Текст книги "Гурман"

«Не сравнивай!» – одернула она себя.

– Ты скучаешь? – тихо спросила Мила, убрав руку.

Глаза Кати вновь наполнились влагой. Она всхлипнула и подалась вперед, в объятия женщины.

– Хорошая моя, успокойся, – шептала та, гладя девушку по волосам. – Вспомни, о чем мы с тобой говорили недавно. Твои папа с мамой просто обрели другие тела. Тут остались физические оболочки, скорлупки. Их души живы, и они всегда будут в твоем сердце. Может, я сейчас скажу жестокую вещь, – продолжала Мила. – Убиваться так долго нельзя. Переживаниями и слезами ты вновь и вновь оживляешь эту потерю, чем изнуряешь себя, свою энергетику. Стресс полезен для души, но в меру, как и физический труд для тела. Затянувшаяся депрессия приносит лишь вред. Ты красивая молодая девушка. Начинай жить, радоваться каждому дню. Старайся запоминать, что хорошего ты сделала, и каждый день увеличивай свои добрые поступки. Родители будут рады за тебя там, на небесах.

Катя села на диван, вытирая глаза.

Мила выдержала небольшую паузу, потом промолвила:

– Все хотела тебе сказать. Знаешь, я хоть и слепну, но сегодня, когда шла к тебе, увидела какую-то женщину. Она стояла недалеко от твоего дома, и я с ней чуть не столкнулась. Эта особа что-то пробурчала, вроде как выругалась. Я уверена, что несколько дней назад она тоже была здесь. Все это странно.

Катя мысленно вернулась на озеро, где они сегодня днем отдыхали с Олегом, вспомнила о неряшливой тетке с одной рукой.

«Это она. Ходит, выслеживает. Только зачем? – Девушке стало неуютно. – Нужно будет рассказать об этом Олегу».

Она посмотрела в окно, на сгущавшиеся сумерки, и спохватилась:

– Я вас провожу. На улице уже темно!

– Не стоит, я справлюсь. – Мила поднялась. – Спасибо за чай, родная.

– Не за что, – ответила Катя и задержала взор на все еще стройной фигуре женщины.

Ей неожиданно пришла в голову мысль, что если Милу нормально одеть, навести макияж, то она будет вполне привлекательна для мужчин.

– Может, вам стоит показаться врачу? – спросила Катя напоследок.

Гостья неопределенно пожала плечами, что могло толковаться как угодно, и в этот момент в дверь кто-то позвонил. Катя озадаченно посмотрела на часы. Она никого не ждала. Мила – другое дело, она навещает ее постоянно, но все прочие знакомые обычно звонили перед визитом.

Катя вышла наружу и направилась к воротам. Мила, помедлив, пошла за ней.

«Там стоит эта однорукая тетка. Как только я выйду наружу, она утащит меня в темноту», – проскользнула у девушки мысль, и она передернула плечами.

Лезет же в голову всякая ерунда!

Катя открыла ворота и тут же вскрикнула от неожиданности. Она почувствовала, как на нее обрушился водопад из чего-то мягко-шелестящего и необычайно ароматного.

«Лепестки роз, вот что это», – шепнул в голове голос матери.

Катя оправилась от первоначального испуга и увидела Георгия, стоявшего перед ней. Как заведенный, он зачерпывал руками пригоршни лепестков и подбрасывал их. Темно-красные, бордовые, вишневые, белые, ярко-желтые, даже зеленые, они, тихо шелестя, падали на волосы и плечи зачарованной девушки словно хлопья волшебного снега из сказки.

Возле ног байкера стояла еще одна корзина. Она была заполнена целыми розами, красивыми, с длинными крепкими стеблями и нежно-розовыми, еще не распустившимися бутонами.

Когда корзина опустела, Георгий, взял охапку роз, почти силой сунул их Кате, тяжело вздохнул и сказал:

– Я люблю тебя.

Катя скривилась. От молодого человека разило спиртным. Эйфория, вызванная дождем из лепестков, моментально улетучилась, уступила место усталости и раздражению.

– Что ты молчишь?! – переводя дыхание, спросил Георгий.

Девушка сделала два шага и аккуратно положила цветы обратно в корзину.

– Почему? – хрипло крикнул парень.

– Потому что не нужно, – просто ответила Катя.

Сзади неслышно показалась Мила. Она внимательно вслушивалась в разговор.

