Текст книги "Суд праведный"

У Татьяны перехватило дыхание. Она уже не надеялась, что найдется в этом мире душа, которая протянет им руку помощи.

– Спасибо, дядя Терентий, – только и смогла она выговорить.

– Ничё, девонька, ничё, – по-лисьи разулыбался Ёлкин. – Разбогатеете, так небось и отдадите. Ничё… пущай Петька в Новониколаевское езжат. На улице Михайловской пристяжный живет, Озиридов, фамилие у ево такое. Должен помочь, сказывают, ловкий…

А в Инюшенском бору стояла тишина.

Пушистый снег, темный под темными зимними соснами, казалось, вбирал в себя все звуки. Лишь тренькал вдруг где-то дятел или щелкала веточка, осыпая враз струйку разметывающегося по ветру снега.

Загрузив дровни, Пётр взял лошадь под уздцы и повел к просеке. В лесу его всегда тянуло помечтать о чем-то неопределенном, хорошем, но сейчас ему и думать-то было тяжело. Не мог забыть сгорбленную фигуру отца, когда того увозили из села судебный следователь, приехавший из Томска, и урядник Саломатов. Отец крикнул, повернувшись к Петру: «Не верь!..» И по тону, по глазам, по той злой убежденности, с какой эти слова были выкрикнуты, Пётр вправду поверил – не виноват отец, не убивал он старика Кунгурова.

Но убежденность Петра, конечно, ничего не меняла.

Всё село считало Анисима Белова убийцей. Единственный человек, с которым Пётр еще мог хоть как-то говорить, была Катя Коробкина, но в последнее время он и с ней почти не виделся. Кузьма, ее отец, настрого воспретил дочери встречаться с Петром. «Ишь, кого нашла!.. Каторжное отродье!»

– Эге-гей! – услышал Пётр с проезжей дороги, обернулся.

Со стороны Новониколаевска ходко двигался санный поезд. На передних санях, широко расставив ноги, размахивая вожжами, в распахнутом тулупе стоял Никишка Зыков. Фыркая толстыми заиндевевшими губами, гнедой мерин косил глазом на седока, на привязанную к задку саней гладкую кобылу, тащившую другие сани. В четвертых полулежал на охапке сена Лёшка, в шестых – Стёпка. Замыкал обоз работник Зыкова, сорокалетний угрюмый мужик Демид Колотыгин, бежавший рядом с санями, к которым был прикреплен еще один.

Заметив Петра, Никишка с силой хлестнул вожжами, а Лёшка, привстав, задиристо крикнул:

– Отскочь, лапотон! Зыковы едут!

Пётр молча осадил свою лошадь, проводил Зыковых взглядом, сплюнул в снег.

Когда он подъехал к воротам своего дома, из калитки как раз выходил Ёлкин. Завидев парня, радостно воскликнул:

– А вот и Петруха! Здорово!

– Здорово, дядя Терентий, – не очень приветливо ответил Пётр.

Ёлкин словно и не заметил неприветливости, разулыбался:

– Чё такой смурной?

– Радоваться нечему, – пробурчал Пётр, открывая ворота. – Зыковых сейчас встретил. Подались куды-то. Не знаешь, куды?

Терентий втянул подбородок:

– Откель же мне знать?

– Так ты приятель вроде как ихний…

– Я-я-я? – чуть не подавился Ёлкин.

– А то нет? – хмуро переспросил Пётр.

Будто не слыша, Ёлкин подошел к лошади и ласково потрепал ее по замерзшей и полной льдинок гриве. Повернулся к Петру:

– Слышь, Петруха, я тут маненько схотел вам помочь, чёб Анисиму какое снисхождение вышло… Танюхе сотнягу оставил, на пристяжного, значица, чёб защита по суду вышла.

Пётр глянул исподлобья:

– Не надо нам твоих денег!

– Да ты, паря, не куражси, я ж от сердца, – приложил к груди руки Ёлкин. – Надо же Анисима выручать. Али не болит душа за папаньку?

– Болит, – отрезал Пётр и тут же осуждающе проговорил: – Ты лучше, дядь Терентий, скажи, о чем ты с Зыковыми той ночью толковал?

Ёлкин разинул рот, но тут же спохватился:

– Какой ночью? Ты чё, паря, ты чё?

– Кады Кунгурова убили.

