Текст книги "Амурская сага"

Глава 2. Слово о казачестве

Впереди – старинное русское село Албазино, с упоминанием которого нельзя не отозваться с похвалой о казаках. Казачество как самостоятельный кочевой народ связано с азиатской Скифией. С переходом к оседлому образу жизни эти племена образовали на Дону и на Северном Кавказе славяно-туранский тип народности. Так миру являлись казаки, люди гордого и строгого нрава. В годы владычества Золотой Орды казакам подмешалась татарская кровь, а со времен Ивана Грозного они во многом ославянились. Этот прочный сплав природных казаков со славянской и татарской кровью стали называть русскими казаками, говор которых плавно перетекал от скифского языка к древнеславянскому. Жизнь их издавна была связана с реками, с передвижениями на челнах, лишь к восемнадцатому веку казак прочно связал себя с конем. Без коня и казак не стал бы казаком.

Начало присоединению Сибири положили, как это ни покажется неожиданным, донские казаки, открывшие путь российским колонистам поначалу в низовья Дона и Днепра. Вольное казачество, поднаторевшее в продвижениях на пустующие сопредельные земли, нашло себе достойное применение в завоевании обширных зауральских стран. Вот где простор вооруженным конным отрядам, одержимым идеей захвата пространств во благо грядущих поколений!

В 1580 году предводитель партии донских казаков Ермак Тимофеевич прибыл на берега Туры и вскоре вошел в столицу Сибирского царства, Искер, расположенный на Иртыше. С падением мощного татарского государства Зауралье открылось русским колонистам. Поражение хана Кучума оказало настолько сильное впечатление на местные племена и народы, что они безропотно принимали русское подданство, выплачивая ясак московскому царю.

Сибирское казачье войско берет начало с 1582 года, когда казаки Ермака стали именоваться «царской служивой ратью». На протяжении четырех лет его отряды громили татарское войско, укрепляясь в краю, названном Сибирью. Легендарный атаман погиб вместе с небольшим отрядом казаков, застигнутый ночью врасплох. Личность Ермака глубоко проникла в память народа. Покоритель Сибири возведен в разряд народных героев наряду с Александром Невским и Александром Суворовым.

Для присоединения амурских земель двинулась та же единственная реальная сила, казачество, которой Лев Толстой придавал огромную роль: «Вся история России сделана казаками». Освоение Приамурья берет начало в 1636 году, когда отряд М. Перфильева обследовал территорию Восточного Забайкалья и получил первые сведения о даурах и землях верхнего Амура. Якутский воевода П. Головин, до которого дошли «скаски о даурах», отправил к ним экспедицию В. Пояркова, добравшуюся до Амура по реке Зее. В устье Селемджи казаки встретились с даурами, которые по указанию Чингисхана в поисках лучших мест пришли в Приамурье из Монголии. На реке Томи дауры разгромили чжурчжэней и вытеснили их в мелкие речные притоки.

Следом, опять же из Якутска, двинулся в поход Ерофей Хабаров, который по реке Урке, впадающей в Шилку, вышел к городку князька Лавкая, брошенному им с приближением казаков, а потом к владениям Албазы, племянника Лавкая. Казачьи мушкеты и пищали решали исход любого боя. За Хабаровым последовали другие отряды, поставившие на левобережье Амура добрый десяток острогов.

Отношения дауров с маньчжурами были далекими от дружественных. В 1639 году, отбиваясь от притеснений, даурский князь Бомбогор поднял на борьбу с маньчжурами объединенные силы, но был разбит и, как полагается, казнен. Но не успели пораженцы залечить раны, как перед ними замелькали казачьи отряды, требующие выплаты ясака. Дауры, попавшие под казачьи погромы, были вынуждены пойти на союз с маньчжурами и переселились на юг, за Хинганский хребет. Как пришли, так и ушли вечные скитальцы. Пришли из Монголии, ушли в Китай. Побережье Амура опустело. Осталась местность под названием Даурия. Кто ее займет? Вот в чем вопрос.

В середине девятнадцатого века под напором тогдашнего начальника Сибири Муравьёва-Амурского в Приамурье было переселено тринадцать тысяч казаков, даже больше; позже к ним присоединились семьи с Дона, Кубани, Оренбуржья, основавшие с полсотни селений. Государь подписал указ о создании Амурского казачьего войска. Так Россия пришла на Амур навсегда.

Основным хозяйственным занятием казаков было земледелие. Казаки не платили земельный налог, но взамен обязаны были по первому призыву выступить на службу царю и Отечеству на своих лошадях и с оружием. Конь – первая опора казаку. В почитание лошадиных заслуг устраивались скачки и джигитовки, в которых лошади рвались к победным кубкам с той же страстью, что и наездники.

Казачьи усадьбы огораживались прочными заборами. Изначально станицы застраивались вкруговую, чтобы держать оборону при нападениях. Стены казачьей избы, куреня, украшались оружием, конской сбруей, картинами батальных сцен. Своеобразный уклад жизни вынуждал казаков жить большими и неразделенными семьями. Глава семьи обладал единоличной властью, однако же казáчки имели более высокую степень свободы по сравнению с крестьянками. Годовалого казачонка уже сажали на коня, надевали ему шашку, и отец водил коня по двору, приучая ребенка к предстоящей службе.

* * *

Плоты причалили к Албазино, имеющему героическую историю. Как упоминалось, в 1651 году отряд Е. Хабарова занял городок даурского князька Албазы, расположенный в устье Амура. Здесь образовалась вольная «казачья сечь», а беглые люди Черниговского основали «воровской острог». Им поступило царское помилование, и следом образовано обширное Албазинское воеводство, простирающееся от реки Шилки до реки Зеи. Русское соседство стало костью поперек горла маньчжурам, имевшим большие виды на «северные земли».

Маньчжуры. Что за народ и чем он славен? То была та же тунгусо-маньчжурская группа, ее предки известны под именем чжурчжэней. Если припомнить, углубившись в историю, то шесть веков назад Восточная Маньчжурия была заселена многочисленными тунгусскими племенами. Пару веков спустя один из вождей объединил аймаки, создав позднюю империю Цин, и завоевал Северный Китай. Эта территория стала называться Маньчжурией, а чжурчжэней объявили маньчжурами, чтобы не путаться в названиях территории и заселяющего ее народа. В семнадцатом веке Цинское государство перешло Великую Китайскую стену и присоединило к себе весь Китай.

В 1685 году цинская армия приступила к осаде казачьей Албазеи. От артиллерийских обстрелов пали жертвами до сотни жителей и служивых людей. Пушечные ядра навылет пробивали стены острога, предназначенные для защиты от стрел кочевников. На помощь осажденным из Нерчинска шел казачий отряд под командой Афанасия Бейтона, но отвлекся на стычки с местными племенами и к началу военных действий подойти не успел.

Через неделю осады начался штурм. Тот день, тянувшийся вечностью, пылал, грохотал и стонал в рукопашных боях, и только поздним вечером маньчжуры отступили. Через десять дней, когда закончились запасы пороха, крепость была сдана, и воевода Алексей Толбузин ушел с отрядом в Нерчинск, который китайцы тоже считали своей территорией. Маньчжуры сожгли крепость и ушли, посчитав дело сделанным, но здесь-то они крепко просчитались, чего история им не простила.

Толбузин, стратег от природы, решил восстановить брошенную крепость на Амуре, окрест которой дозревали хлеба, пущенные под зимние запасы продовольствия. В Албазею на исправление исторической оплошности, чтобы впредь не опаздывали, были направлены две казачьи сотни Бейтона. Следом за ними с полутысячным войском и рабочим людом на пепелище прибыл А. Толбузин, давший ход восстановительным работам. Застучали острые топоры и запели звонкие пилы, возводя фортификацию по передовому военному образцу. Линия защиты сооружалась ломаной, с выступами под орудийные бастионы. Толщина земляных валов достигала четырех-пяти сажень – пробей-ка такие! По внешнему периметру прорыт глубокий ров. Огневую мощь укрепления составляли тяжелая мортира с пудовыми ядрами, восемь медных пушек и три пищали. У китайских лазутчиков от увиденного округлились глаза.

Разгневанный китайский император дал указание лучшему полководцу Поднебесной Лантаню разгромить упрямый гарнизон и захватить Нерчинск, чтобы впредь на Амуре не пахло русским духом. Армада из ста пятидесяти судов с пятитысячной армией двигалась по Амуру, другая часть на трех тысячах лошадей шла берегом. В разгар лета над Амуром разразилась артиллерийская канонада, но на этот раз огненный шквал не принес нападавшей стороне желаемых результатов.

Ядра вязли в земляных валах, хотя защитники все же несли ощутимые потери. В начале кампании погиб Алексей Толбузин, истый герой албазинской эпопеи, предрешившей присоединение Приамурья к России. Пушечное ядро влетело через бойницу и разорвалось внутри бастиона, где находился воевода. Командование гарнизоном перешло к Бейтону. Первый штурм был отбит, и началась долгая осада, изнурительная для обеих сторон. Для штурма крепости китайцы возвели тройное кольцо траншей. Даже разведке, прибывшей из Нерчинска, не удалось проникнуть в городок. Албазинцы не только защищались, но и сделали пять ночных вылазок на вражеские позиции, сея панику и разгром с применением «ручных ядер», оружия ближнего боя, позже известного как ручные гранаты.

Осада затягивалась. В городке были снесены все постройки, защитники укрывались в подземных убежищах. В сентябре и октябре отбили два больших штурма, последний – самый ожесточенный, когда сами удивлялись, как отбились. Наступивший ледоход, оставив китайцев без продовольствия, стал союзником осажденных, у которых, однако, объявился другой враг в облике цинги; скудели дровами и водой. Китайцы массово мерли от голода, тогда как у русских из ста пятидесяти оставшихся в живых защитников только сорок пять человек держались в карауле на ногах. Положение отчаянное. В декабре из боевых позиций крепости был устроен цинговый лазарет, по которому ковылял на костылях, еле перетаскивая по земле опухшие ноги, казачий голова Афанасий Бейтон.

Спасение пришло через полгода осады, когда между конфликтующими странами было заключено перемирие. К тому времени половина цинских войск тысячами полегла под стенами несломленной крепости. В 1689 году якутский наместник Фёдор Головин подписал с Цинской империей Нерчинский договор, по которому обе державы обязались не заселять спорные албазинские земли. Это был компромисс до поры до времени. Русские колонисты покинули амурскую землю. Цинская династия намеревалась превратить Амур в буферную зону, исключив хождение русских судов по Амуру. «Судоходная тяжба» затянулась надолго, но и для Китая левый берег Амура стал запретным, что оставляло России великий исторический шанс.

В тот решающий период маньчжуры претендовали на огромные территории Восточной Сибири, и не будь защиты русского форпоста в Албазино, все намерения России на вхождение в Забайкалье должны были кончиться крахом. Семьсот отданных жизней албазинских защитников стали тем закланием, благодаря которому существуют нынешние границы азиатских пространств России. Слава павшим во веки веков!

Полтора века «нейтральная земля» ждала своих новых покорителей, и они пришли опять из России. К той поре, в середине девятнадцатого века, на тихоокеанской арене возник англо-французский альянс, добивавшийся ослабления России и проникновения на Дальний Восток, куда пожаловали заокеанские гости. Продвижение русских ватаг в глубь «непроверенных и богатых соболем землиц» осуществлялось с территорий Западной Сибири, но хозяйственному освоению Приамурья противодействовали кочевые феодалы Сибири, Монголии и маньчжурская династия.

По Нерчинскому договору русские отряды оставили Амур, что не помешало их продвижению по другим направлениям – Алтай, Кяхта, Омск, Абакан. Экспедиция адмирала Невельского открыла выход к Приморью, и в 1860 году был основан Владивосток. А раньше была Албазея, первый завоеванный казаками плацдарм в Приамурье. Ныне Албазинская икона Божией Матери, главная святыня дальневосточного края, хранится в Благовещенском кафедральном соборе и почитается православными верующими далеко за пределами Дальнего Востока.

Забайкальские казаки не устояли перед искушением посетить манящие амурские берега, и в 1854 году генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьёв возглавил первый сплав по Амуру. Год за годом казаки и крестьянские переселенцы совершали амурские сплавы, ставили на новых землях посты и станицы, пока в 1858 году царский наместник Н. Н. Муравьёв не заключил в Айгуне договор с китайцами, открывший России желанный путь на Амур. В том же году из Забайкальского войска выделилось Амурское войско. Россия укрепляла приамурские территории.

* * *

Здесь, на историческом плацдарме, переселенцы устроили дневную стоянку для пополнения продуктовых запасов, ремонта плотов и приведения их в опрятный вид перед прибытием в столицу Амурской области. Большая амурская волна корежила плоты, перекашивая бревна и разрывая крепеж. На помощь прибыл албазинский казачий взвод. Казаки умело рубили лозу и помогали при перевязке плотов. И вот заключительный перегон по Амуру, взявшему направление круто на юг.

К южной излучине Амура в дубравах и урочищах чаще встречались приветливые и памятные с Полтавщины дубы и вязы, пышные кустарники, которые могли составить украшение изысканным городским паркам. Бабочек не перечислить, встречались крылатые красавицы с ладонь взрослого человека. На душе украинцев, оказавшихся в благодатной стихии, потеплело, будто они вернулись домой после долгих походов по болотинам, горным кручам и дремучим чащобам.

Речное путешествие переселенцев завершалось. Река предстала им во всей красе и величии. Всем рекам река. Китайцы когда-то называли Амур «Хэйхэ», что означало «черная река», затем уточнили, назвав ее рекой Черного Дракона. По древней легенде, добрый Черный Дракон, обитавший в реке, победил злого Белого Дракона, который топил рыбацкие лодки. Головой он дотянулся до Охотского моря и пил себе в удовольствие воду из Татарского залива. Потому и такой полноводный. Две левые лапы, притоки Амура Зея и Бурея, упирались в Становой хребет, а правые лапы, реки Сунгари и Уссури, зацепились за земли Китая и Приморья. У драконового хвоста, широко раскинувшегося по диким степям Монголии и Даурии, своя география. Хвост образован слиянием рек Шилки, по-эвенкийски «узкая долина», и Аргуни, с монгольского – «широкая».

Забавно, но Черный Дракон, по разным сведениям, по-прежнему живет на дне реки, укрывшись меж хинганских крутых и недоступных берегов. Есть и географическое подтверждение древней легенде. Русло Амура при слиянии с желтыми водами реки Сунгари, притекающей из Китая, разделяется на две водяные полосы – черную с левой стороны и желто-молочную справа. Здесь-то завязывалась борьба между Драконами, а ниже по течению вода темнеет по всему руслу, значит, победа за Черным Драконом. Так вот откуда взялись те подвиды рыбы – амур белый и амур черный! Они произошли от двух Драконов – то ли в их свитах состояли, то ли как. Эврика! Они вырастают с мальков в тех амурских потоках воды – белом и черном, – принимая их цвета! Едва разобрались.

А утром – завершающий бросок на Благовещенск, всего-то четыреста километров! На подходе к городу бревенчатая флотилия была встречена пограничным патрульным катером, имевшим поручение сопроводить прибывающих поселенцев до города. По борту катера, обошедшего в почетном эскорте весь паромный караван, выстроилась команда моряков при парадной форме, приветствуя героев славного перехода. Значит, заслужили.

 
Амур могучий, величавый
Широкой вольницей течет,
Мой сбитый наспех плот случайный
Крутой стремниною несет.
 
 
Амур все видел и все знает,
Морским владыкой освящен,
Людей походных привечает
Он с незапамятных времен.
 
 
Когда меня запросит совесть,
Приду к священным берегам,
И поклонюсь Амуру в пояс,
И дань молитвою воздам.
 

Часть 3. Поднятие целины

Последний ссыльный дышит на Амуре легче,

чем первый генерал в России.

А. П. Чехов

Благовещенск. 25 июля 1887 года. Воскресенье. Половина городского населения высыпала на набережную встречать героев перехода от западных российских окраин и до восточных. Но что же они увидели? Увидели такое, что не могли припомнить бывалые старожилы. К городским причалам подруливали, взмахивая веслами для Гулливера, чудо-каравеллы с экзотическими шалашными постройками на палубах времен незадачливого морехода Робинзона Крузо, угодившего на необитаемый остров и собиравшего допотопное жилище из обломков кораблекрушения.

Возле паромов дрейфовали лодки. На каждом диковинном средстве для передвижения по воде стояло по четыре сухопутные телеги, при них по паре коней, а на каждом втором пароме еще и по корове, иные с телятами! Если без коней в походе не обойтись, то коровы-то зачем? Вдобавок ко всему с ближнего судна раздался приветственный крик петуха, возвестившего горожанам о собственном прибытии в город Благовещения. Горластый предводитель куриного семейства вывел притихших горожан из оцепенения, разрядив атмосферу всеобщего недоумения веселым хохотом и оживленными пересудами. Переселенцы тоже таращились на город и горожан, на свою новую малую родину, куда тащились через голод, холод и болезни и откуда уже нет возврата. Что их ждет? И куда попали?

Откуда бы знать, что прибыли они на территорию Приамурской губернии, включающей в себя Забайкальскую, Амурскую и Приморскую казачьи области, в которых военную и гражданскую власть осуществляли войсковые атаманы, а Благовещенск начинался в начале девятнадцатого века с казачьей станицы Усть-Зейская? Сюда прибывали малоимущие крестьяне, чаще с Украины. В 1858 году станицу посетил сибирский генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв для установления межгосударственных отношений с Китаем.

Крупный вклад в основание и развитие Благовещенска внес святитель Иннокентий, воспитанник Иркутской епархии, миссионер, просветитель алеутов и других северных народов. Вместе с генерал-губернатором он шел к цели присоединения и освоения Приамурья. Святителем был заложен собор в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, а станице присвоен статус города по имени храма. Десять лет отдал архиепископ служению на Амуре, и настолько успешно, что отсюда, с окраины, был назначен митрополитом Московским.

После пятидневных переговоров генерал-губернатор подписал с Цинской империей Айгунский договор, по которому левый берег Амура признавался российским. За крупный дипломатический успех Н. Н. Муравьёв был возведен в графское достоинство с присвоением к фамилии слова «Амурский». Высочайшим повелением императора Александра Второго на присоединенных землях была основана Амурская область с центром в Благовещенске. В том же году в область прибыло восемьсот семейств, в том числе из Войска Донского сто двадцать семей, полтавских восемнадцать, томских тридцать. Все семьи причислены к волостям с наделом земли до ста десятин на семью. В последующие годы доля прибывающих полтавцев намного возросла. Всего в восьмидесятых годах того века в Амурскую область прибыло свыше тридцати шести тысяч переселенцев. Вот и весь сказ.

Переселенцев с далекой Украины встретили с почетом и уважением. Высшие амурские чины сочли за честь оказать им внимание и помощь. Новоселов разместили в номерах престижного Гостинодворского базара, а женщин и детей – в роскошной гостинице «Кондратов и К^о». Посыпались дары как из рога изобилия. Каждой прибывшей семье выдали денежное пособие на обустройство и акт на вечное пользование земельным наделом. В кредитном товариществе предложили льготные субсидии для закупки сельскохозяйственных машин. На предстоящий сев не забыли выдать фонд зерна. У поселенцев головы закружились от радости, когда их привели на фермы для бесплатной раздачи по корове на семью, да еще с телкой на развод! И зачем было мучить коров на поводу от бурятских степей до амурских полей?

В заключение всего в городской управе главам семейств в торжественной обстановке зачитали указ царя-императора о том, что все поселенцы освобождаются на двадцать пять лет от призыва в армию, а также от уплаты налогов на хозяйства. Вот это царь! Вот это забота о народе! Оставалось жить и трудиться во благо себе и потомству. Храни его Господь, царя-батюшку.

Затем всех отпустили на десять дней для отдыха после дорожных тягот и для ознакомления с городом. На новом сборе в Переселенческом отделе разговор пошел о выделении места для постоянного поселения. Чиновники и землемеры на карте показывали возможные варианты, рассказывали о достопримечательностях и особенностях той или иной местности. Долго судили и рядили, пока не выбрали лесостепь вблизи реки Белой и озера Громадного, где земли были плодородные, много сенокосных угодий и недалече до тайги. На том и сошлись, но поселенцам было дано разрешение на окончательный выбор местности по своему усмотрению. Не чиновники, а слуги народа. Сейчас бы так.

* * *

В начале августа новоселы погрузились на большущую баржу, на которой переплыли на левый берег Зеи, откуда проводник повел обоз к месту назначения. В Среднебелой, где располагалась волость, получили указание старосты перейти реку Белую и за ней основать поселение. Прошли от волости шесть верст и встали табором для отдыха на небольшом возвышении вблизи озера. Встали, огляделись вокруг, и всем стало ясно как днем, что лучшего места для поселения искать не надо, все равно не найти.

– Здесь остаемся! – зашумели вокруг.

На том и порешили.

Место под будущую деревню выбрали на опушке в окружении зеленого березового леса. Невдалеке озеро, которое называлось хоть и не Громадным, но все-таки Большим. Как называлось, таким и было: на семьдесят два гектара водного зеркала. У реки раскинулись плодородные пойменные луга. Переселенцы быстренько соорудили шалаши, покрывая их травой и корьем. Иван, Давид и Никола подобрали поляну и взялись за сенокос. В крепких руках, истосковавшихся по крестьянскому труду, косы молниями летали по травостою, укладывая густые ряды душистого сена. Погода баловала косарей, и сенокосные луга на глазах покрывались стогами сена.

Зима была уже не за горами, поторапливая новоселов к постройке временного жилья. Начали копать котлованы под землянки глубиной до двух аршин, сверху которых, с противоположных сторон, укладывали два бревна на пояс, а по ним – матки из толстых бревен. По маткам плотными рядками укладывали толстые жерди, по которым выстилали слой корья, камыша и мха, потом крышу уплотняли глиной. Наконец глину засыпали слоем земли и поверх покрывали дерном, чтобы трава впитывала дождевую воду.

Внутреннее устройство землянок также требовало умелых рук. Сначала ставили русские печи из подсохшего кирпича-сырца. Стены землянок утеплялись мхом и укреплялись жердочками. Дверные проемы и остекленные оконные рамы были загодя приобретены в Благовещенске, их оставалось собрать и вставить в лицевую стену. Полы выстилались мхом и сеном, придававшими сухость, их прикрывали домоткаными, самодельными плотными коврами и расшитыми полотнами, вывезенными из полтавских хат. Матрасы и подушки набивались пахучим сеном, отдающим пряные целебные ароматы.

Когда поселенцы обосновались, пригласили батюшку из волости на праздник Успения Пресвятой Богородицы для освящения земляных жилищ. В честь того праздника 15 августа 1890 года новоселы назвали свою деревеньку, состоявшую из семнадцати дворов, Успеновкой. Так в Амурской области появился новый населенный пункт, основанный, главным образом, жителями Полтавской и Киевской губерний.

Оставалось разместить на зимовку скот. Всем миром взялись готовить надежные стайки от холодов и волчьих набегов, которых в зимовку только и жди. Сбивали плотные стены, будто крепость казацкую, из частокола, обмазывали их глиной, на крышах, как и в Сретенске, хранили сено. Позже с лугов свезли кошенину и сложили вплотную к стайкам, тоже для утепления. По ночам в Успеновку заглядывали медведи, хозяева тайги, бродили вдоль землянок, появившихся на недавних свободных угодьях, приглядывались к ним: что за соседи объявились на лесных угодьях?

Пока на улице держалось тепло, Василий Трофимович организовал сыновнюю бригаду на рытье колодца во дворе будущей усадьбы, где со временем на месте землянки должен был встать родовой дом. Внутрь колодца опустили сруб из лиственницы. Водяной столб в нем поднялся до двух аршин от дна, а вода оказалась на диво чистой и вкусной, не напиться такой. Долго служил тот колодец основателям усадьбы и их преемникам, меняй только изредка сруб.

Николай, азартный любитель рыбалки и охоты, обнаружил на озере несметные стаи непуганой дичи, а вода была переполнена рыбными косяками. Там и гольяны, и вьюны, или те же гольцы, красноперки и щуки, чтоб карась не дремал. Водились и ротаны (амурские бычки) – мелкая сорная рыба удивительной жизнестойкости, способная выживать даже в заиленных ямках высыхающих прудов, впадая в спячку и ожидая поступления большой воды. Умельцы наплели мордуты и принялись таскать уловы по ведру с плетенки. Новоселам даже приелась рыба, считавшаяся деликатесом. Стали заготовлять ее на зиму, а на столе появились озерная дичь и таежное мясо. Отец с Иваном да прибившийся к ним Димка, младший из братьев, добывали в лесу и кабанчиков, и косуль.

* * *

Сибирь осваивалась около трехсот лет, но результаты оставались плачевными, пока в 1886 году, в котором семья Карпенко двинулась на Амур, царь Александр Третий не предписал правительству принять неотлагательные меры по развитию «богатого, но запущенного» сибирского края. Началась активная подготовка к строительству Транссиба, начатого в 1891 году одновременно на нескольких участках. Сорок шесть российских заводов строили паровозы и вагоны, выпускали рельсы. Сложнейшим участком оказалась Кругобайкальская железная дорога с девятью десятками галерей и тоннелей. И не зря ее за изящество строений и красоту байкальского взморья прозвали «золотой пряжкой Транссиба». На дороге трудилось до девяноста тысяч строителей одновременно.

Эффект дороги сказался немедля. На ее протяжении выросло десять городов, а ежегодное число переселенцев в Сибирь возросло в сто раз. Переселенческие департаменты открывались один за другим. Александр Третий, царь милостью Божьей, обеспечил главное условие для подъема экономики – мирное развитие государства на протяжении царствования, укрепив государственную казну с десяти миллионов рублей до трехсот двадцати. Вот достойный пример для подражания последующим государям и руководителям России.

* * *

Степан, четвертый по возрастному ранжиру из братьев Карпенко, был парень с крепкой головой, какие не часто выдает природа-матушка. За отпущенные ему короткие школьные годы махом обучился грамоте, ученье шло впрок, как корм в хорошего коня. Он и собой был статен, пригож и красив. Знал себе цену и держался с достоинством. Не случайно за время стоянки в Благовещенске Степана заприметил капитан парохода «Аргунь» и предложил ему поступить на судно юнгой. По возрасту подростку было самое то, а на зиму, когда пароход вставал на ремонт, юнга мог работать в составе команды в качестве ученика. О подобном повороте судьбы крестьянский паренек мог только мечтать. Его натура просила воли и размаха, ей было тесно в пределах унылого и монотонного домашнего хозяйства, как горному орлу, запертому в железной клетке. Степан, просиявший от счастья, дал согласие, пообещав после обустройства семьи прибыть на пароход.

Не один месяц он упрашивал родителей дать ему вольную на собственную жизнь, отпустить в большой мир. Василий Трофимович и сам видел, что Степан замешан на ином тесте и не уткнуть его носом в борозду, но наказал помочь по первости семье, втайне надеясь, что сын втянется в работу и притрется к хозяйству, да не тут-то было. Степан уговорил Надю Барабаш, зазнобу сердечную, ждать его, пока мал-мало жизнь на пароходе у него наладится. Мало того, так Степан подбил себе в напарники и Ваньку Барабаша – давнего дружка с Полтавки и родного Надькиного брата. Его отец, Аким Григорьевич, без долгих раздумий благословил сына на самостоятельную жизнь. Тогда и Надюша с легким сердцем отпустила Стёпу в пароходство под присмотром брата.

Трое суток искатели городского счастья шли пешком с котомками за плечами до Благовещенска, а там – прямиком в речной порт. Степана сразу приняли на «Аргунь» и даже с повышением – младшим матросом, а Ивана по ходатайству капитана приняли на другой пароход, который ходил по Амуру далеко, до самого устья, и тоже матросом. «Аргунь» же ходила с товарами и оборудованием на золотые прииски, находившиеся в бассейнах рек Зеи и Селемджи. В этих рейсах для Степана прошли три навигации, в которых он освоил ряд профессий. Работал и кочегаром. На побывку в дом родной он приезжал хорошо одетым, иной раз в рубашке со строченым воротом, и при деньгах, помогал отцу и братьям, но понемногу, пока ему не улыбнулось счастье. То самое счастье, о котором ему упомянул отец, когда поезд шел под Невьянском вплотную к золотым приискам: «Бывати, що натрапышь на щастье, де сам нэ чэкав».

В четвертой навигации Степан, будучи в должности старшего помощника капитана, как-то отдыхал в каюте. Пароход стоял под погрузкой дров в устье Селемджи, в местечке, о котором можно было отозваться одним словом – глухомань. Внезапно в каюту ворвался полный мужчина пожилых лет и с огромной бородой, точно у сказочного Карабаса-Барабаса. Одет по-простецки. Как Карабас оказался на пароходе, непонятно. Со словами «спрячь пока» он сунул под матрас какой-то увесистый сверток, замотанный в парусину, и выскочил на палубу. Там его и след простыл.

Загрузившись, пароход взял курс на Благовещенск, но за таинственным свертком никто не явился. По прибытии в город Степан добрался до комнатушки, которую снимал у одинокой старушки, развернул тяжелый сверток, перевязанный крепким шпагатом, и ахнул при виде слитков чистого золота. Их было сорок, отливающих немеркнущим сиянием богатства и волшебства. Полфунта драгоценного металла в каждом! Полпуда золота! Целое состояние, и никаких документов или записки при нем.

Степан Карпенко и Надежда Барабаш. Благовещенск. 1902–1905 годы

Прошла зима, но гонцы за золотом так и не появлялись, а по весне на отмели Зеи нашли утопленника, какого-то беглого каторжника, по описанию похожего на того Карабаса. Обладатель бесценного свертка не спешил со сбытом золота, чтобы не попасть впросак; лишь следующей зимой решился сдать малую часть в банк за наличные, на которые купил в Благовещенске хороший дом к свадьбе с сердечной зазнобой Надюшей Барабаш. На Рождество в Успеновке при полной родне сыграли богатую свадьбу, и счастливые молодые переехали в собственный дом по улице Зейской, что в центре города, рядом с улицей Большой и напротив Чуринской площади. Благовещенск разместился на слиянии двух рек, одна красивей и крупней другой. Город чинный, улицы просторные и опрятные. Здесь у Степана Карпенко начиналась предпринимательская жизнь.