Текст книги "Исток"

Глава 6

Стоило мне оторвать взгляд от туши и посмотреть вокруг, то в глаза бросилось, как на меня смотрят. Если ночью, после устроенной бойни, в глазах выживших читался откровенный ужас, обращенный на Одыра, то сейчас ужас уступил место иному чувству. Так смотрят на идола, так, наверное, смотрели бы греки Эллады на Персея или Геракла. Это был не страх, не почитание, не преклонение, так смотрят на Чудо! На то, чего не может быть.

И тут до меня доходит, как всё происходящее смотрелось со стороны. Ночь, гроза, водопады воды буквально льются с небес. И в этом антураже сперва происходит бойня, в которой выживает только один взрослый самец. Причем не просто выживает, а на глазах женщин голыми руками буквально рвет противников на части. И потом явно собирается добить и всех остальных, но останавливается. Затем этот же убийца приводит в себя трех не-мужчин, или, иначе говоря, подростков и не убивает их.

Затем следует ночной переход к Большой Реке. Место, которое вызывает страх, так как в ней обитают Те, Кто Убивает в Воде! Переход по броду – так, незначительная деталь этой ночи. Зато финал! Представляю, как смотрелась со стороны в рассветных солнечных лучах битва Одыра с крокодилом. Никто ведь не знал, кроме меня, что рептилия была почти мертва при этой встрече. Люди на холме видели, что Одыр голыми руками убил Того, Кто Убивает в Воде! Немыслимо! Такое по мнению племен было просто невозможно. Этот труп под ногами, что я сейчас пнул, он для древних людей столь же чудесен и равнозначен по своей невероятности как падение неба на землю! А еще кончился дождь, одновременно с тем, как мы затащили крокодила на холм. Для меня эта деталь, не стоящая никакого внимания, совпадение, не более. Но древние так не считали, они видели в этом особый смысл, но никак не случайность.

Соответственно, в свете произошедшего, отношение ко мне изменилось кардинально. И мне еще предстояло понять это изменение. Но сейчас, сейчас надо было действовать и ни в коем случае не пускать на самотек происходящее. Надо было закреплять своё влияние. А главное, приучать меня слушаться. Сейчас они готовы сделать все, что я скажу, но пройдет время, и они придут в себя, и инерция мышления и быта попробует вернуть все на круги своя. Так что сложившаяся невольно иерархическая структура примитивного вида «я – ведущий, все остальные – ведомые», требовала закрепления.

Пяти женщинам из бывших «почти людей», что ходят у воды, я поручил следить за детьми. Еще четырех пристроил на сортировку той еды, что мы принесли с собой. Велев им сплести корзины и положить туда: отдельно ягоды, отдельно плоды и отдельно корешки с травами. Материал для корзин нашелся на холме. Вся его западная часть заросла густым кустарником с гибкими ветвями, очень похожим на мелкую рябину, но без плодов. Остальные, в том числе и юноши, им нашлось более трудное занятие. А именно – потрошить крокодила!

И надо сказать, Одыр, что живет где-то в глубине моей головы, был твердо уверен, что люди справятся с задачей освежевать тушу. Причем не только распотрошить, но и отделить съедобное мясо от кишок и костей. А главное – сделать это так, чтобы минимально повредить ценную кожу. Оказывается, в этом времени кожа очень ценный ресурс. В основном, людям доставалась плохая кожа мелких животных добытых, охотой или сильно порченая шкура тех зверей побольше, кого удавалось найти уже мертвыми. Древние даже знали о примитивной обработке кожи! До современного процесса выделки тут, конечно, не дошло, но результата определенного достигали, результата, который в будущем назовут сыромятной кожей[5]5
  ГГ ошибается, до сыромятной кожи тому примитивному процессу, что доступен в этом времени и знаком людям, еще долго. И результат будет отличаться от того, к которому привык ГГ, в гораздо худшую сторону.