– Кады Кунгурова убили? – протяжно повторил Терентий, лихорадочно соображая, откуда бы Петру знать о ночном разговоре, а Пётр смотрел на дергающийся кадык Ёлкина, на испуганные глаза под шевелящимися бровками, и становилось ему досадно, горько, противно.

– А-а-а! – облегченно вздохнул Терентий, найдя выход из положения. – Энто кады они меня к стенке приперли?

Пётр кивнул:

– Обещал ты им чё-то…

– Ничё не обещал, – вытаращился Ёлкин. – Дело как вышло-то? В запале мимо них пробегал, выпимши был, вот и ругнул их нехорошим словом. А они возьми да осерчай. Вот и приперлись. Сам знаешь, им слова не скажи. Да и я виноват, распустил язык…

Пётр недоверчиво посмотрел на него. Терентий истово перекрестился:

– Ей-богу! Как на духу говорю!

– Твое дело, дядь Терентий, тебе видней, – бросил Пётр, отвернулся и потянул лошадь во двор.

Ёлкин поёжился. Потом все-таки, переборов себя, заглянул в калитку, окрикнул:

– Петрух, ты энто не тяни. Завтра и езжай с пристяжным договариваться.

Увидев брата, входящего в сени, Татьяна обрадовалась:

– Ой, Петь… Есть еще добрые люди на свете!

– Это Кощей-то добрый? – зло проговорил Пётр.

– Он же нам денег дал, – растерянно сказала сразу поникшая Татьяна.

– Вернуть надо!

– А как же мы отцу поможем? – воскликнула Татьяна, и Пётр увидел, что отнимает у нее последнюю надежду.

Хотел пройти мимо, но сестра так горестно глянула на него, что сердце Петра дрогнуло.

– Ладно… – сказал он. И закончил, отворачиваясь, злясь на самого себя: – Ладно. Завтра утром поеду в Новониколаевск.

5

Высич уже неделю жил у Озиридова, а с документами дело так и не сдвинулось. Бывший граф бродил по просторному дому, читал, благо библиотека у присяжного поверенного оказалась богатая, отъедался, по вечерам спорил с хозяином, а иногда подолгу, приоткрыв штору, смотрел в окно. Только усилием воли Валерий заставлял себя вести такой образ жизни. Но в это утро он вдруг решился. Прошел в прихожую, накинул на плечи снятое с вешалки пальто Озиридова, украшенное воротником, отделанным бархатом черного цвета, решил: сойдет! Пальто, конечно, чуть длинновато, но вряд ли прохожие заподозрят, что оно с чужого плеча.

– Сойдет! – повторил Высич, заглядывая в зеркало, примеряя на голову папаху, тоже взятую с вешалки.

– Ой, куда это вы, Валерий Владимирович? – удивилась, выглядывая из кухни, Клавочка, прислуга Озиридова – розовощекая девица с тугой русой косой, перекинутой через плечо на пышную грудь.

Высич заговорщически подмигнул ей:

– Променад, Клавочка, променад! Воздухом подышать.

– Так барин же не велели вам выходить! – всплеснула Клавочка перепачканными в муке руками.

– Я уже плесенью начал покрываться, – трагическим шепотом посетовал Высич. – Скоро вернусь.

Пётр Белов в это время добрался на санях до городской пристани. Придержав лошадь, спросил у какого-то мужика, как проще попасть на улицу Михайловскую. Мужик озадаченно почесал в затылке и принялся объяснять: длинно и запутанно, но Пётр все-таки понял, что пока ему стоит ехать прямо по Трактовой.

К его удивлению, нужный дом он нашел достаточно легко. Прочитав надпись на медной табличке, собрался было постучать, но дверь распахнулась.

Уже одевшийся и готовый к променаду Высич с удивлением смотрел на незнакомого крестьянского парня, замершего перед ним в неловкой позе.

– Ты что тут делаешь? – строго спросил он.

Пётр торопливо стянул шапку, замялся, но все-таки сказал:

– Извиняйте, барин… Мне вас нанять надо…

– Как это нанять? – усмехнулся Высич, расслабившись. Парень не очень походил на филера.

– Отца моего посадили… – набычился Пётр, глядя в сторону, пояснил: – За убийство… суд скоро.

Высич понимающе кивнул:

– Значит, тебе Озиридов нужен, присяжный поверенный…

– Они-с… – подтвердил Пётр.

– Жди, – спускаясь по ступеням, сказал Высич. – Часа через два он будет.

