Текст книги "Сумеречные тени. Повесть"

Глава IV. Силы неведомые

Кира по совету Виктора пришла за полчаса до приёма. Она волновалась, но едва услышав его приветливый голос, успокоилась.

– Кира, сразу первый совет на будущее. Даже если на улице лето, приходишь сюда в обычной одежде, хоть в шортах, а в униформу переодеваешься перед приёмом. К началу приёма мы должны быть всегда свежими и благоухающими.

Кира порозовела от смущения. Она действительно немного вспотела, хотя от крыльца дома до массажного кабинета шла не более трёх минут. Наверное, больше от волнения, чем от жары…

– Да ты не смущайся, – улыбнулся Виктор. – Ты же пришла учиться, поэтому стесняться нечего. Смотри, запоминай, спрашивай, если что непонятно.

Кира вдруг почувствовала, как в ней включился какой-то механизм, всегда выручавший её в сложных ситуациях. Она успокоилась, стала сосредоточенной, готовой в любой момент к действиям. Как тогда, много лет назад, когда у мамы случился приступ.

– У меня есть несколько вопросов, дядя Витя

– Давай, пока есть время

– Что я буду делать? Какие мои функции? И, кстати, как мне Вас называть при пациентах?

– Ну, обращаться желательно по имени-отчеству, у нас же с тобой служебные отношения. Для пациентов важно это чувствовать. А что касается самого процесса…

И Виктор начал подробно объяснять Кире все тонкости проводимых им сеансов. Что такое энергетические потоки в теле человека; как и с помощью каких инструментов можно их корректировать; насколько велика мощь Звука как инструмента исцеления – и многое другое. Разъяснил он и её конкретные действия на сегодняшнем сеансе.

– А можно… нескромный вопрос? – Кира опять засмущалась. – Валерия будет… голая?

Виктор усмехнулся.

– Обнажённая. Начнём с того, что у любого пациента всегда есть выбор – насколько раздеться на сеансе. Большинство, кстати и Лера тоже, раздеваются до трусиков. Но есть и такие, которые, не задавая никаких вопросов, сразу выскакивают из трусов и укладываются на кушетку, в чём мать родила. Это их выбор.

Лера покраснела, но всё-таки переспросила:

– То есть Валерия будет сегодня почти обнажённая?

– Ну да. А что тебя смущает? Раз ты решила учиться лекарскому искусству, запомни: для любого целителя – массажиста, остеопата, кинезиолога и других, – человеческое тело является объектом приложения его энергии, опыта и знаний. Мы не воспринимаем тело с позиции пропорций, привлекательности, сексуального желания, – просто потому, что для нас это лишь внешняя форма бесконечно сложного и удивительного организма. Который пациенты просят нас привести в норму

– Но Вы же… мужчина. Я хотела сказать – Вам не мешает их обнажённость, не отвлекает?

– Через мои руки за все эти годы прошли сотни людей, восемьдесят процентов из которых женщины. Но я вряд ли вспомню особенности их фигур, размер и форму груди, особенности лица.

«Зато, как ни странно, я помню бесконечное разнообразие женского белья, – чуть не рассмеялся Виктор. – От милого домашнего трикотажа до какого-нибудь супердорогого гипюра, да ещё и со стразами. Бельё с цветочками, в горошек, в полосочку. Смешные они, наши барышни…».

Кира слушала его с удивлённо распахнутыми глазами. От прежнего смущения не осталось и следа.

– Ну, всё. Готовность номер один. Минут через пять-семь уже придёт Лера. Советую присесть и помедитировать

– А как это?

– Просто закрыть глаза и успокоиться. Как-нибудь я расскажу тебе подробнее, что такое медитация.

Виктор подошёл к небольшому алтарному столику, стоявшему рядом с креслом, в северном углу кабинета. Его личный алтарь был сдержанным, можно сказать, аскетичным. Несколько православных икон, нефритовая фигурка Будды, красочная янтра, свечи… И, конечно, благовония. На этот раз он зажёг сандаловую палочку. Тонкий и нежный аромат поплыл по кабинету.

Вскоре пришла Лера. Не торопясь разделась за ширмой, улеглась на кушетке, укрывшись льняной простынёй. Всё это время она украдкой поглядывала на Киру, которая, наоборот, старалась не встречаться с ней взглядом.

