Текст книги "Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz"

День 4. Среда
Несколько красных рук. Одна лишняя

Свежий солёный сыр был неожиданно хорош. Молочно-белый, плотный, с мелкими влажными каплями на поверхностях ломтиков, он нисколько не рассыпа́лся под острым ножом. Холодный… Листик салата и несколько упругих, сочных веточек кинзы, лежащих поверх, охраняли его замечательную прохладу.

И омлет неожиданно оказался, в самом деле, с ветчиной! С настоящей, ароматной ветчиной, приготовленный на вкусном сливочном масле. Тонкая запекшаяся корочка не была ни засохшей, ни подгоревшей – в самый раз.

Капитан Глеб с удовольствием изучил обширно-нежную территорию омлета. Аккуратно и ничуть не протестуя против излишеств, промокнул кусочком белого хлеба некоторые сливочные лужицы на нём и отложил корочку на край просторной тарелки.

Удобная вилка. Тяжёлый низкий стакан с ледяным томатным соком. Всё было сегодня приятно и хорошо.

Но для начала Глеб развернул утреннюю газету, нашёл страницу экономических новостей.

Никто ему не мешал, только звенели иногда за окном редкие ещё трамваи.

И белая полотняная салфетка очень удобно легла потом в руку.

С чашкой кофе Глеб Никитин вышел в гостиничный холл и устроился в большом кресле у окна.

Мужчин понять было не сложно.

Роскошное летнее утро дышало прохладой и хорошими перспективами, а иностранные легионеры по очереди выползали из своих номеров с одинаково помятыми лицами.

«Похмелье – расплата природы за излишества….».

Глеб предвидел всё это с вечера и поэтому не очень настойчиво отправлял своих подопечных в сторону накрытых к завтраку столиков гостиничного ресторана.

По очереди смущённо перемещаясь мимо Глеба, интернациональные мужчины одинаково устало опускались на твёрдые стулья и с отвращением смотрели на приготовленную для них тёплую пищу.

Почти все они забавно похоже и жадно пили минеральную воду из бутылочек.

Но были среди слабаков и несомненные герои. Не думая о мелочах, опытный Крейцер из Бремена дисциплинированно запихивал в себя горячую тушёную капусту, а черноволосый О′Салливан круглыми внимательными глазами изучал варёное яичко, которое ему вскоре предстояло вкусно скушать.

С улицы в холл быстрыми шагами вошёл и огляделся по сторонам румяный взъерошенный Тиади. Заметив близко от себя Глеба, он подмигнул ему, приложил палец к губам и поспешил в лифт.

«Ну, теперь полный комплект! Начинаем! Отставить позывы к тошноте, ребята….».

Опустив пустую чашку на подоконник, капитан Глеб решительно направился к завтракающим иностранцам.

– Приятного аппетита! Надеюсь, что вчерашнее боевое настроение сохранилось у всех?

Очень бледный лицом Мерфи отрицательно покачал головой.

Глеб угрожающе навис над рыжим английским загривком.

– Паникёров к стенке! Я же говорил, что будет трудно! Не поверили?! Приказываю всем есть! Напрягитесь, преодолейте себя…! Жратву по карманам не прятать! Обедать будем теперь только в море! И не ныть, что у кого-то болит голова!

Следующие пять минут были заполнены медленным и траурным позвякиванием столовых приборов.

Скользнув незаметной тенью, за крайний столик без звука присел Тиади. Он явно услышал последние слова Глеба и понял смысл текущей профилактической беседы. Бельгиец явно тоже не хотел кушать после приятных и хлопотных ночных приключений, но, полностью поддерживая своего яростного командира, он демонстративно шустро резал ножом сосиски и запивал их густым, совсем ещё не остывшим какао.

Два ящика холодной минералки Глеб приказал отнести в автобус.

Никто особо в салоне не смеялся, переговаривались тихо, многие дремали.

Большого Кольку вырвало только за городом, на скорбном пятнадцатом километре.

Через час, когда уже подъезжали к казармам, почти весь коллектив ожил. Немцы пытались коллективно петь старинные военные песни, а шведы бубнили что-то своё, показывая друг другу мелькающих за окном автобуса грязных коров и овечек.