[Закрыть]. Правда, для того чтобы данный процесс завершить, требовался костер для дыма и золы и человеческая моча, которой могло не хватить на такое большое количество кожи. Так что если память Одыра права, то вскоре я смогу получить в свое распоряжение прочные кожаные ремни, что меня очень сильно радует. Правда, для меня эта разделка крокодила умозрительно была очень трудоемким процессом, ведь самым совершенным инструментом было каменное рубило или каменный же скребок.

Хорошо быть молодым! Ночь не спал, причем не то, что не спал, а подвиги совершал, а сил еще вагон! Да и остальные, кроме деток, я смотрю, имеют усталый вид, но с ног не падают и вполне способны работать целый день. За эту мысль я зацепился. Надо не давать им спать! То, что я собирался совершить на закате, чем более затуманен будет их разум, тем больший эффект запланированное мной представление произведет!

Но даже запланированное на вечер, это все подождет, сперва надо осмотреться в свете дня. И я принялся обходить новую территорию. Полуостров, а точнее сейчас, при речном разливе, остров, был и правда довольно приличных размеров. В основе этого холма лежала скальная порода, выход которой хорошо просматривался на порогах. За тысячи лет на эту скалу нанесло или намыло водой, довольно мощный слой песка и ила. Судя по траве, что была мне почти по пояс, почва получилась очень плодородная. Хотя это не имело никакого значения, сельским хозяйством я даже не думал заниматься.

Нет, знай я, какие виды трав, растений или корнеплодов можно окультурить, то безусловно я бы взял курс на «изобретение» земледелия! Но я был полным профаном в этом вопросе. К тому же читал, что в Африке почти не было пригодных для окультуривания злаковых и клубневидных растений. А те, что есть, так отличны от того вида, в котором я привык их видеть, что я их точно не найду. Да и как подсказывают еще школьные уроки, процесс селекции может занять не одно поколение, что для меня не приемлемо, я столько не проживу. Кончено, если я решу все эти вопросы, то к этому вопросу безусловно вернусь. Но пока мне следует сосредоточиться на чем-то более реальном и досягаемом. Но и это все вопрос будущего, сейчас мне надо осмотреться и решить первоочередную задачу – обеспечение безопасности нового стойбища. Все остальное подождет, благо еды нам хватит на первое время.

Обошел холм по периметру и остался очень доволен увиденным. Это была природная крепость! Не в прямом смысле, сюда заберется любой лев или иной саблезубый кошачий. Степным медведям, также раз плюнуть преодолеть десять метров песчаного наклона. Но ни кошки, даже самые саблезубые и большие, ни гигантские медведи, что сейчас властвуют в саванне, ни один из этих хищников не полезет сюда, какая бы вкусная пища ни жила на холме. А причиной такого поворота служит то, что в избытке водится в реке и вот конкретно сейчас проползает по перешейку между холмом и берегом – восьмиметровая рептилия, от которой лучше держаться любому сухопутному хищнику как можно дальше! И подобных гигантов в заводи я только у холма насчитал три экземпляра, а сколько их плавает рядом, даже представить не берусь. И вот для этих земноводных монстров холм был полностью недоступен. Не умеют они ползать вверх по песку с таким уклоном! Вот совокупность этих факторов и делало этот холм просто идеальной крепостью каменного века! Еще бы крышу над головой от стихии, и никакие пещеры не нужны.

Холм по своей форме напоминал тяжелую каплю воды, что уже висит на тоненькой ножке, перешейке, и вот-вот упадет. На западе, по течению реки, господствовали заросли кустарника, о котором я уже упоминал. Почти пятая часть полуострова была под властью этого вида растений. В остальном, ничего крупнее травы на холме не росло. На севере были пороги, по которым мы прошли и за которыми стеной возвышались джунгли. На юге соответственно был выход к саванне. А вот восточная оконечность привлекла основное моё внимание.