«Надо же, – с симпатией думала Лера. – Совсем молоденькая, чуть старше моей Наташки. А Виктор сделал её своей ассистенткой. Посмотрим, какая из неё помощница».

Сеанс начался как обычно. Виктор активировал свои ладони, разместил их аккуратно поверх закрытых глаз Леры, а Кира приложила свои ладони к стопам её ног.

Прошла минута, вторая… Песочные часы в каменной оправе неуклонно напоминали о текучести всего сущего. И вдруг Виктор почувствовал, как волна жара накатила на него со стороны Киры. Он поднял взгляд и увидел, что его юная помощница стоит, закрыв глаза и слегка раскачиваясь. Теперь жар шёл уже от всей фигуры Киры.

«Ого! – удивился Виктор. – Похоже, Вселенная преподнесла мне очередной дар».

***

Есть такое время перед самым обедом, когда офис внезапно замирает. Только что был слышен негромкий гул голосов, звонки городских телефонов, и вдруг становится тихо. Это сработал внутренний будильник, и слегка утомлённые сотрудники вдруг осознали, что намеченные до обеда дела, в основном, сделаны, а те, что зависли, начинать уже нет смысла. Ещё пятнадцать минут – и обеденный перерыв, можно пойти погулять, провеяться, посидеть на летней веранде кафе, которых пруд пруди на каждом шагу.

Даша ждала именно этого часа и решительно нажала клавишу внутреннего селектора:

– Слушаю, Даша, – раздался такой родной голос Николая

– Николай Павлович, вышел приказ по всяким текущим делам. Вам необходимо с ним ознакомиться и расписаться. Зайдёте перед обедом?

– А что так срочно?

– Особой срочности нет. Но я задержусь на часок с обеда, Сергей Степанович разрешил. А мне хотелось бы закрыть эту бумагу. Ознакомились уже все руководители, кроме Вас

– Хорошо. Я сейчас подойду.

Даша закрыла глаза. Её сердце учащённо билось, она с трудом справлялась с волнением, в очередной раз проигрывая в уме задуманное ею.

Через пару минут в приёмную вошёл Николай:

– Привет! Ты сегодня такая строгая, официальная

– Да просто бумаг много накопилось, а я не люблю этого. Всё надо делать вовремя, – Даша посмотрела ему прямо в глаза. – Вот, прочитайте-распишитесь…

Она протянула Николаю текст приказа с «бегунком». Он внимательно начал читать, – Даша очень нравилась эта его черта, вдумчивость, – потом расписался и вернул ей бумаги.

– Ну, что, пойдём кофе попьём?

– Не получится, Коля. Мне надо сбегать в одну контору, тоже бумажные дела решить. Потому и отпросилась у шефа. Тем более, что я без машины сегодня.

Даша сделала паузу и вновь заговорила:

– Кстати, ты не мог бы меня сегодня выручить?

– С удовольствием! А что требуется?

– Мама на моей «ласточке» укатила на дачу, аж на четыре дня. А мне завтра без колёс никак, нужно будет в десять мест успеть, поэтому хочу машину забрать. Подбросишь меня после работы на дачу?

– Без проблем. Во сколько поедем?

– Лучше, наверное, часов в пять, до «пробок». Степаныча после обеда не будет, можно слинять. Он, кстати, сам мне предлагал с обеда не возвращаться, заняться своими делами. Но я, как ответственный сотрудник, гордо отказалась, – рассмеялась Даша.

«Вот заноза, – с тёплым чувством в груди подумал Николай. – Как засмеётся, так

у меня внутри всё обмирает».

– Тогда я в четыре уеду, типа, на деловую встречу. А в пять буду ждать тебя у нашей кафешки

– Договорились!

Даша облегчённо выдохнула, когда за Николаем закрылась дверь. Пока всё идёт по плану.

Вернувшись с обеда, согласно легенде почти на час позже, Даша занялась разбором действительно накопившихся бумаг, с нетерпением поглядывая на большие часы над входом. В половине пятого она сделала контрольный звонок подчинённым Николая, выразила удивление по поводу его отсутствия, а сама про себя довольно захихикала.