…Залы огромной гарнизонной бани пугали гулкой пустотой. Раздевалка пахла хозяйственным мылом и беспощадно вываренными берёзовыми вениками. Ирландский ботаник по имени Стивен сунул было голову в дверь холодной парной, но с отвращением сморщился и резво встал в строй вместе со всеми.

На длинных скамейках их уже ждали аккуратно разложенные комплекты камуфляжной формы, причём поверх каждой стопочки свернулся ремень с блестящей пряжкой, а под скамейкой по линейке выстроились ботинки с высокими берцами.

В центре зала стоял ОН.

Лёгкая пятнистая куртка на ЕГО теле и такие же песочно-коричневые штаны с множеством накладных карманов недвусмысленно напоминали всем окружающим об давно завершившейся операции «Буря в пустыне». Рифлёные подошвы высоких светло-замшевых ботинок упруго попирали бетонный пол раздевалки и некоторое количество не подметённых ранее берёзовых листиков. Чёрный берет на ЕГО голове был со значением заломлен в трёх стратегических плоскостях. Большие капли тёмных солнцезащитных очков явно отражали в своё время ещё рассветы воюющего Вьетнама.

Корпусной блеск мощного фонарика и удивительная по объёму фляжка подчёркивали скромность ножен, в которых очень убедительно покачивался большой и красивый кинжал.

Ремни сумки-сухарницы туго перетягивали ЕГО стройную талию.

В лучах утреннего солнца, которое уже достаточно сильно проникало в зал сквозь закрашенные белой краской банные окна, перед всеми стоял Бориска-великолепный.

– Здравствуйте!

Юные щёки помощника рделись гордостью и ожиданием похвалы.

Судя по общей реакции европейцев, им решительно понравился внешний вид Бориски и многие из них, если не все, моментально подумали, что сейчас будут выглядеть так же милитаристски шикарно. Но это было невозможно в принципе.

…Ещё в самом начале проекта, ожидая свою первую группу, Виктор Никифорович Усманцев в волнении закупил для всех участников новенький камуфляж и необходимые аксессуары к нему. Потом он жаловался по телефону Глебу, что обошлась эта затея дороговато, да и на обратном вылете тех иностранцев, которые пожелали взять с собой на память о приключении почти неношеные военные штаны и куртки, притормозила почему-то аэропортовская таможня. Напряжения были ему не нужны, доброе имя дороже, в общем, Никифорычу пришлось тогда немного покумекать над этим вопросом.

Боцман – это ведь не профессия, а призвание, и, недолго смущаясь, старый моряк договорился с флотскими тыловиками о том, что они ему уступят на взаимовыгодных условиях некоторое количество обмундирования второго, а то и третьего срока носки. Тщательно постирать и прогладить уже использованный российскими салагами камуфляж большого труда не составляло.

Боцман часто смеялся, вспоминая ситуацию, когда один солидный европеец, кажется, французский биржевик, стал пристально и брезгливо рассматривать заштопанную дыру, бесстыдно расположившуюся на самом животе его застиранной пятнистой куртки. Никифорыч тогда вскользь заметил, что эта форма поступает на их войсковые склады из горячих точек.

«Бывают следы от пуль и осколков. Иногда кровь….».

«И даже из Чечни?!» – разом изумились тогда все участники. Француз был горд. Те же, кому досталась более-менее целая, без отметин, одежда, весь поход чувствовали себя ущербными и несчастными.

Но ремни с медными бляхами и высокие ботинки боцман всегда готовил для гостей непременно новые!

Никто и никогда в переодевании не смущался. Не стали взаимно краснеть и эти.

Широкий датчанин, наполовину скинув с себя штатскую одежду, откинулся назад, на жестяную дверцу шкафчика. Он и в автобусе пил холодную воду, и здесь не мог жадно оторваться от маленькой запотевшей бутылочки.

Остальные гоготали, поминутно спрашивая о мелочах Глеба и Бориску.

В общей толпе выделялись спортивными загорелыми телами Тиади, Макгуайр и О′Салливан. Педантичный итальянец был на удивление мощно сложен. Остальные персонажи были примерно одинаковы: тоненькие ножки, дряблые пузики и светлое нижнее бельё.

