Текст книги "Церемониймейстер холокоста"

Пролог

На севере не было ничего определенного.

И на юге не было ничего определенного.

И на западе было ничто.

На востоке же был Океан, гордящийся своим первородством, не укрощенный, спесивый, бурлящий.

А посередине высился Замок, воздвигнутый как отправная точка, чтобы отмечать еще не существовавшие стороны света, скреплять и наращивать.

Постепенно в ничто зарождалась жизнь. Она делилась, кишела и булькала в первозданном бульоне, заполняла, эволюционировала, приспосабливалась, изменялась, принимая порой странные формы. Со стен Замка можно было наблюдать, как в сумерках и туманах бродят неведомые существа, тени теней, безымянные…Интуитивно, подталкиваемые проблесками еле теплящегося сознания, они собирались в первобытные общины. Мигрируя, они вышли в светлые области. Но и там не нашлось для них места.

Печальной безгласной волной они протекли мимо дышащих полной грудью стен Замка, чтобы бесследно затеряться в истории. Несовершенные, неприспособленные, непонятые.…Какие мысли трепыхались в вакууме безнадежности, какие чувства, сознавали ли свою ошибочность, ненадобность, эти промежуточные звенья на пути развития, во что б развились тупиковые ветви, будь у них шанс – об этом мы никогда не узнаем.

Затем появились те, кто гнал их. Нестройными, многоликими ордами они затопили равнину, недавно созданные, мокрой сверкая глиной. « Дайте же нам души!», – был единый вопль искаженных слюнявых глоток, когда, карабкаясь, друг по другу, они полезли на стены, ощущая исходящую от Замка благодать и стабильность, обещание стать целостными. Но были отвергнуты.

Отступив, они рассеялись вокруг и влачили жалкое существование на границах света, формируясь.

Когда ж вновь пошли они на приступ, то несли уже грубые орудия и приспособления, помогающие карабкаться на высоту, укрываться, руководимы и сплочены, а, следовательно, более целеустремленны и озлоблены.

1

Он пригнулся, когда камень величиной с кулак, пущенный одним из нападавших, просвистел над ухом и разбился о внутреннюю стену, осыпав осколками незащищенный броней затылок. В проеме бойницы возникло аморфное, лишенное каких-либо определенных черт, творение. Оно раскрыло щель в центре головы и нанесло хлесткий удар гибким длинным языком.

Сбитый с ног, он кубарем откатился на несколько шагов назад. Но его место тут же поспешил занять другой защитник, в зеркальном плаще поверх симметричных доспехов. Точным рассчитанным ударом он отсек втягивавшийся язык, лезвие выбило сноп искр из камня, когда вторым ударом развалилась надвое голова твари. Та лишь присела, а затем начала проворно выползать на стену. Смутившись, страж невольно отступил на шаг, а потом, зарычав, подпрыгнул и разрубил всю тварь целиком. Столкнув корчившиеся половинки вниз, страж обернулся, и Ксор узнал его.

Когда всем вещам давали имена, некоторые получили сразу по два. То были стражи. С момента создания страж носил имя Генеш.

Страж махнул хвостом, так что с обоюдоострого лезвия на его конце разлетелись остатки вражеской плоти.

– Послушай, что я придумал, – невозмутимо сказал Генеш, помогая Ксору подняться.

– Что это? – спросил, выслушав, изумленно Ксор. – Я никогда раньше не слышал ничего подобного!

– Я назову это поэзией. Строфы, ласкательные для слуха, легко запоминающиеся и созвучные меж собой, – и Генеш отвернулся, чтобы встретить нового противника.

Ксор оглядел свои природные доспехи. В их серебристых структурах была запечатлена сама гармония и золотые пропорции Замка, но поврежденная ударом грудная пластина вносила диссонанс, уже сейчас Ксор ощущал, как фальшивят, пробегая через поврежденный участок, исходящие от недр Замка флюиды. Энергия наполняла все его тело, заставляя вибрировать каждый мускул, и через загнутые рога устремлялась, ввысь сливаясь с пылающим небесным котлом. Алое зарево разгоняло тьму, несло свет сознания новорожденному миру.

Меж тем на стену спикировал крылан, неуклюже растопырив еще неокрепшие крылья, не удержав равновесия, сверзился вниз. Один из стражей неподалеку вдруг зашатался, словно опьяненный свежим соком непу и упал. Ксор поспешил заступить на пост и успел отразить атаку клювоголового гиганта. С распоротой когтями грудью тот рухнул, увлекая карабкающихся следом.

Ксор воспользовался паузой, чтобы склониться над упавшим, который продолжал лежать без движения, уставившись широко раскрытыми глазами в стремительно вращающееся небо. Но страж, казалось, не слышал окликающего его голоса, и не реагировал на прикосновения. Меж вспененных кружев воротника его доспех торчала плохо обструганная палочка, из-под которой обильно сочилась огненная кровь. Не зная, что предпринять, Ксор в замешательстве вернулся к бою.

Ему удалось еще дважды столкнуть деревянные конструкции нападающих, прежде чем в поле зрения не попался шар с множеством губ, катясь по полю, он пожирал все на своем пути: живых, павших, растительность, орудия, постоянно раздуваясь.

Внезапно обзор заслонил шест, увешанный шкурами и развевающимися полосками кожи, и вот уже высокое худощавое существо проворно влезло на стену. Было оно белесо, с видневшимися сквозь покровы линиями артерий, смутными скоплениями угадывались органы. Ксор замахнулся когтистой пятерней и существо попыталось заслониться шестом, но страшные лезвия опустились, разрубив и шест, и голову, застряв в груди существа. Механически оттолкнув труп в сторону, Ксор приготовился встретиться со следующим. Обнаженный воин, сжимавший по дубинке в каждой руке, бешено завертел оружием, делая шаг вперед. Нападал он молча, ибо вместо лица у него была привязана обструганная деревянная дощечка с намалеванным углем рожей. Ксора поразило то, что художник намеренно попытался придать лику их черты.

Яростно атакуя, безликий стал стремительно теснить уставшего Ксора, тот едва успевал увертываться от каскада сыплющихся ударов, предплечья ныли всякий раз, когда приходилось парировать удар дубины, великолепные пластины из хризолита гнулись, меж тем за спиной нападающего появлялись все новые враги, и, вопя, растекались по периметру.

Испытывал ли Ксор отчаянье, ужас? Нет. Эмоции сии не были познаны избранными. Скорее волнение, что выполнение долга находится под угрозой.

Меж тем, на внутренней башне показалась приземистая упитанная фигурка мастера Бертхера. В волнении хлеща себя по поросшим бурым мехом ляжкам длинным тонким хвостом, лишенным устрашающих лезвий, мастер торопил своих медлительных помощников, втягивающих странного вида конструкции. Когда каждая была размещена на указанном месте, причем мастер бегал и суетился, проверяя устойчивость, то, копаясь внутри, по сигналу помощники произвели некие манипуляции, после чего раздался низкий хлопающий звук, наполнивший воздух роем выпущенных стрел. Многие прошли мимо, но еще больше вонзилось в наступающего противника. Одна конструкция тут же вышла из строя, зато другие продолжали исправно наводить опустошение. Основная масса атакующих оказалась зажата в мертвой зоне, меж стеной с одной стороны и обстреливаемой местностью с другой, где образовалась свалка. Но, казалось, враги не понимали происхождения падающей с неба смерти, либо руководствовались другими, непонятными Ксору мотивами, ибо долго еще подходящие резервы пробовали прорваться к маячащейся цели, будучи безжалостно истребляемы.

А сражение продолжалось.

Когда вывалившиеся из распоротого живота безликого пали наземь, Ксор получил с десяток мелких ран и в конец обессилел. Поддерживавший огонь прекратился, запас стрел кончился, стражи с внутренних укреплений уныло смотрели вниз на немногих еще державшихся на внешних рубежах защитников.

Залитый кровью, в разрубленных черных доспехах, неся огромный двуручный меч, с насаженной на него головой стража, навстречу Ксору двигался крепко сбитый воин, переступая через утыканные стрелами, зияющие ранами трупы, и грива волос металась по ветру.

– Смотри, враг! – воскликнул воин. – Демоны тоже смертны! Злая природа создала тела, но утаила души, впрочем, вам не понять жестокосердные. Теперь вы познаете горечь разлуки, мы напоим вас тьмой, а души ваши присвоим себе! Я ненавижу вас! Попробуй-ка остановить человека, идущего за справедливостью!

– Человека? Что это значит? – прокричал в ответ Ксор.

– Да, мы будем ими! Я ощущаю себя почти законченным!

С лязгом скрестились зазубренные когти и железное лезвие, прервав дискуссию.

– Тебе не страшно? – прохрипел в лицо Ксору воин, обжигая горячим дыханием безумия. – Что ты знаешь о забвении, что произойдет с тобой, когда мой меч проникнет в тебя, тебе хотелось б познать небытие?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – отвечал Ксор отскакивая. – Но хотел бы.

– Так смирись! – удар в брызги искр.

– Мы – стражи, в этом наша суть! – и когти Ксора распороли горло противника, выйдя из затылка.

– Можно разбить сосуд, но содержимое останется неповрежденным, поэтому вам никогда не остановить мы будем пытаться снова и снова.…Пока не добьемся своего…– прохрипел воин, роняя оружие.

Добивая, Ксор ударил вновь, располосовав грудь, из раны выпал драгоценный камень и разбился в пыль, хватаясь за Ксора, воин сполз, распластавшись среди сотен других павших.

А битва утихла захлебнувшись, обескровленные потерями, нападавшие отступили, не преследуемые, не в ужасе, а мрачно и гордо, унося поражение, зализывая раны, в них они не нашли ничего нового, кроме привычного страдания.

– Что это? – спрашивал Ксор, бредя шатаясь. – Что печет меня из нутрии, что за чувство?! – Он засунул палец в одну из сочащихся ран и возопил, – Это мука, это боль!

Сияние разлилось по телу поверженного стража. Оно поднималось изнутри, как бы силясь освободиться, и вдруг, вырвавшись, ослепительным лучом ударило в багровое небо и поплыло прочь. В сгустившихся сумерках воссияла первая в этом мире звезда. За ней в разных частях небосвода вспыхивали новые огни, светильники которым отныне суждено безмолвно взирать на ночную землю.

2

В Замке был пир.

Учась новым эмоциям, перенимая и осваивая понятия, они отдыхали.

В камине развели черный огонь, весело трещавший и испускавший серные испарения, над ним повесили жариться на вертеле освежеванную тушу гигантской жабы. Низкорослые подмастерья, толкаясь и попискивая, крутили вертел, в то время как главный повар внимательно следил за процессом, срезая ломтики готового мяса, которое незамедлительно подавалось на обеденные столы.

Душа Замка – чье имя Тайна – возлежала на троне, вырезанном в виде гексаграммы в едином куске пиропа, в прозрачной глубине которого плавали планеты и системы, уже существующие, а может, те, которым только надлежало быть. Она имела лик красный и прекрасный, изящную шею, полные чувственные груди, дарующие жизнь всему живому внутри Замка, осиновую талию, срастающуюся с ложем – троном. Левая рука ее, черная и ссохшаяся – служила для наказаний, правая – золотая с длинными тонкими ногтями, ей она награждает и дарит ласку. Сейчас левая рука находится в футляре, перевитом лозой плюща – ползунка, в знак того, что Владычествующая Мать довольна своими чадами и благоволит им.

– Я создала вас, – начал голос, и шум моментально стих, – и охранять доверила животворящий Замок, имеющий так же целью связывать куски земной породы в единое целое. Вы – имеющие имена, смысл, души, призвания, а те, рожденные легкомысленными стихиями – бессмысленны. Они лишь удобрения, навоз на ниве будущего царствия. А посему не должно быть смятения в ваших отважных каменных сердцах. Говорите, что тревожит вас.

С места поднялся Вом, чей спиной гребень был как секира, направленная на врагов Матери.

– Владычица, много необъяснимого увидели мы эти дни. И души товарищей наших переместились в запредельные сферы. Мы чувствуем их живое присутствие, что земле скормлено было только взятое ранее, но вместе с тем они недоступны нам. Мы осмелились дать этому состоянию имя смерть.

– Что ж, вы подобрали подходящее название, и я одобряю его. Но оно как все скверное и злое было придумано не вами, а ждущими у врат Замка. Сонмы животных тварей алчут заполучить душу. В страстях они растерзают и уничтожат все живое, сакральное. Так что, отбросьте прочь тени сомнения – вы нужны Мне. С окраин востока наступает Океан, он гонит живущих там. Дух непокорности, ропщущий и имеющий свой взгляд на вещи, обитает в его пучине. В одном из будущих сокрыта ужасная битва, когда я созерцаю грядущее, перетекающее меж моими пальцами. Слушайте, что говорит имеющая смысл и свободный выбор! Те, что пришли, расселились, раня землю и примитивные свои воздвигая городища, многочисленны и опасны. Они изобретательны и коварны, изготавливая все новые орудия и измышляя все новые способы. И, как бы не скорбно было это признать, у них тоже есть своя, извращенная цель, она так же сплачивает и направляет. Сие плохо, противоестественно и гибельно. Я предвижу ядовитые грибы до небес, произрастающие из корней соперничества. Отправная точка для насилия – зависть, месть замыкает круг. А посему, – Великая Мать возвысила голос, – я решила не чинить препятствий Океану, но содействовать. Волны, что однажды омоют стены этого Замка, поглотят суету и упокоят честолюбивые замыслы. А теперь – ешьте, пейте и веселитесь, ибо вы – избранная чистая раса, вы – столпы этого мира, вы превыше суеты и метаний.

Ксор задумчиво пережевывал жесткий кусок, пытаясь осмыслить удовольствия от поглощения жареной дохлятины. К нему склонился неунывающий Генеш.

– Тебе доводилось слышать звуки, что порой доносятся из становищ тварей?

Ксор мрачно склонил рогатую голову, его мысли сейчас были заняты другим.

– Заметил, что они организованы и подчиняются определенным правилам? Ритму. Да, именно так я бы назвал это. Что если совместить их со стихами, по-моему, получится нечто забавное?

– А тебе не кажется, что им вообще ведомо много большее, они гораздо опытнее, осведомленнее нас? Что нам известно о них? Мы на шаг позади в познании вещей и вынуждены по большей части только перенимать уже существующие понятия, чтоб объяснить открытия. А это остервенение, с каким они стремятся завладеть тем, что нам дано с рождения, что принимаем как должное, а может, даже недооцениваем.

– Куда ты клонишь?

– Впрочем, скоро можно будет забыть обо всем и дальше прибывать в блаженном неведенье, – самозабвенно продолжал Ксор. – Ведь скоро придет Океан и поглотит их, сотрет малейшие воспоминания о тех неизвестных, загадочных.…Какие знания, тайны нам нельзя, запрещено узнавать? В чем их истинная суть? Так ли эти животные бессмысленны?

– Ты выговорился, я не перебивал, теперь ответь, чего ты хочешь?

– Я должен узнать, что должно быть предано забвению, иначе не будет мне покоя, неудовлетворенность, сродни не выполненному долгу будет грызть меня изнутри, и я не знаю, к чему это приведет. Не знаю… не нахожу слов.

Ксор говорил свободно, не таясь, по-другому быть и не могло, хотя его мысли могли показаться крамолой, ставящей под сомнения сами незыблемые основы существования, но ни предательство, ни интриги не были известны тогда. Генеш и сам чувствовал зуд познания, но никогда не заходил так далеко в своих умозаключениях.

– Что до меня, – подал голос Лаа Кам, шевеля в воздухе многочисленными гибкими щупальцами. Записыватель Происходящего сидел напротив Ксора, – Я подметил, что дальнейшее пребывание снаружи скоро станет вообще невозможным ввиду зловония, имеющего место происхождения из-за великого множества все еще разлагающихся тел. Я так же заметил, как нечто копошится и шевелится там, где жизни давно уж быть не может. Я наблюдал, как это нападает на осмелившихся приблизиться. Кроме того, животные смастерили огромные луки, и хоть их стрелы не в силах причинить вред Замку, но желающих прогуляться без особой нужды под алыми небесами скоро не останется вовсе.

– Все это только заставляет меня укрепиться в своем мнении, – чуть слышно пробормотал Ксор.

Он потянулся к подносу и зачерпнул полную пригоршню червей непу, обитающих в подвалах Замка, сдавил их в кулаке. Густой синий сок пьянящей струйкой потек в подставленный подмастерьем кубок. Ксор отбросил прочь влажную лепешку и проделал процедуру дважды, прежде чем бокал оказался полон. Выполнив свой долг, служка обнажил длинные оранжевые крысиные зубы и, чихнув, удалился, волоча по плитам чешуйчатый хвост.

Периодически пригубляя напиток, Ксор размышлял, в пол уха прислушиваясь к тихому бормотанию фруктов в вазах, которому вторила мебель:

– В начале было царствие, и это царствие было Тьмой. Затем родился Хаос и живущие в Нем. О, как сладко являться чьими-то мыслями, облеченными в материю. Служить, дарить удобства.

Поздно вечером Ксор добрался до своей камеры. Первое, что бросилось в глаза – заботливо доставленные кем-то рукотворные доспехи, грудой ссыпанные в углу. Великая Мать, хоть и презирала животных, однако вынуждена была перенимать нечестивые изобретения, заботясь о сохранении жизней своих излюбленных чад, хотя сама она никогда в этом не призналась бы.

Не испытывая интереса, Ксор опустил решетку и завалился на узкое ложе. Червь непу лениво полз по потолку, направляясь по одному ему ведомым делам. Один кирпич в стене перешептывался с соседом:

– Вообрази себе, что среди будущих развалин еще не построенного городища найдена корона, глупый символ власти, возлагаемый на голову. Украсивший ей чело свое обречен, безумный смех, скрытый в короне завладеет им, и отверзет его уста, и будет гнездиться в разумах окружающих. Он призовет загадочных зверей из других реальностей, и хоть сила его уменьшена потерей главного камня в обрамлении, много еще случится, прежде чем дух, заключенный в короне умилостивлен будет. Вот, что я придумал и попытаюсь воплотить когда-нибудь в жизнь.

А Ксор спал. Одеяло наползло на его разметавшееся во сне тело, испытывая наслаждение от дарения уюта, а узоры на нем все продолжали разыгрывать одни и те же запечатленные сцены.

3

Далеко-далеко над бурой поверхностью земли – два летящих конуса. Выпустив тонкий отросток, один извлекает из себя сферу, другой – куб, куда и помещается сфера.

Теперь он, кружась, висит в воздухе, легкое дыхание проникает сквозь поры в розовой поверхности. Меж тем растение под ним в ходе сложного эволюционного процесса становится хищником и тупо заглатывает потенциальную добычу.

Постепенно оно обзавелось воздушными корнями и выпученными глазами на стебельках. В поисках пищи оно неспешно кочует по бескрайним просторам, пока цикл не заканчивается и оно не оседает на богатой, тучной почве. Разрастаясь, оно исполняется прекрасной формы, но тут средняя часть его ствола лопается, чтобы выпустить на свободу так и не переваренный куб. Сейчас он имеет хрупкие паучьи лапки, превосходящие в высоту само растение. Пошатываясь, куб уходит прочь, а растение погибает, напоследок выпустив облачко спор, которым не суждено прорасти.

Куб выворачивается наизнанку, становясь бледно-розовым кристаллическим существом на четырех ногах. Природа нарекает ее Ланью, хрупкой, тем самым, давая импульс появлению отличительных половых признаков. С любопытством и присущей новорожденному наивностью она пытается постичь окружающий мир.

В закопченной мастерской Бертхера стучат молотки, вращаются сверла и подмастерья раздувают меха, поддерживая пламя в горне. Огонь приручен, забыл строптивость и трудится вместе со всеми. На наковальне зарождается чья-то судьба.

Глубоко в космосе живет смерть Утренней Звезды; «топ-топ» – слышится за пределами мира мягкое касание подушечек лап.

4

Они вновь наступали.

Серо-коричневые шеренги, одетые в шкуры, толкали перед собой сбитые из досок массивные щиты на колесах. По пояс в атакующих вышагивали кряжистые, защищенные хитиновыми панцирями самопалы. Стрелы отскакивали от них, вытянутые морды изрыгали направленные струи едкого фиолетового пламени, заставляющего стекать расплавленными ручейками бойницы Замка. Животные выглядели куда более сплоченными и организованными, наступление сопровождалось размеренным рокотом барабанов, задающих темп. Вследствие дальнейшего развития военной мысли вожди руководили теперь битвой издали. Ксор так же заметил хорошо вооруженные элитные части, ожидающие своего часа на дальних рубежах.

Машины Бертхера теперь бесполезны. Самопалы, выдвинувшись вперед, поливают стены смертоносной кислотой, вынуждая не желающих сгореть заживо защитников искать спасение во внутренних помещениях Замка. Сопротивления нет, лишь жалкие попытки, и вот уже враг на внешних стенах.

Стражи познают панику, позор либо смерть. В главных покоях у трона мольбы, но нет им ответа, ни жеста, лишь мысль пронзает Замок, заставляя вибрировать каждый камешек, сотрясается почва, словно под землей пробудившись от спячки, ворочается хтонический зверь.

Когда все вокруг начало рушиться, Ксор и еще группа защитников внезапно провалилась в образовавшуюся сдвигом почвы каверну. Грохот сотряс чрево Замка, и земля, восстав, попыталась скинуть все нагроможденное над ней, кругом оползни, обвалы, погубившие одних и заточившие других в каменном мешке в глубине новообразовавшейся горы. Попавшие в ловушку со смешанным чувством отчаянья и ужаса прислушивались к затихающему дыханию пород. Неизвестно сколько провели они времени, ощупывая стены и лица друг друга, они определили размеры каменного мешка и количество выживших, как вдруг потревоженные катаклизмом из какой-то щели начали выбираться странные фосфоресцирующие твари.

Плесень и влага и смрад нечистот конденсировались в размазанные ватные фигуры, чьим домом стали земляные норы, чей язык не слышен уху, чьи пути никогда не пересекутся с обитателями поверхности, ибо свет губителен для них. Они легко проходили сквозь толкающихся в панике пленников подземелья, но даже после того как они втянулись в едва заметное отверстие, кожа продолжала сохранять ощущение холода и гадливости.

Решимость, вызванная безысходностью и граничащая с истерией, раздвинула осыпающиеся породы, создала лаз, ведущий неведомо куда, ибо все-таки не было единства в выборе направления. Расширяя проход, им удалось выкопаться на склоне горы. Изнеможенные, израненные и грязные они стояли плотной группой, созерцая открывшуюся картину разрушений. Чадящий, местами разрушенный, местами осевший, но по-прежнему не покоренный Замок, теперь возвышался высоко на острие горного пика, там, где в ослепительном, после вынужденного заточения, красном сиянии зарождались белые туманные сгустки, не имеющие пока названия. У его подножья среди бьющих гейзеров бродили деморализованные толпы нападавших, разыскивая раненых и подбирая утерянное оружие.

– Вот он, шанс! – сказал Ксор.

– Да, – подхватил Бертхер. – Пока им не до нас нужно поднялся к Великой Матери, нет предела ее мощи!

– Идите, – отвечал Ксор. – Я остаюсь, так я решил, мне многое необходимо осмыслить, дабы обрести покой.

– Что ты такое говоришь?! – воскликнули все. – Подумай о последствиях, что ежели раз покинув благословенные своды Замка, ты не сможешь больше никогда вернуться под гостеприимный кров?

– Пускай. Как бы то ни было, мы и так его покинули, мы первые, хоть и невольно сделавшие это, еще неизвестно примет ли обратно Душа Замка. Лучше раз решиться, чем вечность мучаться сомнениями.

– Мне не понятен сам характер твоих сомнений, – тихо промолвил Бертхер.

– Отважиться ль кто еще, променять клочок огороженного пространства на целый мир за его пределами?

– Этот путь бессмыслен, ибо направлен вопреки воле, привнесшей тебя в этот мир! Я скорее буду биться с тобой, как с опасным агрессивным животным, чем позволю уйти, нет предать Великую Мать! – вскричал один из стражей, выхватывая из перевязи пару длинных алмазных кинжала.

– О! Кто же из нас более низок, а Ца Хош, или правильнее будет сказать Поднявший Руку На Себе Подобного?

Стражи смутились и стояли в молчании. Ксор круто развернулся. Наконец Генеш сказал:

– Я пойду с тобой…

Они начали удаляться под мрачными взглядами остальных, когда вслед раздалось:

– Погодите!

Ксор оглянулся. Бертхер смущенно протягивал сделанный из серебра и хрусталя предмет:

– Вот возьмите, я назвал это самострельным жалом, там, куда вы идете, не будет Великой Матери и вам придется полагаться только на самих себя и …может отчасти на это. Это все, что я могу сделать, ибо отговорить не в силах. Жало поможет вам, когда придет пора умирать.

– Я не спешу умирать, – ответил Ксор. Взяв предмет, он передал его спутнику и широкими шагами направился вниз по склону, перепрыгивая через лужи застывающей магмы, Генеш, которому мешали неповоротливые доспехи, едва успевал следом, в душе он уже раскаялся о содеянном.

Но выбор был уже сделан.

Пепел, рассыпаясь, хрустел у них под ногами, микроскопические гранулы пытались осмыслить акт творения. Сам того, не зная, Бертхер допустил страшную ошибку, жало зажатое в руке уходящего было живое. Испытывая глубокое разочарование и обиду на отвергшего, как ему казалось, хозяина, затаило злобу.

5

Флюктуационный всплеск, и вот уже некие новые структуры вплелись в эфир. Поначалу инертные, они отдались на волю окружающей среды. Передвигаясь, рано или поздно, они оказались там, где с шумом циркулировали воздушные потоки внутри водно-белкового конгломерата, отличного от тех, в котором они росли. Уже оформившись, она делала робкие попытки осознать мир, постичь свое место в нем. Втянутая вместе с воздухом внутрь, она наблюдала скопление ячеек – клеточек, перекликаясь, они обменивались, играя в унисон, и восторженно включилась в их игру. Они приняли ее ласково. Играя с ними, она поняла, что белый есть хорошо освещенный черный. Затем она решила обучить новых знакомых своей игре, и с охотой взялась за дело, радуясь успехами их. Игра та называлась распад, а имя новорожденной структуры было Чума.

Деревья стояли правильным кругом, но не это привлекло внимание Ланьи. Устремленные ввысь корни пускали слабые зеленые ростки, а стелящиеся по грунту ветви, большей частью отмершие, пытались проткнуть почву в последнем усилии добраться до питательных слоев. Природа комбинировала, ища оптимальные пути развития. Так же, как сгибающиеся под собственной тяжестью, горы, вершинами склоненные вниз, и ползающие на сотнях ножках камни, не решившие, какой образ жизни им более подходит.

Сидя на голубой траве, Лань с улыбкой наблюдала алоэ, растущее в глиняном горшке, имеющем крестообразно расположенные щупальца по аллегории со сторонами света. Доползя до зенита, ущербное солнце остановилось, неуверенно качнулось из стороны в сторону, словно не разобравшись еще в своих намереньях, застыло неподвижно и вдруг, сорвавшись, стремительно понеслось обратно.

– Как прекрасно! – вздохнула Лана.

Алоэ притягивает к себе фиалку, нежно целует и съедает, Лань поднимается, чтоб идти дальше.

– Внимание, дикие, в сторону! – оглянувшись, воскликнул Генеш, увлекая спутника в придорожные заросли.

Затаившись, они переждали медленно тащившийся прочь от Замка отряд: колону всадников на скорпионах, у которых были удалены клешни, а жала теперь служили отважным наездникам пиками, неровными рядами пробрела потрепанная пехота, грузный самопал охранял тыл. Броня зверя раскалилась от внутреннего жара и слегка дымилась. Пока они проходили, шаркая и поднимая пыль, Генеш с Ксором вынуждены были выслушивать бесконечные разглагольствования болтливого куста, о коврике, в который вплетены галактики и на каждую ворсинку нанизаны гирлянды сообщающихся миров. Каждый раз, возвращаясь в свою каморку в жилище знатного господина, слабоумный хромой привратник вытирает ноги о вселенные, вызывая в них катастрофы и пертурбации. В волнении куст раскачивал всеми органами чувств, произраставших на кончиках гибких стеблей.

С несказанным облегчением они покинули временное пристанище и, перейдя вброд хилый ручеек, пошли через рощу.

– Не понимаю, что могло заинтересовать тебя? – сказал Генеш, крутя по сторонам головой. – Пусто и скучно, ни дружеской поддержки, ни материнской опеке, ни ты никому не нужен. Тебе не кажется, что все эта твоя прихоть была большой ошибкой?

– Уже начинает казаться, – слегка разочаровано протянул Ксор. – Но вон, смотри! Кажется, я вижу опушку, а на ней поселение этих, как они себя называют, людей.

Высаженный по периметру кустарник скрывал все подробности жизни и быта селян. Настороженно они подкрались ближе и натолкнулись прямо на сигнальное дерево. К корявому толстому стволу был прибит один из диких штырями, торчавшими у него изо лба и паха. По-видимому, он провисел так довольно давно, ибо сросся с деревом и стал частью общего организма. Зоркие глаза обшаривали подступы к жилищам, а, завидев чужаков, существо разразилось пронзительным воплем.

Из караульной башне высыпало десятка полтора легковооруженных солдат. От неожиданной встречи стороны опешили, таращась друг на дружку, никто не выказывал агрессивных намерений, однако в каждую секунду мог произойти взрыв. Только животное дерево голосило и плевалось, указывая конечностями на нежданных визитеров, пока какой-то воин в коническом шлеме и кольчуге, видимо старшой, ударом тупой стороной копья под дых не заставил того заткнуться.

– Благодарю, – сказал Ксор.

Генеш потихоньку начал пятиться, прикидывая, сколько еще потенциальных врагов может скрываться за оградой.

– Я, конечно, допускаю наличие зачатков разума у этих животных, может даже каких-то там примитивных средств общения, но ты ведь серьезно не собираешься вступать с ними в беседу? Это ведь только животные, высокоорганизованные животные, – прошипел он, косясь на Ксора.

– Однажды я уже общался с одним из них, и он не показался мне уступающим в развитие, скорее наоборот, жаль, что беседа в тот раз была прервана ненавистью.

– Ты?! – Генеш просто задохнулся от изумления.

– Мы пришли с миром, – обратился Ксор к смущенно перетаптывающейся группе. – Мы хотим знать, мы не хотим убивать.

Какое-то время царило напряженное молчание, что Ксор уже было, подумал, что переоценил коммуникативные способности диких, затем старшой, оглядев своих людей, разразился гневной тирадой, выпаленной с таким жаром, что Ксор растерялся.

– Мир? Кто бы говорил о мире, вы, не знающие чести, убивающие доблесть на расстояние, вы, не знающие жалости, заставляющие других страдать, проклятые Хранители Источника Жизни! Но и этого мало, теперь вы вторглись на нашу территорию, какие еще жертвы должны мы принести в угоду прожорливым демонам?!

– Я не понял ни слова из этого блеянья, – сказал Генеш. – Земля едина и необъятна, никто не звал вас под стены Замка, уходите!

Глаза человека сузились, дрожащим от злобы голосом он медленно произнес: