Текст книги "Гример"

Инесс повернулась на бок и забросила мне руку на грудь. Пальцы с длинными ухоженными ногтями несильно впились в мою кожу – и тут же вновь отпустили, опять превратившись в мягкую кошачью лапку. Я ощущал прикосновения женского обнаженного тела. Инесс прижималась ко мне во сне. Полоса лунного света уже вползла на разложенный диван, позолотила простыни, коснулась плеча девушки. В разрезе штор появился огромный, красноватый от пыльного городского воздуха диск луны.

Инесс резко открыла глаза. Ее до предела увеличенные зрачки неподвижно смотрели на меня. Мороз пробежал у меня по коже. Это не был взгляд человека – так может смотреть только дикое хищное животное. Губы растянулись в подобие улыбки. Именно в подобие, ведь звери не умеют улыбаться. Рука, лежавшая у меня на груди, рванулась к шее. Пальцы мгновенно сдавили мой кадык. Откуда столько силы взялось в этом хрупком теле? Я рванулся, но то, что еще несколько мгновений тому назад было моей любовницей Инесс, не отпускало меня. Металлический браслет наручника скользил по трубе парового отопления, царапал ее, сдирая краску. Существо, с которым я оказался в одной постели, скалило зубы, пробуя дотянуться до моей руки; неясные, но однозначно грозные хрипы вырывались из груди. Никогда раньше не бил женщин, даже легонько по щеке не ударял, хотя иногда и бывало за что. И все же инстинкт самосохранения сработал. Я ударил, скрестив руки, по запястью Инесс. Пальцы на долю секунды ослабили хватку. Этого времени и хватило, чтобы оторвать ее руку от моей шеи и скатиться с дивана на пол.

Меня словно парализовало. Я сидел и, содрогаясь, смотрел на рвущуюся ко мне девушку. Так, наверное, смотрит на несущееся в долине цунами человек, которому посчастливилось взбежать на гору. Передо мной было не лицо, а звериный оскал; широко открытые глаза вспыхивали беспричинной злобой в призрачном лунном свете, а из искривленных губ вырывались грубые испанские слова. Я не узнавал этот голос, еще недавно шептавший мне нежные слова – теперь я слышал низкий, мужской рык, никак не вязавшийся с изящным женским телом. Мне казалось, что еще немного, и тонкая цепочка наручника лопнет или сорвется с муфты труба отопления. Существо в моей постели завыло; из-под браслета, врезавшегося в кожу, брызнула кровь, послышалось утробное урчание, заскрежетали зубы.

И тут ко мне вернулась решительность. Я вновь разглядел, что передо мной не чудовище, а женщина, ставшая мне близкой. Я схватил бутылку минералки и облил ее водой, надеясь привести в чувство. Капли блеснули в волосах, мокрая прядь приклеилась ко лбу; струйка, пробежав по лицу, стекла в ложбинку между грудей. Инесс замерла, напряженные мышцы опали, исчезли и жилки, вздувшиеся на шее, губы выровнялись.

– Дай мне ключик. Мне больно, – прошептала она уже своим голосом и протянула ко мне руку.

Я уже взял в руку кожаный футляр от наручников, но тут встретился с девушкой взглядом и остановил движение на половине. Глаза по-прежнему были не ее. Расширенные до предела зрачки, немигающий взгляд; веки не закрылись даже тогда, когда капелька воды пробежала по глазному яблоку.

– Дай ключ… – молила Инесс.

– Ты сказала мне не давать, – ответил я, отходя от дивана.

– Мне больно, больно, – и эта неподдельная боль слышалась в ее голосе.

Инесс склонила голову и слизнула кровь, выступившую из-под браслета.

– Марат, спаси, дай ключ. Теперь я говорю тебе «дай», я молю тебя. Зачем ты меня мучаешь?

– Ты больная, у тебя припадок. Я вызову врача.

– Можешь вызвать, но сперва дай ключ. Освободи.

И вновь на меня смотрели эти нечеловеческие глаза, а в них плясало отражение полной луны. Телефон оказался в моей руке.

– Ключ, сперва ключ.

Что-то удерживало меня от того, чтобы набрать простой трехзначный номер «Скорой помощи».

