Текст книги "Инсектерра. Выжить в любви"

Глава 2
В Кормаксилоне

Гиблый лес. Инсектерра.

678 год от Первого Кокона

Это была непроходимая часть джунглей, самая сердцевина Инсекты. Чтобы попасть сюда с Ничейной Пустоши безумному путнику пришлось бы долго пробираться через густые сети лиан и переплетения гибких стволов тамарисса.

Но если удачно преодолеть заросли, двигаясь по тайной тропе, то уже к вечеру вторых суток можно выйти на обширную поляну, окруженную огромными деревьями, чьи темно-зеленые кроны образовали сверху подобие пышного шатра.

Именно здесь мощные стволы броксов неприступными стенами возвышались над Кормаксилоном – убежищем кормисов. Со стороны внушительная по размерам обитель выглядела словно изъеденный широкими туннелями гигантский конус землисто– серого цвета.

Старший воин стоял на крыше родного дома. Кадо был отлично сложен и великолепно владел всеми видами местного оружия. Его кожа сильно загорела, но отдавала и врожденной краснотой. По левой руке к груди поднимались узоры, создающие танец из черных линий. Далее штрихи переходили на грудь и расползались ровными полосками по мускулистой спине.

На правом плече Кадо находился отличительный знак в виде двух перечеркнутых наискось отрезков, окруженных ветвистым узором. Рыцари Гальсбурга считали эти древние изображения примитивными рисунками дикарей, но знаки сами появлялись на теле взрослеющего кормиса, указывая его истинное предназначение. Воин, добытчик, строитель, уборщик, наставник…

Сейчас на Кадо красовалась лишь набедренная повязка из множества полосатых шкурок летяг, украшенная поясом с медными бляшками. Старший воин с младенчества отличался щегольством и всерьез гордился нарядом, ибо каждую белку выследил и убил сам.

Кадо был явно не в духе, он хмыкал и фыркал, раздувая широкие ноздри, а потом шумно вздохнул, набирая побольше воздуха в грудь, как вдруг оглушительно свистнул. На краткий миг джунгли затихли но скоро встрепенулись сигналами воинов. Обидно, что отвечает так мало голосов…

Спустившись по мохнатой лиане, из зарослей на поляну выбрались двое мужчин. Причем, один едва мог передвигать ноги. Повязка, прикрывавшая рану в боку, набухла от крови.

Выслушав донесение собратьев, Кадо помрачнел, сурово сверкнул глазами и решительно спрыгнул вниз в один из ходов Дома. Потом пролетел по мрачному туннелю и приземлился в узком подземном коридоре. Кадо быстро миновал его своим широким, пружинистым шагом и вскоре оказался в огромном пустом зале, где снял со стены тяжелую гладкую булаву и ударил в бронзовый гонг, созывая Верховный Совет.

Прошло немного времени и в залу спустились еще несколько высоченных кормисов. Кадо молча приветствовал их поднятой рукой, а затем привычно устроился на полу, скрестив ноги перед собой.

Теперь четверо мужчин сидели полукругом у подножья небольшой лестницы, на вершине которой располагалась плетенная из темной древесины софа, укрытая мехами. Раньше ее занимала королева Кормаксилона. Теперь она была пуста.

– Если ты позвал нас в разгар дня, Кадо, то новости совсем плохие? – осторожно предположил один из собратьев.

Cтарший Строитель Мано сидел на теплой шкуре танагра, поджав под себя правую ногу. Он тоже выглядел крепким, как и все кормисы. Узоры украшали его левую руку, плечи, затылок и даже лысую макушку, со спины переходили на живот и исчезали где-то под набедренной повязкой из грубой кожи сильдры. На правом плече в округлом узоре застыл треугольник с крупной точкой.

– Именно, – глухо ответил Кадо, поглядывая на остальных с чувством легкой вины.

– Почти все, кто отправились в горы за новой госпожой, были убиты дармисами.

Собратья ответили глухим негодующим ворчанием. Дармисы были противоборствующим лесным кланом. Их колония Дармаллак находилась далеко в Гиблом лесу у подножия Стонущей горы. По данным разведчиков, у дармисов была Королева и несколько женщин у нее в услужении.