Ровно в пять она с облегчением плюхнулась в пассажирское кресло «Субарика». Как же ей в нём было классно!

– Ну что, штурман, показывай дорогу. Только заранее предупреждай, куда сворачивать, а то трафик уже плотный

– Коля, не боись! Со мной не пропадёшь.

Даша озорно посмотрела на него и от души рассмеялась. У неё было очень хорошо на душе.

***

На этот раз Лера провалилась в ставшее привычным состояние полусна почти мгновенно. К нежно обволакивающему её голову теплу, исходящему от рук Виктора, добавился густой жар в ступнях. Лера не сразу поняла, что источником этого жара были руки Киры. А когда осознала, то, удивившись сама себе, восприняла как должное. Как будто и не могло быть иначе.

Два сильных, но столь разных потока энергии, – сверху идущий от рук Виктора, снизу от ладоней совсем юной девушки, – сливались воедино где-то в районе пупка, и, переплетаясь, превращались в нечто похожее на кокон, постепенно укутавший всё её тело. Затем он начал мягко клубиться, увеличиваться в размерах, терять форму. Лера как будто плыла в бесконечном белом пространстве, напоминающем густой туман с редкими проблесками самых разных цветов, среди которых преобладали зелёные, синие и золотые искорки.

И еще она с тихой радостью наслаждалась невиданным ранее оттенком бесконечного белого пространства, в которое её погрузил неожиданный целительский дуэт. Оно как будто сияло изнутри едва излучаемым золотым светом. Лера никогда в жизни не видела сияющего золотистого тумана. Это было так красиво!

Когда Лера, не открывая глаза, перевернулась на живот и почувствовала на своей коже первые капли душистого масла, она с удивлением осознала, что произошла некая смена полюсов. Теперь верхняя часть тела – плечи, спина и поясница, – были во власти жёстких, требовательных рук, настойчиво размягчающих её плоть. А ноги просто таяли под нежными прикосновениями почти невесомых ладоней. Лера сначала даже подумала, а не поменялись ли Виктор и Кира местами? Но ошибиться было невозможно: заднюю поверхность её бёдер, икры, лодыжки гладили именно девичьи прохладные руки, недавно буквально горевшие жаром.

Это стало ещё более явным, когда через несколько минут уже Виктор занялся её ягодицами и ногами, а Кира своими шелковистыми ладонями успокаивала плечи и спину Леры. Это было упоительно.

«Откуда в этой девочке столько нежности? – окончательно сваливаясь в сладкую дрёму, подумала Лера. – Ведь она ещё ничего женского в своей жизни не испытала…».

…Лёжа на спине, плавая в бесконечном пространстве золотистого искрящегося тумана, Лера вдруг услышала нарастающий гул, сопровождаемый лёгкими вибрациями. Звук был очень приятным, но как будто многомерный. Он не укладывался в её сознании, а просто был как есть. Она подсознательно, автоматически, ещё в полудрёме, пыталась его как-то структурировать, но ничего не получалось. Звук этот рождал стойкое ощущение иной реальности, разительно отличающейся от земной. И основное отличие было в глубоком, сладостном благоговении, которое он порождал.

По лицу Леры потекли слёзы.

Внезапно стало очень тихо, окружающее её пространство как будто застыло, так что в ушах зазвенело. Но через несколько секунд сквозь тело, мозг и душу Леры медленно прокатилась одновременно мощная и мягкая звуковая волна. Звук был тягучим, он будто плавился в пространстве, меняя форму и обертоны, оттенки звучания. Дыхание Леры остановилось от восторга. Она не чувствовала тела, не воспринимала пространство. Она парила в беспредельности.

Через некоторое время дыхание вернулось к ней. Сделав несколько глубоких медленных вдохов, Лера почувствовала на своём животе и темени сильные мужские руки.

– Как ты себе чувствуешь? – раздался ласковый голос Виктора.

Лера молчала, не в силах сказать хотя бы пару слов. Да и не было в её сознании никаких слов. Наконец, она тихо произнесла:

– Что это было? После чаш?

