Текст книги "Тайна асассинов"

В ОЖИДАНИИ ВОЖДЯ

Язык, на котором мы говорим, заранее ограничивает наши возможности выражения и ставит пределы, до которых может дойти наше понимание действительности. Язык политической корректности, который принят в современной политической жизни и эстаблишированной журналистике, прочно держит того, кто им пользуется, в кругу европейских идей позапрошлого века. Так же как уличный сленг сегодня на всех языках для передачи необходимых оттенков действительности вынужден включить лексику, прежде казавшуюся недопустимой, так и современная политическая мысль (практика уже давно опередила ее) вынуждена включить элементы, совершенно недопустимые с точки зрения либеральной морали и права.

Любое простое объяснение событий в истории не выдерживает детального анализа. Жизнь обществ держится такой многомерной паутиной условий и условностей, что распутать ее, чтобы отчетливо увидеть все взаимосвязи, почти немыслимо. Зато насильственно разорвать ее и обеспечить простоту выбора может простое механическое воздействие, вроде взорвавшейся бомбы, иностранного вторжения, голода или эпидемии.

Конец холодной войны вызвал прилив оптимизма по обе стороны «железного занавеса». На короткий исторический миг показалось, что пацифизм торжествует, и европейцу не придется больше бояться атомной бомбы… А чего еще он мог бы бояться? В самом деле, до 11 сентября 2001 г. террор не казался серьезной угрозой ни Европе, ни Америке. Израильтяне для всего Западного мира выглядели чересчур чувствительными.

Что, собственно, произошло 11 сентября, что изменило течение жизни? Чем эта отчаянная атака на «американский империализм» отличалась от бесчисленных предшествующих подвигов террористов всех национальностей?

Невиданный масштаб преступления? – Но взрывы в Оклахоме, в Найроби и в Буэнос-Айресе, унесшие жизни сотен людей враз, не намного отстали по количеству жертв от Нью-Йорка.

Решимость террористов-смертников? – Но мусульманский мир веками практиковал использование смертников. (Термин «асассин»-убийца-смертник – возник еще у крестоносцев на Ближнем Востоке от слова «гашашин» – накурившийся гашиша.)

Дерзость замысла? – Но и это уже было – на несколько лет раньше те же небоскребы-близнецы в сердце Нью-Йорка уже подвергались нападению исламских фанатиков.

Может быть, блестящая согласованность и размах сложной, технически продуманной операции, спланированной на годы вперед – стратегический талант Бен Ладена? – Да, конечно.

И его выдающиеся качества вождя…

Но, может быть, еще важнее поразительное, чистосердечное единодушие мусульманского населения планеты, радостно одобрившее подвиг современного образованного герострата. В турецких овощных лавках Германии, в трущобах Газы и в джунглях Филиппин, всюду 11 сентября простые мусульмане, не отягощенные ограничивающими обязательствами политической корректности, искренне и откровенно праздновали победу.

Чью победу? Почему они посчитали ее своей? Откуда берется это единство в политически и религиозно многообразно расколотом мире Ислама?

Мы не найдем ответа на этот вопрос в книгах мудрецов. Потому что мудрецы полагают свою мудрость, по большей части, в исследовании добродетели. Для понимания полноты жизни нельзя, по-видимому, пренебречь и опытом злодеяний. Гуманистическая традиция игнорирует громадный опыт такого рода, накопленный человечеством.

Ответ содержится в книге Адольфа Гитлера «Майн Кампф»:

«Понимание – слишком шаткая платформа для масс, единственная стабильная эмоция – ненависть».

Трудно одобрить этого автора, но, с учетом его былого немалого политического успеха, нельзя не признать его безусловную компетентность в психологии народов. Он не упомянул еще одну столь же сильную эмоцию – страх.

Эти-то две эмоции и предопределяют поведение больших человеческих масс. Миллионы мусульман всех толков Ислама объединяет ненависть к расширяющейся Западной цивилизации, несущей разрушение их патриархальной скованности и фатально обрекающей их на мучительное осознание своей неконкурентоспособности. При таком впечатляющем народном единстве для священной войны против неверных не хватает только выдающегося вождя.