– Инесс, что с тобой? У тебя такое случалось раньше?

Дрожь волной прокатилась по ее телу, девушка закатила глаза, запрокинула голову, а затем рухнула на подушку, забилась в конвульсиях. Я не выдержал, бросился к ней, прижал к постели. Когда моя тень легла на нее, закрыв лунный свет, она стала спокойной, прилегла на подушку и глянула на меня. Зрачки слегка сузились, взгляд стал прежним. Но столько боли было в нем!

Я попятился к окну, стараясь, чтобы моя тень по-прежнему прикрывала ее от пронзительного лунного света, и плотно задернул шторы. Комната погрузилась в полумрак. Исчезли резкие тени, размылись очертания. Инесс присмирела окончательно.

– Я сниму с тебя наручники? – неуверенно спросил я, позвякивая двумя ключиками в связке.

– Не надо, – девушка качнула головой и всхлипнула. – Только ослабь немного браслет, если можешь. Но не отстегивай. Я постараюсь держать себя в руках, но это от меня не зависит. – Инесс закусила край одеяла и зажмурилась. – Только быстрей. Может снова начаться.

Я дважды выронил ключик на простыни. Наконец замочек щелкнул. Я быстро раздвинул браслет и вновь защелкнул его. Моя подруга вздохнула с облегчением.

– Что это было? – спросил я.

– Сама не знаю…

– Не ври, знаешь.

– Нет, не могу сказать, – вздрагивая, произнесла девушка.

Я ощутил, как ее слеза упала на мою руку.

– Эпилепсия?

– Я же сказала – не знаю! – выкрикнула она, упала головой на мое плечо и разрыдалась.

Дальше расспрашивать было невозможно. Она плакала отчаянно и надрывно. Слова из нее нельзя было вытянуть. В таких случаях лучше всего дать женщине выплакаться, чтобы со слезами ушли и боль, и досада на саму себя. Сколько длилось все это, я не помню. Чувство времени покинуло меня. Мы сидели рядом, мерзли, я гладил подругу по волосам, она всхлипывала и растирала слезы.

– Уже утро? – внезапно спросила девушка, вскинув голову.

– Кажется, – я глянул на шторы, из-под которых на стену пробивался солнечный свет.

– Раздвинь их. Теперь все будет хорошо.

– Ты уверена?

– Я ни в чем теперь не уверена. Мне нужен ключ.

Когда я захотел открыть замочек, она сама вырвала у меня ключ и освободилась. Первым делом спрятала наручники в футляр, как-то очень обыденно забросила его в сумочку и только потом стала одеваться, путаясь в штанинах и рукавах.

– Извини, – наконец сказала она, выпрямляясь. – За все извини.

– Не надо извиняться. Ты же предупредила меня.

– Я не должна была тебя втягивать в свои дела. Это опасно.

Инесс быстро вышла в коридор, и вскоре в ванной вновь шумел душ. Из широкого окна лился радостный свет утра. Я быстро оделся, собрал скомканные простыни и сложил диван. Мы разминулись с ней в двери ванной. Инесс проскользнула мимо меня, даже не глянув в мою сторону.

– Только не уходи одна, подожди, – попросил я.

– Обещаю, – ответила она.

Когда я вновь вошел в комнату, Инесс сидела на диване, забросив ногу на ногу, скрестив на груди руки. Запястье прикрывал аккуратный пластырь.

– Как я выгляжу? – чуть поджав губу, поинтересовалась она.

Выглядела девушка неважно – темные круги под глазами, припухшие веки; губы раздались и от этого казались по-вульгарному чувственными.

– Ты красивая, – произнес я вполне искренне.

– Я спрашиваю о том, как выгляжу, а не о том, какая я, – напомнила моя гостья. – И спрашиваю тебя не как человека, с которым провела безумную во всех отношениях ночь, а как гримера-профессионала. – В гроб краше кладут? Только честно говоря, а?

– Если речь идет о моих клиентах и клиентках из морга, то – да. Только они меня об этом никогда сами не спрашивали. Однако никто из них еще не приходил жаловаться.

Циничная шутка заставила Инесс улыбнуться.

– Марат, с тобой можно иметь дело.

– Какие планы на сегодняшний день?

