Текст книги "Кукла"

– У него все руки искусаны, прямо куски мяса вырваны, некоторые пальцы до костей обглоданы, – невозмутимо продолжал Стриженый. – Я, конечно, не эксперт, но вряд ли он своими зубами это мог проделать. А вот собака или еще какое животное с зубами вполне могло.

Старушка ахнула и перекрестилась.

– Он говорил, что у него была собака, она чем-то болела, и он держал ее на кухне, – не глядя на ментов, сказал Руслан. – Но я лично не видел.

– Тогда ясно, – сказал Гомик, носком ботинка пнув цепь. – Она его искусала, вот он и сжег ее в духовке. Что-то еще? – спросил он у напарника.

– Да, там еще комната есть, заперта на замок, – ответил Стриженый. – Не очень мне нравится запах оттуда.

– Да тут везде вонь стоит, – проворчал Гомик.

Они пошли по коридору и оказались у облезлой двери. Гомик посмотрел в замочную скважину.

– Будем слесаря вызывать?

– Ага, и жди его потом полдня, – сказал Стриженый и вдруг со всей силы ударил по двери ногой. Та с треском влетела внутрь. – Думаю, понятые не будут против, – он окинул равнодушным взглядом Руса и притихшую старушку.

Они успели только зайти в комнату. В следующий момент старушка заголосила не своим голосом. Не переставая креститься, она, вереща от ужаса, вылетела в коридор и, быстро-быстро перебирая маленькими ножками, выбежала из квартиры.

Руслан чувствовал, как проглоченный завтрак требует выхода. Он отвернулся.

– Звони в управление, – севшим голосом сказал Стриженый Гомику. – Б…дь, а я в отпуск через три дня собрался. Теперь точно не отпустят.

Шатаясь, Руслан вошел в ванную, плеснул на лицо отдающей хлоркой водой. Краем уха он слышал сбивчивый голос Гомика, который разговаривал по рации.

«Я боюсь, что скоро все вскроется», – всплыл в его памяти хриплый голос Вадима. Значит, вот что он имел в виду! Руслан зашел в комнату, где они сидели с Вадимом, в висках стучало. Боже, что натворил Вадим?!

– Эй, как там тебя… Американец, иди сюда! – крикнул Стриженый.

– Иду, – ответил Руслан, понимая про себя, что не в состоянии снова зайти в комнату. Одновременно его охватывало странное чувство, что в этой комнате что-то изменилось. Что-то такое произошло, но он пока не мог понять, что именно. На одной из полок серванта он вдруг заметил заклеенный скотчем конверт. Края конверта испачканы следами пальцев бурого цвета. Едва ли сознавая, что он делает, Руслан засунул конверт во внутренний карман куртки.

– Где ты там, янки?! – раздался злой голос Стриженого. Бледный, с потным лицом, он появился в комнате.

– Пошли на кухню, еще раз все расскажешь, что да как…

* * *

«Вырезка из газеты „Московский комсомолец“, рубрика „Срочно в номер“

Самоубийца своей смертью открыл страшную тайну.

Как стало известно, вчера в первой половине дня у дома № 16 по улице Цветаевой произошел несчастный случай, расследование которого привело к обнаружению шокирующего преступления. Тридцатидевятилетний Вадим Стуков (фамилия изменена в интересах следствия) покончил жизнь самоубийством, шагнув из окна восьмого этажа. По утверждению соседей, Стуков вел замкнутый образ жизни, ни с кем не общался. Поднявшимся в квартиру после самоубийства Стукова милиционерам и понятым предстала жуткая картина – в одной из комнат находился труп женщины, причем нижняя ее часть, верхняя была полностью скелетирована. Возле страшной находки лежали орудия преступления – пила, топор и молоток. Стуков предусмотрительно подстелил под труп два слоя полиэтилена, чтобы кровь не просачивалась в паркет. По словам представителей правоохранительных органов, смерть несчастной наступила буквально пару дней назад. Установить личность пока не представляется возможным, хотя следствие не исключает, что погибшая являлась женой Стукова. Установлено, что долгое время женщина была прикована к кровати – у нее был сломан позвоночник в результате автокатастрофы. Примечательно, что ранее у Стуковых уже было несчастье – их годовалого сына загрызла собака, причем их собственная. Выяснилось также, что в семье проживала восьмилетняя дочь, но установить ее местонахождение пока не удалось. Соседям Стуков говорил, что отправил ее к родственникам. Сейчас сыщики пытаются разыскать девочку».