Страх перед стремительно нарастающей угрозой со стороны мусульман объединяет все большее число избирателей и в странах Западного мира. Кстати, и это объединение в каждой стране также взывает к появлению харизматического вождя.

При соответствующих политических условиях это в самом деле может привести к войне цивилизаций, которую пророчил нам профессор С. Хантингтон. Такие условия, однако, еще не сложились. Для войны цивилизаций необходимо еще совпадение настроения масс с интересами национальных политических элит.

Понимание всегда было уделом только элит. И это понимание предопределяло судьбы государств и цивилизаций. Вряд ли свободный мир могла бы спасти его (очень сомнительная, впрочем) верность своим благородным моральным принципам. И, может быть, против тотальной партизанской войны бесчисленных миллионов не помогло бы ему даже и очевидное техническое превосходство. Западный мир может спасти только подавляющее превосходство в уровне понимания противника.

Такому пониманию в элите препятствуют обычно два фактора: коррупция и идеология. По уровню коррупции правящие элиты мусульманских стран пока что не отстают от Европы и Америки. Но идеология – фактор специфический именно для Запада. Мусульманские народы заимствуют случайные обрывки западных идей, но, в основном, идеи не определяют их жизни, и они продолжают довольствоваться только своей религией. Действительно ли принципы (или, скорее, наличная практика?) этой религии несовместимы с принципами свободного мира?

«Ислам предъявляет к своим последователям пять основных требований: 1) исповедовать, что нет бога, кроме Бога, и что Мухаммед – посланник Божий; 2) совершать молитву; 3) жертвовать в пользу бедных; 4) совершать паломничество в Мекку; 5) соблюдать пост в Рамадан» (Акад. В. В. Бартольд, «Ислам», Пг., 1918).

Что в этом наборе элементарных правил может помешать принять западный образ жизни? В самой формулировке, кроме деталей, как будто нет ничего отличающего Ислам от, скажем, христианства. Ну, не Мухаммед – посланник Божий, а Иисус – так ли уж важно, как зовут посланника с точки зрения буддиста (или марксиста)? Не в Мекку, скажем, велено идти, а в Иерусалим – стоит ли из-за этого копья ломать? Да и пост в рамадан – постись, когда хочешь, хоть круглый год, кому до этого дело! Здесь нет ничего, что могло бы препятствовать мусульманину с комфортом жить в Европе или в Америке.

Принципиальное отличие состоит не в содержании заповедей, а в форме представления добрых дел как неотменимых законов, записанных в Коране в качестве обязанностей, не подлежащих обсуждению. Тот, кто этими обязанностями пренебрегает, оказывается вне закона и, в принципе, подлежит наказанию.

Еще строже Ислам относится к иноверцу:

«Творящих суд не на основании Божьего откровения Коран называет неверными и развратниками – слова, имевшие для человечества столь же печальные последствия, как и слова о беспощадной войне с иноверцами» (то же соч.).

Переключить внимание верующих вместо собственных грехов на грехи нарушителей и иноверцев – это и есть безотказный механизм, позволяющий манипулировать большими массами людей.

Конечно, за века, что прошли от времен дарования людям первоисточников до сегодняшнего дня, все цивилизации сильно видоизменились. И действующая практика во всех странах заметно отклоняется от первоначальной простоты. Но отсутствие прямых указаний в Новом Завете дало его приверженцам повод много веков с оружием в руках обсуждать «единственно верное» толкование евангельского идеала любви. В итоге этого процесса им, конечно, не удалось достигнуть согласия, но удалось зато выработать образ жизни, примиряющий их с разноголосицей человеческих мнений.

Не так повернулась история мусульманских стран:

«Законы, изданные в VII в. в культурно отсталой стране, сделались предписаниями религии, и был отрезан путь если не для отступления от них, то для замены их другим, столь же авторитетным законодательством… Характерная черта законодательства Корана – чрезмерная заботливость о правах собственности и явно недостаточное внимание к правам личности» (то же соч.).

Воевать-то они воевали не меньше христиан, но до примирения с инакомыслием так и не дошли.

Христианство, хотя и несет свой идеал праведной жизни, никаких узаконенных формальных требований христианину не предъявляет. Царство Небесное он может стяжать одной своей верой. После всех войн и смут христиане, таким образом, в конце концов оказались вольны сами выбирать форму своего служения. И слишком многие из них воспользовались этой свободой без всякого учета евангельских заповедей. Такая смущающая свобода от обязательств (кроме принятых на себя добровольно), вкупе с политической атмосферой предыдущих столетий в Европе, сделала современного христианина (хотя уже и почти без веры) поборником неограниченных (и всеобщих) прав, то есть как раз «неверным и развратником» в глазах мусульманина.

Конечно, именно эта европейская идеология дает каждому отдельному последователю Ислама шанс достигнуть равенства. Но она же и заставляет подавляющее большинство отставших ежеминутно чувствовать свое унижение, поскольку равенство это предъявляет им непосильные культурные требования.

За одно-два поколения невозможно перепрыгнуть через все те века, что мусульманская мысль пропустила в своей, отчасти умышленной, изоляции от христианства. В IХ в. в Багдаде «было предписано прекратить всякие споры о Коране. Халифы старались оградить народные массы от всяких рассуждений, опасных для бесхитростной веры» (то же соч.). В ХIII в., когда Европа как раз вошла во вкус интеллектуальной дискуссии и догматические споры положили начало науке и развитию рационализма, в Исламе «догматические споры потеряли свою остроту не столько под влиянием мероприятий правительств, сколько под влиянием общего упадка культуры и понижения образовательного уровня народных масс» (то же соч.).

Европейски образованному человеку совершенно очевидны преимущества свободного образа жизни. Воспитанному на религиозных обязательствах культурному мусульманину столь же очевидны недопустимая распущенность и разложение, которые неизбежно сопутствуют свободе во всех Западных странах. Для сегодняшних вестернизованных политических (и особенно военных) элит многих мусульманских стран (Иордании, Турции, Пакистана, Индонезии) ответственный выбор пути отнюдь не очевиден. Пока они не враждебны Западу и склонны соблазняться европейским образованием и сопутствующими ему либерально-демократическими ценностями, войны цивилизаций в полном смысле быть не может…

Современные демократические режимы обнаруживают свое сходство с автократическими в том, что понемногу превращаются в диктатуры политических элит. Превращение это происходит просто в результате многолюдства, при котором невозможно учесть требования и амбиции всех. Но и автократии сегодня сходятся с демократическими режимами в том, что их элиты стараются приспособиться, насколько можно, к народным пристрастиям. И это, конечно, – результат того же многолюдства, при котором никакая армия не защитит элиту от человеческого месива, одержимого единой страстью. Те и эти элиты как-то договариваются (и даже иногда сближаются) между собой, на благо или на беду своих народов. Но надолго обвести свои народы и противостоять их страстям не могут ни те, ни эти. И тогда открывается вакансия для разгула Случайности.

Некоторые деликатно называют такую особенность нашего времени «повышением роли личности в истории». Впрочем, у нас есть настоящий специалист по реализации маловероятных исторических событий, которого мне уже пришлось процитировать выше. Начиная Вторую мировую войну, 22 апреля 1939 г. Гитлер произнес: «Среди благоприятствующих факторов нынешней ситуации я должен упомянуть собственную особу и квалифицировать ее при всей скромности так: я незаменим… В сущности, все покоится на мне… Вероятно никто и никогда не будет в такой степени пользоваться доверием германского народа. Вероятно никогда в будущем не будет человека, располагающего такой властью… Я знаю свои способности и свою силу воли. Я не кончу войну, пока не сокрушу противника. Я не приму компромиссов. Судьба Райха зависит от меня и только от меня… Вот почему мое существование является политическим фактором наибольшего значения. Но я могу быть устранен в любой момент каким-нибудь сумасшедшим или идиотом… Нужно, чтобы эта война разразилась еще при моей жизни…»

Нужно сказать, что это не пустое бахвальство, и он довольно проницательно судил о политических событиях и действующих силах истории. Если бы какой-нибудь «идиот» сумел прикончить его в самом начале карьеры, никакой другой ответственный вождь при наличных ресурсах Германии не решился бы затеять безнадежную войну со всем миром, которую Гитлер, однако, успешно вел более пяти лет. Мы можем утешаться, что в конце концов он войну проиграл и худшего не случилось. Но 50 миллионов человек, что погибли на той войне, никто уже не воскресит, и вряд ли кто-нибудь мог бы назвать эту войну победой разума. Победой разума и гуманности было бы, как раз, однократное действие «сумасшедшего или идиота», которое бы эту войну предотвратило. Правящие элиты демократических стран предотвратить Вторую мировую войну не сумели. Их идеология предопределила фатальное непонимание ими решимости их противника и громадной силы его гипнотического воздействия на массовую психику…

Аналогичную идеологически мотивированную ошибку, хотя и в меньшем масштабе, совершил и Джордж Буш-старший, который оставил Саддама Хусейна по-прежнему во главе его народа, что было всем мусульманским миром интерпретировано как его победа. В результате этой войны выяснилось, что можно бросить вызов гегемонизму Западной демократии и уцелеть, остаться в седле…

Если и Джордж Буш-младший не сумеет выполнить свою неблагодарную роль «сумасшедшего», который устранит не только Усаму Бен Ладена, уже обладающего уникальной харизмой в мире Ислама, но и все следы его талантливой деятельности, «незаменимый» вождь – этот или его заместитель («халиф» по-арабски и значит заместитель) – может еще все повернуть по-другому…

ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ

Наше время характеризуется ужасающим несоответствием между мизерностью целей и сокрушительной мощью средств. Если бы дети в детских садах обладали силой взрослых, большая часть из них погибла бы в ежедневных схватках по ничтожным поводам («Петя в сарае нашел пулемет – Больше в деревне никто не живет»). А если бы у них в руках оказались бомбы и самолеты…

Это не шутка, а реальная модель состояния современного мира.

200 000 человек было убито в маленьком соседнем Ливане в ходе гражданской войны. Ненамного больше людей погибло недавно в Индонезии от цунами. Два эти явления считаются качественно различными. О причинах землетрясений не принято спрашивать. Но я не до конца уверен и в том, что кто-нибудь сможет внятно сформулировать из-за чего была война в Ливане (или в Судане), и каковы ее результаты. Скорее она тоже выглядит как нерационализируемое и все же регулярно повторяющееся природное явление.

Может быть, ничего исторически ненормального или злокачественного не содержится ни в исламе, ни даже в исламизме. Может быть, это обычное природное явление, «детская болезнь» всех цивилизаций.

Пока скандинавы и венгры не вышли из дикости, они веками опустошали Европу, завидуя ее богатству. Даже когда их короли приняли христианство, они не сразу заметили противоречие между указаниями своей новой религии и практикой. Никто из них и не думал подставлять вторую щеку. Толпы крестоносцев триста лет шатались по миру, ища применения своему религиозному энтузиазму. А с началом Реформации уже и богобоязненные христиане стали резать друг друга во имя Божие. Возглавляемые своими королями англичане, французы и испанцы столетиями воевали между собой, попутно вовлекая немецких, итальянских и швейцарских наемников. Война для европейцев была естественным состоянием общества, путем к карьере и наиболее почетным поприщем для благородного юношества.

Почему бы не позволить теперь и мусульманам порезвиться, повторяя зады европейского развития? («Руку правую потешить. Сoрочина в поле спешить… Иль башку с широких плеч у татарина отсечь…» – А. С. Пушкин) Столетняя война, Тридцатилетняя война, Наполеоновские войны, Франко-прусская война – лихие полководцы, красивые мундиры, славные битвы, национальный престиж, обожание женщин, «уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами» … и грабеж, тотальный грабеж.

Почему бы не позволить и мусульманам резвиться…, если только отобрать у них чрезмерно дорогую игруш– ку – современные европейские изобретения: взрывчатые и отравляющие вещества. (А есть еще бактериология и радиоактивность!) К тому же мусульмане начали на триста-четыреста лет позже Европы и еще не пережили отрезвляющего опыта мировых войн. Средства уничтожения им насущно необходимы для их государственного престижа и народного самоуважения. Говорят, что большой мир и великие державы обращают свое внимание только на страны, владеющие атомной бомбой. Гражданам мусульманских стран не хватает общественного внимания (психологический механизм, кстати, хорошо нам знакомый по российскому опыту: «Зато мы делаем ракеты, и т. д.» – Россия ведь тоже отстает на одну-другую сотню лет). Господи! Как был бы счастлив Израиль, если бы внимание всего мира к нему хоть на время ослабло!…

Когда европейцы еще с энтузиазмом играли в эти игры, в их распоряжении были едва лишь аркебузы и мортиры. Поэтому они не сумели полностью перебить друг друга. Хотя старались, как могли. Тогдашние убогие технические средства не позволяли им достичь по-настоящему впечатляющих результатов. Таких, чтобы каждая семья в каждой стране эти результаты прочувствовала до печенок. Выживших все еще оставалось гораздо больше, чем убитых и покалеченных.

Только Первая мировая война, благодаря всеобщей воинской повинности наглядно познакомившая миллионы людей с применением бомб, отравляющих газов, артиллерии и авиации, была уже осмыслена всей Европой как грандиозная ошибка.

Когда Гитлер пришел к власти, повзрослевшее человечество долго не могло поверить в серьезность его намерений. Еще труднее было поверить, будто и трезвый немецкий народ настолько обезумел, что спустя всего двадцать лет был готов повторить свой неудачный опыт. Только этим, по-видимому, и объяснялись феноменальные начальные успехи гитлеровского руководства. Он ведь действовал в Европе, которая после осознанной бессмыслицы мировой войны жаждала покоя любой ценой. И вправду, какая радость от войны может быть у взрослого человека?

Однако «Гитлер лелеял в своем воображении героический мир: Сильные, жестокие люди всегда возглавляли и направляли массы. Они делали историю… Он восхищался Чингиз-ханом – Кровь не засчитывается тем, кто создает Империи» (Ян Кэршоу «Гитлер», 1997).

– Если это не детский склад личности, то что?

Стоит сравнить это умонастроение с сегодняшним текстом «Аль-Каэды»: «История пишется только кровью. Славу можно обрести только на основании из черепов…» Напрасно мусульманским бойцам приписывают наивные мотивы ожидания райского блаженства. Райское блаженство не много добавляет к их детской земной мотивации. «Обрести славу» – очень земное стремление, хорошо известное Европе еще в ХIХ в. и не полностью забытое и сейчас. Это совсем не то же самое, что «обрести вечное блаженство».

Неправда, что мусульманские террористы абсолютно непримиримы. Вот, Бен Ладен не устает приглашать американский народ и самого Буша принять ислам: «Мы зовем вас в ислам, мир придет к тем, кто ступит на правильную дорогу. Я предлагаю вам увидеть радость жизни и избавиться от сухого, жалкого, бездуховного материалистического существования… Воспримите уроки Нью– Йорка и Вашингтона (т. е. теракты 11 сентября 2001 г.!), они даны вам за прежние преступления». – Можно считать это умеренным предложением, если поверить, что и западные люди просто капризные, избалованные дети, не ведающие чего хотят. – Им щедро открывают радость жизни, а они не берут! Не хотят мира. По-видимому, из упрямства не хотят «ступить на правильную дорогу». Поневоле приходится их наказывать…

Не тот же ли упрощенный, детски-романтический склад личности просвечивает и здесь? Заигравшийся ребенок диктует всему миру свои законы…

