разберемся.

– Всегда поможем, – поддержал Мирзаев. – Взводом БМД, парочкой рот спецназа. Думаю, начальство возражать не будет.

– А спорим, он вернется? – заявил капитан Карцев, и все удивленно посмотрели на него. – Серьезно говорю, помыкается по миру, посмотрит на весь этот бардак и еще до осени попросится обратно. Ну, может, не в армию, но в Россию точно вернется.

– Может, и вернусь. – Гайдук неопределенно пожал плечами.

Гулянка закончилась, пьяных не было. Сергей покурил, помыл посуду. Ночь тянулась извилистой сколопендрой, он валялся на кровати и не мог уснуть.

В памяти всплывал родной городок Новодиев на западе Днепропетровщины. Юркая речка Ведянка, пышные сады. Последний раз он ездил в Новодиев на похороны отца. Михаил Терентьевич скончался от внезапного тромба, закупорившего артерию на бедре.

Кабы не это трагическое событие, то все терпимо. Мать Клавдия Павловна болеет диабетом, но вроде находится под присмотром добродушной сестрицы Дашки. Медсестра приходит, ставит инъекции сахароснижающих препаратов. Иногда мать ложится в больницу, где проходит инсулинотерапию.

Дарья взяла фамилию Сенко, по мужу. Он мужик нормальный, от работы не шарахается, любит жену, души не чает в четырехлетней дочке Лизе. Крутится, зарабатывает, жалуется на милицейский рэкет, на проверки, вымогательства, но вроде бы в плюсе, держится на плаву.

Он был дома два года назад, а что там сейчас? Часть Украины отвалилась, другая в огне, на третьей – бардак, неразбериха и никакого соблюдения прав человека, как бы ни пытались представить обратное так называемые западные партнеры.

Гайдук вертелся на казенной кровати, не мог уснуть. Он ничего не знал про гражданскую жизнь. Она была для него чем-то диковинным, экзотическим. Сергей хотел забрать Марину из Львова и отправиться с ней в Новодиев. Если в тех краях совсем уж плохо, перевезти всех родственников в Россию, а потом сказать капитану Карцеву, что нечего каркать.

Он вспоминал своих друзей по Новодиеву – Костика Гаевского по кличке Цезарь, Остапа Коряку с погремухой Бендер. Сколько ссадин в детстве друг другу налепили, соседских яблонь обтрясли! Учились в одном классе, все детство держались вместе. Гаевский – спокойный, рассудительный, хотя и подвержен внезапным эмоциональным всплескам. Коряка – шило в заду, лопоухое чудо в перьях, раздолбай и шалопут. Сначала детские забавы, шалости. Потом первые дегустации спиртного, девочки, драки с пацанами из «враждебного» пригорода Екимовка. Взросление, выпускной, кто куда…

Коряка уехал в Киев, не поступил, мутил сомнительный бизнес со служащими одной из районных управ. Гаевский, как и Сергей, окончил военное училище, служил в десантных войсках, командовал ротой в Днепропетровске. Последнее звание – капитан. Два года назад, во время похорон отца, Гайдук не застал в городке ни того, ни другого. Коряка впоследствии вроде вернулся, работал в городской администрации. Гаевский служил.

Сергей почти полгода с ними не связывался, хотя номера хранил. Даже неловко звонить после такого молчания. Он включил лампу на столе, отхлебнул для храбрости из недопитой бутылки.

Старый кореш Гаевский долго не отвечал, потом наконец-то хрипло выкрикнул:

– Да! Кто это?

– Это Гайдук, Костик, – сказал Сергей и осекся.

В эфире что-то гудело, лязгало, трещало. Прорывались отдаленные звуки, смутно смахивающие на… выстрелы! На всякий случай Сергей прочистил второе ухо и приложил к нему телефон. Странный фон не изменился.

– Гайдук… – Костя словно не сразу сообразил, потом до него дошло. – Вот черт, извини, Серега, не признал. Подожди секунду, спущусь в подвал.

В аппарате что-то хрустело, сыпалось. Гудение отдалилось, стало глуше, звуки выстрелов пропали.

– Я не вовремя? – осторожно спросил Сергей.

– Нет, дружище, все в порядке, пара минут есть, можем потрепаться. Я тут немного воюю…

– В смысле? – не понял Гайдук.