* * *

В тот момент, когда Вадим Стуков сделал свой последний шаг из окна, на расстоянии тысячи километров от этого места, в забытом богом городке поселкового типа, в психиатрической больнице посреди ночи проснулся Никто. Точнее, подскочил на месте, глядя в окно и комкая простыню. Ему приснился Резо. Он сидел на его койке, с торчащей ложкой в свой бычьей шее и что-то пытался сказать.

Как он и предполагал, все стрелки сошлись на бедном Варфоломее. И напрасно тот бился в истерике, пытаясь доказать, что даже не притрагивался к Резо, с таким же успехом он мог бы втолковывать что-либо чугунной батарее, об которую Никто точил свою ложку. Его обкололи слоновьими дозами какой-то дряни, измордовали до кровавого фарша, спеленали в кокон и отволокли в блок «Д», специальный блок для особо буйных, расположенный на заднем дворе. Истории об этом блоке рассказывались пониженным тоном, и, судя по сведениям, возвратиться оттуда живым было равносильно тому, чтобы остаться невредимым при игре в русскую рулетку с полным барабаном.

Сегодня полнолуние. Луна глядела на него чуть насмешливо, набухше-оранжевого цвета, как спелый апельсин. Медленно, стараясь не нарушить сон других обитателей палаты, Никто подошел к окну. Пожилого мужчину трясло, он беззвучно плакал. Плакал, наверное, впервые за двадцать лет, последний раз слезы в его глазах стояли в ту дождливую ночь, когда он в неистовстве рубил дрова в сарае. Мучительно заныли застарелые шрамы, особенно ступня с отсутствующими пальцами.

Память. Тончайшая нить, прервавшаяся двадцать лет назад, восстановилась сегодня ночью. Это было похоже на плотную завесу, которая разорвалась, выпуская его память на волю. Он вспомнил все. В особенности события того дня, вплоть до самой секунды. Правда, он до сих пор не знал, почему решил убежать отсюда, и когда именно ему в голову пришла идея точить ложку, он лишь слышал собственный внутренний голос, который уверял его, что он все делал правильно. Но сейчас все встало на свои места.

Прошлое вернулось к нему наподобие шквального урагана, и он был ошеломлен, раздавлен, испуган и разъярен одновременно. Все подробности той ночи, яркие, четкие, трепещущие, проносились перед его глазами заново. Как? Как он мог забыть? ЗАБЫТЬ ТАКОЕ?!

Его семья. Жена, дети… Инга. Горячий Ключ. Лес. Четверо подонков, надругавшиеся над Ингой.

«Трое, Никто. Уже трое,– сладко промурлыкал в сознании детский голосок, и старик вздрогнул. – Первый – это аванс, мы уже с ним поиграли. Теперь все в твоих руках. Ты хочешь поиграть? Поторопись, нас ждет интересная игра…»

– Но как? – прошептал он, настолько пораженный звуком этого приторного голоса, что даже не обратил внимания, как сам заговорил. Звук собственного голоса показался ему настолько необычным, что немного напугал его, хотя отчасти это было самообманом, – где-то в глубине души он знал, что не является глухонемым, но зачем давать санитарам лишний повод для повышенного внимания к своей персоне? Пускай считают тебя жалким и убогим, к таким обычно относятся несерьезно.

«Просто смотри…»– продолжал голос, и Никто смотрел. Луна внезапно стала быстро менять очертания, превратившись в объемную картину, на которой отчетливо было видно тело одного из Четырех. Тело было мертвым, мертвее некуда, и выглядело куда хуже, чем многие из тех, кого хоронили здесь, за оградой.

Затем тело исчезло, и он увидел Ингу. Она была без платка, ее уродливое, но доброе лицо улыбалось. Слезы вновь закапали из глаз старика, но это были слезы облегчения, и он ловил их языком. Как бы то ни было, в свое время Она наказала его и Ингу. Теперь Она накажет ИХ. А он сделает все возможное, чтобы месть была вкусной.