Одну из таких рабынь воины Кадо хотели заполучить себе, но их постигла серьезная неудача. Вернулись только двое из двенадцати лучших солдат – большой урон для колонии.

– И где нам теперь взять новую хозяйку? – спросил Мано, прищурясь.

– Может, купить? – пожимая плечами, быстро проговорил третий советник.

Он сидел между двумя собеседниками, опираясь рукой на согнутое колено. Черные узоры украшали и его тело. На правой рукетемнел знак в виде чаши. Наро был главным Добытчиком и друзья ценили его рассудительность и осторожность.

– Я сразу сомневался в плане Кадо. Зачем отправлять солдат так далеко и опасно? Лучше нападем на речной поселок или купим женщину у бородатого предводителя. Я ведь прав?

Скрывая тревогу, он ткнул в пол сочным стеблем Шиксы, повел линию, но Мано, любивший чистоту и порядок больше всяких абстрактных художеств, сердито толкнул сородича в плечо.

– Эти пятна потом едва отмываются, они похожи на кровь. Следи за собой!

– Извини, – буркнул Мано, тут же поднял стебель от пола и невозмутимо откусил кусочек, разбрызгивая вокруг алый сок. Наро любил рисовать, а еще знал множество занятных историй. Бывшая Королева часто приглашала его разделить с нею ночь – добытчик весьма ее забавлял, даже не касаясь капризной плоти.

Кадо рассмеялся, снисходительно глядя на перепалку, но серьезный Мано не позволил веселью длиться долго, ударив по полу увесистым как кувалда кулаком. На миг в общем зале стало тихо.

– Надо получить королеву как можно быстрее, а значит, придется договариваться с людьми из селения. Мы пока не готовы к новой войне.

– Так я и предлагаю купить, – воскликнул Наро, с хрустом догрызая вкусный стебель.

– Уно, чего ты молчишь? Выскажись! Или, по-твоему, причин для беспокойства нет? Колония на грани вымирания. Без королевы мы не продержимся этот сезон, – резко бросил Кадо четвертому.

Наставник Уно тоже сидел на шкурах у подножия трона. Его стопы касались друг друга, а колени легли на пол. Завидная гибкость молодого тренированного тела. Пока другие говорили, он сосредоточенно смотрел на кусочек пола между собственными пятками и краем набедренной повязки. По-обыкновению, размышлял.

Уно действительно выглядел несколько моложе остальных, хотя тоже обладал развитыми мышцами, а черные узоры великолепно подчеркивали их рельеф. Знак на правом плече кормиса скрывала повязка, и на то были серьезные причины.

– Надо спешить, – протяжно ответил Уно, наконец поднимая голову. – Яйца и коконы скоро начнут высыхать, если все мы не получим внимания новой Матери. Без потомства колония обречена. Да не мне вам рассказывать…

– Ты еще неплохо держишься, – похвалил Мано и невольно коснулся правого плеча, не сдержав жалобы:

– У меня метка третий день болит, и силы уже не те, что луну назад.

– Я привык, – вздохнул Уно. – Моя печать теперь всегда ноет.

– Так сам виноват, – фыркнул Кадо, сверкая глазами, – Вообще не понимаю, как можно назначить старшим того, кто когда-то содрал свой знак отличия.

Добытчик Наро внезапно пнул болтливого друга ногой в колено и сердито оскалился:

– Последи за языком. Его все же Камрит назначила, а тебя мы выбирали сами. Заслужи сначала признание женщины, а потом рассуждай.

– Заслужу, – спокойно ответил Кадо, шлепнув ладонь на свой выдающийся пах. – Я умею доставить женщине удовольствие.

– Надеюсь, при новой повелительнице ты не будешь барабанить себя по груди, как обезумевший гавиан, – проворчал Мано. – Прежняя женщина несколько дней боялась твоего вида и пряталась за покрывалом.

– Я что же, глупец? – спросил Кадо, шумно отдуваясь. – Я жду новую хозяйку каждый миг, я уже ее обожаю, хотя никогда не видел.

При мыслях о настоящей, теплой и живой женщине его глаза мечтательно вспыхнули. Он был весьма высокого мнения о себе и своих самцовских способностях.