– В прямом, – отрубил приятель. – Я в Снежном. Это Донбасс, если ты не в курсе. Небольшая заваруха типа ночного боя. Держим квартал, много техники у этих гадов побили. Они пока отступили, боевые памперсы меняют.

– Стесняюсь спросить, Костик, – осторожно начал Гайдук. – А ты на чьей стороне воюешь?

Гаевский засмеялся и ответил:

– На стороне ополченцев, Сергей, злобных пророссийских террористов, как их называют украинские СМИ. В апреле нашу бригаду из Днепропетровска бросили на Донбасс. Совсем генералы сбрендили, ни ума, ни фантазии. Если хочешь, считай меня дезертиром. Но идейным. Я перешел к ополченцам в тот же день – с двумя БМД и группой бойцов. Вот воюю теперь, третий месяц уже. Сначала взводом командовал, сейчас ротой быстрого реагирования. Ненавижу эту киевскую власть, Серега, – признался Гаевский. – Патологическое неприятие. В ополчении тоже народ бывает разный, но все же. Развелся я в прошлом году. Жена забрала ребенка, укатила в Хмельницкий к родичам, настроила всех против меня. Мать умерла, так что в Новодиеве никого не осталось. Вот так и живу. Бардак в личных делах, в государстве, в армии. А чего ты звонишь-то? – опомнился собеседник.

– Уволился из рядов, – скупо сообщил Гайдук. – Хочу податься к своим в Новодиев.

– Серьезно? – изумился Гаевский. – Вот это новость! Эх, хотелось бы мне тоже на историческую родину.

– Так давай.

В телефоне что-то ухнуло, голос Костика ненадолго пропал, потом опять объявился:

– Слушай, Серега, я тебе потом перезвоню, добро? Дела, прости. Гвардейцы в атаку собрались, офицеры их гонят, покурить не дают. Отыскали пару исправных пушек, лупят вдоль улицы. – Гаевский отключился.

Гайдук недоверчиво уставился на мобильник, как-то тупо помотал головой. Хорошенькое начало!..

Коряка не отзывался. Сергей вызвал абонента еще раз, прослушал десять гудков и пожал плечами. Тиха украинская ночь.

Он вздохнул, прокрутил телефонную книгу и уставился на фото Марины Павлюченко. Гайдук пылко любил эту женщину и почти не изменял ей, несмотря на все тяготы и лишения суровой армейской жизни. Милое курносое личико, глаза с поволокой…

Он ездил во Львов в конце октября – в ту пору сумасшедшие еще не вышли на майдан. Русских во Львове не любили, но с кулаками не бросались. А вот Марина его обожала, висла на шее, клялась, что будет с ним до гроба, уверяла, что через несколько месяцев уволится из института, переедет в Полтаву. А когда Сергей уйдет из армии, Марина отправится к нему в Россию.

С тех пор он невесту не видел. Общались по скайпу. Что-то становилось не так. Марина вроде улыбалась, говорила, что любит, что никакие катаклизмы не погубят их высокие чувства. Потом она несколько раз не выходила на связь, ссылалась на дела. Они перешли на телефонное общение, потом он сам закрутился, не имел возможности позвонить.

Он набрался храбрости и сделал вызов. Голос Марины был вялым и немного сиплым.

– Это я, любимая, – ласково сказал Гайдук. – Прости, что разбудил.

– Ничего страшного, Сережа. – Ему показалось, что она смутилась. – Как у тебя дела?

– Пришел приказ, Мариночка. Через пару дней я буду у тебя. Мы уедем…

Ему не понравилась нависшая пауза. Под ложечкой засосало.

– И что мы будем делать?

– Мы будем жить с тобой в маленькой хижине… – Шутка явно не пошла, он осекся.

– Не надо, Сережа, – как-то с трудом выговорила Марина.

Он почувствовал, как все оборвалось в груди.

– В смысле? Я не понял, любимая.

– Не надо приезжать, Сергей. – Ее голос окреп, в нем что-то зазвенело. – Это была ошибка, мы должны ее исправить. Прости, но у меня слишком поздно открылись глаза. Какой же я была дурой! Не звони больше, хорошо? Между нами все кончено, Сережа. Я не общаюсь с москалями и не выйду за тебя замуж. Всего доброго. – Она оборвала разговор.