Пётр вернулся к саням и, расположившись на мягкой соломе, принялся разглядывать улицу, проносящихся мимо извозчиков и по-городскому одетых людей, спешащих по каким-то неведомым ему делам.

А Высич с удовольствием вдыхал холодный воздух, стараясь идти по тем улицам, где было меньше прохожих, и быть как можно менее заметным. Однако, сворачивая на дворцовую, он всё же почувствовал на себе чужой внимательный взгляд и чертыхнулся. Ведь знал же, что его приметы давно сообщены по всей линии Сибирской железной дороги! Беглый же, а туда же – променады придумал. Ощущая легкий неприятный холодок под сердцем, он продолжил изображать уличного зеваку. Остановился у витрины с дамским товаром и осторожно скосил глаза. Немолодой, гладковыбритый и оттого похожий на артиста господин, покачивая висящей на сгибе локтя тростью, неторопливо прошествовал мимо, усиленно не глядя в сторону Высича. Валерий опустил голову, словно рассматривал что-то под ногами, потом резко направился на другую сторону улицы, где располагался магазин «Кожаные изделия Лурье», и, потянув на себя тяжелую дверь с толстыми зеркальными стеклами, вошел внутрь. Он успел заметить, что господин с тростью в нерешительности замер на краю тротуара.

Увидев вошедшего клиента, круглолицый приказчик вытянулся, всем своим видом демонстрируя полную готовность исполнить любую прихоть возможного покупателя. Высич высокомерно окинул взглядом небольшое помещение и брезгливо поморщился:

– Чем это у тебя воняет, братец?

Приказчик озабоченно сморщил веснушчатый нос, шумно принюхался:

– Так кожа-с, она завсегда пахнет-с…

– Да нет, не кожа, – снова втянул воздух Высич. – Паленым пахнет. Ты, случаем, не папироску бросил?

Нос приказчика тревожно зашевелился.

– Пойдем-ка посмотрим, – решительно произнес Высич, направляясь в сторону склада.

Приказчик бросился за ним. Увидев лестницу, ведущую в подвал, Высич ткнул пальцем:

– Оттуда!

Сомнение промелькнуло на лице приказчика, но, решив, что береженого Бог бережет, он кубарем скатился по крутым ступеням. Высич одним движением отодвинул массивный засов на двери черного хода и, выскользнув во двор, огляделся. Господина с тростью видно не было. Зато неподалеку лежал обломок оглобли. Подхватив его, Валерий с силой вогнал один конец в утрамбованный снег у крыльца, другим подпер дверь. Убедившись, что сразу ее открыть не удастся, он не суетясь, но достаточно быстро зашагал к щели, видневшейся в дощатом заборе. Выскользнув на другую улицу, отряхнул от снега пальто и аккуратно развернул шатающуюся на гвозде доску, закрыв щель. Удовлетворенно хмыкнув, он быстрым шагом удалился от места своего появления.

Господин с тростью, в котором Высич угадал полицейского филера, прождав несколько минут, все-таки решил зайти в магазин, куда скрылся подозрительный субъект. Ни субъекта, ни приказчика! Только глухие удары со стороны черного хода. Плотно сжав губы, филер ринулся на звук. Приказчик, бормоча ругательства, с разбега бился плечом о дверь.

– Полиция! – не останавливаясь, рявкнул филер.

– Убег он, зараза! – обидчиво ругнулся приказчик. – Дверь вот подпер!

Филер, не теряя времени, скомандовал:

– Навались!

И они оба, что было сил, врезались в дверь. Оглобля с треском лопнула, расщепилась. Филер оказался плотнее приказчика, он как ядро вылетел в распахнувшуюся дверь на утоптанный снег.

– Пардон-с, – испуганно залепетал приказчик, поднимаясь с прижатого им к земле полицейского и пытаясь помочь ему встать. – Не предвидел-с такой конфуз.

– Пшел вон, дурак! – оттолкнул его руку филер и, не отряхиваясь, побежал к забору, где, как он помнил, должна была быть щель.

6

– Ну так что вас привело ко мне, молодой человек? – поинтересовался Озиридов, дождавшись, пока Пётр, боясь испачкать обитый дорогой материей стул, осторожно примостился на самый его краешек.

Пётр сбивчиво и не очень толково рассказал, что случилось с его отцом. Внимательно выслушав его, Озиридов задумчиво потер ладони:

– Любопытно… Значит, по-вашему, отец не виновен?

– Если бы он это сделал, он бы мне сказал. Он врать не станет, – с вызовом ответил Пётр.