Это приподнятое состояние духа планетарного вождя – стратега Третьей мировой войны – пропало бы втуне, если бы не услуги всей современной системы массовой информации (а также Интернета), растиражировавшей героический облик борца с «бездуховным Западом» по всему миру (особенно мусульманскому). Не только оружие мусульманский мир получает от растленного, «бездуховного» Запада. Также и добровольное сочувствие людей, которые ищут в жизни экстраординарного, которым не хватает романтики, не хватает «идеализма» в слишком трезвой атмосфере свободных обществ, где «нет места подвигам»… Терроризм без западных масс-медиа – ничто. Людские и материальные потери свободных западных стран не идут ни в какое сравнение с моральными потерями от чувства беззащитности, которое охватывает их граждан после каждого террористического акта.

Полдела сделано. Славу себе Бен Ладен уже обрел.

«Дети – это будущее человечества», но взрослые никак не могут отнестись к этой формуле всерьез. Даже средний биологический возраст жителей большинства мусульманских стран вдвое меньше возраста европейцев, а об их историческом возрасте не приходится и говорить. Вот, что писал еще в 30-х гг. ХХ в. серьезный культуролог:

«Вступление полуграмотной массы в духовное общение, девальвация моральных ценностей и слишком большая „проводимость“, которую техника и организация придали современному обществу, приводит к тому, что состояние духа незрелого юнца, не связанное воспитанием, формой и традицией, тщится в каждом деле получить перевес и слишком хорошо в этом преуспевает. Целые области формирования общественного мнения управляются темпераментом подрастающих юнцов и мудростью молодежных клубов.»

(Й. Хейзинга, «Homo Ludens»)  

Эти слова говорят о причинах Второй мировой войны (и удивительном военном воодушевлении немецкого народа при этом)больше, чем аналитические статьи политологов. В еще большей степени эти слова относятся к сегодняшним мусульманским странам, где техника и организация (благодаря содействию европейцев, конечно) уже придали обществам «слишком большую проводимость», но уровень общего образования еще не позволил бы назвать массу их населения даже «полуграмотной». Увещевания взрослых в такой ситуации превращаются в скучную либеральную болтовню, которую подростки на всех континентах привыкли стряхивать с ушей.

Многие публицисты стараются доказать (с помощью цитирования первоисточников), что сама религия ислама изначально пробуждает в душах верующих агрессию и нетерпимость. Им обычно возражают другие, которые находят, что религиозные заповеди ислама искажены и ошибочно поняты современными проповедниками-радикалами. Но, цитируя источники тысячелетней давности, можно доказать все что угодно. Значение имеет только народное понимание – не исторически реальный, а привычный, сказочный – образ прошлого, оставшийся в памяти поколений.

Ранний ислам, в отличие от христианства, не столько стремился смирить варварский дух народа, сколько звал их на новые дерзания. Коран и Предание («Сунна») были записаны между жестокими боями и набегами в воинственно настроенной среде и проникнуты оптимистическим духом предопределенного триумфа.

Может быть, теперь и агрессивные наклонности мусульманских толп, и милитаристская риторика их священников («джихад») объясняются вовсе не исходными принципами, записанными в Коране (кто там вчитывается в эти исходные принципы!), а памятью о грандиозном военном успехе, с которого в VII в. начался поход кучки полудиких номадов, воодушевленных новой для них идеей единобожия, на окружающие культурные страны, где эта идея давно уже потеряла новизну. Невиданный начальный успех тогда задал им этику превосходства мусульман над всеми народами и внушил уверенность в совершенстве их образа жизни, обеспечившего эти победы. Чем проще, тем победоносней, тем ближе к тому исходному раскладу, который, по-видимому, был любезен Всевышнему, раз вопреки всякой вероятности. Он чудом привел их к овладению полумиром…

Сложность стала проникать в исламскую культуру только от побежденных. От них же у мусульман появились и ремесла, искусства и науки. Первоначальный мусульманин (его архетип) – это воин, палладин, чья жизнь без остатка отдана войне за Веру. Этот идеальный образ (неважно насколько он исторически достоверен) и сегодня вдохновляет на самопожертвование мусульманского подростка, который еще не ощутил вкуса к жизни, но уже ищет случая проявить себя.

