Текст книги "Королевский штандарт"

Аллегро, кстати говоря, не был назван ни по одной из этих систем, так как в Италии допускался самовольный выбор имени. Само имя Калисто переводилось с древнеримского как «самый красивый» – его отец был весьма гордым человеком и имел мнение, что только его дети могли быть красивее детей итальянских монархов. Что вызывало такое мнение, не понимало ни общество, ни супруга, ни, наверное, сам Адриано.

Несмотря на это, Аллегро отнюдь не был красавцем, но страшным его тоже назвать было нельзя. Он был некой золотой серединой. А вот фамилия прямо говорила о нем: она означала «веселый». Он мог плясать часами напролет, всегда мог рассказать новую смешную байку и не унывал, наверное, никогда, потому что был уверен, что нет на земле того, от чего можно печалиться.

Калисто имел черные, как уголь, густые волосы, за которыми он верно трепетно ухаживал. Густые настолько, что в них с легкостью путался гребень, которым итальянец укладывал их по утрам. Чуть искривленный нос и карие глаза, они были довольно выражены и выглядели очень красиво. Его взгляд, прожигавший, казалось бы, насквозь, ровная спина, подтянутое телосложение, отчетливо проявляющее рельефный контур. Аллегро остановился в той же самой гостинице, где жил Гофман, однако он сам того не знал. Не ведал он так же, как выглядит прусский дипломат, а потому миссия его была весьма сложна. Он должен был найти его, но как – не волновало короля. Упорство итальянца часто играло с ним добрую игру, из которой он выходил победителем, и на него он и рассчитывал. Когда он вносил в свой номер вещи, с ним поздоровался человек с небольшим германским акцентом, которого не заметил Калисто. Поздоровавшись в ответ, он стал вносить свой багаж, не думая, что увидел того, кого предстояло найти.

Сам Гофман знал о том, что король Виктор послал за ним наблюдателя, о том ему сообщил Бисмарк перед самой отправкой в Петербург. В отличие от итальянских шпионов, прусские выполнили свою работу полностью, узнав имя итальянца и место его пребывания в России. Кристиан не подал виду, что раскусил планы Калисто, ведь так поступил бы либо безумец, либо человек ничего не сведущий в дипломатии, а таким Кристиан никогда не был. Он хотел спутать надзирателя и замести свои следы.

Несмотря на то, что отношение между Пруссией и Италией были дружественными, оба государства с осторожностью доверяли друг другу, боясь колкого предательства. Сам Аллегро любил прусаков, а его тайная любовь по имени Андреа была как раз из этой страны, но приказ короля не подвергался обсуждению, и требовал беспрекословного повиновения. Впрочем, Калисто не видел в том ничего плохого, ведь то могло помочь его стране, которую он очень любил.

***

Кристиан проходил недалеко от Зимнего Дворца, прогуливаясь в конце дня. Он любовался красотою вечернего Петербурга, который оставлял в его душе невероятные впечатления после каждой прогулки. Ему показалось, что он увидел Анну выходящую из дворца. Приглядевшись, он действительно разобрал ее образ. Так получилось, что он поравнялся с ней, так как его шаг был очень быстрым, а она шла медленно и спокойно. Девушка увидела его, и он поприветствовал Анну:

– Доброго вечера!

На лице девушке был виден след грусти:

– И Вы будьте здравы.

– Что-то произошло? Почему вы такая грустная?

– Это не важно, простите.

Девушка сорвалась, и ускорила шаг, Кристиан не смог понять ничего, он остался стоять глядя в след уходящему силуэту.

Петербург обрел желтые краски от осенней листвы, город изливался золотом осени и был прекрасен. То время было прекрасным, и всю его глубину не описать ни в одном, даже самом лучшем романе; и сегодня, и через сотню лет время то не наступит вновь. И ныне живущим будет оставаться лишь наслаждаться им через книги людей существующих тогда, собственной душой прочувствовавших ту эпоху.