– Любопытно… Кто же тогда убил этого крестьянина… – Озиридов пощелкал пальцами. – Кунгурцева, кажется?

– Кунгурова, – хмуро поправил Пётр, пожал плечами. – Не знаю.

– А кол из вашей ограды был?

– Из нашей.

– Любопытно… И вы говорите, отец вернулся поздно и был раздражен?

Пётр кивнул. Озиридов, что-то прикинув в уме, склонил голову набок:

– Хорошо… Значит, его потрясло происшедшее с вашей сестрой… Тогда можно попробовать поставить вопрос об аффекте. Пожалуй, я постараюсь помочь вашему отцу… Но вынужден вас предупредить, это будет стоить значительной суммы…

– У меня только сто рублей, – глядя в пол, проговорил Белов.

– Только? Да этой суммы хватит с лихвой, – оживился Озиридов. – Приступим к составлению условий.

Присяжный поверенный выдвинул ящик стола, достал линованный лист бумаги и застрочил пером, повторяя вслух то, что пишет:

– …Поручаю ему, Ромуальду Иннокентьевичу Озиридову, уголовную защиту моего отца, крестьянина Анисима Павловича Белова, в выездной сессии Томского окружного суда в селе Сотниково по обвинению в лишении жизни Кунгурова за обусловленное вознаграждение сто рублей, с тем, однако, условием, что до дня заседания уголовной сессии уплачиваю ему, Озиридову, шестьдесят пять рублей, а остальную сумму, тридцать пять рублей, уплачиваю после судебного заседания в том лишь случае, если моему отцу будет вынесен оправдательный приговор, а если будет по суду только смягчение вины, то вознаграждение в тридцать пять рублей я ему, Озиридову, платить не обязан… – присяжный поверенный поднял голову. – Надеюсь, против такого условия не возражаете?

– Мне всё равно, – глухо отозвался Пётр.

– Любопытно… – покачал бородкой Озиридов. – Расписаться надо. Грамотный?

– Могу.

Озиридов пододвинул Петру исписанный лист бумаги и подал ручку. Пётр довольно чисто вывел свое имя и фамилию.

– Смотри, как ловко! – похвалил Озиридов. – Учился?

– Ага.

– Постой-ка… – вдруг воскликнул присяжный поверенный. – Ты же из Сотниково! Не ученик ли Николая Николаевича?

Услышав имя своего учителя, которого он, с одной стороны, недолюбливал неизвестно за что, а с другой – уважал за то, что тот мог ответить на любой вопрос, Пётр впервые сдержанно улыбнулся:

– В прошлом году к нему в класс ходил.

– Выходит, деятельность Симантовского приносит кое-какие плоды, – как бы про себя проговорил Озиридов. – Обязательно передайте Николай Николаевичу, что Озиридов шлет ему алаверды.

– Как? – не понял Пётр.

– Это по-кавказски значит «Господь с тобой», – улыбнулся присяжный поверенный и громко добавил: – Алаверды! Запомнили, молодой человек?

А Высич тем временем уже второй час кружил по городу, обходя стороной мрачные фигуры городовых в серых шинелях и с шашками на боку, изредка ныряя в аптеки и магазины, чтобы чуть отогреться и осмотреться, нет ли слежки. В легком пальтеце, позаимствованном у приятеля, чувствовал он себя не очень уютно, а главное, не знал, что же ему делать. Самым смешным в его положении было то, что он никак не мог припомнить, с какого, собственно, момента за ним увязалось очередное «гороховое пальто». Вдруг это случилось, когда он только-только вышел из дома присяжного поверенного? Нет, возвращаться туда было нельзя ни в коем случае! Высич ощупал в кармане тощий бумажник и усмехнулся. Все деньги, высланные в Нарым его маменькой, все еще надеющейся, что блудный сын в конце концов образумится, остались в квартире Озиридова.

– Фортуна! – без особого уныния вслух проговорил Высич. – Хоть револьвер продавай!

Он поднял воротник в тщетной надежде, что от этого станет теплее, и, уже не оглядываясь, устремился вниз по Николаевскому проспекту к толпившимся у Новобазарной площади извозчикам.

– Милейший! – окликнул он крепкого мужика с лопатообразной бородой, сидящего на облучке и глубокомысленно закидывающего в заросший рот крупные кедровые орехи.

– Садись, барин, с ветерком промчу! – мгновенно обернулся извозчик.

– Мне далеко надо.