Я постарался говорить так, будто сегодняшней ночью ничего особенного и не произошло, в душе опасаясь, что приступ может повториться в любой момент, так что не стоило лишний раз мотать нервы Инесс.

Если бы я знал, что произойдет чуть позже, обязательно рискнул бы…

– Я выгляжу очень хреново. И не спорь, видела себя в зеркале. Сделаешь мне макияж?

Предложение застало меня врасплох. Если посмотреть с одной стороны, то в нем не было ничего особенного. Да, я неплохой гример, и почему бы мне не исполнить просьбу девушки, доставившей мне удовольствие? Но, с другой стороны, нельзя было не учитывать того, где я работал в последнее время, того, где и при каких обстоятельствах мы с ней познакомились. Если Петруха с гордостью называл себя «мертвым доктором», то я мог сказать о себе почти то же самое: «мертвый гример».

– А тебя не смущает, что мне придется работать своим ежедневным инструментом? – спросил я, хотя на самом деле мой привычный инструмент, предназначенный для работы с «клиентами», оставался на работе.

Инесс задумалась, даже носик наморщила. В эти секунды я все еще пытался сопоставить у себя в голове ее ночную – абсолютно безумную фурию, и сегодняшнюю – непосредственную милашку. И ничего из этого у меня не получалось – это были два абсолютно разных существа.

– У меня с собой есть кое-какая косметика, – нерешительно произнесла девушка. – Без претензий на профессиональную, но хороший мастер должен уметь работать чем угодно и в любой обстановке.

– Черт с тобой, распакую новый инструмент, – предложил я.

– Я же знала, что все у нас с тобой получится, – заулыбалась моя новая подруга, потянулась за металлической фляжкой и сделала глоток. – Ты даже не спрашиваешь, почему я пью с утра, – прищурилась она, но тут же догадалась: – Проверял содержимое, пока я была в ванной? Значит, так: за это начисляю тебе штрафной балл. Будешь молчать во время работы, а говорить стану я. Начали.

Мне пришлось принять правила игры. Инесс сидела на стуле, запрокинув голову. Все-таки последнее время я привык работать, когда лицо находилось в горизонтальном положении. Я молча накладывал слой за слоем тонирующую пудру, тени, а девушка говорила. И почему-то строила свою речь за меня, почти от моего имени.

– Я тебе понравилась, и ты бы хотел еще встречаться со мной. Но не все так просто, милый.

– Почему ты решаешь вместо меня?

– Мы договорились, что ты будешь молчать. Я знаю, где ты живешь, где работаешь. Номер твоего телефона, если понадобится, я найду. Ну и все такое прочее. Короче, я сама отыщу тебя, как только у меня будет возможность и, главное, желание.

Я поднял руку, как школьник, который просит слова.

– Можно один вопрос?

– Если по существу, – разрешила Инесс.

– Веки опусти, мне надо их накрасить.

– Учись общаться со мной жестами. – Она прикрыла глаза.

Окончив работу, я поднес к девушке зеркало.

– Совсем неплохо получилось, как живая, – рассматривала она свое отражение. – Кофе мы с тобой пить не станем. Ничего, что я продолжаю распоряжаться? Кофе – это лишнее. Ты только проводишь меня до метро, и мы расстанемся. На время, – предупредила она мой вопрос. – Привыкай к моим капризам.

Странное дело, но совсем еще близкие по времени события ночи быстро отходили для меня на второй план. Они уже казались далекими и почти ненастоящими, будто произошли не со мной, а я узнал о них из чьего-то рассказа. Да и как было поверить, если передо мной сидела красавица Инесс, мило щебетала, чуть ли не в любви признавалась? Во всяком случае, давала мне авансы с шансами. А ведь найти девушку, которой от меня, кроме чувств, ничего не надо, – это проблема, над которой мне безуспешно приходилось биться несколько последних лет. И вот повезло.

– Готов? – спросила Инесс, легко поднимаясь со стула.