Первым делом немцы стали рассматривать свои именные нашивки.

Вся процедура была давно и подробно проработана, сбоев и ошибок не должно было быть, но капитан Глеб всё равно внимательно наблюдал за развитием событий и, особенно, за организационными действиями Бориски.

Каждый из участников заранее, не менее чем за месяц до начала игры, должен был сообщать устроителям свои основные параметры, размеры одежды, обуви, группу крови. Обязательно указывался вес героя. Насколько было известно об этом Глебу, обмундированием занимался обычно Никифорыч, не доверяя эту часть подготовки никому, даже сыну.

«Молод он ещё, важности башмаков в жизненном процессе пока не осознал…».

Комплект формы всякий раз тщательно готовился под каждого. Ко всем основным предметам имелись неожиданные и приятные для новичков приложения: нашивка с указанием группы крови и солдатский жетон на цепочке, с именем владельца, соответственно.

Внезапно в углу заржал Шон Мерфи.

Капитан Глеб обернулся.

На распяленных пальцах рук мясников сын держал тёмно-синие сатиновые трусы и заливался во весь голос.

– Это и есть русский военный интим! Такими секретными тряпками их солдаты привлекают к себе своих больших подруг!

Стройность аккуратно уложенных рядов униформы нарушилась. Иностранцы принялись спешно и азартно рыться каждый в своём комплекте, выискивая подобные сокровища.

Через минуту смеялись уже все.

Триумф русских военных трусов был безоговорочен.

Тёмный сатин победно реял над представителями Евросоюза.

В общей суматохе бременский Крейцер попытался набросить принадлежащие ему форменные трусы на голову Крейцера из Штральзунда. Тот слабо хихикал из-под просторного полотнища, требуя от товарищей незамедлительно его в таком положении сфотографировать.

Держа подозрительное изделие кончиками пальцев, О′Салливан брезгливо спроецировал их на своё тело в нужном месте. Потом бросил трусы в угол.

Под крики иностранной общественности целая стая синих и чёрных деталей нижней мужской одежды дружно полетела в том же направлении.

Итальянец гордо напялил камуфляжные штаны на свои гражданские голубоватые трусики.

Понаблюдав за поступком первопроходца, почти все сделали то же самое.

Дальнейшее перевоплощение продолжалось без особых происшествий. Только под самый конец, завязав наконец-то все шнурки на своих высоких кирзовых башмаках и выпрямившись, кто-то из шведов обратился к Бориске с глупым вопросом.

– А почему они не гнутся?!

Русский человек Бориска отреагировал моментально.

– Потому что они несгибаемы!

Но правильно перевести это объяснение на английский язык юноша не смог и поэтому в очередной раз смутился.

Нитки и иголки были предоставлены в изобилии каждому. О необходимости пришить подворотничок и все опознавательные знаки на форму капитан Глеб предупреждал иностранцев заранее, ещё в автобусе. Пыхтя и чертыхаясь, многие достаточно быстро справились и с этой проблемой.

Глеб с пониманием отнёсся к проступку Стивена Дьюара, который, подслеповато щурясь, попросил своего британского соседа Макгуайра помочь ему вдеть нитку в иголку, но уж когда улыбчивый Бадди стал настойчиво понуждать Бориску пришить подворотничок на его куртку, терпение командора закончилось.

– Отставить! Дедовщины здесь не будет! Не допущу! Каждый самостоятельно подтирает себе свои сопли!

Погрохотав в пустынной раздевалке ещё немного, капитан Глеб тихо взял Бориску за руку.

– Выйдем.

Юноша с тревогой взглянул на него.

– Я делаю что-то неправильно?

– Всё о′кей. Давай мы с тобой ненадолго отсюда удалимся. Так надо…

На самом деле Глеб просто решил поберечь нервы своего не закалённого ещё пока в суровых жизненных ситуациях адъютанта, да и сам не особо желал присутствовать на предстоящем мероприятии.

С пожилым мичманом Козловым его познакомил день назад Ян Усманцев. Там же они с ветераном-контрактником подробно обо всём и договорились. В том числе и о стоимости его эксклюзивной услуги.