Привлекла не тем, что с неё открывался изумительный вид на раскинувшуюся на восход заводь, в которой царили крокодилы. Не тем, что в восходящем солнце мелкая рябь речных волн буквально завораживала ту часть меня, что была Одыром. А сугубо с прагматической точки зрения привлекла. Многие века в реку падали деревья, сучья, ветки. Это происходит на любой реке, по берегам которой растет лес. И не важно, в джунглях эта река протекает, в субтропиках или в тундре. Деревья стареют и падают или их валит ветер, иногда ураганы или землетрясения. Это закономерность – когда дерево падет в воду. Так же, согласно законам природы, это дерево после падения в реку будет сносить течением. Полуостров оказался самой настоящей ловушкой для такой древесины. Веками течение наносило на его восточный берег упавшие стволы и ветки. И в итоге образовался самый настоящий завал гигантских размеров. Дров тут было, мягко говоря, много. Стволы тут копились столетиями, многие высохли до состояния трухи, но было много и тех, что заморились и стали твердыми как камень. Природный древесный склад. Правда тут за рекой нескончаемый запас дров в виде африканской сельвы, но сухое дерево прямо под рукой – это было неплохое подспорье.

Если бы на холме была еще и пещера, то идеальнее места было бы не найти. Впрочем, и то, что никаких пещер не обнаружилось, не сильно испортило моё впечатление от осмотра. Все же почти квадратный километр недоступного для хищников открытого пространства, это точно немало. А крышу над головой сделать можно, были бы руки и голова на плечах.

Облазил весь холм, но кроме многочисленных нор «сусликов» больше ничего примечательного не нашел. По окончанию осмотра побрел смотреть, как справляются мои подопечные с теми заданиям, что я им выделил. Сразу пришлось отвесить пару тумаков, не сильных, а скорее профилактических, и немного покричать на Бры, она была старшая по яслям. Сделал я это потому, что дети копошились почти у самого обрыва. Пришлось брать руководство в свои руки и переносить всех детей ближе к кустарнику, там они не сломают шею, упав с песчаного откоса.

Затем посмотрел, как идет сортировка еды. И тихо ужаснулся. Нет, Одыр был прав, люди в это время умели плести корзины. Только вот эти корзины, да, конечно, они и правда были сплетены и даже чем-то, правда сильно отдаленно, корзины и напоминали. Но, это был такой примитивизм, с такими щелями и дырами, что… Что сортировка продолжаться могла до ночи. Так как из этих корзин все вываливалось, а не смея меня ослушаться, женщины поднимали рассыпанное и вновь складывали в дырявые корзины. А так как НЕ дырявых корзин вообще не было, то даже плотно проложенные по днищу и стенкам листья не всегда спасали положение.

Взяв в руки одну из корзин и приглядевшись, как их делают женщины, в раздражении бросил этот «шедевр» на землю, подобрал одно из лежащих в общей куче каменных рубил и направился к кустарнику. И пусть я плел корзины в глубоком детстве, под присмотром бабушки, но кое-что запомнил! Если быть честным, я сделал своими руками всего одну корзину до этого момента. Дед у меня был заядлым грибником и с помощью бабули, которая меня научила плести, я сплел на день рождения ему сей необходимый грибникам предмет.

Одно я не учел. Тогда, в том времени, у меня был и железный топор, и стальной нож, сейчас же все это заменяло грубое каменное рубило. Оно представляло собой речную гальку размером с кулак, которую раскололи, чтобы получить острую кромку, а потом еще немного обработали, сделав несколько мелких сколов, чтобы получить подобие лезвия. То, что я видел в музее палеонтологии, в который любил ходить, когда мне было лет четырнадцать, все те каменные орудия были как космические челноки в сравнении с деревянной телегой, по сравнению с тем, что я держал сейчас в руках. Так что банальная заготовка веток на корзину и изготовление лыка, заняло у меня больше трех часов времени! Конечно, по уму надо было потом приготовить эти прутья, замочить их, выпарить. Но на первое время и сырых заготовок хватит. Корзинка из них не прослужит десятки лет, но мне такой срок сейчас и без надобности.

Собрал вокруг себя тех, кто заведовал припасами. Долго объяснял, что я от них хочу. И мне удалось добиться понимания, не прибегая ни к крику, ни к тумакам – это был несомненный прогресс, даже несмотря на то, что большинство объяснений я выражал жестами. За три часа я заготовил достаточно прутьев, чтобы включить в процесс обучения всех четверых работниц. Сперва попытался объяснять, что я делаю и почему делаю именно так. Но быстро понял, что вместо того, чтобы пытаться донести до древних смысл: «сперва берем длинные и толстые прутья, так как они нужны для каркаса, который будет служить центром приложения…» и т. д. Когда нет и половины нужных слов, да и понимания нет в глазах слушательниц. Так что я быстро перешел на простое: «делай в точности, что и я». И процесс пошел! Да еще как! Эти женщины привыкли и умели работать руками, это не домохозяйки двадцать первого века! Да, они могли не понимать многого, но вот в точности повторить действие, с этим они справлялись великолепно. Через два часа племя имело целых пять почти современного вида корзин, только без ручек. Конечно, несмотря на все таланты древних, корзина, сделанная моими руками, сильно отличалась по качеству от поделок женщин, но, по сути, они справились! Надо будет, конечно, закрепить полученный результат, научить их самих и заготавливать лозу, и потом её обрабатывать. Но сам факт, что что-то из мира моего времени я сейчас держу руках, придало мне веру, что все может получиться!

За эти столь длинные сутки, меня не раз посещала мысль о том, что надо толкать технологический прогресс. Но даже в этих, весьма умозрительных и сказочных перспективах я не думал, что первым опытом прогрессорства станут плетеные корзины! А ведь одни они – уже огромный позитив в развитии цивилизации. Нет, не сами корзины, а то, что можно, например, на их основе соорудить заплечный короб! А это значительно увеличит переносимый человеком груз. Всего-то надо форму плетения поменять да кожаные ремни приделать!

Сверкая радостной, во все зубы, улыбкой, подошел к тем, кто разделывал крокодила. И был изрядно шокирован. Я думал, что на его разделку с помощью каменных скребков потребуется как минимум весь световой день[6]6
  Был проведен эксперимент: Профессиональным раздельщикам туш на мясокомбинате, которые пользуются для разделки стальным инструментом, был предложен опыт. Выбрали 3-х раздельщиков и засекли их время, за которое они полностью разделают коровью тушу, пользуясь привычным инструментом. Затем этих же людей попросили разделать аналогичные туши каменными рубилами и скребками, которые были идентичными тем, которые были найдены в результате раскопок древних стоянок. В результате разница во времени разделки тушь различалась всего на одну треть! А не в разы, как думали те, кто организовывал данный эксперимент. Так что крокодила еще долго разделывали, видимо было мало опыта.


[Закрыть]. А на деле рептилия была уже разделана! Мясо было аккуратно разложено на широких пальмовых листьях. Кишки и прочая требуха свалены отдельно, причем тоже разделены на съедобное, по мнению раздельщиков, и несъедобное. Сейчас все занимались чисткой шкуры, скребками очищая её.

Сильно пожалел, что не участвовал в процессе. Кровь крокодила мне бы пригодилась, в ней много соли, и она могла послужить природным консервантом. Впрочем, тары, способной её хранить, у нас не было, так что потеря невелика! Да и с костями местные жители поступали просто, они их выкидывали. Они не понимали ценности крокодиловой кости! Пришлось отозвать в сторону парней и объяснить им, что я хочу видеть все кости крокодила, от зубов до хрящей кончика хвоста вычищенными до блеска. Даже если эта работа займет день сегодняшний и еще несколько последующих. Зубы, кости и даже хрящи, всему найдется применение! Посмотрел, как женщины скоблят кожу и только довольно поцокал языком, я в этом не понимал совершенно ничего, а Одыру этот процесс был не интересен, но, судя по всему, все шло как надо.

Ладно, судя по проведенному осмотру, все шло своим чередом, и я мог заняться тем, что запланировал рано утром. Для приведения в действие моего замысла было важно, чтобы он сработал с первого раза. Я был полностью уверен в успехе, но вот то, что этот успех придет с первой попытки – нет. Для этого и нужна была подготовка.

Сперва спустился к древесному завалу, несмотря на то что с этой стороны склон холма был более полог, чем другие, тут было так же безопасно, как и на краю воды около порогов. Большие крокодилы редко заплывали в этот опасный лабиринт из нанесенных течением стволов, опасаясь быть зажатыми или раздавленными, если бревна вдруг посыплются. Надо сказать, инстинкты в этом рептилий не подводили, я бы сам не рискнул залезть в центр этого «бурелома».

Но мне не нужно было заходить куда-то вглубь завала. Собрал кучу щепок, наскреб пару ладоней трухи, а также много кривых веток. Разложил все это на солнце. Если не пойдет дождя, а судя по небу, его быть в ближайшее время не должно, то через час или два все это на жарком экваториальном солнце полностью высушится и высохнет.

Поднялся на холм и взял сделанную мной корзину, я в неё запретил складывать еду. Проложил дно и края чем-то похожим на лопухи, что в обилии росли тут. Затем этой корзиной натаскал с южного обрыва достаточно песка, чтобы засыпать им круг в метр диаметром, с толщиной слоя засыпки в десять сантиметров. Потом с берега принес массивных, размером с голову, гладких камней. Пришлось ходить много, но я своего добился, и вскоре почти в центре холма образовалась песчаная круглая площадка, по периметру выложенная камнями. Тех, кто интересовался, чем я занимаюсь, пришлось грубо отгонять, хмуря брови и страшно махая руками. Мне для успеха задуманного нужна была тайна и неожиданность.

Остаток дня провел за необходимыми приготовлениями и контрольным экспериментом. А еще периодически приходилось давать людям какие-то задания, не важно какие, главное, чтобы никто не спал. Мне надо было, чтобы к закату у всех было несколько затуманенное сознание. Когда Солнце уже начало клониться к горизонту, все собрались вместе, чтобы поесть.

И вот этот момент мне понравился особенно! Нет, тут не было стола и стульев, тут никто не готовил еду. Просто люди сидели в кругу, в центре которого стояли корзинки с принесенной еще из джунглей едой. Каждый подходил и брал, что считал нужным и сколько считал нужным. Но я не заметил ни одного, кто запихивал в себя еду насильно, так сказать, про запас. Жадность, этого слова еще даже не придумали. В мире, который я покинул, самое близкое сравнение – это отношение матери и ребенка. Мать никогда не объест свое дите, так и тут соплеменник никогда не съест лишнего, чтобы не голодал член его племени. Нет, дело тут, конечно, не в красивой морали. Все закономерно, те племена, люди в которых поступали иначе, в них часть людей слабела, а часть становилась сильнее, как закономерный результат в различном питании. И как следствие, те племена постепенно вымирали. Это позже в истории, когда появится хоть какой-то избыток еды, станет возможно обогащение, объедание и прочие негативные черты цивилизации.

Но радовало меня не это. Этот нюанс местной жизни я уже давно знал благодаря памяти Одыра. Вот Аша, взяв горсть мелких ягод, съедает половину и протягивает остаток ягод сидящей рядом Ла. Мелочь, обычное дело. А вот и нет! Не мелочь. А… Увидев это и подметив еще ряд похожих деталей, я готов был затанцевать от радости. Потому как Аша и Ла еще вчера были из разных племен.

Тут надо пояснить. Четыре племени часто встречались в своих миграциях друг с другом, раз в месяц такие встречи происходили примерно. И конечно, не в дипломатии или жажде общения был смысл этих встреч. Люди шли за едой и встречались, вот и все. Точнее не все, был еще и сексуальный аспект у этих встреч, но сейчас этот момент не важен. Важно то, что, конечно, при встрече племена, бывает, вместе и ели, устраивая совместный «стол». Так же сидели кругом, еда в центре, и ели. Но никто не делился взятой едой с членами другого племени! Только с соплеменниками так делились. А это значит, что Аша посчитала Ла своей соплеменницей, и та в свою очередь считает так же, раз приняла пищу. О! У меня, как говорят, камень с души свалился! Сколько я за сегодня дум передумал на тему: «как создать из этих напуганных людей новую общность, новое единое племя»? А тут получается, этот процесс объединения уже вовсю идет сам собой. Впрочем, слияние из нескольких племен в одно не было чем-то из ряда вон выходящим в этом времени. Бывало, одно племя слабело, теряя добытчиков, то ли от болезней, то ли от стихии или от хищников и было обречено на вымирание. Чтобы выжить, такое племя вливалось в более сильное. А бывало, что стихия ослабляла сразу несколько племен, и они объединялись. Вот чем ночная бойня не стихийное проявление? Так, что, если подумать, все идет, как и должно идти по разумению древних. И если бы я покопался в памяти Одыра побольше, то наверное и не ломал бы себе голову над проблемой, которой, по сути, нет!

Но все же, не отменять же мне то, на подготовку чего я потратил почти целый день! Так что как только трапеза завершилась, мне пришлось разрушить традиции этого времени. Обычно после вечерней еды все сразу ложились спать. Точнее искали место для ночлега, ведь закат в этих широтах длится всего минут пятнадцать и за это время надо было найти себе «кровать», пока еще не стемнело. Исключением было время, когда у племени был огонь, тогда некоторые взрослые сидели вокруг него еще долго. Но огня не было, и мой запрет на сон показался странным.

Еще более странным всем показались мои следующие действия и приказы. Я подвел всех к тому кругу камней, что выложил в центре холма. Развернул всех лицами к будущему костровищу. И выдал пространную речь о том, что все… Все как один должны просить у дневного светила, чтобы оно даровало НАМ свой луч. Надо сказать, что меня никто не понял. Нет, слова-то поняли, я подобрал подходящую мантру-молитву из слов: «луч, дневное светило, дать, нам». Но зачем это им надо делать, ни до кого просто не доходило. Но я был готов к такому непониманию. И как с ним справиться уже знал, на собственном опыте. Отстраняю свой разум, выпуская на свободу Одыра. Ненадолго, на пять минут. Этого хватает.

Я понимаю. Понимаю, что страх не лучший мотиватор, что с людьми надо по-доброму, уговорами, а не подзатыльниками. Но я слаб и иду по легкому пути. Для меня сейчас главное результат, если точнее – быстрый результат, а то, что он достигнут принуждением, что же, это мой грех.

По сути, я присутствовал сейчас при первой молитве, что звучит на планете Земля. Но мне было не до неё. Да, люди не понимали, что они делают, но тем не менее, уж я-то знаю, что это именно молитва. А моя задача не смотреть, за тем, как она проходит, а сделать так, чтобы она была не напрасна.

Все необходимое у меня было припрятано рядом. Сухая согнутая ветка, по форме напоминающая лук и длинной в локоть. К ней я привязал свой кожаный тонкий ремешок, привязал так, что получившаяся псевдотетива немного провисала. Это был основной инструмент. Тонкий и сухой прутик, его я искал дольше всего, потому как мне нужен был идеально прямой прут и толщиной максимум с мизинец. Его я отложил к «луку». Сел на колени, между ног положив найденную половинку небольшого бревна, диаметром с голень. Это половинка была расщеплена вдоль, и вся её сердцевина давно превратилась в труху – это было ложе. В него я накрошил труху и сухую траву. Поднял лук и на ослабленную псевдотетиву в один оборот обмотал середину прутика. Нижний конец прутика уперся в сухое дерево ложа. Верхний я прижал левой ладонью, точнее – каменной галькой, которая была зажата в этой ладони. Получить ожог или кровавую мозоль мне не хотелось и такой предмет, обеспечивающий прослойку между моей кожей и прутиком, был очень желателен.

Большинство людей в моем времени никогда не добывали огонь чем-то более примитивным нежели заводские спички. Но тем не менее, почти каждый хоть раз в жизни, но видел фильм или передачу о том, как огонь добывают трением. Палочку зажимают ладонями, упирают её в дерево и трут до появления дыма и угольков. Это самый примитивный из способов. Он действенен, но требует колоссальных трудозатрат, хотя в сухую погоду, при должном старании, этот способ гарантирует добычу огня. А еще это больно, ведь сама палочка, что трут руками, конечно же нагревается, и как результат, неопытный человек скорее получит мозоли или ожог, чем огонь. Чтобы снизить трудозатраты, увеличить эффективность и не страдать от мозолей, человечество очень давно, почти за тридцать тысяч лет до нашей эры, изобрело то, что я сейчас воссоздал – лучковое сверло. Левой рукой я прижимал прут к ложу, на котором лежал трут, а правой я делал поступательные движения вперед-назад. Эти движения заставляли псевдотетиву из моего ремешка крутить прутик при движении вперед по часовой стрелке, а при движении назад против часовой. Впрочем, если бы я закрутил ремешок по-иному, то и вращение прутика было бы в иные направления, тут было неважно по часовой или нет. Важно само вращение. И с помощью столь нехитрого инструмента прутик вращался в пять раз быстрее, чем при тех же движениях, если бы я тер прут между ладонями. А скорость вращения увеличивала и тепло, которое выделяется при трении прута и деревянного ложа. И как результат – не прошло и трех минут, как появился легкий дымок, а через еще минутку я заметил первый отблеск разгорающегося уголька. Пододвинул труху и сухую траву поближе к столь малому источнику огня и начал аккуратно раздувать уголёк. И вот первый язычок добытого человеком пламени осветил песок устроенного мной очага.

Когда солнце село за горизонт, с его последним отблеском, я поднял глаза от занявшегося костра. Поднял глаза и увидел широко распахнутые в немом удивлении глаза моих новых соплеменников. Не огонь они видели, а тот самый лучик заходящего солнца, что они просили оставить им. Таких больших глаз я не видел нигде и ни у кого ранее! Даже когда я, по их мнению, убил крокодила, не было столько удивления в их взгляде.

Вот так я стал Прометеем этого времени. Наверное, надо было гордиться собой, а мне хотелось только спать, такая невероятная усталость навалилась на меня. Усталость больше психологическая, чем физическая.

Но я не для того устраивал весь этот спектакль, чтобы разжечь огонь и заснуть. Ведь я планировал это действо именно в таком ключе только по одной причине. И причина эта казалась мне еще утром этого долгого дня основной.

Поднявшись с колен, я сделал широкий жест руками, как бы выделяя всех людей вокруг огня. Ох как трудно, было составить из имеющегося лексикона то, что мне необходимо было сказать. Это оказалось труднее, чем подготовить инструменты и, собственно, добыть огонь. Но я справился, не зря целый день думал. Моя речь, была коротка, ясна и, как это ни обидно, совершенно не нужна.

Это был шедевр ораторского искусства доисторического времени. То, как я все же умудрился объяснить, что все здесь собравшиеся теперь одно племя. Что мы теперь единое целое, и в этом нам благоволит само дневное светило! Что оно дало нам право огня, именно потому, что мы вместе.

В общем бесполезная трата времени. Эти люди, что провели всего одни сутки вместе, уже чувствовали себя единым племенем. Если бы я с самого утра удосужился повнимательнее смотреть, как они относятся друг к другу, как себя ведут, как разговаривают между собой. И не надо было для этого выдумывать какой-то ритуал, как это сделал я. Все шло так, как шло всегда, ослабленные племена объединились в одно, и не нужны были этому факту иные объяснения.

Безусловно, устроенное мной представление оказало огромное психологическое воздействие на людей. Оно также закрепило то, что де факто случилось, так сказать на официальном уровне. То есть, если до этого вечера люди вели себя как одно племя, но не осознавали этого, и в обычном режиме на это осознание ушли бы дни, а то и недели, то сейчас все кристаллизовалось мгновенно. Но цена! Цена, которую придется заплатить за эту «мгновенность», о ней-то я не подумал!