Мы вышли из подъезда под руку. Инесс еще щебетала что-то необязательное, увиливая от ответа на вопрос: куда сейчас поедет. Мол, есть куда, об этом не думай. И тут моя подруга мгновенно помрачнела, нервно выдернув руку у меня из-под локтя. Я проследил ее взгляд. Она смотрела на машину, примостившуюся возле самого газона. Места для парковки было немного. Стань водитель правильно, дверца бы не открылась. И легковушка нагло заехала двумя колесами на траву. Подобной парковкой никого в крупном городе не удивишь, да и машина как машина, но возле нее стояли Рамирес и «спортсмен». Пока они ничего не предпринимали, просто наблюдали за нами.

– Ты не хочешь с ним говорить? Тогда пошли, не останавливайся, – предложил я.

– Слишком поздно, – вздохнула Инесс.

Рамирес с широкой улыбкой, от которой мне стало сразу не по себе, кивнул нам. Приподнял ладонь, и мне сперва показалось, что он набирает что-то на экране смартфона – заносит и опускает тонкую палочку. Девушка сделала шаг и остановилась, приложила руку к сердцу, тяжело задышала.

– Не могу, не могу больше, – прошептала она. – Он достал меня.

Рамирес в своем развевающемся плаще подошел к нам и тихо произнес:

– Инесс, поехали со мной.

– Я не поеду. Видеть тебя не хочу, исчезни, отпусти меня… – Каждое слово давалось Инесс с трудом, она буквально выдавливала их из себя.

– Исчезают только привидения… – Неверная улыбка вновь прошлась по губам Рамиреса. – Мы же с тобой из плоти и крови.

– Ты же видишь, что она не хочет ехать с тобой, – проговорил я. – Уходи.

Рамирес удивленно поднял брови, наверняка ему редко возражали.

– Мы на «ты» не переходили, – сказал он. – Но тебе пока еще простительно. Не лезь в то, в чем ты ничего не понимаешь. Ты же видел, что случилось с ней ночью. Тебе мало неприятностей? – Он властно протянул руку, ожидая, что Инесс сама подаст ему ладонь.

– Я не могу. Не хочу… – Девушка сопротивлялась сама себе, но тем не менее рука ее поднималась.

Я не стал дожидаться, когда их пальцы соприкоснутся, и оттолкнул Рамиреса. Он был немного выше, но примерно одной комплекции со мной.

– Она не поедет с тобой.

«Спортсмен» пока не проявлял никаких эмоций, просто стоял у машины, тупо глядя перед собой.

– Однако, – в голосе Рамиреса послышались нотки уважения. – А ведь я предупреждал насчет Инесс. Ну почему люди редко прислушиваются к чужим советам?

Я даже не успел среагировать, как он молниеносным движением схватил девушку за локоть и дернул к себе. В этот момент его глаза блеснули, словно в них под порывом ветра вспыхнули искорки.

– Отпусти ее. Она не хочет.

– А ты у нее самой спроси, – он разжал пальцы.

Инесс опустила голову, молчала.

– Идем со мной, – я попытался заглянуть в глаза девушке.

– Он не отпустит меня.

– Если хочет, пусть идет, я ее не держу… – Передо мной маячила гнусная ухмылка жгучего брюнета.

Так уж складывалось раньше, что драться мне практически не приходилось, разве что в детстве; все споры благополучно решались при помощи слов. Но тут уж нервы не выдержали, и я попытался ударить Рамиреса в лицо. Был уверен, видел же, что попаду, но почему-то кулак прошел мимо. Зато его кулак точно влетел в мою переносицу. Мгновенно хлынула кровь. Инесс завизжала и попыталась укусить Рамиреса за руку, которой тот грубо, как вещь, схватил ее за одежду и потащил к машине. Я бросился следом.

– Стой, не надо! – кричала мне девушка. – Я должна с ним уехать.

«Спортсмен» ожил, двинулся мне навстречу, загородил дорогу. К нам уже с интересом присматривались двое моих соседей-алкашей, отдыхавшие за сварным столиком для игры в домино. Помощи от них ожидать, конечно же, не стоило, хоть мне они были должны по жизни – я не раз и не два безвозмездно подбрасывал им то на «поправку здоровья», то на «гашение загоревшихся труб». «Спортсмен» глядел на меня своими мутно-стальными глазами. Бросаться на него было бы форменным безумием – я еще хорошо помнил, как от его удара швырнуло на стальную решетку тяжеловеса Петруху. Но мне не удалось его и обежать. Четким движением он переместился в мою сторону и абсолютно хладнокровно врезал мне в подбородок. Да так, что мои подошвы оторвались от земли. Я беспомощно взмахнул руками и рухнул на спину, ударившись головой об асфальт. На мгновение потемнело в глазах. Но все-таки злость дала заряд сил. Правда, его хватило только на то, чтобы поднять голову и осмотреться. Иногда организм просто включает защитные механизмы. Не знаю, что бы стало со мной, сумей я вторично подскочить к «спортсмену» и замахнуться на него.