– Спасибо, но забери. Прошу тебя.

– Мы же с тобой даже не поговорили, – срывающимся голосом проговорил Георгий.

– Сейчас уже бессмысленно о чем-то разговаривать, Гоша. Ты мог бы приехать ко мне трезвым, если уж так хочешь побеседовать.

– Мы можем начать все сначала. Давай попробуем, умоляю. – Байкер с надеждой заглянул ей в глаза. – Катя, я даже выйду из клуба. Черт с ним, мне нужна только ты!

– Нет. Тут холодно, я пойду.

– Постой! – выкрикнул Георгий, ухватившись за локоть девушки.

Катя вырвалась и быстрым шагом направилась в дом. Георгий тупо перевел взгляд на Милу. Она встала в проходе с решительным видом и явно не намеревалась пускать байкера внутрь, если такая идея взбредет ему в голову.

– Судя по всему, вы тут нежеланный гость, – негромко сказала женщина.

– А тебе-то что? – грубо огрызнулся он.

– Вам лучше уйти. Я вам не тыкала.

Гунн хотел было послать ее подальше, но увидел возвращающуюся Катю и вовремя закрыл рот. Он еще тешил себя слабой на-деждой, но заметил в ее руках цепочку и кольцо, которые тоже когда-то ей подарил, и окончательно понял – все кончено.

Лошадь сдохла. Дантист, Гаучо, его братья по клубу были правы. Сейчас он самолично убедился в этом, и его нутро начала постепенно застилать пелена ярости. До Гунна стало доходить, каким ослом он выглядел со стороны, осыпая девушку лепестками.

– На! – коротко сказала Катя, но Гунн убрал руки за спину.

Девушка пожала плечами и осторожно положила украшения в корзину.

– Не потеряй, – сказала она, и это было последней каплей.

Гунн схватил Катю за плечи, притянул ее к себе и прорычал:

– Это все он? Поганый хорек?!

– Отпусти ее! – вмешалась Мила, голос которой дрожал от гнева.

Она встала рядом с Катей, загородила ее своим телом.

– Убери руки, хам. Или я позвоню в полицию!

– Катись отсюда, – процедил Георгий.

– Ты болен, – сказала девушка, отступая. – Убирайся.

– Ты мне не ответила.

– Повторяю, убирайся, – членораздельно сказала Катя. – Забирай все это отсюда. Ты мне противен.

Звук пощечины был настолько звонким и неожиданным, что на мгновенье вокруг зависла мертвая тишина.

Катя ошеломленно глядела на парня, а тот, в свою очередь, с каким-то глупым недоверием рассматривал свою ладонь так, словно никогда раньше ее не видел. У него было такое выражение лица, будто он искренне не понимал, как его рука могла ударить любимую. Ослепляющие злоба и ревность незаметно испарились. Теперь он чувствовал самый настоящий стыд, к которому примешивался страх.

– Иди в дом, – загораживая собой Катю, сказала Мила. – Запри дверь и звони в полицию.

– Катенька, прости, – упавшим голосом проговорил Георгий.

– Поступок, достойный настоящего мужчины. Мразь! – с отвращением сказала Катя и повернулась к Миле. – Пойдем.

Она буквально втащила ее за ворота. Хлопнула железная дверь, и Гунн завыл от горя, охватившего его.

– Что случилось? – встревоженно спросил Олег.

Услышав сбивчивый рассказ Кати, он стиснул зубы, а его лоб прорезали морщины.

– Где этот Ромео сейчас?

– Не знаю. Надеюсь, что ушел, – немного успокоившись, сказала Катя. – Ты обещал позвонить, – напомнила девушка.

– Да, извини. Просто у меня сегодня тоже была встреча с твоим бывшим ухажером. – Олег в двух словах сообщил девушке о конфликте на дороге. – Наверное, я не должен был тебе этого говорить, – сказал он, словно оправдываясь. – Но раз уж дело зашло так далеко…

Катя некоторое время молчала, потом вздохнула и произнесла:

– Он не простит тебе этого. Я его знаю.

– Посмотрим, – спокойно ответил Олег, вспомнив лица байкеров, искаженные страхом и злобой.

– Они найдут тебя и изобьют! От них можно ждать что угодно! Их волчьи законы не прощают обид!

– Я разберусь с этим, малыш. Не волнуйся. Хочешь, я приеду к тебе?