Дворцовые интриги, широкие балы, дипломатия, заговоры и битвы за власть, вот что хранило в себе то время, великое и таинственное. Время, когда о лампочках накаливания не знал никто, но люди стремились подарить людям свет. Время старых телеграфов и мечте об удобной связи. Время дорожной скуки в карете, или верхом на лошади, путешествуя по миру. След той эпохи живет в каждом из ныне живущих людей, передаваемый от деда к внуку, от отца к сыну. Из беседы в беседу, из романа в роман.

Глава 4

Александр не спал, ему пришло письмо из Польши, о том, что радикалы основавшие год назад в Варшаве Центральный Национальный комитет, поднимают бунт и готовят революционеров. Вот-вот могло произойти новое восстание. Самое страшное для него было то, что организаторами бунта выступали русские подданные, таковыми были Каплинский, Домбровский, и Потебня. Государь впал в ужасное состояние, в его спину будто бы воткнулась сотня ножей. Он никак не ожидал такого предательства, но забыв обо всем, он продолжал руководить страной, дабы подавить восстание в Польше. Император вызвал к себе канцлера Горчакова, тот явился быстро. Заспанный министр поинтересовался у Александра:

– Что же вам, государь, не спится?

Монарх, даже не взглянув на него спешно, но отрывисто произнес:

– Как можно спать, когда в стране начинается война.

Император был взволнован как никогда. Он ходил по залу из стороны, в сторону пытаясь придумать какой-либо план действий.

– Ваше превосходительство, у Вас был сегодня посланник Бисмарка, как же его…

Александр остановился и твердо ответил:

– Гофман.

– Ах, да, он.

– Он хотел настроить меня против Дании, я этого не терплю.

– Он лишь хотел добиться расположение к своей стране.

Александр неожиданно прокричал:

– А к моей стране кто-то располагает? – затем он стих, и, взглянув на испуганного Горчакова, произнес. – Прости, Саша.

– Александр Николаевич. – Продолжил Горчаков. – Бисмарк готов оказать поддержку России, но Вам необязательно слать на гибель своих солдат, ведь можно обойтись без крови.

Император о чем-то подумал, и буквально поняв мысли министра, сказал:

– Я назначу аудиенцию с Гофманом на утро.

– Я смелюсь напомнить, что в Петербург приехал Лапоухов. Я думаю, стоит ему напомнить про обещанный визит.

– С Иваном у меня будет очень важная беседа. Отправь ему письмо с просьбой явиться завтра, ближе к обеду.

– Я могу идти?

– Иди.

Александр остался наедине с собой, он не до конца знал, что делать. С одной стороны Гофман мог действительно помочь в польском вопросе, с другой Россия не хотела портить отношение с Данией. Решение принять было крайне сложно, но правильную мысль подсказал Горчаков. Император знал его блестящим дипломатом, любящим Россию и заботящимся о ней, как о самом себе. Александр верил, что министру под силу найти выход даже из столь сложной ситуации. Император лег в постель и попытался уснуть, но этого у него не получилось. До самого утра он не смыкал глаз.

***

Еще не исполнилось шести часов, как монарх отправил посыльного к Кристиану, для срочной аудиенции. Он не мог ждать, внутри все будоражилось. Вернувшись обратно, гонец просил передать, что Гофман готов явиться во дворец к одиннадцати часам. Александр так сильно нервничал, что это время казалось для него вечностью. Минуты тянулись неимоверно долго, Александр ничего не ел с ужина. Наступило одиннадцать дня, но Кристиан не появлялся, император совсем разомлел, как открылись двери зала и туда вошел глава императорской охраны.

– Ваше Величество, к вам прусак, и Иван Лапоухов, говорят, Вы их ждете, пускать?

– Конечно, пускать, и поскорее.

Про себя он подумал:

Это даже лучше, что они вместе.

На Александра вновь напало волнение, от которого на лице проявились капли пота. Но как только Кристиан и Иван вошли в зал, император не подал ни единой эмоции.

Гофман поклонившись начал говорить первым:

– Вы хотели меня видеть.

Император утвердительно кивнул:

– Да. Я буду откровенен с тобой, Кристиан, мне нужна помощь в польском вопросе.