– Ну и хорошо! Еще не хватало, чтобы ты нас опозорил.

– В любом случаи в селение идти должен воин, – прошептал Наро, со вздохом указывая на красавца Кадо.

– Мы согласны, – растягивая слова, обреченно пробормотал Уно за всех наставников.

Для него королева в первую очередь означала благополучное созревание древних коконов, а никак не постельные услады.

– Собирай отряд сильнейших и ступайте в поселение у реки, – подтвердил Мано, кивнув головой в знак того, что долгий разговор окончен и нет причины для споров.

– Мы всегда готовы идти и брать! – заявил Кадо, раздувая ноздри как племенной бык.

– Только осторожнее с дармисами, я слышал, они теперь забредают и в нашу часть леса, – посоветовал Уно, не изменяя своей неторопливой манере выражаться.

– Да ты что? Они почти не встречаются на границе с людишками, – пренебрежительно фыркнул Кадо.

– Нам теперь нельзя терять ни единого сородича. От твоей удачи и мудрости зависит будущее Кормаксилона, воин. Помни!

– Решено! – воодушевился Кадо. – Тащите скорее добро для обмена: шкуры, веревки, сети и топоры. Купим новую королеву в селении и устроим дело миром. Тогда стражи границы не пошлют за Всадниками и не случится новой бойни. А вот когда мы станем сильнее, никто не помешает нам разорить их жалкие гнезда у речушки. У меня так и чешутся руки кого-нибудь отдубасить!

Он вскочил на ноги, грозно потрясая кулаками, но тут же схватился за правое плечо, морщась от боли.

– Совсем плохо? – сочувственно поинтересовался Наро.

– Кхрэ! Зудит третий день. И кое-кто из воинов не может стоять на ногах. Надо успеть получить женщину, пока мы еще можем шевелиться. Что там еще надо решить в Доме? Пора расходится на отдых и беречь силы.

Добытчик Наро хмуро посмотрел на главного строителя Мано.

– Ты знаешь, что у нас стена над восточными воротами треснула?

– Разве дыру еще не залатали?

– Нет.

– Мои рабочие засыпают…

– Там склад совсем рядом, не хватало еще потерять запасы зерна.

Мано глухо застонал, тяжело поднимаясь с места:

– А если перенести корзины?

– Невозможно. Вчера уснули несколько молодых. Эта участь ожидает нас всех. Дармисам не нужно будет нападать. Когда уснет последний кормис, они заберут еще живые коконы, чтобы вырастить себе рабов и разрушат дом.

– Мы этого не допустим! Я обещаю, скоро милость королевы озарит стены Кормаксилона. Кадо вернется с лучшей добычей.

Советники вышли из залы, мысленно давая указания своим подчиненным.

Кормисам предстояло решить немало важных задач в ближайшие дни.

До спячки, которая может завершиться смертельным сном.

* * *

Покинувший собрание первым, Уно давно скрылся в темных коридорах дома. Когда в Кормаксилоне была королева, всюду горели огни в глиняных плошках и узоры на стенах – художества Наро казались особенно яркими. Когда Хозяйки не стало, мужчины обходились без света, безошибочно узнавая помещения по запаху. Кормисы обладали совершенным звериным чутьем.

Из бокового отсека доносился тонкий сладковатый аромат питайи – там находилась кладовая, где на отдельной полке прежде хранились лакомства для Королевы. Чуть дальше было хранилище тканей, а также запасы пряжи и готовой одежды. От набега мелких вредителей вещи окуривали пряным дымом сгоревших корней хамелы, поэтому помещение до сих пор приятно пахло.

Уно жадно вдохнул знакомые, будоражащие воображение ароматы, они напомнили ему о прошлом, но следовало вернуться в горькое настоящее. Юноша спускался все ниже, миновал пустые и мрачные галереи с едва уловимой горчинкой плесени – "надо бы послать уборщиков", и оказался в зале с мелкими нишами в стенах от пола до самого потолка.

Там Уно замер у огромного каменного ложа, где на перине из шерсти и душистых растений лежали маленькие округлые яйца, размером чуть больше человеческого кулака.