«Поторопись, нас ждет интересная игра…»

Никто улегся обратно в кровать. Одного дня для сборов хватит, а завтра ночью он уйдет. Он верил в это. И никакие ложки ему не нужны. Мысль о том, что у него появился шанс вновь встретиться с двуногими зверьми, которые изнасиловали его дочь, грела его сердце. Он уснул быстро и спал крепко до самого утра, как ребенок.

* * *

Возле городского Управления внутренних дел города Горячий Ключ остановился новенький «Пежо». В машине сидел крепко сбитый мужчина лет тридцати пяти – сорока с короткой стрижкой, в которой явственно пробивалась седина. Его левая рука полностью покрыта тюремной татуировкой. Второй была худенькая девочка с рыжими волосами и серьезным личиком.

– Я скоро, – улыбнувшись, сказал мужчина, выходя из машины. Девочка кивнула.

Мужчина прошел мимо дежурной части, бросив поинтересовавшемуся сержанту, что идет к начальству, после чего поднялся на третий этаж и зашел в кабинет, слева которого блестела латунная табличка: «Начальник УВД г. Горячий Ключ Жданов Дмитрий Егорович».

– Вы к Дмитрию Егоровичу? – спросила молодая секретарша, миловидная девушка, которую портила разве что россыпь угрей на лбу, что придавало ей образ подростка. – Он занят.

– Замечательно, – подарил ей улыбку мужчина и, к удивлению девушки, как ни в чем не бывало толкнул дверь и вошел в кабинет.

Жданов разговаривал по телефону и недовольно взглянул на непрошеного посетителя, однако, узнав его, буркнул в трубку, что перезвонит.

– Ты как всегда, без предупреждения, – проворчал он, пожимая крепкую руку мужчины. – Садись.

– Присаживайся, а не «садись», – поправил милиционера мужчина, подняв указательный палец. Почти на всех пальцах были наколоты синие перстни.

– Нет, именно «садись», – возразил Жданов, откидываясь на кресле назад. У него было круглое, мясистое лицо и глубокие залысины. Ему было жарко – несмотря на работающий кондиционер, он отчаянно потел и постоянно обмахивался мятой тетрадью. – Присаживаться – значит садиться на краешек стула, так, на пять секунд, так что садись и располагайся. А то, о чем ты подумал, неправда – туда не садятся, туда сажают. Не мне тебе об этом рассказывать… Серый.

Губы мужчины тронула холодная улыбка.

– Чем обязан? – Он сел на стул, вперив в располневшего начальника милиции пронзительный взгляд – странный и немного жутковатый, – каждый глаз словно жил отдельной жизнью, и только лишь при пристальном рассмотрении становилось ясно, что левый глаз искусственный.

– Твои ребята вчера комиссию из Краснодара пощипали? – спросил Жданов, вороша какие-то бумаги на своем огромном столе.

Серый пожал плечами:

– Я не в курсе. А что случилось-то?

Жданов поморщился:

– На дегустации минералки с одной дуры из администрации мобилу срезали, у другого лоха бумажник прямо из борсетки стянули, у него там кредитки и зелени на тридцать штук. И мобила у тетки не из дешевых, косарей на двадцать потянет.

Серый ухмыльнулся:

– С каких это пор государственные служащие зарабатывают в иностранной валюте? Да еще такие дорогие телефоны покупают?

– Это не нашего ума дело, – отмахнулся Клепа. – Сам все знаешь, небось не пальцем деланный.

– Что ж она такая лохушка, на шее трубу носит? – спокойно сказал Серый, доставая из кармана сигареты. – Сама виновата.

– Ладно, Серый, ты мне только целку тут из себя не строй. Все знают, что здесь ни один щипач без твоего благоволения и перднуть не посмеет.

– Благодарю за комплимент, Клепа, – усмехнулся Серый, закуривая.

– Для кого Клепа, а для кого Дмитрий Егорович, это раз, – пробурчал Жданов и косо поглядел на зажженную сигарету. – У нас не курят – это два.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Серый, разгоняя рукой дым. – Не так часто к тебе приходит старый друг, верно ведь? А что касается погоняла, так ты меня тоже тогда зови по всем гражданским правилам – Виктор Николаевич.

