Текст книги "Ожидания Бена Уикса"

Глава 4. Элемент жертвенности

На следующее утро в третьем своем окошке между занятиями Бен сидел на деревянной скамье перед кабинетом заведующего воспитательной работой на третьем этаже учебного корпуса, пытаясь читать «Введение в историю». Утром после церкви мистер Деннет, старший воспитатель корпуса Хоули, передал ему записку, в которой Бена просили явиться на встречу с этим заведующим, мистером Фелпсом, и вот Бен сидел здесь, гадая, что же он успел такого натворить. Может, Ахмед на что-то пожаловался?

Кабинет заведующего воспитательной работой находился на одном этаже и в одном коридоре с приемной комиссией, кабинетом заведующего спортом, бухгалтерией школы, и название каждого из этих ведомств было выведено черными буквами на тусклых золотистых табличках. На стенах не висело никаких плакатов и постеров для учащихся, и запах в коридоре казался совершенно иным. Здесь ощущался подгорелый дух капнувшего на плитку кофе, запах картриджа от большой копировальной машины, аромат духов тех женщин, что работали в этих кабинетах. Из-за двери «главного воспитателя» слышались приглушенные голоса, однако весь остальной этаж казался опустевшим.

Бен сидел наискосок от приоткрытой двери бухгалтерии, глядя на стол секретаря, весь покрытый бумагами, стаканчиками с авторучками, с электрической печатной машинкой. Внутри там никого не было. Из маленького магнитофона, стоявшего на шкафчике с папками, тихонько донеслись звуки саксофона из той песни, что Бен сразу и безошибочно узнал, но не сразу вспомнил название – «Беспечный шепот»[20]20
  «Беспечный шепот» (англ. Careless Whisper) – сентиментальная баллада с участием английского джазового саксофониста Стива Грегори, первый сольный хит британского певца Джорджа Майкла, участника поп-дуэта Wham! выпущенный в 1984 году. Прим. ред.


[Закрыть] Джорджа Майкла.

Бену подумалось: а может, мистер Фелпс умышленно маринует его в коридоре? Невольно он снова устремил взгляд в кабинет казначейства с каким-то необъяснимым предчувствием, что причина его ожидания может крыться как раз на этом столе.

Наконец Бен услышал шаги на лестнице и увидел голову, а потом и всю пожилую женщину полностью, и, пока она поднималась к нему ближе, у Бена все росло ощущение, что эта женщина узнала его, что она как раз пришла работать за этим столом с бумагами в приоткрытом кабинете и знает о Бене всё.

Но тут дверь в кабинет заведующего открылась, и мистер Марксон пригласил Бена зайти.

Он сел на стул с изящной спинкой напротив Бада Фелпса, заведующего воспитательной работой, на столе у которого было прибрано и пусто. Мистер Деннет, как всегда с мягким и добродушным выражением лица, опустился на стул рядом с Беном, а Марксон неудобно примостился на крышке батареи у окна. Бен пожалел, что здесь не оказалось Мэнли Прайса, и в то же время был этому рад.

– Итак, довелось ли тебе участвовать в драке при посвящении новичков?

Фелпс был уроженцем Нью-Гэмпшира и потому имел склонность изъясняться слегка пространным слогом, а волосы, с заметной серебристой проседью, неизменно стриг как морпехи[21]21
  High-and-tight – традиционная прическа Корпуса морской пехоты США и десантников армии США. Волосы на макушке головы подстригаются ровной площадкой c длиной волос от 3 до 6 мм, на затылке и по бокам выбриваются. Прим. ред.


[Закрыть]. По слухам, он получил «Серебряную звезду» за боевые заслуги в Корее.

Фелпс улыбнулся Бену, и на лице у него сразу набрякли морщины. В кабинете «главного воспитателя» было до аскетичности просто: рыжевато-коричневый палас, встроенные книжные стеллажи, проволочные боксы со сложенными в них аккуратными стопками документами, такие же окна, что и в учебных классах. Бен все дивился, почему Фелпс согласился работать в школе Сент-Джеймс, со всеми этими белоручками-васпами. Ездил он на безукоризненно чистом, полноразмерном и мощном пикапе «Форд» модели F-150, о котором благоговейно мечтали многие мальчишки. И Бен далеко не был уверен, что у Фелпса нашли бы отклик все те проявления вежливости и незатейливые шутки, которые гарантированно действовали на прочих взрослых в школе.