– Так ты распознала мои чаши! – весело ответил Виктор. – Это очень хорошо, мы с тобой уверенно продвигаемся вперёд

– И всё-таки, что это был за звук? – повторила Лера

– Это тибетский гонг. Он пришёл ко мне в начале недели. Ты первая познакомилась с ним

– А почему я не видела его перед сеансом?

– Он стоял на подоконнике, за моим креслом. Я приготовил сюрприз для тебя.

Лера замолчала, прислушиваясь к тому, что происходило в ней. Тела она почти не чувствовала, сознание было приятно опустошённым, а её душа тихо напевала какую-то незнакомую мелодию.

Она вспомнила, как на втором сеансе Виктор, объясняя таинство исцеления звуком, поведал ей о мелодии души, которая, по его словам, есть у каждого человека – главное, пробудить её. Лера ещё тогда очень сильно удивилась и даже почувствовала лёгкое раздражение: какая ещё такая мелодия? Что за выдумки!

Но теперь она с упоением прислушивалась к звучащей внутри песни её Души. А в том, что это именно она, Лера не испытывала никаких сомнений. Нежная мелодия оживляла её тело, исцеляла душевные раны, – как будто долгожданный дождь пролился на иссохшую землю после длительной засухи.

– А можно ещё раз услышать гонг? – прошептала она пересохшими от волнения губами.

Виктор пристально посмотрел на неё, сделал шаг назад, обернувшись вполоборота. Лера увидела за его спиной на приставном столике, где всегда располагались различные принадлежности для работы, тёмно-желтый тускло светящийся гонг, подвешенный на деревянной конструкции. Был он небольшой, сантиметров тридцать в диаметре, но излучал такое спокойствие и силу, что Лера замерла.

Виктор, не отрываясь, смотрел на неё. Взяв в руки длинный стик с большим круглым мягким набалдашником, он медленно, с замахом, ударил в гонг. Тягучий низкий звук поплыл по кабинету, заполняя пространство.

Лера почувствовала, как тело её затрепетало, а затем вся она растворилась в этом звуке. Последнее, что увидела Лера, были ласковые глаза Киры, излучавшие неземной свет.

***

Несмотря на уже формирующиеся в центре «пробки», Николай долетел до дачного посёлка в тридцати километрах от города за сорок минут. Нина Семёновна была предупреждена о гостях и хлопотала с ужином. Хотя она не понимала, чем вызван неожиданный приезд дочери посреди недели, да ещё и с мужчиной, но была рада и взволнована. В их доме мужчины были большой редкостью.

– Здравствуйте, Нина Семёновна!

Николай неожиданно появился на веранде. Или это она, задумавшись, не услышала его шагов…

– Здравствуйте, Николай. Как по батюшке то будете?

– Да просто Николай, – смутился он

– Ну, тогда и я – просто Нина. Тем более, что между нами разница в возрасте всего то лет пять-шесть…

Нина Семёновна озорно улыбнулась такой знакомой улыбкой, что Николай даже вздрогнул. Как же они с дочерью похожи!

– Ещё полчасика, и ужин будет готов. Салаты уже в холодильнике, горячее на плите доходит.

Даша, входящая в этот момент на веранду, протестующе замахала руками:

– Мама, какой ужин! Я пойду баню затоплю, а ты лучше проведи экскурсию гостю, похвастайся своими достижениями. Ты же у нас юный мичуринец!

Нина Семёновна внимательно посмотрела на дочь и после небольшой паузы взяла Николая под руку:

– Действительно, давайте прогуляемся. У меня есть, что Вам показать. Насколько я знаю, Вы же в своём доме живёте, на земле. Вам наверняка будет интересно!

Николай, оторопев от прозвучавшей только что неожиданной информации, послушно пошёл за гостеприимной хозяйкой.

На даче Нины Семёновны действительно было на что посмотреть. Николай не был азартным дачником, но и равнодушным к земле человеком его назвать было нельзя. Детство, проведённое в бесконечных походах, поездках за грибами и на рыбалку, оставило в нём неизгладимый след. Он чувствовал и любил тишину леса, предзакатный плеск воды, запах грибницы. И хотя на их с Лерой большой усадьбе не теснились стройными рядами грядки и теплицы, она была ухоженная и летом, и зимой. Ухоженная с любовью, собственными руками.

Дашина мама, действительно, оказалась знатным садоводом. Участок был хорошо спланирован, разбит на зоны. Грядки, плодоносящие деревья и кустарники, теплица и парники перемежались цветниками разного размера, а центром всего этого великолепия была самая настоящая альпийская горка.

– Вы сами соорудили горку? Или нанимали какую-то фирму?

– Что Вы, конечно, сами. Ландшафтный дизайн стоит очень дорого. Но дело даже не в деньгах. Мы с Дашей любим возиться на земле, у неё и глаз хороший. Она же в детстве в художке училась, очень прилично рисовала.

Николай вспомнил, как однажды в кафе им пришлось долго ждать заказ. Это было самое начало их отношений, ещё присутствовала какая-то неловкость. И Даша, не зная чем занять возникшую в разговоре паузу, стала что-то задумчиво рисовать на большой плотной салфетке карандашом, который, как оказалось, всегда был у неё с собой в сумочке.

Через несколько минут она с робкой улыбкой протянула Николаю рисунок, на котором он с удивлением увидел панораму центра города из окна её приёмной. Рисунок был лёгкий, как будто летящий…

– Даша, да ты талант! – удивлённо воскликнул тогда Николай

– Да какой там талант, просто балуюсь иногда, – смущённо и чуть с грустинкой ответила Даша.

Теперь Николай понял, почему она всегда так рвалась на мамину дачу. Вначале он думал, что это просто стремление дочери помочь одинокой маме, а теперь воочию убедился: здесь, на земле, Даша реализовывала свои способности, любовь к творчеству.

Нина Семёновна прервала его воспоминания:

– У нас с дочерью разделение обязанностей. Я, в основном, вожусь с грядками, в теплице и парниках порядок поддерживаю, а Дашу просто за уши не оттянешь от цветников! Я уже не говорю про горку – каждый камушек её ручками обласкан.

Из-за высокой тёмно-зелёной туи появилась сама Даша:

– Баня будет готова минут через пятьдесят. Пойдёмте на веранду, посидим, поболтаем.

Веранда у них была большая, уютная, с камином, зеркалом выходящим в дом. Круглый стол посередине, четыре деревянных стула, кресло-кровать у стены – неудивительно, что здесь они проводили большую часть времени.

Поднявшись с гостем на веранду, Нина Семёновна засуетилась. Принесла из дома кувшин морса, три высоких бокала тонкого стекла, узорчатое блюдо с небольшими яблоками и грушами.

– Ягода пару недель как отошла, уж извините, только фрукты. Яблочки, кстати, свои.

Она переводила взгляд то на дочь, то на Николая, видимо, о чём то размышляя. Они сидели притихшие, молча думая каждый о своём.

– Я схожу к Зине, соседке. Она что-то приболела, а у неё полная теплица помидоров. Помогу собрать урожай, в дом занести. Вы уж тут не скучайте без меня

– Хорошо, мама. Тёте Зине привет передавай. Скажи, что в выходные я зайду к ней, помогу.

Нина Семёновна встретилась глазами с дочерью. Несколько мгновений они словно беззвучно разговаривали друг с другом. «Ну, как знаешь, – подумала мать, вслух ничего не сказав. – Ты уже взросленькая». И, спустившись по ступенькам веранды, пошла к боковой калитке, разделявшей их участок с соседским.

Проводив Нину Семёновну взглядом, Николай повернулся к Даше:

– А почему ты не пошла по творческой части? Дизайнером, фотографом, архитектором… У тебя же художественный дар!

– Были такие мысли. Но… Понимаешь, мы с мамой всегда жили стеснённо в материальном плане, поэтому после школы я пошла в колледж, выучилась на делопроизводителя, чтобы скорей начать зарабатывать деньги. Мама настаивала, чтобы я сразу, без остановки, рванула в универ. А я, получив первый диплом, устроилась на работу. На «вышку» выучилась уже позже, заочно

– Но ты же могла закончить какие-то курсы, чтобы был документ, подтверждающий твою художественную квалификацию. При наличии двух дипломов тебе бы открылись большие возможности. Ты действительно талантлива!

– У меня как-то сразу задалась карьера офис-менеджера, не было проблем с работой. А потом и приглашать начали, переманивать – довольно засмеялась Даша.

Николай смотрел на неё, любовался и думал: «Какие же они настырные, самостоятельные, современные девчонки, выросшие в лихие 90-е. Вот и Лера – всё сама, ещё и напрягается, когда ей предлагаешь помощь». От последней мысли словно какая-то тень опять легла на его сердце.

Даша решительно поднялась со стула:

– Хватит разговоры разговаривать, а то баня простынет. Я схожу в дом за полотенцами и простынями, а тебе, наверное, надо подыскать какую-то другую обувку. Ты же не пойдёшь в баню в деловых туфлях и носках, – хихикнула она.

Николай пристально смотрел на Дашу. Она упорно отводила взгляд, будто вся была поглощена хлопотами по поводу предстоящей бани. Глубоко вздохнув, он тоже поднялся:

– У меня летом в машине всегда кроксы валяются, на всякий случай. Да и в жару я сразу переобуваюсь, дойдя до машины после работы. Пойду, заберу.

…Николай зашёл в предбанник в тот самый момент, когда Даша скинула с себя лёгкий халатик. Он остановился на мгновение, не знаю, куда глаза девать, и услышал Дашин смешок:

– Ну, ты чего завис? Голых баб что ли не видел?

Раздевшись, Николай зашёл в моечную. Даша уже запарила берёзовый веник в большом тазу с какими-то травами, дух которых напомнил ему детство.

– Коля, налей, пожалуйста, горячей воды вон в тот таз. Пойдём, погреемся.

Пока он набирал воду из бачка, Даша взяла в руки махровую простыню, деревянный ковшик, пластмассовую бутылку с пивом и какую-то баночку с белым порошком. Дождавшись, когда таз наполнился наполовину, она махнула Николаю рукой:

– Хватит, это же на каменку лить! Пойдём, уже невмоготу, попариться охота.

Парилка была обычной, в ней свободно могли разместиться три-четыре человека. Николай обратил внимание, что двухступенчатый полок был свежий, крепкий, а воздух плотный и сухой.

– Ты как насчёт паренья, привычный?

– Да, с детства. Отец, царствие ему Небесное, был большой любитель бани, знаток прямо, и меня приучил лет с трёх

– Ещё одно радостное совпадение наших убеждений, – улыбнулась Даша.

Она наполнила водой ковшик с длинной ручкой, плеснула в него немного пива и медленно, не спеша, вылила на камни. Густой пар шумно поднялся к потолку и начал растекаться по всей парилке, наполняя её ароматом хлеба. Оба они тут же пригнули головы, – пар был хорош, ядрёный.

Даша ещё дважды поддавала на каменку, – последний раз с содой (это она была в баночке), – и пот уже катился градом по их блестящим телам. Разомлевший Николай вдруг осознал, что из его головы исчезли любые мысли, она была абсолютно пустой. Ему стало очень хорошо.

Буквально выскочив из парилки, – пар всё-таки был крутой, – Даша и Николай сразу перешли в предбанник. Закутавшись в простыни, они долго молча сидели рядом на широкой лавке, остывая и приходя в себя. Внутри них и в пространстве вокруг была абсолютная тишина. Так, по крайней мере, ощущал Николай.

Но Даша прервала благостное молчание:

– Скажи, друг мой Коля, у меня есть шанс?

– О чём ты?

– Ты знаешь, о чём.

Николай повернул голову. Прямо на него смотрели глаза, показавшиеся ему совершенно незнакомыми, – столько в них было глубины и томительного ожидания. Он внутренне вздрогнул как будто от боли:

– Понимаешь…

– Понимаю. Значит, шансов нет, – Даша опустила голову.

За окном стрекотали кузнечики. «Уже, наверное, первая роса упала, – подумал Николай. – Домой вернусь затемно».

– Ну ладно, пойдём париться по-настоящему. Веники у нас мама сама вяжет, душицу и лаванду вплетает, заценишь качество.

Даша поднялась, и, на ходу снимая простыню, решительно пошла к двери, ведущей в мойку. На этот раз Николай не стал отводить глаза и словно заворожённый смотрел на её ладную загорелую фигуру с двумя тоненькими белыми полосками. Внезапно он почувствовал, как наливается силой его мужское достоинство, но смущения не испытал.