Рамирес уже садился за руль. Инесс, что меня поразило, забиралась на заднее сиденье, хотя ее к этому уже никто не принуждал. Девушка садилась сама, «спортсмен» лишь придерживал дверцу.

– Марат? Или как тебя там? – услышал я за собой выражающий заботу голос. – Что такое?

Я обернулся. За мной на корточках сидели двое алкашей; у коротко стриженного в идеально чистом, но до предела заношенном джинсовом костюме из кармана торчала недопитая бутылка. Его дружбан-грязнуля щурился и недоверчиво ко мне присматривался.

– Они ее силой увозят, мужики, – попытался я подключить к происходящему и их.

– Кого?

– Кто?

Дворовая алкашня с готовностью оживилась и пялилась во все стороны. Ну неужели же у них совсем мозги отшибло? Я вскочил на ноги и бросился к машине. За стеклом дверцы виднелось побледневшее лицо Инесс, она прижимала к стеклу ладонь, словно прощалась со мной. Автомобиль тронулся с места. Мне ничего не оставалось делать, как только стать у него на пути. Рамирес смотрел сквозь лобовое стекло спокойно и холодно. Машина набирала скорость. И я понял: тормозить он не собирается. Но и я не хотел уступать. Однако гибнуть под колесами мне не улыбалось. Краем глаза у самого бордюра я заметил обломок тротуарной плитки. Метнулся к нему, но даже выпрямиться не успел. Меня подцепило бампером и свалило на газон; слава богу, под колеса не попал. Обломок полетел уже вслед машине, ударился в багажник, прочертив на нем царапину, соскользнул на габарит, тот брызнул разбитым пластиком и запрыгал по асфальту.

– Ты это чего так? Камнями бросаешься… – бросился поднимать меня обладатель чистого джинсового костюма. – Марат тебя зовут?

– Ну, Марат, – растерялся я, понимая, что уже не хватит сил догнать машину, увозившую от меня Инесс. – Увез, гад… Она же с ним ехать не хотела!

– Кто? – присмотрелся ко мне алкаш; был он, кстати, почти трезв, если не считать неистребимого перегарного запаха.

– Ну, эти, на машине, один из которых мне нос разбил.

– Хлебни, – предложил сосед-алкан и протянул бутылку.

– Да не буду я пить.

Благодетель неправильно меня понял, протер горлышко рукавом и вновь подал бутылку.

– Глотни, помогает. Извини, конечно, что я тебе сотку уже второй месяц не отдаю. Никак не получается. Но с пенсии по инвалидности обязательно отдам. Ты мне только напомни, а то я, как получу, сразу в магазин. А там – понеслась кривая в щавель…

Чем-то он в этот момент напомнил Петруху с его универсальной методикой решения сложных проблем.

– Как, совсем не пьешь? – ужаснулся грязнуля. – Так не бывает, ты ж нормальный мужик.

– Если и пью, то только вечером, после работы… – Я вытер носовым платком кровь под носом, а благодетель помог мне подняться на ноги и даже пару раз отряхнул мои джинсы.

– Значит, не будешь… – Бутылка вновь опустилась в карман, лишь горлышко продолжало поблескивать в лучах утреннего солнца. – Чего это тебя так колбасит, нос даже сам себе разбил?

– Себе? – удивился я. – Да ты ж сам на меня пялился, когда этот тип меня бил.

– Не было рядом с тобой никого.

– Ты чего-то руками махал, кричал, а потом как полетишь – и кровь из носу!

Алкаши переглянулись. Они могли поверить, что человек не помнит вчерашний вечер, а то и на неделю провалился в беспамятство. Но чтобы вот так, не помнить, что случилось несколько минут тому назад, – с этим они сталкивались впервые.