– Довелось ли тебе присутствовать там? На цокольном этаже корпуса?

– Драка при посвящении новичков? – недоуменно переспросил Бен.

Фелпс снова ему улыбнулся и ничего не сказал, явно готовый терпеливо ждать. В улыбке его уже не чувствовалось недавней теплоты.

Бен про себя гадал: кто же мог донести? На миг он заподозрил Ахмеда, но это вряд ли могло быть.

В действительности же все обстояло так: Леон Кэри поделился впечатлениями с Рейдом Пиллсбери из корпуса Гордона, где новички всего лишь бегали наперегонки с яйцом в ложке, в то время как старшеклассники щедро опрыскивали их из водных бластеров. Рейд в свою очередь сказал об этом на лестнице Фазеру Гроссману, во всеуслышание уточнив, что двоих пацанов из корпуса Хоули вырвало. А один из младших преподавателей, живущих в Гордоне, это услышал и донес Фелпсу. В администрации сильно не любили, когда кого-то из учеников по какой-то причине рвало.

– Нам и так уже известно о произошедшем, Бен, а потому нам хотелось бы располагать большей информацией. Неприятностей от этого ни у кого не будет, просто помоги нам побольше узнать об этом факте. – На этом Фелпс улыбаться перестал.

Бен молчал. Лицо у Фелпса вовсе не казалось сердитым, оно скорее было искренне встревоженным, и Бен ощутил в себе даже некий трепет власти над этими взрослыми. Кашлянув, чтобы прочистить горло, он произнес:

– Я бы определенно помог вам все узнать, но, подозреваю, до вас донесли какую-то ложную информацию. Что, кто-то сообщил вам, что новички между собой подрались?

На лице Фелпса все так же не проступило и тени улыбки. Он лишь второй год пребывал в должности заведующего воспитательной работой после того, как тридцать лет проработал учителем химии и хоккейным тренером. Будучи в свое время и школяром-стипендиатом (выпуска 1949 года), и новобранцем в армии, Фелпс хорошо знал, каково это – полагаться на милость других молодых людей, постарше, и совершенно по этому ощущению не скучал. В прошлом году администрация начала проводить воспитательные беседы о дедовщине в общежитиях, но Фелпс прекрасно понимал, что это ничего не изменит. Он знал, почему подобные издевательства продолжаются из года в год.

Фелпс пристально посмотрел на Бена, которого едва не распирало от осведомленности о произошедшем ночью в полуподвале корпуса и который был очень горд собой из-за того, что ничего не собирался рассказывать. Бен у него ассоциировался с хрупким коленным суставом совсем молодого коня. Фелпс не раз видел, как мальчишки именно такого телосложения беспомощно пытаются вжаться в открытые склоны холмов.

Бад Фелпс очень много знал о Бене: о его семье, о старшем брате, о тех надеждах, что возлагал на него Мэнли Прайс. Задавая Бену вопрос о дедовщине, Фелпс держал в уме те моменты, которые он никак не мог обсуждать с учеником. Как и большинство учащихся школы Сент-Джеймс, Бен совершенно не представлял, сколько требуется усилий, дабы обеспечить его благополучное пребывание в учебном заведении.

Фелпс всякий раз с глубокой искренностью молился в церкви, исполненный когда-то студенческих, а потом и учительских грез, и часто просил Бога о терпимости и снисходительности, о способности хорошо относиться к тем людям, что считали его глупцом, включая теперь и их нового ректора. Эстон пытался выдвинуться на своей должности, всячески показывая, насколько ему претит политика невмешательства прежнего руководства, а потому ожидал от «главного воспитателя» Фелпса, что тот нужным образом разберется с проблемой издевательств над новичками и она наконец канет в прошлое. Фелпсу требовалось знать больше подробностей инцидента, чтобы он мог призвать к себе шестиклассников и внушить им, будто он полностью в курсе всего произошедшего, чтобы он мог сыграть роль сержанта-строевика, которую от него все ожидали, – и тогда все снова пойдет по нужному пути. Ни в управляющем совете никто ничего не узнает, ни в газетах The Doverton Sentinel или The Boston Globe.