– Да, но как же наша сторона?

– Я обещаю, если вы и датчане начнете воевать, Россия не будет вмешиваться в войну, даже если об этом будет просить вся Европа, тебе же это нужно?

Гофман удивленно произнес:

– С чего Вы взяли?

– Пруссия слишком сильна, чтобы бояться Данию. Прошлую войну вы проиграли, потому что в нее вмешался мой отец, а так же англы и францы. Вашей стране не нужна военная поддержка, вам нужен наш нейтралитет, ведь я прав?

Кристиан склонил голову, и о чем-то подумав, тихо произнес:

– Правы.

– Так твой король может помочь?

– Я сегодня же поеду в Берлин, там встречусь с Отто фон Бисмарком и передам ему Ваши слова. Уверен, он заинтересуется.

– Не теряй времени, езжай.

– Ваше Величество, можно вопрос?

– Да.

– Почему Вы так дорожите Польшей? Почему боитесь ее полного отделения?

– И у меня это спрашиваешь ты? Почему вы дрожите, когда понимаете, что не можете объединить свою Германию? Почему всеми зубами вцепились в Шлезвиг и Гольштейн? Почему вы так яро отрицали решение Венского конгресса? Вашу страну разбили, а собрать ее уже не так легко, я не прав?

– Правы. Я понял Вас.

– Польша уже не один десяток лет является частью России, а вместе с ней Украина и Белоруссия, иди, Кристиан, сейчас я надеюсь на тебя как иногда.

– Я хочу задать еще один вопрос.

– Да, пожалуйста.

– Что хотела та девушка, что вчера была вечером во дворце?

– Ты хочешь знать слишком много.

– Это очень важно для меня, если это не является государственной тайной, прошу, скажите.

– Тайной это не является, она пришла с просьбой о помощи. Если бы не Александр Михайлович ее бы не пустили во дворец, но он настоял и я выслушал ее.

– И что же?

– Ее отец похищен поляками во Франции, она просила помощи.

– И Вы обещали помочь?

– Я не обещал, но я хочу ей помочь, правда, не знаю каким образом.

– Разрешите мне помочь ей?

– Какая тебе от этого выгода?

– Я знаю эту девушку, и просто желаю помочь.

– Поезжай в Берлин, а после я сам помогу тебе, чем смогу.

– Прошу Вас, узнайте, где он, а я сделаю в Берлине все, чтобы вопрос Польши прошел гладко.

Кристиан поклонился, вышел из зала. Иван подошел ближе к императору. Александр задал ему вопрос:

– Что скажешь?

– Имел удовольствие общаться с ним вечор в гостинице.

– И как же твое мнение, стоит ли ему доверять?

– Определенно. Но Вы звали меня для чего-то важного?

Император посмотрел ему в глаза, и, помедлив с секунду, произнес:

– Иван, Кавказ продолжает сопротивляться.

– Но ведь Шамиль сдался нам.

– Да, но падение имамата не полностью решило проблему, кавказцы продолжают воевать.

– Вы хотите, чтобы я поехал туда?

– Да, я хочу, чтобы ты возглавил полк Полибина.

– А как же Василий Игнатьевич?

– Он убит на прошлой неделе, закрыл солдата от польского карабина.

– Как же?

– Ты примешь мою просьбу?

– Я готов ехать прямо сейчас.

– К вечеру я пришлю сопровождение, будь готов, – император подошел к Лапоухову. – Ваня, не хочу я посылать тебя туда, но как император не могу и оградить от войны. Ты лучший тактик из тех, кто еще не на Кавказе, ты достоин полка Полибина.

– Разрешите идти?

– Идти разрешаю, и приказываю живым вернуться назад.

Лапоухов вдруг перешел на военный тон:

– Есть.

Александр окрикнул его:

– Постой. Возьми это, – он протянул ему часы. – Моему отцу подарил их Паскевич, а я дарю тебе.

– Благодарю, – поклонился Иван и вышел из зала.

Император перекрестил уходящего и тихо произнес:

– Вернись живым, Ваня.

