Текст книги "Привидения русских усадеб. И не только…"

Церкви и монастыри

Казалось бы, «намоленный» православный храм призракам чужд. Им больше по душе английские церквушки, не избалованные вниманием прихожан. Тем не менее русский народ подобно европейцам побаивался духов (вспомним того же колокольного мана), справлявших службу в ночной церкви. Древний язычник воспринимал место для богослужения как сакральное пространство, чье состояние не зависит от внутреннего настроя его посетителей. Присутствие мертвецов не может осквернить храм по той же причине, по какой присутствие живых не может его освятить (литургия вершится и без народа Божия). Духовенство, снизойдя к слабостям паствы, взялось строить христианские церкви на месте языческих капищ, и, конечно, народ об этом не забыл.

Троицкая площадь в Петербурге. Литография с оригинала В.Ф. Перро (1840-е гг.). По этой площади расхаживал часовой, услышавший кикимору на колокольне церкви

Едва ли не первый призрак Северной столицы объявился в ночь на 9 декабря 1722 г. на колокольне Троицкой церкви на одноименной площади (храм разобран в 1933 г.). Часовой и псаломщик рассказали о существе, стучащем, бегающем и перебрасывающем с места на место разные вещи. На следующий день в храме состоялся духовный совет, где были высказаны различные версии происшедшего – возня кикиморы, происки черта – и, наконец, вынесен вердикт: «Быть

Петербургу пусту!» Сейчас невозможно определить, сам ли народ и священники изрекли пророчество, или его присовокупил к отчету о происшествии историк М.И. Семевский.

Буйство призрака из записок Я.И. де Санглена можно рассматривать как образчик сугубо дворянского приключения. 3 мая 1794 г. Санглен и компания подгулявших патриотов отправились ночью в церковь Святого Николая в Ревеле, чтобы воздать по заслугам почивающему там герцогу де Круа, виновнику поражения русских войск при Нарве. Не будучи предано земле, тело полководца с 1702 г. лежало под стеклянной крышкой, на удивление хорошо сохранившись. Патриоты вытащили герцога из гроба и приговорили его стоять всю ночь в углу за «малодушный поступок». Санглен был отправлен охранять наружный вход в храм. Со двора он услышал, как «вдруг пролетело что-то по церкви, ударилось об щиты, колонны, взвивалось вверх, опускалось вниз и опять поднималось. Чрез несколько времени слышен был шорох по каменному полу, как будто извивалось на нем несколько огромных змей». Затем дверь скрипнула, и раздалось «страшное стенание, как будто умирающего насильственною смертью».

Сангленом овладел ужас, но, подумав, что происходящее внутри церкви его не касается, он завернулся в плащ и лег вздремнуть в укромном местечке. Проснувшись утром, он узнал у священников причину шума. Оказывается, в храм налетели не души усопших, а гнездившиеся по соседству птицы. По полу ползали не змеи, а искавшие выход патриоты, а стонал один из них, чье тучное тело застряло в дверях.

Развязка подозрительно смахивает на пародию, чей первоисточник легко определить. Это гоголевский «Вий» (записки Санглена были опубликованы лишь после смерти их автора в 1864 г.): «Страшный шум от крыл и от царапанья когтей наполнил всю церковь»; «Испуганные духи бросились, кто как попало, в окна и двери, чтобы поскорее вылететь, но не тут-то было: так и остались они там, завязнувши в дверях и окнах».

Большинство английских по типу духов приходских храмов обитают в Петербурге. После гибели Александра II фрагмент набережной Екатерининского канала, в частности булыжники мостовой, на которые упал истекающий кровью император, были перенесены в храм Спаса на Крови, однако призрак убитого предпочел явиться на место покушения. Призрак строителя Исаакиевского собора Огюста Монферрана темными ночами прогуливается по его ступеням и между колоннами. Покойный академик И.П. Павлов был замечен в советские годы в Знаменской церкви.