– Наверное, сегодня не стоит. – Катя шмыгнула носом. – Со мной подруга мамы, тетя Мила. С ней я чувствую себя уверенно.

– Хорошо. – Молодой человек улыбнулся. – Тете Миле привет. Спокойной ночи, котенок. Буду скучать по тебе. Завтра увидимся?

– Я бы очень этого хотела, – тепло сказала Катя. – Буду читать твою книгу. Принесешь продолжение?

– Конечно. Целую.

Он отключил телефон и задумчиво уставился в окно. Стояла уже глубокая ночь, тихая и безветренная.

Значит, Гошуня, этот поганый байкер, уже вовсю начал распускать ручонки?

– Один древний китайский мудрец сказал: «Если достаточно долго сидеть на берегу реки, ты увидишь труп врага, проплывающий по ней», – медленно, нараспев проговорил Олег, усмехнулся и снова бросил взгляд в окно.

Ночь манила его. Так безликая луна влечет к себе проснувшегося оборотня.

Признаться, парень был втайне рад, что Катя не позвала его к себе на ночь. Во-первых, он сегодня не в той форме и настроении, чтобы ехать на другой конец города, пускай даже к девчонке, которая нравилась ему. А во-вторых…

– Ты ответишь за эту пощечину, мальчик, – произнес Олег. – Я не собираюсь сидеть у реки и ждать.

Во-вторых, у него было одно небольшое дело.

Олег начал одеваться.

Утром Катя проснулась с разламывающейся головой. Она дотронулась до висков и поморщилась. После рокового падения в воду эти боли все чаще и чаще напоминали о себе.

Девушка поплелась в ванную, бросила мимолетный взгляд на собственное отражение и фыркнула. Ей понадобится как минимум час, чтобы привести себя в более-менее приличный вид.

Она наспех позавтракала и выскочила наружу. Катя прогрела двигатель своего голубого «БМВ», выехала за ворота и вышла, чтобы их закрыть. Она бросила взгляд на увядший ковер из лепестков роз. За ночь аромат цветов исчез, лепестки потемнели, слегка съежились и уже ничем не напоминали тот сказочный дождь. Букет роз, который вчера отказалась принять Катя, был безжалостно растоптан вместе с корзиной. Девушка повела плечом. Когда-нибудь неуравновешенность и агрессия Георгия приведут его к серьезным неприятностям.

Она повернулась к автомобилю и чуть не вскрикнула от неожиданности. Перед ней, покачиваясь, стояла та самая однорукая женщина. Сальные волосы слегка колыхал ветер. Глубоко запавшие глаза с насмешкой смотрели на оторопевшую девушку. Рукав, прежде завязанный узлом на культе, теперь трепыхался. Ноздри Кати уловили неприятный запах давно не мытого тела.

– Что вам нужно?! – Она хотела, чтобы ее голос звучал по-хозяйски, уверенно, но вместо этого с ее губ сорвался какой-то испуганный писк.

Женщина смотрела на нее так, словно ей была известна каждая мысль девушки.

– Я вижу, вы следите за мной. Кто вы?

Неожиданно женщина протянула левую руку и коснулась волос Кати.

Та резко отпрянула и крикнула:

– Уходите. Или я позвоню в полицию. Слышите?!

– Не надо полиции. – Женщина улыбнулась краем рта, но у нее вышла болезненная гримаса. – Девочка моя. Ты ведь Катя Уланова?

– Предположим, – с вызовом ответила девушка.

К ее удивлению, странная женщина внезапно оробела, словно позабыла все фразы, заготовленные заранее.

– У меня мало времени. Говорите, что вам нужно, или уходите, – сказала Катя, нервно крутя в руках связку ключей.

– Скажи, ты родилась в августе? – спросила женщина.

– Какая вам разница? Ну, в августе. Что с того?

– Посмотри на меня. Внимательно, – очень тихо произнесла женщина.

– Не вижу смысла. Простите, у меня много дел. Дайте мне пройти.

– Меня зовут Галина. Можно Галя. – Она на мгновенье смутилась. – Катя… я твоя мама.

Девушка посмотрела на нее так, словно у той из обрубка неожиданно проклюнулась рука.

– Вы сумасшедшая, – наконец сказала она. – Я знаю свою маму. А теперь уйдите с дороги, мне нужно ехать.

Катя шагнула вперед, и незнакомка посторонилась, пропуская ее. Глаза ее наполнились влагой.

