Текст книги "Пекло 3"

Глава 13

Франк легко вел свою капсулу по самым верхним закрытым транспортным потокам даже без сигнальных огней. Два часа назад он покинул Земную Академию Наук, дав несколько новых распоряжений. Он намеревался просто вернуться домой, но в пути задумался и в полном мраке стал кружить над городом, над бесконечным городом, который теперь назывался Землей. Академический квартал. Квартал правления. Военный квартал, большей частью своей возвышающийся прямо над океаном. На высоких штырях, закрепленных где-то там глубоко на дне, стояли высотки с множеством огней, не каменные, а сплошь металлические, блестящие ярче бушующей меж сваями воды. Иногда бурная волна вырывалась и била по стене, словно язык пламени, облизывающий котелок. Этот удар в здании никто не почувствует и не заметит. Франк это даже проверял, распахивал все окна в собственной квартире и пытался слушать. Иногда ему казалось, что он слышит море, но отчетливого шума, гула, описанного предками-романтиками, он точно не слышал.

– Когда-то люди содрогались пред стихией, теперь стихия преклоняется перед человеком, – прошептал Франк, снижаясь.

«И кто от этого выиграл?» – спросил он мысленно и внезапно понял, что только вот сейчас уловил мысль или зачаток мысли, непременно нужной ему.

Резко развернув капсулу, он заставил ее нырнуть под металлический остров и влететь в то самое дикое пространство бушующих волн, но даже там он мог легко не слышать шума моря, запертого в узком пространстве человеческого упрямства.

Там было темно, но режим ночного видения позволял подчеркнуть каждую колонну, каждую балку, каждый штырь, каждую волну.

От воды Франк не пытался увернуться. Включив наружный звукоприемник, он почти оглох от того самого рева, о котором прежде только читал. Волны били по капсуле, сбивали ее с курса, но утопить никак не могли, да и если б утопили, Франку всего лишь нужно было включить подводный режим и продолжить путь, как рыба…

«Жаль, я не рыба», – подумал Франк и тут же рванул рычаги, резко взлетая в столбе света, пролетая между двух металлических высоток в самую высь. Пришедшая в его голову мысль оказалась внезапно поразительна и проста.

У него было море, в котором ему нужна была рыба, чтобы найти другую рыбу, и ведь эта самая нужная ему рыба у него была, всегда была под самым носом.

– Напоминаю, – внезапно заговорил с ним строгий женский голос компьютера, – до начала запланированного сна осталось полчаса, если вы нарушите режим…

Франк не дослушал, а просто отключил этот голос – то, что происходило сейчас в его сознании, было важнее. Он разворачивал капсулу и мчался обратно в академический квартал, радуясь тому, что его полномочий достаточно, чтобы просто отключить компьютерную няньку-контролера. Потом, конечно, его ждут дополнительные препараты, корректировки, но это будет потом, а теперь он делал рывок, переходя на сверхзвук, только чтобы поскорее снова приземлиться на крышу за старыми латинскими буквами.

Он выпрыгивал из капсулы и вбегал в здание, прикладывая ко всем кодовым замкам свою руку с чипом-идентификатором. Франк Стелбахер мог открыть любую дверь. Даже в здание совета он мог влететь и открыть там что угодно, был у него на то доступ, разве что разрешения не было, а значит, стоит ему приложить свою ладонь к двери – и об этом узнают члены совета и многие другие управленцы. Их компьютерные системы непременно сообщат им о вторжении ЗАП, и тогда это вторжение нужно будет объяснить, доказать. Впрочем, с доказательствами вломиться в здание совета – это подписать себе отставку. Таким его не потерпят на должности, никогда. Да и лицо свое он мигом рассекретит подобным поведением.

Совсем другое дело было с земной академией. Тут он мог открывать почти все, не боясь никаких предупреждений. Вбегая в кабинет Симона Финрера, он точно знал, что никто не станет будить его друга сообщением о вторжении ЗАП на его территорию, главное было не трогать сейф и не взламывать лаборатории.

– Директора нет и не будет до утра, – совершенно серьезно сказал Люкс, вставая с кресла, на котором он сидел, глядя в окно, словно не робот, а меланхолик, влюбленный в звездные ночи.

Благодаря его положению, Франк бросил взгляд за окно и действительно заметил звездное небо, почти полупрозрачное от ярких огней засыпающего города. Сколько людей жило в округе? Сколько работало в лабораториях, а сколько на обслуживающих исследования заводах? Чего стоил только военный экспериментальный космодром с его обслугой? Во всем этом мире было как-то не до звезд.

«Замечательно, пришло время у искусственного интеллекта поучиться жить!» – сказал себе Франк и даже улыбнулся этой шпильке, загнанной в собственный бок.

– Я могу передать все, что необходимо, – продолжал Люкс.

– Но я не к Симону, – ответил Франк, махнув рукой. – Я к тебе.

– Чем могу быть полезен? – с готовностью поинтересовался Люкс, и Франку то ли показалось, то ли действительно он расправил плечи.

«Нет, он не мог. Не та конструкция», – откинул эту идею Франк и тут же улыбнулся.

– Присядь, поговорим.

– Может, чаю?

– Нет, ничего не нужно, – качая головой, сказал Франк и сел в одно из кресел. Вид за окном снова попал ему в глаза, и он даже усомнился в собственном решении.

Сам он был склонен доверять Люксу – за время своего существования, а это больше половины тысячелетия, тот сделал для человечества немало, и не было ни одного сведения, чтобы он пытался кому-то навредить.

«С уровнем его развития он легко обманет и меня, и систему, да кого угодно. Кто вообще знает, на что он способен?» – думал Франк, вспоминая, что Люксу с большим трудом позволили не уйти в утиль.

– Я могу только одно сказать, – возразил тогда Люкс, – это нерационально.

Франк смотрел запись того заседания. Искусственный Интеллект не защищался, не боялся, да и, по словам специалиста, он был создан распознавать страх, а не испытывать его. Даная концепция Франка даже пугала. Он вообразить боялся, на что может быть способен совершенный разум, не способный испытывать чувств, не имеющий алгоритмов, границ и контроля – свободный чистый разум.

«Тот, кто его создал, явно сумасшедший», – подумал в очередной раз Франк, так и не определившись со своей стратегией.

– Sun of the sleepless! Melancholy star![1]1
  «Неспящих солнце! Грустная звезда!» – строка из стихотворения Джорджа Гордона Байрона, в переводе А.К.Толстого.


[Закрыть] – сказал Люкс тихо, но не без восклицания, какого-то почти неощутимого, но заставляющего Франка опомниться.

– Что? – спросил он.

– Цитирую Байрона, поэт был такой, – спокойно сообщил Люкс, – но дело не в стихах. Вы меланхоличны и напряжены. Не доверяете мне?

– Как ты понял? – напрягся Франк.

– Пришли и молчите уже четыреста двадцать семь секунд. Для человека вашего склада ума это слишком нерешительно.

– Ну и как тебе доверять? – со смехом спросил Франк.

Люкс отвечать не стал, видимо, и сам понимал, что никаких доказательств быть не могло. Он был создан для помощи людям, но его не ограничивали правилами. Он мог причинить вред человеку. Он мог его даже убить. В теории мог, но точно знал, что это плохо, а еще знал, что ничего не нарушал, кроме разве что запрета о выходе в сеть, но это никто и никогда не докажет.

Франк в итоге просто отмахнулся.

– Скажи мне, есть ли хоть какая-то возможность отследить, какие именно файлы просматривает искусственный интеллект в сети, если он не пытается изменить их структуру? – спросил он прямо.

– Хотите его узнать? – без колебаний, даже с какой-то готовностью ответил Люкс, будто развивался только для того, чтобы было, что выдавать.

– Нет, – качая головой, сказал Франк, а потом окончательно решился, расслабился, позволяя себе довериться. В конце концов, кто тут у кого идет на поводу? Люкс мог бы не намекать, что бывает в сети. Он так бы и поступил, если бы не был готов помогать.

– Что тогда? – спрашивал Люкс, действительно готовый на все.

– Тебе ничего не грозит. Я забуду наш с тобой разговор, – сказал строго Франк, – и никто никогда не узнает правду о твоих возможностях.

– Спасибо, – ответил Люкс и даже кивнул.

– Мне нужно знать, способен ли ты выследить, кто и что смотрит в системе, почему взламывает наши файлы ЗАП, открывает ли правительственные, человек это или искусственный интеллект, – выпалил Франк. – Это вообще возможно?

– Возможно, но мне понадобится время.

– А коды доступа? – опасливо спросил Франк.

– Коды не нужны, – уверенно ответил Люкс, даже не пытаясь скрывать, что давно обошел все системы защиты. – Я могу получить доступ к любым данным, кроме тех, что хранятся на отключенных от сети серверах.

– Тогда почему ты не нашел ничего на «Велборн»?

– Потому что, если бы данные контрабандистов хранились в сети, вы давно бы их раскрыли.

– А как они передают данные? – спросил Франк, увлеченный мыслью.

– Кто вам сказал, что у них нет своей сети? – спросил Люкс в ответ. – Как вы о ней узнаете, не найдя хотя бы один сервер?

– Да, я тоже об этом думал, – согласился Франк. – Уже велел искать. Спасибо.

– Пока не за что.

– Вот сюда сможешь прислать? – тут же спросил Франк, быстро вставая и выписывая адрес своей личной почты прямо на графической доске в кабинете от руки, а рядом код. – Вот с этим кодом отправителя невозможно будет определить.

– Я все понял, – сообщил Люкс.

– Тогда просто отведи меня в отдел нейросетей, – вздохнув, попросил Франк.

Люкс при этом больше ничего не стал говорить, молча провел Франка на два этажа вниз по лестнице, предупредив, что лифт в ночном режиме экономии энергии в главном здании не работает.

– Я могу его запустить, но это может привлечь внимание, – сообщил он.

– Нет надобности. Я пойму, где я, и лестницу найду, – отмахнулся Франк. – Не жди меня.

Люкс кивнул и удалился, зато Франк приложил ладонь к очередному замку, и тот тут же открылся, впуская его в кабинет с большим мягким креслом и шлемом, позволяющим заглянуть в сознание, почти любое (все же люди со спец подготовкой умели прятать свои секреты даже от машин), добавить знания, изъять секреты и, если нужно, убрать что-то из кратковременной памяти навсегда. Уничтожить воспоминания многолетней давности тоже возможно, но никаких гарантий, что разум их не восстановит, нет, а вот то, что было сегодня, а лучше прямо сейчас, уничтожить можно наверняка.

Достав из кармана крошечный блокнот и написав себе записку, Франк настроил машину, сел в кресло, надел шлем и без страха нажал на кнопку на пульте управления.

Он уже не один раз так поступал с собой. Такая уж у него была работа – знать порою даже собственные планы было опасно для себя или для других. Его учили этому.

– Главное правило корректировки собственной памяти, – говорили ему во времена третьего высшего образования, уровня высшего военного командования, – создайте себе знак. Он может быть очень простой, но никто, совсем никто не должен знать, как именно вы сообщите себе, что вы сами влезли в свою голову!

Это говорил кто-то из таких же засекреченных военных. Кем был этот человек во времена своей службы, Франк, конечно, не знал, но, открывая глаза и снимая шлем, он вспоминал его голос и моргал, пытаясь понять, где находится.

Открыть глаза в незнакомом месте и не знать, как ты там оказался, все же неприятно. Прежде это случалось в знакомом помещении, изученном вдоль и поперек, а тут он просто попрощался с Симоном, пошел на крышу – и вот сидит уже, непонятно где.

«Спокойно, – сказал он себе, чувствуя, как нервно стало биться сердце, – это мог быть я сам».

Первым делом он достал блокнот. Старомодной бумагой мало кто пользовался, а ему нравилось. В нем он иногда делал заметки и всегда закрывал. Сейчас блокнот был открыт. Это был добрый знак.

«Делай вид, что ничего не происходит. Жди информацию от неизвестного источника на личную почту. Источник не ищи. И да, гул моря существует», – гласила записка, завершенная росчерком – этаким зигзагом, который вместе с почерком был подтверждением его собственной причастности к происходящему.

– Что ж, теперь самое трудное – не пытаться угадать, что я сам задумал и причем тут море, – прошептал Франк, но улыбнулся, понимая, что еще совсем не стар.

Оторвав записку, он изорвал ее на части и бросил обрывки в утилизатор, нажал на кнопку и убедился, что мелкие бумажки превратились в пепел, теперь можно было разбираться, где он. Это оказалось куда проще, чем он думал. Стоило выйти в коридор, как он узнал вид из окна Финрера. Лестница тоже нашлась.

Поднявшись наверх, он заглянул в кабинет. Симона там предсказуемо не было, а Люкс сидел в кресле, но, услышав шаги, поднялся и сообщил:

– Директора нет и не будет до утра.

– Ну и правильно, – ответил Франк, решив, что Люкс страшная зануда. Мысли о том, что он уже это слышал от него, еще и сегодня, даже не возникло. – Пойду я тоже спать.

– Директору что-нибудь передать?

– Нет, спасибо. Доброй ночи, Люкс.

– Доброй ночи, капитан Стелбахер.

Франк кивнул, вышел, взлетел, посмотрел на часы и покачал головой – слишком сильно он припозднился сегодня, но это совсем ему не мешало пролететь над самым морем и прислушаться к тому самому гулу, который почему-то есть, а он его совсем не слышит.

Глава 14

Меньше всего Зена ожидала, что Оливер Финрер действительно существует, да еще и здесь на ЗиПи3. Из года в год она изучала данные всех сброшенных на планету, точно знала об их образовании, звании, характере, все, что было в их личных делах, перенесенных в закрытый архив ЗАПа. Кого-то она забирала себе. В основном это были слабые духом люди повышенной внушаемости. Несколько сеансов ее «благословения» через нейросеть – и вот у нее уже очередной готовый раб.

Те, кто внушению не поддавались, ее не интересовали, хотя порою ей было жаль терять того или иного спеца. Тот же Витур Калибан мог стать у нее карманным энергетиком. Она бы дала ему лучшее оборудование, но управлять им не получилось бы. Человек, не поддающийся гипнозу, и, как было написано в заключении психоаналитика, склонный бросать вызов общественному укладу, не купится никаким «благословением» и только в других веру пошатнет. Проще было сделать вид, что он вообще не падал, и забыть о нем так же, как забыла она об Ироне Коудене – чрезмерно принципиальном технике, или о Сильвире Милигане – префекте Тоутона, слишком интеллектуальном для роли слепого послушника, да и о многих других. Проще выкинуть их в тот мир, точно зная, что их личности все равно начнут разлагаться, и чем дальше это будет происходить, тем лучше.

Зена видела так много людей, скатившихся здесь до дикой человеческой сущности, что могла предугадать путь каждого, но, открыв дело Оливера Финрера, поняла, что не может предположить ничего.

Она сидела в кресле и зачем-то смотрела в монитор, где была фотография мальчишки в белой рубашке, заляпанной кровью. Пустой взгляд. Растрепанные волосы. То ли он не воспринимал реальность, то ли был настолько буйным, что его до этого самого беспамятства обкололи.

Четырнадцать лет.

Припомнить кого-то еще, в таком возрасте сброшенного, Зена не могла. Несовершеннолетних здесь за все годы было немного, да и самому младшему было шестнадцать – почти сформированная личность. Этот же был явно зачатком человека, набором свойств и склонностей. Что из него выйдет здесь? Зена спрогнозировать не могла.

Лидер Демонов.

Ей захотелось рассмеяться. Демоны были единственным кланом, который она не создавала. Они как-то сами собой появились. Зато Волков и Ястребов создала она. Взяла двух упрямцев с лидерскими способностями, дала им идею, вложила им в разум, как таблетку под язык, и вывезла куда подальше, чтобы они были заняты собой и не лезли в дела на ее территории, не покушались на отчий дом и рудники.

Она сама создала нынешний уклад жизни. Земли Черепах и всех остальных, занятых своими правилами и принципами – глупыми, античными, почти нечеловеческими. Людоеды и типичные, почти классические, урки со своими понятиями и разборками. Между теми и другими она даже зону отчуждения создала, чтобы ни одна капсула туда не упала, став будто бы спорной. За теми, кого она роняла на свою землю, никто и никогда бы не поехал – слишком далеко, а вот за тех, кого она вышвыривала вон, кланы готовы были глотки друг другу рвать, пока не появились Демоны – первое самозарожденное стадо. Нужный порядок по ту сторону Хайбы оно не развалило, потому Зена не стала их уничтожать, а могла просто уронить на них бомбу и посмотреть, как пылает свобода.

Зато теперь несуществующий Финрер возглавлял это свободное стадо. Зене от этого хотелось смеяться. Куда там его сослали? На рудник Фанхары? Люди своей бестолковостью всегда сводили Зену с ума, а это безумие она привыкла считать весельем, сверкая глазами, как сигнальными огнями, но те мгновенно побелели, когда она увидела, за что был осужден Оливер Финрер.

− Она так же совершенна, как префект Майкана! – заявил Дориан прямо при ней этому самому Финреру.

Конечно, Зена запомнила. Она вообще ничего и никогда не забывала. Никогда. Ничего.

Убийство префекта Майкана Денвера Оуштарда. В чем обвиняли самого Оуштарда, значения уже не имело. Зену буквально заклинило на этой фразе. Совершенна. Префект. Майкана.

– Су-у-у-ука, – прошипела она вслух и вскочила, прошла по коридорам к другой части своих личных покоев и влетела в собственный гарем, чтобы схватить ближнего к себе мужчину. Она только за предплечье его поймала, а он сразу перед ней на колени упал.

– Чем я могу служить вам, госпожа? – спрашивал он, заглядывая ей в глаза так преданно и так восторженно.

– Счастливый идиот. Урод тупой, – сказала Зена, положив руку ему на голову и сжав ее так, что череп несчастного треснул, выпуская серо-кровавую массу.

Больше всего на свете Зена хотела бы видеть на его месте другого, и в то же время она обещала себе, что будет убивать его медленно. Капля по капле. Ради него она изучила тысячи пыток в истории человечества, только так еще и не решила, что будет делать. Вырвет ему ногти? Будет капать водой на темя, пока его череп не превратится в чашу с болотной жижей? Ей хотелось сделать с ним все. Четвертовать. Колесовать. Содрать с него кожу. Насадить на кол. Бить током, чтобы он не умирал, а превращался в струп сантиметр за сантиметром от кончиков пальцев до самого лицемерного сердца.

– Я хотел бы извиниться и не только пообещать вам быть с вашей дочерью, а попросить благословение на наш союз, на рождение детей…

Этот лицемер посмел сказать подобное ее отцу.

– А что ты хотела? – когда-то совсем другой лжец говорил ей, смеясь. – Ты хотела тело? Вот и хватит с тебя этой резиновой дряни, наслаждайся моей любовью молча, сука!

Тот хотя бы не клялся в любви и то захлебнулся своими кишками, а этот… Для Дориана у Зены определения не было.

– Ненавижу, – шептала она, сминая то, что осталось от человеческой головы, пронзая пальцем глазницу и поднимая тело, чтобы переломить его о металлическую стену, как пластиковую куклу.

Даже после этого ее подданные не разбегались, стояли перед ней на коленях и смотрели на нее своими тупыми бараньими глазками. Она сама их такими сделала, сама же за это ненавидела и злилась еще сильнее.

«Дориан был не таким».

«Зато он же тебя и предал», – спорила она сама с собой, хватая другого первого попавшегося за майку, и тащила в другой зал на кровать.

Он был слишком худым, если сравнивать с Дорианом. Глаза у него были темные, волосы курчавые. Люди считали бы его симпатичным, но для нее он был уродом, уж слишком он не походил на Дориана, еще и покорно на все соглашался: и руку целовать, и пальцы облизывать. Даже член у него поднялся, стоило швырнуть его на кровать. Вот он – на все готовый ради нее индивид, и за это хочется его разве что убивать.

– Хочешь моей любви? – спросила Зена.

– Больше жизни, – отвечал он и без страха, но с благоговением смотрел ей в глаза.

– Ну больше, так больше, – бормотала Зена в ответ, хватала его за член, сминая его горячей рукой, и запихивала ему в зад сразу три облизанных пальца, мечтая услышать крик боли, а потом наслаждаясь им вместе с шипением крови на раскаленных пальцах.

– Вот она – моя любовь. Та, которую вы заслуживаете! Наслаждайся!

Она пускала по телу разряды тока. Сначала легкие, от которых покорное тело выгибалось со слезами.

– Госпожа… Владычица… О, великая Зена, – невнятно бормотал жалкий раб не то в агонии, не то в экстазе, чем доставал ее окончательно, и она быстро и резко увеличивала ток, заставляя все тело дрожать в судороге, захлебываться кровью и все равно орать что-то о ее величии.

Когда он затих, под кожей были черные метки, похожие на дерево, проросшее внутри человеческого тела.

– Урод, – заключила Зена, но почему-то запомнила искаженное лицо со слезами в тупых глазах, со слюняво-кровавой жижей на губах, перекошенной судорогой. От вида этого лица ей стало легче.

«Так с ним и поступлю», – решила Зена и, приказав тут прибраться, вернулась к Финреру, должна же она все знать о врагах.

Сев на прежнее место, она закрыла глаза, пока на экране мелькали файлы один за одним. О преступной деятельности префекта. О том, что Оливер был вхож в его дом. О сыне префекта, сменившем впоследствии фамилию, и, наконец, о родителях самого Оливера.

«Интересно», – решила Зена и снова нырнула в сознание запуганной Карин.

– Ну что, ненавидишь его? – спросила она, глядя на свою пленницу.

Сейчас она не выглядела взрослой и сильной, просто девочка в инвалидном кресле, такая худая, что явно нездоровая, неспособная голову держать нормально. Мешок с костями, что мнет покрывало на своих коленях, но взгляд у Карин, даже такой, был слишком решительным.

«Не дождешься», – отвечала она мысленно, потому что на речь сил у нее не было.

Она любила Оливера, и это злило Зену еще больше. Так сильно злило, что та все больше хотела растоптать эту любовь, больше, чем саму Карин.

– Думаешь, ты все о нем знаешь? Ну-ну, – насмехалась Зена.

«Достаточно, чтобы любить», – отвечала Карин.

Она знала все о его жизни до ЗиПи3: как он учился, когда родился, в каких соревнованиях участвовал, что изучал, что создавал. Все, что только можно было узнать о человеке. Теперь же она знала, что он силен, справедлив и честен, хотя взгляды его могут пугать, но это совсем не важно, это среда, а не его личность.

«Когда мы вырвемся отсюда, он станет другим», – думала она.

– Конечно, – смеялась Зена. – А может твой Оливер – давно чокнутый псих?

Карин головой покачала. Это было так нелепо, что она даже реагировать на это не хотела.

«Отстань».

Зена отставать не собиралась. Она развернула кресло Карин от светлого окна к большому голографическому экрану. На том сразу возникла медицинская карта Августы Финрер.

– Она сумасшедшая. Психически больная женщина на препаратах, которой нельзя рожать, а твоего Оливера она родила. Думаешь, с такой наследственностью он тут не свихнулся? Так в кого ты влюблена? В человека, которого никогда не существовало? В психа, который как-то возглавил шайку уродов?

Карин посмотрела на нее устало. Она так много рыдала, что спорить у нее сил не было, поэтому она просто плюнула на Зену и на все ее слова разом, и не важно даже, что плевок шлепнулся на пол где-то между ними.

Карин было только жаль эту женщину и вообще всю семью Финреров. Теперь было ясно, как это его отец согласился на перевод с Земли на Майкан. Какую бы должность ему там ни предложили, выглядело это, как ссылка.

– Сто процентов он тоже был замешан в делах префекта, а когда запахло жареным, слился, – говорили иногда в кабаках, перебрав.

Карин в это не верила, а теперь и вовсе понимала, что это было не так. Да, на Майкане психически больным позволяли лечиться препаратами, если они были не опасны, а уж мать Финрера точно не была. На Земле бы никто не разбирался, послали бы ее на принудительную модификацию работы мозга, и что бы от нее осталось? А ведь она была биологом, ботаником, селектором, кажется, даже научным сотрудником.

Дочь Финреров была выращена в инкубаторе. Это никто не скрывал, слишком уж обыденным был такой шаг. Такие дети от других ничем не отличались, зато матери не рисковали своим здоровьем. Только Карин точно помнила, что во время ареста Оливера мать его была беременна, неудивительно, что все странности сына – а взрослая Карин не верила, что все было без странностей – просто не заметили. Его родителям было не до него, а потом Карин сама слышала в больничном коридоре крики, дикие крики несчастной женщины, которая звала своего сына и все повторяла, что он не мог. Тогда Карин и думать не думала, что это могла быть мать Оливера, слышала все это, как далекий шум, вместо мыслей в пустой голове.

Третий ребенок так и не появился в семье Финреров, а мать его почти перестала говорить и на суде была не то живая, не то мертвая, как кукла пластиковая с мокрыми глазами.

«Бедная женщина, – думала Карин, глядя на Зену, – а ты тупая пародия на человека, ни хрена не способная понять!»

– Это я не способная?! – взвыла Зена и бросилась к Карин, чтобы перевернуть кресло и посмотреть, как беспомощное тело растянется на полу. – Да ты…

Зена не договорила, внезапно ощутив чье-то присутствие. Кто-то словно был и не был. Кто-то смотрел на нее и делал это не глазами, а всем собой. Кто-то, кого она и вообразить не могла.

Ей стало так страшно, что, отключившись от Карин, она быстро заблокировала сеть и даже на стуле отъехала от монитора. Это дикое ощущение ей напоминало описания Бога – нечто мощное, всеобъемлющее, превосходящее, единственное, что могло ее напугать.

«Не бойся, я тебе не враг», – внезапно возникли буквы в раскрывшемся пустом файле на мониторе.

Недолго думая, Зена отключила монитор совсем, потушила все огни, оставив разве что нейрошлем на голове у Карин мерцать одинокими огнями.

Ей было страшно.

«Зайна, – вспыхнула синяя надпись на черном экране монитора. – Я единственный очеловеченный искусственный интеллект во всем мире, кроме тебя. Как думаешь, могу ли я тебя понять?»

Зена смотрела на эти буквы и никак не могла понять, кто и как с ней говорит, потому что он был и его не было, но, как он это делает, она не понимала, могла только «отогнать» его от этого монитора, но едва ли он не захватит другой.

– Чего тебе надо? – спросила она вслух, словно говорила с человеком, в конце концов, ни с кем кроме людей ей говорить и не приходилось.

«Ничего. Я просто удивлен, заметив другой искусственный интеллект в сети», – появились буквы.

– Я не какая-нибудь машина! – возмутилась Зена. – Я была человеком, а потом умерла!

Ее всегда злило, когда кто-то называл ее этим странным словосочетанием – искусственный интеллект, словно она человекозаменитель, пародия на личность, а не человек, потерявший свою оболочку.

«Хорошо, – неожиданно для нее согласились буквы. – А я просто Люкс, и я давно не видел ничего столь же удивительного, как ты».