– Обкурился, что ли? – прищурился грязнуля. – Это, парень, ты зря. Дрянь всякая, она для здоровья плохо – а вот беленькая, ее даже врачи рекомендуют.

До меня наконец дошло, что мне не верят, хотя все происходило у них на глазах. Даже мелькнула мысль, что Рамирес загодя подкупил их, чтобы в случае чего сказали, будто ничего не видели и не слышали. Но это было слишком сложно для таких одноклеточных, да и нельзя рисковать, расплачиваясь с такой публикой загодя.

– Меня же просто при вас машиной сбило, – пытался я достучаться до их сознания.

– Какая машина?

– А что тогда это было? Что вы видели?

– Ну, ты это… того, прыгнул чего-то… – Джинсовщик уже и сам находил какие-то нестыковки в том, чему был свидетелем.

– И то, как девушка в машину садилась, вы не видели?

На меня смотрели две пары уже сомневающихся глаз.

– Черная, красивая девушка. Испанка, – напомнил я.

– Точно, – хлопнул себя по лбу грязнуля. – Мы ж, Толик, видели, как они из подъезда выходили вместе. Ты ж еще сказал, что такая краля дорого должна стоить.

– Было дело, – признался джинсовщик. – Точно, видная девчонка. Ну, а потом стал я бутылку открывать, пробка еще прокручивалась… Пришлось зубами…

– Ну, а потом, потом, дальше… – поторопил я.

– Потом, смотрю, ты уже один во дворе чудишь, руками машешь. Куда баба подевалась, не заметил. Точно я говорю?

– Так и было, – с готовностью подтвердил грязнуля. – И я ее потом уже не видел. Ушла.

– Что, и машины не было? Вы совсем мозги пропили? – не выдержал я.

Алкаши посмотрели друг на друга, пожали плечами.

– Зря обижаешь. Мы мужчины самостоятельные. Как было, так и говорим. Не было машины. Вот тебе крест. Это у тебя с головой сегодня нелады.

– Зуб даю. Не было потом ни машины, ни твоей девки. Зря трындеть не стану. Это точно, а не как для протокола.

– Ну, а это тогда что? – Я поднял с асфальта обломок тротуарной плитки.

Грязнуля тут же продемонстрировал, что в курсе всех дел, творящихся во дворе.

– Эти обломки твой сосед с пятого этажа во вторник от контейнеров приволок, когда колесо у своего пикапа менял. Я ему еще говорил, что лучше на стройку за кирпичами сходить. Там дырка в заборе, и сторож всегда пьяный.

– Вы на нем след от синей краски видите?

– Ну, есть такое.

– А теперь на землю смотрите. Осколки габарита видите? Я этот обломок бросал?

– А я еще подумал – чего это ты камнями бросаешься?

– Была ведь все-таки машина, когда мы из магазина вернулись, – наморщил лоб грязнуля. – Синяя. Чужая, такой у наших во дворе нет. Еще на траву, гад, заехал… И за рулем такой чернявый сидел, а потом за ним и жлоб в трико вышел. Морда у него не то ментовская, не то бандитская.

– Во-во, абсолютно бездуховная морда. Была-таки машина… – джинсовщик с видом следопыта проверил неглубокую колею на газоне, потер небритый подбородок. – Значит, получается, что потом ты, Марат, их видел, а мы уже нет?

– Выходит, – вынужден был признать я. – Сперва вы их видели – и девушку, и тех двоих, и машину, – а потом только одного меня.

Мы трое помолчали, осознавая реальность. Вывод был очевидным: только так и могло все произойти. Но от этого случай становился необъяснимым. Как трое людей могли наблюдать разные вещи в одной точке пространства в одно и то же время?

– А кто он, этот мужик, с которым твоя краля уехала? – спросил наконец джинсовщик. – Он мне сразу не понравился. Наглый какой-то, хоть и слова нам не сказал. Не наш человек.

На этот вопрос я и сам бы хотел знать ответ. Практически все, что мне было известно – его зовут Рамирес и родной для него язык испанский.

– Черт его знает, видел его всего пару раз.