И Фелпсу, и двоим другим взрослым в кабинете сейчас, в связи с последним случаем издевательств, припоминались два конкретных события – те истории, о которых Бен тоже слышал, но которые никак не связывались у него с нынешним инцидентом.

Два года назад команда по спортивной борьбе из школы «Горацио» на Род-Айленде выиграла чемпионат Международной юношеской лиги с огромным перевесом над школой Бельмонт-Хилл. Дабы как следует отпраздновать столь знаменательную победу, пять участников команды склонили пятнадцатилетнюю второгодку к тому, чтобы сделать им всем минет, а потом заставили ее выпить их сперму из чемпионского кубка. Слух об этом случае быстро распространился, и, когда местная газета напечатала на первой полосе статью о моральном разложении подростков в данной школе, та девочка поспешно забрала документы, а старшекурсники-борцы были исключены. В последующие пару лет заявки на поступление в «Горацио» сократились на двенадцать процентов.

А за год до этих событий одного новичка в школе Святого Луки в Филадельфии заставили влезть в круглый металлический мусорный бак и скатили его по ступеням общежития после того, как он стал насмехаться над синтетической немнущейся рубашкой соседа по комнате. При скатывании по ступеням парень с такой силой ударился передними зубами о выпирающий ободок бака, что их вмяло в верхнее нёбо. Остальные ребята в общежитии считали, что всего лишь наказывают зазнавшегося сноба, и никто из них не признал себя ответственным за случившееся. Семья же пострадавшего новичка подала иск на школу Святого Луки и согласилась урегулировать дело без суда лишь за некую неразглашаемую сумму.

В обоих случаях администрация школы медлила с реакцией, надеясь, что такое осторожничанье позволит ей уйти от ответа, и благоразумие руководства все расценили скорее как безразличие – чем, в сущности, оно отчасти и явилось, – а потому описанные инциденты восприняты были всеми не только как скандальные происшествия, но и как признаки глубокого загнивания этих заведений.

Фелпс – как и вся администрация школы Сент-Джеймс – понимал, что подобные скандалы влекут за собой затянувшееся на десятилетия падение рейтинга других таких же школ, некогда считавшихся весьма престижными. Во всех этих элитных средних школах с жестким конкурсным отбором прежде имелись первый и второй классы, соответствовавшие седьмому и восьмому классам обычной школы, однако в 1950-х годах в школе Хэллиярд, расположенной в окрестностях Вашингтона, и Вернон-Брайтон на западе штата Массачусетс, которые на ту пору обе входили в пятнадцать лучших частных школ Соединенных Штатов, стали известны несколько случаев, когда учителя злоупотребляли своей властью над мальчиками из младших классов, хотя во всеуслышание этот вопрос, естественно, не обсуждался. В итоге первые и вторые классы были в подобных школах упразднены, а к третьему классу, как предполагалось, ученики становились уже не столь привлекательны для подобной категории престарелых мужчин. Однако на репутации школ Хэллиярд и Вернон-Брайтон все равно оставалось стойкое пятно, и постепенно пожертвования их выпускников оскудевали, и с каждым годом им удавалось направлять в Принстонский или Массачусетский технологический институт уже на одного-двух воспитанников меньше, а вступительная комиссия вынуждена была принимать в школу все больше посредственных учеников. Так что теперь оба заведения в общем рейтинге плелись где-то в самом низу третьего десятка.

Школа Сент-Джеймс из года в год удерживала позицию в первой пятерке лучших частных школ, хотя та благословенная пора, когда школа могла себе позволить без долгих размышлений передвинуть стену капеллы, давно миновала. Текущие расходы школы Сент-Джеймс были намного выше, нежели в большинстве пансионов и колледжей, она предоставляла все больше финансовой помощи учащимся, дабы разнообразить их контингент, и фонд пожертвований Сент-Джеймса был еще достаточно богат, хотя и как-то вяло пополнялся.

Некоторые другие школы делали разумные инвестиции в промышленность и энергетику, и в числе их выпускников были те, кто процветали в экономике девяностых годов. Те школы имели возможность строить себе планетарии и концертные залы, общежития квартирного типа. В 1950 году шестьдесят процентов учащихся, подававших заявления в учебные заведения Лиги плюща, действительно туда поступали. Ныне этот показатель близился к десяти процентам и становился все ниже. Как следствие, в прошлые два года школа Сент-Джеймс испытывала явные трудности с набором.