– Так, всем внимание!

Капитан Глеб Никитин вышел на середину просторной раздевалки. Подтолкнул вперёд мичмана.

– Точной настройкой и подгонкой вашего обмундирования сейчас займётся вот этот серьёзный господин. Все его приказания выполнять быстро и беспрекословно! Кроме этого, он же постарается познакомить вас с некоторыми специальными выражениями, без употребления которых в нашей армии и пушки не стреляют, и самолёты взлетают очень медленно. Попытайтесь хоть что-то запомнить. В ближайшее время вам эти слова очень пригодятся.

Помогать герру Козлову общаться с коллективом будет наш самый опытный игрок – Тиади Грейпсювер. Многие необходимые термины он уже знает наизусть.

Потирая руки, бельгиец понимающе заулыбался.

– Не краснейте особо, парни. Привыкайте. И чтобы через двадцать минут все были готовы! Выезжаем без опоздания.

– Приступайте, господин Козлов…

Ещё раз гостеприимно подтолкнув мичмана в иностранную толпу, Глеб взял Бориску под локоток и вывел его в коридор. Разбухшая дверь предбанника захлопнулась за ними плотно и сочно.

Когда, приятно и продолжительно прогулявшись по свежему воздуху вокруг казарм, они вернулись к своим подопечным, Бориска был уже не столь блестящ.

В первые же минуты их непринуждённой беседы капитан Глеб посоветовал ему снять с себя всё, что гремело, сияло и оттопыривалось. Фонарик, фляга и роскошный наручный компас были немедленно отправлены в рюкзак.

На ходу они ещё немного поговорили о деталях предстоящего дня. Парень старался быть внимательным, переспрашивал с толком, многое уже знал. Подробно и обстоятельно отвечал на вопросы Глеба.

Мощную дверь бани Бориска с усилием дёргал дважды. Капитан Глеб насторожился. И не зря.

Раздевалка напоминала классический бардак – преддверие разврата.

На всём её пространстве потные, краснорожие мужики тесно обнимались и плакали, не стесняясь тех, кто занимался тем же самым по соседству.

На ближней к дверям скамейке корчился в припадке хохота большой модный Хиггинс. В уголке заливался смеющейся птичкой Стивен Дьюар, то и дело хватаясь пальчиками за стёклышки своих запотевших очков.

В групповом немецком экстазе один из Крейцеров находился к товарищам спиной и низко при этом нагибался. Но это было славное движение, никакой похабщины! Его тёзка, вплотную приблизившись сзади к его чреслам, старательно царапал что-то шариковой авторучкой на белой нательной майке товарища, сквозь хохот собравшихся переспрашивая ещё и ещё раз о чём-то Тиади.

Гигант Николас стоял в полном обмундировании на коленях перед коротышкой Бадди и умолял того сделать ему нехорошее. Нервно стараясь распахнуть обширную камуфляжную куртку Николаса пошире и блестя собственной взопревшей лысиной, Бадди старательно выводил фломастером на груди возбуждённого партнёра очень, очень неприличное русское слово.

Все присутствующие ржали в голос. Одновременно. Ехидно улыбался даже О′Салливан.

Кто пронёс на территорию стратегического объекта пиво, Глеб сознательно не стал выяснять, поскольку наградной напиток «Гинесс» с удовольствием потягивал в сторонке разомлевший от внезапной европейской славы мичман Козлов.

– Рекомендую при мне этих слов не произносить!

Многим предупреждение капитана Глеба показалось тоже забавным. Десять-двенадцать почитателей народного творчества опять дружно захохотали.

– Мичман, бросай свою соску, осмотри личный состав и выводи взвод строиться!

Козлов встал со скамейки и с размаха утёрся рукавом.

– А то!

Загрохотали по каменному полу новенькие твёрдые башмаки, запахло ремнями.

В этот момент в ту же самую тугую дверь вошли два матроса и офицер. Из первого по правой стене шкафчика матросы, не говоря ни слова, аккуратно взяли гражданские вещи – сначала обувь, потом одежду на вешалке и тщательно, стараясь не помять, положили их в большой новенький мешок из крафт-бумаги. Офицер ловко щёлкнул по верху уже закрытого мешка пломбиратором.