Сергей, не веря своим ушам, потрясенно смотрел на погасший телефон. В душу забиралась пугающая пустота. Звонить вторично было страшно и стыдно. Сергей внушил себе, что должен лично ее увидеть. Он уговорит ее, объяснит, что она заблуждается. Никакой он не злодей, а нормальный мужик, который любит ее. При чем тут «москаль»? Но его состояние было подавленное, как ни успокаивал он себя.

Перелет в столицу он практически не запомнил, плавал между сном и явью. Мешал гомонящий салон, плачущие дети. Пускал пузыри и пихался локтем сосед слева. Такое впечатление, что шумный табор менял дислокацию.

Потом Сергей отрешенно слонялся по аэропорту, ждал, пока прибудет сумка с вещами. Он чувствовал себя беспомощным, никому не нужным, с таксистом почти не торговался.

По дороге из аэропорта компактный телевизор, укрепленный на приборной панели, исторгал вечерние новости. Лучше не слушать. Каждая новость как глупый сон. Война на Украине – бомбежки, мясорубка, брат на брата, обыкновенный фашизм, упорно не замечаемый западными партнерами. Падение малайзийского «Боинга» с тремя сотнями душ на борту – полный улет! Лихорадка Эбола – вы не ждали, а мы появились. Санкции, санкции, санкции…

На Киевском вокзале Сергей отстоял очередь в кассу, чтобы приобрести билет до украинской столицы. Он понимал, что старомоден. Билет можно заказать по Интернету, воспользовавшись специальным терминалом. Но Гайдук упорно стоял, ждал своей очереди у окошка.

– Вам плацкартный? – спросила девушка, мазнув его любопытным взглядом.

«Нет, столыпинский», – подумал Сергей.

– Давайте купейный. Лучше двухместный.

– Вдвое дороже, – сказала кассирша.

– Ничего, переживу.

Сергею хотелось поскорее тронуться, упасть на полку и забыться. По счастью, его соседом по купе оказался не бандеровец.

Представительный пожилой мужчина с курчавой седой шевелюрой оторвался от окна, протянул руку.

– Тышлер Борис Моисеевич. В Киев следуете?

– Туда, – согласился Гайдук и представился.

– Отлично! – обрадовался попутчик. – Вы проходите, молодой человек, не стесняйтесь.

Борис Моисеевич отрекомендовался деканом Киевского политехнического института. Он навещал сестру, живущую в Москве.

– Понятно, не самое подходящее для этого время. Как мы докатились до такой жизни? – бормотал общительный попутчик. – Что творится в мире? Нелепый сон. В родном институте люди возмущаются, почему я говорю по-русски, а в Москве мне вчера чуть не набили морду, когда в банке пришлось предъявить украинский паспорт. Ведь один народ! Веками привязаны друг к другу, и вдруг такая пропасть. Одни теперь агрессоры, другие – пострадавшие, всего лишь хотевшие немного попроситься в Европу. Ага, ждут их там, стол уже накрыли. Как же так, Сергей Михайлович? Жили, строили планы на будущее, а теперь!.. Без бутылки не разобраться, верно? Кстати, насчет бутылки, Сергей Михайлович. Что-то мне подсказывает, что больным пора принять лекарство. – Декан покопался в багаже, выудил на свет дорогой французский коньяк. – Прошу прощения, что изготовлено бог знает где. В наших странах может производиться только впечатление. Вы расстроены, Сергей Михайлович? Вы непьющий? Я тоже, знаете ли, не всегда и не везде, но сегодня мы просто обязаны. Хотя бы за то, что наш поезд следует в обход Донбасса.

Сергей из вежливости пригубил, поддержал беседу. Борис Моисеевич рассказывал про своего сына, живущего в Подольском районе Киева, на улице с тем же названием. Все изменилось за какой-то месяц! Сын стал ярым патриотом, возненавидел тетку-кацапку, а вместе с ней Россию, объявившую мирной Украине безжалостную войну. Он задним числом учит украинский язык, критикует отца за невнятную, мягкотелую позицию. Жена и теща гавкают в унисон. Даже пятилетний внук Степашка – он-то куда? В общем, факт остается фактом – как показывают последние события, вчера мы жили лучше.

Тема разобщения братских народов сильно угнетала Бориса Моисеевича. Сергей тоже не был равнодушным, но сегодня ему было все равно. Сославшись на усталость, он прилег на свою полку и смотрел, как поезд покоряет российские просторы. Калуга, Сухиничи, леса, поля, неказистые деревеньки и городки.