Именно это сочетание факторов – скандальные инциденты и спад потока абитуриентов – и разрушило другие школы, некогда такие же знаменитые, как сейчас Сент-Джеймс. Новый ректор заведения, Дэвид Эстон, перебрался сюда из одной из калифорнийских закрытых школ, основанной в 1980 году выпускниками Андовера. В попечительском совете чувствовали, что Сент-Джеймс все же не столь неуязвим, как того бы хотелось, и потому им требовался Эстон, чтобы вдохнуть в заведение напористость и историческую непредвзятость Западного побережья, в то время как Фелпс обеспечивал солидность побережья Восточного.

Бывало, что скандальные происшествия заставляли бывших выпускников чувствовать себя неловко и обескураженно, побуждая их проявлять большую благосклонность к своим школам. Однако Фелпс не имел ни малейшего желания так рисковать. И больше всего он не хотел, чтобы какой-нибудь громкий скандал отвлек его от того, что он считал своей личной «подрывной миссией»: успеть вложить в этих подростков ядро идеализма, пока внешний мир не взгромоздит на них богатство и высокое положение. В обществе считалось, что в таких местах, как школа Сент-Джеймс, насаждается социальная несправедливость – и, разумеется, это было так, – однако Фелпс видел самого себя терпеливым тружеником на молодом винограднике, и он, равно как и многие его коллеги, со всей серьезностью воспринимал свою задачу по воспитанию этических лидеров.

И вот теперь, в стремлении сохранить все то хорошее, что, по его мнению, могла взрастить в этих детях школа Сент-Джеймс, Фелпс оказался в непривычном для себя положении, когда ему непременно требовался совершенно определенный исход.

Ни слова не говоря, Фелпс поглядел на Бена. Остальные взрослые в кабинете тоже хранили молчание. У Бена возникла потребность как-то заполнить эту тишину, но он тут же понял, что Фелпс специально растянул паузу, чтобы заставить его что-нибудь сказать. А потому Бен снова застыл в молчаливом ожидании, и Фелпс, похоже, мгновенно это понял и кашлянул, прочищая горло.

– Ты рассчитываешь защитить тем самым других ребят, – снова заговорил он. – Мне это понятно. Но кто защитит остальных новичков, прибывающих к нам в школу? Что, если там, в цокольном помещении, произошло нечто очень недостойное? Что, если это нечто недостойное произойдет и в следующий раз? Вот о чем тебе надлежало бы подумать, Бен. Если в следующий раз случится что-то скверное, что в твоих силах было предотвратить, – как ты при этом будешь себя чувствовать?

Хотя Бен по-прежнему наслаждался своим неосязаемым преимуществом над присутствующими, теперь оно как будто сделалось слабее, и он вдруг почувствовал себя виноватым – чего, как сам он понимал, и добивался Фелпс.

– Я дам вам знать, если вдруг о чем-нибудь подобном услышу.

Бен почувствовал, что взрослые, возможно, не будут слишком разочарованы, если он сейчас сбежит из этого кабинета.

– Мне, наверное, пора идти. Нужно еще зайти к себе в комнату за учебниками к следующему уроку.

– Хорошо, – проговорил Фелпс. – Если передумаешь – приходи.

Бен кивнул, но тут же забеспокоился, что это будет воспринято как признание им вины. Тогда он поднялся со стула и кивнул еще раз.

Когда Бен вышел в коридор, дверь в кабинет казначея была уже закрыта. Бен начал спускаться по тихой пустынной лестнице в самый низ, но тут услышал, как вслед за ним открылась дверь на площадку. Обернувшись, он увидел, что Марксон догоняет его, перескакивая по несколько ступенек за раз. Бен остановился подождать, и Марксон спустился еще, сделав пару больших шагов.

– Слушай, спасибо, что пришел. Представляю, какой это напряг.

– Ну, далеко не конец света.

– Администрацию ничто так не пугает, как тема дедовщины. Но я прекрасно понимаю, в каком ты положении окажешься перед другими ребятами. – Марксон улыбнулся.