– Эй! Что они делают?! Это же мои брюки! И кроссовки, и ноутбук!

Длинный бородатый немец в возмущении бросился к Глебу.

– Всё в порядке, камрад. Это представители властей. Так ваши личные вещи будут в полной сохранности, не волнуйтесь! Возьмите с собой только предметы личной гигиены, фотоаппараты, видеокамеры. Ну и зажигалки, сигареты, прочую мелочь, какую не лень таскать на своих плечах.

Остатки предыдущего непристойного смеха как-то разом исчезли из помещения. Люди, до сих пор бывшие разными, вдруг превратились в одинаковых и очень серьёзных. Они с изумлением смотрели на своих знакомцев, переглядывались, расправляли складки новой одежды, прощально складывали прежнюю.

Матросы споро упаковали все вещи в отдельные бумажные мешки и занесли их в дальнюю комнату, стальную дверь которой офицер открыл и закрыл своим ключом. В той же связке, на ремешке у пояса, он нашёл маленькую медную печать, завязал верёвочку на дверях и, слегка поплевав на печать, твёрдо поставил на зелёном пластилине нужный оттиск. И так же тщательно – печать, ремешок, связка, ключи – он собрал эти предметы воедино и положил в карман.

Знакомо подмигнул капитану Глебу Никитину. И Бориске.

Потом матросы и капитан-лейтенант решительным шагом вышли из раздевалки.

Новобранцы тоже потянулись к выходу.

Форма на всех была очень чистая и не огорчала на первый взгляд никаким размерным несоответствием.

Глеб Никитин обернулся.

В дальнем углу большой комнаты, стоя на коленях, продолжал в одиночестве пыхтеть оружейник Хулио.

– Проблемы?

– Я сейчас, ещё минуту!

Заботливо рассматривая бумажные бирки на новеньких трусах, смуглый итальянец отбрасывал некоторые неподходящие, но большинство их них одобрял, сворачивал и поспешно запихивал в свой военный рюкзак.

– Зачем тебе двенадцать трусов?!

Глеб в самом деле заинтересовался феноменом.

– Я вырос в бедной и практичной семье. В очень практичной семье, товарищ!

Жуликовато, но умно Хулио посмотрел прямо в глаза Глеба и вскинул рюкзак на плечо.

Во дворе казармы, залитом утренним жёлтым солнцем, возле квадратного столика под грибком, Бориска уже выстроил свой дисциплинированный и как-то стремительно помолодевший в новом обличии коллектив.

Глеб откашлялся.

– Так! Для того чтобы игра удалась, нам нужно правильно разделиться на команды. Не будем зря тратить ваше время и мои нервы. Запоминайте!

У нас будет три состава. Члены той команды, которая наберёт меньше всех баллов и будет последней на финише игры, сообща оплачивают выпивку для всех остальных на прощальном «Ужине Боевого Братства». Команда, показавшая худший результат каждого дня, дежурит сутки на кухне.

– А как мы запомним, кто с кем соревнуется?!

– Справедливо. На правом рукаве каждого из нас будет повязка – для каждой команды своя особая.

Из предусмотрительно поданного Бориской рюкзака капитан Глеб взял две стопки разноцветных повязок и бросил их на стол.

С почти страшным боевым кличем, поправляя на ушах великоватую военную кепку, маленький ирландец первым набросился на бело-синие, с красным квадратом в центре, тряпочки.

За ним сплочённым клином, оттирая всех, к столику решительно двинулись все немцы. От земляков отстал, увлекшись нарисованным на фасаде казармы чудовищно огромным угрюмым танком, бременский Кройцер.

Второй комплект повязок, из которого Бориска предусмотрительно ущипнул одну для себя, достался англичанину Макгуайру, Тиади, Хиггинсу и тихому молчаливому шведу. Последнюю из них, красную с жёлтым крестом, с дощатой поверхности двумя пальчиками поднял, неодобрительно сжав свои и без того узкие губы, милый человек О′Салливан.