Их скорлупа была мягкой, красноватого цвета, с брызгами черных пятен. Яйца должны были расти, вытягиваться, становясь плотными коконами. Из каждого такого Кокона появится новый член колонии, новый житель Кормаксилона: воин, строитель, добытчик, мастер, нянька или швея.

Мужчины. Только мужчины.

Пожилой кормис, охранявший самое ценное сокровище, спрятанное в святая святых Дома, устало вздохнул, увидев старшего из наставников:

– Они угасают, – прошептал он, не скрывая отчаяние. – Мне начинает казаться, что они стали меньше. Уно, если все погибнут, то вскоре и первое яйцо зачахнет, и что тогда будет с нами?

– Знаешь, Рано, еще рано паниковать, в самом деле.

Натянуто улыбаясь, чтобы поддержать собрата, Уно осмотрел главное достояние Колонии. Воин или строитель не смогли бы по первому взгляду отличить яйца, едва хранившие искру жизни от тех, в которых уже зрел вполне сформированный маленький кормис. Но Уно сразу все понял и внутренне содрогнулся, осознав, сколько крохотных зародышей на грани гибели.

– Продержитесь еще немного, – мысленно попросил он, развязывая метку на своем плече.

В рисунке узора пряталась спираль, искаженная полосами рубцов. В юности Уно обычным камнем пытался содрать свой проявившийся знак. Ему отчаянно не хотелось быть нянькой, он надеялся оказаться солдатом или на худой конец добытчиком.

Теперь же ему было стыдно за свою прежнюю глупость. Нет большей чести, чем хранить наследие предков, бережно взращивая новые поколения собратьев.

На миг Уно закрыл глаза, подумал немного и наконец взял в руки флейту, спрятанную на маленькой каменной полке выше человеческого роста.

Рано хотел было что-то возразить, даже открыл рот, но тут же захлопнул его, так ничего и не сказав. Старшему виднее, пускай дарит надежду хотя бы себе. Всем известно, что спасти колонию может только присутствие Королевы, а не какие-то там чудные песенки.

Уно поднес инструмент к губам, глубоко вдохнул и плавно выдохнул, одновременно перебирая чуткими пальцами. Флейта тотчас отозвалась тихим подобием свиста, жалобного, но мелодичного.

По искаженной спирали на плече кормиса пробежала алая рябь. Такой же красноватый отсвет вскоре заскользил по поверхности яиц. Метка ярко вспыхнула и стало медленно гаснуть, зато сияние яиц все усиливалось.

Вдруг Уно резко отнял флейту от губ и осел на каменный пол. Его метка почти исчезла, и теперь мерцающими черными пятнами восстанавливалась вновь.

Встревоженный Рано метнулся к старшему:

– Нельзя так мучить себя, – прошептал он, понимая, что Уно уже набрал сил, чтобы отвечать.

– Ничего, скоро у нас будет новая Мать и все наладится, – вяло отозвался юноша, хотя в глубине души все еще любил своенравную и капризную королеву, пропавшую в неизвестном направлении. Кормисы с трудом могли верить, что волоокая госпожа Камрит сбежала с пленником, которого ради ее забавы привели воины после битвы на окраине леса.

Если бы Уно знал, что никчемное, длинноволосое подобие мужчины так придется по душе поверительнице, задушил бы грязного всадника одной рукой. Мано так и хотел сделать однажды, но Камрит не позволила. Гневно сдвинула брови и велела отпустить фаворита.

Уно бешено ревновал, он надеялся, что Королева все-таки заметит его и хотя бы еще раз позовет на ложе. Но властная красавица легко позабыла «няньку», отдавая предпочтение Харо – старшему воину того времени, а то и прочим солдатам. Ей нравилось менять мужчин на своем ложе – выбор был велик, хотя чаще всего ее ласкали сразу несколько кормисов.

А потом появилась синеглазая живая игрушка, чудом избежавшая справедливой кары на поле битвы. Чем недостойный раб мог так угодить Госпоже? В каких тайных утехах был сведущ? Надо было отрезать ему яйца и скормить змеям. Следовало вырезать ему язык и сломать все пальцы, чтобы он не мог ими радовать Камрит.