В Брянске он вышел покурить, бесцельно слонялся с сигаретой по перрону, разглядывал местных торговцев, пассажиров с баулами.

– Здесь курить нельзя, молодой человек, – сделал замечание работник в форме, проходя мимо. – Не читаете новые законы? Вот доедете до Украины, там и курите. Хотя нет, и у них нельзя.

Сергей уставился на него, как на пришельца из глубин космоса, но спорить не стал. Он выбросил окурок под поезд и вернулся в вагон.

– Зажимают? – посочувствовал Борис Моисеевич, наблюдавший из окна. – В поезде курить нельзя, на перроне тоже. Пассажиры, едущие из Москвы во Владивосток, видимо, проходят увлекательный квест. Должны же чем-то заниматься ваши депутаты. Увы, неадекватные люди. Хотя знаете, Сергей Михайлович, лучше бы наши депутаты занимались тем же, чем и ваши. Тогда многих несчастий удалось бы избежать…

Потом была стоянка в Суземке. По поезду бродили российские пограничники. Пассажиры зевали, не хотели просыпаться. Проверка была не очень щепетильная.

Человек в форме вежливо поздоровался, рассеянно пролистал паспорт Тышлера, глянул в документы Гайдука, зевнул и осведомился:

– С какой целью на Украину, Сергей Михайлович?

– С разведывательно-диверсионной, – пошутил тот.

Офицер глянул на него с любопытством.

– Родственники на Украине, – объяснил Сергей. – Еду к ним после увольнения в запас.

Старший лейтенант пожал плечами и вернул документы. Судя по легкой усмешке, первая версия ему понравилась больше.

Поспать пассажирам удалось не больше часа. На другой стороне границы, на станции с издевательским названием Дружба, по вагону пошли украинские пограничники. На перроне ругались какие-то люди, кто-то пробежал, залаяла собака. В окно проникал рассеянный мерклый свет уличного фонаря.

– Оставьте же нас в покое! – бурчал на нижней полке Борис Моисеевич. – Мы мирные люди, давно уже продали свой бронепоезд.

В вагоне кто-то возмущался, проводник монотонно что-то бубнил. Сергею пришлось подняться и включить свет, когда в купе вторгся прапорщик важного вида, но с явным дефицитом интеллекта на физиономии. Он что-то буркнул, видно, поприветствовал пассажиров и предложил им предъявить документы. Украинский паспорт Тышлера вопросов не вызвал, а документы отставного российского военного этот субъект изучал долго и детально.

– Вы военный? – хмуро спросил он.

– В запасе, – сказал Сергей. – Там все написано. Начальник вещевой службы. В боевых действиях не участвовал. Кладовщиками командовал, валенки выписывал.

– Цель прибытия на Украину?

«Разведывательно-диверсионная». А ведь, ей-богу, чуть не вырвалось!

– Здесь мой дом, уважаемый, – заявил он. – Я родом с Украины, проживаю в Новодиеве, там моя семья.

– Новодиев? – нахмурился прапорщик. – Это Донбасс? Луганщина?

– Днепропетровская область.

Пограничник задумался. Он делал это усердно и увлеченно. Сергей даже мысленно посочувствовал ему. Мысль большая, а мозгов мало – трудно человеку. Прапорщик хотел вернуть удостоверение, как вдруг на одну его мысль улеглась другая. Как свежие сто грамм на вчерашние дрожжи.

Он встрепенулся, еще раз предвзято посмотрел на пассажира, глянул в документ.

– Минуточку, Сергей Михайлович. Вы мужчина. Вы старше шестнадцати лет, но вам еще не исполнилось шестьдесят. Это верно?

– Потрясающее наблюдение, – пробормотал Сергей. – А можно узнать, к чему вы клоните?

– Мне очень жаль, но я не могу разрешить вам въезд на территорию украинского государства. Приказ Госпогранслужбы Украины от тринадцатого апреля текущего года – ограничить въезд в страну для российских мужчин указанного возраста. В связи с наличием информации о возможных провокациях и террористических актах.

– Издеваетесь? – на всякий случай уточнил Сергей, покосившись на притихшего попутчика.

Тот молчал, хотя и чувствовал себя неловко.