– Я утром посмотрел счет из гостиничного бара. Вчера вы кушали там преимущественно виски и ром. Первая команда так и будет называться – «Виски». Бело-синие, направо! Вашим капитаном будет Тиади.

Следуя вашим питейным пристрастиям, другую команду я назвал «Ромео». Её капитан…

Помедлив, капитан Глеб ухмыльнулся.

– Капитаном «Ромео» будет Бориска. Небольшая безалкогольная добавка к вашему вонючему рому не помешает.

Облечённый неслыханным доверием молодой полководец густо покраснел.

Тут же сверкнул чёрными глазками Хулио.

– А в третьей что пьют?

– Это будет моя команда. И называется она «Джин».

Из немецких рядов кто-то ехидно выкрикнул.

– Ты что, слабый как тоник?

– Тоником будут все остальные в моей команде. Наш цвет – зелёный.

Перед пустым столом, не совсем понимая ситуации, застыл растерянный Николас. Этот большой человек и обижался-то как-то масштабно, и думал медленно. Его взгляд, исполненный соревновательной муки, порадовал Глеба.

– Босс, мы же одолеем проклятых киборгов?!

– Несомненно. Обещаю.

– Послушай, помощник, ты бы распорядился, чтобы коллеги себе на рукава повязки попрочнее пришили, а не завязывали. Верное дело – потеряют.

– Ага, сейчас!

Бориска соколом сбросил с плеча рюкзак и вытащил оттуда коробочку с общими швейными принадлежностями.

– Капитаны команд, ко мне!

И опять Глеб Никитин молча улыбнулся.

…Жизнь небольшого военного города шла мимо них не особенно-то и спеша, ничем не отмечая многочисленного присутствия на своей территории граждан стран-членов НАТО.

Остановился около газетного киоска через дорогу сутулый российский капитан третьего ранга, какой-то весь не очень убедительный, с чёрной китайской сумочкой через плечо, с торчащей из неё ручкой складного зонтика, потом прошёл в ту же сторону ещё похожий офицер, с такой же сумкой. Потом сразу двое с зонтиками, ещё…. Казалось, что множество местных военно-морских офицеров посвятили себя суетливому ожиданию внезапного пагубного ливня.

Куда-то вразнобой прошагал унылый матросский строй, человек пятьдесят.

«Мои-то орлы побоевитей выглядят…».

Кто там шёл впереди, Глеб не заметил, но замыкали процессию два самых замызганных матросика, с красными флажками в руках. Им было просто весело и разнообразно идти в такой час по гражданской улице, а некоторых внимательных окружающих забавляло, что эти двое топали по тротуару в надувных резиновых жилетах. В очень старых, грязных, но, несомненно, когда-то весьма оранжевых.…

– Зачем это они так?

Маленький ирландец тоже удивился морским спасательным жилетам посреди летнего города.

– Для обеспечения безопасности передвижения пеших колонн. По инструкции им положено быть в чём-то ярком. Другого, очевидно, ничего не нашлось.

За флажконосцами расслабленно шествовали два годка и кургузый молодой мичманёнок. Старослужащие матросы с наслаждением кушали разноцветное мороженое. Младшему командиру лакомства, очевидно, не досталось, и он просто подхихикивал на ходу своим важным подчинённым.

– Глеб, а у нас сегодня будет ещё свободное время?

Незаметно возникший рядом бельгиец требовательно смотрел на него.

– Опять? Не терпится?

– Сам понимаешь. Ну, так как?

– Не спеши. Попозже определимся.

Тиади упрямо опустил голову.

– Ты что, мне не веришь?

– Наступает самое серьёзное время. Я один не справлюсь.

На чётком лице Тиади заходили желваки.

– Но ведь…

– Я сказал «нет»! Разговор окончен!

– Всё, Глеб, мы готовы! Можно ехать на стрельбище.

От общей негромкой суеты к ним подскочил по-хорошему ловкий Бориска.

– Не суетись.

Оживление Бориски не иссякало, радостное настроение и энергия насыщенного событиями дня переполняли его.

– Во! И Виктор Никифорович всегда мне так говорит…

Парень осёкся.

Совсем внезапно и неожиданно у них двоих возник повод просто помолчать. Сквозь высокие тополя Глеб смотрел на светлое небо, на редкие безмятежные облака, на чёрточки стрижиных полётов в тёплой прозрачной высоте.

– Говорил… Ты прав, он всегда так говорил. И мне тоже.

Да, небольшая усталость чувствовалась, кровь в голове стучала ещё нервно, но капитан Глеб Никитин уже улыбался.

В своей жизни ему иногда приходилось видеть, как моментально замолкали самые тёмные и бесцеремонные люди, почувствовав рядом с собой что-то необъяснимо прекрасное, как далеко прятали свою грубость отъявленные хамы, едва увидав в рассветной дымке волшебные силуэты Айя-Софии; как тихо блестел глазами пьянчуга-повар, поглаживая крохотную птицу, без сил упавшую на палубу их траулера посреди океана.

Точно так же одинаково притихли и эти шестнадцать иностранных граждан, завороженные картиной близких морских волн за бортом и дальним горизонтом.

Турбины ракетного катера гудели с ровным журчанием.

Берег, который они покинули полчаса назад, отмечался за кормой только ровной тёмной полоской и незначительной палочкой далёкого маяка.

Со спины многих было не узнать и не различить.

Форменная одежда для этого и придумана, для одинаковости. Вперемешку на солнечной палубе сидели и немцы, и матросы-срочники бурятского происхождения; говорили о чём-то у основания орудийной башни Хулио и российский лейтенант в пилотке.

Большой бледный Николас не садился на вибрирующую палубу, старался быть ближе к борту, поэтому и горбился около лееров. Около него, получив приказ командира катера, вот уже которую минуту бдительно торчал в личной охране пухлый краснолицый мичман.

Всех присутствующих на палубном воздухе упаковали в индивидуальные спасательные жилеты ещё на причале. На членах экипажа оранжевые средства были похуже, потрёпанней, на туристах – роскошные и яркие, с номерами и буквами.

Перекрикивая свист корабельной турбины, Стивен прокричал Глебу.

– Я буду ходить в нём и по городу, как те, с флажками!

Маленький ирландец уже шутил, смешно высовывая нос и очки из большого спасательного воротника, словно позабыв, как всего полтора часа назад был в пятнадцати сантиметрах от простой и не совсем почётной смерти.

…Утром на полигоне их уже ждали.

Матрос поднял вверх полосато выкрашенную трубу шлагбаума, и автобус вполз на площадку перед навесами.

– Придержи немного коллектив.

Хлопнув Бориску по плечу, капитан Глеб Никитин первым спрыгнул на землю. Здороваться, по всей видимости, начинать нужно было с крепкого седоватого человека. Все трое под ближним навесом были в камуфляже, но без погон.

Седой с первого взгляда приглянулся Глебу больше всех и, как потом оказалось, классовое чутьё его не подвело.

– Так, приятель, действовать мы будем строго по плану…

Офицер толково, правильными словами объяснил Глебу, что и как им предстоит увидеть и попробовать.

– Из автоматов стрелять будете здесь, площадка для пистолетов – правее. Потом группой перейдём к дальнему откосу, там сделаем десять выстрелов из гранатомёта.

– Э, коллега, их же здесь шестнадцать персон! Каждый платил за своё удовольствие приличные деньги!

– Извини, с этим небольшая промашка вышла, фактически. Компенсирую «Стечкиным». Кто захочет – постреляет дополнительно потом, вместе с нами.

Пока незнакомый офицер говорил, изредка прерываясь, с целью убедиться, что собеседник всё правильно понимает, и показывал руками расположение объектов на стрельбище, капитан Глеб, конечно же, внимательно слушал, но и старался при этом подробнее рассмотреть его лицо.

«Где и когда…?».

– Предупреди своих обормотов, чтобы без команды никуда по сторонам не рыпались, не отходили от огневых позиций, не шалили с оружием. Кто будет им переводить приказы?

– Я.

– Пьяных в этот раз не привезли?

– Нет. Только присутствуют небольшие остаточные явления со вчерашнего вечера.

– Ладно, приступаем.