Жданов засмеялся, Серый тоже улыбнулся, и это немного разрядило обстановку.

– Как живет дочка? – спросил Клепа, вставая из-за стола. Служебный китель расстегнулся, и рубашка вылезла из брюк, открывая на обозрение внушительное пузо.

– Нормально, – ответил Серый. – Сегодня у Лиды день рождения, хотел на рынок заехать, шашлыка взять, потом к речке смотаемся. Не желаешь присоединиться?

– Ха-ха! – залился смехом Клепа, закрывая на ключ кабинет. Подойдя к шкафу, он достал с полки начатую бутылку рома. – Начальник милиции и вор-рецидивист Серков отдыхают на природе. Самому не смешно?

– Смешно, – согласился Серый, ничуть не обидевшись за напоминание о своем прошлом. – Репутация твоя, конечно, замарается.

– Выпьешь? – Клепа налил себе почти полный стакан.

– Ты бы водки предложил, – заметил Серый. – А то пьешь всякую шнягу буржуйскую.

– Ну извини, – картинно развел руками Клепа и налил во второй стакан.

Они, не чокаясь, выпили.

– Сегодня выясню насчет вашей комиссии. Вечером отзвонюсь, на крайняк завтра утром, – сказал Серый, раздавив окурок в массивной пепельнице.

– Ага, – рассеянно сказал Клепа, вытирая со лба пот. Нос его покраснел, как зрелый помидор, глаза заблестели, и Серый понял, что кража имущества у работников краснодарской администрации отошла у его друга детства на второй план.

– Да, еще, Серый, – проговорил Клепа. – Ты все-таки аккуратнее. У тебя еще два года до окончания условного, помнишь?

Серый жестко улыбнулся:

– Такие вещи, Клепа, не забываются. Все, пиши письма.

Он сам открыл дверь и вышел из кабинета. Клепа покачал головой и, подумав, снова наполнил стакан.

* * *

Через десять минут Серый с Лидой были на рынке.

– Посидишь в машине или пойдем вместе? – обернулся к дочке Серый.

– Я с тобой, – сказала девочка торопливо. В машине было душно и скучно, и она не хотела оставаться в ней одна.

– Конечно, пошли, – Серый помог выбраться дочери из машины, и они направились к рядам, где было выложено мясо. Для шашлыка он всегда брал только самую нежную шейку, и упаси бог, чтобы он купил уже маринованное мясо! В этом плане он не доверял никому и мариновал мясо лично.

Он взял немного зелени, черного перца, репчатого лука и уже собирался возвращаться к машине, как вдруг заметил, что Лиды рядом нет. Он чертыхнулся. Вот несносная девчонка, опять куда-то запропастилась!

– Лида! – громко крикнул он, ничуть не стесняясь толпы, испугав при этом какого-то сгорбленного дедка. – Лида!!! – заорал он, бесцеремонно расталкивая людей.

Он нашел ее в так называемых «блошиных» рядах, ее прекрасные каштановые волосы непривычно выделялись на серо-унылом фоне подержанных вещей и прочего тряпья. И чего тут только не было: ржавые гаечные ключи, стоптанные женские туфли, потрепанные журналы и книжки 60-х годов, виниловые пластинки, обшарпанные банки из-под леденцов, пряжки от ремней, ложки, вилки и прочий хлам. Один мужик ничтоже сумняшеся выложил поржавевшие детские коньки с дырявыми носами, словно ими недавно пользовался Волк из «Ну, погоди!».

Лида стояла напротив какого-то заросшего мужчины неопределенного возраста. На грязной тряпке у его ног был аккуратно разложен весь его товар – обломанные рога косули, древний телефон с обмотанной изолентой трубкой, несколько оловянных солдатиков, замусоленная колода карт и кукла, неизвестно какого происхождения. На ней-то и было сосредоточено внимание девочки.

– Лида, – строго сказал Серый, взяв дочь за руку. Та не шелохнулась. – Я что тебе говорил? Никогда не отходи от меня, когда мы на улице.