Смолоду очень трудно бывает осознать конечный характер всех обозримых ресурсов человека. В «расколдованном мире» конечны все пути человека, куда ни кинься: память наша ограничена – запомнить все, что нужно для успеха в современной жизни, невозможно. Возможности понимания в любую сторону встречают предел – что-то важное обязательно упущено. Ознакомиться со всем, что происходит в мире, не хватает времени. Даже проявить достаточное внимание ко всем, кто этого заслуживает, мы не в силах. Поневоле выбор оказывается случайным – внимание направляется на тех, кто ближе. При неизбежно ограниченном кругозоре трудно ожидать от людей памяти о том, что произошло в прошлых поколениях и что могло бы, пожалуй, их вразумить, предостеречь. Им приходится помнить так много в настоящем, что на прошлое (особенно далекое прошлое) памяти не остается. Это относится не только к мусульманам. Мышление недоросля, которому не терпится заявить о себе, поневоле приобретает черно-белый характер.

Германия потерпела поражение в Первой мировой войне по весьма веским причинам. Но уже следующему поколению, спустя всего 21 год, эти причины показались незначительными. И они развязали Вторую… Молодежь опять горела энтузиазмом. Начальные успехи Тысячелетнего рейха и впрямь были вдохновляющи. Только старые, опытные генералы знали, что страна вступила на гибельный путь…

Подавляющее наступление Советской армии в последние месяцы войны (почти такое же страшное, как и ее предшествующий разгром) ускорило эту гибель и фактически спасло Германию от американских атомных бомбардировок. Романтический дух в стране на время угас и сменился тягой к покою. Может быть, не навсегда…

И чудесные победы начального периода ислама сменились со временем жестокими поражениями. Ислам в его конфронтации с Европой проигрывал одну войну за другой, пока в начале прошлого века Кемаль Ата-тюрк со товарищи не взялись за глубинную перестройку мусульманского сознания и приступили к преобразованиям, которые не завершены и по сей день. Но во всех мусульманских странах (в том числе и в Турции) и сегодня есть решительная молодежь, которой причины поражений Ислама видятся в ином свете. Эта молодежь горит энтузиазмом, отметающим оппортунизм (слово происходит от английского opportunity, т. е. возможность!) последователей Ататюрка и ищет решения своих проблем на пути невозможного, т. е. чуда: «Пусть так случится, что мы ИХ победим! Ведь они дряхлые, а мы молодые. Они плохие, а мы хорошие. Они трусливые, а нашей отваге нет предела. Они в Бога не веруют, а мы для Него на все готовы!»

Однако смириться перед Его непостижимой волей, которая даровала именно дряхлым и неблагочестивым народам бесценные преимущества, они не готовы.

Поэтому снова и снова эти люди во всех мусульманских странах тщетно пытаются подставить на место Его воли – свою.

В этом, собственно, они похожи на всех других.

Они готовы разбить голову об стенку, только бы не последовать примеру старших. Это выглядит скорее законом природы, чем заблуждением лидирующих групп.

Суть не в том, что манихейское видение событий в наше время получило более широкое распространение. Суть дела в том, что оно стало эмпирически гораздо убедительнее. До тех пор, пока можно было с основанием говорить о конфликте богатства и бедности, о вражде невежества к просвещению, даже о ненависти одной расы к другой, монистическое мировоззрение могло оставаться непоколебленным, а конвергенция противоречивых стремлений и конечное примирение казались возможными. Но в наше время все реальные противопоставления становятся только предлогами для вражды. Эдипов комплекс овладевает целыми народами. А само наличие вражды, ее включенность в природу мира и человека на наших глазах все чаще обнаруживает свой онтологический, трагически неустранимый характер.