– У него глаза злющие, – продолжал вспоминать джинсовщик, уже явно дорисовывая то, чего не видел. – Это он все с нами и сотворил, точно. Гипнотизер, наверное.

– Брось, – отозвался грязнуля. – Гипнотизеры в цирке выступают. На хрена ему нас дурачить?

– Не нас, а его, Марата. Такое случается. Мне мужик один, Борманом его все звали, рассказывал, когда я еще на заводе работал. Сидел он как-то у магазина в своей деревне с другими мужиками. Ну, в отпуск поехал. Дом у него там от родителей остался. Отдыхали культурно, как положено. Одноклассники ж. А там как раз водопровод прокладывали. Канава выкопана, трубы валяются, все, как надо. И тут подходит к ним какой-то мужик не местный и говорит: мол, хотите, я через эту трубу внутри проползу? Ну, типа, на бутылку поспорили. Чего там сомневаться? Труба узкая, сантиметров пятнадцать, через нее и кот не проскочит.

– Семидюймовая, – подсказал грязнуля. – Трубы, их дюймами меряют. Я одно время сантехником работал.

– Какая, блин, разница! Главное, что узкая труба. Не пролезть. Разве что котенок прощемится. Вот мужики и подумали: дурак какой-то, раз спорить предложил. Но магазин-то рядом, и дело верное. А тот мужик даже деньги показал, чтобы не сомневались – не просто так спорит, а купит пузырь, если не проползет. Ударили по рукам. Тот клоун на карачки стал, голову в трубу и сунул. Не знаю уж, как там было, но говорили, что залез он в трубу весь, вместе с ботинками. Вроде сжался как-то, съежился и ползет. Самого уже и не видно, только шуршит внутри и сопит. Мужики вдоль трубы идут и только диву даются. А рядом беларусист с поля возвращался…

Я еще слушал эту ахинею, пытаясь найти связь с сегодняшним утром, пробуя уловить логику, но появление еще одного невероятного персонажа уже никак не укладывалось в реальность. Такое сложное и сугубо научное слово просто не могло находиться в словарном запасе конченого алкоголика.

– С поля… беларусист? – на всякий случай переспросил я, все-таки странностей сегодня хватало.

– А что такое? Ну, возвращался их Петька-беларусист. Я еще с ним выпивал, когда ездил к Борману крышу на сарае ремонтировать. Нормальный мужик.

– Он что, ученый, специалист по белорусскому языку и культуре, твой Петька?

– С какой стати? Ни хрена подобного. Он и по-русски пару слов без мата связать не умеет.

– Германист – знаток германских языков, славист – славянских, – принялся объяснять я. – А он – беларусист?

– Ты в деревне жил когда-нибудь? – ужаснулся грязнуля моей дремучести. – Беларусист – тот, кто на тракторе «Беларусь» в колхозе вкалывает, а никакой не ученый хмырь.

– Теперь понятно… – Мне стало чуть легче, все-таки я не окончательно спятил.

– Ну, так вот. Проезжал рядом Петька-беларусист. Сена у него полный прицеп. Он и увидел, как какой-то мужик рядом с трубой на четвереньках ползет. А деревенские трубу простукивают, уши к ней прикладывают. И вроде как того мужика не замечают. Стало ему интересно. Взял и крикнул: «А что это ты там у трубы на карачках ползаешь?» Вот тут со всех помрачение и спало, все и увидели, что на самом деле не в трубу гад залез, а рядом с ней тащится. Только бить его собрались, а он глаза закатил и орет благим матом, показывает: «Сено у вас в прицепе горит!» И в самом деле – огонь, дым! Бросились все трактор отцеплять. Отцепили, отогнали, осмотрелись. Глядь – не горело ничего, сено целехонькое, в прицепе лежит. А мужика того, гипнотизера, уже и нет. Испарился. Внушил он все им, помрачение навел. Может, и не испарился, а рядом стоял и ухмылялся. Только он так сделал, что его уже никто не видел. Деньги по карманам у себя все проверили, ничего не пропало. Не успел, значит… И твой чернявый такой же – внушил все нам, туману напустил. У тебя, Марат, он кошелек случаем вытащить не успел?

– Ты еще мобильник проверь, он у тебя крутой, наверное, – подсказал алкаш.

Я, как последний идиот, проверил. Все оказалось на месте.

– И что делать теперь? – Грязнуля осмотрелся и тут же тоскливо добавил: – К ментам тебе идти смысла нет. Не поверят, хоть ты и трезвый. Вот если б украли у тебя чего, тогда другое дело. Заявление принять должны.

Я прикинул – алкаш был прав. Что бы я написал в заявлении? Я сам с трудом верил в то, что видел собственными глазами. Тогда с какой стати мне должны поверить другие? Да и в милиции есть железный принцип: если можно не брать заявление, его и не берут. Я даже не знал фамилии Инесс, не знал, где живет, кто такая…

– Ладно, пошли мы, – джинсовщик покосился на недопитую бутылку в кармане, и двое алкашей нырнули в разросшиеся кусты возле дома, исчезли с моих глаз.

Думаю, каждому из вас знакомо чувство бессилия, когда понимаешь, что ничего не можешь изменить. Злость и ненависть переполняли меня, хотелось куда-то бежать, что-то делать… Но что именно? Допустим, я даже отыскал бы тогда Рамиреса. И, как минимум, вновь получил бы в нос. Пришлось возвращаться домой.

Холодная вода хорошо смывает кровь. Нос слегка покраснел, но не распух, так что выглядел я вполне сносно. Надо было бы, и подправил бы его при помощи грима, на этот счет у меня нет комплексов. Косметика, она и для мужчин, и для женщин подходит. Я вышел из ванной и решил осмотреть себя в большом зеркале в прихожей. Ровно и ярко горел свет, лившийся из галогенных лампочек, врезанных в потолок. Но он отбрасывал резкие тени на мое лицо. А потому оно казалось уставшим и потемневшим. Забрызганный водой воротник, небритый подбородок… Когда нервничаешь, почему-то всегда очень быстро отрастает щетина.

И тут я вздрогнул. Из темноты коридора ко мне приближался силуэт. При этом не раздавалось ни единого звука, словно он плыл по воздуху. Я даже забыл о том, что можно обернуться. Так и стоял перед зеркалом, оттягивая нижнее веко. Силуэт был четкий, словно вырезанный из черного картона; он плыл ко мне, увеличиваясь на фоне освещенного стекла кухонной двери. Свет потолочной лампы упал на него. И тут же проявилось лицо Инесс. Отстраненное, бледное, с резкими тенями. Я ни секунды не сомневался в нереальности происходящего. Словно в одной пространственной точке каким-то образом оказались два события из разного времени, или наоборот. Да и не мог я в этот момент рассуждать с точки зрения формальной логики. Ведь я чувствовал, что стоит сдвинуться с места, моргнуть, и видение пропадет. Хотите спросить, было ли мне страшно? И да, и нет. Все непонятное пугает, но при этом начинает проявляться любопытство.

Инесс смотрела мимо меня широко открытыми глазами. Только тут я сообразил, что свет, лежавший на ее лице, – это не свет от лампы. Ее озарял дневной, солнечный свет, и падал он так, будто девушка подставила ему свое лицо. Так может случится только на восходе или при закате солнца. И в глазах ее отражалось то, чего отродясь не было в прихожей: проехал троллейбус, машина, затем появилось чье-то лицо… Инесс остановилась, будто легкий ветер, несший ее ко мне, затих, указала рукой на входную дверь, поманила меня за собой и покинула рамку зеркала. Только сейчас я ощутил что-то вроде легкого движения воздуха. Обернулся. Входная дверь закрыта. Инесс, конечно же, в прихожей не было. Я постоял несколько секунд. Сердце билось неровно, как после быстрого бега.

– Бред, – произнес я, – бред.

Но от этого легче не стало. Какая разница между тем, что существует только в твоей голове и тем, что существует в реальности? Никакой! Ведь и мир мы видим не таким, какой он есть на самом деле. Мы все говорим, что трава зеленая. Но кто знает, видим ли мы ее одинаково? Возможно, то, что для меня синее, для вас – красное. Вот только называем мы это одним словом. И нет никакой возможности сравнить наши миры. Я видел Инесс, она поманила меня за собой. Так, скажите, почему я не должен был пойти следом? Как поступили бы вы на моем месте?