– Поди, не на край света? – загоготал тот.

Высич улыбнулся:

– Не совсем. В Сотниково.

– Знаю… – потускнело лицо извозчика. – Токмо мы, барин, туды не ездим. Верно ты сказал, далече… – потом лицо его оживилось: – Давай, барин, я тебя до Усть-Ини домчу! А там, глядишь, какой мужик подвернется. Дорога-т проезжая. Соглашайся, барин. Верный совет даю.

Поразмыслив совсем немного, Высич пришел к выводу, что вариант вполне достойный. Махнул рукой:

– Бог с тобой! Поехали.

Извозчик подождал, пока седок укроется медвежьей полостью, крутнул в воздухе кнутом, гикнул:

– Э-э-х! Растудыть твою!

Вскоре Высич уже стоял у мостка через небольшую речушку, впадающую в Иню.

– Ты, барин, токмо на месте не торчи, враз закоченеешь, – напутствовал его извозчик, выворачивая лошадь. – Побегай али вон в кабак загляни, прими для сугреву.

Высич снисходительно слушал его советы. Совсем недавно он, прежде чем прибиться к обозу, везущему из Колпашево в Томск пудовых осетров, протопал по тайге столько верст, что и вспоминать не хотелось.

Так случилось, что несуразную на фоне темного соснового бора одинокую фигуру в папахе, не прикрывающей ушей, и в городском пальтишке на рыбьем меху первым заметил возвращающийся из города Пётр Белов. Еще больше он удивился, услышав:

– Слышь, паря! Ты не мимо Сотниково едешь?

– Да в самое, – хмуро отозвался Пётр, натягивая вожжи.

– А меня с собой возьмешь?

– Ежели вам надо, возьму.

– Друга решил проведать, учитель он, – пояснил Высич. – Симантовский. Слыхал о таком?

– Учился у него, – подобрел Пётр. – Садитесь, барин.

– Вот спасибо, – обрадовался Высич, забираясь на сани.

Пётр с сомнением глянул на его одежду и скинул с себя тулуп, оставшись в коротком полушубке.

– Набросьте, а то не доедете…

– Ну давай тогда вместе накроемся, теплее будет, – предложил Высич, устраиваясь рядом с парнем.

Верст десять они ехали молча. Белов помалкивал от неловкости, боялся потревожить странного барина, а Высич погрузился в размышления, прикидывая, куда ему податься из Сотниково. Пожалуй, решил он, надо потихоньку двигаться в сторону Челябинска. Одежонку, кое-какие деньги он, наверное, найдет у Симантовского, а в Челябинске, если сумеет до него добраться, разыщет старых товарищей, с которыми сдружился на поселении.

– А вы откуда учителя знаете? – наконец осмелился спросить Пётр.

– Да еще по университету. Учились вместе в Москве.

– Аж в самой Москве! – подивился Пётр. – Там, наверное, всему учат?

– Да уж! – заливисто рассмеялся Высич. – В любом случае – многому учат. Меня вот истории учили, Симантовского – юриспруденции. Да так вышло, что мы оба не тем делом занимаемся.

– А вы кто? – поинтересовался Пётр.

Высичу вовсе не хотелось откровенничать даже с таким симпатичным парнем, но и оборвать беседу было бы нехорошо. Ответил он неопределенно, но весело:

– Путешественник.

– Вот здорово, – негромко позавидовал Пётр. – Я слышал про таких. Они везде ездят, окрестности осматривают… Ну и музеи там… Я бы тоже хотел.

– Трудное это дело, – внезапно посерьезнел Высич. – Тут, главное, цель определить.

– А какие города бывают? – спросил Пётр.

Высич усмехнулся. В свои тридцать он успел повидать пару захолустных городишек, расположенных неподалеку от имения Высичей, ну и Москву. Правда, ему на другое повезло: прошел этапом через всю Россию, бедовал не только в Нарыме и Колпашево, ногами, натертыми кандальными цепями, исходил не одну дорогу. Но, конечно, парню, скинувшему ради него тулуп, всего этого не расскажешь.

– Ну вот, скажем, Бомбей… – с улыбкой заметил Высич. – Красивый город, а рядом океан шумит…

Рассказывал Высич интересно, к тому, что знал, не стеснялся приложить собственную фантазию. Пётр даже удивился, когда показались окраинные избы переселенцев. У школы он остановил сани.

– Тут Николай Николаевич и квартируют.