– Минуту, командир…

Стараясь говорить так же коротко, как и седой офицер, Глеб объяснил тому деление их общей группы на команды и попросил о возможности фиксировать соревновательные показатели.

– Затейники…

Седой хорошо улыбнулся.

«Точно, это Евдокимов! Дальняя просека. Десять? Нет, пожалуй, двенадцать лет прошло…».

…Дисциплину члены всех команд соблюдали, но при этом так восторженно орали при каждой автоматной очереди и прицельном пистолетном выстреле, что один из военных даже покрутил пальцем у виска.

Сначала с трёх боевых мест все отстрелялись по мишеням из автоматов. Военные вместе с офицером Евдокимовым заботливо наклонялись к лежащим, поправляли иностранцам руки, упор локтей, приклады.

После того, как каждый из троицы выпускал короткими очередями по целому рожку, Евдокимов сам шёл к мишеням, менял их, а отстрелянные и подписанные листочки передавал для отчётности Бориске.

В самом начале развеселил всех Хиггинс.

Офицеры не могли понять, что этот забавный парень от них так настойчиво требует, но после перевода Глеба дружно расхохотались, потом заодно с ними, расслышав необычную просьбу, начали улыбаться и матросы, сидевшие на ящиках под навесом.

– Зачем тебе наушники?! Ты же не в тире!

Хиггинс в притворном ужасе затыкал себе пальцами уши.

– Хорошо!

Евдокимов махнул одному из своих людей. Тот привстал с зелёного ящика, вытащил из-под себя замусоленную зимнюю шапку, отряхнул её немного рукой. Седой развязал тесёмки ушанки и кинул форменный головной убор, на котором только что мягко сидел один из матросов, Глебу.

На толстой роже Хиггинса мятая шапка с опушенными ушами выглядела замечательно.

– Завяжись и не будет тебе так громко! Сбережёшь перепонки!

Не доверяя официальным протоколам, оба Крейцера записывали стрелковые показатели всех команд ещё и в свои маленькие приватные блокнотики.

Отстрелявшиеся легионеры блестели глазами в стороне, гордясь некоторыми отдельными успехами.

«Пацаны! Немного пузатые, но всё равно мальчишки…!».

Капитан Глеб слегка отвлёкся и поэтому вздрогнул, услышав за спиной непривычно длинную, злую очередь. Показывая ему знаками, что всё в норме, Евдокимов ещё раз разрешительно махнул рукой. На огневом рубеже стоял итальянец.

Жёстко сжав губы, кудрявый О′Салливан стрелял по дальней мишени с бедра. Автомат в его руках не дёргался, как у мелких, неуверенных немцев, очереди были одинаковые, звучные. Он явно знал, как работать с оружием.

Евдокимов удивлённо посмотрел в сторону Глеба и поднял вверх большой палец.

Итальянец закончил стрелять, очень правильно передал автомат подошедшему офицеру.

– Послушай, где ты взял такого парня?! Он, случаем, не профессионал?

– Всё в порядке, его биография проверена не мной, не переживай особо-то!

Десятерых счастливцев, кого волевым решением определил Глеб Никитин, властно успокоив при этом недовольство остальных, офицеры увели за собой в карьер. Через несколько минут там грохнул первый выстрел из гранатомёта.

Тем же обиженным, кому не досталось базукового счастья, офицер Евдокимов разрешил, не жалея патронов, пострелять из автоматов по старому навигационному знаку, торчавшему в камышах на болотистом берегу залива.

Трассирующие очереди извивались змеисто и поразительно неточно.

Приличия не позволяли Глебу смеяться, но кое-кто всё-таки заметил его снисходительную улыбку.

– А чего ты смущаешься, босс? Попробуй! Давай, покажи нам класс!

Старинный АК-47, даже с прикладом, в руках могучего Николаса выглядел пластмассовой водяной игрушкой.

Ситуация была под контролем, можно было и немного расслабиться. Всё также неторопливо, вскрывая ножами зелёные жестяные ящики с патронами, под навесом два матроса снаряжали рожки и обоймы. С большими интервалами ухали внизу, за спуском, по-иному тяжелые выстрелы.