Девочка молчала, не отрывая взгляда от куклы.

– Лида! – повысил голос Серый.

– Купи мне ее, – наконец произнесла Лида и подняла голову. Серый был поражен выражением лица дочери. В нем было не просто желание иметь эту куклу. В глазах пряталось вожделение, Лида выглядела голодной, словно эта несчастная кукла была пределом всех ее детских мечтаний.

– Сейчас я отвезу тебя к маме, и вы пойдете в магазин, где ты сможешь выбрать себе любую куклу, – как можно спокойней сказал Серый, пытаясь увести дочь. Тщетно, Лида, эта всегда послушная девочка, неожиданно заупрямилась и вырвала руку:

– Я хочу! Я хочу эту куклу! – вскрикнула она. – У меня день рождения, и ты обещал мне что-нибудь подарить!

Она наклонилась и взяла куклу в руки, при этом лицо ее озарилось неземным блаженством.

Серый наконец соизволил внимательней посмотреть на требуемый подарок. Беглый осмотр не впечатлил его – какое-то пластмассовое фуфло еще доперестроечных времен. К тому же игрушка была, мягко говоря, не совсем чистая, будто ее только что вытащили из помойки. В спине торчал согнутый ключ.

– Дай посмотреть, – сказал Серый, и Лида с огромной неохотой протянула ему куклу.

– Она что, заводная? – недоверчиво спросил Серый у продавца, не без труда пытаясь повернуть ключ. Внутри что-то неприятно звякнуло, словно вилкой царапнули по стеклу. Кукла не шелохнулась.

– Ага. Только щас не работает. Там что-то сломалось. Но починить можно, – с видом заправского мастера по ремонту кукол сообщил продавец, ковыряясь в ухе.

Серый присел на корточки перед дочерью.

– Лида, это плохая кукла, – сказал убежденно, но с таким же успехом он мог пытаться заставить Ромео отказаться от Джульетты и полюбить другую девушку. – Посмотри, какая она чумазая. Она вшивая и больная.

– Ничего она не вшивая, – обиженно выпятил нижнюю губу продавец. – Наговаривают тут всякие… а потом никто не покупает. Рекламу портют.

– Пошел ты со своей рекламой, – процедил Серый, не глядя на мужика.

– Я ХОЧУ ЭТУ КУКЛУ! – взвизгнула девочка. Она начала всхлипывать, и на них стали обращать внимание. Серый чуть ли не с ненавистью посмотрел на заросшего продавца, который со злорадным любопытством наблюдал за выяснением семейных отношений. Потом еще раз взглянул на куклу. Она ему определенно не нравилась. Было в ней что-то отталкивающее. Игрушка, в свою очередь, смотрела на него тяжелым взглядом своих искусственных глаз, полных какого-то идиотского удовольствия, будто бы догадывалась, что его дочь безумно хочет иметь ее, а вот противный папа почему-то возражает, но это всего лишь вопрос времени, и рано или поздно он пойдет на уступку.

Внезапно Лида села на асфальт, не переставая хныкать.

– Я никуда не пойду, пока ты мне не купишь ее! – заявила она громко.

Терпение Серого лопнуло. Не обращая внимания на плач Лиды, он схватил ее за руку и потащил к выходу.

«Я лучше сдохну, чем позволю своей дочери покупать на день рождения этот кусок дерьма», – ожесточенно думал он, волоча за собой орущую дочь.

В машине Лида разревелась еще больше, и Серый не на шутку встревожился. Уж не больна ли она?

– Успокойся. Иначе не поедем на речку, – сказал он, выруливая на дорогу.

– Не хочу-у-у на речку, – скулила Лида, размазывая слезы по личику. – Хочу куклу-у-у!!

– Будет тебе кукла! – взорвался Серый, утопив в пол педаль газа. Лида тихо плакала.

* * *

Руслан не помнил, как добрался домой. Из квартиры Вадима его забрали в отделение, причем при выходе из подъезда его глаза, как назло, наткнулись на подсыхающую лужу крови, которую дворник смывал грязной водой из ведра, – все, что осталось от Вадима. Зеваки постепенно расходились, все еще продолжая судачить о возможных причинах самоубийства, а Руслан забрался в милицейский «бобик». В отделении еще битых три часа у него пытались вытрясти из него хоть что-либо, проливающее свет на ужасную находку в комнате. Руслан честно и откровенно отвечал на все вопросы, опустив разве что подробности двадцатилетней давности, тайну которых он с Вадимом и еще двумя друзьями скрепил кровью. Пусть это было так давно (а Руслан слышал, что по некоторым уголовным статьям, даже по тяжким, существуют свои сроки давности), но даже на смертном одре он не признался бы в том, что произошло в ту ночь.

Зайдя в номер, он заказал себе виски. Еще никогда он не чувствовал себя таким разбитым. Когда бутылка была доставлена, он залпом осушил стакан, после чего плюхнулся в кресло.

(Тогда я тебе сказал, что это собака, но это была моя дочь…)

Он старался гнать от себя страшные мысли, но они возвращались снова и снова, как сотня злых бумерангов. Если там, на кухне, Вадим держал не собаку, тогда кто там был? Кто, во имя всего святого? Кого он сжег в духовке?

Менты сказали, что у Вадика были искусаны руки. Значит, это ЧТО-ТО отчаянно сопротивлялось, когда Вадим пытался запихнуть его в печку.

(Сначала я кормил ее бродячими кошками и собаками. Но дело зашло слишком далеко. Она умрет без мяса.)

По всему выходило, что Вадим кормил какое-то существо человеческим мясом. И уже не важно, его ли это жена или кто другой, сам этот факт повергал Руслана в такой шок, что он на некоторое время даже лишился способности логически мыслить. Он подумал, что бы произошло, если бы он согласился и пошел с Вадимом к нему домой.

(Не веришь? Пошли со мной, трус! Слабо?!)

От этой мысли ему стало дурно. Возможно, тем отказом он спас себе жизнь.

* * *

Оставшееся время пролетело незаметно, и он оглянуться не успел, как уже спускался по трапу вниз, и вот через пару минут он уже крепко обнимал Женю. Кристи вертелась тут же, обхватив его за коленку, весело лопоча: «Папа домой, папа домой!»

– А ты переживала… сны какие-то рассказывала, – легонько кусая супругу за мочку уха, прошептал Руслан. – Видишь, как все быстро, и я снова с вами.

Женя звонко смеялась, глаза ее светились от радости, и все они втроем были счастливы, и все было прекрасно.

Потом они сели в машину и поехали домой. Вечером был восхитительный ужин c шампанским при свечах, а когда Кристи уснула, они занялись любовью и занимались этим почти целый час, доведя друг друга до полного изнеможения, пока задыхающиеся, блестящие от пота и усталые, но безмерно довольные, не распластались на кровати.

– Я люблю тебя, – Руслан нежно провел пальцами по щеке Жени. Она была мягкой и бархатистой, как у ребенка. Женщина улыбнулась и повернула лицо к нему:

– Я тоже люблю тебя… пупсик.

Руслан вздрогнул. Голос Жени изменился, ей словно что-то мешало говорить, а тембр стал ниже обычного. Он вгляделся в лицо жены и обомлел – рот быстро превращался в уродливую щель, и эта щель ширилась на лице, деля его пополам, а зубы, ее великолепные зубы, которыми она так гордилась, сыпались на простыню один за другим, как черепица с обветшалого дома под порывом ветра. Изо рта повеяло зловонием свежевырытой могилы.

– Мы совершили грех. Найди ее, Рус … – прохрипело существо голосом Вадима, и он…

…проснулся, закусив до крови губы. Крик рвался из ходящей ходуном груди, сдавливая легкие. За окном бесстрастно поблескивала луна, напоминая потухший глаз умирающего мастодонта. Рядом раздавалось какое-то нудное, непрекращающееся гудение, показавшееся ему знакомым. Несмотря на прохладный воздух, вся простыня была влажной от пота. Гудение продолжалось, и Рус не сразу понял, что оно означает, – кто-то звонил ему на мобильник. Он вздохнул, потянувшись за телефоном. Интересно, кто бы это мог быть, в четыре часа утра? Может, Женя снова забыла, что они находятся в разных часовых поясах? Правда, его смущал вид звукового сигнала – он не помнил, чтобы устанавливал себе на телефон подобную мелодию. Было в ней что-то заунывное.

– Да, я слушаю, – хрипловатым со сна голосом сказал он, поднеся трубку к уху.

Тишина. Абсолютнейшая тишина.

– Алло! – немного раздраженно сказал Руслан и уже собирался отключиться, как вдруг нахмурился – в трубку кто-то учащенно дышал.

– Кто это? – приглушенно спросил он. Никакого ответа, только тяжелое, хрипловатое дыхание, сквозь которое пробивалось постанывание. Может, какой-то извращенец?

– Поцелуйте себя в зад! – чеканя каждое слово, произнес Руслан, как вдруг застыл на месте – из трубки послышалось нечленораздельное мычание. Оно было настолько громким, что Рус непроизвольно убрал телефон от уха. В этих животных, клокочущих звуках было что-то такое жуткое и вместе с тем знакомое, что Руслан моментально покрылся ледяным потом. Он приказывал себе выключить мобильный, бросить его на пол, в окно, растоптать, лишь бы не слышать этот загробный вой, но все его конечности словно парализовало, и он просто слушал с искаженным от страха лицом. Перед глазами, как мимолетная тень, мелькнуло кошмарное лицо девушки из леса. Точно так же она мычала там, на топчане, покрытом соломой, когда они по очереди входили в нее. Наконец Руслан вышел из оцепенения и швырнул телефон, словно это была разлагающаяся крыса.

«Она жива», – вспомнил он слова Вадима.

Руслан сполз с кровати и шатающейся походкой направился в туалет. Там он сначала с тупым недоумением взирал на унитаз, выдраенный до сверкающей белизны, после чего его внутренности словно кто-то стиснул безжалостной клешней, и его вывернуло прямо на собственные босые ноги. Упав на колени, он склонился над унитазом и, содрогаясь от спазмов, исторгал из себя проглоченный ужин.

Кто это был? Он не переставал думать об этом. Когда он вернулся в комнату, то долгое время даже не решался приближаться к сиротливо валявшемуся мобильнику, как если бы звонивший ему пару минут назад выскочит прямо из трубки, как злой джинн из сосуда. Наконец, пересилив себя, он проверил входящие звонки и не поверил своим глазам. Последний вызов был часов в пять вечера, ему звонили коллеги по семинару. И все. После этого, судя по данным памяти телефона, ему никто не звонил.

Руслан задумался. Неужели после всей этой истории с Вадимом у него начались галлюцинации? Так и до сумасшедшего дома недалеко, он скоро как Вадим станет. Он вдруг подскочил на месте – конверт! Руслан взял его из квартиры Вадима и совсем забыл о нем!

Руслан достал конверт из куртки и дрожащими руками распечатал его, вывалив содержимое на журнальный столик. Несколько фотографий, какие-то записи, распечатки из Интернета, причем, судя по обтрепанным краям, сделаны достаточно давно. Он быстро просмотрел их. Ничего особенного, там просто говорилось о странном исчезновении Романа Агейко и его дочери. Последующие статьи и вырезки из газет сообщали о тщетности их поисков. Правоохранительными органами даже было возбуждено уголовное дело. Впрочем, «досье», собранное Вадимом, завершалось заметкой о приостановлении дела. Руслан подумал о том, что едва ли можно было жить в лесу, как тот бородач с дочерью, и при этом не быть замеченным. В конце концов, они же должны хоть изредка показываться на людях!

Руслан уныло отложил записи в сторону. Он не нашел в них хоть что-то, что могло бы объяснить причину всех бед Агейко, а также происшедшее с Вадимом. Он стал разглядывать фотографии. Вот на одной изображен высокий, широкоплечий мужчина лет сорока. Он был без бороды, и если между ним и тем заросшим мужиком в лесу было какое-то сходство, то весьма отдаленное. Дальше были фотографии девушки, Инги. Руслан в очередной раз был поражен ее красотой, разум отказывался верить, что та бесформенная маска в шрамах и эта пышущая здоровьем красавица – одно лицо. При взгляде на следующее фото брови его нахмурились. Этот снимок ему показывал Вадим – Инга сидела на диване, крепко прижимая к себе куклу. Что-то показалось ему в этой фотографии странным. Он потер глаза, и вдруг его осенило.

«Она так похожа на мою дочь», – зазвенел в ушах голос Вадима. Кукла. Вот в чем дело. У Руслана перехватило дыхание – кукла, которую держала в руках Инга, была точно такой же, которую он видел в квартире Вадима!

Теперь он вспомнил, что ему показалось таким необычным в комнате, когда он зашел туда после того, как в спальне был обнаружен труп. Перед тем как пойти на кухню с милиционерами, он обратил внимание, что сидящая в серванте кукла немного изменилась – стала нарядней и чище, но он не придал этому особого значения, так как был подавлен смертью Вадима. Кукла сидела на том же самом месте, где была и пару дней назад. Когда он прятал в куртку конверт, ее уже не было, мозг автоматически зафиксировал эту деталь, сохранив ее, как сохраняют документ на компьютере и помещают в отдельную папку. Только сейчас он осмыслил этот факт, и ему стало не по себе. Он перевел взгляд на фотографию. Конечно, он не исключал самые невероятные совпадения, но в том, что кукла в руках Инги была точной копией той, что он видел на серванте Вадима, он не сомневался.

«А копией ли? Может, это была та самая кукла?» – прошептал в мозгу чей-то холодный голос.

– Возможно, когда Вадик был в доме во второй раз, то забрал эту куклу с собой. Машинально, – вслух сказал Руслан и с надеждой поглядел на люстру, словно ожидая от нее подтверждения своей версии.

Да, но только куда она делась? Маловероятно, что ее могли взять менты. Тем более соседка-старушка. Тогда кто? В квартире больше никого не было.

Отчасти он осознавал, что занимается напрасной тратой времени, так как не верил в сверхъестественное, и в конечном итоге прекратил попытки объяснить самому себе таинственное исчезновение игрушки. Но и оставлять все как есть он не намеревался. Если у него и были какие-то сомнения, то они исчезли, как только он вспомнил лихорадочно блестевшие глаза Вадима и его ужасный рассказ.

(Я боялся, что с тобой происходит то же самое. Но ты как огурчик, и я не стал тебе рассказывать всего вчера…)

Он решил поговорить с Клепой или Серым. Правда, Вадим сказал, что Серый в тюрьме. Немудрено, учитывая его характер. Остается Клепа. Руслан не видел друга детства бог знает сколько лет и, конечно, потерял все его координаты. Но Вадим обмолвился, что Клепа работает начальником местной милиции.

На то, чтобы загрузить ноутбук и войти в Интернет, ушло не более трех минут. Еще через минуту Руслан переписывал телефон дежурной части. Он уже хотел набрать заветные цифры, как вспомнил о времени. Полпятого утра. Нет, придется подождать.

Руслан надел халат и поплелся на кухню, чтобы выпить кофе.

* * *

Следующий день был самым длинным в жизни Никто. Ему казалось, что теперь за ним следят более пристально, причем даже не только врачи, но и те, с кем он находился в одной палате. Глаза, о да, эти бесчисленные глаза, они были всюду!

Часов у него, разумеется, не было, и он в ожидании ночи каждые пять минут с надеждой выглядывал в окно, с трепетом следя за медленным, но неуклонным ходом солнца. Параллельно его не оставляла мысль, что пытаться бежать из этих стен с голыми руками весьма легкомысленно, и он надеялся найти что-то, что могло бы оказаться полезным для реализации его рискованного плана. И Никто повезло.

Когда после обеда их вывели на прогулку, он стал свидетелем, как Нюра, старая, неуклюжая повариха, несла трехлитровую банку с компотом. Неожиданно оступившись, она всей своей стокилограммовой тушей брякнулась вниз, разбив банку вдребезги и глубоко пропоров стеклом руку. Пока она визжала, барахтаясь на выложенной плиткой дорожке и пытаясь зализать кровь, Никто незаметно стянул небольшой кусочек стекла. На помощь поварихе уже спешил медбрат, и Никто торопливо сунул прозрачный треугольник в рот, спрятав за щеку. Он был сладковатым на вкус, с прилипшими песчинками.