– Ну спасибо тебе, Пётр Анисимович, выручил путешественника, – искренне поблагодарил Высич и быстро взбежал на крыльцо.

Симантовский, услышав торопливый стук в дверь, недовольно поморщился. Убрав со стола графинчик с водкой, нетвердо ступая, пошел открывать, а распахнув дверь, застыл ошарашенно.

– Валерий?!

– Валерий, – усмехнулся Высич и, придержав Симантовского за плечи, отодвинул в сторону. Войдя внутрь, быстро закрыл за собой дверь и задвинул засов.

Наблюдающий за его манипуляциями хозяин хмыкнул:

– Откуда такая робость?

– Полиция страху нагнала! – хохотнул Высич, посмотрел на помятое лицо приятеля, подмигнул: – В комнату-то беглого пустишь?

– Обижаете, граф!.. – сделав приглашающий жест, чуть пошатнулся Симантовский. – У меня искать не будут, мы с приставом вместе водку пьем…

Валерий усмехнулся, а Симантовский, приобняв давнишнего приятеля за плечи, повел его в свою плохо прибранную и второй год не беленную, узкую, как вагон, комнату. Снимая пальто, Высич огляделся и не без сарказма заметил:

– Неплохо устроился, Коленька!

– А-а, – дернул щекой учитель. – Тунгусы вокруг! Хоть и русские, а все одно – тунгусы натуральные!.. Сейчас мы с тобой за встречу пропустим по маленькой. А хочешь, можно и по большой…

– Каяный я, – улыбнулся Высич.

– Это в каком смысле? – непонимающе скривился Симантовский, но потом до него дошло. Вспомнил о времени, проведенном в Енисейской губернии и о бытующем там обычае не предлагать спиртного человеку, давшему зарок не пить, каяному. Тупо уставившись на приятеля, он проговорил: – Валерий, ты никак тоже тунгусом стал? Тогда молчу… Но с твоего разрешения сам рюмашку пропущу. За нашу дружбу, старую и незыблемую, как этот чертов мир! Не возражаешь?

– Чего уж там, – махнул рукой Высич, пристраиваясь спиной к теплой печке.

– За нас! – просалютовал рюмкой Симантовский и, выпив, зябко повел плечами: – Ты как в Сотниково попал?

– На санях, – усмехнулся Высич.

– А сани чьи?

Высич объяснил. Симантовский задумчиво сморщил лоб, потом просветлел:

– Петька Белов тебя привез!

– Он самый.

– Ты же голодный, наверное? – вдруг озадачился Симантовский, поднимаясь со стула. – Сейчас чего-нибудь придумаем. Разносолов не обещаю, но пузо набить есть чем…

– Голодный, – признался Высич. – С утра крошки не было во рту…

– Ну вот, – почему-то разулыбался Симантовский. – Граф был голоден…

Высич остановил его, направившегося было из комнаты:

– Только вот должен тебе сказать… Меня полиция может разыскивать, я ведь не просто так, в гости заехал.

– Догадываюсь, – совершенно трезвым голосом сказал учитель.

– Смогу я у тебя передохнуть недельку?

– Да хоть год! – размашисто взмахнул рукой Симантовский, возвращаясь в свое нетрезвое состояние. – Ты же меня знаешь!

– Знаю, – кивнул Высич, озабоченно взглянул: – А парень этот, Белов, не проболтается?

– Не думаю, – решительно замотал головой Симантовский. – Натуральный тунгус. Ему пятки каленым железом жги, молчать будет. Весь в отца. Отец-то у него грех совершил, а признаться так и не признался… Такие дела, братец… Сейчас я тебя кормить буду…

– Корми, – улыбнулся Высич.

7

На следующий день, ближе к вечеру, в избу Беловых ввалился, топая, полицейский урядник Саломатов.

– Петька где? – с порога гаркнул он.

Боязливо вскинув глаза, Татьяна ответила:

– В сарае… Зачем он вам?

– Не твое дело! – отрезал урядник и круто повернулся на каблуках.

Петра он застал за ремонтом дровней. Увидев урядника, Пётр скользнул по нему взглядом и снова опустил голову, продолжая свое занятие.

– Чё начальство не привечаешь? – с кривой улыбкой осведомился Саломатов, остановившись неподалеку.

Пётр разогнул спину:

– Настроенья нету.

– Ишь ты, какой волчонок! – угрожающе выпучился Саломатов. – К отцу в тюрьму захотел? Быстро определю!