Иван этого не видел, по пришествию в гостиницу, он собрал свои вещи. В семь вечера за ним заехала царская карета. Его путь безвозвратно лежал на дикий Кавказ. Александр очень дорожил Лапоуховым, и не просто так:

Последний год минувшей Крымской Войны был для России роковым, в разных частях Европы гибли сотни русских солдат. Одним из гарнизонов командовал генерал Иван Сергеевич Лапоухов, который был блестящим русским тактиком и стратегом. В одну из особо кровавых битв, его отряд отбивался от натиска врага, и так случилось, что одного из солдат, самого молодого, выбросило из укрытия. Неприятель мгновенно стал бить по месту несчастного солдата. Иван, отдав распоряжение стрелять без команды, бросился ему на помощь и закрыл собой от пули карабина. Несколько сослуживцев пришли на помощь младшему другу, но он был цел, а вот их генерал был тяжело ранен. Его отправили домой, прислав вместо него нового генерала, который, то ли был предателем, то ли ничего не сведущим в военных делах. Из-за своего ранения Иван пропустил войну на Кавказе, а когда восстановился, Шамиль уже был в плену, и надобности отправлять его туда не было, до поры.

Александр ценил смелых солдат, а к Лапоухову он питал особую любовь. С самого его возвращения он лично распорядился назначить ему лучших лекарей. После полного выздоровления стал часто приглашать во дворец, но воевать уже не отправлял, вместо этого он послал его в Копенгаген, обосновав это тем, что хочет разузнать, чем живут датчане и чего бы от них перенять. На самом же деле это был лишь очередной повод отправить Ивана в отпуск, который он так не хотел брать.

***

Кристиан вновь увидел ее, она гуляла по улицам Петербурга и выглядела весьма одиноко. Подойдя к ней, он произнес:

– Здравствуйте!

Анна посмотрела на него пустыми глазами и тихо ответила на приветствие:

– Здравствуйте.

В глазах девушки читалось простое безразличие ко всему происходящему.

– Анна, я хочу помочь найти Вашего отца.

Девушка вздрогнула:

– Что? Откуда Вы…

– Мне сказал об этом император, и я очень хочу помочь Вам.

– Я думаю, мне уже никто не поможет.

– С чего вы так решили?

–Папа либо мертв, либо его скоро убьют.

–От чего же?

–Когда я уезжала сюда, перед его отбывкой в Париж, я наткнулась на бумаги: там говорилось о каком-то восстании, которое, то ли вот-вот начнется, то ли уже закончилось. Упоминался Львов, кажется, это Польша.

– Анна, я не верю в такой исход. Сейчас я уезжаю в Берлин, но Александр обещал узнать, где сейчас Ваш отец. Как только я вернусь, я сразу же отправлюсь туда и найду его, чего бы мне то не стоило.

Девушка бросилась на шею Кристиана, но тут же осеклась, на ее глазах был поток слез.

– Не плачьте, все будет хорошо.

– Я очень хочу к папе.

– Обещаю, я сделаю все, что смогу, только потерпите, но для этого мне нужно съездить в Берлин.

– Я буду ждать Вас, Вы дали мне надежду.

– Давайте я провожу Вас домой, а Вы расскажете мне о Вашем отце.

Так Кристиан узнал его имя, и то, кем он являлся. Он не понимал, о каких бумагах говорила Анна, но был уверен, что это были документы связанные либо с восстанием тридцатого года, либо с грядущим возможным восстанием шестидесятых годов. Одно он знал точно, Йован – отец Анны, либо сейчас, либо скоро будет в Польше, ведь документы, скорее всего, нужны зачинщикам. Нужно было скорее ехать в Пруссию, ведь счет шел на часы. Он собрался за пару часов и выехал через час после полуночи, на дарованной ему королем карете, подгоняя извозчика. Кристиан не смог сомкнуть глаз этой ночью, обдумывая, как будет вести себя в Польше, и как будет действовать, но от своих слов он отрекаться не стал бы: ведь Гофман был честен, а честь была его вторым именем, в прямом смысле этого слова.