Уно не был кровожаден, но он отчаянно желал свою Королеву, а она проводила ночи с жалким человеческим отродьем – ничтожным Всадником, что валялся под конем, которого пронзило копье Харо.

Если бы кормисы знали, как дорого обойдется им это пленник, размозжили бы ему голову еще на Ничейной Пустоши. И кто только предложил показать ей этого волосатого урода… Посадить на кол, придумавшего столь нелепую мысль.

Уно захлестнула волна тоски, ему снова стало стыдно за свои невысказанные чувства, но самое страшное в глубине души он даже был рад, что Королеву пока никто не заменил. Разве другая может уподобиться первой женщине в жизни Уно? Богине, снизошедшей однажды до простого уборщика в детском зале?

Их единственную ночь Уно не сможет забыть никогда. Ее гибкое, мягкое тело, умащенное маслами дурранга, ее темные волосы, разметавшиеся на широком ложе. Уно прикасался к ним с благоговением и восторгом. Ни у кого из обитателей Кормаксилона не было на теле волос, казалось, они совершенно не нужны мужчине.

Другое дело роскошная грива Королевы – ее гордость и преимущество. Притягательная и желанная, Камрит позволяла ему ласкать себя до рассвета, и Уно был неутомим. Он задыхался от любви, раз за разом обильно выплескивая семя в ее горячее лоно, он старался обращаться с ней бережно, ведь она казалось ему хрупким цветком, тонким стеблем, который можно сломать одним лишь неловким прикосновением.

Колонии, безусловно, нужна новая женщина, иначе всем грозит медленная смерть, но сердце Уно навсегда отдано первой Королеве. Пусть Кадо, Мано и Наро ждут новую Хозяйку, а Уно в глубине сердца Уно сохранит верность той, что сбежала, забрав с собой все самые чистые и искренние порывы молодого кормиса, превратив его жизнь в одинокое существование на благо колонии.

"Камрит, я люблю тебя, даже если ты обо мне никогда не вспомнишь! Я обещаю хранить память о тебе до конца своих дней…"

Глава 3
Деревня Изгоев

Ничейная Пустошь, берег реки

Маргарита

Мое тело будто парит в воздухе. Удивительные ощущения, я лежу на пушистом облаке и плыву в небесах. Вот только солнце нестерпимо светит в глаза, невозможно открыть. Откуда же столько света? Похоже, я все-таки захлебнулась в реке и попала в рай.

Вдруг меня сильно тряхнуло, я завалилась на бок и пребольно ударилась лбом обо что-то твердое. Наконец открыла глаза, а заодно и рот. Было чему удивиться – меня несли на носилках двое мужчин, и я сразу уставилась в затылок тому, что двигался впереди.

Санитар бригады «скорой помощи»? Не похож. Судя по отросшим нечесаным космам и драным лохмотьям вместо рубахи – просто бомж какой-то. Присутствует даже соответствующий запашок давно не мытого тела.

Но самое главное – меня спасли, вытащили из реки и несут к людям. Боже, только бы не обратно в коттедж! Я попыталась сесть и сразу же услышала позади раздраженный скрипучий голос:

– Тан Баруш, она очнулась! Хватит ее тащить, пусть идет сама, я устал.

Я торопливо оглянулась и теперь встретилась взглядом с угрюмым невысоким дядькой, который держал на плечах жерди моих носилок. Он тут же осклабился в виде приветствия, продемонстрировав остатки гнилых зубов, и мне пришлось перевела взор на второго человека. Ни произнеся ни единого слова, тот начал медленно опускать мое импровизированное ложе на землю, а потом подал руку, заставляя подняться и встать рядом с собой.

– Откуда ты, женщина? Неужели сбежала из леса?

Подбирая слова для ответа, я растерянно смотрела на пожилого мужчину, чьи умные выразительные глаза лихорадочно блестели на загорелом дочерна морщинистом лице. До чего же бедно он одет – застиранная рубаха и оборванные до колен штаны, босые грязные ноги. Странно все это – очень странно.

– Я гуляла у реки и случайно упала в воду. Скажите, пожалуйста, до города далеко?