– Пожалуйста, только еще один вопрос. У вас в доме работала Люда? Когда твои приемные родители погибли, она уволилась?

Катя, уже намеревавшаяся сесть в машину, остановилась, словно столкнувшись с невидимой преградой. Виски снова сдавил стальной обруч боли, и она чуть не застонала.

– Что вам известно о моих родителях? Что вообще вы тут делаете?! – Голос девушки задрожал.

– Люда, ваша уборщица, экономка, как сейчас говорят, или гувернантка, – торопливо заговорила женщина. – Она мне все рассказала. Катя, я ведь давно тебя ищу.

Девушка открыла дверцу и упала на сиденье. На нее навалилась безмерная усталость.

– Ты родилась двадцать первого августа. Твоя шея была три раза перевита пуповиной. Так мне потом сказал врач. Ты выжила, – продолжала скороговоркой Галина, боясь, что Катя ее не дослушает и уедет. – Но я не забрала тебя. Меня могли убить в любую минуту. Мне пришлось бежать из Каменска. Через двадцать лет я узнала, что тебя усыновили. Катя, посмотри на меня! Ведь мы похожи! – Последняя фраза была преисполнена мукой и болью.

– Я смотрю, – сказала Катя, глаза которой были сухими. – Я вижу перед собой ненормальную женщину, которой нужна помощь психиатра. Я вас очень прошу больше не беспокоить меня и никогда не приходить сюда.

Она включила передачу, и машина тронулась с места. Женщина, издав тоскливый крик, бросилась вперед и ухватилась за дверцу с опущенным стеклом со стороны Кати.

– Ты можешь сама все проверить. Спроси у родственников. В роддоме наверняка остались какие-то сведения, – клокотала она. – Подумай сама, зачем мне тебе врать, Катенька?

– Уйдите! – завизжала Катя, надавила на кнопку, и стекло зажало пальцы женщины.

Она охнула от боли, с трудом выдернула руку и со слезами на глазах смотрела, как машина, взвизгнув покрышками, уезжала прочь.

– Дочка, – едва слышно сказала она.

– Разрешите?

Николай Николаевич Сазыкин, бывший главный врач психиатрической больницы специализированного типа, вздрогнул и затравленно взглянул на визитера. Уже третий раз в его кабинете появлялись посторонние личности, мешая ему поскорее завершить весьма болезненный, но необходимый процесс. Он собирал свои личные вещи.

Гость вежливо улыбнулся и, не дождавшись приглашения, вошел в кабинет.

– Я вас где-то видел, – сказал главврач, голос которого звучал надтреснуто.

– Конечно, мы с вами виделись несколько лет назад, – ответил визитер. – Меня зовут Виктор Боков. Я до недавних пор возглавлял отдел милиции Каменска.

– Да, – протянул Сазыкин, продолжая неуклюже собирать вещи.

Это «да» было настолько бесцветным, что могло с таким же успехом подойти в качестве реакции на сообщение о том, что завтра обе-щают дождь.

– Только вы зря пришли.

– Это почему же?

– Я отстранен от должности и вряд ли смогу вам чем-то помочь, – прозвучал глухой ответ, но на Виктора эти слова не произвели никакого впечатления.

– Это не имеет значения. Вы тут были главным на протяжении четырнадцати лет, – сказал бывший сыщик, сделав акцент на «вы».

– Я уже всем все рассказал, – устало произнес Николай Николаевич.

Он потянулся за фотографией. На ней был запечатлен он сам, в лодке, с громадной щукой в руке. Его лицо, сияющее радостью, было совсем иным, нежели сейчас. Он снял снимок со стены, но тот внезапно выскользнул из пальцев и разбился об пол.

Николай Николаевич горестно вздохнул и опустился в кресло.

– Возьмите себя в руки, – сказал Виктор, которого начала раздражать апатия бывшего главврача. – Ответственность за то, что тут произошло, лежит на вас.

– Виктор, вы пришли, чтобы читать мне мораль?

– Отнюдь. У меня слишком мало времени для этого.

– Тогда что вам нужно?

Виктор поморщился.

– Николай Николаевич, из вашего учреждения сбежал убийца, маньяк. Он до сих пор разгуливает на свободе. Вы в курсе, что произошло вчера ночью в Заозерском районе, в сторожке егеря? Четыре трупа. Расчлененка, гвозди в конечности, крючки, паяльник!.. Малышев в своем репертуаре. Неужели вы рассчитывали, что после всего этого вам просто пальчиком погрозят?!