Глава 5

Кристиан проезжал границы Пруссии. Утренний туман садился над этим маленьким государством, и Гофман ехал размерено, наслаждаясь той атмосферой, которая обитала в это утро здесь. Он успел проехать всего пару миль по родной земле, как раздался выстрел и конь упал замертво. Прусак едва успел встать, как увидел бегущих на него людей, которые кричали по-датски:

– Это немец, это немец. Сдавайся, враг Европы!

Их было около шести человек. Достав свой револьвер, Гофман выстрелил, один датчанин пал без дыхания. Расстояние позволяло перезарядить пистолет и выстрелить повторно. Второй нападавший пал. Выхватив шпагу он начал драться с четырьмя подбежавшими датчанами. Их шпаги были короче шпаги Кристиана. Трое датчан были повергнуты, и четвертый бросился в бегство – прусак догнал его и повалил на землю. Тот стал кричать на своем языке:

– Я прошу тебя отпустить меня.

Кристиан немного понимал по-датски, поэтому решил вести свой диалог на языке врага.

– Если ты хочешь, чтобы я тебя отпустил, ты должен сказать мне, почему напал на меня.

– Наш король готовится к войне. Мы – датские партизаны, мы убиваем каждого немца, которого находим. Таков приказ.

– Ты один?

– Нет, наш лагерь рядом.

– Ты должен отдать мне свой пистолет. Это гарантия, что ты меня не сдашь.

Пленник повиновался. Гофман приказал ему встать и жестом указал на свободу. Датчанин убежал, а Кристиан продолжил свой путь на датском коне. Теперь он вез королю две новости, о согласии русских и о готовящейся войне.

Въехав в Берлин, он разыскал Бисмарка, тот встретил его тепло:

– Ты уже приехал, мой друг?

Кристиан не стал начинать издалека:

– Император Александр согласен на полный нейтралитет.

– Как тебе удалось так быстро уговорить его?

– В Польше начинается восстание. Я обещал, что Пруссия поможет России его утушить.

Министр заинтересовался:

– Расскажи об этом подробнее.

Гофман поведал все, что знал сам, Отто направился вместе с ним к королю. Бисмарк смог договориться с Вильгельмом о направлении своих войск, при условии, что Пруссия сделает свой ход лишь после полного начала восстания.

Король был в прекрасном настроении:

– Ты славно поработал, мой сын.

– Это не все. По пути сюда на меня напали датские солдаты, их гарнизон разбит не далеко от Кенигсберга.

– Что? Немедленно нужно начинать войну.

Неожиданно министр заявил:

– Я против.

– От чего же?

Бисмарк, положив руки за спину и отвернувшись от короля и Гофмана, медленно пошел по залу, говоря:

– Дания понимает, что прошлая победа – заслуга Европы, а сам Копенгаген – слаб. Между тем, совершив рывок сейчас: не до конца готовыми, мы можем повторить ошибки России, и злой рок, обрушившийся на нее в Крымской войне, рухнет и на нас. Да, датчане слабы, более того, их гораздо меньше, чем нас, но не забывайте, что в Европе есть государства, помимо России. Французы и англы не допустят нашего укрепления, а тем более объединения, поэтому лучше будет обдумывать каждый шаг, не делая лишнего.

Король наконец спросил:

– Но как же быть?

Министр обернулся:

– Мы либо дадим им напасть, либо нападем тогда, когда они максимально не будут готовы.

***

Между тем Виктор Эммануил занимался государственными делами. На его уме было очень важное дело – присоединение Рима. Этот город принадлежал Франции, но уже через десять дней после того, как итальянский монарх принял свой титул, он объявил Рим – будущей столицей Италии. Так же головной болью короля была Венецианская область, которая входила в состав Австрии. Монарх жаждал присоединения этих территорий, но не мог сделать этого, ведь он не хотел воевать ни с Францией, ни с Австрией. Виктор Эммануил вновь смотрел на Пруссию, ибо Италия, как и она, жаждала объединения, он верил, что когда-нибудь Пруссия поможет решить этот вопрос, но это были лишь надежды.