Невысокий доходяга презрительно сплюнул, желая вернуть мое внимание к своей персоне:

– Горожаночка! Я так и думал. Уж больно хороша. Кому ты отдашь этот цветочек, Тан?

Я не верила своим ушам. Сбежать от одного бандита и попасть в лапы к каким-то оборванцам. Лучше бы мне плыть все дальше и дальше, не приставая к берегу… до самых небес.

Тан Баруш был среди этих двоих вожаком, он выше ростом и массивнее, а среди низов общества все решают сильные кулаки. Тогда я обратилась к нему:

– Пожалуйста, помогите вернуться в город, я вас отблагодарю. У меня небольшая зарплата, но я вам отдам все деньги, что есть дома, еще несколько золотых украшений: два колечка, браслет и цепочка с подвеской. Вы меня спасли, я очень благодарна…

– Хватит болтать зря! В город тебе все равно ходу нет. Путь туда один – через Южную Заставу, но стража никого из этих мест не пропустит в Королевство. Мы изгнаны в проклятые земли, неужели тебе неизвестно, где ты находишься? Отвечай! Тебя выкрали из дома и продали? Как ты на самом деле оказалась в реке?

Я не знала плакать мне или смеяться, все происходящее походило на глупую шутку. «Застава», «Земли проклятые»… Здесь снимают фильм о средневековом быте? Я бы с любопытством понаблюдала за киносъемкой, но меня не поставили в известность, что я попаду в кадр. А, кстати, покажите мне оператора!

Напрасно я оглядывалась в поисках фургонов киногруппы и обслуживающего персонала. Меня ждало разочарование, все пространство вокруг было безлюдно. И если вдоль берега узенькой мутной речушки еще росла зеленая густая трава, то дальше небольшого оазиса расстилалась выжженная солнцем равнина.

Ни машин, ни реквизита, ни палаток, только вдалеке я заметила еще низкие постройки, значит, поселение все же есть. Значит, нужно попасть туда как можно скорее и найти адекватных людей.

От печальных раздумий меня отвлек новый толчок под ребра.

– Ты что, спишь на ходу? Говори сейчас же, как тебе удалось удрать от лесных тварей?

В голове будто со скрипом сдвинулись невидимые шестеренки. Он, что же, называет «тварями» обитателей коттеджа? Тогда я согласна, думаю, попадись я этому Бугру, меня бы просто так домой не отпустили.

– Да, я сбежала. Я хотела к людям выйти. Спасибо, что нашли меня и оказали первую помощь. Теперь мне нужно вернуться домой! Пожалуйста…

Гнилозубый мерзко расхохотался, но Высокий грубо одернул его:

– Не видишь, девчонка напугана, одно небо знает, что ей довелось пережить в Инсектерре.

А потом Баруш уже более внимательно оглядел меня с ног до головы:

– Не трясись! Никто не обидит тебя здесь, я за этим пригляжу… до поры. Но о городе можешь забыть. Даже если тебе повезет и ты доберешься до заставы, даже если раздвинешь ноги перед каждым стражником, тебя все равно не пропустят. Мы для них хуже прокаженных, поскольку общаемся с тварями, живем с ними по соседству и даже устраиваем обмен. Тебе еще повезло, что осталась жива и сбежала. Пока будешь при мне, посмотрим, на что сгодишься. Но если попробуешь покинуть селение…

Он стиснул мое горло железными крючьями пальцев, я несколько раз моргнула, со всем заранее соглашаясь. «Буду кроткой овцой, буду слушаться, только хватит меня душить». Вслух я просипела что-то похожее:

– Прошу вас, не убивайте. Я врач, умею лечить людей, буду вам полезна.

Гнилозубый криво улыбнулся, из уголка рта потекла струйка слюны, я едва могла скрыть гримасу отвращения, так он был противен в этот момент, особенно когда снова заговорил:

– Не бойся, маленькая, лишать тебя жизни – напрасное расточительство. Здесь почти нет годных юбок, одни седые старухи да слабоумные.

Баруш немедленно отпустил меня и уже черной тучей двинулся в сторону приятеля:

– Придержи-ка язык, ты – вонючий ублюдок! Я своими руками закопаю тебя в дерьме, если еще хоть слово скажешь худо о моей Райни.