– Мне очень жаль. – Прапорщик радостно оскалился. – Но компетентными органами нашей страны усилен контроль за гражданами, въезжающими в страну из РФ. Пропуск осуществляется лишь в нескольких случаях. Если у вас имеются документы, подтверждающие родственные связи, смерть или тяжелую болезнь близких родственников, заверенные оригиналы приглашений юридических и физических лиц, или, допустим, в соседнем купе едет ваша семья. – Пограничник глумился в открытую. – Но ничего такого у вас нет. Я вынужден ссадить вас с поезда. Соберите вещи и пройдите со мной.

– Вы серьезно?

– Вполне. Будете возмущаться, вас доставят в линейный отдел милиции как лицо, оказывающее сопротивление законным требованиям работника государственной пограничной службы.

Сергей вздохнул, извлек из сумки водительские права, отвернулся, поколдовал, в результате чего аккуратно сложенная пятитысячная купюра удобно разместилась в них.

Он протянул права пограничнику и заявил:

– Ознакомьтесь, уважаемый. Возможно, данный документ возымеет силу.

Прапорщик отвернулся и изучил документ. Когда он вернул права, банкноты в них уже не было.

«Так мы еще и факир», – подумал отставной капитан.

– Хорошо. Я вижу, что вы не представляете угрозы для нашего государства, – нахмурившись, изрек неподкупный службист. – Но в следующий раз старайтесь запастись всеми необходимыми справками и приглашениями. Всего доброго. Из купе до отхода поезда не выходить. – Пограничник поспешил убраться, пряча глаза.

– Выкрутились! – одобрительно прогудел Борис Моисеевич. – Поздравляю, Сергей Михайлович. Вы только что дали этому упырю почти половину его месячной зарплаты. На самом деле расценки ниже. Но не возвращать же его.

– А что, действительно есть такой приказ – не пускать в Украину мужиков из РФ? – недоверчиво спросил Сергей.

– Есть, – сказал Тышлер. – Во всяком случае был. – Он снова начал гнездиться на полке, подбивать подушку, ворча под нос: – Эх, Украина, как же вышло так, что ты лишилась разума?

Поезд прибыл на вокзал около шести утра.

– Опоздали, – проворчал Тышлер. – Долго проторчали на подъездных путях.

В Киеве стояла жара, и даже в шесть утра было нечем дышать.

– В гости не заедете? – предложил попутчик. – Продолжим знакомство, выпьем по-человечески. Живу на Оболони, улица Героев Сталинграда, жена в Карпатах, на работу только послезавтра, на метро доедем за полчаса.

Сергею не хотелось злоупотреблять гостеприимством приличного человека. Он от души поблагодарил, сослался на дела и простился с Тышлером.

Автобус на Львов отходил в четвертом часу дня. Снова началось отрешенное ожидание. Гайдук слонялся по рассветным улицам, разглядывал дома с интересной архитектурой. Обменять в поезде рубли на гривны он не догадался, а соваться в кафе с российскими деньгами было не очень умно. Ему пришлось голодать в ожидании открытия обменника.

На него никто не обращал внимания – обычный мужчина, сумка через плечо. Мимо прошел милицейский патруль и даже не покосился в его сторону. Какие-то бритоголовые ребята с желтыми повязками развязно хохотали, разбавляя украинскую мову русской нецензурной бранью. Улицы наполнялись народом, машинами. На многих автомобилях развевались желто-голубые флажки.

Сергей разменял наличность, перехватил недобрый взгляд пенсионерки, дышащей в затылок, и зашел в кафе. На носителей русского языка в украинской столице пока еще с палками не бросались. Он уминал жестковатый стейк, косясь на телевизор, укрепленный над стойкой бара.

Суровый тип в камуфляже, похожий на андроида, зачитывал суточную сводку из зоны антитеррористической операции. Освобождены три населенных пункта, потери террористов за сутки составили 272 человека – не поленились, посчитали под пулями! – десять «Градов», шесть танков. Потери ВСУ – четверо погибших, двенадцать раненых. Обычное пропагандистское вранье. Тяжелые бои, минометные обстрелы, атаки мобильных групп ополченцев, засады, диверсии, котлы с тотальной утюжкой, и хоть ты тресни. Полтора трупа!..

Потом он бродил по центральному Печерскому району, по Институтской и Банковской улицам, где несколько месяцев назад шли остервенелые потасовки. Мостовую уже заделали, стены домов подчистили, подкрасили. На них кое-где висели свежие мемориальные доски, восхваляющие подвиг пресловутой «Небесной сотни».