До революции монастыри почти не фигурировали в рассказах о привидениях, за исключением не учитываемых нами явлений святых. Сами монахи терпеть не могли даже малейших намеков на визиты умерших людей. Английские аббатства обрели мистический ореол после своего осквернения в Тюдоровскую эпоху и в ходе дальнейшего разрушения. Та же участь ждала и русские обители, вот почему байки о черных монахах и других призраках распространились уже в наше время. О них мы поговорим в соответствующем разделе книги.

Фальшивые привидения

Не только американские шпионы умеют имитировать визиты с того света. Мошенники, занимавшиеся этим в корыстных целях, ловко пользовались сложившейся репутацией нечистых мест. Рассказы о них я решил поместить в отдельную главку.

Одним из первых рассказал о проделках фальшивых духов В.И. Даль. Кастелян польского замка, где ночевал русский эскадрон, запугивал гусар местным домовым. Наши бравые вояки были сконфужены: непонятный стук в офицерской комнате не давал им уснуть. К счастью, с ними был молодой врач Даль. Случайно обнаружив, что домовой успокаивается, когда в конюшне нет лошадей, Даль отправился туда ночью с парой эскадронных буянов и устроил пьяный дебош. Наутро он указал насмерть перепуганным офицерам на «акустическую точку» в их комнате, в которой был отчетливо слышен топот лошадей и прочие звуки из конюшни. Так был посрамлен плутоватый кастелян.

В рассказе Е.А. Баратынского «Перстень» (1830) мистически настроенного героя разыгрывает любимая им дама и ее сообщники. Они выряжают призрачной «тенью» мальчика и несут сзади него фонарь. В «Белом привидении» Загоскина жертвой розыгрыша вновь становится русский офицер. Он не только победоносно разоблачает мошенников-итальянцев, облюбовавших для визитов «призраков» дворовый флигель, но и подобно Далю ставит собственный эксперимент, прикинувшись духом самоубийцы.

Загоскин описывает в деталях способ обмана, к которому прибегали итальянцы: «Они оба были одеты одинаким образом и оба с потайными фонарями. Когда один из них, начав идти вдоль первой комнаты, доходил до стены, которая отделяла его от второго покоя, то в ту же минуту прятал огонь и, ударив кулаком в стену, выбегал в коридор; потом, войдя в третью комнату, прижимался к стене. Второе привидение, услышав сигнал, открывало свой фонарь и начинало идти мимо окон до самой стены третьего покоя, из которого продолжало эту прогулку опять первое привидение, и так далее, до конца флигеля. Все это было у них так улажено, что всякий подумал бы, что мимо окон прошла одна и та же фигура, и со двора решительно невозможно было заметить этого обмана». Романтические призраки – все эти белые фигуры, проплывающие по воздуху, светящиеся, шелестящие, стучащие, тем паче бесшумные, – с легкостью поддаются имитации.

Герой рассказа Н.А. Бестужева «Шлиссельбургская станция» (1830-е) в лучших просветительских традициях сохраняет присутствие духа в доме с привидениями, в то время как вокруг него падают в обморок дамы и скачут в ужасе суеверные священники. Откуда же взялись напугавшие их «призраки»? Громкие стуки – плод мистификации хозяйки дома, грохот в печной трубе произвел аист, провалившийся туда вместе с гнездом, и от него же исходили жалобные стоны. У Санглена, если помните, стоны издавал толстый патриот. Вероятно, они с аистом чем-то схожи.

Лесков в рассказе «Привидение в Инженерном замке» (1882) упоминает целый ритуал посвящения юных инженеров. «Старики» пугали их призраком императора Павла I (о нем речь впереди), обитающим в мрачном петербургском дворце. Один из баловников, открыв неизвестный лаз в спальню покойного императора, каждый вечер показывался в ее окне, выходящем на Садовую улицу, накрытый простыней, и пугал суеверных прохожих. Вновь отметим, как мало аксессуаров требуется для подделки стереотипной белой фигуры.

В этом же рассказе священник вразумляет юношей, напуганных привидением умершего генерала, обращаясь к ним с толстовским назиданием: «Это серый человек, – он не в полночь встает, а в сумерки, когда серо делается, и каждому хочет сказать о том, что в мыслях есть нехорошего. Этот серый человек – совесть: советую вам не тревожить его дрянной радостью о чужой смерти».

Сразу о нескольких фальшивых привидениях поведал в своих святочных рассказах Г.П. Данилевский. Бледный посиневший мертвец с трясущейся головой, вылезающий из гроба и загрызающий попа в рассказе «Мертвец-убийца» (1879), – это местный дьякон, мечтающий возглавить приход. Его преступление раскрывает посланный Екатериной II следователь, типичный русачок-просветитель. Другие мнимые призраки – козел, взбирающийся на крыши домов в Тифлисе и заглядывающий в окна впечатлительных особ («Призраки»), и старушка, пробирающаяся со свечой в ночную церковь, чтобы выдрать зуб у покойника и исцелиться от зубной боли («Таинственная свеча»). У Данилевского, впрочем, есть и необъяснимые феномены, также взятые им из жизни.

Старая Москва. Улица Арбат. Картина М.М. Гермашева (начало XX в.). Изображенный справа особняк в XIX в. получил имя дома с привидениями

Как ни странно, московский особняк, названный домом с привидениями, обязан этой честью фальсификации. Речь идет о пострадавшем от бомбардировок в годы Великой Отечественной войны и разобранном после нее доме по адресу: улица Арбат, 14. С конца XVIII в. им владели князья Шаховские, а с 1830-х гг. – Оболенские, в частности историк-архивист М.А. Оболенский. Потом дом ненадолго опустел, и в его подвал тайком от полиции вселилась нищая братия, исполнявшая роль привидений. Хотя в дальнейшем дом очистили и отдали в аренду, за ним закрепилась дурная слава.

Сначала вспомнили о том, что один из Оболенских свел счеты с жизнью. Вскоре компанию ему составили чиновничья жена и пятеро ее детей, якобы найденные убитыми в доме. Наконец, была сочинена любовная история о покончившем с собой полковнике, от которого ушла молодая супруга, и магическая – о князе -чернокнижнике, обладателе волшебной книги, повесившемся после того, как она сгорела.

Еще один дом под номером 14, но на Тверской улице, известный как дом Е.И. Козицкой, дворец Белосельских-Белозеровых и Елисеевский магазин, в середине XIX в. тоже подвергся атаке привидений. Об этом казусе рассказал в своей книге «Москва и москвичи» (1926) В.А. Гиляровский.

В 1820-х гг. здесь устраивала литературно-музыкальные вечера княгиня З.А. Волконская, однако к моменту появления духов поэты и музыканты обходили дом стороной. В нем жила старая княгиня, родственница Белосельских, занимавшая, к возмущению всех прогрессивных умов, не меньше половины здания и к тому же накрепко запиравшая парадные двери и дворовые ворота. Свободолюбивая челядь лазала по ночам через забор, за что подвергалась субботней порке, организуемой немцем-управляющим. Порка имела показательный характер. Вся Тверская оглашалась криками несчастных, мимоидущие поэты испуганно вздрагивали, а у столпившихся на углу либералов непроизвольно хмурились брови и рука в кармане сжималась в антикрепостнический кулак.

Тверская улица в Москве. Гравюра Ф.Я. Алексеева (1800-е гг.). Справа изображен дом Е.И. Козицкой, который через полвека прославится благодаря истории с «чертями»

На другой стороне улицы возвышался мрачной громадой заброшенный дом Прозоровских. Там водились «черти», завывавшие, швырявшиеся кирпичами и грохочущие железом, а вдоль разбитых окон регулярно проплывала фигура в белом. Полиция «чертей» не трогала до тех пор, пока они не перебрались в дом Белосельских. Приживалки княгини заметили на лестнице белое привидение и сразу доложили о нем барыне. На следующий день состоялся «суеверный» исход, с пафосом описанный Гиляровским. Княгиня уехала, а вместе с ней ушли с песнями-стонами дремучие, но сердечные мужики.

Оба дома были окружены полицией и пожарными, обнаружившими кучу соломы и рогож – место ночлега десятков оборванцев и борцов за свободу из княжеской дворни. Они планировали выселить из дворца княгиню и ее управляющего и зажить там припеваючи на коммунистических началах. Была найдена простыня, опознанная как наряд Белой дамы. Виновников жестоко выпороли в Тверской части, а дом княгини впоследствии перешел в собственность общественно полезных людей – подрядчика С.М. Малкиеля и купца-миллионера Г. Г. Елисеева, изгнавших оттуда дух суеверии.

Часть III
Сильные мира сего

В тот день, говорит Господь, Я поражу всякого коня бешенством и всадника его безумием.

Зах. 12: 4

Изучая отечественные легенды о привидениях, мы будем придерживаться уже готовой классификации из книги об Англии, кроме особо оговоренных случаев. Начнем с правителей государства Российского.

Призраки древнерусских князей обитали рядом со своими легендарными могилами. Большая часть этих героев наподобие Ивана Гаденовича, Аники-воина или князя Святослава – персонажи не истории, а мифологии, как и английский король Артур. Народ не только чтил их могилы, но и опасался их. Неизвестно, от чего и когда погиб лежащий в земле богатырь, поэтому прохожие кидали на его могилу ветки и прутья, тем самым «закладывая» покойника.

В английских легендах Артур играет роль спящего «короля под горой». Случайно наткнувшиеся на его могилу простолюдины берут оттуда сокровища, а иногда норовят утащить чудесный меч. На Руси сокровища стерегут зловещие личности – Стенька Разин, Кудеяр, не склонные ими делиться. На разницу с немецкими преданиями о спящем короле обратил внимание А.Н. Афанасьев. Если германские рыцари во главе с Фридрихом Барбароссой, проснувшись перед концом света, выступят на борьбу с враждебными ратями демонов и на помощь родной стране, то Разин опять начнет разбойничать и устроит кровавую бойню. Наш народ ближе к истине – не стоит доверять «помощникам» из мира духов!

Могила на Волге. Картина Л.К. Саврасова (1874). Место погребения заложного покойника

Чаще других князей являлись после смерти Борис и Глеб, убиенные своим братом Святополком. Прежде всего, они начали преследовать самого убийцу:

«И всюду грозные бегут за ним убитых братьев тени» (К.Ф. Рылеев, «Святополк», 1821). Затем состоялось видение плывущих на ладье святых мучеников, столь же легендарное, как и Невская битва, которой оно предшествовало. Интересно сравнить с видением Пелгусия случившийся в 1800-х гг. визит в Московский Кремль покойных Минина и Пожарского. Освободители столицы, помолившись в Успенском соборе перед Казанской иконой, вскочили на коней и умчались в вихре, обещав на прощание поддержать своих земляков в грядущей битве с Бонапартом. Это событие широко обсуждалось в Москве, о нем даже сочла нужным упомянуть в дневнике англичанка Марта Вильмот, гостившая у княгини Е.Р. Дашковой.

Бориса и Глеба видел один Пелгусий, а Минина с Пожарским – кремлевский сторож и соборный служка разом. Тем не менее явление первых угодило в житие Александра Невского и даже в учебники истории, а о визите последних быстро позабыли. Минина и Пожарского никто не канонизировал, а на дворе стояла эпоха Просвещения, чьи идеалы не были чужды и руководству русской Церкви.

На фоне свидетельств о петербургских императорах инфернальная репутация Ивана Грозного кажется детским лепетом. Она сложилась в то время, когда русское общество вслед за Европой принялось воссылать проклятия тиранам. Б.М. Федоров создавал свой роман «Князь Курбский» начиная с 1825 г. В нем царя Ивана, зашедшего в дом умерщвленного им Владимира Старицкого, преследует «страшный мир призраков». Затем царь сам приходит к Курбскому в черной одежде инока с остроконечным посохом. Стуча посохом, он возвещает гробовым голосом: «Я пришел за тобой!» Лучше бы он молчал – осененный догадкой Курбский выхватывает у него посох и обращает в бегство мошенника в маске Грозного.

Призраки Бориса и Глеба преследуют Святополка.

Гравюра неизвестного художника (1830-е гг.).

Первые мстительные духи на христианской Руси

В романе А.К. Толстого «Князь Серебряный» (1862) приход мертвецов не менее театрален. Они воют и кружатся около царя, а некий глас взывает под звуки труб: «Иване, Иване! На суд, на суд!» Ивану недостает трезвости Курбского. Его волосы встают дыбом (в романе Федорова они тоже так вставали, а еще глаза вращались, и борода взметалась вихрами). Он заклинает своих жертв повременить с завываниями до Страшного суда.

Общение с настырными духами не прошло для царя даром. Он многому у них научился. Теперь он бродит по Соборной площади Кремля в отблесках кроваво-красного пламени и завывает по-волчьи у ограды Ивановского монастыря. Отсутствие посоха и растрепанная борода монастырского призрака выдают покаянный характер его визитов.

Наверное, читателю известна печальная судьба останков Лже Дмитрия I. В мае 1606 г. его труп был погребен за Серпуховскими воротами, но вскоре грянули холода, уничтожившие посевы на полях, и тогда мертвое тело самозванца выкопали, сожгли и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки в сторону Польши. По свидетельству У. Кокса, автора путеводителя по Российской империи, в народе говорили о пении, музыке и странных огнях на могиле Лже Дмитрия. Потому и состоялся исторический выстрел. Сведения Кокса заставляют вспомнить рассказ Светония о брошенном трупе Калигулы. Но если римляне, чтобы избавиться от привидений, зарыли труп поглубже, то русские не стали осквернять землю и сожгли чародея.

Наш современник не питает доверия к народным средствам. В его представлении Лже Дмитрий до сих пор танцует и поет на кремлевской стене. В последний раз самозванца видели в августе 1991 г. накануне путча. По слухам, он пытался исполнить партию колдуна из балета «Лебединое озеро».

Призрак царевны Софьи Алексеевны, изгнанный молитвами монахинь из стен Новодевичьего монастыря, избрал необычное место для визитов – подземный переход у станции метро «Охотный Ряд». По легенде, неподалеку был прорыт тайный ход, соединявший кремлевскую опочивальню Софьи с палатами ее фаворита князя В.В. Голицына. Бессердечные потомки засыпали тоннель, и теперь царевна вглядывается в лица прохожих в надежде узнать своего возлюбленного. Видимо, она, как и сотрудница из Дубровиц, слабовато разбирается в одеждах.

Покончив с московскими правителями, перенесемся в Северную столицу. Исследователь здешних призраков Н.А. Синдаловский называет причину их появления в Петербурге – западные легенды, без труда прижившиеся в первом европейском городе России.

Хотя городские привидения встречались и в допетровской Руси – тот же Лжедмитрий с его злополучной могилой, – но в полной мере европейскими (английскими, немецкими) по стилю суждено было стать именно духам петербургских императоров. Правда, самый известный из них – Медный всадник – сразу же ставит перед нами ряд вопросов. Подобного ему в Англии не было.

Памятник работы французского скульптора Э.М. Фальконе внушал страх уже при его открытии в 1782 г. У очевидцев сложилось впечатление, что Петр сам «прямо на глазах собравшихся въехал на поверхность огромного камня». Кое-то из народа, точнее из старообрядцев (Библию знали только они), поговаривал о коне бледном из Апокалипсиса, схожем с бронзовой лошадью императора-антихриста. Участники духовного совещания вроде того, на котором был вынесен приговор Петербургу, решили, что Петр «не умер, как умирают все люди: он окаменел на коне». Наказание постигло его «за гордыню, что себя поставил выше Бога».

Иван Грозный и мамка Онуфриевна. Картина К.Б. Венига (1886). Царь только что подвергся атаке привидений и теперь смиренно выслушивает мамкины нотации

Слухи об ожившем всаднике, который с легкой руки Пушкина был окрещен Медным, курсировали по Петербургу на протяжении всего XIX столетия. В 1812 г. конный Петр навестил императора Александра I во дворце на Каменном острове. Когда по двору зацокали копыта, Александр спустился вниз и получил нагоняй: «Молодой человек, до чего ты довел мою Россию! Но пока я на месте, моему городу нечего опасаться». Сообразив вдруг, что в данный момент он не на месте, всадник быстро развернулся и ускакал. Покрасневший Александр поднялся в свой кабинет и, как ни в чем не бывало, занялся государственными делами.

Нес отлучками ли всадника связаны злосчастные петербургские наводнения? Так думал Евгений, герой пушкинской поэмы «Медный всадник» (1833). Высказанная им в исступлении фраза в общем-то безобидна: «Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!..» Но Петра она вывела из себя и заставила скакать за безумцем по всему городу:

 
И, озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне…
 

Революционер Дудкин из романа А. Белого «Петербург» (1912—1913) озабочен судьбами отечества не меньше старообрядцев: «С той чреватой поры, как примчался сюда металлический Всадник, как бросил коня на финляндский гранит – надвое разделилась Россия… Ты, Россия, как конь! В темноту, в пустоту занеслись два передних копыта; и крепко внедрились в гранитную почву – два задних». Сравнение с Россией придумал не Белый – впервые ее «вздернул на дыбы» пушкинский Всадник.

Сенатская площадь и памятник Петру I. Картина В.И. Сурикова (1870). В Петербурге случаются удивительные ночи, когда Медный всадник, того и гляди, тронется с пьедестала

Петру и впрямь лучше оставаться на месте, иначе вся Россия, которую он оседлал, помчится неизвестно куда. Но, увы, беспокойный дух так и норовит прокатиться. Приехал он и к Дудкину на дом, встал посреди порога, горя фосфором (!), наклонил «венчанную, позеленевшую голову», простер «тяжелую позеленевшую руку» и сказал гулко: «Здравствуй, сынок!» Далее я умолкаю – рыдания не позволяют описать свидание отца с сыном. Обратитесь к первоисточнику…

Откуда же взялся в Петербурге живой памятник? Д.Л. Спивак видит в каменном Петре финноугорские корни[24]24
  Спивак Д.Л. Северная столица: Метафизика Петер бурга. СПб.: Тема, 1998. С. 63—64.


[Закрыть]. Священные камни, один из которых послужил постаментом для статуи, издревле почитались в окрестностях Старой Ладоги, а культ коня отправлялся на ладожском острове Коневец. Когда на острове был организован монастырь, его братия совершила молебен у местного алтарного камня, похожего на конский череп, чтобы изгнать из него бесов. Бесы обратились в воронов и улетели к Выборгскому берегу Финского залива, приземлившись в губе Чертова Лахта, а по другой версии – во Владимирскую (Чертову) бухту.

Народная память перенесла древние верования на творение Фальконе. Сыграла роль и змея под копытами императорского коня, обеспечивающая памятнику устойчивость. Ее официальная трактовка полна неясностей. Вроде бы змея олицетворяла зависть, попираемую Петром, но Екатерина II осталась недовольна ею. Античные и средневековые конники попирали не змею, а человека, хотя пеших фигур, наступающих на аспида, было много (возглавлял их Христос).

Некоторые из участников вышеупомянутого совещания сошлись во мнении о том, что змея остановила движение коня, помешав надменному всаднику прыгнуть. Если бы он прыгнул, Петербург точно провалился бы в тартарары, и мигом исполнились бы все пророчества. У Спивака по этому поводу возникла ассоциация с шаманом, отправляющимся в дикую скачку по пространствам «нижнего мира» (Петр), и его «духом-помощником» (змея), в нужный момент превращающимся в коня.

Воспоминания о языческих обрядах, возможно, повлияли на народную фантазию, но поездки всадника по городу они не объясняют. Сон об Александре I привиделся некоему майору, озабоченному предполагаемой эвакуацией памятника. Пушкин же, скорее всего, руководствовался европейским, хотя и не английским источником, как он это сделал в другом произведении о живой статуе – «Каменном госте» (1830).

Сюжет об оживающем монументе был изучен Р.Г. Назировым[25]25
  Назиров Р.Г. Сюжет об оживающей статуе / / Фольклор народов России. Фольклор и литература. Общее и особенное в фольклоре разных народов. Межвузовский научный сборник. Уфа: Башкирский университет, 1991. С. 24-37.


[Закрыть]. Античные статуи приходили в движение либо по воле богов (Галатея), либо по собственному произволу (культовые статуи). Наш старый знакомый Лукиан спародировал такие случаи, рассказав о медной статуе коринфского полководца Пелиха. К ее подножию исцеленные больные клали золотые и серебряные монеты, а когда один воришка попытался их украсть, статуя жестоко его покарала. Схожие представления существовали у киевских язычников с их одушевленным идолом Перуном, но они были изжиты в православии, которое, в отличие от католичества, крайне негативно относилось к культу статуй. Свойства живых статуй были перенесены на иконы, мироточащие, плачущие и даже передвигающиеся с места на место (не этим ли вызван избыток живых портретов в русской мистике?).

Между тем в готической Европе широко распространились легенды о статуях Девы Марии, оказывающих покровительство своим почитателям. Богоматерь опускается на колени и выпрашивает у Сына прощения для рыцаря, вытирает пот со лба кающегося жонглера, спасает угодившего Ей художника от падения, учит клирика новому гимну в Ее честь и т.д. В XVI в. к Богоматери присоединились статуи святых и надгробные памятники.

К этому времени относится первая легенда о статуе командора, карающей севильского обольстителя дона Хуана Тенорио, прототипа будущего дона Жуана. Дон Хуан похитил дочь командора и убил его самого. Францисканцы хитростью заманили грешного сеньора в монастырский сад, убили его и распустили слух, что он низвергнут в ад статуей. На легенду наложили отпечаток настроения эпохи Реформации – реформаторам были в равной степени ненавистны и монахи, и статуи, – но в ее последующих вариациях статуя действительно оживает. Параллельно сюжету о мстительном памятнике развивались эротические фантазии о статуях языческих богинь, восходящие к легенде о Галатее. Они тоже опирались на реальность, в которой имели место осквернения статуй сексуальными маньяками.

Иллюстрация Л.Н. Бенуа (1903) к поэме Л.С. Пушкина «Медный всадник». Вот он и тронулся, едва замечая путающегося под копытами Евгения

В литературной традиции, честь которой составили пушкинские поэмы, статуям доводилось выслушивать нелестные замечания, а иногда их даже оскорбляли действием. Так, в пьесе Тирсо де Молины (XVII в.) дон Жуан приглашает командора на ужин, схватив его памятник за бороду. Пушкинский дон Гуан зло смеется над покойником, малым и тщедушным при жизни («Наткнулся мне на шпагу он и замер, как на булавке стрекоза…»), но обретшим исполинский рост в камне. Гуан не подозревает, что мощь и сила помогут привидению одолеть своего врага. Евгений же, как мы помним, весьма сдержан, и его невнятные бормотания способны оскорбить разве что нервного Петра. Сравним слова Евгения с репликой Нильса из повести С. Аагерлеф: «Эй ты, пугало бронзовое! Ты кто такой? Да не смотри на меня так сердито! Я тебя нисколько не боюсь…» Нильс лжет: подобно Евгению, он боится памятника, хотя и не догадывается, что перед ним король.

Вопреки протестам образованных придворных о призраке Петра в его классическом виде заговорили очень рано. Первой с ним столкнулась Екатерина I. Петр вырядился древним римлянином (при жизни за ним такое не водилось) и увлек свою вдову под облака. Из Тургенева мы знаем, что с облаков открывается будущее. Вот и Екатерина наблюдала «своих детей» (дочерей?) среди толпы разноплеменных народов. Народы шумят и спорят, из чего проснувшаяся государыня заключает: «По моей смерти в государстве будут смуты». Впоследствии Петр встретился с великим князем Павлом. И ему недовольный потомками призрак напророчил близкую кончину (подробнее в разделе «Предвестия»).

Генрих VIII, своими капризами схожий с великим русским реформатором, ходит в призрачном обличье по дворцу Хемптон Корт вместе с Анной Болейн. Петра же замечали в обществе молодой дамы в особняке купца Ф.И. Гротена (Дворцовая набережная, 4). Тюдоровских манер нашему царю недостает – он грубо честит девушку за нарушение какой-то клятвы. Зато в безголовом виде за ним никто не гоняется, как Анна за Генрихом.

Налицо сходство судеб английского короля Эдуарда II и российского императора Петра III. Несчастный Петр, умерщвленный по приказу своей жены, тоже обрел вторую жизнь после смерти. Молва, не поверившая в официальное заключение о кончине императора «от геморроидальных колик», отправила его колесить по свету в образах Емельяна Пугачева и Кондратия Селиванова, основателя секты скопцов. Последнее особенно удивительно, если учесть прижизненные вкусы Петра III. Эдуард ежегодно кричит в замке Беркли, хранящем тайну его убийства. Петр же объявляется в Ропше (месте своей смерти) и в Ораниенбауме. Но ведет он себя тихо, переставляя с места на место предметы своего обмундирования – шпагу, ботфорты и т.д.

Судьбы коварных жен – Изабеллы Французской и Екатерины II – сильно разнятся ввиду объективных исторических условий (салическое престолонаследие в Англии). Поэтому дух Изабеллы мается в замке Райзинг, где она жила после изгнания, а Екатерина неожиданно сошлась с законным мужем в Ораниенбауме. Ее призрак приходит сюда навестить свой любимый Китайский дворец.

Остальные русские императрицы не были замечены после смерти, хотя сами они при жизни видели призраков, о чем будет рассказано в разделе «Предвестия». Паранормальная активность наблюдалась лишь в бывших путевых дворцах. На развалинах дворца в Братовщине на подмосковной дороге в Троице-Сергиеву лавру, где часто останавливалась Елизавета Петровна, в первой половине XIX в. видели яркое свечение, а по аллеям запущенного дворцового сада бесшумно скользили призрачные хороводы.

Недавно в Тверском дворце, предназначавшемся для отдыха членов императорской семьи по пути из Петербурга в Москву, был дважды замечен высокий и статный мужчина в военной форме с эполетами и шпагой. В обоих случаях жители Твери (женщина, группа подростков) обозвали призрак «мужиком» – словом, любимым всеми высококультурными россиянами, – и он удалился обескураженный.

Мистические идеи, пропитавшие жизнь Павла I, благоприятствовали ее продлению за гробом. Множество знамений, отмеченных не одним Павлом, сопровождали строительство Михайловского (Инженерного) замка. Исполнив роль заговорщицкой ловушки для императора, замок не отпустил его и после смерти.

Михайловский замок в Петербурге. Гравюра Ф.Я. Алексеева (1800)

Человек низкого роста, в треуголке и ботфортах являлся рабочим, реставрировавшим здание для передачи его Инженерному училищу, и грозил им кулаком. Сей жест поспособствовал ускорению ремонтных работ.

Император остался доволен обустройством покинутого замка и вскоре радостно приветствовал его новых жильцов – юнкеров. Один из них отрапортовал в ответ, после чего бессовестно грохнулся в обморок. С тех пор Павел больше не вырастает перед носом у людей. Он лишь скрипит паркетом, стучит дверями и хлопает ставнями – скверная привычка, присущая и английским привидениям. Посетители нынешнего музея слышали, как он играет на флажолете (старинной флейте). Только бы они не называли его мужиком! Специально выработанная форма обращения к призраку звучит так: «Добрый день, ваше величество».