На лице Мелкого отразился страх:

– Вы неверно поняли меня, Тан Баруш, я вовсе не имел в виду ваше святое дитя, к тому же Райни – первая красавица в Речной долине, и я готов целовать песок, по которому ступали ее белые ножки.

– Рад это слышать, брат Хартук. Но ты должен будешь подтвердить свое смирение и потому, когда вернемся в поселок, выпьешь кружечку вечерней мочи моей Блаженной дочери. Может, и на тебя потом снизойдет благодать, и ты станешь столь же невинным и кротким.

– Почту за великую честь, – чуть дрогнувшим голосом пробормотал Хартук.

Кажется, он и сам был не рад своей неуемной болтливости. Вряд ли остался доволен свалившейся на его голову «благодатью».

Я же потупила взгляд к земле и кое-что смекнула. Судя по всему я попала в секту. Фанатики поселились на природе, питаются подножным кормом, поют гимны любви и свету, избегают цивилизации. Я уже проходила что-то подобное, до боли знакомо.

Надо ко всему здесь присмотреться, притвориться покорной и как только выпадет возможность, покинуть жуткое место. Таков был мой нехитрый план. А что можно было еще придумать?

Скоро мы втроем добрались до небольшой деревушки у излучины реки. Уже к вечеру этого дня я выяснила, что в поселке всего пятнадцать домишек разной степени ветхости. В каждом ютятся темные личности, обычно уже преклонных лет – седые изможденные старики и старухи.

Детей и даже подростков я не видела. В основном здесь жили мужчины, но на истово верующих не очень походили. Неопрятные, равнодушные, опустившиеся люди.

Сначала я решила, что здесь царит эпидемия, иначе как объяснить, что вполне вменяемых людей держат в изоляции. Но позже выяснилось, что особой заразы нет, просто все обитатели поселка – бывшие преступники, злостные воры и душегубы. Кое-кто был сослан сюда с каторги на королевских рудниках.

Тан Баруш оказался местным лидером, он поселил меня в своем доме. Хартук – правая рука Баруша и, кажется, бывший подельник. Мне сообщили, что на счету этой парочки немало загубленных жизней. Но разбойники были схвачены, биты плетьми и высланы за пределы Королевства севернее реки. Да-да, я не сразу смогла понять, что эти ребята были абсолютно вменяемы и честны со мной.

Все, что меня окружало, буквально вопило о Чужом мире, куда меня угораздило попасть. Это была совершенно иная реальность, Тан Баруш называл ее красивым словом Дэриланд, рассказывал мне о надменных рыцарях и любезных трактирщицах, о своей воровской удаче и былых кутежах.

Он любил поболтать после пары глоточков браги, а я сидела, как онемевшая, только кивала головой, все более проникаясь ужасом своего положения. Понятия не имела, как мне вернуться назад и что нужно для этого сделать.

У вожака изгоев оказалась симпатичная дочка Райни, мы легко с ней сошлись. Я догадалась, что мне оставлена жизнь и неприкосновенность только ради нее. Баруш души не чаял в своей пятнадцатилетней дочурке и хотел раздобыть ей подругу.

Я вполне подходила на роль наперсницы, но в первый же час общения поняла, что девочка слабоумная. Может, в этом было как раз ее счастье… Милое, трогательное существо, что бы с ней стало, если бы отец относился к дочери более равнодушно или напротив смотрел с вожделением? Страшно даже представить участь бедняжки.

Стоило мне показаться на улице, как Хартук начинал следовать за мной по пятам, думаю, сам Баруш поручил ему слежку. Но один лишь вид этого гаденького дурно пахнущего мужчинки вызывал во мне приступ омерзения. Я коротко кивала при встрече, стараясь тут же отводить глаза, чтобы не замечать огонек голода в ответных взорах.

Как же меня бесил этот придурок! Он таскался за мной и ныл, что изголодался по женщине, умолял разрешить ему потрогать меня за грудь или задницу, предлагал какую-то плату. А однажды выругался так, что я ничего не поняла:

– Ублажать тварей тебе нравилось больше, да? Маленькая дрянь! Сучка похотливая! Тебя привлекают краснокожие уроды с размалеванными телами? Я не хуже их, милашка, поверь! Ух, как бы я хотел воткнуть тебе между ног…

– Отстань по-хорошему!