Сазыкин ничего не ответил, просто уныло смотрел на Виктора.

– Мне нужно все на него. Начиная с медицинской карты до телефонов ваших бывших сотрудников – всех, кто хоть раз пересекался с Малышевым, – сказал Боков, и Николай Николаевич поежился, увидев, какой ненавистью полыхнули глаза этого мужчины.

– Сегодня должны прийти следователи, – промямлил он. – Они наверняка изымут карту.

– Есть возможность сделать копию? Уж будьте любезны.

– Хорошо. Я дам распоряжение.

– Телефоны, – напомнил Виктор.

Порывшись в столе, Николай Николаевич вытащил прямоугольную папку с данными работников больницы.

– Если бы вы знали!.. Я ведь до последнего был против того, чтобы Малышева оставили у нас, – с тоской в голосе проговорил Николай Николаевич. – Меня предупреждали, и дома говорили, мол, быть беде. Вы думаете, я ничего не понимаю? Да после вчерашнего мне хоть самому в петлю лезь! Эти четверо – на моей совести. И не только они. Сколько при пожаре заживо сгорело!

– Не кричите, – сказал Виктор, забирая у Сазыкина папку. – Я не поп, чтобы слушать вашу исповедь.

– А я ведь знаю, зачем ты его ищешь, Виктор, – неожиданно сказал Николай Николаевич. – Думаешь, сижу тут с психами безвылазно и сам умом тронулся на старости лет, да?

Виктор промолчал.

– Мне очень жаль, что так вышло с твоими родными. Понимаю, что это ничего не меняет, но скажу тебе две вещи. Первое – обрати внимание на смерть Олеси Князевой, медсестры. Ее и охранника зарезали во время пожара. Так вот, Князева чаще всего была у Малышева. Она давала ему лекарства и всегда казалась мне немного сдвинутой. Книжки какие-то о загробном мире читала, наушники не вынимала, чертовщину какую-то слушала. Мутная была какая-то, – подытожил он.

– Кто был лечащим врачом Малышева?

– Их было двое. Сарычев и Губанов. Сарычев погиб во время пожара, отравился дымом.

– Где сейчас Губанов?

Николай Николаевич пожал плечами.

– Не знаю. Я ведь им уже не начальник. – Он выдавил жалкую улыбку. – Идите, Виктор, копии карты вам дадут в регистратуре. Слава богу, меня еще пока слушают.

Виктор уже хотел было уйти, но повернулся и спросил:

– Вы вроде хотели сказать «во-вторых»?

Кряхтя, Николай Николаевич поднял с пола разбитую рамку и осторожно вынул самый большой осколок, острый, поблескивающий при свете флуоресцентных ламп.

– Убей его, Боков. Раздави как пиявку. Заклинаю тебя.

Губанова на работе не оказалось, и где он был – никто не знал. После снятия с должности Сазыкина сотрудники больницы находились в каком-то анабиозе. Они, как зомби, бродили по коридорам, из кабинета в кабинет. Всех волновал лишь один-единственный вопрос: что дальше? На фоне этой вяло-гнетущей атмосферы невыход на работу одного из врачей «Райского уголка» остался практически незамеченным.

Впрочем, вскоре выяснилось, что куда-то исчез еще один санитар, двадцатитрехлетний Юрий Ващенко. Когда Виктор позвонил ему домой, встревоженные родители сообщили, что тот не появлялся со вчерашнего вечера.

– Пишите заявление в полицию. Немедленно, – посоветовал он, а сам отправился по адресу, где проживал Константин Губанов.

К тому времени ему уже было известно, что патрульную машину, угнанную из района оцепления, нашли в нескольких километрах от леса, возле умирающей деревеньки под названием Дятлово. В салоне автомобиля обнаружилась кровь, над которой колдовали эксперты, но Виктору и так все было ясно.

Малышева кто-то вытащил из психушки. Именно этот «кто-то», скорее всего, и убил медсестру с охранником. Живодер, напичканный препаратами, вряд ли мог провернуть все это сам.

Напичканный или нет?

Может, эта Князева была в сговоре, а потом ее убрали как ненужного свидетеля?

Иными словами, на сегодняшний момент на счету Малышева пять трупов, включая полицейского, плюс один заложник, тоже патрульный. Надежда на то, что этот бедолага останется жив, была нулевой. Живодер в лучшем случае перережет ему глотку, если времени на развлечения у него нет.

С этими мыслями Виктор подошел к дому Губанова. Судя по распечатке, которую дал ему Сазыкин, врач психиатрической больницы проживал один. Боков вошел в дурно пахнущий подъезд, взлетел на третий этаж и нажал на кнопку звонка. Потом еще раз.

За дверью раздалось жалобное мяуканье. Виктор постоял еще немного, взглянул на часы, потом снова позвонил. Кот ответил ему мяуканьем и начал нетерпеливо царапать дверь.

Боков прислонился к стенке, обдумывая ситуацию. В общем-то, то, что Губанова нет дома, еще ни о чем не говорило. Как и пропажа этого Ващенко, санитара. Он мог уйти к друзьям, к любовнице, в магазин за колбасой, крепко спать и не слышать звонка.

Но что-то удерживало Виктора от того, чтобы оставить как есть и уйти отсюда. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше, а он доверял своей интуиции.

Кот снова мяукнул.

– Что, бандит? Бросил тебя хозяин? – вполголоса спросил Виктор и тихонько толкнул дверь.

Она оказалась заперта. В какой-то момент перед ним пронеслись жуткие кадры казни Алекса. А вдруг там, внутри, то же самое?!

– Мяу!

– По крайней мере, дымом оттуда не тянет, – пробормотал Виктор.

Он отошел от стенки и стал внимательно изучать дверь, потом переключился на стены и возле лестницы остановился как вкопанный. На облупленной стене, примерно на уровне груди виднелся темно-бурый мазок. Словно кто-то слегка провел там пальцем, испачканным в кетчупе. Боков пригляделся.

Кровь.

Виктор стал медленно спускаться по ступенькам. Дойдя до первого этажа, он насчитал с десяток засохших капель.

Боков снова поднялся по лестнице и увидел, что соседняя дверь приоткрыта. Оттуда выглядывал неопрятный старик. Лысый череп покрывали клочья засаленных волос, нос по цвету напоминал спелый помидор. Несвежая майка с коричневыми пятнами и дырявые штаны только подкрепляли образ спившегося холостяка. Прищурившись, он с подозрением разглядывал бывшего милиционера.

– Вам чего тут надо? – поинтересовался дед.

– Мне нужен Константин Губанов. Он ведь в двенадцатой квартире проживает?

– А вы кто ему будете?

– Полиция, – коротко ответил Боков. – Когда вы его видели в последний раз?

Старик пожевал губами.

– Вчера, кажись. К нему друг приходил, Юрка. Они работают вместе. Психам уколы делают.

– Юра Ващенко? – уточнил Виктор.

Старик хмыкнул.

– А я знаю? Бухают они вместе.

– Так когда это было?

Старик задумался.

– Врать не буду. Кажись, вечером. Я в глазок видел.

– А как они выходили, вы видели?

Дед раздраженно затряс головой.

– Нет. Но слышал ночью, как на лестнице кто-то шумел. Я в глазок, а там ничего не видать, темно.

– Что потом? – нетерпеливо спросил Виктор.

– А потом свет включили, – невозмутимо продолжил старик. – Я вышел, послушал – у Кости тихо. Думаю, может, поругались? Хотя мне какая разница? А сегодня Агафон орет весь день. Надоел, подлец.

– Агафон – это кот, что ли?

– Именно. Костя ему всегда поесть оставлял, а тут, наверное, забыл, вот он и вопит.

– К Губанову кто-то еще приходил? Гости, родные?

– Нет. Разведенный он, а гостей, кроме Юрки, у него не было. Говорю же, бухают они.

– Кто еще живет на лестничной площадке?

– А никого. Дом-то сносят скоро. Мы с Костей на этаже одни. Второй пустой, а на первом еще один старый хрен живет, Митька.

– Понятно, – сказал Виктор.

Опасение, что за дверью квартиры врача психиатрической больницы произошло что-то плохое, превратилось в уверенность.

– Как тебя звать-то?

– Егор Валерьевич, – представился старик, чуть приосанившись.

– Телефон есть?

– А как же!

– Набери-ка ты, Егор Валерьевич, полицию. Да побыстрее.

Старик открыл рот, чтобы произнести очередную фразу, но увидел холодный блеск в глазах Виктора, осекся и засеменил в глубь квартиры.

Ее вскрыли через полтора часа. Не считая голодного кота Агафона, внутри оказалось пусто. Комната и кухня были забрызганы засохшей кровью, но следов борьбы там не наблюдалось.

Пока полицейские сообщали в городское управление и вызывали дежурную группу, Виктор незаметно выскользнул из квартиры.

«Я отстаю от тебя всего на пару шагов, но найду, будь уверен», – думал он.

– На посошок, Паша, – прокуренным голосом произнес щуплый мужичонка с желтушно-болезненным лицом. – Вижу, что с матушкой хочешь побыть. Оно и понятно. Надежда Ивановна, ваше здоровье. Будем!..

Раздался негромкий звон рюмок, мужчины выпили и стали спешно прощаться.

– Пашенька, может, еще что покушать хочешь? У меня холодец есть, только вчера сделала. Дать? – спросила пожилая женщина у сына.

Она не могла насмотреться на Павла и не отходила от него ни на шаг.

– Нет, не хочу, – степенно отвечал мужчина лет тридцати пяти.

У него было не лишенное привлекательности лицо, но мало кто из собеседников мог выдержать тяжелый, недоверчивый взгляд. Несмотря на возраст, коротко подстриженные волосы были совершенно седыми. Светлая футболка с коротким рукавом плотно обтягивала жилистое тело. Руки сплошь покрывали тюремные наколки, местами расплывшиеся, словно синие кляксы.

– Как жить-то теперь будешь, Паша? Семьей обзавестись не думал?

Павел неопределенно хмыкнул.

– Оглядеться нужно, – сказал он с ленцой. – Я у тебя и дня не пробыл, а ты на меня уже давить начинаешь. Поглядим.

– На могилку к Жанне сходи, – сказала Надежда Ивановна, и голос ее дрогнул.

Она торопливо промокнула глаза.

– Да, надо бы. Жаль сестренку, – обронил мужчина, однако в его голосе не промелькнуло и капли сочувствия, и мать это заметила.

– Ты никогда ее не любил, – вырвалось у нее.

– Ну и что? – равнодушно ответил Павел. – Зато от вас с батей, царство ему небесное, она в свое время получила все – образование, работу, дом.

– На дом Жанна сама заработала. Не нужно о мертвых так, Паша. Неужели тебе ее не жаль?

– Каждый фраерок – знай свой шесток, – философски парировал он. – Я, между прочим, свое отсидел, пока она в ванне с шампанским бултыхалась, а от судьбы-то не уйдешь. Думаешь, они случайно с муженьком в том кабаке тогда очутились? Нет, мать.

Надежда Ивановна отвернулась. Ей были крайне неприятны слова сына, но она не смела спорить с ним, зная, как легко его можно вывести из себя. Женщина до сих пор помнила тяжелую руку Леонида, покойного мужа. Павел пошел весь в него. Проведя полжизни в зонах, он превратился в озлобленного и нелюдимого изгоя. Если кто-то испытывал к нему любовь, то это была она.

Когда какой-то сумасшедший расстрелял ее дочь с мужем в Санкт-Петербурге, Надежда Ивановна думала, что умрет от горя. Павел в то время отбывал очередной срок, и его реакция на трагедию потрясла старую женщину. Он чуть ли не радовался этому, постоянно расспрашивал о наследстве сестры.

– Тебе от Жанны квартира досталась, двухкомнатная в Славинском районе. Как ты просил, я сдавала ее. Деньги в комоде, – сухо сказала она.

– Вот и хорошо. – Павел заметно повеселел, потянулся и зевнул, как довольный кот. – Деньги сейчас мне понадобятся.

– Если хочешь, я выселю жильцов, – продолжала пожилая женщина. – А ты переедешь туда.

– Нет, – подумав, сказал Павел. – Пока на работу не устроюсь, я у тебя поживу. Ты ведь не против? – Он сощурился, и Надежда Ивановна на мгновенье испытала жуткое чувство.

Так на нее глядел давно умерший муж. Он тоже щурился, перед тем как причинить ей боль.

– Конечно, нет, сынок. – Мать через силу улыбнулась. – Это ведь твой дом. Живи так, как тебе нравится.

Неприятный блеск в глазах сына, так напугавший старую женщину, медленно погас. Павел, мурлыча какой-то мотивчик, поднялся с дивана, вытащил из пачки сигарету и подошел к окну, распахнутому настежь.

– Кстати!.. – Он чиркнул спичкой. – А кто сейчас в доме Жанны живет?

– Катя. Будто ты не знал. – Надежда Ивановна с удивлением посмотрела на сына.

– Да я-то знал, – развязно ответил мужчина, глубоко затягиваясь. – Так, уточняю. А еще слышно, что она вроде как не родная дочка Жанне. Так?

«Зачем ему это?» – промелькнуло у матери, но с языка уже сорвалось:

– Да, приемная она, но хорошая девочка. Мне часто помогает. Не нужно ее трогать. Катя ни о чем не знает.

Павел повернулся к матери и с интересом уставился на тлеющий окурок.

– Она подкидыш, не родня и живет в двух-этажном доме моей покойной сестры. Одна.

Он говорил почти ласково, нараспев, но каждое слово иглой вонзалось в мозг потрясенной Надежды Ивановны.

Ведь именно Катя предложила поделить деньги, которые остались после продажи бизнеса ее матери.

Надежда Ивановна трясущимися руками принялась собирать со стола посуду. Павел невозмутимо наблюдал за матерью, аккуратно стряхивая пепел в пустую пивную банку. Когда она ушла на кухню, он вновь повернулся к окну.

– Похоже, пришло время пощипать тебя, курочка. – Павел ухмыльнулся, и его глаза снова сощурились так, словно оценивали противника.

Катя стряхнула с себя очередной ночной кошмар, вскочила с постели и чуть не столкнулась лбом с Олегом. Он с легкой улыбкой глядел на нее, и она спросонья даже подумала, что это продолжение сна. Откуда у нее дома взялся Олег?!

– Как ты здесь очутился? – сиплым голосом спросила она, поднимаясь с кровати.

– Решил зайти к тебе, – сказал парень. – Соскучился. Скажи, давно у тебя вошло в привычку оставлять открытой дверь? С каких это пор ты спишь в одежде? На диване в гостиной? У вас была вечеринка?

Катя уставилась на Олега, потом огляделась. Она действительно находилась в гостиной. На ней был светло-зеленый сарафан.

«Ненормально, когда человек засыпает и не помнит, как это произошло», – подумала девушка.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – с беспокойством спросил Олег.

– Не уверена, – проговорила Катя.

Словно в подтверждение сказанному, виски завибрировали болью, будто полностью соглашаясь с этими словами.

– Я звонил тебе, но ты не брала трубку, – проговорил Олег. – Вот я и решил приехать. Все-таки, сама понимаешь, после выкрутасов твоего Гоши!.. Так что с тобой случилось?

Катя вздохнула.

– Иногда такое бывает. После того случая. Отрубилась, и все. Не волнуйся, я в порядке. Приму душ, выпью таблетку. Не в первый раз. – Она напряженно улыбнулась, не зная, что говорить дальше.

– Я кое-что читал о клинической смерти, – сказал Олег после небольшой паузы.

Его голос стал убаюкивающим, словно он рассказывал ребенку интересную сказку перед сном.

– Видишь ли, статистика – вещь упрямая. Если судить по цифрам, то полностью восстановиться без каких-либо последствий удается лишь четырем-пяти процентам пострадавших. Еще столько же получают серьезные проблемы со здоровьем. Заметь, необратимые. – Он повернул голову в сторону Кати, которая сидела в полной неподвижности, сцепив пальцы. – Остальные умирают, – сказал Олег так просто, будто сообщал, что у нее ворсинка на плече.

– Это ты мне так настроение с утра хочешь поднять?

Олег встал, шагнул к ней, осторожно присел на корточки.

– Я волнуюсь за тебя. Я хочу, чтобы ты еще раз прошла полное обследование. Насчет денег не переживай – я все оплачу. Потому что в следующий раз, когда я не смогу дозвониться до тебя, мне не хотелось бы обнаружить твое тело в наполненной ванне.

Катя резко отпрянула, будто из-под кровати выскользнула змея.

Парень с тревогой заглянул ей в глаза.

– Прости, я не хотел тебя напугать. Поверь, я действительно очень волнуюсь за тебя.

– Мне иногда трудно привыкнуть к твоим фишкам, – проговорила Катя, убирая волосы с лица. – Но потом я вспоминаю, что ты писатель. Кстати, насчет денег. Благодарю, но я ни в чем не нуждаюсь. Не обижайся, Олег. Я не люблю быть зависимой.