В это время Калисто искал Кристиана, который в то время собирался возвращаться в Россию. У него не было зацепок, он не знал где искать, а главное кого. Возможно, это был старик, или мужчина в расцвете лет, а может быть, это была и вовсе женщина. Он прислушивался к каждому говору, пытаясь найти прусский акцент. Аллегро хорошо знал, как он звучит, ведь для его возлюбленной родным языком был прусский, но, хоть она хорошо знала и изъяснялась на итальянском, акцент не проходил ни на миг.

Почему же он не услышал его в голосе Гофмана? Может быть, он был слишком увлечен, или устал после томной поездки? Нет, дело было совсем в другом: Кристиан, зная о намерениях Калисто, нарочно путал его с самого начала его миссии. Дело в том, что прусак владел не только прусским, русским и датским языками, но так же он мог говорить на австрийском диалекте. Австрия была германским государством, следовательно, ее граждане изъяснились по-немецки. Но так устроен язык, что зачастую в нем преобладает диалектика. Например, Мордовия, которая три века назад вошла в состав Российского Государства, имела две народности: мокшу и эрзю. Диалектика ее была и остается настолько развитой, что разные говоры могут встречаться каждые шесть верст. Главным же диалектом было смешение двух языков в один: шокшанский. Подобно такому принципу было использование немецкого языка многими европейскими странами, но вернемся к Гофману.

Хорошо зная австрийский диалект, он мог говорить так, что невозможно было понять, говорит прусак или австриец, как раз за последнего и принял его Аллегро. В планы Кристиана входила тайная игра с итальянцем, и желание запутать его, не выдавая себя. Он желал влиться в доверие, и обмануть Калисто, убедив его, что никакого дипломата нет, или он схвачен, или давно уехал из России. Почему же Гофман так поступал, ведь в его миссии не было ничего шпионского и преступного? С одной стороны это было так, но с другой…

Во-первых, Калисто мог разрушить так чутко настроенные отношения с Александром, во-вторых, Кристиан начинал вести двойную игру, ведь решившись на спасение Митича, он подвергал себя опасности, ведь Вильгельм не приветствовал жертвы, ради подданных других корон. К тому же, он чувствовал, что из этой страны он не вернется прежним, а в связи с нарастающим накалом событий, не знал – вернется ли вообще.

Калисто, гуляя возле гостиницы, услышал ту самую речь, которую искал; обернувшись, он увидел человека немецкой внешности. Беловолосый, с тонкими щеками человек ругался с кухаркой гостиницы, а в его словах явно преобладали нотки немецкого языка.

Итальянец сделал вид, что он плохо понимает русский язык, и ему безразлично все, что происходит вокруг. После того, как человек, вдоволь обругавши кухарку, пошел прочь, Аллегро последовал за ним, постоянно прячась, чтобы не попасться ему на глаза. Предполагаемый прусак завернул за угол и вошел в дверь, подойдя к ней итальянец прислушался, с внутренней стороны двери доносился разговор двух немцев. Калисто знал немецкий блестяще, основной вклад в это внесла его Андреа, и он мог понимать, о чем говорят внутри помещения, и он понимал.

– Я говорю тебе, Джерд, за мной пристально следят.

– Алоис, о чем ты говоришь, кто будет за тобой следить?

– Они узнали обо всем, и послали воинов.

– Успокойся, расскажи все внятнее.

– Вчера я вышел из гостиницы, чтобы отправится к тебе, но увидел человека на коне, он достал пистолет и начал целиться в меня. Я вбежал в двери гостиницы, он не успел выстрелить.

– Ты запомнил его?

– Он был в маске, я не видел его лица.

– Что ж, я со всем разберусь, а теперь иди и делай, что должен.

Аллегро спрятался за рядом стоящим углом здания, из-за дверей вышел все тот же человек, и оглядываясь пошел прочь. Итальянец был уверен, это тот прусак, иначе какие важные дела были бы у него, и кто бы мог за ним охотиться? Кстати последний вопрос волновал его достаточно сильно, ведь если немца убьют, то никакой информации он узнать не сможет. Лишь только тот скрылся из виду, Каллисто вышел из укрытия и пошел своей дорогой.