Сергей заглянул на майдан, где до сих пор гуляла анархия. Площадь Независимости, как и сама упомянутая независимость, представляла жалкое зрелище. Разбитые мостовые, баррикады из покрышек, палаточные городки, засиженные, словно мухами, бомжеватыми людьми. Торчали плакаты с абсурдными лозунгами, на клумбах росли лук и петрушка.

«Хотят убедиться, что их не обманули, что все завоевания не пропали даром», – сообразил Сергей и впервые за два дня улыбнулся.

На площади проходил стихийный митинг. Бомжеватые люди о чем-то спорили с прилично одетыми. Градус беседы повышался, ее участники махали руками. Румяная тетка в драных рейтузах яростно жестикулировала и гремела как зенитка.

«Интересно, там есть хоть один человек с не поехавшей крышей?» – задумался Сергей и подобрался ближе.

Гомонили бабы. Одна кричала, что за независимость нужно биться до последней капли крови, гнать с Украины подлых оккупантов, не отдавать ни пяди родной земли!

– Минус Крым, – добавил кто-то, и несколько человек рассмеялись.

Другая жаловалась на дороговизну, на грядущую зиму, во время которой городское хозяйство полностью загнется, не говоря уж про другие города.

– А чего вы хотели? Тяжелее жить становится все легче, мадам, – хохмил остряк с одесским прононсом.

– И в чем неправ был Янукович? – откровенничал кто-то из разряда здравомыслящих. – Ляпнул, что не время ассоциироваться с ЕС, и начался бунт. А что ляпнул новый президент, забыли? Не время ассоциироваться с ЕС, нужно подождать, подготовиться. Где бунт? Почему народ не скидывает президента, который выгоден Америке, а не России?

Подобные мнения в данной среде не приветствовались. Их носители были кем-то вроде камикадзе.

Толпа зароптала, посыпались угрожающие выкрики:

– Москаль! Путинский подпевала! А ну, скачи!

Смельчаку пришлось бы туго, если бы внимание толпы не переключилось на другой феномен. На площадь выезжали грузовики, окрашенные в желто-красные тона. За ними шли люди в жилетах аналогичной раскраски с лопатами, ломами, граблями.

Сергей догадался, что это нашествие коммунальных служб. Сейчас начнется снос палаточного городка.

Люди забыли про «провокатора», который, облегченно вздыхая, выбирался из толпы, бросились наперерез колонне. А коммунальщики уже рассыпались по баррикаде и начали ее разбирать. Призывно гудя, грузовики протискивались к центру площади.

– Это не коммунальщики! – вопили борцы за идеалы. – Это переодетое СБУ!

Это была не его страна, а был большой и совершенно «незалежный» дурдом. Все чужое, далекое, непонятное.

На центральной автостанции кого-то били, мелькали желтые нарукавные повязки. Милиционеры не вмешивались, курили в стороне. Какой-то сумасшедший стучался головой о тумбу между терминалами, рвался в Хогвартс. Люди с баулами и пакетами, оглашая пространство эмоциональным гомоном, штурмовали автобус, идущий из Киева во Львов.

По пути Сергей ни с кем не разговаривал, дремал, лениво поглядывал на пейзажи. Трасса была идеальной, виды из окна тоже хороши. Шестьсот километров от Киева – восемь часов езды. Гайдук иногда засыпал, и в голову ему лезли кошмары, трещали выстрелы, орали бородатые демоны. Он распахивал глаза, опасливо косился по сторонам. Но на него смотрела только печальная дама бальзаковского возраста, с пушистыми, аккуратно уложенными волосами. Он делал вид, что не замечает, отворачивался к окну.

В «культурной столице Украины» уже стемнело. Сергея не волновали старинные замки и костелы, природные и архитектурные памятники, красивые парки. Чем ближе он приближался к Марине, тем пакостнее делалось на душе.

Из ночных заведений разносилась музыка, гуляла молодежь. Фонари разбрызгивали свет, редкие машины проносились по брусчатке. Он купил охапку роз в круглосуточном торговом центре, сел в такси.

Улица, на которой жила Марина, была застроена старыми малоэтажными домами. Второй линией возвышались современные здания. Сергей прошел через гулкую подворотню, приблизился с колотящимся сердцем к новой «свечке», в которой у Марины была двухкомнатная квартира. У него имелся комплект ключей, в том числе от парадного. Во времена их великой любви Марина сделала ему дубликат.

Гайдук вошел в дом, чувствуя себя последним идиотом, на лифте поднялся на восьмой этаж. Он поколебался у заветной двери – звонить или самому открыть? Рука потянулась к кнопке, и сердце забилось от страха. Сергей передумал, попытался сунуть ключ в замочную скважину, но тот не подходил.

«Замок поменяла, – уныло констатировал Гайдук. – Может, переехала?»

Он взмок от волнения, осторожно прикоснулся к звонку и отдернул руку, когда прозвучала заливистая трель.

Она открыла – с распущенными волосами, в длинном шелковом пеньюаре. Такая милая, курносая, непосредственная, с испуганными глазами. Сергей таращился на нее, глупо улыбался и не мог ничего сказать. Его трясло как в стужу, зубы выбивали дробь. Марина была бледна, на ее личике застыло скорбное библейское выражение.

– Вот, – насилу выговорил Сергей. – Приехал. Не мог не приехать… – и добавил, как бы пошутил: – Доставка со склада в Москве.

Марина нахмурилась так, словно не могла его вспомнить. На ее лоб сперва улеглась тень, а потом – извилистая морщинка.

– Господи! – сказал Гайдук. – Марина. Как же я соскучился… – Он устремился вперед с букетом наперевес.

Она вдруг яростно замотала головой, покраснела.

– Стоп, Сергей! – Женщина выставила ладошку, и он встал, хлопая глазами.

– Марина, ты что? – забормотал Гайдук. – Ты же несерьезно тогда, по телефону, да? Я с тобой, не будет больше никакой армии, мы поженимся…

– Сергей, ты не понял. – В ее голосе снова зазвенели ледяные «телефонные» нотки, в позе появилась уверенность, похолодел взгляд. – Я думала, что ты понятливый, Сережа. Зачем ты сюда приехал? Я русским языком тебе сказала – между нами все кончено, забудь. Я не общаюсь с оккупантами. Да, допустила ошибку, но теперь ее исправлю. Уезжай. Не трепли мне нервы, не уговаривай, это бесполезно. У меня есть жених, в августе мы зарегистрируемся. Он настоящий украинский патриот, влиятельный мужчина, работает на важном посту в администрации Львова.

– Любимая, что с тобой? – Он шагнул вперед, схватил ее за плечо, хотя ему и мешал окаянный букет. – Какой патриот, какой мужчина, о чем ты? Ты говоришь, как зомби! Когда тебя успели обработать, Мариша? Это чертова украинская пропаганда, в которой нет ни слова правды! Опомнись, Мариша, не гони меня, давай поговорим…

Его лицо вдруг стало злым. Он ввалился бы в прихожую вместе с ней, уже начинал развивать наступление. Но тут из квартиры донесся скрип, открылась дверь ванной комнаты, зашлепали тапки, и позади Марины объявился мясистый черноволосый тип с узко посаженными глазами. Он запахивал махровый халат. Марина покосилась на него, скрипнула зубами.

Сергей никогда не видел, чтобы она так делала. Он оторопел. Тело сделалось ватным, упала рука с букетом.

– Кто это такой? – недовольно проворчал этот фрукт, сдвигая густые брови.

Сергей от злости сжал зубы. Так вот они какие, настоящие украинские патриоты, сидящие на важных постах.

– Это никто, Эдик, совсем никто, – взволнованно пробормотала Марина. – Помнишь, я тебе рассказывала, что у меня была ошибка в жизни – по глупости, по молодости? Я не знаю, зачем он приехал. Этот человек ничего для меня не значит. Прогони его, Эдик.

Сергей не собирался лезть в драку, провоцировать, оскорблять. Все понятно, он просто уйдет, бог ей судья.

– Гей, москаль, а ну пошел отсюда! – взревел мужик в халате, делая багровое лицо.

Он отстранил притихшую Марину, перевалил через порог, навис над Сергеем.

– Ты не разумеешь? Вон отсюда! Или в СБУ хочешь?

– Дупло закрой, Эдичка, – тихо посоветовал Сергей.

Он еле сдерживался. Еще этот дурацкий букет и сумка, висящая на плече.

– Да ты кому это говоришь? – Потенциальный муж занес кулак над неподвижным отставным капитаном. – Ты кто такой? Проваливай отсюда, пока живой! Шваль московская, падла, оккупант, рожа поганая!..