– Чего хотели-то? – недружелюбно спросил Пётр, сжимая кулаки.

– Ты меня не погоняй! – вздернул тяжелый подбородок урядник. – Мал еще. Отвечай лучше, зачем вчера в город ездил?

– Надо было.

Саломатов подошел ближе и изумленно уставился на Петра:

– Ты чё, забыл, с кем говоришь?

Пётр отвернул лицо и принялся рассматривать старый хомут, висящий на большом ржавом костыле. Саломатов крепко схватил его за плечо:

– Тебя спрашиваю!

– Не забыл, – буркнул Пётр. – Знаю.

– Ну так и отвечай, зачем в город ездил?! – не отпуская его плеча, прошипел Саломатов.

– К присяжному… Насчет отца… чтобы на суде защищал… – нехотя объяснил Пётр.

Саломатов отпустил его плечо, осклабился:

– Твоему родителю это что мертвому припарки. Хочешь с присяжным, а хочешь без, все равно ему кандалами звенеть… – и нахмурился. – Денег-то где столько взял?

– Ёлкин дал, – признался Пётр.

Урядник задумался.

– Ишь Кощей-то… Чё это он так раздобрился?

– У него и спросите.

– Спрошу, спрошу! – снова повысил голос Саломатов, затем в упор посмотрел на Петра. – Ты кого это вчера на санях вез?

– Никого не вез! – почему-то решил сказать Пётр.

Саломатов ухватил его за плечо.

– Врать надумал?! Я самолично видел, как ты кого-то вез!

– Барина из города прихватил, – выдавил из себя Пётр.

– И к кому же энтот барин приехал? – сильнее сдавил его плечо своими жесткими пальцами урядник.

– К учителю, друг он ихний…

– И кто же этот барин есть?

– Откель я знаю? – огрызнулся Пётр.

– Разговоров он с тобой никаких не вел? Про войну или еще о чем? Может, супротив царя чего говорил?

– Нет, – отрезал Пётр, которому уже изрядно надоел и сам урядник, и его бесконечные вопросы.

Саломатов убрал руку с его плеча, погрозил пальцем:

– Ты мне смотри!

Когда он вышел из сарая, Пётр устало опустился на дровни, задумался.

Выйдя из двора Беловых, урядник остановился, раздумывая, докладывать приставу или нет о появлении в селе неизвестного. Решив, что все равно идти мимо дома Збитнева да и вреда никакого не будет, если он лишний раз проявит бдительность, Саломатов неторопливо зашагал по улице.

После уходя урядника Пётр снова принялся за ремонт дровней, но неприятное чувство, оставшееся от его вопросов, помешало ему работать. В конце концов он отложил топор и выскочил за ворота.

На торопливый стук долго никто не открывал, и Пётр уже стал опасаться, что ему вообще не откроют, но из-за двери наконец послышался голос учителя:

– Слышу… слышу… Кто там?

– Это я, Петька Белов!

Щелкнула задвижка, и Пётр зажмурился от упавшего на него света. Керосиновую лампу Симантовский держал в руке, вглядывался встревоженно. Убедившись, что бывший ученик один, быстро спросил:

– Случилось что-нибудь?

– Урядник чё-то об вашем госте спрашивал… – помявшись, выпалил Пётр. – Кто, да откуда, да чё говорил…

Симантовский обеспокоенно оглядел улицу.

– Проходи!

Высич, до этого напряженно сидевший на стуле с опущенной в карман брюк рукой, завидев Петра, коротко вздохнул, улыбнулся:

– А-а-а… Будущий путешественник…

Пётр засмущался еще больше, но улыбка Высича была столь заразительна, что он невольно разулыбался в ответ. Симантовский указал Петру на стул, а сам подошел к приятелю и почему-то шепотом проговорил:

– Урядник тобой интересовался… Надо что-то предпринимать…

Высич остался спокоен, лишь зрачки голубых глаз сузились до маленьких колючих точек.

– Давно? – посмотрев на Петра, коротко спросил он.

– Недавно был, – ответил Пётр, – он ушел, а я к вам побег…

– Спасибо тебе, путешественник, – задумчиво произнес Высич. – Значит, кто-то видел, как ты меня привез…

– Урядник и видел, – развел руками Пётр. – Он еще спрашивал, не говорили вы мне чего супротив царя…

Симантовский дернулся:

– Валерий! Надо что-то предпринимать! Урядник и сюда вполне может нагрянуть.