– Может, нечто такое произошло в каком-нибудь другом корпусе, но… – Бен тоже улыбнулся, и долгое мгновение они как будто мерились друг с другом натянутыми улыбками.

– Послушай, я тут взялся за одно дело… Может, это звучит немного фальшиво… Но просто в контексте всего произошедшего я подумал: может быть, ты смог бы мне помочь?

Бен вопросительно поднял брови и сжал губы.

– Эстон поручил мне переписать одну из глав «Спутника ученика», и я вот пытаюсь узнать, что думают по этому поводу учащиеся.

– По поводу «Спутника»?

Марксон усмехнулся.

– Именно. Ну, помнишь ту маленькую синенькую книжечку, которую тебе вручили в первый день?

Бен мигом представил, как она лежит у него в верхнем ящике стола.

– Так вот, там есть глава, касающаяся принятия решений. На самом деле она так и называется: «Принятие решений». И она никак не менялась еще с тех пор, как я приехал сюда учиться. Там до сих пор обращаются к учащимся «мальчики». Так вот, сейчас я занимаюсь тем, что ее переписываю. Просмотри ее, пожалуйста, а потом мы обсудим твои соображения по этому вопросу.

– Хорошо. Да, разумеется, я это сделаю… – Бен помолчал. – Послушайте, я бы точно что-нибудь сказал, если бы там что-то такое было…

Марксон взялся рукой за пояс, потом легко отмахнулся.

– Это вовсе не… Послушай, делай так, как считаешь нужным. Просто я тоже хотел тебе кое-что сказать… Хоть это и может показаться именно так, но ты не думай, что вызов к Фелпсу как-то связан с вопросом оплаты.

Бен хотел было что-то сказать, но вместо этого лишь снова вскинул брови.

Марксон на мгновение опустил веки, а когда открыл глаза, взгляд его был устремлен куда-то в дальний угол лестницы.

– В общем, не думай, что они будут как-то давить этим на тебя. Все это только между твоими родителями и администрацией.

И не успел у него соскочить с кончика языка соответствующий вопрос, Бен вспомнил, как всю весну он ожидал письма с бумагами о поступлении. Всякий раз, когда прибывала почта, Бен внимательно перебирал ее, ища послание из Сент-Джеймса – светло-бежевый конверт с эмблемой в виде муравья в левом верхнем углу – и очень боясь, что это окажется отнюдь не толстый пакет с документами.

Три раза его пронзало страхом при виде тонкого конверта, но Бен тут же с облегчением выдыхал, поскольку письмо оказывалось не из приемной комиссии, а из бухгалтерии, от тамошнего казначея. Что-то там явно было не так – он прекрасно знал, чем занимается в частной школе казначей, – и штампик со словами «Ответ обязателен» над данными адресата не давал ему покоя, точно задравшийся шов на воротничке. Однако это саднящее беспокойство быстро приминалось под весом его желания оказаться в школе Сент-Джеймс. И наконец ему пришел по почте долгожданный толстый конверт.

Но сама память о тех письмах из бухгалтерии так и не вытеснилась радостным предвкушением учебы в этой школе. Что-то было не так в том, как он сюда прибыл. Когда он приезжал в предыдущие годы, чтобы помочь заселиться Тедди, вокруг было очень много людей – и приятелей брата, и ребят помладше, и их родителей. Всюду царили смех, объятия, атмосфера дружеской развязности, искреннего и притворного удивления. Прежде Бен полагал, что его собственный приезд прошел так тихо, потому что для него это был самый первый семестр в школе, потому что ему пока не с кем было встретиться после каникул. Но теперь он понял, что те письма от казначея напрямую были связаны с их с отцом почти незаметным прибытием в кампус.

А еще те письма явно сыграли свою роль за день до того, как Бену предстояло отправиться в школу Сент-Джеймс, когда они с отцом стояли в EMS, в магазине товаров для активного отдыха, затеяв между собой приглушенный спор, чего никогда прежде не случалось. В лагере «Тонгахивин» Бен потерял свою непромокаемую куртку, и теперь им требовалось купить что-нибудь ей на смену. Бен очень любил подобные магазины. Там всегда лежало всевозможное снаряжение, готовое к грандиозным и опасным приключениям. Он мечтал обо всех этих ярких спальниках и палатках с гнутыми каркасами, о хитроумных альпинистских обвязках с надежными металлическими карабинами, о каяках, о туристических ботинках, о складных ножах, покоящихся в отдельной стеклянной витрине, о блестящих пластиковых пакетиках с завакуумированной едой.

Они зашли в секцию курток. Каждый бренд висел там на отдельном ряду вешалок, причем у каждой стойки имелось по четыре идущих под уклон перекладины с упорами, чтобы лучше просматривался верх передней части каждой куртки с указанным там брендом: North Face, Patagonia, EMS, Columbia. Бен сразу подошел к ряду с North Face, однако отец выбрал и стал внимательно изучать куртку собственной марки магазина EMS.

Бен принялся объяснять ему и про мембранную ткань, и про ее «дышащие свойства», и про снегозащитную «юбку» под подолом куртки, и про специальную армированную ткань на плечах и локтях, там, где контакт с лямками рюкзака или ледорубом требует особой прочности.

А вот отцу его, мол, никогда ничего подобного не требовалось: когда шел дождь, тот носил желтый макинтош, а на лыжах катался в обычной парке.

Но как же без такой куртки забираться в горы?

Когда это он собирается лазать по горам?

Но Бен в самом деле об этом мечтал. Ему всегда очень хотелось примкнуть к NOLS[22]22
  NOLS (англ. National Outdoor Leadership School) – некоммерческая учебная организация по изучению экологической этики, освоению технических видов активного отдыха (с особым акцентом на альпинизме), обучению навыкам выживания в условиях дикой природы, походной кухне и экстремальной медицине. Была основана в 1965 году известным альпинистом Полом Петцольдтом и базируется в США, штат Вайоминг. Прим. пер.


[Закрыть]. И вообще, Бена всегда учили не выкидывать деньги на дешевые вещи. Ему просто стыдно будет где-то показаться в куртке марки EMS.

– Да она не стоит трехсот восьмидесяти пяти долларов, Бен.

– Ты сам знаешь, как там бывает холодно.

– Да она даже не утепленная! Это просто ветровка!

Бен посмотрел еще раз на выбранную им куртку, висевшую перед ним с такой авторитетностью, – защитно-зеленого цвета, его любимого. С этими широкими плечами, с глубоким капюшоном-трубой – в такой куртке можно было представлять себя надежным стражем. Как будто стоило ее надеть – и ты уже мгновенно был в полной готовности. Куртка магазинного бренда рядом с ней смотрелась просто как большой пластиковый пакет.

– Я лучше под нее поддену флиску, чем стану носить что-то несерьезное.

– Мне непонятно, что за нужда такая казаться серьезным.

Бен двинулся от него в сторону секции трекинговой обуви, к пластиковому пандусу, сделанному в виде склона горы.

– Бен, подожди! – крикнул отец.

У Бена наворачивались слезы. Он изо всех сил старался не расплакаться и в то же время уже готов был перейти за грань допустимого. Сейчас он попытался вспомнить: быть может, таившийся в глазах у его отца страх был вызван тем, что ему пришлось все же выложить ту сумму, которую стоила эта куртка. Тогда, в магазине снаряжения, Бен решил, что дело было просто в принципе бережливости – в убежденности, что не следует тратить слишком много денег на одежду. Ему никогда не приходило в голову, что сумма в триста восемьдесят пять баксов могла бы сильно затруднить его отца.

Однако именно об этом, вероятно, отец тогда и думал. И подобные мысли наверняка крутились у него в голове и все то время, когда он вез Бена в школу Сент-Джеймс, и когда они таскали из багажника в общежитие сумки, и когда ходили смотреть новые корты для сквоша, – в тот первый день его пребывания в школе.

Дойдя до сквош-центра, Бен приложил ладонь к мохнатому от ржавчины боку Дракона и посмотрел на отца. Тому следовало бы изображать на лице скромную улыбку, подавляя в себе восторг от прекрасного творения, принесенного им в этот мир. От того творения, что он не собирался называть своим именем. Однако вместо этого на лице его присутствовала сосредоточенная напряженность.

Территорию около новых кортов еще не успели благоустроить, а потому вокруг длинного и приземистого кирпичного здания виднелась сплошь глинистая желтая грязь с отпечатками гусениц бульдозера. Оставшиеся штабеля кирпичей были покрыты перевязанной местами тайвековской[23]23
  Тайвек (англ. Tyvek) – торговое название нетканого материала, разработанного компанией «Дюпон», под которым поставляется семейство прочных, долговечных полотен, изготовленных на 100 % из полиэтилена высокой плотности. Прим. ред.


[Закрыть] пленкой, и повсюду из земли торчали, изгибаясь под всевозможными углами, грязные корни деревьев.

Они миновали Дракона и по неслежавшемуся еще грунту прошли ко входу в здание. Корты наверняка были закрыты, но Бен все равно решил попытаться войти и открыл задвижку на двери. Он толкнул дверь, и их обоих сразу обдало резким запахом новенького ковролина и свежей краски. Вдвоем они вошли внутрь – сперва Бен, потом его отец.

При виде светящегося красного указателя с надписью «Выход» в вестибюле сразу возникало ощущение, будто находишься где-то очень поздним вечером. Бен распахнул внутреннюю дверь, и они прошли на галерею, откуда хорошо просматривались корты. Два прямоугольных корта со стеклянной задней стенкой – первый и второй – располагались бок о бок у покрытого ковролином подножия зрительских трибун. На мгновение Бену вдруг вспомнилось, как это место выглядело на архитектурных планах, но тут же представшая его глазам реальность вытеснила все прежние версии. Стены галереи являли собой голый гипсокартон с выпирающими из-под слоя штукатурки линиями швов и бугорками головок крепежа. Все линии кортов казались иллюзорно легкими и прямыми.

Почти на всем вокруг Бен различил пушистый слой скопившейся пыли. Это были корты Мэнли Прайса.

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил отец.

– Выглядит потрясающе.

Бен вдруг остро затосковал по пятну от протечки на потолке в их «Микроне», по разномастным остаткам ковровых покрытий в тамошней маленькой комнате отдыха. Чип раскошелился даже на стеклянную заднюю стенку, но, после того как задвижка у нее на входе сломалась, дверь пришлось подпирать деревянным клином.

– Корты и правда изумительные.

Они постояли некоторое время не шевелясь. Бен не представлял, что делать дальше. До него дошло, что ему, пожалуй, следовало бы удивиться, что они не прихватили с собой ни теннисок, ни ракеток, чтобы погонять мяч.

И когда они так вот стояли, молча глядя вниз, не собираясь ни пройти в глубь помещения, ни выйти наружу, Бену подумалось, что, может быть, отец его просто сильно подавлен тем, что дома ему будет очень не хватать сына.

Между тем тот сделал глубокий вдох, шумно выдохнул и произнес:

– Надеюсь, они все же того стоят.

И вот теперь, спускаясь по лестнице с Марксоном, Бен попытался припомнить поточнее, что именно происходило тогда в здании кортов. Какая доля того долгого отцовского молчания объяснялась мыслями о деньгах?

Марксон посмотрел на него с искренним сочувствием.

– Послушай, – снова заговорил он, – я, разумеется, представляю, каково это, когда дома финансовые проблемы. Когда я учился в колледже, у моей семьи был очень тяжелый период. Это, конечно же, большой стресс.

Бен продолжал молча кивать ему в ответ.

– Так вот, я повторюсь: если тебе понадобится с кем-то поделиться ситуацией дома, я буду крайне рад с тобой поговорить.

Бен как-то никогда не представлял себя тем, у кого дома такая сложная ситуация, что может возникнуть потребность этим делиться с посторонним человеком. Однако, завершая свою фразу, Марксон внимательно заглядывал ему в лицо, явно ожидая признания некоего факта.

Бен вежливо поблагодарил Марксона. И тот улыбнулся ему с такой искренней теплотой и сопереживанием, что Бену стало страшно: а вдруг у него и впрямь имеются настолько серьезные проблемы, что они вызывают такую теплую и сочувственную улыбку?

* * *

Отзанимавшись на геометрии, а затем на биологии, Бен направился обратно к корпусу Хоули. Ему хотелось лишь залезть под одеяло и заставить свою жизнь замереть хоть на несколько минут, пока не начались отборочные матчи в запасном составе по футболу. Ахмед еще утром сообщил Бену, что отец согласился с необходимостью построить в школе плавательный бассейн и теперь, прежде чем нанимать архитекторов, требуется получить одобрение попечительского совета.

Когда Бен спускался по отлогому склону к небольшому мостику, ведущему к прямоугольному двору перед общежитиями, он увидел Хатча и еще одного парня из корпуса Вудрафа, Кайла, которые явно направлялись к нему.

– Уикси! – воскликнул Хатч, и Бен не смог сдержать радостной улыбки.

– Привет, мужики! – отозвался он и сперва пожал руку Хатчу, а потом и Кайлу, который был таким же стеснительным, как и он сам, и прежде они лишь еле заметно кивали друг другу при встрече.

– Мы как раз только что обсуждали твоего долбанутого соседа.

– Да ну! А в чем дело?

– Он что, и правда донес о потасовке у новичков? – подал голос Кайл, который, как ясно видел Бен, старательно изображал возмущение.

– Новички из Хоули лишнего не болтают, – с улыбкой ответил Бен, и его собеседники рассмеялись. Бен даже испугался тому, насколько порадовал его самого этот смех. О бассейне он не стал и заикаться.

– Чувак, – продолжил Хатч, – заходи-ка к нам сегодня перед ужином, на «время бузы».

Бен понимал, как круто было бы иметь еще какое-то дело, сославшись на которое можно было бы отказаться от этого предложения.

– Конечно, само собой.

– А соседу своему скажи: пусть катится ко всем чертям, – вставил Кайл.

Бен обогнул здание, чтобы зайти в Хоули с заднего входа, и поймал в поле зрения высившегося на холме Дракона. Он поднялся по лестнице, отчаянно мечтая хотя бы несколько минут поспать, однако, ступив в коридор, увидел возле комнаты двадцать четыре хромированную вешалку на колесиках – для одежды. Рубашки Ахмеда, вернувшиеся из химчистки, висели на широких, объемистых деревянных плечиках, бережно обернутые полиэтиленом. Вешалки наполняли собой рубашки так, будто в каждой из них скрывалось чье-то несчастное, терпеливое тело.

Бен вошел в комнату и сел за свой стол вопреки преследовавшему его желанию поспать. Он понимал, что необходимо взяться за уроки.

Но вместо этого Бен выдвинул широкий и мелкий ящики под столешницей и, к своему удивлению, именно там, где и предполагалось, обнаружил книжку – «Спутник ученика школы Сент-Джеймс». Бен поглядел на ее имитирующий кожу переплет и окрашенный в красный цвет обрез, быстро пролистал страницы. Он испытывал определенную тягу к подобным предметам: ему нравились такие маленькие, похожие на талисман вещицы, которые, казалось, таили в себе глубокую мудрость независимо от того, что в них содержалось на самом деле. Бен сожалел, что его отец не носит часов, которые могли бы впоследствии перейти к нему. А еще он бы хотел, чтобы его семье принадлежала какая-нибудь пергаментная книга, оставшаяся еще со Средних веков и хранившаяся в историческом архиве. Эти солидные золотые буквы, вытисненные на переплете, не допускали ни малейшего сомнения в содержимом книги.

Бен открыл книжицу, увидев на форзаце эмблему муравья над словами Vade ad formicam. Перелистнул к девизу на следующей странице: «Служить человеку и прославлять Бога». Затем прочитал идущую следом главу «Ожидания».

От мальчика, учащегося в нашей школе, ожидается, что он никогда не станет выдавать чужой труд за свой.

От мальчика, учащегося в нашей школе, ожидается, что он никогда не присвоит себе вещи, принадлежащие другим мальчикам, равно как и принадлежащие школе.

От мальчика, учащегося в нашей школе, ожидается, что он не станет употреблять никаких алкогольных напитков и прочих дурманящих веществ, равно как и не станет приносить их с какой угодно целью на территорию кампуса.

От мальчика, учащегося в нашей школе, ожидается…

Бен пролистнул оставшиеся страницы и мимоходом обнаружил молитвы, применимые в школьной жизни: «Молитва о заступничестве», «О праведном духе», «Школьная молитва», «Наставление», «Вечерняя молитва», «Когда погряз в суете», «Экзамены».