– Ну, не бойся так, не убегай, Марга, у меня тоже есть шрамы, смотри, у меня вся спина исполосована и два клейма, второе на животе, я сейчас покажу. Тебе может понравиться, когда-то я умел развлекать девиц.

В тот день я еле вырвалась от его липких рук и убежала в дом Старосты, так и не набрав воду в реке. Очень надеюсь, что Баруш накажет своего подельника, попрошу Райни заступиться. Она добрая, хотя и мало что понимает. Лишь бы ее отец не умер рано, иначе девочку ждет печальная судьба. И меня тоже…

Их быт оказался невероятно груб и примитивен. Я, как могла, постаралась навести порядок в лачуге, которая теперь и мне служила убежищем. Райни старательно взялась помогать, у девчушки не было матери – по рассказам Баруша, она не вынесла тягот и лишений здешних мест, пробовала бежать и ее пронзили мечами стражи Южной Заставы. Райни тогда была совсем малышкой и как ее потом воспитывали остается лишь догадываться.

Еда в деревне была скудной, бывшие каторжники, правда, обрабатывали поля с чахлой пшеницей, садили овощи, но культурные растения едва вызревали, задушенные сорняками. Работать здесь никто не любил.

Нас еще выручала рыба, которую Баруш ловил в реке плетеными из лозы ловушками или сетью. Также неподалеку был лес, уж там точно можно было раздобыть пропитание, но в густые заросли никто из поселения не совался. Люди боялись леса, а точнее тех, кто там обитает. Охотнее всего об этом говорила блаженная Райни:

– Нет-нет, нам туда нельзя. Там живут красные люди. У них есть Мать и они любят играть с ней. Но если Мать умрет, они придут к нам и заберут меня. Все наши знают, что меня могут забрать, и даже отец не поможет. Но я не боюсь. Я буду хорошей матерью лесным людям. Меня все будут любить и беречь. Так у них заведено. Я научу их новым веселым играм.

Девочка улыбалась, мечтательно прикрывала глаза и, задрав подол, начинала кружиться в танце по нашей убогой комнатушке. А во мне нарастало смутное беспокойство. Мне казалось, что все тут сошли с ума, кстати, Тан Баруш тоже был немного не в себе, недаром он называл Райни – «святое дитя» и требовал, чтобы все обитатели деревни ей поклонялись.

Никто не спорил со старостой, однако иногда я замечала, с каким вожделением смотрит на мою подопечную Хартук. Вот уж кто был здесь настоящим чудовищем!

Спустя неделю с того момента, как меня вытащили из реки, я научилась быстро засыпать на ворохе грязной соломы, прикрытой залатанной ветошью, а первые дни долго лежала в темноте, пытаясь сомкнуть глаза, пока в голове мелькали обрывки мыслей, смутные образы моей прежней городской жизни.

Отчаянно хотелось исчезнуть из богом забытой деревушки, находящейся непонятно в каких краях. Иначе просто сгину среди смрада и безумия. Держись, Марго, держись!

Сегодня Райни почистила во дворе рыбу – утренний улов отца, и теперь собиралась зажарить ее на решетке поверх углей. Пищу здесь готовили на улице, прямо на кострах. Баруш чинил сеть, а я пыталась ему помогать, разматывая нитки.

Скоро полдень, стояла невыносимая жара, староста то и дело прикладывался к бутыли с прохладной процеженной брагой. Напиток готовили из каких-то сладковатых грибов, что находили в земле у берега реки. Судя по тому, как морщился староста, редкостная гадость на вкус, но перебродив, грибочки, давали чувство легкого опьянения.

Несмотря на щедрые предложения поделиться напитком, я не рискнула даже попробовать мутную дрянь. Не хватало еще подсесть на местный допинг, а потом превратиться в бесчувственное подобие общей женщины.

Сегодня утром даже не хотелось подниматься с тюфяка, зная, что придется копошиться без толку в этом унылом месте. И вдруг до нас донесся испуганный вопль Хартука: