Текст книги "Сталинские небоскребы: от Дворца Советов к высотным зданиям"

В начале 1942 г. Союз советских архитекторов объявил конкурс на создание проектов Пантеона в честь героев Великой Отечественной войны. Лучшие проекты были показаны в Москве в 1942–1943 гг. Многие из них были ориентированы в своих архитектурных решениях на высотный силуэт того же Дворца Советов.

Впервые так явно среди прочих проектов были выделены работы, в той или иной степени интерпретирующие формы древнерусской архитектуры – шатровые церкви, намогильные курганы. Объединяло проекты и присутствие в них пространственного размаха, классической простоты, так характерных для русского триумфального зодчества. Местом для возведения Пантеона, так, впрочем, и оставшегося на бумаге, подавляющее число авторов выбрало Ленинские горы. И хотя Пантеон так и не был построен, главное произошло – окончательный выбор направления, по которому теперь следовало идти деятелям советского искусства, и в частности, архитекторам[10]10
  Хочется привести здесь точку зрения В. Паперного, автора книги-диссертации «Культура Два»: «К 1944 г., когда возникла задача восстановления разрушенных войной городов, культура уже обладала рецептом, ей уже было известно, как именно эти города надо восстанавливать и перестраивать». Далее Паперный приводит цитату из журнала «Архитектура СССР» 1944 года: «Великие традиции русского градостроительства, великие ценности классической архитектуры и народного зодчества нашей страны составляют ту незыблемую основу, на которой должно твориться новое в архитектуре нового времени», и комментирует ее: «Эти традиции русского градостроительства – целиком изобретение 1940-х годов. Даже эпоха Александра Третьего не имела о них ни малейшего понятия».


[Закрыть].

Великая Отечественная война закончилась триумфальной победой, на алтарь которой было положено неимоверное число людских и материальных ресурсов. Но даже во время войны в Москве не прекращалось строительство метро. А для окончательного выполнения сталинского плана реконструкции Москвы 1935 г. необходимо было еще достроить Дворец Советов и стадион в Измайлово. Но ни один из этих пунктов так и не был воплощен. Вождь загорелся новой идеей – высотными зданиями.

О том, что на желание Сталина наводнить столицу высотными домами повлияло победное окончание, свидетельствовал Н. С. Хрущев: «Помню, как у Сталина возникла идея построить высотные здания. Мы закончили войну победой, получили признание победителей, к нам, говорил он, станут ездить иностранцы, ходить по Москве, а у нас нет высотных зданий. И они будут сравнивать Москву с капиталистическими столицами. Мы потерпим моральный ущерб. В основе такой мотивировки лежало желание произвести впечатление. Но ведь эти дома не храмы. Когда возводили церковь, то хотели как бы подавить человека, подчинить его помыслы Богу».

Необходимость строительства высотных зданий в ряде важнейших градостроительных и транспортных узлов Москвы официально объяснялась необходимостью возродить исторически сложившуюся к началу двадцатого века архитектурную планировку столицы, уничтоженную в процессе реконструкции в довоенный период. От этой реконструкции осталась лишь радиально-кольцевая планировка города, да и то не везде.

Теоретически строительство высотных домов вытекало все из того же генплана 1935 г., в соответствии с которым всеобщей, всеохватывающей и притягивающей доминантой красной Москвы должен был стать Дворец Советов со статуей Ленина под облаками. От этой громады и должны были расходиться лучи-магистрали, окольцованные высотными домами, как роскошными перстнями на руках русских царей и великих князей.

Со времени своего основания Москва, как и немалая часть древних русских городов, была с архитектурной точки зрения городом вертикалей, зрительно державших и направлявших ее дальнейшее развитие и разрастание. Многие из них были снесены по прямому указанию Сталина в 1930-е гг. – храмы Китай-города и Белого города, колокольни Андроникова и Симонова монастырей. Новыми вертикалями отныне должны были стать сталинские небоскребы. Высотные дома играли в проектах архитекторов роль своеобразной силовой поддержки столпа Дворца Советов. Они перекликались с ним, то отдаляя, то приближая к себе архитектурную перспективу центра столицы, ведь официально планов по строительству дворца никто не отменял. Эта перспектива, простираясь от Дворца Советов, должна была на первом своем этапе включать в себя непостроенное высотное здание в Зарядье (на его месте затем была возведена гостиница «Россия»), с одной стороны, с другой – череду башен Кремля с колокольней Ивана Великого. Следующим звеном был небоскреб в Котельниках, затем – высотки Садового кольца, и так далее…

С картины худ. Б. Карпова, 1948 г.

«Пропорции и силуэт зданий, – читаем в постановлении Совета Министров СССР «О строительстве в Москве многоэтажных зданий» от 13 января 1947 года, – должны быть оригинальными и своей архитектурно-художественной композицией… увязаны с исторической застройкой и силуэтом будущего Дворца Советов».

Таким образом, «реконструкция» столицы продолжалась, но уже без Дворца Советов. А его сооружение объявлялось делом светлого будущего, временные границы которого отодвигались с каждым новым съездом партии.

По каким-то своим, только ему известным соображениям Сталин всячески затягивал со строительством Дворца, хотя никакой Гитлер уже не мог помешать ему. А вот возведение небоскребов, наоборот, форсировал. Почему? Не было ли это своеобразным проявлением инерции победного настроения, царившего не только в кремлевском кабинете, но и в душах представителей немалой части советского общества? Эта инерция выразилась в желании Сталина навечно утвердить сам факт победы, воплотить его как можно более мощно и грандиозно. Отсюда, например, и колоссальные размеры послевоенных станций метрополитена, например, «Комсомольской-кольцевой».

А граждане победившей страны вправе были надеяться на большее – не только на возможность поглазеть снаружи на высотные здания и хоть одним глазком взглянуть на достижения цивилизации – мусоропровод, стиральную машину и тому подобное. Рассчитывали советские люди, прежде всего, на прекращение репрессий, на изменения во внутренней политике, послабления в экономической сфере.

Так что особой необходимости в торопливости с возведением высоток не было. Учитывая, к тому же, какие огромные потери – и экономические, и людские – понес советский народ в Великой Отечественной войне. Да и нелогично это было. Ведь сначала следовало бы построить саму доминанту, т. е. Дворец Советов, а потом уже возводить ее высотное окружение.

Но Сталин принял другое решение. Склонный к гигантомании, он не изменил ей. Вместо одного небоскреба он решил построить высотные дома с башенками. Неслучайно и то, что проекты высоток были утверждены к его семидесятилетию. Возможно, что стареющий вождь хотел оставить потомкам такую своеобразную память о себе. Ведь стоят же до сих пор египетские пирамиды – лучшее воспоминание о фараонах, а чем может похвастать Европа? Есть ли там хотя бы одно огромного размера здание, хотя бы отдаленно напоминающее пирамиду?

Почему же все-таки не был построен Дворец Советов? Какие только причины не называют! Самая простая, конечно, – вредительство. Затем – плохие геологические условия и невозможность маскировки столь высокого здания в случае новой войны… «Отказ от возобновления строительства Дворца Советов вызывался необходимостью направления средств и ресурсов на восстановление пострадавших от войны предприятий и населенных пунктов. Кроме того, внимательное изучение проекта показало, что для должного обзора Дворца Советов, увенчанного стометровой скульптурой Ленина, пришлось бы снести ряд густонаселенных и благоустроенных кварталов, прилегающих к сооружению» (А. Комаровский). Бывший начальник Управления Дворца Советов писал это в 1972 г.

Есть и более интересная версия: «Главное сооружение главного города должно обладать слишком высокими совершенствами, чтобы их можно было воплотить в реальном сооружении, это сооружение должно оставаться недостижимым идеалом и тем самым переходить на иной уровень» (В. Паперный, 2006 г.).

Но, кажется, что реальная причина в другом.

Дело в том, что Советский Союз до и после войны – это два разных государства. До 1941 г. возведение дворца преследовало цель мирными средствами доказать всему человечеству (в основном, капиталистическому), что только в социалистическом государстве возможно осуществление самых небывалых, несбыточных идей, в том числе и построения рая на земле – и в этом сила такого государства. Одна из таких сказочных затей уже была осуществлена – прокладка метро. Зарубежные метростроители приезжали из Лондона, Парижа, Нью-Йорка и говорили: при такой сложнейшей геологии строить метро нельзя. А советские люди взяли и построили, и не просто метро, а подземные дворцы. Теперь предстояло возвести чудо-дворец на земле. Невзирая на огромные расходы, и людские, и материальные, потому что нет таких крепостей, которые не могут взять большевики. Если бы не война, дворец был бы построен.

После войны возникла иная ситуация. Превосходство советской, сталинской системы было достигнуто военными средствами, более действенными. СССР стал самым сильным в мире государством, да еще и с атомной бомбой. Необходимость доказывания чего-либо отпала сама собой. А потому и дворец уже был ни к чему, тем более со статуей великого Ленина – ведь войну-то выиграл Сталин.

Долгое время вырытый гигантский котлован диаметром почти в полтораста метров был закрыт от любопытных глаз забором, пока наконец на месте взорванного храма в 1958–1960 гг. не устроили открытый плавательный бассейн «Москва». Но идея Дворца Советов не была забыта. В 1957–1959 гг. был проведен конкурс на проект нового дворца и, опять же на Воробьёвых горах, в процессе которого были отвергнуты идеи высотности, символической «перегруженности» архитектурных форм. Согласно новому архитектурному времени, дворец должен был быть результатом, с одной стороны, монументальных, а с другой – рациональных и конструктивно-строгих решений, с усилением выразительной роли простых, геометрически ясных объёмов и с использованием новейших технических средств – большепролётных конструкций, сборного железобетонного каркаса, стекла и стеклопластика для целостного и пространственного решения интерьеров; среди победителей этого конкурса – творческий коллектив под руководством М. Г. Бархина, Я. Б. Белопольского, Л. Н. Павлова, И. И. Ловейко.

К его гигантомании прибавилась неоправданная гипертрофированная пышность и помпезность. И куда только подевалась идея освоения классического наследия, так результативно эксплуатировавшаяся в предвоенный период? А может, Сталин выжал из нее все, что можно? И архитектура итальянских палаццо уже не устраивала вождя? Грезивший формулой «Москва – третий Рим», он уже не мог уподоблять образ своей столицы Риму второму. Рим для него – прошедший этап. Так полюбивший время Ивана Грозного, Сталин примеривает на себя тогу властителя мирового порядка. А потому все, что может быть навеяно внешним миром, для него теперь не указ. Отсюда, кстати, и борьба с космополитизмом, идолопоклонством перед Западом: «Самое лучшее – только у нас!».

В конце 1940-х – начале 1950-х гг. никому и в голову не придет упоминать о той давней стажировке молодых советских зодчих в Европе. И обстановка железного занавеса, опустившегося между Советским Союзом и остальным миром в 1947 г., сыграла здесь не последнюю роль. Вождь уже не нуждается в проведении каких-либо конкурсов. Он сам выбирает зодчих, лично что-то дорисовывает в их проектах, поскольку является авторитетом абсолютно во всех областях науки и техники. Но кто его сделал таким? Отчасти и сами архитекторы, спешившие угодить ему, опередить друг друга в создании проектов, восхваляющих вождя.

Отныне гиперболизированныйампир главенствует в Москве. И здесь мы вынуждены вновь вспомнить определение этого стиля – «пышная репрезентативность, нередко приводящая к чрезмерной измельченности». Заметно возрастает роль монументально-декоративной скульптуры в облике зданий. Она становится более помпезной, чем до войны, резко меняется характер декора, который в 1930-е годы был куда более скромным. О палладианстве и не вспоминают. Зато почти на каждом вновь построенном здании – раздутый ордер, чрезмерное обилие военной атрибутики, пышные орнаменты и рельефы, вследствие чего непомерно растет стоимость строительства, в которой до 30 % уходит на декор[11]11
  Кстати о декоре, но не о внешнем, а о внутреннем. Даже сегодня немногие знают, что в высотном здании МГУ многочисленные декоративные украшения потолков и стен были выполнены из бумаги, т. е. из папье-маше. Это позволило сэкономить не только материалы (5 тонн алюминия только для одного актового зала), но и рабочую силу, т. к. изготовление папье-маше доступно даже детям, а значит, и малоквалифицированным рабочим, т. е. заключенным. На строительстве МГУ производство папье-маше достигло промышленных размеров, выйдя за пределы кружка «Умелые руки» районного Дома пионеров. А в результате применения несложной технологии получались не бумажные яблоки и груши, а вентиляционные решетки и люстры.


[Закрыть].

На первый план выходит имперская риторика и ее практическое воплощение: «Тематика московских высотных зданий – университет, административные сооружения, гостиницы, жилые дома – определена важнейшими государственными интересами: историческим значением Москвы как идеологического центра страны, задачами ее дальнейшей реконструкции. Авторы высотных зданий нашли выразительные приемы композиций, при которых функциональные требования, выдвигаемые назначением здания, многообразные условия, градостроительные задачи и художественные формы слились в цельные идейно-художественные образы, раскрывающие величие и силу.

Не бронза, а каша из мела, казеинового клея, олифы, канифоли и бумажной пыли явилась основой воплощения деталей сталинского ампира в небоскребе на Ленинских горах. Какое занятные получаются ассоциации! Фальшивые украшения, фальшивая идеология, фальшивые обещания.

Для того чтобы ярче представить себе значение высотных зданий в формировании нового городского ансамбля, следует обратиться к истории. Вспомним старую Москву первой половины XIX столетия. Ее своеобразный силуэт строился на контрасте основного жилого массива города и вертикалей. Основное тело города составляли жилые массивы в 1–2 этажа, над которыми возникали высотные (для того времени) сооружения башен, колоколен, звонниц монастырей. Последние располагались по изгибам Москвы-реки, по возвышенным холмам города. Уступчатое, ярусное строение этих вертикалей с уходящими ввысь силуэтами получило свое завершение в единственном по выразительности и красоте ансамбле Кремля. Здесь можно провести историческую параллель, поскольку принципы градостроительства, заложенных в прошлые века, соблюдаются и при реконструкции и осуществлении сталинского плана, а именно при строительстве 8—10-этажных зданий по периметру города, с постепенным увеличением количества этажей по мере продвижения вглубь города. Отсюда резко меняется и архитектурный масштаб города, как бы поднимающегося по вертикали. Над этим основным массивом возникнут новые 20—30-этажные высотные здания. С далеких расстояний будут видны разнообразные ярусные башни высотных зданий столицы.

Высотные здания и Дворец Советов на карте столицы

Рассмотрим принцип размещения высотных зданий. Жилой дом на Котельнической набережной, основной массив которого в 17 этажей, достигающий в вертикальной башне вместе с техническими этажами высоты 170 метров, как бы поднимает венчающую эмблему над городом. Вслед за ним на набережной Москвы-реки, у Красной площади и Кремля, 32-этажное административное здание. Высота вместе с венчающим шатром и эмблемой достигает 275 метров над древним центром города. Далее, на высоком правом берегу Москвы-реки, на Ленинских горах, огромный комплекс Университета возносит свою звезду на 315,5 метров над уровнем реки, создавая тем самым композиционную доминанту для юго-западного района города. 29-этажное здание на Дорогомиловской набережной достигает высоты 170 метров. Так фиксируется вертикалями водная магистраль столицы, которая композиционно связывается с главными лучами улиц Москвы и Кремлевским ансамблем. По широкому Садовому кольцу располагаются три высотных здания: 27-этажное здание на Смоленской площади, 24-этажный жилой дом на площади Восстания и административное 16-этажное, с техническими этажами в средней башенной части, достигающей 25 этажей, с жилыми корпусами – у Красных ворот. Эти здания, поднимаясь от 130 до 170 метров, возглавляют ансамбль пересечений кольцевой магистрали с радиальными магистралями, объединяя их в единый ансамбль города, подчеркивая центр Москвы.

Анализ размещения высотных зданий показывает, что эти сооружения как бы скрепляют основные узлы градостроительной структуры столицы, образуя новые ансамбли районов, подчиненные ансамблю центра города. Поднимаясь над городом, новые вертикали создают гармоническое единство художественного образа столицы, придавая пышность, помпезность, величие» (по материалам советской архитектурной библиографии начала 1950-х гг.).

Первые восемь высоток были заложены всего через два года после окончания Великой Отечественной войны, в дни празднования 800-летия Москвы. Небоскребы по плану должны были быть построены на Садовом кольце, центральных проспектах и набережных Москвы…

«По предложению товарища Сталина Совет Министров Союза ССР принял решение о строительстве в Москве многоэтажных зданий. Это решение знаменует новый исторический этап в многолетней работе по реконструкции Москвы.

В Москве должны быть построены: один дом в 32 этажа, два дома в 26 этажей и несколько 16-этажных домов. Проектирование и строительство этих домов возложено на управление строительства Дворца Советов при Совете Министров СССР и на ряд крупнейших министерств. Наиболее крупное здание в 32 этажа будет выстроено на Ленинских горах в центре излучины Москвы-реки. В здании будут находиться гостиница и жилые квартиры…

В день восьмисотлетия юбилея Столицы состоялась закладка восьми многоэтажных зданий, которые, по предложению товарища Сталина, будут сооружены в Москве.

На митинг, посвященный закладке самого высокого, 32-этажного здания, собрались трудящиеся Ленинского района. Этот дом, в котором будет 750 жилых квартир и 520 рабочих комнат, сооружается на Ленинских горах, на берегу Москвы-реки. Перед трибуной – сложенный из кирпича столбик, к которому прикреплена бронзированная плита с надписью: «Здесь будет сооружено 32-этажное здание. Заложено в день 800-летия города Москвы 7 сентября 1947 года».

На митинге выступил действительный член академии архитектуры СССР Б. Иофан – один из авторов проекта будущего здания. Одно из 26-этажных зданий было заложено в Зарядье близ Кремля, второе – на территории мраморного завода Метростроя, где будет проходить красивейшая магистраль столицы – Новый Арбат. В этот же день в разных районах Москвы была произведена торжественная закладка пяти шестнадцатиэтажных зданий», – рапортовала газета «Советское искусство» в своих парадных репортажах в 1947 году.

Как видно из газетной статьи, поначалу предназначение ряда высоток виделось Сталину совсем другим, чем мы знаем сейчас. Особенно интересным представляется первоначальный проект высотки на Ленинских горах. Там предполагалось построить жилое здание. Но вождь принял довольно-таки оправданное (даже с точки зрения дня сегодняшнего) решение – приспособить небоскреб под учебные цели.

С плаката худ. В. Иванова, 1949

О том, когда Сталину пришла именно эта мысль, мы можем узнать из воспоминаний Ю. А. Жданова, заведующего отделом науки ЦК КПСС в позднесталинский период, сына Андрея Жданова и зятя Сталина.

Как-то в конце 1940-х годов Сталин вызвал его к себе и высказался так:

«О Московском университете. Не сильное там руководство. Быть может, стоит разделить Московский университет на два университета: в одном сосредоточить естественные науки (физический, физико-технический, математический, химический, биологический и почвенно-географический факультеты), в другом – общественные (исторический, филологический, юридический, философский факультеты).

Старое здание отремонтировать и отдать общественным наукам, а для естественных выстроить новое, где-нибудь на Воробьевых горах. Приспособить для этого одно из строящихся в Москве больших зданий. Сделать его не в 16, а в 10, причем 8 этажей оборудовать по всем требованиям современной науки.

Уровень науки у нас понизился. По сути дела, у нас сейчас не делается серьезных открытий. Еще до войны что-то делалось, был стимул. А сейчас у нас нередко говорят: дайте образец из-за границы, мы разберем, а потом сами построим. Что, меньше пытливости у нас? Нет. Дело в организации.

…Химия сейчас – важнейшая наука, у нее громадное будущее. Не создать ли нам университет химии?

…Мало у нас в руководстве беспокойных… Есть такие люди: если им хорошо, то они думают, что и всем хорошо…».

Задача выбора участков под строительство высотных зданий и организация авторских коллективов была поручена сталинскому любимцу, главному архитектору Москвы Дмитрию Чечулину (автору двух будущих небоскребов) и Алексею Щусеву, автору проектов Марфо-Мариинской обители, Мавзолея, Казанского вокзала, гостиницы «Москва» и много еще чего. На тот момент Щусев был официально признан самым выдающимся советским архитектором. Но ему не суждено было увидеть, как построенные высотки изменят Москву – Щусев скончался в 1949 г.

Задача перед архитекторами была поставлена непростая. Ведь с появлением на московском горизонте высоток преображался и облик города, образовывались новые градостроительные ансамбли, требовалось создание соответствующих транспортных развязок.

Позднее Чечулин рассказал, как происходила работа: «За короткое время были ориентировочно намечены точки, в которых должны появиться высотные здания. Это было очень ответственное задание. Требовалось четкое планировочное решение, продуманная увязка в единое целое комплексов, ансамблей города. Высотные здания должны были играть роль градообразующих элементов, архитектурных доминант.

Александр Николаевич Комаровский (1906–1973)

14 октября 1948 г. начальником Управления строительства Дворца Советов назначается генерал-майор инженерно-технической службы А.Н. Комаровский, сменивший на этой должности работавшего еще с довоенных времен А.Н. Прокофьева. Назначение произведено «в целях укрепления руководства Управления строительства Дворца Советов и оздоровления его работы». Под эгидой Управления Дворца Советов строится уже не сам дворец, а два высотных здания – Университет на Ленинских горах и административный небоскреб в Зарядье.

Призванный «укрепить и оздоровить» Комаровский по определению не мог быть простым генералом – он по совместительству служил начальником Главного управления промышленного строительства МВД СССР, т. е. возглавлял строительную систему ГУЛАГа. Свой первый орден Ленина Комаровский получил за строительство Канала им. Москвы, где активно и безжалостно применялся рабский труд заключенных. На сооружении канала его главный инженер Комаровский зарекомендовал себя «выдающимся организатором», а потому получил повышение по службе и с 1939 г. работал заместителем наркома Морского флота по строительству.

Во время Великой Отечественной войны Комаровский – начальник управления по строительству оборонительных сооружений Главного управления оборонительных работ НКВД СССР, командующий 5-й саперной армией и замначальника Главного управления оборонительных работ Наркомата обороны (строил оборонительные рубежи под Харьковом, Сталинградом).

С января 1942 г. – начальник Управления строительства Челябинского металлургического завода, где Комаровский вновь проявил свои недюжинные организаторские способности. Завод в Челябинске был построен в чистом поле, и уже через год стал выплавлять первую сталь. Под началом Комаровского на стройке вкалывало свыше 44 тысяч человек, трудмобилизованных граждан, советских немцев и заключенных. За тот год из их числа осталось в живых лишь 50 %, остальные были расстреляны, умерли от голода и отсутствия необходимой медпомощи. В 1943 г. Комаровскому присвоено звание генерал-майора инженерно-технической службы.

С 1944 г. Комаровский – начальник Главпромстроя НКВД СССР. После войны так или иначе был связан с атомным проектом. Под его руководством построены первая советская атомная электростанция в Обнинске, комбинат «Маяк», Челябинск-40 и другие объекты. В 1948 г. Комаровского неожиданно для него перебрасывают в Москву, на строительство двух высотных зданий – на Ленинских горах и в Зарядье. Сам этот факт говорит о том, что Сталин придавал первоочередное значение осуществлению высотного проекта в столице, даже в ущерб атомному проекту.

Проектированием каждого отдельного высотного здания занимались специально созданные авторские группы. В течение двух лет все проекты предстояло утвердить и начать строительство. Художественный образ каждого здания должен был отличаться своеобразием и в то же время быть глубоко связанным с планировочной структурой города, его сложившейся объемно-пространственной композицией. Высотные дома своей образной сутью должны были придать новое звучание архитектурному облику столицы. Предстояло на основе этого нового качества продолжать дальше строить Москву.

Сооружение высотных зданий было для нас абсолютно новым делом. Возникало множество вопросов технологического порядка: как организовать производство стальных каркасов, лифтов, как обеспечить эффективную работу коммуникаций. Бесшумные скоростные лифты, тепловая воздушная завеса, системы управления и регулирования сложного домового хозяйства, автоматизированная система вентиляции и очистки воздуха и многие другие технические новшества впервые у нас в стране были разработаны и внедрены именно в высотных зданиях. Сооружение высотных зданий положило начало индустриальному методу строительства таких объектов.

Все, что связано с их появлением, – от зарождения идеи, составления первых предварительных наметок, подбора авторского состава до детальных проработок проектов, их утверждения и полного окончания строительства, – все это пришлось пережить. Быть может, поэтому товарищи, коллеги окрестили меня «высотником».

Панорама центра и западной зоны Москвы.

На первом плане Кремль, в центре – Дворец Советов в варианте 1946 г. Б. Иофана и В. Гельфрейха; на заднем плане: комплекс МГУ им. М. В. Ломоносова (слева), высотное здание Министерства иностранных дел, гостиница «Украина» и высотный жилой дом на Кудринской площади

Практика работы наталкивала на мысль о необходимости ансамблевого решения градостроительных узлов, возникавших в результате строительства высотных зданий, необходимости дальнейшей реконструкции центра. Тогда-то и был подготовлен крупномасштабный макет. Он был столь огромный, что помещался только в Мраморном зале Московского Совета. Макет давал зримое представление о том, как высотные здания вписываются в силуэт Москвы, в ее центральную часть. Их громады, транспортные узлы, магистрали предстали на макете, давая возможность ясно увидеть облик центра Москвы недалекого будущего.

Когда на Политбюро решался вопрос, кому поручить строительство МГУ, Сталин сам назвал фамилию генерала: «Надо поручить Комаровскому».

Комаровскому удалось организовать строительство МГУ быстрыми темпами и сдать объект за год до намеченного срока. Но высотку в Зарядье он уже осилить не смог, работы так и остановились на стадии фундамента, хотя начаты были в 1950 г.

С декабря 1963 г. Комаровский – замминистра обороны СССР по строительству и расквартированию войск. Родина высоко оценила заслуги Комаровского, удостоив его всеми существующими государственными отметинами. Он и Герой Соцтруда (за атомный проект, 1949), и лауреат Сталинской и Ленинской премий, и генерал армии, и профессор, и депутат, и т. д., и т. п. По мнению историков, занимающихся темой использования труда заключенных в СССР, «на подведомственных Комаровскому предприятиях смертность была крайне высока». С большим размахом в нашей стране было отмечено столетие со дня рождения этого деятеля. В 2006 г. приказом министра обороны Российской Федерации С.Б. Иванова была учреждена медаль «Генерал армии Комаровский», которой награждаются военнослужащие – «за безупречную службу», «за большой вклад» и проч. В приказе деятельность Комаровского оценивается несколько по-другому – «выдающиеся заслуги в деле создания необходимых условий для обеспечения жизнедеятельности войск». В 2006 г. в Москве на доме по улице Сивцев Вражек, где жил Комаровский, установлена памятная доска.

План реконструкции центра был рассчитан на 20–25 лет. Приступая к его осуществлению, архитекторы сознавали, что социалистическая реконструкция исторически сложившегося города – это длительная, повседневная созидательная работа по его оздоровлению, материальному обогащению и архитектурному преображению.

Осуществление плана развития и реконструкции города проходит через ряд последовательных этапов детального проектирования, гарантирующего ансамблевую застройку в целом, а также отдельных магистралей. При этом важнейшим этапом всей работы должно стать перспективное проектирование, основанное на тщательном изучении исторически сложившейся архитектурной структуры города и использовании ее возможностей для формирования новых ансамблей.

Хочу подчеркнуть, что высотные здания духом своим, характером архитектурных форм родственны Москве. И это не случайно: ведь проектирование велось на основе внимательного отношения к исторически сложившейся архитектурной структуре города».

Чечулин не пишет о деталях и конкретном содержании работы над проектами высоток. Лишь одна фраза обращает на себя внимание: «все это пришлось пережить». Какой-то подспудностью веет от нее, зависимостью, отсутствием самостоятельности в творческом процессе создания «нового силуэта столицы». Оно и понятно: сооружением высотных зданий руководил маршал Советского Союза Берия Л. П., уже отлично зарекомендовавший себя к этому времени реализацией советского атомного проекта. В процитированной ранее статье из «Советского искусства» участие Министерства внутренних дел в строительстве аккуратно подразумевается под «рядом крупнейших министерств».

Имевшиеся в распоряжении Берии репрессивные органы позволяли в кратчайшие сроки решить любую поставленную перед ним проблему, будь то рытье очередного канала, создание атомной бомбы, прокладка железной дороги за Полярным кругом. К таким особо важным заданиям относилось и сооружение высотных зданий в столице. Сроки назначались кратчайшие. Берия лично «решал вопросы» с архитекторами, и общение это не всегда было приятным. Конечно, он не позволял себе публично унижать зодчих, они и без этого соблюдали субординацию. Спорить с Лаврентием Павловичем было опасно. Например, после одного из первых совещаний с его участием, на котором архитектор К. Алабян высказал мнение о неэкономичности будущих проектов высоток, последнего отстранили от участия в работе. А затем и вовсе назначили на второразрядную должность районного архитектора в Москве.

Еще один аспект строительства небоскребов в столице – разрушение находившихся на их месте памятников архитектуры. Поскольку большая часть высоток была поставлена в центре города, то и последствия этого были довольно тяжелыми для старой Москвы – разрушение Зарядья, Домниковки, Швивой горки, Красных ворот, части старого Арбата. Здесь проявилось и откровенное пренебрежение со стороны архитекторов-высотников к историческому центру Москвы. В то время вопрос о необходимости экономии столичной земли как таковой не рассматривался вовсе. По причине «капризности» и неустойчивости столичных грунтов (особенно при строительстве зданий повышенной этажности) требовалось сооружение огромных оснований для будущих высоток. Чтобы расчистить место для этих оснований, было снесено немало ценных зданий. И в этом проявился определенный цинизм зодчих – твердя повсюду о приоритете «русской национальной архитектуры», они одновременно уничтожали все, что имело к ней прямое отношение[12]12
  В 1957 году новый главный архитектор Москвы И. Ловейко с радостью и удовлетворением писал, что «сегодня лишь по старым фотографиям и архивным материалам можно восстановить в памяти облик старой Москвы».


[Закрыть].