Даша обернулась. Бросив взгляд на вставшие колом складки простыни, в которую был закутан Николай, рассмеялась:

– Пойдём, чего застыл как истукан?

В этот заход они вволю, по очереди, нажарили друг друга веником. Оба умелые парильщики, Даша и Николай по настоящему отвели душу. Прикрывая грудь ладонями, пока Николай проходил веником её тело от пальцев ног до ключиц, Даша несколько раз украдкой бросала взгляд на самое укромное место его тела. Но Николай, разгорячённый процессом, который так любил с детства, не замечал её взглядов. Он испытывал не только физическое наслаждение, но и необычное чувство раскованности, – как будто тяжёлый груз упал с его плеч.

Потом они долго сидели в предбаннике, отдуваясь после азартного парения. И даже немного приоткрыли входную дверь – настолько им было жарко. Минут через десять, почувствовав, что становится прохладно, Даша встала, прикрыла уличную дверь и обернулась к Николаю:

– Пойдём, помоемся, да пора и честь знать. Мама уже, поди, испереживалась, что ужин остыл.

…Нанеся на тело гель для душа и слегка растерев его руками, Даша подала Николаю мочалку и оперлась руками на лавку:

– Потри мне, пожалуйста, спину, сама не достаю.

Николай начал мягко растирать ароматную жидкость, превращая её в обильную пену. Он долго медленно водил мочалкой по Дашиным плечам, спине, пояснице, опускаясь всё ниже и ниже. Время для него остановилось…

Внезапно Даша тихо застонала, охнула и сильно прижалась к его животу ягодицами. Спустя пару секунд крайняя плоть Николая ощутила горячее женское лоно.

Что происходило дальше, Николай впоследствии помнил смутно.

***

Вот уже два дня Светлану Максимовну не покидали грустные мысли. Разговор с сыном многое разбередил в её душе, как будто вся жизнь вновь прошла перед глазами.

Сидя в любимой лоджии, она вновь и вновь спрашивала себя: что происходит с Лерой? Почему она отстранилась от мужа? Что за женщина появилась рядом с сыном? И самое главное – как помочь Николаю?

Спрашивала – и не находила ответов.

Её мучительные размышления прервал звонок. «Лера, – с тревогой подумала Светлана Максимовна, узнав привычную мелодию. – Уж не случилось ли чего?».

– Мама, здравствуйте! Не отрываю от дел?

– Да какие у меня дела… Сижу, вот, в лоджии, любуюсь закатом

– Я тут Вам продукты прикупила, заеду через полчасика?

Светлана Максимовна не стала привычно сетовать, мол, не надо было тратиться, холодильник и так полон. Чувствуя, что нервничает, заторопилась с ответом:

– Конечно, заезжай! Ты одна или с Наташей?

– Наташка на тренировке, её отец заберёт. А я решила к Вам заскочить.

«Хочет поговорить, – поняла свекровь. – Ну, оно и к лучшему. Главное, надо успокоиться».

Лера позвонила в домофон ровно через полчаса. «Аккуратистка, – с любовью подумала Светлана Максимовна. – Всё то у неё по плану, чётко, ладно». И тут же грустно вздохнула: «Вот только в семье у них что-то в последнее время не ладится».

Войдя в предупредительно открытую дверь, Лера чмокнула свекровь в щёку и, разуваясь, спросила:

– Мы чай будем пить в лоджии, как всегда?

И не дожидаясь ответа, пошла на кухню с двумя большими пакетами. Со стороны она выглядела как обычно, – спокойная, улыбчивая, – но Светлана Максимовна обострённым материнским чутьём чувствовала её внутреннее напряжение.

Пока сноха разбирала пакеты, раскладывая продукты в холодильник, в морозилку, по шкафам, свекровь отнесла на любимый кофейный столик в лоджии всё необходимое для чаепития. За привычной женской суетой она уже успокоилась и чувствовала себя готовой к нелёгкому, судя по всему, разговору.

Светлана Максимовна сидела, вполоборота повернувшись на закатное солнце, задумчиво глядя куда-то невидящим взглядом. Зашла Лера:

– Я тут песочный тортик купила небольшой, к чаю. Это, конечно, не совсем тот самый «Ландыш», который мы ели в детстве, но похож…

– Ты помнишь торт «Ландыш»? – удивилась свекровь

– Конечно! Это было лакомство, разве его забудешь.

Хотя лицо Леры украшала милая улыбка, было видно, что она о чём-то напряжённо думает. Это создавало странное ощущение: лицо её говорило об одном, а глаза – совсем о другом.

– Мама, – наконец, решилась Лера. – Можно я задам Вам не совсем обычный вопрос?

Волнение вновь охватило Светлану Максимовну. Она почувствовала, как совсем по-детски вспотели её ладони. И решила идти напрямую, не лукавить:

– Спрашивай. Я ведь сразу поняла, ещё во время твоего звонка, что ты не чай пить ко мне едешь.

Лера удивлённо посмотрела на неё:

– Вы… знали, что мне надо поговорить с Вами?

– Доченька, – у свекрови отлегло от сердца. – Ты же сама мать, знаешь, как мы чувствуем своих детей. А ты для нас с Пашей с самой вашей свадьбы была второй дочерью.

Лера внезапно отвернулась, но Светлана Максимовна успела заметить блеснувшие в её глазах слёзы.

– Дело даже не в Катюхе. Думаю, тебе известно об этой сложной для нашей семьи истории, – продолжила она. – Все эти годы твоя искренняя любовь к Коле и уважение к нам дарили столько душевного тепла, что мы с Пашей между собой иначе как дочерью тебя и не называли.

Настроение Светланы Максимовны резко изменилось, её глаза излучали спокойствие и тихую радость. Ушла тревога, освободив место для любви и заботы о семье сына, желания помочь им пережить свалившееся на них испытание.

Лера повернулась к ней, промокнув глаза платочком. Она тоже успокоилась. Наконец, спросила:

– Скажите, что было для Вас самым тяжёлым в смерти Павла Андреевича?

Светлана Максимовна удивилась, но не подала виду. К тому же, неожиданный вопрос укрепил её спокойствие. «Коля говорил правду, – подумала она. – Та женщина, Даша, здесь совсем ни при чём».

Она помолчала, собираясь с мыслями. Вопрос, действительно, был необычный. Лера смотрела на неё во все глаза.

– Когда проживёшь с человеком почти полвека, – медленно, подбирая слова, начала Светлана Максимовна, – то становишься с ним как бы одним целым. Банальные слова говорю, но это, действительно, так. И когда он уходит, то весь твой мир меняется, от самых мелких бытовых деталей до принципиальных вопросов. Всё в твоей жизни начинает выглядеть и чувствоваться совсем по-другому… А почему ты спрашиваешь об этом?

Лера молчала несколько минут. Потом, как бы очнувшись, заговорила:

– Понимаете, я очень тяжело пережила смерть Вашего мужа, моего свёкра. Очень тяжело, сама не ожидала…

Лера опять замолчала. Чувствовалась, что ей тяжело говорить. Но она продолжила:

– Мне, конечно, очень горько и больно, что он ушёл. Мы с ним были дружны, можно даже сказать – близки.

Лера исподлобья посмотрела на свекровь:

– Иногда мне даже казалось, что я не должна себя так вести с ним. Было как-то неудобно перед Вами.

Светлана Максимовна всплеснула руками:

– Да ты что такое говоришь! Наоборот, я была рада вашей нежной дружбе. Сейчас я уже могу сказать тебе – Павел Андреевич очень ценил отношения с тобой, они грели его душу. И я тебе за это благодарна – как его жена, просто как женщина.

Лера вдруг заплакала. Плечи её тряслись всё сильнее, плач перешёл в рыдания. И сквозь слёзы она почти застонала:

– Ну, почему, почему он ушёл так?

– Как?

– Легко, без страданий. Мы даже не успели приготовиться к его уходу. Был человек – и нет его… Это же невозможно перенести! Моё сердце просто рвётся на части.

Лера никак не могла остановить рыдания. Она плакала ещё несколько минут, постепенно затихая в своей боли. Глаза её распухли, покраснели, невыносимое страдание исказило её лицо. Перед Светланой Максимовной сидела совсем другая Лера, – не та, которую она знает вот уже почти двадцать лет.