Гофман же уже выехал из Берлина и направлялся в Петербург, и казалось бы, его миссия была успешно выполнена, но Бисмарк понимал, что сейчас рядом с Александром нужно держать своего человека, и Кристиан хорошо подходил для этой роли. Кстати говоря, Гофман сам подсказал министру об этом, ведь ему нужно было вернуться в Россию для исполнения желания помочь девушке, которая так понравилась ему, к тому же Александр ждал его, а он не мог подвести надеющихся на него. Он хотел посоветоваться с Иваном, надеясь, что тот подскажет ему с чего начать, а, возможно, и сможет чем-либо помочь. В отношениях с Лапоуховым он нисколько не лицемерил, он искренне полюбил его суть, его характер. Ему не хватало друга в этой чужой стране, ведь тут все было совсем никак в Пруссии.

И сейчас, проезжая Кёнигсберг он думал о дальнейшей жизни в России, о том, с чего он начнет поиски отца девушки, но более всего он думал о самой Анне.

Она буквально связала его своей сетью и не отпускала ни на миг. Ее образ постоянно витал перед глазами Гофмана: он помнил каждый сантиметр ее лица, и тот аромат, который ощущал каждый раз, когда встречался с ней.

В Пруссии у Кристиана была всего одна дама сердца, роман с которой закончился так же бесславно, как закончилась для России Семилетняя война.

Ее звали Эльза, они встретились, когда Гофман после тяжелого дня вышел на прогулку, и совершенно случайно встретил ее. Она обронила белый платочек, а он, догнав ее, вручил его ей. Они разговорились и неожиданно стали осознавать, что встреча была не случайной, ведь выйди он парой минут позднее, и уже никогда бы им, наверное, не встретиться. Через три месяца Кристиан возненавидит тот день, возненавидит тот платочек, который подтолкнул его к Эльзе.

Их роман цвел так, как цветут полевые цветы, и благоухал, как не благоухает ни один из них. Казалось бы, на том и закончилась бы эта история.

Одним из летних вечеров Гофман сидел за столом, склонившись над книгой Гете, рядом мирно полыхала свеча. В одно из мгновений к нему, в открытое окно, прилетел камень с привязанной к нему запиской. Выглянув, он увидел быстро удаляющийся женский силуэт. Развернув записку, он прочел:

«Дорогой Кристиан, мне больно писать эти слова, но я не могу сказать их лично. Я хочу завершить наш роман, и эта записка, его эпилог. Я долго плакала, когда принимала это решение, и поверь – мне от этого тягостно и больно, но оно принято исключительно мной, прощай». И снизу подпись: «Когда-то твоя Эльза».

Кристиан был убит большим количеством упражнений по рукопашному бою и битв на мечах, которыми нагружал себя со следующего дня.

Он был не из тех, кто, узнав о подобном, срывался с места, и, пришпорив коня, скакал в другой город, или другую страну. Нет, он был другим, но совсем не бесчувственным.

Дабы оградиться от томных, терзающих мыслей он днями и ночами пропадал в своем тренировочном лагере, изнемогая до семи потов. Так он справлялся со всеми потрясениями, которые происходили с ним, но более всего его подорвало следующее:

Когда он снова увидел ее, она шла так же улыбаясь, все в том же платье, которое было на ней в миг их первый встречи, но только теперь с ней говорил другой. Это был сутулый придворный короля. Он знал его, знал характер, знал душу. Самое привлекательное в нем было то, что он находился при дворе, гораздо ближе, чем сам Гофман.

И, если бы он не знал об этом, то, конечно же, простил бы ее за все: за то, что не сказала свои слова в глаза, за то, что трусливо убежала тем вечером, но измена была единственным, чего не мог простить Кристиан. Однако он был человеком чести, навсегда оставив ее, Гофман более не замечал появления девушки. На ее приветствия, которых становилось все больше, при встречах на улице, он отвечал молчанием, и значительно прибавлял шаг. Кристиан понимал, что возможно, то, что он делает – не правильно, но таковой была его природа. Таковым был Гофман.

Глава 6

По прошествии трех недель Александр узнал о покушении на наместника государственного совета, своего брата Константина Николаевича Романова. Человек настроенный либерально, был ненавидим большинством придворных, но Александр питал к нему особую братскую любовь. Именно Константин направил его в правильное русло, когда император колебался в создании манифеста об отмене крепостного права. Многие законы не обошлись без его вклада, и Россия многим была обязана ему, хотя за то его и ненавидели.

От Кристиана не было вестей, но к этому времени пришло письмо от Лапоухова. Александр сел в свое кресло, надел пенсне и с волнением начал читать.

«Отец и свет русской земли, аз прибыл в полк свой и со всеми солдатами знакомился. Все в них мне нравится, да только одно плохо: что бы не делали – хоть ружья чистят, хоть кашу варят – все в разговоре своем матерные слова роняют. Я хоть человек не ворчливый, да не терплю матерных слов, ведь слова сии хула на Божию Матерь, от того и не дает она нам победы, паче мы гневим Ее днем и нощью. Покуда не хулу, а молитву творить будем, тогда она нам помощь и пошлет. Так своим ребятушкам и говорю. И слов сих меньше стало, стараются родные. В остальном все, слава Богу, надеемся к июню следующего лета вернуться домой. Верный Ваш подданный. Иван Лапоухов.»

***

Еще через пять дней в Петербург вернулся Кристиан. Не медля, он направился во дворец. Александр был рад его возвращению. Гофман рассказал императору о согласии короля Вильгельма помочь России, и о том, что канцлер Бисмарк будет лично следить за прусскими действиями, но условие Пруссии будет заключаться в том, что она вступит в игру лишь после начала самого восстания. Александру это условие не противило, он поблагодарил Кристиана и пригласил на царский ужин, Гофман вежливо отказался.

Выходя из дворца, его взор упал на то, как два неизвестных напали на девушку, в которой он разглядел Анну. Они силой сняли с руки девушки кольцо с драгоценным камнем. Добившись своего, они бросились было бежать, но на их пути встал Кристиан. Оба человека кинулись на него, но тот, достав палаш, отсек одному руку, тот закричал и упал, корчась от боли. Кровь растекалась по земле, образуя алый ручей. Анна едва не упала в обморок. Ее ноги подкосились от этого зрелища, но она выстояла.

– Что ты наделал? Ты отрубил ему руку. – С ужасом вскричал второй.

– Во многих странах за воровство отрубают конечности, считай, что над ним свершился справедливый суд.

Второй из налетчиков поднял раненого и быстро увел прочь.

Гофман подошел к девушке и протянул ей кольцо:

– Это Ваше.

Заплаканная девушка взяла его:

– Как мне благодарить Вас? Вы оказали мне огромную услугу, ведь это кольцо – последняя память о моей матушке

– Я глубоко соболезную Вам.

– Ничего, все в порядке. Так, что Вы хотите?

– В качестве благодарности ответьте всего на один вопрос.

– Я слушаю Вас.

– Почему Вы меня избегаете?

Девушка поникла, но спустя пару мгновений сказала:

– А, что Вы от меня хотите?

– Если быть честным, Вы мне приглянулись.

– Простите за мою дерзость, но я тоже хочу быть с Вами открытой – я это поняла.

– Вы решили избегать меня, потому что я вам не понравился?

– Дело далеко не в этом, быть откровенной, вы тоже мне приглянулись, но я знаю весь сценарий, который произошел бы с нами. Вы просто впустую потратили бы свое время.

– Почему же?

– Да потому что Вы католик, а я православная христианка, и я воспитана своею матерью так, что для меня муж может быть только таким же, как я. Вы сказали мне, что можете помочь найти папеньку, и тем самым дали мне надежду, но я боюсь, что теперь Вы откажете мне, и я останусь одна с моим горем.

Кристиан улыбнулся, Анна заметила это:

– Почему вы улыбаетесь?