Высич резко поднялся и заложил руки за спину:

– Вот черт! Как всё получается…

– Тебе срочно уходить нужно! – нервно щелкая костяшками пальцев, почти выкрикнул учитель. – Срочно!

Пётр непонимающе смотрел то на одного, то на другого. Высич улыбнулся ему, вполне безмятежно, а у Симантовского поинтересовался:

– Куда?

– Не знаю, не знаю, не знаю, – обхватив лицо ладонями, бормотал Симантовский.

– Может, к нам? – нерешительно предложил Пётр.

Симантовский сразу ухватился за его слова:

– Конечно, Валерий! Это вариант!

– Не годится, – покачал головой Высич, потом посмотрел на Петра: – Слушай, путешественник, нет ли тут поблизости какой-нибудь заимки, избушки завалившейся? Почему-то не хочется мне с вашим урядником встречаться…

– И ты еще способен шутить?! – укоризненно потряс руками Симантовский. – Да урядник с минуты на минуту здесь будет!

Пётр посмотрел на него:

– Может, к бабке Варначихе? Она на отшибе живет…

Симантовский с надеждой вцепился в рукав его полушубка:

– Ты отведешь?

Бросив короткий взгляд на приятеля, Высич накинул пальто:

– Идем, путешественник. Имя этой доброй старушки внушает мне уважение. Ей хочется доверять… – в дверях он обернулся: – Коленька, ты помнишь, что я у тебя пробыл пару часов и уехал, а куда, ты понятия не имеешь…

– Помню, – обессиленно опускаясь на стул, кивнул учитель.

8

Пристав Збитнев, стараясь ступать неслышно, бормоча под нос ругательства, пролез по сугробу к самому окну квартиры учителя и осторожно заглянул в него. Сквозь неплотно прикрытые шторы была видна вся комната.

Симантовский, обхватив голову и вперив застывший взгляд в дверь, сидел на кровати. Внезапно он вскочил и бросился к окну. От неожиданности пристав отшатнулся, а учитель отдернул штору и прижался лицом к стеклу, настойчиво всматриваясь в темноту, потом подбежал к буфету, вынул оттуда графинчик и жадно отхлебнул прямо из горлышка. Збитнев выбрался из сугроба и нарочито громко застучал каблуками по крыльцу. Толкнув дверь и шагнув в комнату, он быстро оглядел помещение и лишь потом обратился к застывшему в центре учителю:

– Что это вы с незапертыми дверями, Николай Николаевич?

– Да так как-то, – коротко развел руками Симантовский. – Гостям всегда рад. Проходите, Платон Архипович… Водочки не желаете?

– Отчего ж? Выпью… а то вам, поди, скучно одному, – раздеваясь, отозвался Збитнев.

Поскрипывая сапогами, он прошел к небольшому круглому столу и уселся, широко расставив ноги. Симантовский суетливо выставил на стол графин, рюмки и извинился:

– Я вас оставлю… Закусочку принесу…

Когда он скрылся на кухне, пристав еще раз, но уже тщательнее оглядел комнату и, заметив у порога мокрые следы валенок, оставленные Петром, удовлетворенно подкрутил ус. С трудом согнувшись, заглянул под кровать и, не обнаружив там ничего, кроме толстого слоя пыли вперемешку с перьями от перины, направился за учителем.

– Грибочки – это хорошо, – пробасил он так, что Симантовский нервно вздрогнул и уронил нож, которым поддевал соленые грузди, перекладывая их в тарелку. Ухмыльнувшись, становой пристав проговорил: – Или гость будет, или мы с вами, Николай Николаевич, поссоримся… Примета народная… Никого не ждете?

– Да, кроме вас и отца Фоки, ко мне никто и не заходит, – заискивающе улыбнулся Симантовский.

– Полноте скромничать, – укорил его Збитнев. – Скрываете от нас городского человека… Нам ведь тоже хочется с интеллигентным собеседником парой фраз перемолвиться.

Лицо учителя вытянулось и посерело сильнее обычного, еще резче обозначились глубокие морщины, спускающиеся от крыльев носа к углам губ, но пристав, словно не замечая замешательства Симантовского, продолжил:

– Ну где же ваш друг? Прогуляться вышел?

– О ком вы? – наконец выдавил из себя Симантовский.

– О вашем госте из Новониколаевска, которого вчера привез Петька Белов, – спокойно пояснил Збитнев и прищурился испытующе: – Вы случайно не для того мальчишку в город гоняли?